Моэм Сомерсет. Дождь

   — Если бы дождь перестал хоть на день, еще можно было бы терпеть, — сказал доктор.
   Все как избавления ждали вторника, когда должен был прийти пароход из Сиднея. Напряжение становилось невыносимым. Жалость и негодование были вытеснены из души доктора Макфейла единственным желанием — поскорее отделаться от несчастной. Приходится принимать неизбежное. Он чувствовал, что, когда этот пароход наконец отчалит, ему станет легче дышать. На борт ее должен был доставить чиновник канцелярии губернатора. Он зашел вечером в понедельник и попросил мисс Томпсон собраться к одиннадцати часам следующего утра. У нее был Дэвидсон.
   — Я присмотрю, чтобы все было готово. Я сам намерен проводить ее.
   Мисс Томпсон молчала.
   Когда доктор Макфейл задул свечу и осторожно забрался под москитную сетку, он испустил вздох облегчения.
   — Ну, слава богу, все кончилось. Завтра в это время ее здесь уже не будет.
   — Миссис Дэвидсон тоже будет рада. Она говорит, что он совсем замучил себя, — сказала миссис Макфейл. — Она изменилась до неузнаваемости.
   — Кто?
   — Сэди. Я бы не поверила, что возможно. Невольно проникаешься смирением.
   Доктор Макфейл не ответил и вскоре уснул. Он был очень утомлен и спал крепче обычного.
   Его разбудило чье-то прикосновение. Он испуганно вскочил и увидел рядом с кроватью Хорна. Торговец приложил палец к губам и поманил его за собой. Обычно он носил парусиновый костюм, но на этот раз был бос и одет только в лава-лава, как туземец. От этого он неожиданно стал похож на дикаря, и доктор, выбираясь из постели, заметил, что все его тело покрыто татуировкой. Хорн вышел на веранду. Доктор Макфейл слез с кровати и последовал за ним.
   — Не шумите, — шепнул торговец. — Вы очень нужны. Накиньте на себя что-нибудь и наденьте башмаки.
   Доктор подумал, что случилось что-то с мисс Томпсон.
   — В чем дело? Захватить инструменты?
   — Скорее, ради бога, скорее.
   Доктор Макфейл прокрался в спальню, надел поверх пижамы плащ и сунул ноги в туфли на резиновой подошве. Он вернулся к торговцу, и они на цыпочках спустились по лестнице. Наружная дверь была открыта, перед ней стояли несколько туземцев.
   — В чем дело? — повторил доктор.
   — Пойдемте, — сказал Хорн.
   Он вышел, и доктор последовал за ним. Туземцы кучкой шли позади. Они пересекли шоссе и вышли к пляжу. Ярдах в двадцати пяти доктор заметил группу туземцев, толпившихся вокруг чего-то, лежавшего у самой воды. Они ускорили шаг; туземцы расступились перед доктором. Торговец тащил его вперед. Затем он увидел труп, лежавший наполовину в воде, наполовину на песке, — труп Дэвидсона. Доктор Макфейл нагнулся — он был не из тех, кто теряется в трудную минуту, — и перевернул его. Горло было перерезано от уха до уха, а правая рука все еще сжимала роковую бритву.
   — Он совсем остыл, — сказал доктор. — Он умер уже довольно давно.
   — Один из них только что заметил его — по дороге на работу, — пришел и сказал мне. Как вы думаете, он сам это сделал?
   — Да. Надо послать за полицией.
   Хорн сказал что-то на местном наречии, и двое юношей пустились бежать со всех ног.
   — Его нельзя трогать до прихода полиции, — добавил доктор.
   — Я не позволю отнести его в мой дом. Я не хочу, чтобы он лежал в моем доме.
   — Вы сделаете то, что вам скажут, — резко ответил доктор. — Но я полагаю, его отправят в морг.
   Они стояли и ждали. Торговец достал из складок своей лава-лава две папиросы и протянул одну доктору. Они курили и глядели на труп. Доктор не мог понять, что произошло.
   — Как, по-вашему, почему это он? — спросил Хорн.
   Доктор пожал плечами. Вскоре подошли с носилками туземные полицейские под командой белого матроса, а за ними два морских офицера и флотский врач. Они принялись деловито распоряжаться.
   — Надо бы поставить в известность его жену, — сказал один из офицеров.
   — Раз вы, пришли, я пойду домой и оденусь. Я позабочусь, чтобы ей сообщили. По-моему, ей не стоит на него смотреть, пока его не приведут в порядок.
   — Пожалуй, да, — сказал флотский врач.
   Когда доктор Макфейл поднялся к себе, его жена кончала одеваться.
   — Миссис Дэвидсон страшно беспокоится о муже, — сказала она, едва увидев его. — Он не ложился всю ночь. Она слышала, как он ушел от мисс Томпсон в два часа, но он вышел из дому. Если он столько времени гулял, то, конечно, будет смертельно измучен.
   Доктор Макфейл рассказал ей о несчастье и попросил осторожно подготовить миссис Дэвидсон.
   — Но почему он это сделал? — спросила она в ужасе.
   — Не знаю.
   — Я не могу. Не могу.
   — Надо.
   Она испуганно посмотрела на него и вышла. Он слышал, как она вошла в комнату миссис Дэвидсон. Подождав минуту, чтобы собраться с силами, он начал бриться и одеваться. Потом сел на кровать и стал ждать жену. Наконец она вернулась.
   — Она хочет видеть его.
   — Его отнесли в морг. Нам, пожалуй, следует проводить ее. Как она это приняла?
   — По-моему, ее словно оглушило. Она не плакала. Но она дрожит как осиновый лист.
   — Нужно пойти немедленно.
   Когда они постучались, миссис Дэвидсон сразу вышла к ним. Она была очень бледна, но не плакала. В ее спокойствии доктору почудилось что-то неестественное. Не обменявшись ни единым словом, они молча пошли по шоссе. Когда они приблизились к моргу, миссис Дэвидсон заговорила:
   — Я хотела бы побыть с ним одна.
   Они отступили в сторону. Туземец открыл перед ней дверь и закрыл ее, когда она вошла. Они сели и стали ждать. Подошли несколько белых и шепотом заговорили с ними. Доктор снова рассказал о трагедии все, что знал. Наконец дверь тихо отворилась, и миссис Дэвидсон вышла.
   — Теперь можно идти, — сказала она.
   Ее голос был ровен и строг. Доктор Макфейл не понял выражения ее глаз. Ее бледное лицо было сурово. Они шли медленно, не нарушая молчания, и наконец приблизились к повороту, за которым находился дом Хорна. Миссис Дэвидсон ахнула, и все трое остановились как вкопанные. Их слух поразили немыслимые звуки. Граммофон, который столько времени молчал, хрипло и громко играл разухабистую песенку.
   — Что это? — испуганно вскричала миссис Макфейл.
   — Идемте, — сказала миссис Дэвидсон.
   Они поднялись на крыльцо и вошли в переднюю. Мисс Томпсон стояла в дверях своей комнаты, болтая с матросом. В ней произошла внезапная перемена. Это уже не была насмерть перепуганная женщина последних дней. Она облачилась в свой прежний наряд: на ней было белое платье, над лакированными сапожками нависали обтянутые бумажными чулками икры, волосы были уложены в прическу, и она надела свою огромную шляпу с яркими цветами. Ее щеки были нарумянены, губы ярко накрашены, брови черны, как ночь. Она стояла выпрямившись. Перед ними была прежняя наглая девка. Увидев их, она громко, насмешливо захохотала, а затем, когда миссис Дэвидсон невольно остановилась, набрала слюны и сплюнула. Миссис Дэвидсон попятилась, и на ее щеках запылали два красных пятна. Потом, закрыв лицо руками, она бросилась вверх по лестнице. Доктор Макфейл был возмущен. Оттолкнув мисс Томпсон, он вбежал в ее комнату.
   — Какого черта вы себе позволяете? — закричал он. — Остановите эту штуку.
   Он подошел к граммофону и сбросил пластинку.
   — А ну, лекарь, не распускай рук. Что тебе понадобилось в моей комнате?
   — То есть как? — закричал он. — То есть как?
   Она подбоченилась. В ее глазах было неописуемое презрение, а в ответе — безграничная ненависть:
   — Эх вы, мужчины! Поганые свиньи. Все вы одинаковы. Свиньи! Свиньи!
   Доктор Макфейл ахнул. Он понял.