Модиано Патрик. Из самых глубин забвения

   - Мы должны уехать из Парижа... Вдвоем... Вы согласны? Разумеется, я был согласен.
   - Куда вам хочется уехать? - спросил я.
   - Куда угодно.
   Лионский вокзал был совсем рядом. Достаточно дойти по набережной до Ботанического сада и перейти Сену. Оба мы оказались на дне, и настал момент оттолкнуться от ила и подняться на поверхность. Там, в "Каштанах", Карто, наверное, уже беспокоится об отсутствии Жаклин. А Ван Бевер, может быть, еще в Дьепе или в Форж.
   - А Жерара ждать не будем? - спросил я.
   Она отрицательно мотнула головой, и ее лицо сморщилось. Сейчас расплачется. Я понял, что она хочет, чтобы мы уехали вдвоем, для того, чтобы порвать с определенным периодом своей жизни. Я тоже оставлял за собой серые и неопределенные годы, прожитые мной до тех пор.
   Мне хотелось еще раз повторить: может, подождем Жерара. Но я промолчал. Фигура в саржевом пальто навеки застынет в той зиме. В памяти будут мелькать слова: пятерка без цвета. А еще в нее будет возвращаться брюнет в сером костюме, с которым я был едва знаком и не знал, дантист он или нет.
   А еще - все более расплывчатые лица моих родителей.
   Я вытащил из кармана плаща ключ от квартиры на бульваре Осман, который она мне дала, и положил на стол.
   - Что с ним делать?
   - Сохраним на память.
   Теперь у стойки не было никого. В наступившей вокруг нас тишине слышалось потрескивание неоновых ламп. Их свет резко контрастировал с черными окнами террасы. Слишком яркий свет, словно предвестие будущих весен, будущего лета, будущих лет.
   - Лучше всего поехать на юг...
   Я испытал удовольствие, произнося слово "юг". В тот вечер, в пустынном кафе, в неоновом свете, жизнь еще была лишена малейшей тяжести, и так легко было пуститься в бегство. Пробило полночь. Хозяин кафе направился к нашему столику, чтобы сказать, что кафе Данте закрывается.
   ***
   В чемодане мы обнаружили две тоненьких пачки банкнот, пару перчаток, книги по зубной хирургии и машинку для скрепок. Жаклин была разочарована тем, что пачки такие тонкие.
   Прежде, чем добраться до юга и до Майорки, мы решили проехать через Лондон. Чемодан мы оставили в камере хранения на Северном вокзале.
   Нам пришлось ждать поезда в буфете больше часа. Я купил конверт с маркой и послал квитанцию камеры хранения Карто, по адресу бульвар Осман, дом 160. В записке я написал, что обещаю возвратить ему деньги в очень скором будущем.
   ***
   Тогда, той весной, в Лондоне надо было быть совершеннолетним и состоять в браке, чтобы поселиться в гостинице. В конце концов мы оказались в каком-то семейном пансионе в Блумсбери. Хозяйка сделала вид, что приняла нас за брата и сестру. Она предложила нам комнату, служившую курительной или читальней: там стояли три дивана и книжный шкаф. Только на пять дней, и плата вперед.
   Потом нам удалось получить два номера в "Кемберленде", массивный фасад которого выходил на Марбл Эрч. К администратору мы обратились по очереди, словно друг с другом не знакомы. Но и оттуда пришлось съехать через три дня, когда они поняли обман.
   Мы совсем не знали, где нам ночевать. От Мэрбл Эрч мы пошли прямо вдоль Гайд-Парка и вышли на авеню Сассекс Гарденс, ведшую к Паддингтонскому вокзалу. По левой стороне было полно маленьких гостиниц. Мы выбрали первую попавшуюся. На сей раз у нас даже не попросили документов.
   ***
   Сомнение настигало нас в один и тот же час, ночью, по дороге в гостиницу, в перспективе очутиться в номере, где мы жили словно беглецы, до тех пор, пока позволит хозяин.
   Прежде, чем войти в гостиницу, мы ходили взад и вперед по авеню Сассекс Гарденс. Ни один из нас не испытывал ни малейшего желания вернуться в Париж. Отныне нам невозможно было появиться на набережной Турнель или в Латинском квартале: запретная зона. Конечно, Париж большой, и мы прекрасно могли бы сменить квартал, без риска натолкнуться на Жерара Ван Бевера или на Карто. Но лучше было не возвращаться в прошлое.
   Сколько прошло времени до тех пор, пока мы не познакомились с Линдой, Петером Рахманом и Микаэлем Савундрой? Недели две, наверное. Две бесконечных недели, на протяжении которых лил дождь. Чтобы убежать от нашего номера с покрытыми пятнами плесени обоями, мы ходили в кино. А потом гуляли, непременно по Оксфорд Стрит. Доходили до Блумсбери, до улицы, где находился семейный пансион, в котором мы провели нашу первую ночь в Лондоне. А потом снова шли по Оксфорд Стрит в обратном направлении.
   Мы старались отдалить момент возвращения в отель. Но мы не могли бесконечно ходить под дождем. На худой конец, мы могли пойти еще раз в кино или войти в большой универмаг или в кафе. Но в конце концов все равно пришлось бы решиться на возвращение на авеню Сассекс Гарденс.
   Однажды, под вечер, когда мы рискнули пойти дальше, на другой берег Темзы, я почувствовал, что меня охватывает паника. Был час пик: поток жителей пригорода направлялся к вокзалу по мосту Ватерлоо. Мы шли по мосту им навстречу, и я испугался, что людской водоворот унесет нас обратно. Но нам удалось вырваться. Мы сели на скамейку на Трафальгарской площади. По дороге мы не обменялись ни словом.
   - Тебе плохо? - спросила Жаклин. - Ты совсем бледный...
   И улыбнулась. Я почувствовал, что она делает над собой усилие, чтобы сохранить спокойствие. Перспектива вернуться в гостиницу, снова оказаться в толпе на Оксфорд Стрит, угнетала меня. Я не осмелился спросить ее, испытывает ли она тот же страх. И сказал:
   - Тебе не кажется, что этот город слишком большой?
   Я тоже попытался улыбнуться. Она смотрела на меня, нахмурив брови.
   - Слишком большой город и мы никого тут не знаем...
   Я говорил мертвым голосом. Ни одного слова выговорить как следует не мог.
   Она зажгла сигарету. Была она в своей слишком легкой кожаной куртке и немного кашляла, как в Париже. Я с сожалением вспомнил о набережной Турнель, о бульваре Осман и вокзале Сен-Лазар.
   - В Париже было легче...
   Но я сказал это так тихо, что не знаю, услышала ли она. Она была погружена в свои мысли. Забыла о моем присутствии. Перед нами стояла красная телефонная будка, из которой только что вышла какая-то женщина.
   - Жаль, что нам некому позвонить... - сказал я.
   Она повернулась ко мне и положила ладонь на мою руку. Она пересилила отчаяние, которое тоже, наверняка, испытала, пока мы шли по Стрэнду к Трафальгарской площади.
   - Нам надо только немного денег, чтобы поехать на Майорку.
   Это была ее навязчивая идея с тех пор, как я с ней познакомился и увидел адрес на конверте.
   - На Майорке нам будет спокойно. Ты сможешь писать книги...
   Однажды я рассказал ей, что мне очень хочется в будущем писать книги, но больше мы никогда к этой теме не возвращались. Может, она заговорила об этом теперь для того, чтобы меня успокоить. Нет, она решительно была куда хладнокровнее меня.
   Я все-таки поинтересовался, каким способом она рассчитывает раздобыть денег. Но она ничуть не смутилась:
   - Только в городах можно найти деньги... Представь себе, если б мы оказались в какой-нибудь деревенской дыре...
   И она была совершенно права. Внезапно Трафальгарская площадь показалась мне гораздо безопаснее. Я смотрел на бьющую из фонтанов воду, и это стало меня успокаивать. Ведь не обязаны же мы вечно оставаться в этом городе и тонуть в толпе на Оксфорд Стрит. У нас была очень простая цель: найти немного денег, чтобы поехать на Майорку. Это совсем как выигрышная комбинация Ван Бевера. Вокруг нас было столько улиц и перекрестков, что это повышало наши шансы. В конце концов нам непременно повезет: мы встретим счастливый случай.
   Отныне мы избегали Оксфорд Стрит и центр и всегда шли на запад, в Холланд Парк и Кенсингтон.
   Однажды днем мы сфотографировались в автомате на станции метро Холланд Парк. Мы позировали: прижались друг к другу лицами. Я сохранил эту фотографию на память. Лицо Жаклин занимает весь первый план, а мое - чуть дальше; край кадра отрезал мое левое ухо. После вспышки мы безудержно расхохотались. Она хотела еще посидеть у меня на коленях в кабине автомата. А потом мы пошли по окаймляющей Холланд Парк авеню, вдоль больших белых домов с арками. Впервые с нашего приезда в Лондон светило солнце, и мне кажется, что с этого дня, с этого момента, погода была всегда прекрасной и теплой - вечное раннее лето.
   ***
   В обеденный час, в кафе на Ноттинг Хилл Гейт, мы познакомились с некой Линдой Джэкобсен. Она заговорила с нами первая: брюнетка, нашего возраста, длинноволосая, скуластая, с чуть раскосыми глазами.
   Ей было интересно, из какой мы области Франции. Она говорила медленно, словно подбирала каждое слово, поэтому легче было продолжать с ней разговор по-английски. Она удивилась, что мы живем в одной из "ночлежек" в Сассекс Гарденс. Мы объяснили, что ничего другого нам не остается: мы оба несовершеннолетние.
   Назавтра мы встретили ее в том же месте, и она подсела к нам. Спросила, долго ли мы собираемся оставаться в Лондоне. К моему удивлению Жаклин ответила, что мы хотим жить в Лондоне несколько месяцев и даже найти работу.
   - Но в таком случае вы не можете продолжать жить в этом отеле!
   Каждую ночь нам хотелось съехать, из-за витавшего в номере сладковатого запаха. Я не знал, откуда он - из водостока, из кухни или от сгнившего паласа. По утрам мы долго гуляли в Гайд Парке, чтобы избавиться от этого пропитавшего одежду запаха. Он выветривался, но снова возвращался днем. И я спрашивал Жаклин:
   - Чувствуешь запах?
   Я приходил в полнейшее отчаяние при мысли, что этот запах будет преследовать нас всю жизнь.
   - Самое ужасное, - сказала ей Жаклин по-французски, - это гостиничный запах...
   Я худо-бедно перевел. В конце концов Линда поняла. Спросила, есть ли у нас немного денег. Из двух тонких пачек из чемодана оставалась только одна.
   - Не густо, - ответил я.
   Улыбаясь, она переводила взгляд с одного из нас на другого. Я всегда удивлялся, когда люди проявляли к нам симпатию. Много позже я отыскал на дне картонки из-под ботинок, заполненной старыми письмами, моментальный снимок с Холланд Парк и был потрясен наивной искренностью наших лиц. Мы внушали доверие. Заслуги в том у нас не было никакой, кроме юности, которая на очень короткое время дается кому попало, как пустое обещание, которое никогда сдержано не будет.
   - У меня есть приятель, который может вам помочь, - сказала Линда. - Я познакомлю вас завтра.
   Она часто назначала ему свидание в этом кафе. Она жила поблизости, а офис ее приятеля находился чуть дальше, на Вестбурн Гров, авеню, где были два кинотеатра, в которые мы с Жаклин ходили. На последний сеанс, чтобы отодвинуть возвращение в гостиницу. И нам было все равно, что каждый вечер мы смотрели одни и те же фильмы.
   ***
   Назавтра, около полудня, мы сидели с Линдой, когда в кафе вошел Петер Рахман. Он сел за наш столик, даже с нами не поздоровавшись. Он курил сигару, пепел с которой падал на лацканы его пиджака.
   Я был поражен его внешностью: он показался мне старым, но на самом деле ему было не больше сорока. Среднего роста, очень дородный, с полным лицом, лысоватый и в роговых очках. Детские ручонки не вязались с широкими плечами.
   Линда рассказала ему о наших сложностях, но говорила слишком быстро, чтобы он мог понять. Он пялил свои маленькие прищуренные глазки на Жаклин. Время от времени нервно затягивался сигарой и выдыхал дым Линде в лицо.
   Она замолчала, а он улыбнулся Жаклин и мне. Но при этом глаза его оставались холодными. Спросил, как называется отель, где мы живем в Сассекс Гарденс. Я ответил: "Рэднор". Он коротко рассмеялся:
   - Платить вам не надо... Я владелец... Скажете администратору от меня, что для вас бесплатно...
   Он принял светский тон, и это его самого смешило.
   - Вы в гостиничном бизнесе?
   Он не ответил на мой вопрос. Снова выдохнул сигарный дым Линде в лицо. Пожал плечами.
   - Don't worry** ...
   Он повторил эту фразу много раз, обращаясь к самому себе. Потом встал и пошел звонить. Линда почувствовала, что мы немного сбиты с толку, и дала нам несколько объяснений. Этот Петер Рахман занимался покупкой и продажей недвижимости, зданий. "Зданий" было преувеличением, потому что это были дряхлые дома и даже лачуги, большей частью расположенные в окрестностях, в кварталах Эйсуотер и Ноттинг Хилл. Она в его бизнесе мало что понимала. Но - она предпочла сказать нам это сразу же - под грубыми повадками в нем скрывался довольно классный парень.
   "Ягуар" Рахмана стоял неподалеку от кафе. Линда села вперед и повернулась к нам:
   - Можете жить у меня, пока Петер не найдет вам другое место...
   "Ягуар" тронулся с места и покатил по Кенсингтон Гарденс, а потом по Сассекс Гарден. Рахман затормозил перед отелем "Рэднор".
   - Идите собирать вещи, - сказал он. - А главное, не платите по счету...
   За стойкой никого не было. Я сам взял ключ от нашего номера. Все время, что мы здесь жили, вещи оставались в саквояже.
   Я забрал его, и мы тут же спустились. Рахман прохаживался взад вперед перед отелем, с сигарой в зубах и засунув руки в карманы пиджака.
   - Рады расстаться с "Рэднором"?
   Он открыл багажник "Ягуара", и я положил туда саквояж. Прежде, чем тронуть с места, он сказал Линде:
   - Мне надо заехать ненадолго в "Лидо". А потом я вас отвезу...
   Я все еще чувствовал приторный запах гостиницы и спросил себя, через сколько дней он окончательно выветрится из нашей жизни.
   "Лидо" оказалось купальней в Гайд-парке у Серпантина. Рахман взял четыре билета.
   - Странно... Очень похоже на бассейн Делини***, - сказал я Жаклин.
   Но войдя, мы очутились на своего рода речном пляже, по краю которого стояли столики с зонтиками от солнца. Рахман выбрал местечко в тени. Сигару он так и не выпустил изо рта. Мы сели. Он вытирал шею и лоб большим белым платком. Повернулся к Жаклин:
   - Можете искупаться, если хотите...
   - У меня нет купальника, - ответила Жаклин.
   - Это поправимо... пошлю кого-нибудь за купальником...
   - Это излишне, - сухо произнесла Линда. - Ей не хочется купаться.
   Рахман опустил голову, продолжая вытирать лоб и шею.
   - Хотите выпить чего-нибудь прохладительного? - предложил он. И добавил, обращаясь к Линде:
   - У меня тут встреча с Савундрой.
   Это имя ассоциировалось с какой-то экзотической фигурой, и я уже решил, что сейчас к нашему столику подойдет индуска в сари.
   Но это оказался блондин лет тридцати. Он помахал нам рукой, подошел и хлопнул Рахмана по плечу. Представился мне и Жаклин:
   - Майкл Савундра. Линда сказала ему, что мы французы. Он забрал стул от одного из соседних столиков и уселся рядом с Рахманом.
   - Ну, что новенького? - спросил Рахман, уставясь на него своими холодными глазками.
   - Я еще поработал над сценарием... Посмотрим, что получится...
   - Ага, совершенно верно: посмотрим...
   Рахман взял презрительный тон. Савундра скрестил руки. Его взгляд задержался на нас с Жаклин.
   - Давно вы в Лондоне? - спросил он по-французски.
   - Три недели, - ответил я.
   Он явно заинтересовался Жаклин.
   - Я некоторое время жил в Париже, - сказал он на не очень уверенном французском. - В гостинице "Луизиана", на улице Сены... Пробовал снять фильм...
   - Но, к сожалению, не получилось,- презрительным тоном произнес Рахман. Я удивился, что он понял сказанную по-французски фразу.
   Наступила пауза.
   - Но я уверена, что в этот раз получится, - сказала Линда. - Правда, Петер?
   Рахман пожал плечами. Савундра смутился. Он спросил Жаклин, по-прежнему по-французски:
   - Вы живете в Париже?
   - Да, - сказал я, не дав Жаклин времени ответить. - Недалеко от гостиницы "Луизиана".
   Жаклин поймала мой взгляд. Подмигнула. Мне вдруг очень захотелось очутиться перед гостиницей "Луизиана", пойти к Сене и пройтись вдоль коробов букинистов до набережной Турнель. Откуда эта внезапная тоска по Парижу?
   Рахман задал какой-то вопрос Савундре, и тот стал очень словоохотливо отвечать. Линда встревала в разговор. Я совершенно не старался понять, о чем они говорят. И прекрасно видел, что Жаклин тоже не обращает на разговор ни малейшего внимания.
   В этот час дня нами часто овладевала дремота, потому что в отеле "Рэднор" нам спалось плохо - четыре-пять часов, никак не больше. А поскольку мы выходили рано утром, а возвращались как можно позже, то днем дремали на лужайках Гайд Парка.
   Они продолжали разговаривать. Время от времени Жаклин закрывала глаза, и я тоже. Я боялся заснуть. Но как только один из нас чувствовал, что другой вот-вот заснет, он толкал его ногой под столом.
   Я все-таки задремал на несколько минут. Глухой шум их разговора смешивался со смехом и криками на пляже, со всплесками от прыжков в воду. Где мы? На берегу Марны или на Ангьенском озере, близ Парижа? Это место походило на другое "Лидо", в Шенневьер, и на Спортинг-клуб в Ла Варенн. Вечером мы с Жаклин вернемся в Париж венсенским поездом.
   Кто-то сильно хлопнул меня по плечу. Рахман.
   - Устали?
   Жаклин, напротив меня, силилась держать глаза открытыми.
   - Кажется, немного вы спали в моем отеле, - сказал Рахман.
   - Где вы жили? - осведомился Савундра по-французски.
   - В месте, куда менее комфортабельном, чем отель "Луизиана", - ответил я.
   - Хорошо, что я с ними познакомилась, - сказала Линда. - Они будут жить у меня...
   Хотелось бы мне знать, почему они проявляют о нас такую заботу. Савундра по-прежнему не сводил взгляда с Жаклин, но она не обращала на него ни малейшего внимания. Или делала вид, что не замечает. Мне показалось, что он похож на одного американского актера. Как же его фамилия? Ага, Джозеф Коттен.
   - Вот увидите, - продолжала Линда, - вам у меня будет очень хорошо.
   - В любом случае, - произнес Рахман, - квартир у меня навалом. Могу дать вам одну на следующей неделе.
   Савундра разглядывал нас с любопытством. Повернулся к Жаклин:
   - Вы брат и сестра? - спросил он по-английски.
   - Не повезло вам, Майкл, - ледяным голосом произнес Рахман. - Они муж и жена.
   - Надеюсь, что увижу вас очень скоро, - сказал он по-французски.
   А потом спросил Рахмана, читал ли тот его сценарий.
   - Нет пока. Мне на это требуется время. Я же еле-еле умею читать...
   И хохотнул. Его глаза за роговыми очками были по-прежнему холодны.
   Чтобы рассеять неловкость, Савундра обратился к нам с Жаклин:
   - Мне бы очень хотелось, чтобы вы прочли сценарий. Некоторые сцены происходят в Париже. Вы смогли бы исправить ошибки во французском.
   - Хорошая мысль, - сказал Рахман. - Пусть прочтут... Сделают мне резюме...
   Савундра ушел по аллее Гайд Парка, а мы снова сели на заднее сиденье рахмановского "Ягуара".
   - Сценарий-то хороший? - полюбопытствовал я.
   - Конечно. Я уверена, что очень хороший, - ответила Линда.
   - Можете взять, - сказал Рахман. - На полу валяется.
   И действительно, на полу у моих ног лежала бежевая папка. Я поднял ее и положил себе на колени.
   - Он хочет, чтобы я дал ему на фильм тридцать тысяч фунтов, - сказал Рахман. - Слишком много для сценария, который я никогда не прочту...
   Мы вернулись в квартал Сассекс Гарденс. Я испугался, что он собирается отвезти нас в наш отель, и снова почувствовал приторный запах коридора и номера. Но он продолжал ехать в направлении Ноттинг Хилл. Свернул направо, на авеню, где находились кинотеатры, а потом на обсаженную деревьями и окаймленную белыми домами с арками улицу. Перед одним из этих домов он затормозил.
   Мы вышли из машины вместе с Линдой. Рахман остался за рулем. Я достал саквояж из багажника, а Линда открыла кованую дверь. Лестница была очень крутая. Линда указывала нам путь. На площадке - две двери. Линда открыла левую. Комната с белыми стенами. Окна выходили на улицу. Мебели никакой. Огромный матрац на полу. Соседняя комната оказалась ванной.
   - Вам тут будет хорошо, - сказала Линда.
   Я увидел из окна черный автомобиль Рахмана, купающийся в солнечной лужице.
   - Вы очень милы, - ответил я ей.
   - Да нет, это все Петер... Дом ему принадлежит... У него куча квартир...
   Она захотела показать нам свою комнату. Туда вела другая дверь с площадки. На кровати и на паркетном полу валялись одежда и пластинки. Витал запах, столь же пронзительный, как в гостинице, но мягче: запах индийской конопли.
   - Не обращайте внимания, - сказала Линда. - У меня вечно беспорядок.
   Рахман вылез из машины и теперь стоял перед входной дверью. Он по-прежнему вытирал лоб и шею белым носовым платком.
   - Вам, конечно, нужны карманные деньги?
   И протянул нам голубой конверт. Я уже собирался сказать, что денег нам не надо, но Жаклин взяла конверт без малейшего стеснения.
   - Очень вам благодарна, - сказала она, словно все было в порядке вещей. - Мы отдадим как можно быстрее.
   - Надеюсь, - ответил Рахман. - Да с процентами... В любом случае, вы мне отдадите натурой..
   И прыснул.
   Линда протянула мне связку ключей.
   - Два ключа, - сказала она. - Один от входной двери, а другой от квартиры.
   Они сели в машину. Рахман уже трогал с места, когда Линда опустила стекло:
   - Вот вам адрес квартиры, на случай, если заблудитесь...
   Она написала его на обороте голубого конверта: Чепстоус Виллас, дом 22.
   Как только мы вошли в номер, Жаклин открыла конверт. В нем было сто фунтов.
   - Не надо нам было брать эти деньги,- сказал я.
   - Еще как надо... Нам нужны деньги, чтобы поехать на Майорку...
   Она поняла, что не слишком убедила меня этим.
   - Нам требуется около двадцати тысяч франков, чтобы найти дом и жить на Майорке... А как только окажемся там, то нам уже ничья помощь не будет нужна...
   Она вошла в ванную. Я услышал, как ванна наполняется водой.
   - Это чудесно, - сказала она. - Я так давно не принимала ванну...
   Я растянулся на матраце. Изо всех сил боролся со сном. Слышал, как она моется. Потом она сказала:
   - Вот увидишь, как это приятно, горячая вода...
   Из умывальника нашего номера в отеле "Рэднор" текла лишь тоненькая струйка холодной воды.
   Голубой конверт лежал рядом со мной на матраце. Меня охватило сладкое онемение, в котором растворились все мои угрызения совести.
   В семь часов вечера нас разбудила ямайская музыка, доносившаяся из комнаты Линды. Мы собрались спуститься, но прежде я постучал в ее дверь. Я почувствовал запах индийской конопли.
   Прошло довольно много времени, прежде чем она открыла. Она была в красном халате. Просунула голову в приоткрытую дверь:
   - Извините меня... но я не одна...
   - Просто хотели пожелать вам хорошего вечера, - сказала Жаклин.
   Линда поколебалась, а потом решилась заговорить:
   - Я могу вам доверять? Когда мы увидим Петера, то не надо, что бы он знал, что я кого-то к себе водила... Он очень ревнив...
   В прошлый раз он пришел неожиданно, чуть все тут не переломал и едва не вышвырнул меня в окно.
   - А если он и сегодня придет? - спросил я.
   - Он уехал на два дня. На берег моря, в Блэкпул - покупать старые хибары.
   - Почему он так мил с нами? - спросила Жаклин.
   - Петер очень любит молодежь. Практически не общается с людьми своего возраста. Только молодежь и любит...
   Мужской голос позвал ее. Очень глухой такой голос - музыка почти его заглушала.
   - Извините... До скорого... И чувствуйте себя, как дома....
   Улыбнулась и закрыла дверь. Музыка стала громче; мы слышали ее еще на улице, когда уже отошли довольно далеко.
   - Странный все-таки тип этот Рахман, - сказал я Жаклин. Она пожала плечами.
   - Мне он не страшен...
   Словно она уже знала раньше мужчин такого рода и считала его совершенно безобидным.
   - Во всяком случае, он любит молодежь...
   Я произнес эту фразу мрачным тоном, от которого ей стало смешно. Вечерело. Она взяла меня под руку, и мне больше не хотелось мучить себя вопросами и тревожиться о будущем. Мы пошли в Кенсингтон по тихим провинциальным улочкам. Проехало такси; Жаклин подняла руку и остановила его. Дала шоферу адрес итальянского ресторана возле Кингсбриджа, который выбрала во время наших прогулок, подумав, что мы пойдем в него ужинать, когда разбогатеем.
   В квартире была полная тишина. Из-под двери Линды свет не выбивался. Мы открыли окно. На улице ни звука. Напротив, под листвой деревьев, стояла освещенная красная телефонная будка, пустая.
   В ту ночь у нас создалось ощущение, что мы живем в этой квартире давно. Уходя, я оставил на полу сценарий Майкла Савундры. Поднял его и принялся читать. Сценарий назывался "Blackpool Sunday"****. Главные герои, двадцатилетние девушка и юноша, бродят в лондонском пригороде. Они ходят в "Лидо" на берегу Серпантина, а в августе на Блэкпулский пляж. Они из семей скромного достатка и говорят с акцентом кокни. Потом уезжают из Англии. Оказываются в Париже, а потом на каком-то острове в Средиземном море, может быть на Майорке. Там у них, наконец, начинается "настоящая жизнь". По мере чтения я вкратце пересказывал прочитанное Жаклин.
   В предисловии Савундра высказывал пожелание, чтобы этот фильм был снят, как документальный, и чтобы роли юноши и девушки исполняли непрофессиональные актеры. Я вспомнил, что он предложил мне исправить ошибки во французском, в той части, где речь шла о Париже. Я нашел несколько ошибок, а также кое-какие очень незначительные неточности в отношении улиц квартала Сен-Жермен-де-Пре. Читая, я придумывал подробности, которые можно было бы добавить и подмечал детали, которые я бы изменил. Мне захотелось поделиться этим с Савундрой и, может быть, если он захочет, предложить ему поработать вместе над "Blackpool Sunday".
   В последующие дни мне не довелось снова встретиться с Майклом Савундрой. Чтение "Blackpool Sunday" внезапно вызвало у меня желание написать роман. Однажды утром я проснулся очень рано и постарался не поднимать шума, чтобы не разбудить Жаклин, которая, как правило, спала до полудня.