Мишель Маркос. Уроки влюбленного лорда

Мишель Маркос
Уроки влюбленного лорда

Пролог

   Рейвенз-Крейг-Хаус
   Россшир, Шотландия
   За двенадцать лет до того
 
   – Мама? – позвала Шона, надув розовые губки.
   Фиона выпрямилась, все еще держа в руке свой незашнурованный башмак.
   – Да?
   – Если Боженька создал пауков, зачем ты только что пыталась раздавить этого?
   Фиона покачала головой, продолжая искать членистоногое под столом. Чтобы дать ответ своей восьмилетней дочери, ей пришлось задуматься.
   – Хм, ему не место на моей кухне. Раз Господь создал тварь с таким количеством ног, то она должна находиться там, где достаточно места, чтобы бегать.
   Ротик Шоны сложился в «о», когда она постигла смысл сказанного, и она, обрадовавшись, спрыгнула со стула.
   – Тогда я отнесу его на улицу, мамочка.
   Шона опустилась на корточки, и ее черные волосы рассыпались по плечам.
   Она увидела, как черный паук, не больше кончика ее пальца, медленно ползет вверх по ножке кухонного стола. Мама крошила для ужина картошку и репу, и маленькому паучку было опасно здесь оставаться. Ее младший братишка Кэмран играл на полу в окружении игрушечных солдатиков, вырезанных их отцом.
   Взяв пустую деревянную коробку, Шона поставила ее на пол под паучком и наклонилась ближе к крохотному созданию. Ее большие зеленые глаза округлились. Он показался ей таким одиноким здесь, вдали от своего дома. Все должны находиться дома со своей семьей. «Я отнесу тебя домой», – подумала она, адресуя свои мысли паучку, уверенная, что он поймет ее. Сложив губы, Шона подула.
   Испуганный паучок отцепился от деревянной поверхности и, повиснув на паутинке, приземлился в деревянной коробке.
   – Я поймала его, мамочка! – крикнула она восторженно и подняла коробку, чтобы мать могла увидеть.
   – Молодчина, Шона, – похвалила Фиона безрадостно, с трудом сдерживая отвращение. – Не забудь выпустить его на улице, где ему самое место.
   Ее старший брат Малькольм сложил снаружи поленницу. Там среди дров Шона видела пауков, особенно много их было внизу, где лежали наиболее старые поленья. Наверно, там и обитала семья Маленького Паучка.
   Шона перевернула коробку на поленницу, Маленький Паучок выполз наружу и исчез.
   – У тебя слишком много ножек, чтобы находиться в доме, – сказала она, предостерегающе погрозив ему пальцем. – Смотри, больше не забегай внутрь.
   Вдали за пешеходным мостиком она увидела три приближавшиеся фигуры. Отец и старшие братья возвращались с охоты. На шесте, который несли на плечах Томас и Хэмиш, болтался огромный убитый вепрь.
   – Мама! – закричала Шона. – Папа вернулся!
   Сообщив новость, она пронеслась мимо тринадцатилетнего брата Малькольма, который уныло шатался по дому, недовольный тем, что ему пока не разрешают ходить на охоту со старшими. Ее сестра-двойняшка Уиллоу взвизгнула от радости и, бросив лепешку, которую лепила, выскочила из дома.
   Шона хотела первой встретить отца, но Уиллоу опередила ее, помчавшись со всех ног по тропинке. Джон подхватил Уиллоу в свои могучие руки и закружил, а она залилась звонким смехом. Даже в угасающем свете заходящего солнца Шона видела радостную улыбку на лице отца, обнимавшего ее прелестную белокурую сестренку.
   Джон посадил Уиллоу на руку и понес к дому.
   – Ты была послушной девочкой, Уиллоу?
   – Да, папочка. Я испекла на ужин пресные лепешки.
   – Как я рад это слышать, – сказал он, направляясь к входной двери. – Я проголодался, как медведь в весеннюю пору. Хочу сам все съесть!
   Он пощекотал дочь, и Уиллоу захихикала.
   – А ты, Шона? Заботилась о матери, пока нас не было?
   – Я спасла паучка.
   – Мне на сладкое?
   Шона весело рассмеялась:
   – Он не для еды, папочка!
   Он смахнул с ее лба черный локон.
   На пороге их встретила Фиона, вытирая руки о передник.
   – Я рада, что ты вернулся, – сказала она, целуя отца своих детей в губы, что всегда казалось Шоне отвратительным, хотя, делая это, ее родители неизменно улыбались. – Я обожаю тебя, Джон Макаслан.
   – Как и я тебя, Фиона Макаслан.
   Старшие братья опустили кабана на разделочный стол и вытащили шест, продетый между его связанными ногами. Малькольм подошел к столу, чтобы взглянуть на добычу, в охоте ему пока не позволяли участвовать. Его лицо по-прежнему оставалось унылым. Он был единственный, кто не радовался.
   Джон сжал плечо Малькольма.
   – Я знаю, сын, что ты хотел бы сам принести эту добычу в дом. Но охота на вепря – слишком опасное занятие для мужчины, которому еще предстоит повзрослеть.
   – Я уже достаточно взрослый, отец, – возразил тринадцатилетний парень.
   – Ну да, – ответил Джон, – однако высокий и взрослый не одно и то же. Не боись… за зиму мы нарастим мясо на твои руки. В следующий сезон я возьму тебя с собой. И тогда, возможно, ты завалишь кабана.
   Уголки рта Малькольма чуть дрогнули.
   – Обещаешь?
   Джон улыбнулся:
   – Да. Обещаю.
   Бам! Внезапный грубый стук в дверь заставил Фиону вскрикнуть. Дверь распахнулась, и в дом ввалилась группа мужчин в красной от крови одежде, сочащейся из ран.
   Фиона схватила Шону за руку и спрятала за спину вместе с Уиллоу и Кэмраном. Вооружившись охотничьим ножом, Джон загородил семью от незваных гостей.
   – Кто вы такие, черт подери? – спросил он.
   – Черт и вправду, – ответил сердитый мужчина с бородой. – Ты, видно, не ожидал сородичей из своего клана? Думал, твоя трусость останется незамеченной?
   – Убирайтесь вон! – приказал отец.
   Бородач глухо рассмеялся.
   – Видите, парни? Теперь он храбрый, да? А где она была твоя храбрость вчера, когда клан собирал силы, чтобы драться? Где ты был?
   Бородач нацелил острие меча в грудь Джона.
   Фиона повернулась к детям и опустилась перед ними на колени. Ее рука на плече Шоны дрожала. Шона никогда не видела свою мать такой испуганной.
   – Спрячьтесь. Бегите!
   Шона кивнула. Взяв Кэмрана, она толкнула его в буфет, в то время как Уиллоу отказалась отцепляться от матери. Ее маленькие кулачки крепко сжимали складки ее платья. Но Шона оторвала ее от матери и затолкала в буфет к брату. А сама, поскольку места там больше не оказалось, забилась под стол с посудой.
   – Я лично представил свое дело вождю, – объяснил Джон. – Я не враждую с Макбреями. Мой сын Хэмиш женится на одной из их дочерей. Я не мог с ними драться.
   – Не стал бы, ты хотел сказать. Хотя со своими арендаторами мог бы значительно увеличить наши силы на поле боя. Если бы они увидели, что нас больше, возможно, дело не дошло бы до крови. Но без тебя нас оказалось меньше. Макбреи это видели. Они порвали нас на куски. Всего за два часа бой был проигран.
   Из-под стола Шона видела лишь испачканные грязью ноги мужчин.
   – Мне жаль, – услышала она голос отца.
   – Жаль? – Другой человек приблизился к ее отцу на несколько шагов. – Я видел, как на поле брани погибли два моих сына. Я нашел Уильяма с мечом в груди. А моему Роберту сломали шею. Он целый час мучился, пока не умер. – Его голос дрожал от боли. – Ты еще не познал глубину горя!
   – Я знаю, что ты горюешь, – сказал отец. – Но я не виноват в смерти твоих сыновей.
   – Еще как виноват, – возразил бородатый мужчина. – Смерть его сыновей, а также каждый погибший или увечный воин на твоей совести. На твоей и твоих работников, попрятавшихся по домам со своими женщинами. Парни, не позволим, чтобы говорили, что в нашем клане нет справедливости. Зуб за зуб. Раз Ангус потерял двух сыновей, тогда и Джону не будет позволено сохранить своих!
   – Нет! – крикнула Фиона, бросившись вперед, чтобы закрыть грудью своих старших мальчиков.
   Шона услышала звук удара, и мать упала на пол, схватившись за щеку. Потом она увидела, как ее брат Томас бросился на обидчика, и в потасовку вступили еще двое мужчин. Подняв кинжал, ее отец тоже врезался в толпу.
   Завязалась всеобщая драка. Сердце в груди Шоны громко стучало, и она заплакала.
   Кулаки и кинжалы мелькали на кухне, казалось, целую вечность. Своего отца в толпе разъяренных мужчин Шона больше не видела. Ее мать, вооружившись кухонным ножом, бросилась на человека, избивавшего Хэмиша. Тогда один из рассвирепевших мужчин схватил ее сзади и, обозвав плохим именем, полоснул ножом по горлу.
   Фиона упала на колени, зажимая пальцами рану на шее, сквозь которые сочилась кровь. С искаженным от ужаса лицом, она издавала какие-то странные булькающие звуки. Ее красивое желтое платье окрасилось кровью. Шона со страхом смотрела, как вращаются глаза ее матери, словно у испуганной лошади. Наконец взгляд Фионы замер на залитом слезами лице Шоны, забившейся под стол.
   – Мама, – прошептала Шона.
   Но мать не ответила, уткнувшись лицом в лужу собственной крови.
   Шона в ужасе наблюдала, как из ее матери вытекает драгоценная кровь.
   Крики и шум внезапно прекратились. Разъяренные мужчины больше не дрались, а лишь переговаривались друг с другом. Шона посмотрела в сторону кухонного стола, за которым на полу лежал ее отец с мечом в груди.
   «Вставай, папочка», – приказала она ему мысленно, хотя знала, что он не поймет. По мере того как кровь вытекала из раны, конвульсии по его телу пробегали все реже и реже.
   Внезапно в лужу маминой крови ступила нога, и чья-то рука схватила ее за запястье. Шона взвизгнула.
   Какой-то человек поднял ее на руки.
   – Ты не эту маленькую мышку ищешь? Какая ты хорошенькая, правда?
   Ее отчаяние переросло в гнев, и она обрушила на волосатое лицо мужчины свои кулачки. В нос ей ударил уксусный запах пота и ненависти. Несмотря на свои восемь лет, Шона была сильной, и от каждого ее удара голова мужчины отлетала назад. Он бросил ее в раздражении, и она больно ударилась об пол. Тогда он схватил ее за волосы и поволок к очагу, где другой мужчина накалял на огне железо.
   – Вот твой первый слейтер, Селдомридж. Прижги ее.
   Шона попыталась отползти в сторону, но ее волосы были крепко намотаны на руку бородача, и он не собирался ее отпускать.
   Тот, который был пониже, схватил ее за запястье и направил раскаленное железо к тыльной стороне ее ладони.
   Шона отчаянно сопротивлялась, но мужчины были гораздо сильнее. Она видела, как железо неуклонно приближается, и ее пальцы в бессилии скорчились. Следом она услышала шипение и ощутила боль. Когда темнеющее железо обожгло ее кожу, она пронзительно завизжала. Такой боли она еще не испытывала. И такой жестокости.
   Когда они отпустили ее, она метнулась в угол. Внутри у нее все разрывалось от агонии боли, и никаких слез, казалось, не хватит, чтобы заглушить эту боль. Она посмотрела на искалеченную руку. Вздувшись пузырем, на ней проступила извилистая отметина. На ее коже выжгли знак змеи.
   Вскоре она поняла, что скулит не одна. Из буфета доносились всхлипывания ее сестры-двойняшки, выдавая место ее укрытия. Шона инстинктивно перебежала к буфету и уселась перед ним. Но они уже услышали, потому что ждали, что ее брат и сестра выдадут свое местонахождение. Бородач схватил ее за плечо и отшвырнул. Шона приземлилась на мертвое тело матери.
   Распахнув дверцы буфета, мужчина выволок оттуда Кэмрана. Мальчик отбивался, но его сила не могла сравниться с силой мужчины.
   В этот момент Малькольм открыл глаза и застонал.
   – Малькольм! – воскликнула Шона, обрадовавшись, что брат жив.
   Если бы он помог, они могли бы сбежать. Но он больше не шевелился. Из его ушей текла кровь.
   Затем раздался пронзительный крик Кэмрана, его тоже заклеймили. Нужно было что-то делать. Шона сунула голову в буфет и дернула Уиллоу, чьи глаза были крепко зажмурены. Сжав пальцами локоть сестры, Шона ощутила острую боль, но Уиллоу не пошевелилась.
   – Идем со мной! – крикнула Шона, и Уиллоу распахнула глаза.
   Не отрывая от сестры взгляда, Уиллоу выбралась из буфета. Взявшись за руки, они бросились бежать, перескакивая через распростертые на кухонном полу тела родных.
   Но толпа мужчин в килтах, мародерствующих в холле, загородила им путь.
   – И куда это мы собрались? – произнес голос, который Шона никогда не забудет.
   Бородач схватил их за руки и потащил назад к кухонному камину.
   – Не трогайте мою сестру! – закричала Шона, когда человек зажал Уиллоу в клещах своих рук. Вторую половинку Шоны, в которой души не чаял ее отец, собирались обезобразить, подвергнув боли.
   Пока раскаленное железо неминуемо приближалось к маленькой ручке, ноги Уиллоу беспомощно рассекали воздух. При виде ее страданий Шона зарыдала, думая лишь об одном.
   За что?

Глава 1

   Ферма «Майлс-Энд»
   Дамфрисшир, Шотландия
   1811 год
 
   – Я убью ее!
   Входная дверь хлопнула, добавив угрозе выразительности.
   Иона закатила глаза и вытерла липкие руки о фартук.
   – Что Шона на этот раз сделала?
   Ее муж ввалился в кухню и всадил свой тесак в деревянный стол.
   – Дело не в том, что она сделала, а в том, чего не сделала. Я велел ей пригнать скот с поля до полудня. Фаррагут будет здесь с минуты на минуту, чтобы забрать ягнят на бойню. А она сгинула вместе с чертовыми овцами!
   Иона отвернулась, качнув узлом волос на голове, и продолжила фаршировать курицу.
   – А чего ты ожидал? Ты же знаешь, какая она. Стоило лишь упомянуть слово «мясник», как она тотчас бросилась спасать ягнят. Я просила тебя отправить ее сегодня на рынок. Забрать ягнят у Шоны – все равно, что попытаться сунуть нос к детенышам медведицы.
   Хьюм сдернул с головы поношенный берет, обнажив блестящий белый череп. Хотя его лицо густо усевала рыжая поросль, выше кустистых бровей не рос ни единый волос.
   – Каждый благословенный год повторяется одно и то же.
   Иона подняла тяжелый котелок с двумя фаршированными цыплятами и повесила на крюк над очагом. Когда выпрямляла свою округлую фигуру, ее спину пронзила острая боль.
   – За почти десять лет работы у тебя ты должен был хорошо узнать девочку.
   – Мне следовало сразу проявить характер. Я знал, что с ней хлебнешь горя, едва ее увидел. Разве я тебя не предупреждал? Я говорил тебе, что нужно взять только беленькую. Каждый раз, когда слушаю тебя, у меня возникают проблемы.
   Хьюм набил рот хлебом.
   – Послушай, Хьюм. Ты знаешь не хуже меня, что мы не могли, взяв одну сестру, не взять другую.
   – Могли! – Из его рта полетели крошки хлеба. – Нам требовалось взять лишь одну приходскую ученицу, а не двух. И слейтеров, не меньше! Два рта кормить и два горба одевать…
   – И две пары рук, чтобы делать работу, которую ты в силу своей старости уже не в состоянии выполнять, так что закрой свою коробочку.
   – Почему, спрашивается, Шона не может быть такой, как ее сестра? – заворчал Хьюм. – Я не понимаю. Они едят одну и ту же еду, спят в одной постели, носят одинаковую одежду. Мы растили их в одинаковых условиях. Почему одна послушная и покорная, а вторая своенравная?
   Мысли Ионы обратились к нежной Уиллоу. Сестры-двойняшки не могли быть более непохожими. Не только внешне, но и по характеру. Убийство родителей, вероятно, оказало на них противоположное влияние. Белокурая Уиллоу была красавицей, но шарахалась от собственной тени. Она была не покорной, но подавленной.
   Шона, напротив, выросла зубастая и шипастая. С той ночи, когда стала свидетельницей кровавого убийства своих родителей и старших братьев, Шона превратилась в дикую, неукротимую кошку. И Хьюму это не нравилось. Нет, они ладили вполне хорошо между собой, когда делились по вечерам забавными историями или когда их взгляды совпадали. Но если их взгляды расходились, то Шона Слейтер не упускала возможности ему перечить. И ему всегда выходило боком, если он, не дай Бог, пытался поставить ее на место. Все же в ее броне имелось уязвимое место, и Хьюм хорошо знал, что это. Она питала слабость ко всем немощным и беззащитным, особенно к своей сестре-двойняшке. И конечно же, к ягнятам, обреченным на заклание.
   – Если она не пригонит овец до прибытия Фаррагута, я… я…
   Иона и бровью не повела, продолжая крошить морковь. Хьюм так и не закончил своей мысли.
   Хруст гравия под колесами коляски заставил его застонать.
   – Черт! Фаррагут приехал! Проклятая девчонка! Помоги мне, Иона, я заставлю девчонку слушаться, даже если это будет последнее, что я сделаю!
   Он вновь нахлобучил берет на голову и выскочил вон с проворностью, на какую были способны его изогнутые колесом ноги.
 
   За это придется поплатиться. И Шона Слейтер знала, что станет той самой разменной монетой.
   Она тяжело опустилась на ствол поваленного дерева примерно в миле от фермы. Две дюжины овец мирно щипали мокрую траву и не знали, что их ждет.
   Резкий ветер низменной части Шотландии пригибал траву к земле, сдувая с ее лица черные пряди растрепавшихся волос. Ветер нес с собой влагу, возвещая о приближении дождя. Шона с раздражением вздохнула. Будет дождь или нет, она должна сделать свою работу. Но перспектива мерзнуть весь день в промокшем платье пугала.
   К ней подошел, ковыляя, трехмесячный ягненок и уставился на нее блестящими черными вопрошающими глазами, моргая белесыми ресницами. У Шоны растаяло сердце. Какой же он доверчивый. Маленькое создание следовало за ней повсюду и неизменно подходило, когда она его звала. Хьюм запрещал ей давать животным клички, чтобы не привязывалась к ним, но она его не слушала. Этот ягненок родился с белой, как снег, нежной, как пух, шерсткой, и она назвала его Пиллоу^[1].
   Шона отвязала сумку, которая висела у нее на шнуре на поясе рядом с зачехленным кинжалом. В сложенной салфетке был ее нетронутый завтрак и подслащенное патокой сухое печенье, которое она похитила с кухонного окна, где Иона остужала его.
   Покрошив печенье, она протянула его на ладони Пиллоу. Дохнув ей в ладонь своим теплом, он понюхал крошки и слизал их с ее руки.
   Шона улыбнулась, наблюдая, как Пиллоу завтракает. Он охотно облизал ее липкие пальцы, пожевав их между плоскими верхними деснами и тупыми нижними зубами. Это было приятно. Когда же попытался съесть и ее пальцы, Шона рассмеялась.
   – Все, хватит с тебя. Это мои пальцы, а не трава!
   Пиллоу заблеял, издав звук, похожий на детский смех, и уткнулся носом в ее вторую руку в поисках чего-нибудь сладкого. Но у нее больше ничего не было.
   Улыбка Шоны растаяла. При мысли отдать Пиллоу Фаррагуту она похолодела сильнее, чем от раската дальнего грома. Когда дело доходило до забоя животных, никого безжалостнее и бесчеловечнее Фаррагута не было. Представив, что радостное блеяние Пиллоу перерастет в душераздирающий визг, когда его оторвут от бока матери и погрузят в повозку, чтобы протрясти тридцать кошмарных миль по каменистым дорогам Дамфриса, она содрогнулась. А потом один из головорезов Фаррагута затолкает Пиллоу в загон бойни и оглушит ударом молота по маленькой головке. Затем подвесит вниз головой за тонкие задние ножки и перережет горло, чтобы выпустить кровь. Она хотела – должна была – спасти Пиллоу и других ягнят от подобной судьбы. Делать это вечно у нее, конечно, не получится, но по крайней мере сегодня Фаррагут уедет с пустыми руками.
   Раскаты грома слышались уже совсем близко, когда Шона уловила в них приглушенный стук конских копыт. Встав со ствола поваленного дерева, на котором сидела, она огляделась и увидела, что к ней быстро скачет Уиллоу верхом на тягловой лошади по кличке Генерал.
   Овцы бросились врассыпную, когда Генерал приблизился к Шоне и остановился. Уиллоу соскользнула вниз с неоседланной спины коня.
   Шона скрестила руки.
   – Уиллоу Слейтер, если ты приехала, чтобы погрозить мне пальцем, я подскажу тебе, куда его лучше засунуть.
   Уиллоу покачала головой, и спирали светлых кудрей запрыгали у ее лица.
   – Нет, и не собиралась. Я здесь, чтобы сказать, что к Хьюму только что приехал один человек. Из города! И привез с собой большую книгу… и бумаги. Я не слышала, о чем они говорили, но дело, по которому он приехал, очень разозлило Хьюма.
   У Шоны округлились глаза.
   – Это был кто-то из приходского начальства?
   Уиллоу пожала плечами:
   – Не знаю.
   От волнения у Шоны участилось дыхание.
   – Возможно. Может, Хьюм должен подписать бумаги, освобождающие нас от ученичества. Нам ведь вот-вот стукнет двадцать один год.
   Шона с нетерпением ждала того дня, когда они с Уиллоу выйдут из-под опеки приходских властей. При том, что ей нравилось жить с Ионой и Хьюмом, находясь на обучении, Шоне не хватало свободы. Но в один прекрасный день они станут совершеннолетними и будут вольны жить и работать там, где им вздумается, не подчиняясь больше власти хозяина. Однако до этого благословенного дня оставалось еще три месяца, одиннадцать дней и четырнадцать часов.
   Ее свобода была так близко, что она почти ощущала ее. Шона точно знала, чем они займутся. В день своего рождения они соберут вещи и вернутся в Шотландское нагорье, чтобы разыскать своего младшего брата Кэмрана. Если он еще жив.
   Они не видели его с того дня. Его забрал бородач, а Шону и Уиллоу – человек, который их заклеймил. Его звали мистер Селдомридж, и никого более жестокого она не знала. Он наказывал их, заставляя стоять на коленях на ежевике, запирал с крысами в темном чулане. Они трижды убегали, трижды их ловили и каждый раз жестоко избивали. Спустя почти год им все же удалось сбежать от мистера Селдомриджа. Они бежали как можно дальше от Северного нагорья, как можно дальше на юг, почти до Торнхилла. Там они нашли приют в церковном приходе. Викарий дал им еду и кров. Хотя потом ему пришлось передать их под попечительство церковных властей, которые затем отправили их на обучение тем ремеслам, которые соответствовали их положению. Хьюм и Иона Финдли согласились взять обеих сестер и обучить их сельскому хозяйству и животноводству.
   Шона не представляла, что стало с Кэмраном, но он был единственным из оставшихся у них родственников. Она должна была его найти. Шона опустила взгляд на тыльную сторону своей ладони. У него, как и у нее, был выжжен на руке этот знак «S», от слова «slaighteur», что значило – мошенник, вор, ненадежный человек. С таким клеймом найти работу или дружбу будет трудно. С другой стороны, поиск Кэмрана оно облегчало.
   Уиллоу убрала с лица волосы за ухо.
   – Я не знаю, кто был тот человек, но, очевидно, он обладает большой властью, потому что когда прибыла повозка Фаррагута, человек из города отправил его восвояси.
   Шона нахмурила брови:
   – Человек из города отправил повозку восвояси?
   Уиллоу кивнула.
   – Я хорошо его разглядела. Хьюм умолял его о чем-то, но городской человек покачал головой. Потом я видела, как он вернулся в свою карету и уехал.
   На лице Шоны отразилось удивление. Подобрав свою сумку, она вновь завязала ее на талии.
   – Идем, поможешь мне перегнать стадо в загон. Я хочу выяснить, кто был этот человек.
   Уиллоу покачала головой:
   – Хьюм очень недоволен тобой. На твоем месте, Шона, я бы держалась от него подальше. Спрятав овец, ты нажила себе кучу проблем, и до конца жизни тебе их не решить.
   Шона устремила взгляд на горизонт. Проблемы – да, но не до конца жизни – это точно. Всего три месяца, одиннадцать дней и четырнадцать часов.
 
   К удивлению Шоны, Хьюм не упрекнул ее в том, что она спрятала овец от ножа мясника. На самом деле он вообще не искал ее и провел весь день в доме, вдали от фермы. Даже разговорчивая Иона словно язык проглотила и по поводу визита странного утреннего гостя хранила несвойственное ей молчание.
   Всю ночь и следующее утро лил дождь. У Уиллоу начался насморк. Она всю ночь сопела и чихала. Когда утром в половине пятого они проснулись, ее глаза опухли, превратившись в щелочки, а нос приобрел цвет лосося. Но по крайней мере ее не мучили ночные кошмары.
   Шона, нагнувшись к сестре, коснулась щекой ее лба.
   – Жара у тебя, к счастью, нет. Но сегодня тебе лучше оставаться в постели.
   – Нет. Все будет хорошо, хотя выгляжу я неважно.
   – Не хуже, чем обычно, – пошутила Шона. – Все же мне не хотелось бы, чтобы ты начала еще и кашлять. Поспи еще. Я подою скотину и принесу тебе чай.
   Уиллоу сбросила с себя одеяло.
   – Я не позволю тебе работать за двоих. К тому же мой черед доить.
   Шона, ощутив укор совести, не могла не испытать облегчения при мысли, что доить одной не придется. Это была изнурительная, однообразная работа, от которой болела спина и делать которую приходилось дважды в день – на рассвете и вечером. На каждую корову уходило около двадцати минут, а их было три. А еще были козы, семнадцать штук. Им и двоим работы хватало с избытком, а одной Шоне пришлось бы трудиться весь день.
   Не успела Шона что-либо возразить, как Уиллоу умылась и оделась. Уиллоу в отличие от Шоны, похоже, не очень обременяла спокойная, требующая терпения работа. В то время как Шона предпочла бы лучше плуг таскать по каменистому полю, чем доить скотину. Коровы были странными, непостижимыми созданиями. Доить их было бы легче сзади, но выглядели они с тыла не слишком привлекательно. К тому же это было чревато опасностью. Пришлось бы уклоняться не только от копыт, но и еще кое от чего другого.
   Шона подошла к сестре, чтобы завязать ей фартук.
   – Хорошо, можешь заняться дойкой… но только оставайся в коровнике. Дождь льет как из ведра, и я не хочу, чтобы ты промокла. Я сама пригоню коров и коз с поля. Договорились?
   Уиллоу фыркнула, но согласилась.
   Утро стало для Шоны в два раза длиннее. Мокрое платье липло к телу, пока она гоняла коз по одной из загона на ферму. Пока Уиллоу их доила, Шона выполняла другую работу. Убирала навоз из конюшен, меняла подстилку на свежее сухое сено, собирала яйца, таскала из ручья воду. К полудню, хотя дождь почти прекратился, она буквально валилась с ног от усталости.