Моэм Уильям Сомерсет. Записка

-- Если таково ваше мнение, сэр, то разговор, я думаю, можно считать
законченным. Мой приятель ввел меня в курс дела лишь потому, что я служу у
вас, ибо он полагал, что вам было бы интересно узнать о существовании этой
записки, прежде чем она попадет к прокурору.
-- У кого оригинал? -- резко спросил мистер Джойс.
Ван Цисэн и виду не подал, что он по тону вопроса заметил изменившуюся
позицию мистера Джойса.
-- Вы, вероятно, помните, сэр, что после кончины мистера Хэммонда
обнаружилась его связь с некой китаянкой. В настоящее время записка
находится в ее руках.
Это была одна из причин, сразу настроивших общественное мнение против
Хэммонда. Стало известно, что у него в доме несколько месяцев жила китаянка.
Оба помолчали. Все, что нужно, было уже сказано, и они прекрасно поняли
друг друга.
-- Благодарю вас, Цисэн. Я все обдумаю.
-- Очень хорошо, сэр. Не желаете ли вы, чтобы я сообщил моему приятелю
о результатах нашей беседы?
-- Ну что ж, пожалуй, неплохо, если вы будете поддерживать с ним
контакт, -- без тени улыбки сказал мистер Джойс.
-- Хорошо, сэр.
Клерк бесшумно вышел, опять осторожно притворив за собой дверь, и
мистер Джойс остался наедине со своими мыслями. Перед ним лежала копия
записки Лесли, переписанная аккуратным безликим почерком. В голове теснились
смутные подозрения. Они привели его в такое замешательство, что он
попробовал как-нибудь от них отделаться. Без сомнения, здесь должна быть
очень простая разгадка, и Лесли, вероятно, сразу все объяснит, но, право же,
объяснение необходимо. Он поднялся, сунул записку в карман и взял шлем.
Выйдя из кабинета, он увидел Ван Цисэна, усердно что-то писавшего за своим
столом.
-- Я ненадолго отлучусь, Цисэн, -- сказал он.
-- К вам на двенадцать назначен мистер Джордж Рид, сэр. Как мне ему
передать, куда вы ушли?
Мистер Джойс слегка улыбнулся.
-- Можете передать, что не имеете об этом ни малейшего понятия.
Но было совершенно ясно -- Ван Цисэн понял, что он держит путь в
тюрьму. Миссис Кросби перевели в Сингапур, потому что в Беланде, где было
совершено преступление и где должен был состояться суд, не было тюрьмы,
пригодной для содержания белой женщины.
Ее ввели в комнату, где ожидал мистер Джойс, и она с приветливой
улыбкой протянула ему свою красивую худощавую руку. Одета она была, по
обыкновению, очень мило и просто, пышные светлые волосы тщательно уложены.
-- Я не ждала вас с утра, -- любезно сказала она.
Она вела себя так, будто была у себя дома, и мистеру Джойсу даже
показалось, что сейчас она кликнет боя, чтобы тот принес гостю коктейль.
-- Как вы себя чувствуете? -- спросил он.
-- Спасибо, я совершенно здорова. -- В глазах ее мелькнула смешливая
искорка. -- Здесь можно чудесно отдохнуть и поправиться.
Надзиратель ушел, и они остались вдвоем.
-- Присаживайтесь, пожалуйста, -- сказала Лесли.
Он уселся в кресло. Он не представлял себе, с чего начать. Она была так
спокойна, что, казалось, невозможно заговорить с ней о том, ради чего он
сюда явился. Нельзя было назвать ее красивой, но она была привлекательна.
Полна изящества -- не внешнего лоска, а изящества, которое так естественно
при хорошем воспитании. Стоило только взглянуть на нее, и становилось
понятно, в какой семье, в какой обстановке она выросла. Хрупкость делала ее
особенно утонченной. С этой женщиной не вязалась даже малейшая мысль о
грубости.
-- Днем я жду Роберта,-- как всегда весело и непринужденно сказала она.
-- (Приятно ее слушать, по манере говорить сразу распознается человек из
общества.) -- Бедняжка, он вконец извелся. Слава богу, еще несколько дней --
и все будет позади.
-- Осталось всего пять дней.
-- Да. По утрам я, как проснусь, говорю себе: "На один день меньше". --
Она улыбнулась. -- Так бывало в школе перед каникулами.
-- Между прочим, скажите, правильно ли я себе представляю: вы в самом
деле совершенно не общались с Хэммондом на протяжении нескольких недель до
несчастья?
-- Конечно. В последний раз мы с ним виделись у Макференсов на теннисе.
Насколько я припоминаю, мы с ним и словом-то едва перемолвились. Там два
корта, а мы попали в разные партии.
-- Вы ему не писали?
-- Нет, что вы.
-- Вы уверены в этом?
-- Что за вопрос, -- ответила она с легкой улыбкой. -- О чем же мне
было ему писать, разве только позвать на обед или на теннис, а я его
несколько месяцев не приглашала.
-- Одно время вы дружили. Почему вы перестали его приглашать?
Миссис Кросби пожала худыми плечами.
-- Люди приедаются. У нас с ним вообще было мало общего. Когда он
болел, мы с Робертом, конечно, делали для него все, что могли, но последние
года два он был совершенно здоров и пользовался большим успехом. Его прямо
на части рвали, к чему же было заваливать его лишними приглашениями.
-- Итак, это все, что вы могли бы мне сказать?
Какое-то мгновение миссис Кросби колебалась.
-- Пожалуй, вот еще что. До нас дошли слухи, что он живет с китаянкой
-- я ее сама видела, -- и Роберт потребовал, чтобы я его не пускала на
порог.
Мистер Джойс сидел в кресле с прямой спинкой и, опершись подбородком о
ладонь, не отрываясь глядел на Лесли. Неужели ему только показалось, что при
этих словах в черных зрачках ее на какую-то долю секунды вдруг блеснул
тусклый красный огонек? Мистеру Джойсу стало не по себе. Он переменил позу.
Сомкнул перед собой кончики пальцев. И заговорил с расстановкой, подбирая
слова:
-- Должен сообщить вам, что существует записка к Джефу Хэммонду,
написанная вашей рукой.
Он внимательно смотрел на нее. Она не шелохнулась, в лице ничего не
дрогнуло, но она заметно помедлила с ответом.
-- Мне приходилось посылать ему записки с каким-нибудь приглашением; а
иногда, когда я узнавала, что он собирается в Сингапур, я его просила купить
там что-нибудь для меня.
-- В этой записке вы просите его приехать, потому что Роберт уезжает в
Сингапур.
-- Это невозможно. Я никогда ничего подобного не писала.
-- Ну что ж, прочтите сами.
Он вынул записку из кармана и протянул ей. Она только взглянула и,
презрительно улыбнувшись, отдала ее обратно.
-- Почерк не мой.
-- Да, но мне сказали, что это точная копия оригинала.
Тогда она прочитала записку, и мгновенно в ней произошла страшная
перемена. На лицо ее, и без того всегда бледное, нельзя было смотреть без
содрогания. Оно позеленело. Кожа туго обтянула кости, будто под ней исчезла
плоть. Губы раздвинулись, из-под них, точно в гримасе, показались зубы.
Неестественно вытаращенными глазами она уставилась на мистера Джойса. Перед
ним была не живая женщина, а мертвец.
-- Что это значит? -- прошептала она.
Во рту у нее пересохло, из горла вырывался хрип, непохожий на голос
человека.
-- Объяснить можете только вы, -- ответил он.
-- Я не писала этого. Клянусь, я этого не писала.
-- Подумайте, прежде чем говорить. Если оригинал действительно написан
вашей рукой, мы не сможем этого опровергнуть.
-- Скажите, что это подделка.
-- Это трудно будет доказать. Легче будет доказать, что записка
подлинная.
По ее худощавому телу прошла зябкая дрожь. На лбу проступили крупные
капли пота. Она достала из сумочки носовой платок и вытерла ладони. Потом
опять пробежала записку и исподлобья взглянула на мистера Джойса.
-- Здесь нет числа. Если я и писала когда-нибудь такую записку, то с
тех пор могло пройти много лет. Подождите, я подумаю, попробую припомнить,
как было дело.
-- Я заметил, что даты нет. Если записка попадет в руки суда, ваших
слуг подвергнут перекрестному допросу. Таким образом быстро выяснится,
возили Хэммонду записку в день его смерти или нет.
Миссис Кросби в отчаянии стиснула руки и покачнулась в кресле --
мистеру Джойсу показалось, что она теряет сознание.
-- Клянусь вам, я не писала этой записки.
Мистер Джойс помолчал. Он перевел взгляд с лица обезумевшей женщины на
пол. Он размышлял.
-- В таком случае, я полагаю, мы можем оставить эту тему, -- медленно
сказал он, прервав наконец молчание. -- Если обладатель записки найдет
нужным передать ее в руки правосудия, это не будет для вас неожиданностью.
По-видимому, мистер Джойс окончил разговор, но он не двинулся с места.
Он ждал. Ему казалось, что он ждал очень долго. Не глядя на Лесли, он
чувствовал, что она сидит неподвижно. Она не проронила ни звука. И опять
заговорил он:
-- Если вам больше нечего мне сказать, я, пожалуй, пойду. Меня ждут в
конторе.
Тогда она спросила:
-- Что можно подумать, если прочесть эту записку?
-- Можно решить, что вы сказали заведомую ложь,-- резко ответил мистер
Джойс.
-- Какую?
-- Вы определенно утверждали, что не общались с Хэммондом по крайней
мере три последних месяца.
-- Я пережила страшное потрясение. Такая ужасная ночь, настоящий
кошмар. И какая-то одна подробность ускользнула из памяти -- разве это не
естественно?
-- К несчастью, вы сумели точно до мелочей восстановить разговор с
Хэммондом, а столь важное обстоятельство, как то, что в день своей гибели он
явился к вам по вашему собственному настойчивому приглашению, -- это вы
забыли.
-- Нет, я не забыла. Просто я боялась об этом рассказать. Признайся я,
что он приезжал по моему приглашению, кто бы мне поверил! Конечно, это
глупость, но у меня голова шла кругом, а раз уж я сказала, что не общалась с
Хэммондом, я не могла отступить.
К Лесли снова вернулось ее восхитительное самообладание, и она легко
выдержала испытующий взгляд мистера Джойса. Ее женственность обезоруживала.
-- Вас попросят объяснить, почему вы пригласили Хэммонда именно в тот
вечер, когда уехал Роберт.
Она посмотрела на адвоката широко открытыми глазами. Напрасно он до сих
пор считал, что у нее обыкновенные глаза, -- глаза у нее чудесные, и сейчас
в них, кажется, сверкнули слезы. Голос у нее слегка дрожал.
-- Это я готовила Роберту сюрприз. В будущем месяце день его рождения.
Он мечтал о новом ружье, а я ничего в спортивных делах не смыслю. Я решила
посоветоваться с Джефом. Хотела попросить, чтобы он сам заказал ружье на мое
имя.
-- По-видимому, вы не совсем отчетливо помните содержание записки.
Может, вы взглянете на нее еще раз?
-- Нет, зачем же, -- быстро сказала она.
-- Неужели вы полагаете, что такую записку может написать женщина
знакомому, не слишком близкому, собираясь всего-навсего посоветоваться с ним
по поводу покупки ружья?
-- Да, конечно, записка сумбурная, и тон довольно взволнованный. У меня
такой стиль. Я готова признать, что это смешно. -- Она улыбнулась. -- Кроме
того, уж не так мы были далеки с Джефом Хэммондом. Когда он болел я за ним,
как мать, ухаживала. Роберт не желал его у нас видеть, вот и пришлось
пригласить его, когда Роберт уехал.
Мистер Джойс устал сидеть в одном и том же положении. Он встал и
прошелся по комнате, обдумывая слова, с которыми намерен был к ней
обратиться; затем остановился у своего кресла, опершись на спинку. Заговорил
он медленно и очень внушительно:
-- Миссис Кросби, мне бы хотелось с вами поговорить весьма и весьма
серьезно. До сих пор ваше дело было сравнительно простым. На мой взгляд,
только одно обстоятельство в нем требовало объяснения: как это мне
представляется, вы не менее четырех раз стреляли в Хэммонда уже после того,
как он упал. У вас мягкий характер и тонкая душа, вы умеете прекрасно
владеть собой, поэтому трудно допустить, чтобы такой человек, как вы, даже
весьма напуганный, поддался бы столь необузданному гневу. Но все же это
возможно. Хотя многим Джеффри Хэммонд нравился и вообще мнения о нем все
были неплохого, я готов был все же доказать, что он был способен на
преступление, в котором вы его обвиняете, оправдывая свои действия. При этом
мы могли бы ссылаться на вполне определенный факт, который обнаружился после
его смерти, -- его связь с китаянкой. Эта новость решительно восстановила
против него общество. Нам представлялось возможным использовать
недоброжелательное отношение, которое такая связь вызвала к нему у всех
порядочных людей. Сегодня утром я сказал вашему мужу, что уверен в
оправдательном приговоре, -- и это было сказано не просто для того, чтобы
его подбодрить. Я не сомневаюсь, что присяжные заседатели даже не покинули
бы зала суда.
Взгляды их встретились. Миссис Кросби сидела как-то неестественно тихо.
Она была похожа на птицу, завороженную взглядом змеи. Так же неторопливо он
продолжал:
-- Но эта записка совершенно меняет дело. Я ваш адвокат, я должен
представлять ваши интересы в суде. Вы рассказали мне, что с вами случилось,
и я буду защищать вас, опираясь на эти сведения. Может быть, я верю вам,
может быть, я сомневаюсь в правдивости ваших слов. Обязанность защитника
состоит в том, чтобы убедить присяжных, что улики, которые им представили,
не дают оснований признать подсудимого виновным; а личное мнение защитника
по поводу того, виновен ли в действительности его клиент, никакого значения
для дела не имеет.
С удивлением он заметил мелькнувшую в глазах Лесли улыбку. Это его
задело, и он продолжал уже более сухо:
-- Вы не станете отрицать, что Хэммонд приехал к вам по вашему
настойчивому и, я бы даже сказал, истерическому приглашению?
На какой-то миг миссис Кросби в нерешительности задумалась.
-- Да, я посылала записку Хэммонду с одним из наших боев. Он ездил на
велосипеде. Это можно легко узнать.
-- Напрасно вы думаете, что все менее сообразительны, чем вы. Записка
наведет на такие подозрения, которые до сих пор никому и в голову не
приходили. Я умолчу о впечатлении, которое копия записки произвела на меня.
Я не хочу ничего знать сверх того, что спасет вас от петли.
Миссис Кросби пронзительно вскрикнула. Побелев от ужаса, она вскочила.
-- Как, вы думаете, меня повесят?
-- Если будет доказано, что вы убили Хэммонда не в порядке самозащиты,
то присяжные заседатели обязаны будут признать вас виновной. Вас обвинят в
убийстве. Судья обязан будет вынести смертный приговор.
-- Но что они могут доказать? -- с трудом выдохнула она.
-- Я не знаю, что они могут доказать. Это знаете вы. Я не желаю знать.
Но представьте, у суда возникают подозрения, начинается расследование,
допрашивают туземцев -- что тогда раскроется?
Она вдруг как-то обмякла. Он не успел ее подхватить -- она свалилась на
пол. Обморок. Он окинул взглядом комнату -- воды не было, а ему очень не
хотелось, чтобы помешали их разговору. Уложив ее на полу поудобней, он встал
рядом на колени, ожидая, пока она придет в себя. Когда она открыла глаза, он
был немало смущен, увидев в них смертельный страх.
-- Лежите спокойно, -- сказал он, -- сейчас вам станет легче.
-- Не давайте меня повесить, -- шепнула она.
Она в истерике зарыдала, он вполголоса ее успокаивал.
-- Ради бога, возьмите себя в руки, -- говорил он.
-- Да, еще минутку.
Поразительное мужество. Он видел, какого усилия ей стоило овладеть
собой, но вскоре она опять была совершенно спокойна.
-- Теперь я встану.
Он подал ей руку и помог подняться. Поддерживая ее за локоть, он подвел
ее к креслу. Она устало села.
-- Помолчите немного, -- сказала она.
-- Хорошо.
Наконец она заговорила, но сказала совсем не то, что он ожидал. Она
легонько вздохнула.
-- Боюсь, теперь мне не выпутаться.
Он не ответил, и опять наступило молчание.
-- А нельзя как-нибудь получить записку?--спросила она наконец.
-- Я подозреваю, что мне не рассказали бы о ней, если бы лицо,
владеющее запиской, не намерено было ее продать.
-- Кто это?
-- Китаянка, которая жила у Хэммонда.
На скулах Лесли вспыхнули и погасли розовые пятна.
-- Она запросила большую цену?
-- Надо полагать, ей прекрасно известно, чего стоит эта записка. Едва
ли она обойдется дешево.
-- Значит, вы собираетесь отдать меня в руки палачей?
-- Вы что же, думаете, что так легко перехватить нежелательную улику?
Да это ничем не отличается от подкупа свидетелей. Вы не имеете права делать
мне подобное предложение.
-- Что же со мной будет?
-- Правосудие должно свершиться.
Она очень побледнела. Тело ее судорожно передернулось.
-- Я вручаю свою судьбу вам. Я понимаю, что не имею права просить вас о
чем бы то ни было незаконном.
Мистер Джойс, привыкший к ее всегда выдержанному тону, был невыносимо
тронут этим чуть надтреснутым голосом. И в глазах ее была такая покорная
мольба, что, казалось, откажи он -- и взор этот будет преследовать его до
могилы. Все равно несчастного Хэммонда уже не вернуть к жизни. Любопытно,
однако, как могла появиться такая записка. Заключить по ней, что убийство
было предумышленным, было бы несправедливо. Двадцать лет мистер Джойс прожил
на Востоке, и за эти годы чувство профессиональной чести у него уже
несколько притупилось. Он уставился в пол. Он решился на поступок, которому,
он понимал, нет оправдания, -- от этого его коробило, и он мрачно негодовал
на Лесли. Очень неловко он сказал:
-- Я плохо знаю финансовые возможности вашего мужа.
Залившись розовой краской, она метнула на него быстрый взгляд.
-- У него довольно много акций оловянных компаний и небольшая доля в
двух или трех каучуковых плантациях. Наверное,, он бы смог раздобыть деньги.
-- Придется ему рассказать, для чего.
Минуту она молчала. Она думала.
-- Он еще любит меня. Он пожертвует всем для моего спасения. Записку
ему показывать обязательно?
Мистер Джойс насупился, и, заметив это, она быстро продолжала:
-- Роберт ваш старый друг. Не делайте ничего ради меня, но, умоляю вас,
постарайтесь уберечь от лишних страданий простого, доброго человека -- он
ведь никогда не причинял вам ни малейшей неприятности.
Мистер Джойс не ответил. Он поднялся, и миссис Кросби с присущей ей
грацией протянула ему руку. Разговор с мистером Джойсом потряс ее, вид у нее
был измученный, но она отважно пыталась выдержать любезный тон.
-- Я вам так благодарна, что вы взяли на себя столько хлопот. Трудно
выразить, как я вам признательна.
Мистер Джойс вернулся в контору. Сев за стол у себя в кабинете, он
отодвинул бумаги и погрузился в размышления. Воображение рисовало самые
невероятные картины. Его познабливало. Наконец, как он и ожидал, раздался
осторожный стук в дверь. Вошел Ван Цисэн.
-- Я хотел бы пойти позавтракать, сэр, -- сказал он.
-- Пожалуйста.
-- Но прежде я хотел узнать, сэр, нет ли у вас ко мне какого-нибудь
поручения?
-- Нет. Вы назначили мистеру Риду другое время?
-- Да, сэр. Он будет в три часа.
-- Хорошо.
Ван Цисэн дошел до двери и положил длинные тонкие пальцы на ручку.
Потом, как бы вспомнив что-то, он вернулся к столу.
-- Не желаете ли вы передать что-либо моему приятелю, сэр?
У Ван Цисэна было великолепное произношение, но звук "р" ему не
давался, и получалось "плиятель".
-- Какому приятелю?
-- В связи с запиской миссис Кросби, сэр, которую она написала
покойному Хэммонду.
-- Ах, вот вы о чем. А я и забыл. Я говорил с миссис Кросби, но она
отрицает, что писала что-либо подобное. Очевидно, это фальшивка.
Мистер Джойс вынул копию из кармана и протянул ее Ван Цисэну. Тот
словно и не заметил этого жеста.
-- В таком случае, сэр, у вас, я думаю, не будет возражений, если мой
плиятель передаст записку прокурору?
-- Разумеется. Но я не совсем понимаю, какая от этого выгода вашему
приятелю.
-- Мой плиятель считает, что он обязан действовать в интересах
правосудия, сэр.
-- Я никогда не стал бы мешать человеку, стремящемуся исполнить свой
долг, Цисэн.
Взгляды адвоката и клерка встретились. Губы их не дрогнули даже от
подобия улыбки, но они прекрасно поняли друг друга.
-- Я не сомневаюсь в этом, сэр, -- сказал Ван Цисэн, -- однако,
внимательно ознакомившись с делом Кросби, я вынес впечатление, что записка
подобного рода может нанести непоправимый ущерб нашему клиенту.
-- Я всегда был самого высокого мнения о вашей юридической
проницательности, Цисэн.
-- У меня появилась мысль, сэр, что, если бы мне удалось через моего
плиятеля уговорить китаянку отдать нам записку, мы бы избежали многих
неприятностей.
Мистер Джойс лениво рисовал профили на промокательной бумаге.
-- Ваш приятель, разумеется, деловой человек. На каких условиях он
согласен расстаться с запиской?
-- Записка не у него. Она у китаянки. Он только родственник китаянки.
Она очень невежественная женщина, сэр, и, пока мой плиятель ей не
растолковал, она не понимала ценности записки.
-- И во сколько же он ее оценил?
-- Десять тысяч долларов, сэр.
-- Да вы рехнулись! Где миссис Кросби взять десять тысяч долларов, как
по-вашему? И, кроме того, уверяю вас, записка поддельная.
Говоря это, он не спускал глаз с Ван Цисэна. Его вспышка ничуть не
тронула клерка. Он спокойно стоял у стола, полный внимания и почтения.
-- Мистер Кросби владеет восьмой долей в Бетонгской каучуковой
плантации и шестой долей в каучуковой плантации на Селантан-ривер. У меня
есть плиятель, который одолжит ему необходимую сумму под залог этой
собственности.
-- У вас широкий круг знакомых, Цисэн.
-- Да, сэр.
-- Так вот, пусть все они отправляются к дьяволу. Я никогда не
посоветую мистеру Кросби дать хоть на пенни больше пяти тысяч за записку,
появление которой легко объяснить.
-- Китаянка не хочет ее продавать, сэр. Моему плиятелю пришлось долго
ее уговаривать. И теперь бесполезно предлагать ей сумму меньше упомянутой.
Мистер Джойс по крайней мере три минуты взирал на Ван Цисэна. Клерк не
дрогнул под этим пронизывающим взглядом. Он стоял, почтительно склонившись и
опустив глаза. Мистер Джойс знал, с кем имеет дело. Хитрая бестия, подумал
он, интересно, сколько он получит за эту сделку.
-- Десять тысяч долларов -- очень крупная сумма.
-- Я не сомневаюсь, сэр, что мистер Кросби предпочтет уплатить эту
сумму, лишь бы его жену не повесили.
Мистер Джойс опять помолчал. Что еще известно Цисэну? Он явно не желает
торговаться, должно быть, у него для этого есть веские основания. И эту
сумму они, видимо, назначили потому, что заправилы, кто бы они ни были,
неплохо осведомлены о возможностях, которыми располагает Роберт Кросби, --
знают, что больше денег ему не поднять.
-- Где сейчас эта китаянка? -- спросил мистер Джойс.
-- Она гостит у моего плиятеля, сэр.
-- Она приедет сюда?
-- Мне кажется, сэр, лучше бы вам к ней съездить. Я могу проводить вас
туда сегодня вечером, и она отдаст вам записку. Но она очень невежественная
женщина, сэр, она совершенно не разбирается в чеках.
-- Я и не собирался давать ей чек. Я привезу банкноты.
-- Если денег окажется меньше десяти тысяч долларов, сэр, это будет
бесполезная трата драгоценного времени.
-- Понимаю.
-- После завтрака я съезжу предупредить моего плиятеля, сэр.
-- Прекрасно. Ждите меня у входа в клуб в десять часов вечера.
-- С удовольствием, сэр.
Он слегка поклонился и вышел. Мистер Джойс тоже отправился завтракать.
В клубе, как он и ожидал, он увидел Роберта Кросби. За его столиком все
места были заняты, и мистер Джойс, проходя мимо в поисках свободного места,
коснулся его плеча.
-- У меня к вам небольшое дело, не уходите, -- сказал он.
-- Ладно. Когда освободитесь, дайте знать.
Мистер Джойс уже решил, как повести разговор. Он позавтракал и в
ожидании, пока клуб опустеет, сел играть в бридж. Ему не хотелось на этот
раз приглашать Кросби к себе в контору. Немного спустя Кросби пришел в
карточную комнату и стал следить за игрой. Когда партия кончилась, все
игроки разошлись по своим делам, и они остались вдвоем.
-- Вышла одна неприятность, дружище, -- сказал мистер Джойс как можно
более непринужденно. -- Оказывается, в тот самый вечер ваша жена послала
Хэммонду записку с приглашением приехать к вам.
-- Быть этого не может! -- вскричал Кросби. -- Она ведь все время
говорит, что задолго до этого не общалась с Хэммондом. Я сам могу
подтвердить, что она месяца два в глаза его не видела.
-- Однако факт налицо -- записка существует. Она в руках той китаянки,
с которой жил Хэммонд. Ваша жена собиралась сделать вам подарок ко дню
рождения и хотела попросить Хэммонда помочь ей с покупкой. Сразу после
трагедии она была так взволнована, что забыла об этом, а потом боялась
признаться в ошибке, после того как уже утверждала, что не общалась с
Хэммондом. Очень неприятно, но, пожалуй, совершенно закономерно.
Кросби молчал. На его большом красном лице было написано крайнее
недоумение, и, оттого что он ничего не понял, у мистера Джойса и отлегло от
сердца, и поднялось чувство раздражения. Кросби туповат, а мистер Джойс не
выносил тупиц. Но после катастрофы он был в таком отчаянии, что это
несколько смягчило сердце адвоката, и миссис Кросби, попросив его помочь ей
не ради нее самой, а ради мужа, задела слабую струнку.
-- Вы и сами понимаете, весьма нежелательно, чтобы эта записка попала в
руки обвинения. Ваша жена солгала, и ей придется объяснить, для чего она это
сделала. Если Хэммонд не ворвался в ваш дом, как непрошеный гость, а приехал
по приглашению, дело оборачивается совсем иначе. Это может поколебать
присяжных.
Мистер Джойс помедлил. Теперь ему предстояло выполнить свое решение. Не
будь положение так серьезно, он бы даже улыбнулся при мысли, что вот сейчас
он должен совершить такой серьезный шаг, а человек, ради которого он его
совершит, и не подозревает всей его важности. Если бы Кросби и призадумался,
то, вероятно, вообразил бы, что мистер Джойс делает только то, что входит в
обязанности любого адвоката.
-- Дорогой Роберт, вы не только мой клиент, но и мой друг. Я думаю, нам
надо завладеть этой запиской. За нее просят очень дорого. Иначе я вообще
ничего бы вам о ней не рассказал.