– Мне кажется, это не очень справедливо – как вы думаете, сэр?
   За что Гэри Дрейк меня ненавидит? Что я ему сделал?!
   – Жизнь очень часто бывает несправедливой, Дрейк, несмотря на все прилагаемые нами усилия, – мистер Кемпси захлопнул крышку пианино, – и мы должны мужественно встречать невзгоды. Чем раньше ты это усвоишь, тем лучше.
   При последних словах он пронзил взглядом не Гэри Дрейка, а меня.
* * *
   Уроки в среду начинаются со сдвоенной математики, которую ведет мистер Инкберроу. Сдвоенная математика – это самый ужасный урок за всю неделю. Обычно я сижу с Алистером Нэртоном, но сегодня Нэртон сел с Дэвидом Окриджем. Единственное свободное место оказалось рядом с Карлом Норрестом, прямо перед учительским столом, так что у меня не было выбора. Дождь лил так сильно, что фермы и поля за окном как будто растворялись в белых пятнах. Мистер Инкберроу винтовым броском раскидал нам на парты тетради для упражнений с прошлой недели и начал урок с нескольких дебильно простых задач, чтобы «размять мозги».
   – Тейлор! – он заметил, что я избегаю его взгляда.
   – Да, сэр?
   – Тебе не помешает немножко сосредоточиться, а? Если a равно одиннадцати, b – семи, а x – произведение a и b, чему равен x?
   Ответ прост, как два пальца обоссать: семьдесят семь.
   Но «семьдесят семь» – это два слова на «с». Два запинательных слова сразу. Висельник жаждал мести за отмененную казнь. Его пальцы скользнули ко мне в язык и принялись сжимать горло, перекрывая вены, питающие мозг кислородом. Раз уж Висельник так разъярился, я выглядел бы полным калекой, если бы попытался выдавить из себя запретное слово.
   – Девяносто девять, сэр?
   Ребята в классе, кто поумнее, застонали.
   Гэри Дрейк громко хрюкнул.
   – Да он гений!
   Мистер Инкберроу снял очки, подышал на них и протер широким концом галстука.
   – Семью одиннадцать – девяносто девять, говоришь? А? Позволь, Тейлор, я задам тебе дополнительный вопрос. Зачем я вообще сюда хожу, а? Скажи мне! Зачем, блин, зачем я вообще сюда хожу?!

Родственники

   – Они здесь! – заорал я, когда белый «Форд Гранада Гиа» дяди Брайана вплыл на Кингфишер-Медоуз. Джулия захлопнула дверь в свою комнату, словно говоря: «Тоже мне событие», но родители внизу зашебуршали и застучали, как всегда, когда в дом вот-вот войдут гости. Я уже снял со стены карту Средиземья, спрятал глобус и все остальное, что кузен Хьюго мог бы счесть забавой для малышей. Так что мне можно было не трогаться с подоконника. Вчера ночью ураган шумел так, словно Кинг-Конг пытался содрать с нашего дома крышу, и ветер до сих пор еще не затих окончательно. Мистер Вулмер, сосед напротив, разбирал у себя на участке куски поваленного забора. Машина дяди Брайана свернула на нашу площадку перед гаражом и встала рядом с маминым «Датсуном Черри». Первой из машины вышла тетя Алиса, мамина сестра. Потом с заднего сиденья вылезли трое моих двоюродных братьев Лэм. Сначала Алекс – на нем была майка с надписью «SCOPRPIONS – CONCERT 1981», а на голове повязка, как у Бьорна Борга. Алексу семнадцать лет, у него прыщи, как чумные бубоны, и тело ему на три размера велико. За ним вылез Найджел, он же Сопляк – младший, полностью погруженный в кубик Рубика, который он вертел со страшной скоростью. Последним вышел Хьюго.
   Тело Хьюго сидит на нем идеально, как перчатка. Он на два года старше меня. Для большинства ребят имя Хьюго было бы страшным проклятием, но моего кузена оно озаряет ореолом. (Кроме того, Лэмы ходят в независимую школу в Ричмонде, где травят не мажоров, а тех, кто недостаточно мажорен.) Хьюго был одет в черную кофту на молнии без капюшона и без логотипов, «ливайсы» на пуговицах, эльфийские сапожки и плетеный браслет, какой надевают, чтобы показать, что ты уже не девственник. Хьюго – любимчик фортуны. За игрой в «Монополию», пока мы с Алексом и Найджелом еще лихорадочно вымениваем Юстон-роуд на Олд-Кент-Роуд с доплатой в 300 фунтов и надеемся сорвать куш на клетке «Бесплатная парковка», Хьюго уже успевает обзавестись отелями в Мэйфере и на Парк-лейн.
   – Наконец-то! – мама пробежала по дорожке и обняла тетю Алису.
   Я приоткрыл окно на щелочку, чтобы лучше слышать.
   В это время из теплицы вышел папа при всем параде – в облачении садовода-огородника.
   – Брайан, ну и ветерок вы нам привезли!
   Дядя Брайан вылез из машины и при виде папы отступил в деланом изумлении.
   – Только посмотрите на этого бесстрашного садовода!
   Папа взмахнул совком.
   – Чертов ветер просто сплющил все мои нарциссы! К нам ходит человек делать основную работу по саду, но он сможет прийти только во вторник, а как говорит древняя китайская пословица…
   – Мистер Бродвас – этакий самобытный деревенский персонаж, – вмешалась мама. – Он стоит всех тех денег, что мы ему платим, и еще столько же сверх того – ему приходится исправлять все, что натворит в саду Майкл…
   – …как говорит древняя китайская пословица, «Мудлец сказял: хосесь быть сясливым неделю, возьми зену. Хосесь быть сясливым месяс, забей свиню. Хосесь быть сясливым сю зизнь, посяди сяд». Правда, очень остроумно?
   Дядя Брайан притворился, что это очень остроумно.
   – Эту пословицу Майкл услышал в передаче «Вопросы и ответы для садовников», и там свинья шла раньше жены, – заметила мама. – Но посмотреть только на твоих мальчиков! Они опять выросли! Алиса, что ты подсыпаешь им в еду? Мне надо бы дать Джейсону того же, да побольше.
   Вот это был удар под дых.
   – Давайте скорее в дом, пока нас не сдуло, – сказал папа.
   Хьюго уловил мой телепатический сигнал и поднял голову.
   Я слегка шевельнул рукой в знак приветствия.
* * *
   Наш домашний бар открывают только к приезду гостей и родственников. Из него пахнет лаком и хересом. (Однажды, когда никого не было дома, я попробовал херес. Вкус был как у сиропа на основе «Доместоса».) Мама велела мне притащить стул из столовой в гостиную, потому что там не хватило посадочных мест. Стул весил не меньше тонны и всю дорогу колотил меня по щиколотке, но я сделал вид, что мне нипочем. Найджел плюхнулся на кресло-мешок, а Алексу досталось одно из обычных кресел. Он тут же принялся выбивать ритм на подлокотнике. Хьюго сел по-турецки на ковер, а когда мама принялась выговаривать мне за то, что я принес мало стульев, сказал: «Ничего-ничего, тетя Хелена, мне удобно». Джулия так и не вышла. Только прокричала сверху, уже двадцать часов назад: «Сейчас иду!»
   Как обычно, вечер открыли папа с дядей Брайаном, заспорив, как лучше ехать из Ричмонда в Вустершир. (На каждом было джерси для гольфа, которое другой подарил ему на Рождество.) Папа заявил, что если ехать по А40, можно сэкономить двадцать минут по сравнению с А419. Дядя Брайан не согласился. Потом дядя Брайан сказал, что, погостив у нас, он собирается поехать в Бат через Сайренсестер и А417, и лицо папы исказилось ужасом.
   – А417? Ты собираешься пересекать Котсуолды в праздничный день? Брайан, это будет настоящий ад!
   – Майкл, я уверена – Брайан знает, что делает, – сказала мама.
   – А417? Да это преддверие ада! – папа уже листал свой «Атлас Королевского автомобильного общества», и дядя Брайан взглянул на маму, как бы говоря: «Если ему это доставляет удовольствие, пусть себе». (Я очень обиделся за папу.) – Видишь ли, Брайан, у нас в стране есть такие недавно изобретенные штуки, они называются «автомагистрали»… Вот, тебе нужна М5, пятнадцатый съезд… – Папа с размаху ткнул в карту указательным пальцем. – Вот! А отсюда просто повернешь на восток. Незачем тебе торчать в бристольских пробках. М4, восемнадцатый съезд, потом А46 до Бата. И дело в шляпе.
   – Последний раз, когда мы навещали Дона и Друциллу, мы именно так и поехали, – дядя Брайан подчеркнуто не смотрел на «Атлас Королевского автомобильного общества». – Обогнули Бристоль с севера по М4. И угадай, что было дальше. Мы простояли, бампер к бамперу, два часа! Верно, Алиса?
   – Да, мы довольно долго стояли.
   – Два часа, Алиса.
   – Но это было, когда строили новую полосу! – парировал папа. – А сегодня вы просто пролетите по М4. Как на крыльях. Гарантирую.
   – Спасибо, Майкл, – обиженно растягивая слова, сказал дядя Брайан. – Но я не особенный поклонник автомагистралей.
   – Что ж, Брайан, – папа с грохотом захлопнул «Атлас Королевского автомобильного общества», – если тебе нравится торчать в пробках среди гериатрических водил с автоприцепами, А417 до Сайренсестера для тебя самое то.
* * *
   – Джейсон, пойди-ка помоги мне.
   «Помоги мне» означает «принеси вообще всё». Мама показывала тете Алисе свою недавно переоборудованную кухню. Из духовки сочились мясные ароматы. Тетя Алиса поглаживала новую плитку и говорила: «Потрясающе!», а мама в это время наливала три стакана кока-колы – Алексу, Найджелу и мне. Хьюго попросил стакан холодной воды. Я высыпал в вазу пакет «твиглетов». (Твиглеты – это такая еда; она, по мнению взрослых, должна нравиться детям; на самом деле твиглеты на вкус как горелые спички, которые обмакнули в «Мармит»[7].) Потом я составил все на поднос, поднос выставил на окно между кухней и гостиной, обошел кругом, взял поднос и отнес его на кофейный столик. Ужасно нечестно, что мне приходится делать абсолютно всё. Если бы я застрял у себя в комнате, как Джулия, за мной уже давно послали бы команду спецназа.
   – Вижу, мемсаиб тебя выдрессировала как следует, – заметил дядя Брайан. Я притворился, что не знаю, что такое мемсаиб.
   – Брайан? – папа взмахнул графином. – Еще капельку хереса?
   – Не откажусь, черт побери! Не откажусь!
   Я выдал Алексу кока-колу, и он в ответ хрюкнул. И зачерпнул пригоршню твиглетов.
   Найджел бодро прокричал «Большое спасибо!» и тоже набрал твиглетов.
   Хьюго, получив воду, сказал «Спасибо, Джейс», а на твиглеты – «Нет, спасибо».
   Дядя Брайан и папа обсудили пункт «Обстановка на дорогах» и перешли к пункту «Рецессия».
   – Нет, Майкл, ты в кои-то веки ошибаешься, – произнес дядя Брайан. – Бухгалтерия – это такая игра, которая более или менее неподвластна причудам экономики.
   – Не хочешь же ты сказать, что твои клиенты не страдают от спада?
   – Страдают?! Ёксель-моксель, Майкл, они забегали как муравьи! Банкротства, взыскания по закладным с утра до ночи! Мы уже затраханы работой, простите мой французский. Я тебе говорю, я благодарен этой бабе на Даунинг-стрит за эту финансовую, как ее теперь модно называть, анорексию. Наша бухгалтерская братия деньги просто лопатой гребет! А поскольку бонусы партнеров зависят от прибыли, ваш покорный слуга чувствует себя очень неплохо.
   – Банкроты вряд ли станут постоянными клиентами, – подколол его папа.
   – Ну и плевать, зато им нет конца! – Дядя Брайан вылил в глотку остаток хереса. – Так что я в этой ситуации боюсь за вас, розничных торговцев. Еще рецессия не кончится, как вы все положите зубы на полку. Помяни мое слово.
   Папа задиристо потряс пальцем в воздухе.
   – При хорошем управлении компания процветает не только в тучные, но и в тощие годы. Может, в стране и три миллиона безработных, но «Гринландия» только что взяла десять менеджеров-стажеров. Качественные продукты в розницу по оптовым ценам всегда найдут спрос.
   – Расслабься, Майкл, – дядя Брайан шутливо поднял руки, сдаваясь. – Ты не на слете директоров по продажам. Но мне кажется, ты прячешь голову в песок. Даже тори поговаривают о том, что надо затянуть пояса. Профсоюзы дохнут на глазах… хотя по мне, так это хорошо, а не плохо. «Бритиш Лейланд» остается без заказов… доки затихают… «Бритиш Стил» умирает… Все заказывают корабли в этой сраной Южной Корее, или где там, а не в доках Тайна и Клайда. Товарищ Скаргилл грозит нам революцией… Очень трудно поверить, что все это в конечном итоге никак не повлияет на сбыт замороженных блинчиков и рыбных палочек. Мы с Алисой за вас беспокоимся, знаете ли.
   – Что ж, очень мило с вашей стороны, – папа откинулся в кресле, – но розничная торговля пока держится, и «Гринландия» прочно стоит на ногах.
   – Рад слышать, Майкл. Честное слово, рад.
   (Я тоже был рад это слышать. Папу Гэвина Коули сократили с фабрики «Металбокс» в Тьюксбери. День рождения Гэвина, который должен был пройти в парке аттракционов «Олтон Тауэрс», отменили. Гэвин так осунулся, что глаза у него на несколько миллиметров запали в череп. Через год его родители развелись. Келли Дуран мне говорила, что его отец до сих пор сидит на пособии.)
   У Хьюго на шее тонкий кожаный ремешок. Я тоже такой хочу.
* * *
   Когда у нас гостят Лэмы, соль и перец волшебным образом превращаются в «специи». На ужин были: на закуску – коктейль из креветок в винных бокалах, на главное – бараньи котлеты в папильотках с картофелем «дюшес» и тушеным сельдереем, а на «десерт» (не на «сладкое») – «запеченная Аляска». Стол сервировали с салфетками в перламутровых кольцах. (Дедушка – папин папа – привез эти кольца из Бирмы, из той же поездки, в которой он купил «Омегу», разбитую мной в январе.) Перед тем как приступить к закуске, дядя Брайан открыл привезенное им вино. Джулия и Алекс получили по целому стакану, Хьюго и я – по полстакана, а Найджелу налили «только свисток смочить».
   Тетя Алиса произнесла свой традиционный тост:
   – За династию Тейлоров и Лэмов!
   Дядя Брайан поднял свой традиционный тост:
   – Выпьем за то, что я смотрю на тебя, малыш![8]
   Папа притворился, что его это очень рассмешило.
   Мы все (кроме Алекса) сдвинули бокалы и пригубили вино.
   Папа непременно должен посмотреть свой бокал на просвет и воскликнуть: «Как легко пьется!» Вот и сегодня он не подвел. Мама пронзила его взглядом, но папа этого никогда не замечает.
   – Умеешь ты выбрать выпивон, Брайан, этого у тебя не отнять.
   – Я счастлив, что заслужил твое одобрение, Майкл. Я решил себя побаловать и купил целый ящик. Его делают на винограднике рядом с тем очаровательным коттеджем на озерах, где мы отдыхали в прошлом году.
   – Вино? В Озерном крае? В Камбрии? Не может быть. Я уверен, окажется, что ты ошибся.
   – Да нет же, Майкл, не на английских озерах. На итальянских. В Ломбардии.
   Дядя Брайан крутанул бокал, ополаскивая вином стенки, понюхал и вылил в себя.
   – Тысяча девятьсот семьдесят третий год. С нотками ежевики, дыни и дуба. Впрочем, Майкл, с твоим суждением истинного знатока я согласен. Неплохое винцо.
   – Ну что ж, – сказала мама, – налегайте на еду!
   После первого раунда восторженных восклицаний тетя Алиса сказала:
   – В школе было много событий в этом семестре, правда, мальчики? Найджел теперь капитан шахматного клуба.
   – Президент вообще-то, – поправил Найджел.
   – Ах, пардоньте! Найджел теперь президент шахматного клуба. А Алекс делает что-то невероятное со школьным компьютером, правда, Алекс? Я вот даже видеомагнитофон на запись не умею включить, а он…
   – Правду сказать, Алекс давно обскакал своих учителей, – сказал дядя Брайан. – Что ты там делаешь на компьютере, а, Алекс?
   – Фортран. Бейсик. – Алекс говорил так, будто словам было больно выходить наружу. – Паскаль. Ассемблер Z-80.
   – Ты, наверно, ужасно умный, – воскликнула Джулия с таким жаром, что я даже не понял, был ли это сарказм.
   – О, Алекс у нас умный, еще бы, – сказал Хьюго. – Мозг Александра Лэма – это передовой край современной британской науки.
   Алекс пронзил брата злобным взглядом.
   – За компьютерами будущее, – папа набрал полную ложку креветок. – Технология, дизайн, электрические автомобили. Вот чему должны учить в школах. А не мусору всякому, разному там «я одиноким облаком блуждал»[9]. Как я только вчера сказал Крэйгу Солту, это наш директор по маркетингу…
   – Майкл, я с тобой абсолютно согласен, – дядя Брайан сделал лицо, как у злого властелина, раскрывающего свой план захвата мирового господства. – Поэтому Алекс у меня получает новенькую двадцатифунтовую бумажку за каждую пятерку в году и десять фунтов – за каждую четверку. Чтобы купить свой собственный «Ай-би-эм».
   (Зависть, как зубная боль, запульсировала у меня в голове. Папа считает, что платить детям за учебу – «прошлый век».)
   – Еще никто не придумал стимула лучше материального поощрения, – продолжал дядя.
   В разговор вступила мама.
   – Хьюго, а ты чем занимаешься?
   Наконец-то я мог разглядывать Хьюго открыто, а не исподтишка.
   – Я, тетя Хелена, несколько раз довольно удачно выступил в гребной команде. – Хьюго отпил воды из стакана.
   – Хьюго просто покрыл себя славой! – дядя Брайан рыгнул. – По справедливости его должны были сделать главной шишкой в команде, но один толстожопый – ах, простите мой французский, – надутый денежный мешок, владелец половины страховой компании Ллойда, пригрозил поднять ужасную вонь, если главным не выберут его отпрыска, маленького лорда Фаунтлероя… как его там, Хьюго?
   – Ты имеешь в виду Доминика Фитцсиммонса?
   – «Доминик Фитцсиммонс!» Вот это имечко – нарочно не придумаешь, а?
   Я мысленно молился, чтобы всеобщее внимание перекинулось на Джулию. Я умолял небеса, чтобы мама не упомянула о моей победе в поэтическом конкурсе. Только не при Хьюго!
   – Джейсон занял первое место на поэтическом конкурсе библиотек Хирфорда и Вустера. Правда, Джейсон? – сказала мама.
   У меня уши чуть не закипели от стыда, и я не знал, куда смотреть, так что уставился в собственную тарелку.
   – Мне пришлось участвовать. Нас заставили писать на уроке английского. Я даже не, – я мысленно опробовал слово «представлял» и понял, что чудовищно запнусь на нем, – не знал, что мисс Липпетс собирается отправить наши стихи на конкурс.
   – Не прячь свой светильник под спудом! – воскликнула тетя Алиса.
   – Джейсону вручили замечательный словарь, – сказала мама. – Правда, Джейсон?
   – Я был бы счастлив послушать твое стихотворение, – Алекс, урод этакий, искусно замаскировал сарказм, так что взрослые ничего не заметили.
   – Не выйдет. У меня нет этой тетради.
   – Какая жалость!
   – В «Мальверн-газеттир» напечатали стихи победителей, – сказала мама. – И даже фотографию Джейсона! Я могу найти вырезку после ужина.
   (Само воспоминание было пыткой. Газета послала фотографа в школу, и меня заставили позировать в библиотеке, с книгой в руках – прямо король педиков.)
   Дядя Брайан смачно облизал губы:
   – Я слыхал, что поэты цепляют гадкие болезни от парижских дам легкого поведения и умирают в нетопленых бастардах на набережных Сены. Отличная карьера, а, Майк?
   – Хелена, креветки очень вкусные, – сказала тетя Алиса.
   – Замороженные, из вустерской «Гринландии», – пояснил папа.
   – Свежие, Майкл. Из рыбной лавки.
   – Да? Я и не знал, что на свете еще остались рыбные лавки.
   Алексу никак не давала покоя моя поэтическая премия.
   – Джейсон, ну хоть расскажи, про что твои стихи. Про первые весенние цветочки? Или про любовь?
   – Алекс, я боюсь, они тебе не понравятся, – сказала Джулия. – Произведениям Джейсона, безусловно, недостает тонкости и глубины, характерной для песен «Скорпионс».
   Хьюго фыркнул – специально чтобы позлить Алекса. И еще чтобы дать мне понять, за кого он. Меня так переполняла благодарность, что я готов был расцеловать Джулию. Ну, почти готов.
   – Да-да, очень смешно, – буркнул Алекс, обращаясь к Хьюго.
   – Алекс, не дуйся. Портишь красоту.
   – Мальчики, – предостерегающе произнесла тетя Алиса.
* * *
   Вокруг стола начали передавать мажорную соусницу с соусом. Я построил берега из картофельного пюре и йоркширских мини-пудингов и налил между ними маленькое Средиземное море из соуса. Роль Гибралтара играл кончик морковки.
   – Налетайте! – сказала мама.
   Первой заговорила тетя Алиса:
   – Отбивные просто божественные, Хелена.
   – Шарман! – воскликнул дядя Брайан с карикатурным французским акцентом.
   Найджел ухмыльнулся, обожающе глядя на отца.
   – Весь секрет в маринаде, – ответила мама тете Алисе. – Я тебе потом дам рецепт.
   – Спасибо, Хелена, я без него просто не уеду!
   – Майкл, еще капельку вина? – папа не успел ответить, как дядя Брайан долил его стакан (уже из второй бутылки), а потом свой. – Спасибо, Майкл, не откажусь. Выпьем за то, что я смотрю на тебя, малыш! Так что, Хелена, я гляжу, твоя передвижная пагода еще не отправилась на великую восточную свалку в небесах?
   Мама надела на лицо вежливое непонимание.
   – Я про твой «Датсун», Хелена! Не будь ты такой отличной поварихой, я бы ни за что не простил тебе нарушение первой заповеди автомобилиста: не доверяй япошкам и мусору, который они делают! Я в кои-то веки вынужден согласиться с немчишками. Знаешь эту новую рекламу «Фольксвагена»? Крохотная японская машинка ездит кругами, лихорадочно пытаясь найти новый «Фольксваген Гольф», а он вдруг падает на нее с потолка и давит в лепешку! Я просто уписался от смеха, когда первый раз увидел этот ролик, правда, Алиса?
   – А ведь вы снимаете «Никоном», дядя Брайан, – Джулия вытерла рот салфеткой.
   – И с японским хай-фаем тоже, кажется, все в порядке, – сказал Хьюго.
   – И с микросхемами для компьютеров, – добавил Найджел.
   Ну и я решил высказаться:
   – И японские мотоциклы тоже – классика.
   Дядя Брайан картинно пожал плечами, показывая, что он чудовищно изумлен.
   – Именно об этом я и говорю, мальчики и девочки! Япошки берут технологию у всех подряд, уменьшают под собственный размер, а потом продают обратно всему остальному миру, верно, Майк? А, Майк? Надеюсь, хоть в этом ты меня поддержишь! Чего можно ожидать от единственной державы Оси зла, которая не извинилась за войну! И это сошло им с рук, заметьте.
   – Двести тысяч мирных жителей погибли при атомной бомбардировке, и еще два миллиона сгорели от зажигательных бомб, – сказала Джулия. – Вряд ли это можно назвать «сошло с рук».
   – Но самое главное, – дядя Брайан умеет не слышать то, чего не хочет, – что япошки с нами до сих пор воюют! Уолл-стрит уже принадлежит им. Лондон на очереди. Пока идешь от Барбикена до моей конторы, понадобится двадцать пар рук… не меньше… чтобы сосчитать всех двойников Фу Манчу[10], которые попадутся на пути. Слушай меня, Хелена. Моя секретарша купила себе одну из этих… как их там… ну знаешь, вроде коляски рикши с мотором… «Хонду Сивик», вот. «Хонду Сивик» навозного цвета. Она выехала на новой машине из автосалона, и на первом же повороте – я не шучу – у этой жестянки отвалилась выхлопная труба. Начисто! Хлоп! Вот поэтому у них такие привлекательные цены. Потому что их продукция – дерьмо. Нельзя иметь в жизни все. Или приходится за это расплачиваться – например, тем, что подцепишь какую-нибудь грибковую инфекцию. Да, Майкл?
   – Джулия, передай мне, пожалуйста, специи, – сказал папа.
   Мы с Хьюго встретились глазами – и на миг нас словно было только двое живых в комнате, полной восковых фигур.
   – Мой «Датсун» прошел техосмотр на ура. – Мама предложила тете Алисе еще сельдерея, и та жестом отказалась.
   Дядя Брайан фыркнул.
   – Только не говори мне, что ты проходила техосмотр там же, где тебе продали эту пагоду на колесах!
   – А почему нет, собственно?
   – Ах, Хелена, – покачал головой дядя Брайан.
   – Я не очень понимаю, о чем ты.
   – Ах, Хелена, Хелена, Хелена.
* * *
   Хьюго попросил «совсем маленький кусочек» «запеченной Аляски», и мама положила ему такой же шмат, как папе.
   – Ты здоровый растущий мальчик, тебе нужна энергия!
   Я запомнил эту фразу на будущее.
   – Налетайте все, пока мороженое не растаяло!
   После первой ложки тетя Алиса сказала:
   – Просто божественно!
   – Майк, ты же не собираешься оставлять эту бутылку пропадать недопитой, а? – дядя Брайан от души плеснул в бокал папе, потом себе, потом поднял бокал, салютуя моей сестре. – Выпьем за то, что я смотрю на тебя, малыш! Но я все же не пойму, почему столь явно одаренная юная дама не целится в один из университетов Большой Двойки. В Ричмондской подготовительной школе с утра до ночи только и слышно: Оксфорд да Кембридж. Верно, Алекс?
   Алекс на четверть секунды приподнял голову на десять градусов и буркнул «да».
   – С утра до ночи, – серьезно подтвердил Хьюго.
   – У нашего консультанта по профориентации, мистера Уильямса, – Джулия ложкой поймала кусочек полурастаявшего мороженого, который собирался плюхнуться на скатерть, – есть приятель в Лондоне, адвокат из группы радикальных, и он говорит, что если я хочу специализироваться на природоохранном законодательстве, то мне надо идти в Эдинбург или Дарэм.
   – О, простите меня, – дядя Брайан рубанул ладонью воздух, как каратист, – простите, простите, простите, но вашего мистера Уильямса – он, без сомнения, тайный валлиец! – надо вымазать смолой, обвалять в перьях, посадить на мула и отправить обратно в Хаверфордуэст.