Апофатический метод богословия обладает рядом преимуществ перед катафатическим, ибо он приводит к пониманию того, что Богу соответствуют не слова, но отсутствие слов, благоговейное и трепетное молчание. В то же время у апофатического метода есть один серьезный недостаток: отсутствие слов совсем не всегда обеспечивает человеку реальное богообщение, встречу с Живым Богом. Для того чтобы привести людей к Богу, о Нем нужно говорить, считает Григорий Богослов, причем говорить не только отрицаниями, но и утверждениями, несмотря на то что никакое утверждение о Боге не может быть исчерпывающим. Катафатический метод богословия есть лишь некое дополнение к апофатическому методу, однако без этого дополнения апофатический метод ведет в никуда:
   …Любопытствующий о природе Сущего не остановится на том, чем Он не является, но к тому, чем Он не является, добавит и то, чем Он является, ведь легче что-то одно постичь, чем все по отдельности отрицать; добавит, чтобы через исключение того, что́ не есть Бог, и утверждение того, что́ Он есть, сделать то, о чем мыслит, более доступным пониманию. Ибо говорящий о том, чем что-либо не является, и умалчивающий о том, чем оно является, подобен тому, кто, спрошенный, сколько будет дважды пять, отвечает «не два, не три, не четыре, не пять, не двадцать, не тридцать…» но не говорит, что это будет десять, и не остановит ум вопрошающего на самом искомом. Ведь намного легче и короче показать, что́ не есть предмет, объяснив, что́ он есть, чем, исключая то, что́ он не есть, показать, что́ он есть[19].
   Такое рассуждение может показаться недопустимым упрощением, хотя бы потому, что «природа Сущего» – не то же самое, что дважды пять, и если на вопрос «сколько будет дважды пять» есть лишь один положительный ответ, то на вопрос о природе Бога такого ответа нет и быть не может. Однако Григорий Богослов и не утверждает, что по поводу божественной природы можно дать исчерпывающий ответ. Он лишь считает, что положительное утверждение о природе Сущего может «остановить ум» человека на Боге, тогда как непрерывная цепь отрицаний может увести от Бога.
   Григорий сравнивает путь богословия и богопознания со схождением в бездонные глубины: чем ниже спускается разум, тем больше сгущается вокруг него тьма; при этом он ничуть не приближается к цели, так как дна не существует. Погружение в бездны Божества не имеет конца, и это обусловлено ограниченностью человеческого разума и слова, которые не в силах проникнуть в тайны сущности Божией и судеб Божиих:
   Итак, всякая истина и всякое слово остаются темными и неудобосозерцаемыми… А слово о Боге чем совершеннее, тем непостижимее… Так, Соломон… чем больше погружается в глубины, тем большее чувствует головокружение и какой-то вершиной мудрости считает то, чтобы найти, насколько мудрость удалилась от него (ср.: Еккл 7, 24). А Павел покушается исследовать, не говорю «природу Бога» – он знает, что это совершенно невозможно, – но лишь «судьбы Божии», и поскольку не обретает исхода или остановки в восхождении, ведь не достигает любопытство разума какого-либо явного предела, но всегда остается нечто невыявленное, то… облекает слово в изумление, называет все это богатством Божиим и глубиной, исповедует, что судьбы Божии непостижимы (Рим 11, 33), говоря почти то же, что Давид, когда называет судьбы Божии бездной великой (Пс 35, 7), дна которой нельзя достичь ни мерою, ни чувством, то говорит, что дивно для него и его природы ведение Бога, что оно слишком высоко и превышает его силы и возможность постижения[20].
   Путь богопознания заканчивается удивлением и изумлением перед чудом – в этом состоянии всякое дискурсивное мышление прекращается, слово умолкает. Это состояние не есть познание Бога – оно есть умолкание всякого человеческого знания перед лицом божественной беспредельности и бездонности. Познание Бога недоступно человеку, пребывающему в теле, говорящему на земном языке и мыслящему земными категориями. И вся катафатическая богословская терминология, созданная на протяжении веков, свидетельствует лишь о «косности нашего языка и бессилии нашей мысли перед тайной личного Бога, являющего Себя трансцендентным всему тварному»[21].

Глава 2
Бог в Ветхом Завете

Имя Божие и слава Божия

   В Библии имя воспринимается как полное и действительное выражение именуемого предмета. На языке Библии имя – не просто условное обозначение того или иного лица или предмета: имя указывает на основные характеристики своего носителя, являет его глубинную сущность. Узнать чье-либо имя означало войти в связь с носителем имени, познать его внутреннюю суть. Наречь имя предмету или лицу значило войти в обладание им, понять его внутреннюю суть. В контексте такого восприятия имени узнать имя Божие означало бы познать сущность Божию. Поэтому Бог в Библии предстает как Существо таинственное и неименуемое. В библейском рассказе о борьбе Иакова с Богом Иаков спрашивает об имени Божием, но не узнает его:
   И остался Иаков один. И боролся Некто с ним до появления зари; и, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним. И сказал: отпусти Меня, ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не благословишь меня. И сказал: как имя твое? Он сказал: Иаков. И сказал: отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь. Спросил и Иаков, говоря: скажи имя Твое. И Он сказал: на что ты спрашиваешь о имени Моем? И благословил его там. И нарек Иаков имя месту тому: Пенуэл; ибо, говорил он, я видел Бога лицем к лицу, и сохранилась душа моя (Быт 32, 24–30).
   Это повествование, которое в христианской экзегетике толковалось по-разному[22], говорит о неименуемости Бога. Характерно, что все общение Иакова с Богом происходит в сфере имен: Бог благословляет Иакова через наречение ему нового имени, что знаменует вступление Иакова в более тесные взаимоотношения с Богом; Иаков благословляет Бога через наречение имени месту, на котором присутствие Божие стало для него видимым; но при этом само священное имя Божие остается неназванным. Однако на вопрос об имени Божием Иаков не получает ответа. В то же время Иаков говорит о том, что видел Бога «лицом к лицу», и называет место видения именем «Пенуэл», что означает «лицо Бога».
   Мысль о недоступности имени Божия для человека присутствует во многих других повествованиях Ветхого Завета, в частности в рассказе Книги Судей о явлении Ангела Маною: И сказал Маной Ангелу Господню: как тебе имя? чтобы нам прославить тебя, когда исполнится слово твое. Ангел Господень сказал ему: что ты спрашиваешь о имени моем? ибо оно чудно… И сказал Маной жене своей: верно мы умрем, ибо видели мы Бога (Суд 13, 17–22). Последние слова Маноя показывают, что ему являлся Бог, а не Ангел, следовательно, отказ назвать Свое имя принадлежит Самому Богу.
   Наряду с мыслью о неименуемости Бога, которая проходит как лейтмотив через всю Библию, в Ветхом Завете Бог называется разными именами-определениями: ученые насчитывают не менее ста таких имен Бога в Библии[23]. Бог Ветхого Завета – это El («Бог»), или Elohim («Бог» во множественном числе), Творец неба и земли (см.: Быт 1, 1). Он – «Господь», Adonay (буквально «Господь мой» во множественном числе), Господин и Владыка вселенной, Господин по отношению к людям, которые являются Его рабами. Он – El Shadday, Всемогущий (буквально «Бог, Который на горе», Горний, Всевышний): с этим именем Бог открылся Аврааму (см.: Быт 17, 1; 35, 11). Он – Господь воинств, Zebaot («Саваоф»), Создатель и Начальник ангельского мира[24]. Множественное число в именах Божиих Elohim и Adonay, по мнению некоторых исследователей, представляет собой грамматическую форму pluralis majestatis (множественное величия), или pluralis divinitatis (множественное Божественности): эта форма употребляется, дабы подчеркнуть величие именуемого субъекта[25].
   Каждое из имен Божиих, встречающихся в Ветхом Завете, указывает на те или иные свойства Бога: на Его могущество, праведность, святость, справедливость, любовь, мудрость, милосердие. Прежде всего в именах Божиих отражается всемогущество Бога, Который на небесах и на земле творит все, что хочет (Пс 113, 11). Его могущество особым образом проявляется в судьбе народа Израильского. Он – предводитель воинства израильского, Он участвует в битвах на стороне израильтян, Он ведет народ израильский рукою крепкою и мышцею простертою (Пс 135, 12). Бог – Пастырь и твердыня Израилева (Быт 49, 24), Он – помощь и щит дома Израилева и всех боящихся Его (Пс 113, 17–19).
   Бог Ветхого Завета – это Бог Живой (см.: 1 Цар 17, 26, 36; 4 Цар 19, 16). Выражение Жив Господь Бог (3 Цар 17, 1,12; 18, 10, 15 и др.) было одной из наиболее распространенных форм упоминания о Боге в клятве или приветствии: упоминая Бога, человек как бы приводил Его в свидетели истинности своих слов. Сам Господь, обращаясь к народу израильскому, говорит: Живу Я (Иез 5, 11). Бог всегда жив и активен, Он не дремлет и не спит (Пс 120, 4), не утомляется и не изнемогает (Ис 40, 28). Его живое присутствие ощущается всем народом израильским и каждым членом этого народа. На Его присутствие откликается природа: перед лицом Бога море… побежало, Иордан обратился назад, горы прыгали, как овны, и холмы, как агнцы (Пс 113, 3–4).
   Ветхозаветный Бог – это Бог Святый (Ис 57, 15), имя Его свято и страшно (Пс 110, 9; 98, 3). Перед Святым Богом не могут стоять другие народы (см.: 1 Цар 6, 20), а народ израильский предстоит святости Божией со страхом и трепетом. Между Богом и народом израильским заключен Завет, скрепленный святостью Бога. Поэтому народ называет Бога Святый Израилев (Пс 70, 22; Ис 5, 24), а Бог, обращаясь к народу, называет Себя среди тебя Святый (Ос 11, 9).
   Ветхозаветный Бог – это Судия всей земли (Быт 18, 25); Он будет судиться со всякой плотью, нечестивых Он предаст мечу (Иер 25, 31). Бог – судия праведный… всякий день строго взыскивающий (Пс 7, 12); Он восседает на Престоле и производит суд (см.: Пс 9, 5); Он одного унижает, а другого возносит (Пс 74, 8); Он воздает возмездие гордым (Пс 93, 2). Справедливость Бога выражается в том, что Он щедро награждает за праведность и сурово карает за грехи. Яхве – Бог человеколюбивый и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и истинный, сохраняющий правду и являющий милость в тысячи родов, прощающий вину и преступление и грех, но не оставляющий без наказания, наказывающий вину отцов в детях и детях детей до третьего и четвертого рода (Исх 34, 6–7).
   Бог Ветхого Завета – это Бог Единый и единственный: Прежде Меня не было Бога и после Меня не будет. Я, Я Господь, и нет Спасителя, кроме Меня (Ис 43, 10–11). Бог – ревнитель[26] (Исх 34, 14; 20, 5), не позволяющий поклоняться другим богам, воспринимающий народ израильский как Свою невесту (см.: Ис 54, 5; Иер 2, 2) и всякое уклонение Израиля в идолопоклонство как измену и блудодеяние (см.: Исх 34, 15–17; Ис 1, 21; Иез 16, 1 – 43). Настанет время, говорит Бог в Книге пророка Осии, когда народ израильский отвергнет поклонение ложным богам и будет соблюдать верность Яхве, как жена мужу: И будет в тот день, говорит Господь, ты будешь звать Меня: «муж мой», и не будешь более звать Меня: «Ваали». И удалю имена Ваалов от уст ее, и не будут более вспоминаемы имена их… И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости и милосердии. И обручу тебя Мне в верности, и ты познаешь Господа… И посею ее для Себя на земле, и помилую непомилованную, и скажу не Моему народу: «ты Мой народ», а он скажет: «Ты мой Бог!» (Ос 2, 16–23).
   В ветхозаветных текстах Бог нередко предстает как человекообразное существо, имеющее руки и ноги, глаза и уши, сердце и уста. Говорится о том, что Бог ходит (см.: Быт 3, 8), отдыхает (см.: Быт 2, 2), вспоминает (см.: Быт 8, 1; 19, 29; 30, 22) и забывает (см.: Пс 9, 32–33), ненавидит (см.: Пс 11, 5; Ис 61, 8; Иер 44, 4; Ам 5, 21; Зах 8, 17), отвращается (см.: 4 Цар 17, 20; Иез 23, 18), скорбит и раскаивается (см.: Быт 6, 6), спит и пробуждается (см.: Пс 43, 24). Иногда присутствие Божие связывается с конкретным местом: Моисей и Аарон видят «место стояния Бога Израилева»[27], после чего Господь говорит Моисею: Взойди ко Мне на гору (Исх 24, 12). В основе этого антропоморфизма лежит опыт встречи человека с Богом Живым – опыт, который авторы библейских книг описывали конкретным и простым языком, далеким от философской абстракции. Многие имена Божии в Ветхом Завете носят подчеркнуто антропоморфный характер, например Муж брани (Исх 15, 3).
   От всех перечисленных выше имен Божиих следует отличать священное имя Yahweh (Яхве, «Сущий») – имя, с которым Бог открыл Себя Моисею (в русской Библии это имя, как и Adonay, передается словом «Господь», а иногда переводится как «Бог» или «Иегова»). Сам Бог придает имени Яхве особый смысл, когда говорит: Я Господь (Yahweh). Являлся Я Аврааму, Исааку и Иакову с именем Моим «Бог Всемогущий» (El Shadday), а с именем Моим «Господь» (Yahweh) не открылся им (Исх 6, 2–3).
   Культ священного имени Яхве занимает в Библии совершенно исключительное место. Книга Исход связывает откровение этого имени с Моисеем, которому Бог явился на горе Хорив, когда Моисей увидел куст, который горел и не сгорал:
   И воззвал к нему Бог из среды горящего куста, и сказал: Моисей! Моисей! Он сказал: вот я! И сказал Бог: не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая… И сказал Господь: Я увидел страдание народа Моего в Египте… Итак, пойди, я пошлю тебя к фараону, и выведи из Египта народ Мой, сынов Израилевых… И сказал Моисей Богу: вот, я приду к сынам Израилевым и скажу им: Бог отцов ваших послал меня к вам. А они скажут мне: как Ему имя? Что сказать мне им? Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий (ehyeh asher ehyeh). И сказал: так скажи сынам Израилевым: Сущий (Yahweh) послал меня к вам. И сказал еще Бог Моисею: так скажи сынам Израилевым: Господь, Бог отцов наших, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, послал меня к вам. Вот имя Мое навеки, и памятование Мое из рода в род (Исх 3, 4 – 14).
   Понимание точного смысла этого рассказа крайне затруднено. Дело в том, что употребленное здесь еврейское выражение ehyeh asher ehyeh, переведенное на славянский как «Я есмь Сущий», буквально означает «Я есмь Тот, Кто Я есмь»: это можно воспринять как формулу, указывающую на нежелание говорящего ответить прямо на вопрос. Иными словами, повествование может быть понято не как откровение Богом Своего личного имени, а как указание на то, что на человеческом языке нет слова, которое было бы «именем» Бога в еврейском понимании, т. е. неким всеобъемлющим символом, полностью характеризующим его носителя. Ответ Бога Моисею на вопрос об имени Божием, таким образом, имеет тот же смысл, что отказ Бога назвать Свое имя Иакову.
   Если же воспринимать священное имя Яхве как личное имя Бога, то этимология этого имени остается неясной. Даже огласовка составляющих его четырех согласных букв является гипотетической. Дело в том, что после вавилонского плена, во всяком случае не позднее III века до Р.Х., евреи из благоговения перестали вообще произносить священное имя Яхве, которое стало восприниматься как собственное имя Бога. Лишь однажды, в день Очищения (Yom Kippur), первосвященник входил во святое святых, чтобы там произнести это священное имя. Во всех же прочих случаях его заменяли на Adonay или другие имена, а на письме обозначали четырьмя согласными YHWH (так называемый священный тетраграмматон), которые, однако, не произносили. С веками правильное произношение этого имени окончательно забылось. C XVI века на Западе стали употреблять искусственную вокализацию Yehovah (Иегова), появившуюся в результате добавления к согласным YHWH гласных из имени Adonay, и только в середине XIX века ученые пришли к мнению, что тетраграмматон следует читать как Yahweh[28]. Хотя такая вокализация имени YHWH считается в современной библеистике общепринятой, сохраняются значительные расхождения между учеными в толковании смысла этого имени. Большинство исследователей тем не менее сходится во мнении о том, что это имя связано с глаголом hayah, означающим «быть», «существовать», «иметь бытие», и что само имя означает «Я есмь», или «Я есмь то, что есмь».
   В повествовании Книги Исход о синайском откровении Бога Моисею имя Яхве играет центральную роль. На Синае народ израильский через Моисея получает от Бога законодательство, начинающееся с десяти заповедей. Первая заповедь является расширенным толкованием имени Яхве, а вторая заповедь прямо говорит об этом имени:
   Я Господь (Yahweh), Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои. Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно (Исх 20, 2–7).
   В первой заповеди Моисеева законодательства имя Божие полагается в исторический контекст: Яхве – Тот Самый Бог, Который сыграл решающую роль в истории народа израильского, выведя его из Египта. Бог Яхве противопоставляется другим богам. Вторая заповедь содержит запрещение произносить имя Божие напрасно. Смысл этого запрещения в том, что, как слава, воздаваемая имени Божию, восходит к Самому Богу, так и бесчестие имени Божия означает оскорбление Самого Бога. Имя Яхве практически отождествляется здесь с Самим Яхве.
   Хотя значение имени Яхве остается сокрытым и само имя не описывает Бога, именно это имя в еврейской традиции стало восприниматься как собственное имя Бога: все другие имена Божии воспринимаются как толкования священного имени Яхве. Об этом свидетельствует рассказ Книги Исход о явлении Бога Моисею на горе Синай:
   И говорил Господь с Моисеем лицем к лицу, как бы говорил кто с другом своим… Моисей сказал: покажи мне славу Твою. И сказал Господь Моисею: Я проведу пред тобою всю славу Мою, и провозглашу имя Иеговы (Yahweh) пред тобою, и кого помиловать – помилую, кого пожалеть – пожалею. И потом сказал Он: лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых. И сказал Господь: вот место у Меня, стань на этой скале; когда же будет проходить слава Моя, Я поставлю тебя в расселине скалы и покрою тебя рукою Моею, доколе не пройду; и когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лице Мое не будет видимо… И, встав рано поутру, взошел (Моисей) на гору Синай, как повелел ему Господь… И сошел Господь в облаке, и остановился там близ него, и провозгласил имя Иеговы. И прошел Господь пред лицем его и возгласил: Господь, Господь (Yahweh Yahweh), Бог человеколюбивый и милосердный, долготерпеливый и многомилостивый и истинный, сохраняющий правду и являющий милость в тысячи родов, прощающий вину и преступление, и грех, но не оставляющий без наказания, наказывающий вину отцов в детях и в детях детей до третьего и четвертого рода. Моисей тотчас пал на землю и поклонился Богу (Исх 33, 11, 18–23; 34, 4–8).
   В этом повествовании сначала говорится о том, что Бог беседовал с Моисеем «лицом к лицу», но потом Бог говорит, что человек не может увидеть лицо Божие и остаться в живых. Моисей видит Бога «сзади», и наивысшим моментом откровения является провозглашение Богом имени Яхве (Иеговы), т. е. Своего собственного имени. Все прочие имена, которые следуют за именем Яхве – «Бог человеколюбивый», «милосердный» и другие, – являются лишь толкованиями этого священного имени, как бы добавляют обертоны к его основному звучанию.
   В цитированном отрывке присутствует еще одно ключевое понятие Ветхого Завета, неразрывно связанное с понятием имени Божия: слава Божия или слава Господня (kabod Yahweh). Наивысшим моментом откровения этой славы является провозглашение имени Яхве. Но что такое слава Божия? Адекватно перевести это понятие на современный язык сложно: в Ветхом Завете в него вкладывали прежде всего представление о таинственном присутствии Божием, являемом в зримых образах (например, в образах облака или огня). Слава Божия явилась народу израильскому в облаке, когда народ возроптал на Господа (см.: Исх 16, 9 – 10); слава Божия сошла в виде облака на гору Синай и пребывала на ней в течение шести дней (см.: Исх 24, 16): вид славы Божией при этом описывается как огонь поядающий (Исх 24, 17).
   Слава Божия нередко оказывается локализованной в каком-либо конкретном месте или связанной с тем или иным священным предметом: облако славы Божией наполняет скинию завета (см.: Исх 40, 34–35), оно же является над золотой крышкой ковчега (см.: Лев 16, 13). Слава Божия и ковчег между собой тесно связаны; потеря ковчега означает утрату славы Божией (см.: 1 Цар 4, 21–22). Крышка ковчега, вернее, пространство над ней, было местом особого присутствия славы Божией: Там Я буду открываться тебе и говорить с тобою над крышкою (Исх 25, 22). Впоследствии, в таргумической литературе, присутствие Божие над крышкой ковчега будет обозначено термином «Шехина», означающим «присутствие Божие»[29].
   В Книге Второзакония повторена заповедь Божия, данная Моисею: Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, причем к ней прибавлено: ибо не оставит Господь без наказания того, кто употребляет имя Его напрасно (Втор 5, 11). Угроза наказания звучит и для тех, кто не имеет страха перед именем Яхве: Если… не будешь бояться сего славного и страшного имени Господа, Бога твоего; то Господь поразит тебя и потомство твое… (Втор 28, 58–59). Страх перед Богом – неотъемлемая составляющая ветхозаветной религии. Поскольку же в библейском понимании Бог отождествляется со Своим именем, страх Яхве, или «страх Господень» (pahad Yahweh), перерастает в религиозное почитание имени Яхве, к которому предписывается относиться со страхом и трепетом.
   Во Второзаконии выражение «имя Яхве» (shem Yahweh) приобретает смысл, сближающий это понятие с понятиями «славы Божией», «силы Божией», «присутствия Божия». Выражение «имя Яхве» употребляется во Второзаконии не только и не столько как синоним Самого Яхве, сколько как указание на явление, присутствие, действие Яхве. Если Сам Яхве обитает на небе, то «имя Яхве» присутствует на земле: оно – Его земной представитель. Такое словоупотребление приведет к появлению в позднем иудаизме представления об Имени (shem) как самостоятельной силе, некоем посреднике между Яхве и людьми.
   Страхом перед Яхве и Его именем проникнут ветхозаветный религиозный культ. Об этом с особенной яркостью свидетельствует повествование из 3-й Книги Царств о строительстве Соломоном храма:
   Когда священники вышли из святилища, облако наполнило дом Господень; и не могли священники стоять на служении, по причине облака, ибо слава Господня наполнила храм Господень. Тогда сказал Соломон: Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле; я построил храм в жилище Тебе, место, чтобы пребывать Тебе во веки. И стал Соломон перед жертвенником Господним впереди всего собрания Израильтян, и воздвиг руки свои к небу, и сказал… Поистине, Богу ли жить на земле? Небо и небо небес не вмещают Тебя, тем менее сей храм, который я построил… Но призри на молитву раба Твоего и на прошение его… Да будут очи Твои отверсты на храм сей день и ночь, на сие место, о котором Ты сказал: «Мое имя будет там»; услышь молитву, которою будет молиться раб Твой на месте сем. Когда народ Твой Израиль будет поражен неприятелем за то, что согрешил пред Тобою, и когда они обратятся к Тебе, и исповедают имя Твое, и будут просить и умолять Тебя в сем храме, тогда Ты услышь с неба и прости грех народа Твоего… Если и иноплеменник… придет… и помолится у храма сего, услышь с неба, с места обитания Твоего, и сделай все, о чем будет взывать к Тебе иноплеменник, чтобы все народы земли знали имя Твое, чтобы боялись Тебя… чтобы знали, что именем Твоим называется храм сей (3 Цар 8, 10–13, 22–23, 27–29, 33–34, 41–43).