Модиано Патрик. Из самых глубин забвения

   - Нет, конечно. С удовольствием помогу. Я сделал бы для нее что угодно.
   ***
   В субботу Ван Бевер снова уехал в Форж-лез-О. Я ждал около пяти вечера перед гостиницей, как они просили. Первым вышел Ван Бевер. Он предложил мне прогуляться по набережной Турнель.
   - Очень рассчитываю на вас: смотрите за Жаклин.
   Эти слова меня удивили. Он несколько путано объяснил, что Карто позвонил им накануне и сообщил, что не может отвезти его на машине в Форж-лез-О: слишком много работы. Но его вроде бы любезным словам и притворной сердечности верить не надо. Просто Карто хочет воспользоваться его, Ван Бевера, отсутствием, чтобы встретиться с Жаклин.
   Так почему он не возьмет ее с собой в Форж-лез-О?
   Он ответил, что если так сделает, то Карто приедет туда; как ни крути, выйдет одно и то же.
   Жаклин вышла из отеля и присоединилась к нам.
   - Я уверена, что вы говорите о Карто, - сказала она.
   И внимательно посмотрела на каждого из нас.
   - Я попросил его остаться с тобой, - сказал Ван Бевер.
   - Очень любезно.
   Мы проводили его до метро "Мариинский Мост", как в прошлый раз. Оба они молчали. А мне больше не хотелось задавать вопросов. Я предался своей обычной беспечности. Главное, что я останусь наедине с Жаклин. Я даже получил на это разрешение Ван Бевера: он поручил мне роль ее опекуна. Чего желать больше? Уже спускаясь в метро, он сказал:
   - Постараюсь вернуться завтра утром.
   Спустившись по ступенькам, он несколько минут стоял неподвижно, весь такой прямой в своем саржевом пальто. Он неотрывно смотрел на Жаклин.
   - Если захочешь ко мне приехать, то у тебя есть телефон казино в Форж...
   И вдруг на его лице появилось усталое выражение.
   Он толкнул створку входной двери, и она захлопнулась за ним.
   Мы пошли на левый берег через остров Сен-Луи. Жаклин взяла меня под руку.
   - В какой момент мы натолкнемся на Карто?
   Мне показалось, что мой вопрос вызвал у нее некоторое раздражение. Она не ответила.
   Я думал, что она распрощается со мной у гостиницы. Но она потащила меня в свой номер.
   Стемнело. Она зажгла лампу на тумбочке рядом с кроватью.
   Я сидел на стуле возле умывальника, а она на полу у кровати, обхватив руками поджатые ноги.
   - Я должна дождаться его звонка, - произнесла она.
   Звонка Карто. А почему она должна ждать его звонка?
   - Вчера вы подстерегали меня на бульваре Осман?
   -Да.
   Она зажгла сигарету. Закашлялась от первой же затяжки. Я поднялся со стула и сел на пол, рядом с ней. Мы прислонились спинами к краю кровати.
   Я взял у нее из рук сигарету. Дым не шел ей на пользу, и мне хотелось, чтобы она перестала кашлять.
   - Я не хотела говорить об этом в присутствии Жерара... Он бы очень вас стеснялся... Но должна сказать вам, что он в курсе всего...
   И с вызовом посмотрела мне прямо в глаза:
   - Пока что я не могу поступить по-другому... Нам этот тип нужен...
   Я уже собрался задать ей вопрос, но она протянула руку к тумбочке и потушила лампу. Наклонилась ко мне и я почувствовал на шее нежное прикосновение ее губ.
   - Может будем сейчас думать о другом, вы согласны?
   Она была права. Мы не знали, какие неприятности готовит нам будущее.
   Часов в семь вечера кто-то постучал в дверь. Хриплый голос произнес: "Вас к телефону". Жаклин встала с постели и, не зажигая лампу, надела мой плащ и выскользнула из комнаты. Дверь осталась приоткрытой.
   Телефон висел на стене в коридоре. Я слышал, как она отвечает "да" и "нет", как повторяет "мне совсем не обязательно приходить сегодня вечером", словно собеседник ее не понимал. Или хотела, чтобы ее уговаривали. "
   Вернулась, закрыла дверь и села на кровать. У нее был смешной вид в моем плаще; он был слишком велик ей; рукава она подвернула.
   - Я с ним встречаюсь через полчаса. Он за мной заедет. Думает, что я тут одна... Придвинулась ко мне и шепнула:
   - Мне нужно, чтобы вы оказали мне одну услугу...
   Карто ведет ее ужинать к своим знакомым. А потом - она сама не знает, чем закончится вечер. А услугу от меня она ждет вот какую: чтобы я ушел из гостиницы до приезда Карто. Она даст мне ключ. От квартиры на бульваре Осман. Я должен сходить туда за чемоданом, взять его в одном из шкафов зубоврачебного кабинета, "в том, что у окна". Как только возьму чемодан, должен привезти его сюда, в этот номер. Вот и все, чего уж проще. А она позвонит мне в десять часов и скажет, где мы встретимся.
   И что же в этом чемодане? Она смущенно улыбнулась и ответила: "Немного денег". Я не особенно удивился. А как среагирует Карто, когда увидит, что чемодан исчез? Ну и что: никогда не догадается, что это мы украли. Ведь он, естественно, не знает, что у нас есть слепок с его ключа. Она сделала его тайком в моментальной мастерской на вокзале Сен-Лазар.
   Я был очень тронут этим "у нас". Но спросил все-таки, в курсе ли этого плана Ван Бевер. Да, в курсе. Но предпочел, чтобы она мне сама об этом сказала. Значит, я всего лишь сообщник, и все, чего они от меня ждут, это своего рода ограбление. Чтобы успокоить мою совесть, она уточнила, что Карто "не очень хороший человек" и что, в любом случае "он ей это должен".
   - А что, чемодан-то тяжелый? - осведомился я.
   - Нет.
   - Я спрашиваю, чтобы решить как возвращаться: на такси или на метро.
   Она даже удивилась, что я ни на миг не поколебался.
   - Вам не трудно сделать это для меня? Уже собиралась, конечно, добавить, что я ничем не рискую, но я в такой поддержке ничуть не нуждался. По правде говоря, я с самого детства видел, как мой отец возит туда-сюда всякие вещи: чемоданы с двойным дном, кожаные сумки и даже черные портфели, придававшие ему притворно респектабельный вид... И мне ни разу не удалось узнать, что в них.
   - С удовольствием сделаю, - ответил я.
   Она улыбнулась. Поблагодарила и добавила, что предлагает мне такое в первый и в последний раз. Я был чуть-чуть разочарован, что Ван Бевер в курсе, но в остальном все это меня нимало не смущало. Привык я к чемоданам.
   Я был уже на пороге, когда она дала мне ключ и поцеловала.
   Я кубарем скатился по лестнице и промчался по набережной в направлении Турнельского моста, надеясь, что не встречу Карто.
   В метро был еще час пик. Я чувствовал себя хорошо: со всех сторон меня сжимали пассажиры, так что не было никакого риска, что я привлеку к себе внимание.
   Я твердо решил, что обратно, уже с чемоданом, вернусь тоже на метро.
   Я пересел на станции Гавр-Гомартен и стал ждать поезда в направлении Миромениль. Времени у меня было полно. Жаклин позвонит в гостиницу не раньше десяти. Пропустил два-три поезда. Почему она поручила это мне, а не Ван Беверу? И действительно ли он знает, что я поеду за этим чемоданом? Ведь с ней никогда ничего точно неизвестно.
   На выходе из метро я испытал некоторое чувство страха, но оно быстро развеялось. Прохожих было мало. Окна домов были темны: одни офисы, которые служащие недавно покинули. Перед домом 160 я поднял глаза: светились только окна на пятом этаже.
   Света на лестнице я не зажег. Лифт поднимался медленно и желтый свет плафона над моей головой отбрасывал тень решетки на стену лестницы. Я оставил дверь лифта приоткрытой и в свете плафона всунул ключ в скважину.
   В прихожую выходили широко открытые двустворчатые двери комнат, фонари бульвара отбрасывали белый свет. Я прошел налево, в кабинет, где посредине стояло зубоврачебное кресло с откинутым назад кожаным подголовником: нечто вроде приподнятого дивана - и ноги можно вытянуть.
   При свете фонаря я открыл металлический шкаф, стоявший возле окна. Там на полке действительно стоял жестяной чемодан - такие носят солдаты, когда едут в отпуск.
   Я схватил чемодан и очутился снова в прихожей. Напротив зубоврачебного кабинета находилась комната ожидания. Я повернул выключатель. Из хрустальной люстры ударил сноп света. Зеленые плюшевые кресла. Кипа журналов на журнальном столике. Я прошел через приемную и проник в маленькую спальню, где стояла незастеленная узкая кровать. Я зажег лампу на ночном столике.
   На подушке валялась скомканная пижама. В шкафу на вешалках висели два костюма: такие же серые и того же пошива, как тот, в котором был Карто на улице Кюжас. Под окном - коричневые ботинки на колодках.
   Ага, вот она, спальня Карто. В плетеной корзинке я увидел пустую пачку сигарет "Руаяль", которые курила Жаклин. Выбросила, наверное, вчера вечером, когда пришла сюда с ним.
   Я машинально открыл ящик ночного столика: он был забит коробками со снотворным и аспирином и визитными карточками на имя Пьера Роба, дантиста, бульвар Осман, дом 160, телефон Ваграм 13 - 18.
   Чемодан был заперт на ключ. Ломать замок мне не хотелось. Чемодан нетяжелый. В нем, несомненно, деньги, банкноты. Я порылся в карманах костюмов и обнаружил черный бумажник, а в нем - выданное год тому назад удостоверение личности на имя Пьера Карто, родившегося 15-го июня 193 года в Бордо, департамент Жиронда, проживающего по адресу Париж, бульвар Осман, дом 160.
   Карто жил здесь не менее года... Но это так же и жилище некого Пьера Роба, дантиста. Было слишком поздно, чтобы задавать вопросы консьержу, да и не мог же я пойти к нему с этим жестяным чемоданом.
   Я сел на край кровати и почувствовал запах эфира, от чего у меня кольнуло сердце: словно Жаклин только что вышла из этой комнаты.
   Прежде, чем выйти из дома, я все-таки решил стукнуть в остекленную дверь консьержа, за которой горел свет. Невысокий брюнет приоткрыл дверь и высунул голову. Он посмотрел на меня подозрительно.
   - Мне бы доктора Роба, - сказал я.
   - Доктора Роба сейчас нет в Париже.
   - А вы не знаете, где я могу его найти? Его подозрительность увеличилась, а глаза уставились на жестяной чемодан у меня в руке.
   - У вас есть его адрес?
   -Я не могу вам его дать, месье. Я же не знаю, кто вы.
   -Я родственник доктора Роба. В армии служу. Вот, получил увольнительную на несколько дней.
   Эта подробность вроде бы немножко успокоила его на мой счет.
   -Доктор Роб в своем доме в Беусте.
   Это название было мне незнакомо и я переспросил. Консьерж повторил по слогам: "Бе-уст".
   - Простите, - сказал я, - но я думал, что доктор Роб тут больше не живет: в списке жильцов другая фамилия.
   И ткнул пальцем в фамилию Карто.
   - Это коллега доктора Роба... И снова его лицо выразило подозрительность. Он произнес:
   - До свиданья, месье. И резко захлопнул дверь.
   Выйдя на улицу, я решил дойти до станции метро "Вокзал Сен-Лазар". Чемодан был и впрямь совсем не тяжелый. Бульвар был пустынен, окна домов темны. Лишь время от времени какой-нибудь автомобиль проносился в направлении площади Звезды. Может быть, я совершил ошибку, постучавшись к консьержу: ведь он может сообщить мои приметы. Я успокоил себя, подумав, что никто - ни Карто, ни призрачный доктор Роб, ни консьерж дома 160 ничего против меня не может сделать. То, что сделал я, - вошел в чужую квартиру и взял чужой чемодан, что для кого-нибудь другого представило бы определенную важность - не имело для меня ни малейшего значения и останется без последствий.
   Я не хотел сразу же возвращаться на набережную Турнель. Поднялся по ступенькам вокзала и оказался в огромном зале "Потерянных шагов". Еще довольно много народа спешило на перроны пригородных электричек. Я уселся на скамейку, поставив чемодан между ног. У меня было ощущение, что я тоже пассажир или солдат в увольнительной. Вокзал Сен-Лазар предлагал мне более широкое поле бегства, чем пригород или Нормандия, куда шли поезда. Можно взять билет до Гавра, города Карто. А там исчезнуть где-нибудь в огромном мире через Ворота в Океан...
   Почему этот вокзальный зал называется "Залом потерянных шагов"? Достаточно посидеть тут некоторое время, и больше ничего не будет иметь значения, даже твои собственные шаги.
   Я пошел к буфету в конце зала. На террасе двое солдат-отпускников сидели с чемоданами, похожими на мой. Я чуть не попросил у них ключ, чтобы попробовать открыть чемодан, который я держал в руке. Но испугался, что если открою, то мои соседи, в частности один из полицейских в штатском (я слышал о них: вокзальная полиция) увидят пачки банкнот. Эти два слова, "вокзальная полиция", напомнили мне Жаклин и Ван Бевера, словно они впутали меня в приключение, в котором я отныне рисковал стать добычей вокзальной полиции.
   Я вошел в буфет и сел за один из столиков возле выходящих на Амстердамскую улицу огромных окон. Есть мне не хотелось. Я заказал стакан гренадина. Чемодан стоял у меня между ног. За соседним столиком шепталась парочка. Мужчина - брюнет лет тридцати, со следами оспы на скулах; пальто он не снял, так и ел в нем. А женщина - тоже брюнетка, в меховом манто. Они заканчивали ужинать. Женщина курила "Руа-яль", как Жаклин. На банкетке, на которой они сидели, стояли большой черный портфель и того же цвета кожаный чемодан. Я подумал: только что приехали в Париж или уезжают? Женщина произнесла более внятно:
   - Мы ведь можем сесть на следующий поезд.
   - А когда он?
   - В десять пятнадцать...
   - Ладно, - сказал мужчина.
   Они смотрели друг на друга довольно странно. Десять пятнадцать. Примерно в это время Жаклин позвонит на набережную Турнель.
   Мужчина расплатился, и они поднялись. Он взял черный портфель и чемодан. Они прошли мимо моего столика, не обратив на меня ни малейшего внимания.
   Официант склонился ко мне:
   - Вы выбрали? И указал на меню.
   - Тут ужинают. Только пить в этом зале нельзя...
   - Я жду одного человека, - ответил я. За огромным стеклом я вдруг увидел тех мужчину и женщину на тротуаре Амстердамской улицы. Она взяла его за руку. Они вошли в соседнюю гостиницу.
   Официант уже снова торчал перед моим столиком.
   - Ну, как, месье, ужинаете или нет? Я сменяюсь...
   Я поглядел на часы. Четверть девятого. Я предпочел продолжать сидеть тут, чем слоняться на улице, на холоде. А потому заказал комплексный ужин. Наплыв народа кончился; все сели на свои электрички.
   Внизу, на Амстердамской улице, за окнами последнего кафе перед Будапештской площадью сидело много людей. Свет там был более желтый и тусклый, чем в кафе Данте. Я долго спрашивал себя, почему все эти люди торчат вокруг вокзала Сен-Лазар, пока не узнал, что это один из самых низменных районов Парижа. Здесь скатывались по наклонной. Та парочка тоже не устояла, тоже заскользила. Они пропустили поезд и очутились в номере, где шторы были такие же черные, как в отеле "Лима", но обои грязнее, а простыни измяты предшествовавшими постояльцами. На кровати она, наверное, даже не снимет свое манто.
   Я закончил ужин. Поставил чемодан на банкетку, взял нож и попытался вставить лезвие в замок, но скважина оказалась слишком маленькая. Замок держался на гвоздиках, которые я мог бы вытащить клещами. Да зачем? Подожду, пока не окажусь с Жаклин в номере на набережной Турнель.
   А еще я мог уехать один и больше не подавать признаков жизни ни ей, ни Ван Беверу. До сих пор моими лучшими воспоминаниями были воспоминания о бегстве.
   Мне вдруг захотелось разорвать лист бумаги на мелкие квадратики. На каждом из них я написал бы имя и место.
   Жаклин
   Ван Бевер
   Карто
   Доктор Роб
   Бульвар Осман, дом 160, третий этаж
   Гостиница "Турнель", дом 65 по набережной Турнель
   Гостиница "Лима", дом 46, бульвар Сен-Жермен
   Кафе "Кюжас", улица Кюжас, дом 22
   Кафе "Данте"
   Форж-лез-О, Дьеп, Банёль-де-л'Орн, Ангейм, Люк-сюр-Мэр, Лангрюн
   Гавр
   Атис-Монс
   Я мог бы перемешать все эти кусочки, словно карты, и разложить их на столе. Так это и есть моя нынешняя жизнь? Итак, в этот момент все ограничивается для меня двадцатью разрозненными именами и адресами, единственной связью между которыми был я сам? Но почему эти, а не другие? Что у меня общего с этими именами и местами? Я был как во сне, когда знаешь, что в любой момент, когда возникнет опасность, можешь проснуться. Если бы я захотел, то встал бы из-за столика и связь бы нарушилась, все бы рассыпалось и исчезло в небытии. Остались бы только жестяной чемодан и обрывки бумаги с именами и местами, ни для кого не имеющими ни малейшего смысла.
   Я снова пересек зал Потерянных шагов, теперь уже почти пустынный, и направился к перронам. Я поискал на огромном табло направление поезда, отходившего в двадцать два пятнадцать, того, на который должна была сесть та парочка. Гавр. У меня возникло ощущение, что все эти поезда никуда не идут, никуда не везут, и что только и остается, как ходить взад-вперед между буфетом и залом Потерянных шагов, а потом между залом Потерянных шагов, пассажем, полным вокзальных магазинчиков, и соседними улицами. Остается убить еще час. Возле пригородных поездов я остановился перед телефонной будкой. Не вернуться ли обратно в дом 160 на бульваре Осман и не поставить ли чемодан на место? Тогда все прядет в порядок, и мне будет не в чем упрекать себя. В будке я полистал телефонный справочник: я забыл номер доктора Роба. Бесконечные длинные гудки. В квартире никого. А что если позвонить в Беуст этому доктору Робу и во всем ему признаться? А где могут быть сейчас Жаклин и Карто? Я повесил трубку. Решил, что лучше не расставаться с чемоданом и отнести его Жаклин: это единственный способ сохранить с ней контакт.
   Я снова полистал справочник. Перед моими глазами проносились парижские улицы, номера домов и фамилии жильцов. Я попал на "Сен-Лазар" (вокзал)" и удивился, что тут тоже есть названия и фамилии:
   Железнодорожная полиция Лаб 28 42
   Компания спальных вагонов Евр 44 46
   Кафе "Рим" Евр 48 30
   Гостиница "Терминюс" Евр 36 80
   Кооператив носильщиков Евр 58 77
   Габриела Дебри, цветы, зал
   Потерянных шагов Лаб 02 47
   Магазины торгового пассажа:
   1. Бернуа Евр 45 66
   5. Бидделу и Дилли (мадам) Евр 42 48
   Обувь "Гео" Евр 44 63
   СИНЕАК (кино) Лаб 80 74
   19. Буржуа (Рене) Евр 35 02
   25. Частная почта Евр 45 96
   25 бис. Ноно-Нанетта Евр 42 62
   27 Дискобол (пластинки) Евр 41 43
   Можно ли связаться с этими людьми? Находится ли Рене Буржуа сейчас где-то на вокзале? За стеклами одного из залов ожидания я увидел только мужчину в старом Коричневом пальто: он лежал на скамейке и спал; из кармана пальто торчала газета. Может это Бернуа?
   Я спустился по монументальной лестнице и оказался в торговом пассаже. Все лавки были закрыты. Я слышал шум дизельных двигателей такси на стоянке в Амстердамском дворе. Пассаж был освещен очень ярко, и я вдруг испугался, что наткнусь на какого-нибудь инспектора "железнодорожной полиции", как значилось в справочнике. Он потребует, чтобы я открыл чемодан, и мне придется улепетывать. Они меня быстро догонят и потащат в вокзальный участок. Это будет слишком глупо.
   Я вошел в кино "Синеак" и заплатил два франка пятьдесят в кассу. Билетерша, коротко стриженная блондинка, хотела уже вести меня, светя своим фонариком в первые ряды, но я предпочел сесть в глубине зала, сзади. На экране сменялись кадры новостей дня, которые комментировал диктор с визгливым голосом. Мне он был хорошо знаком двадцать пять лет все тот же голос. Я слышал его в прошлом году в кинотеатре "Бонапарт", где смотрел монтаж старой хроники.
   Я поставил чемодан на сиденье справа. Перед собой я насчитал семь разбросанных по залу фигур. Семеро одиноких людей. В зале витал теплый запах озона, который охватывает тебя, когда идешь по вентиляционной решетке метро. Я едва обращал внимание на события недели на экране. Каждые четверть часа эти кадры повторялись. Они были вне времени, как и этот пронзительный голос (я спросил себя, не в протезе ли каком тут дело?).
   Новости дня шли уже в третий раз, когда я взглянул на часы. Половина десятого. Передо мной находились теперь только два человека; они, конечно, уснули. Билетерша сидела на откидном стульчике у задней стены, рядом с выходом. Я услышал, как хлопнул откидной стульчик. Луч фонарика прошелся по ряду на моем уровне, но по другую сторону прохода. Она вела молодого человека в военной форме. Погасила фонарик, и они уселись рядышком. Я уловил несколько слов из их разговора. Он тоже едет в Гавр. Попробует вернуться в Париж недели через две. Позвонит ей, чтобы сообщить точную дату приезда. Они сидели совсем рядом. Нас разделял только проход. Они говорили громко, словно тут не было ни меня, ни двух спящих фигур перед нами. Потом замолчали. Они прижимались друг к другу и целовались. Визгливый голос по-прежнему комментировал кадры на экране: демонстрация забастовщиков, проезд какого-то иностранного государственного деятеля по Парижу, бомбардировка.... Мне хотелось, чтобы этот голос замолк навсегда. От мысли, что он неизменно и вечно будет комментировать без малейшей эмоции будущие катастрофы, у меня пробежала дрожь по спине. Теперь билетерша сидела на коленях своего спутника. Она ритмично двигалась; ее движения сопровождались скрипом пружин. Вскоре ее вздохи и стоны заглушили визгливый голос диктора.
   Выйдя в Римский двор, я обшарил карманы: сколько у меня осталось денег? Десять франков. На такси хватит. Будет куда быстрее, чем на метро: на метро придется пересаживаться на "Опере" и нести чемодан по длинному переходу.
   Таксист собрался было засунуть чемодан в багажник, но я предпочел с ним не расставаться. Мы спустились по авеню Оперы и поехали вдоль набережной. В ту ночь Париж был пуст, словно город, который я покидал навечно. На набережной Турнель я испугался, что потерял ключ от номера. Нет, вот он, в кармане моего плаща.
   Я прошел перед конторкой и спросил у портье, сидевшего за ней до полуночи, не звонил ли кто-нибудь постояльцам номера три. Он ответил, что нет; но было всего-лишь без десяти десять.
   Я поднялся по лестнице. Он так ни о чем меня и не спросил. Может быть, он не различал меня и Ван Бевера. Или не хотел думать, кто ходит по отелю, который должен был неизбежно вот-вот закрыться.
   Я оставил дверь номера приоткрытой, чтобы услышать, когда он позовет меня к телефону. Положил чемодан плашмя на пол и улегся на койку Жаклин. Запах эфира неумолимо держался на подушке. Опять она его нюхала? А позже, не будет ли этот запах навечно ассоциироваться для меня с Жаклин?
   В десять я начал тревожиться: она не позвонит и я ее больше не увижу. Я часто был готов к тому, что люди, с которыми я познакомился, исчезнут с минуты на минуту и больше никогда не подадут признаков жизни. Мне тоже случалось назначать встречи, на которые я не ходил. Случалось даже воспользоваться тем, что кто-то, с кем я иду по улице, отвлекся, и убежать. Ворота сбоку на площади Сен-Мишель часто оказывали мне бесценную помощь. Я вбегал в них и через проходной двор оказывался на улочке Ирондель. В моей записной книжке был целый список домов с проходными дворами.
   Я услышал голос администратора на лестнице: "Номер три, к телефону." Было уже четверть одиннадцатого, и я уже не верил, что она позвонит. Она отделалась от Карто, убежала. Сейчас находится в семнадцатом округе. Спросила, привез ли я чемодан. Я должен засунуть в сумку ее вещи, потом сходить за своими в отель "Лима", а потом ждать ее в кафе Данте. Но мне нужно как можно скорее уйти с набережной Турнель, потому что это первое место, куда кинется Карто. Говорила она очень спокойно, словно все давно заранее приготовила в уме. Я вынул из шкафа старый саквояж и запихнул в него две пары брюк, кожаную куртку, бюстгальтеры, красные холщовые туфли, свитер под горло и несколько туалетных принадлежностей, стоявших на полке над умывальником, в том числе и флакончик с эфиром. Остались только вещи Ван Бевера. Свет я не потушил, чтобы администратор думал, что кто-то остался в номере. Закрыл дверь. В котором часу вернется Ван Бевер? Он прекрасно может найти нас в кафе Данте. Звонила ли она в Форж или в Дьеп? Сказала ли ему то же, что мне?
   Я спустился по лестнице, не зажигая света. Боялся, что портье заметит саквояж и чемодан. Он склонился над газетой: наверное, решал кроссворды. Я не смог удержаться и взглянул на него: он даже не поднял голову. На набережной Турнель я испугался, что сейчас у меня за спиной раздастся крик: месье, месье... вернитесь, пожалуйста, немедленно... Казалось, что сейчас передо мной остановится автомобиль Карто. Но оказавшись на улице Бернардинцев, я вновь обрел спокойствие. Быстро поднялся в свой номер и уложил в саквояж Жаклин всю свою нехитрую одежонку и две оставшихся книги.
   Потом спустился и потребовал счет. Ночной портье не задал мне ни единого вопроса. На улице, на бульваре Сен-Жермен, я испытал обычное опьянение, которое охватывало меня всякий раз, когда я пускался в бегство.
   ***
   Я сел за столик в глубине кафе и положил чемодан на банкетку. В кафе не было ни души. Только один посетитель облокотился на стойку. За стойкой на стене, над выложенными рядами пачками сигарет, стрелки часов показывали половину одиннадцатого. Электрический биллиард рядом со мной впервые молчал. Теперь я был твердо уверен, что она придет на свидание.
   Она вошла, но не сразу стала искать меня взглядом. Сначала купила сигареты у стойки. Потом села на банкетку. Заметила чемодан. Положила локти на столик и протяжно вздохнула.
   - Мне удалось от него оторваться, - произнесла она.
   Они ужинали в ресторане возле площади Перейр: она, Карто и еще парочка. Хотела убежать в конце ужина, но они могли увидеть с террасы ресторана, как она направляется к стоянке такси или к метро.
   Вышли из ресторана, и ей пришлось сесть с ними в автомобиль. Они потащили ее выпить по рюмочке неподалеку в баре одной гостиницы, "Каштаны". В "Каштанах"-то ей и удалось от них оторваться. Она тут же мне позвонила из одного кафе на бульваре Курсель.
   Зажгла сигарету и закашлялась. Положила ладонь на мою руку, как часто делала с Ван Бевером на улице Кюжас. Она продолжала кашлять взахлеб.
   Я вытащил сигарету у нее изо рта и раздавил ее в пепельнице. Она сказала: