Страница:
– Твой отец был хорошим человеком и моим близким другом. И я хочу, чтобы у тебя было время пережить его уход из жизни, мой мальчик.
– Я любил своего отца, сэр. И еще долго буду его оплакивать. Но не сейчас. Я должен выполнить свой долг.
– Твой корабль активно участвовал в боевых действиях целых пятнадцать месяцев. Команда нуждается в отдыхе.
– Они все бодры и здоровы.
– Они все люди, которым необходимо заботиться о своих телах и душах. Им нужен отпуск, чтобы подправить свое моральное состояние и взбодрить боевой дух. Поскольку ты не просил отпуск от их имени, я решил предоставить его тебе.
– Но мы уже заставили Наполеона отступить. Мы уже перекрыли пути, по которым он получает оружие. Мы были готовы продолжать в том же духе, сэр.
Адмирал внимательно посмотрел на Маршалла:
– Ты уверен, что не хочешь просто заглушить боль утраты?
– Нет, сэр. Я хочу почтить его память победой в этой войне.
Адмирал поджал губы.
– Именно этого я и боялся. Мне не нужен капитан корабля, который хочет, чтобы им гордился его покойный отец. Мне нужен лидер, способный оценивать реальность и сохранять ясность мышления во время сражений. – Тон адмирала немного смягчился. – Маршалл… ты уже выиграл достаточно сражений во славу Короны. Ты первоклассный офицер, лучший капитан флота его величества. Ты уже отдал долг памяти своему отцу. Но ты стал забывать, что сейчас в тебе больше всего нуждается твоя семья, и самой лучшей данью памяти твоего отца – это если ты возьмешь на себя заботу о его делах. Ты об этом не задумывался, мой мальчик?
Маршалл стиснул зубы. Он всегда восхищался адмиралом Роуландом. Во многих отношениях он был для него в большей степени отцом, чем его собственный отец. А поскольку у адмирала никогда не было своих детей, Маршалл был как бы его сыном, который его понимал и шел по его стопам.
– Я нужен там, на море, сэр.
– Твоей матери и сестре ты тоже нужен. Я не прошу тебя отказаться от карьеры морского офицера. Я просто хочу предоставить тебе шанс отвлечься на короткое время, с тем чтобы ты мог привести в порядок дела отца. И я совсем не прочь почувствовать от тебя хоть немного благодарности за это. Не каждому я сделал бы такую скидку. Но ты не такой, как большинство моих офицеров. Многие из них вторые и третьи сыновья и не являются наследниками. И ни один из них не стал только что маркизом и пэром Англии, милорд.
Маршалл покачал головой. Он сомневался, что сможет когда-либо привыкнуть, что его будут называть маркизом Уорриджем. Он никогда не придавал значения титулам. Считал их незаслуженными. Он был знаком со многими аристократами, которые вели распутный образ жизни, но тем не менее требовали, чтобы к ним относились так, будто их титулы каким-то образом предполагают достоинства. Обращение «капитан» значило для него гораздо больше, чем «маркиз».
– Как твоя матушка переносит горе?
– Она справляется, сэр, – ответил Маршалл, сожалея о том, что говорит неправду, поскольку подозревал, что его мать более чем счастлива освободиться от второй половины своего неудачного брака. – Я передам ей, что вы спрашивали о ней.
– А твоя сестра?
Маршалл снова покачал головой:
– Жюстина была очень привязана к отцу. Это она ухаживала за ним во время его продолжительной болезни.
– Бедная девочка. Ей пришлось отказаться от многих предложений выйти замуж, не так ли?
– Да, вроде того. По правде говоря, она не слишком пыталась поощрять претендентов.
– Понимаю. Поскольку у вашего отца не было возможности позаботиться о том, чтобы найти ей достойного мужа, эта обязанность ляжет на тебя. И пока ты будешь этим заниматься, как знать, может, ты найдешь себе жену до того, как снова отправишься в плавание.
Маршалл сомневался, что он будет слишком этим озабочен. Его друзья часто подтрунивали над ним, говоря, что он женат на своем корабле. И в этом была большая доля правды. Все женщины его круга были бесцветными и предсказуемыми. Похожими друг на друга. А все вместе казались ему чем-то расплывчатым – только жеманные улыбки, притворные слабости и неинтересные светские сплетни. Они одевались одинаково, говорили одинаково и вели себя тоже одинаково. Казалось, что все они участницы в какой-то безымянной гонке на звание Леди Совершенство. Получить в жены такой приз – Боже избавь.
Его гораздо больше интересовали простые женщины, работавшие в трактирах и в портовых борделях. Они не притворялись леди. Их заботы были о том, чтобы в доме была еда для семьи, их не интересовало, какой оттенок желтого цвета считается в этом сезоне немодным. Его больше привлекала настоящая женщина, чем та, которая была настоящей леди.
Адмирал потушил сигару и встал.
– Я о тебе самого высокого мнения, мой мальчик. Поэтому приказываю тебе жить собственной жизнью. Оплакивай своего отца. Заботься о матери. Выдай замуж сестру. Женись. А через несколько месяцев вернешься ко мне для дальнейшего прохождения службы.
Маршалл тоже поднялся.
– А мой корабль, сэр?
– До твоего возвращения командовать «Возмездием» будет капитан Хедуэй.
Голова Маршалла поникла. Теперь он почувствовал себя так, будто в его семье произошли две смерти.
Ему показалось, что адмирал это понял.
– Послушай, мой мальчик. Ты же не ждешь, что я оставлю наш корабль на привязи в сухом доке до твоего возвращения?
– Нет, сэр, – пробормотал Маршалл. – Спасибо за обед и ваше общество, сэр. И за отпуск. Я признателен вам за вашу заботу о моей семье и сочувствие к нашей трагедии. Доброй ночи.
Маршалл отдал честь и направился к двери.
– Хоксуорт! – окликнул его адмирал.
– Да, сэр?
– Не задерживайся слишком долго. Мы не можем позволить, чтобы маленькие французские мальчики разыгрывали героев в школьных спектаклях, не так ли?
Как это похоже на адмирала Роуланда – сказать именно то, что хотел услышать Маршалл.
День выдался великолепный – на небе ни облачка. Как обычно бывает в самый разгар весны.
Эстер обменялась несколькими любезными фразами с Мейсоном Ройсом, прежде чем подняться наверх в комнату Атины.
Она тихо постучала в дверь.
– Атина?
Эстер заглянула в полутемную спальню. Хотя было уже больше одиннадцати часов утра, занавески все еще были задернуты. Воздух в комнате был спертым. Атина лежала в постели, уставившись в догорающее в камине пламя.
– Как ты себя чувствуешь?
Атина взглянула на Эстер, но как будто не узнала ее.
– Я приезжала к тебе вчера, но ты даже не спустилась, чтобы увидеться со мной.
– Уходи, Эстер, пожалуйста. У меня и сегодня нет настроения тебя видеть.
– Вот еще. Я не собираюсь позволить тебе предаваться мрачным мыслям ни секунды дольше. – Она отдернула занавески и открыла окно. – Давай вставай.
Атина прикрыла глаза ладонью.
– Если ты сейчас же не уйдешь, я позову дедушку.
– А кто, по-твоему, послал меня сюда? Вставай. День уже давно начался.
Атина села и взглянула на Эстер с нескрываемым раздражением. Ее подруга была в полном порядке в своем розовом платье, белой шали и таких же туфельках. Ленты в ее волосах тоже были розовые и белые. Даже румянец на светлой коже соответствовал ее наряду.
– Я посмотрю, какой ты будешь веселой, когда я вылью на твою голову содержимое моего ночного горшка.
– Это может даже улучшить запах в этой комнате. Сколько дней ты уже не мылась?
– Не знаю, – не скрывая сарказма, ответила Атина. – А какой сегодня день недели?
Эстер поджала губы.
– Я скажу, какой сегодня день. Сегодня мы с тобой отправляемся на прогулку в Гайд-парк.
– Отправляйся одна, а я останусь дома.
– Ничего подобного, – решительно заявила Эстер. – Давно пора забыть то, чему мы были свидетелями в Воксхолле.
Атина бросила на Эстер предостерегающий взгляд:
– Эстер Уиллетт, если только ты посмеешь назвать имя сама-знаешь-кого, я засуну свой зонтик сама-знаешь-куда.
– Договорились. А теперь иди и прими ванну. Я приготовлю тебе что-нибудь необыкновенное из одежды. И повезу тебя на охоту на свежую дичь.
К тому времени как они достигли Гайд-парка, Атина уже почти чувствовала себя прежней. Эстер останавливала ландо, чтобы поздороваться со всеми встречавшимися в парке на их пути, и Атина оказалась вовлеченной в светские разговоры – легкомысленные, а порой даже фривольные, – но это были именно такого сорта банальности, в которых она нуждалась. Надо отдать должное дамским бессмысленным разговорам – они по крайней мере отвлекают от размышлений о более неприятных сторонах жизни.
День выдался солнечный, и они решили прогуляться вдоль озера. Им попадались молодые влюбленные парочки, которые шли, взявшись за руки, и группки людей, явно наслаждавшихся погодой и прекрасными видами. Эстер болтала без умолку, комментируя то какую-то группу, то чье-то платье, и Атина постепенно приходила в себя.
Атина разглядывала пологие холмы, но неожиданно ее взгляд за что-то зацепился, от чего у нее сразу испортилось настроение. Это было что-то ускользающее, эфемерное, но оно повлияло на нее так же, как если бы она окунулась в холодную воду Темзы. Она посмотрела еще раз, желая понять, что же так ее расстроило. Ничего. Она тряхнула головой. Что за глупость!
А потом она это увидела. Ярко-синее пятно. Этот цвет с некоторых пор вызывал у Атины неконтролируемые приступы раздражения. На большом расстоянии от них на дорожке среди деревьев женщина в ярко-синем платье садилась в карету. Атина прищурилась. Она узнала платье… и женщину.
Атину окатила волна ярости. У нее была в запасе парочка непечатных слов для леди Понсонби, и, видит Бог, она их выскажет.
– Эстер, подожди меня здесь, – сказала Атина. – Я подъеду за тобой на ландо.
Недоуменный вопрос Эстер остался без ответа. Атина уже бежала к воротам у входа в парк, где они оставили ландо. Кучер сладко спал на козлах и испуганно встрепенулся, когда Атина только что не прыгнула в карету.
– Видишь вон тот экипаж? Следуй за ним. Если не отстанешь, получишь соверен.
– Да, мисс, – ответил кучер, кое-как нахлобучил шляпу и дернул за вожжи.
Атина кипела от ярости. У нее найдутся походящие – не слишком приличные – словечки для этой леди Понсонби. Ей хотелось просто отхлестать эту женщину, но она знала, что этим она не достигнет желаемого результата. Эту женщину надо оскорбить гораздо сильнее, чем просто попортить ей физиономию. Атина хотела, чтобы ей было так же невыносимо больно, как и ей самой.
Атина отмела обещание, данное ею герцогине Твиллингем, держаться подальше от леди Понсонби.
Атина неумолимо следовала за этой женщиной по улицам Лондона, пока ее карета не остановилась на Уайтчепел-стрит.
Леди Понсонби вышла из кареты и расплатилась с кучером. Затем подошла к дому из красного кирпича, поднялась по ступеням к выкрашенной в красный цвет двери, открыла ее и скрылась за нею.
Атина выскочила из кареты, взлетела по ступенькам и остановилась перед дверью. На двери висела деревянная дощечка, прибитая гвоздем. На ней было выведено большими буквами «Продается». Рядом, на кирпичной стене, висела тусклая бронзовая табличка, на которой значилось «“Храм наслаждения”, основан в 1795 году». Атина заколебалась. Она собиралась сделать нечто грандиозное и была уверена, что это изменит ее жизнь. Атина редко сожалела о том, что сделала, – чаще о том, чего не сделала. Поэтому она открыла дверь и вошла.
Ее тут же окутала темнота. Правда, постепенно она к ней стала привыкать. Позади холла была гостиная, выходившая окнами на улицу. Сквозь закрытые ставни в комнату все же проникали тонкие лучики света, так что Атина увидела обстановку гостиной.
Диваны и стулья были задрапированы белыми простынями, воздух был затхлым, и чувствовался запах плесени. Казалось, что в доме уже долгое время никто не живет. В воздухе стоял какой-то особый запах – странная смесь сигар, алкоголя и одеколона. На стенах не было ни картин, ни канделябров, но васильково-синий цвет, в который были выкрашены стены, от времени не поблек. В дальнем конце гостиной вдруг открылась дверь.
Атина скрестила на груди руки.
– Неужели это леди Понсонби собственной персоной?
На угловатом лице леди Понсонби отразилось удивление.
– Кто вы, черт побери?
Этот вопрос привел Атину в ярость.
– Кто я? Я та женщина, у которой вы украли ее будущее счастье.
Леди Понсонби посмотрела на Атину повнимательнее:
– Я действительно вас знаю. Вы протеже этой высокомерной коровы, герцогини Твиллингем. Я разговаривала с вами на прошлой неделе в Воксхолле.
– На прошлой неделе это было не единственное, чем вы занимались в Воксхолле. Я видела вас в аллее Любовников с Кельвином.
Леди Понсонби вызывающе вздернула подбородок:
– Значит, это вы прятались за кустами? Разве ваша благодетельница не учила вас, что подсматривать за людьми считается неприличным?
– Кто бы говорил! А как посмотрело бы общество на женщину, которая совокуплялась бы на земле, как свинья в пору случки?
Медленными шагами леди Понсонби начала приближаться к Атине. Взгляд ее темных глаз был одновременно глубоким и пустым, словно скрывал какой-то секрет – притом не слишком счастливый.
– Во-первых, моя маленькая шотландская мисс, мне в высшей степени наплевать на то, что обо мне думает общество. А во-вторых, какое отношение имеет к вам моя личная жизнь?
Хотя леди Понсонби была гораздо выше ростом, Атина не дрогнула.
– А то, что мужчина в вашей «личной жизни» был не ваш. Он был мой.
Взгляд женщины немного смягчился.
– Ах, вот в чем дело. Вы приревновали меня к этому молокососу. Мне он не нужен. Можете его забирать.
Она повернулась, собираясь уйти.
Атину взбесил ее снисходительный тон. Она схватила первую попавшуюся под руку вещь – незажженный подсвечник – и швырнула его в пустой камин. Тяжелое серебро ударилось о кирпичи со страшным грохотом и упало на дно камина.
– Он должен был стать моим женихом! А вы отняли его у меня!
Слезы подступили к глазам Атины, и она отвернулась, чтобы их скрыть.
Леди Понсонби молчала, но она явно не потеряла самообладания.
– Если это может как-то вас утешить, он меня не любит. Мы ничего не значим друг для друга. – Она невесело хмыкнула. – Я даже не помню, как его фамилия.
Но это лишь повернуло острый клинок, засевший в сердце Атины с прошлой недели.
Леди Понсонби наклонилась, чтобы поднять помятый подсвечник.
– Он все еще ваш.
– Он мне больше не нужен.
– Почему? Потому что он захотел заняться любовью с другой женщиной?
– Именно.
Леди Понсонби пожала плечами:
– В таком случае будьте счастливы тем, что я избавила вас от того, что вы вдруг обнаружите правду о его изменах после того, как вы свяжете с ним свою жизнь.
В этом была доля истины. Но краски на палитре ее жизни уже были смешаны так, что ничего нельзя было разобрать.
– Я просто не могу понять, какого черта?..
– Он прыгнул в постель другой женщины? Проснись, крошка. У мужчин бывает лишь два состояния, в котором они пребывают, – смерь и измена.
– Но что он увидел в…
Атине не пришлось заканчивать предложение. Ответ она прочла на лице леди Понсонби.
– О, я поняла, – сказала она. – Дело не в том, что он изменил вам с другой женщиной. Дело в том, что он выбрал меня. – На лице леди Понсонби появилось выражение холодного самодовольства, и Атина почувствовала себя униженной. – И ты удивлена, что твой прекрасный принц предпочел увядшую старую каргу своей рыжеволосой принцессе. – Она не скрывала сарказма. – А это потому, моя лапочка, что я могу предложить ему то, чего ты просто не можешь.
Это был вопрос, который убивал в ней последние остатки гордости, но она должна была его задать.
– И что же это?
Леди Понсонби лучезарно улыбнулась:
– Ты не прочитаешь этого на страницах этого глупейшего справочника, который читают все дебютантки.
Атина почувствовала себя виноватой. И униженной.
– Я не дебютантка.
– Нет. Именно в этом проблема.
– Что вы имеете в виду?
– Сколько тебе лет?
– Вас это не касается.
– Хорошо, не говори. Но я уверена в том, что ты собрала достаточно пыли, сидя у стены на балах столь продолжительное время.
Атина покраснела, несмотря на свой воинственный вид.
– И это имеет отношение к тому, о чем вы говорите?
– Вот что я тебе скажу: ты созрела для того, чтобы тебя сорвали, но почему-то предпочитаешь оставаться не сорванной в ожидании умелого садовника.
– И где же альтернатива? Упасть в объятия первого попавшегося батрака? Я не отношусь к проституткам вашей матери.
Леди Понсонби хихикнула, но как-то невесело.
– Почему же? Ты просто этого не понимаешь. И ты, и все остальные розовые бутончики общества с самого начала воспитаны со специальной целью – подцепить первого подвернувшегося богатого джентльмена независимо от того, нравится он вам или нет. Нет никакой разницы между такими, как вы, и такими, как я. За исключением того, что я наслаждаюсь плодами своего труда, тогда как вы… Вы получаете согласие общества осуждать меня за это.
Атина не могла отрицать, что Понсонби в чем-то права. Если бы она присоединилась к мнению либо одних, либо других, она стала бы или невежей, или лицемеркой.
– Но в любом случае, – продолжала леди Понсонби, – возвращайся к своим сплетням в гостиной и вышиванию на пяльцах. Возвращайся к отличному руководству графини Кавендиш о том, как заполучить и удержать мужа. Прячь голову в песок, чтобы не знать, что на самом деле мужчине нужно от жены. К твоим фантазиям присоединится весь Лондон. Но тогда не удивляйся, что такие женщины, как я, находят дорогу в вашу украшенную кружевами жизнь.
Слова леди Понсонби жгли Атине сердце. Что бы это ни было, но что-то в ней не устраивало Кельвина, и она хотела знать что. Отчаянно хотела.
– Хорошо. Так просветите меня. Чего на самом деле мужчина хочет получить от жены?
Откинув голову, леди Понсонби рассмеялась:
– Спроси у них… если посмеешь. Могу пообещать, что тебе с удовольствием все покажут. Просто знай одно: нельзя заполучить мужчину, ни разу к нему не прикоснувшись. Пока ты будешь изо всех сил стараться быть твердой, другие женщины будут забавляться тем, что твердо у мужчин.
Атина опустилась на один из покрытых простыней стульев. Она ни на йоту не приблизилась к пониманию того, почему она не смогла завоевать сердце Кельвина. Что бы это ни было, она не найдет ничего путного в книге графини Кавендиш. Леди Понсонби была резкой и самоуверенной, даже циничной, но она оказалась права, а руководство графини – просто макулатура.
Атина оглядела комнату, полную призраков искателей удовольствия и тех, кто им эти удовольствия доставлял. Атина могла поспорить, что эти куртизанки знали, что ищет мужчина в женщине, и были полностью готовы дать им это… на короткое время и за приличную цену. Если бы только она могла побывать здесь, когда бордель процветал! В этих стенах была настоящая академия знаний того, как воспитать мужа – независимо от того, чей он. Атина была не дебютанткой, а дилетанткой. Будь она куртизанкой, она бы давно знала секрет, как подцепить мужа.
Атина вздохнула. Однако мужчины не женятся на куртизанках, не так ли? Они женятся на знатных леди. Она покачала головой. Единственное, на что способны жены, – это деторождение. Мужчине нужна жена только для того, чтобы она родила ему детей, а свою любовь и восхищение они отдают ночным бабочкам. Возможно ли сочетать одно с другим? Возможно ли быть той, кого он любит, и той, с кем он занимается любовью? Может ли женщина стать для мужчины одновременно и женой, и любовницей? Возможно ли, чтобы она, Атина, узнала, что такой мужчина, как Кельвин, на самом деле желает, и не покрыть себя при этом позором, а остаться безупречной?
Неожиданно в голову ей пришла мысль, но такая, в которой ей не хотелось признаваться. Но мысль завладела ею настолько, что она уже не могла от нее отделаться. Есть способ стать леди-куртизанкой. Но на это потребуются деньги. И умение. А главное – смелость.
Атина вышла из дома и сняла с гвоздя дощечку с надписью «Продается». Потом снова вошла в дом и распахнула дверь в гостиную леди Понсонби.
– Научите меня.
Глава 5
– Я любил своего отца, сэр. И еще долго буду его оплакивать. Но не сейчас. Я должен выполнить свой долг.
– Твой корабль активно участвовал в боевых действиях целых пятнадцать месяцев. Команда нуждается в отдыхе.
– Они все бодры и здоровы.
– Они все люди, которым необходимо заботиться о своих телах и душах. Им нужен отпуск, чтобы подправить свое моральное состояние и взбодрить боевой дух. Поскольку ты не просил отпуск от их имени, я решил предоставить его тебе.
– Но мы уже заставили Наполеона отступить. Мы уже перекрыли пути, по которым он получает оружие. Мы были готовы продолжать в том же духе, сэр.
Адмирал внимательно посмотрел на Маршалла:
– Ты уверен, что не хочешь просто заглушить боль утраты?
– Нет, сэр. Я хочу почтить его память победой в этой войне.
Адмирал поджал губы.
– Именно этого я и боялся. Мне не нужен капитан корабля, который хочет, чтобы им гордился его покойный отец. Мне нужен лидер, способный оценивать реальность и сохранять ясность мышления во время сражений. – Тон адмирала немного смягчился. – Маршалл… ты уже выиграл достаточно сражений во славу Короны. Ты первоклассный офицер, лучший капитан флота его величества. Ты уже отдал долг памяти своему отцу. Но ты стал забывать, что сейчас в тебе больше всего нуждается твоя семья, и самой лучшей данью памяти твоего отца – это если ты возьмешь на себя заботу о его делах. Ты об этом не задумывался, мой мальчик?
Маршалл стиснул зубы. Он всегда восхищался адмиралом Роуландом. Во многих отношениях он был для него в большей степени отцом, чем его собственный отец. А поскольку у адмирала никогда не было своих детей, Маршалл был как бы его сыном, который его понимал и шел по его стопам.
– Я нужен там, на море, сэр.
– Твоей матери и сестре ты тоже нужен. Я не прошу тебя отказаться от карьеры морского офицера. Я просто хочу предоставить тебе шанс отвлечься на короткое время, с тем чтобы ты мог привести в порядок дела отца. И я совсем не прочь почувствовать от тебя хоть немного благодарности за это. Не каждому я сделал бы такую скидку. Но ты не такой, как большинство моих офицеров. Многие из них вторые и третьи сыновья и не являются наследниками. И ни один из них не стал только что маркизом и пэром Англии, милорд.
Маршалл покачал головой. Он сомневался, что сможет когда-либо привыкнуть, что его будут называть маркизом Уорриджем. Он никогда не придавал значения титулам. Считал их незаслуженными. Он был знаком со многими аристократами, которые вели распутный образ жизни, но тем не менее требовали, чтобы к ним относились так, будто их титулы каким-то образом предполагают достоинства. Обращение «капитан» значило для него гораздо больше, чем «маркиз».
– Как твоя матушка переносит горе?
– Она справляется, сэр, – ответил Маршалл, сожалея о том, что говорит неправду, поскольку подозревал, что его мать более чем счастлива освободиться от второй половины своего неудачного брака. – Я передам ей, что вы спрашивали о ней.
– А твоя сестра?
Маршалл снова покачал головой:
– Жюстина была очень привязана к отцу. Это она ухаживала за ним во время его продолжительной болезни.
– Бедная девочка. Ей пришлось отказаться от многих предложений выйти замуж, не так ли?
– Да, вроде того. По правде говоря, она не слишком пыталась поощрять претендентов.
– Понимаю. Поскольку у вашего отца не было возможности позаботиться о том, чтобы найти ей достойного мужа, эта обязанность ляжет на тебя. И пока ты будешь этим заниматься, как знать, может, ты найдешь себе жену до того, как снова отправишься в плавание.
Маршалл сомневался, что он будет слишком этим озабочен. Его друзья часто подтрунивали над ним, говоря, что он женат на своем корабле. И в этом была большая доля правды. Все женщины его круга были бесцветными и предсказуемыми. Похожими друг на друга. А все вместе казались ему чем-то расплывчатым – только жеманные улыбки, притворные слабости и неинтересные светские сплетни. Они одевались одинаково, говорили одинаково и вели себя тоже одинаково. Казалось, что все они участницы в какой-то безымянной гонке на звание Леди Совершенство. Получить в жены такой приз – Боже избавь.
Его гораздо больше интересовали простые женщины, работавшие в трактирах и в портовых борделях. Они не притворялись леди. Их заботы были о том, чтобы в доме была еда для семьи, их не интересовало, какой оттенок желтого цвета считается в этом сезоне немодным. Его больше привлекала настоящая женщина, чем та, которая была настоящей леди.
Адмирал потушил сигару и встал.
– Я о тебе самого высокого мнения, мой мальчик. Поэтому приказываю тебе жить собственной жизнью. Оплакивай своего отца. Заботься о матери. Выдай замуж сестру. Женись. А через несколько месяцев вернешься ко мне для дальнейшего прохождения службы.
Маршалл тоже поднялся.
– А мой корабль, сэр?
– До твоего возвращения командовать «Возмездием» будет капитан Хедуэй.
Голова Маршалла поникла. Теперь он почувствовал себя так, будто в его семье произошли две смерти.
Ему показалось, что адмирал это понял.
– Послушай, мой мальчик. Ты же не ждешь, что я оставлю наш корабль на привязи в сухом доке до твоего возвращения?
– Нет, сэр, – пробормотал Маршалл. – Спасибо за обед и ваше общество, сэр. И за отпуск. Я признателен вам за вашу заботу о моей семье и сочувствие к нашей трагедии. Доброй ночи.
Маршалл отдал честь и направился к двери.
– Хоксуорт! – окликнул его адмирал.
– Да, сэр?
– Не задерживайся слишком долго. Мы не можем позволить, чтобы маленькие французские мальчики разыгрывали героев в школьных спектаклях, не так ли?
Как это похоже на адмирала Роуланда – сказать именно то, что хотел услышать Маршалл.
День выдался великолепный – на небе ни облачка. Как обычно бывает в самый разгар весны.
Эстер обменялась несколькими любезными фразами с Мейсоном Ройсом, прежде чем подняться наверх в комнату Атины.
Она тихо постучала в дверь.
– Атина?
Эстер заглянула в полутемную спальню. Хотя было уже больше одиннадцати часов утра, занавески все еще были задернуты. Воздух в комнате был спертым. Атина лежала в постели, уставившись в догорающее в камине пламя.
– Как ты себя чувствуешь?
Атина взглянула на Эстер, но как будто не узнала ее.
– Я приезжала к тебе вчера, но ты даже не спустилась, чтобы увидеться со мной.
– Уходи, Эстер, пожалуйста. У меня и сегодня нет настроения тебя видеть.
– Вот еще. Я не собираюсь позволить тебе предаваться мрачным мыслям ни секунды дольше. – Она отдернула занавески и открыла окно. – Давай вставай.
Атина прикрыла глаза ладонью.
– Если ты сейчас же не уйдешь, я позову дедушку.
– А кто, по-твоему, послал меня сюда? Вставай. День уже давно начался.
Атина села и взглянула на Эстер с нескрываемым раздражением. Ее подруга была в полном порядке в своем розовом платье, белой шали и таких же туфельках. Ленты в ее волосах тоже были розовые и белые. Даже румянец на светлой коже соответствовал ее наряду.
– Я посмотрю, какой ты будешь веселой, когда я вылью на твою голову содержимое моего ночного горшка.
– Это может даже улучшить запах в этой комнате. Сколько дней ты уже не мылась?
– Не знаю, – не скрывая сарказма, ответила Атина. – А какой сегодня день недели?
Эстер поджала губы.
– Я скажу, какой сегодня день. Сегодня мы с тобой отправляемся на прогулку в Гайд-парк.
– Отправляйся одна, а я останусь дома.
– Ничего подобного, – решительно заявила Эстер. – Давно пора забыть то, чему мы были свидетелями в Воксхолле.
Атина бросила на Эстер предостерегающий взгляд:
– Эстер Уиллетт, если только ты посмеешь назвать имя сама-знаешь-кого, я засуну свой зонтик сама-знаешь-куда.
– Договорились. А теперь иди и прими ванну. Я приготовлю тебе что-нибудь необыкновенное из одежды. И повезу тебя на охоту на свежую дичь.
* * *
Атина с наслаждением вдыхала свежий весенний воздух, пока открытое ландо Эстер катилось по улицам Лондона. Она подставляла лицо теплому солнцу, чувствуя себя увядшим цветком, который медленно возвращается к жизни.К тому времени как они достигли Гайд-парка, Атина уже почти чувствовала себя прежней. Эстер останавливала ландо, чтобы поздороваться со всеми встречавшимися в парке на их пути, и Атина оказалась вовлеченной в светские разговоры – легкомысленные, а порой даже фривольные, – но это были именно такого сорта банальности, в которых она нуждалась. Надо отдать должное дамским бессмысленным разговорам – они по крайней мере отвлекают от размышлений о более неприятных сторонах жизни.
День выдался солнечный, и они решили прогуляться вдоль озера. Им попадались молодые влюбленные парочки, которые шли, взявшись за руки, и группки людей, явно наслаждавшихся погодой и прекрасными видами. Эстер болтала без умолку, комментируя то какую-то группу, то чье-то платье, и Атина постепенно приходила в себя.
Атина разглядывала пологие холмы, но неожиданно ее взгляд за что-то зацепился, от чего у нее сразу испортилось настроение. Это было что-то ускользающее, эфемерное, но оно повлияло на нее так же, как если бы она окунулась в холодную воду Темзы. Она посмотрела еще раз, желая понять, что же так ее расстроило. Ничего. Она тряхнула головой. Что за глупость!
А потом она это увидела. Ярко-синее пятно. Этот цвет с некоторых пор вызывал у Атины неконтролируемые приступы раздражения. На большом расстоянии от них на дорожке среди деревьев женщина в ярко-синем платье садилась в карету. Атина прищурилась. Она узнала платье… и женщину.
Атину окатила волна ярости. У нее была в запасе парочка непечатных слов для леди Понсонби, и, видит Бог, она их выскажет.
– Эстер, подожди меня здесь, – сказала Атина. – Я подъеду за тобой на ландо.
Недоуменный вопрос Эстер остался без ответа. Атина уже бежала к воротам у входа в парк, где они оставили ландо. Кучер сладко спал на козлах и испуганно встрепенулся, когда Атина только что не прыгнула в карету.
– Видишь вон тот экипаж? Следуй за ним. Если не отстанешь, получишь соверен.
– Да, мисс, – ответил кучер, кое-как нахлобучил шляпу и дернул за вожжи.
Атина кипела от ярости. У нее найдутся походящие – не слишком приличные – словечки для этой леди Понсонби. Ей хотелось просто отхлестать эту женщину, но она знала, что этим она не достигнет желаемого результата. Эту женщину надо оскорбить гораздо сильнее, чем просто попортить ей физиономию. Атина хотела, чтобы ей было так же невыносимо больно, как и ей самой.
Атина отмела обещание, данное ею герцогине Твиллингем, держаться подальше от леди Понсонби.
Атина неумолимо следовала за этой женщиной по улицам Лондона, пока ее карета не остановилась на Уайтчепел-стрит.
Леди Понсонби вышла из кареты и расплатилась с кучером. Затем подошла к дому из красного кирпича, поднялась по ступеням к выкрашенной в красный цвет двери, открыла ее и скрылась за нею.
Атина выскочила из кареты, взлетела по ступенькам и остановилась перед дверью. На двери висела деревянная дощечка, прибитая гвоздем. На ней было выведено большими буквами «Продается». Рядом, на кирпичной стене, висела тусклая бронзовая табличка, на которой значилось «“Храм наслаждения”, основан в 1795 году». Атина заколебалась. Она собиралась сделать нечто грандиозное и была уверена, что это изменит ее жизнь. Атина редко сожалела о том, что сделала, – чаще о том, чего не сделала. Поэтому она открыла дверь и вошла.
Ее тут же окутала темнота. Правда, постепенно она к ней стала привыкать. Позади холла была гостиная, выходившая окнами на улицу. Сквозь закрытые ставни в комнату все же проникали тонкие лучики света, так что Атина увидела обстановку гостиной.
Диваны и стулья были задрапированы белыми простынями, воздух был затхлым, и чувствовался запах плесени. Казалось, что в доме уже долгое время никто не живет. В воздухе стоял какой-то особый запах – странная смесь сигар, алкоголя и одеколона. На стенах не было ни картин, ни канделябров, но васильково-синий цвет, в который были выкрашены стены, от времени не поблек. В дальнем конце гостиной вдруг открылась дверь.
Атина скрестила на груди руки.
– Неужели это леди Понсонби собственной персоной?
На угловатом лице леди Понсонби отразилось удивление.
– Кто вы, черт побери?
Этот вопрос привел Атину в ярость.
– Кто я? Я та женщина, у которой вы украли ее будущее счастье.
Леди Понсонби посмотрела на Атину повнимательнее:
– Я действительно вас знаю. Вы протеже этой высокомерной коровы, герцогини Твиллингем. Я разговаривала с вами на прошлой неделе в Воксхолле.
– На прошлой неделе это было не единственное, чем вы занимались в Воксхолле. Я видела вас в аллее Любовников с Кельвином.
Леди Понсонби вызывающе вздернула подбородок:
– Значит, это вы прятались за кустами? Разве ваша благодетельница не учила вас, что подсматривать за людьми считается неприличным?
– Кто бы говорил! А как посмотрело бы общество на женщину, которая совокуплялась бы на земле, как свинья в пору случки?
Медленными шагами леди Понсонби начала приближаться к Атине. Взгляд ее темных глаз был одновременно глубоким и пустым, словно скрывал какой-то секрет – притом не слишком счастливый.
– Во-первых, моя маленькая шотландская мисс, мне в высшей степени наплевать на то, что обо мне думает общество. А во-вторых, какое отношение имеет к вам моя личная жизнь?
Хотя леди Понсонби была гораздо выше ростом, Атина не дрогнула.
– А то, что мужчина в вашей «личной жизни» был не ваш. Он был мой.
Взгляд женщины немного смягчился.
– Ах, вот в чем дело. Вы приревновали меня к этому молокососу. Мне он не нужен. Можете его забирать.
Она повернулась, собираясь уйти.
Атину взбесил ее снисходительный тон. Она схватила первую попавшуюся под руку вещь – незажженный подсвечник – и швырнула его в пустой камин. Тяжелое серебро ударилось о кирпичи со страшным грохотом и упало на дно камина.
– Он должен был стать моим женихом! А вы отняли его у меня!
Слезы подступили к глазам Атины, и она отвернулась, чтобы их скрыть.
Леди Понсонби молчала, но она явно не потеряла самообладания.
– Если это может как-то вас утешить, он меня не любит. Мы ничего не значим друг для друга. – Она невесело хмыкнула. – Я даже не помню, как его фамилия.
Но это лишь повернуло острый клинок, засевший в сердце Атины с прошлой недели.
Леди Понсонби наклонилась, чтобы поднять помятый подсвечник.
– Он все еще ваш.
– Он мне больше не нужен.
– Почему? Потому что он захотел заняться любовью с другой женщиной?
– Именно.
Леди Понсонби пожала плечами:
– В таком случае будьте счастливы тем, что я избавила вас от того, что вы вдруг обнаружите правду о его изменах после того, как вы свяжете с ним свою жизнь.
В этом была доля истины. Но краски на палитре ее жизни уже были смешаны так, что ничего нельзя было разобрать.
– Я просто не могу понять, какого черта?..
– Он прыгнул в постель другой женщины? Проснись, крошка. У мужчин бывает лишь два состояния, в котором они пребывают, – смерь и измена.
– Но что он увидел в…
Атине не пришлось заканчивать предложение. Ответ она прочла на лице леди Понсонби.
– О, я поняла, – сказала она. – Дело не в том, что он изменил вам с другой женщиной. Дело в том, что он выбрал меня. – На лице леди Понсонби появилось выражение холодного самодовольства, и Атина почувствовала себя униженной. – И ты удивлена, что твой прекрасный принц предпочел увядшую старую каргу своей рыжеволосой принцессе. – Она не скрывала сарказма. – А это потому, моя лапочка, что я могу предложить ему то, чего ты просто не можешь.
Это был вопрос, который убивал в ней последние остатки гордости, но она должна была его задать.
– И что же это?
Леди Понсонби лучезарно улыбнулась:
– Ты не прочитаешь этого на страницах этого глупейшего справочника, который читают все дебютантки.
Атина почувствовала себя виноватой. И униженной.
– Я не дебютантка.
– Нет. Именно в этом проблема.
– Что вы имеете в виду?
– Сколько тебе лет?
– Вас это не касается.
– Хорошо, не говори. Но я уверена в том, что ты собрала достаточно пыли, сидя у стены на балах столь продолжительное время.
Атина покраснела, несмотря на свой воинственный вид.
– И это имеет отношение к тому, о чем вы говорите?
– Вот что я тебе скажу: ты созрела для того, чтобы тебя сорвали, но почему-то предпочитаешь оставаться не сорванной в ожидании умелого садовника.
– И где же альтернатива? Упасть в объятия первого попавшегося батрака? Я не отношусь к проституткам вашей матери.
Леди Понсонби хихикнула, но как-то невесело.
– Почему же? Ты просто этого не понимаешь. И ты, и все остальные розовые бутончики общества с самого начала воспитаны со специальной целью – подцепить первого подвернувшегося богатого джентльмена независимо от того, нравится он вам или нет. Нет никакой разницы между такими, как вы, и такими, как я. За исключением того, что я наслаждаюсь плодами своего труда, тогда как вы… Вы получаете согласие общества осуждать меня за это.
Атина не могла отрицать, что Понсонби в чем-то права. Если бы она присоединилась к мнению либо одних, либо других, она стала бы или невежей, или лицемеркой.
– Но в любом случае, – продолжала леди Понсонби, – возвращайся к своим сплетням в гостиной и вышиванию на пяльцах. Возвращайся к отличному руководству графини Кавендиш о том, как заполучить и удержать мужа. Прячь голову в песок, чтобы не знать, что на самом деле мужчине нужно от жены. К твоим фантазиям присоединится весь Лондон. Но тогда не удивляйся, что такие женщины, как я, находят дорогу в вашу украшенную кружевами жизнь.
Слова леди Понсонби жгли Атине сердце. Что бы это ни было, но что-то в ней не устраивало Кельвина, и она хотела знать что. Отчаянно хотела.
– Хорошо. Так просветите меня. Чего на самом деле мужчина хочет получить от жены?
Откинув голову, леди Понсонби рассмеялась:
– Спроси у них… если посмеешь. Могу пообещать, что тебе с удовольствием все покажут. Просто знай одно: нельзя заполучить мужчину, ни разу к нему не прикоснувшись. Пока ты будешь изо всех сил стараться быть твердой, другие женщины будут забавляться тем, что твердо у мужчин.
Атина опустилась на один из покрытых простыней стульев. Она ни на йоту не приблизилась к пониманию того, почему она не смогла завоевать сердце Кельвина. Что бы это ни было, она не найдет ничего путного в книге графини Кавендиш. Леди Понсонби была резкой и самоуверенной, даже циничной, но она оказалась права, а руководство графини – просто макулатура.
Атина оглядела комнату, полную призраков искателей удовольствия и тех, кто им эти удовольствия доставлял. Атина могла поспорить, что эти куртизанки знали, что ищет мужчина в женщине, и были полностью готовы дать им это… на короткое время и за приличную цену. Если бы только она могла побывать здесь, когда бордель процветал! В этих стенах была настоящая академия знаний того, как воспитать мужа – независимо от того, чей он. Атина была не дебютанткой, а дилетанткой. Будь она куртизанкой, она бы давно знала секрет, как подцепить мужа.
Атина вздохнула. Однако мужчины не женятся на куртизанках, не так ли? Они женятся на знатных леди. Она покачала головой. Единственное, на что способны жены, – это деторождение. Мужчине нужна жена только для того, чтобы она родила ему детей, а свою любовь и восхищение они отдают ночным бабочкам. Возможно ли сочетать одно с другим? Возможно ли быть той, кого он любит, и той, с кем он занимается любовью? Может ли женщина стать для мужчины одновременно и женой, и любовницей? Возможно ли, чтобы она, Атина, узнала, что такой мужчина, как Кельвин, на самом деле желает, и не покрыть себя при этом позором, а остаться безупречной?
Неожиданно в голову ей пришла мысль, но такая, в которой ей не хотелось признаваться. Но мысль завладела ею настолько, что она уже не могла от нее отделаться. Есть способ стать леди-куртизанкой. Но на это потребуются деньги. И умение. А главное – смелость.
Атина вышла из дома и сняла с гвоздя дощечку с надписью «Продается». Потом снова вошла в дом и распахнула дверь в гостиную леди Понсонби.
– Научите меня.
Глава 5
– Школа для старых дев?
Мейсон Ройс опустил газету и с удивлением посмотрел на Атину. Она села на стул напротив него.
– Пансион благородных девиц, дедушка. Академия для девушек, достигших брачного возраста, где их будут обучать тому, как заполучить, а потом ублажать мужа. Все пользуются рекомендациями графини Кавендиш.
Но существовала некая скрытая программа, о которой у нее не было ни малейшего желания рассказывать дедушке.
Дед сдвинул седые брови.
– Но ты мне говорила, что книга этой графини – это осквернение самого понятия «литература». – Мейсон Ройс снял очки. – К тому же ты понятия не имеешь, как руководить таким пансионом.
– Я не умела писать маслом, пока не попробовала. По-моему, такое обучение просто необходимо. В обществе много таких молодых леди, которые считаются старыми девами, потерявшими надежду выйти замуж, а я хочу предложить им шанс совершенствовать те достоинства, которыми они обладают, и приобрести те, которых у них пока нет. Возьми, например, Джо Айсли. Она умеет играть на рояле и петь, но будет совершенно неспособна вести хозяйство какого-нибудь джентльмена. Или Вайолет Тиздейл, старшая дочь барона Уотсита. Она может рассказать все о Древнем Египте, а за обеденным столом слово боится вымолвить. Книга графини Кавендиш творит чудеса.
– А как насчет Кельвина Бредертона? Разве ты не собираешься за него замуж?
Атина напряглась.
– Кельвину придется подождать. Пансион более важен. Если книга графини Кавендиш так меня изменила, что я сумела добиться предложения красавца графа, я считаю себя должницей тех девушек, которые потеряли всякую надежду. – Она сделала строгое лицо, словно собиралась солгать по-крупному. – Я уже написала графине Кавендиш и попросила у нее благословения, она просто в восторге от моей затеи. Она даже сказала, что сможет время от времени читать у нас лекции, когда начнутся занятия.
Дед провел рукой по редеющим волосам.
– А чему у вас будут учить?
– Только вещам и занятиям, подобающим леди. Искусство, литература, поддержание беседы за столом.
Но она не сказала, что у нее и другие планы. Занятия, например, будут также посвящены искусству обольщения, чтению эротической литературы и тому подобному.
– Это, конечно, благородная цель, – со вздохом произнес дедушка, – но у нас совсем нет денег. Сколько все это может стоить, как, по-твоему?
Атина скрыла улыбку.
– Нам это ничего не будет стоить. У Эстер есть необходимые средства, и она согласилась вложить деньги в пансион. Я уже выбрала район. Он находится в самом центре Лондона, недалеко от Сити. Здание продается, и по тому, как оно выглядит, ремонт не потребуется. А владелец дома горит желанием поскорее его продать. Если все пойдет хорошо – а я думаю, что так и будет, – занятия уже можно начать через пару недель.
– Отлично.
Сказав это, Мейсон Ройс снова скрылся за своей газетой.
Атина встала, поцеловала деда в щеку и собралась уйти, торжествуя победу.
– А что сказала ее светлость герцогиня Твиллингем?
Сладость триумфа сменилась горечью поражения.
– Я… я не знала, что с ней надо было проконсультироваться.
– Как же так? Ведь она теперь твоя благодетельница. Она согласилась помочь в том, чтобы ты обручилась. Пока ты не вышла замуж, ты должна удостовериться в том, что она одобрит все, что бы ты ни предпринимала.
Атина знала, что спрашивать ни к чему. Герцогиня ее планы не одобрит, особенно если выплывет имя леди Понсонби. Настало время для еще одной невинной лжи.
– Перед тем как она отправилась в путешествие по Италии, я упомянула о моем плане. Но ты же знаешь, каковы эти светские матроны. Она просто сморщила нос. Они смотрят с подозрением на любую леди, если она не в гостиной. Но чем больше я объясняла ей, какое это благодеяние – научить других женщин тому, чему она научила меня, тем больше она склонялась одобрить мою идею. Она даже была польщена.
– Мне бы очень хотелось, чтобы ты просто вышла замуж за Бредертона и забыла про все это.
Атина вернулась и села на ручку кресла, в котором сидел дед.
– Ты помнишь сказки, которые ты мне рассказывал, когда я была маленькой? О Золушке и принце и другие?
Мейсон улыбнулся:
– Конечно, помню.
– Ты рассказывал мне, как бедняжку Золушку никто не замечал, когда на ней были лохмотья. Но стоило ей надеть нарядное платье и туфельки, принц, сын короля, влюбился в нее с первого взгляда. – Атина обняла деда. – В обществе полно принцев для таких девушек, как Золушка. Им просто нужна крестная, которая показала бы им, что следует надевать на бал. Понимаешь, дедуля?
Он громко вздохнул и похлопал по обнимавшей его руке.
– Полагаю, что я просто глупый старик, который очень любит тебя. Вот тебе мое благословение!
Мейсон Ройс опустил газету и с удивлением посмотрел на Атину. Она села на стул напротив него.
– Пансион благородных девиц, дедушка. Академия для девушек, достигших брачного возраста, где их будут обучать тому, как заполучить, а потом ублажать мужа. Все пользуются рекомендациями графини Кавендиш.
Но существовала некая скрытая программа, о которой у нее не было ни малейшего желания рассказывать дедушке.
Дед сдвинул седые брови.
– Но ты мне говорила, что книга этой графини – это осквернение самого понятия «литература». – Мейсон Ройс снял очки. – К тому же ты понятия не имеешь, как руководить таким пансионом.
– Я не умела писать маслом, пока не попробовала. По-моему, такое обучение просто необходимо. В обществе много таких молодых леди, которые считаются старыми девами, потерявшими надежду выйти замуж, а я хочу предложить им шанс совершенствовать те достоинства, которыми они обладают, и приобрести те, которых у них пока нет. Возьми, например, Джо Айсли. Она умеет играть на рояле и петь, но будет совершенно неспособна вести хозяйство какого-нибудь джентльмена. Или Вайолет Тиздейл, старшая дочь барона Уотсита. Она может рассказать все о Древнем Египте, а за обеденным столом слово боится вымолвить. Книга графини Кавендиш творит чудеса.
– А как насчет Кельвина Бредертона? Разве ты не собираешься за него замуж?
Атина напряглась.
– Кельвину придется подождать. Пансион более важен. Если книга графини Кавендиш так меня изменила, что я сумела добиться предложения красавца графа, я считаю себя должницей тех девушек, которые потеряли всякую надежду. – Она сделала строгое лицо, словно собиралась солгать по-крупному. – Я уже написала графине Кавендиш и попросила у нее благословения, она просто в восторге от моей затеи. Она даже сказала, что сможет время от времени читать у нас лекции, когда начнутся занятия.
Дед провел рукой по редеющим волосам.
– А чему у вас будут учить?
– Только вещам и занятиям, подобающим леди. Искусство, литература, поддержание беседы за столом.
Но она не сказала, что у нее и другие планы. Занятия, например, будут также посвящены искусству обольщения, чтению эротической литературы и тому подобному.
– Это, конечно, благородная цель, – со вздохом произнес дедушка, – но у нас совсем нет денег. Сколько все это может стоить, как, по-твоему?
Атина скрыла улыбку.
– Нам это ничего не будет стоить. У Эстер есть необходимые средства, и она согласилась вложить деньги в пансион. Я уже выбрала район. Он находится в самом центре Лондона, недалеко от Сити. Здание продается, и по тому, как оно выглядит, ремонт не потребуется. А владелец дома горит желанием поскорее его продать. Если все пойдет хорошо – а я думаю, что так и будет, – занятия уже можно начать через пару недель.
– Отлично.
Сказав это, Мейсон Ройс снова скрылся за своей газетой.
Атина встала, поцеловала деда в щеку и собралась уйти, торжествуя победу.
– А что сказала ее светлость герцогиня Твиллингем?
Сладость триумфа сменилась горечью поражения.
– Я… я не знала, что с ней надо было проконсультироваться.
– Как же так? Ведь она теперь твоя благодетельница. Она согласилась помочь в том, чтобы ты обручилась. Пока ты не вышла замуж, ты должна удостовериться в том, что она одобрит все, что бы ты ни предпринимала.
Атина знала, что спрашивать ни к чему. Герцогиня ее планы не одобрит, особенно если выплывет имя леди Понсонби. Настало время для еще одной невинной лжи.
– Перед тем как она отправилась в путешествие по Италии, я упомянула о моем плане. Но ты же знаешь, каковы эти светские матроны. Она просто сморщила нос. Они смотрят с подозрением на любую леди, если она не в гостиной. Но чем больше я объясняла ей, какое это благодеяние – научить других женщин тому, чему она научила меня, тем больше она склонялась одобрить мою идею. Она даже была польщена.
– Мне бы очень хотелось, чтобы ты просто вышла замуж за Бредертона и забыла про все это.
Атина вернулась и села на ручку кресла, в котором сидел дед.
– Ты помнишь сказки, которые ты мне рассказывал, когда я была маленькой? О Золушке и принце и другие?
Мейсон улыбнулся:
– Конечно, помню.
– Ты рассказывал мне, как бедняжку Золушку никто не замечал, когда на ней были лохмотья. Но стоило ей надеть нарядное платье и туфельки, принц, сын короля, влюбился в нее с первого взгляда. – Атина обняла деда. – В обществе полно принцев для таких девушек, как Золушка. Им просто нужна крестная, которая показала бы им, что следует надевать на бал. Понимаешь, дедуля?
Он громко вздохнул и похлопал по обнимавшей его руке.
– Полагаю, что я просто глупый старик, который очень любит тебя. Вот тебе мое благословение!
«Мой дорогой лорд Стокдейл.
Я только что узнала о причине, по которой Вам отказала мисс Макаллистер. Очевидно, она изменила мнение о Вас, потому что застала Вас на месте преступления с известной Вам женщиной в Воксхолле.