Моисеева Клара. В древнем царстве Урарту

   В это время Луех сорвался с места и, как ветер, понесся на высокую ограду. Конь вздыбился и, легко миновав преграду, понес всадника словно на крыльях.
   - После такого конника и мой Орел покажет свою удаль, - улыбнулся Руса и погнал своего коня на середину поля.
   Народ с любопытством рассматривал величавого всадника. Орел был так хорош собой, что вызвал возгласы восхищения. Стройный, с тонкими ногами, с золотистой, сверкающей на солнце шерстью, с гордой головой, он был очень красив. Руса погнал коня для прыжка в длину. После хорошего разбега конь взлетел в воздух и прыгнул на такое расстояние, что все кругом ахнули. Тотчас же появились судьи с веревкой, завязанной узлами. Каждый узел означал длину локтя. Промерили длину прыжка и насчитали двадцать два локтя. Все возгласами восторга приветствовали Русу. Польщенный таким приемом, царь велел тотчас же принести на поле, где проходили состязания, много разного угощения и чистой холодной воды.
   Пришлось Уаси раскрыть царские кладовые и раскупорить карасы. Слуги наполнили круглые глиняные кувшины и вышли с ними в поле. Увидев царских слуг с большими блюдами царского угощения, народ еще больше повеселел.
   - Попробуем царского угощенья! - говорил старый гончар землепашцу. Мы его заработали своим трудом.
   - Попробуем, - согласился землепашец. - Новые земли не принесут нам богатства. Еще большая дань потребуется царю Русе. Каждую каплю воды мы оплатим потоками слез.
   - Тяжка наша доля, - согласился гончар, прикладываясь губами к узкому горлу кувшина. - Ненасытны цари. Живут как боги, а всё недовольны.
   В это время появились шуты в собачьих масках, танцоры с бубнами, музыканты с самодельными свирелями. Толпа на площади все росла и росла. Шумно и весело было вокруг. Не веселились лишь те, кто строил канал. Рабам не разрешалось принимать участие в празднике, где были знатные воины, приближенные царя и сам Руса. Позволили веселиться свободным землепашцам и свободным ремесленникам.
   Для тех, кто создал канал плодородия, щедрость Русы была невелика. Он приказал выдать им мяса и зерна, чтобы наелись досыта за все годы, приказал дать масла. Кто был здоров и силен, занялся приготовлением пищи. А те, кто не покидал тростниковой циновки, кто тяжко болел, остались в своих шалашах. Многие строители канала потеряли свое здоровье за годы тяжкой работы. Нелегко было выстроить канал плодородия! О том, как трудно это было, знали рабы и меньше всех знал об этом царь Руса, который так заботливо увековечил это сооружение памятными надписями на плитах и скалах.
   АБЛИУКНУ ЖИВ
   Слуга Иштаги обошел много разных селений в поисках сына Аплая. Но всюду, куда бы он ни обращался, говорили, что сын Аплая живет где-то в горах, а точно где, никто не знал. Слуга побывал у медников, у чеканщиков, у каменотесов, но узнал лишь, что дом Аплая где-то далеко, чуть ли не у "Священных ключей".
   "Пойду к "Священным ключам", - решил слуга. - Быть может, там мне укажут, где его дом".
   В живописной долине, среди высоких гор, били горячие ключи. С незапамятных времен люди ходили сюда лечиться от разных недугов. Иные селились здесь в маленьких, нескладных домишках, сделанных из обломков камня. Так здесь постепенно выросло селение, и называли его "Священные ключи".
   Слуга Иштаги пришел к "Священным ключам" в полдень, когда солнце стояло в зените и хорошо было искупаться в волшебном ручье, который образовался от охлажденной воды источника. Всякий, кто хоть раз купался в этом ручье, никогда не забывал его и не терял случая побывать здесь еще раз. После купания слуга Иштаги в добром настроении отправился на поиски мастера. Тут же, недалеко от ручья, на самой окраине селения, он увидел небольшой дворик, обнесенный зеленой изгородью дикого винограда. Во дворе был разбросан скарб литейщика: формы глиняных фигур, слитки бронзы, глыбы глины, а главное - своеобразный очаг.
   - Эй, мальчуган! - слуга окликнул чернокудрого мальчика, склонившегося у скульптуры крылатого льва. - Не здесь ли живет сын Аплая?
   - Здесь живет Аблиукну, сын Аплая, - ответил мальчик.
   - А где же он? - спросил слуга.
   - Его сейчас нет, он ушел за песком.
   - Я подожду его. - С этими словами пришедший вошел в калитку.
   Он уселся на камне, а мальчик продолжал свою работу. Слуга долго рассматривал скульптуру: крылатый лев с человечьей головой привлек его внимание.
   - Неужто твоя работа? - удивился он.
   - Немного и моя, - ответил мальчик, сверкнув умными карими глазами. Я помогаю дедушке. Это статуя крылатого льва для храма в Тушпе.
   - Но ведь это трудно! - удивился слуга.
   - Да нет, не трудно, - подумав, ответил мальчик. - Когда любишь свою работу, тогда ничего не трудно.
   - А ты, видно, любишь эту работу, - продолжал собеседник, - так ловко у тебя получается.
   - Да не очень ловко: дед недоволен, - нахмурился мальчик.
   - Вот как! Однако ты умелый... Скажи мне имя твое. Когда попаду в Тушпу, буду знать, кто сделал львов, что будут стоять у входа в храм.
   - Мое имя Таннау, - ответил мальчик.
   - С кем ты там разговариваешь? - послышался голос из-за зеленой изгороди. - Помоги мне втащить эту корзину.
   Таннау бросился к калитке, открыл ее.
   Во двор вошел невысокий коренастый человек с пепельно-серой головой и такой же бородой. Его тонкое смуглое лицо светилось доброй улыбкой.
   Он поклонился незнакомцу и спросил:
   - Ко мне ли ты, добрый человек?
   - К тебе, если ты сын Аплая, - ответил слуга. - Меня прислал к тебе царский наместник Иштаги. По повелению царя, он приказал доставить тебя во дворец. Дело есть для тебя важное: царское оружие лить, царский шлем чеканить.
   - А не знаешь ли ты, почему вспомнил обо мне великий Руса? - спросил удивленный Аблиукну. - Много полезных дел сделал я для дворца, но меня там забыли. А помнят только жрецы из Тушпы. Для них я работаю.
   - Могу ответить тебе на это, - сказал слуга. - Почетны твои дела, потому и честь тебе великая. Был я во дворце Тейшебаини, когда Руса, сын Аргишти, великий царь Урарту, смотрел дворец и все его сокровища, привезенные из дальних мест. Когда увидел он бронзовые светильники, столь искусно сделанные тобой, остановился царь и спросил, чьих рук это дело. Иштаги посмотрел на пометку и увидел знаки рода Аплая. Он и ответил, что сын Аплая это сделал и что в искусстве своем он отцу не уступает. Тогда царь Руса велел разыскать тебя и поручить тебе сделать оружие царское.
   - Дело это почетное, - ответил польщенный Аблиукну. - Мой отец, знаменитый мастер Аплай, учил меня, что почетней всего для искусного мастера ковать оружие против врага. "Если грозен будет твой меч, - говорил отец, - то воистину сразит он врага. А врага надо бить, потому что враг земли твоей - твой враг!"
   - А ведь прав был Аплай! - воскликнул Таннау так радостно, словно сделал удивительное открытие. - Если бы мечи урартов сразили ассирийцев в походе Саргона, все было бы хорошо: Аплай остался бы на родине и жил бы вместе с нами.
   - Умен! - удивился слуга. - Мал, да умен!
   - Умен, - согласился Аблиукну, понизив голос, чтобы не услышал Таннау. - Да еще искусен. Ему ведь мало лет, всего тринадцать, а он уже помогает мне лепить статуи крылатых львов. Я этого не мог в его годы.
   Таннау не слышал похвалы деда: он с увлечением продолжал работу.
   Дед собирался во дворец. Идти надо было далеко. Он решил взять с собой своего верного помощника, серого осла.
   - Туда пойду пешком, - сказал он Таннау, - а возвращаться буду на сером. Буду спешить, чтобы скорее тебе все рассказать.
   - Хорошо, дедушка. Торопись! Я буду ждать тебя с нетерпением.
   - С нами великий Халд! - сказал Аблиукну на прощание. - Если на счастье иду, то не пожалеем нашего ягненка для жертвы Халду.
   Большие карие глаза Таннау мигом наполнились слезами.
   - Бедный ягненок! - прошептал мальчик. - Нужен ли он великому Халду? Я знаю, Халд грозен, я боюсь его, а ягненка жаль... так жаль! - И Таннау прижался лицом к мягкой, шелковистой шее ягненка.
   - А мы отложим жертву, - поспешил утешить мальчика старик. - Халд простит нам нашу бедность, подождет!
   Аблиукну шел во дворец опечаленный: и внука жаль и перед Халдом страшно. "Хорошо бы принести жертву, - думал Аблиукну, - тогда бы счастье пришло в наш дом".
   * * *
   Солнце уже село за рекой, когда Аблиукну покинул дворец наместника Иштаги. Он торопился домой: хотелось скорее увидеть Таннау и поделиться с ним своей радостью. Ему приказано работать на царский двор. А что может быть лучше для бедного ремесленника! Это значит, что голод уйдет из их убогого жилища. А Таннау... Бедный мальчик, он ни разу в жизни не имел целой одежды. Теперь он получит новую рубаху и даже сандалии из кожи. Ах, Таннау! Он даже не знает, что впереди у него столько радостей! Царский заказ - это не заказ купца-пройдохи. Не иначе, как Халд услышал его молитвы...
   Аблиукну подошел к дому уже в сумерках. За калиткой были слышны детские голоса.
   - Ложитесь на землю! - кричал Таннау. - Вы ничтожны, вы рабы!
   Аблиукну тихонько остановился за изгородью. На камнях у порога дома суетились сверстники Таннау, дети гончара и лепешечника. Трое мальчиков и одна тоненькая, худенькая девочка играли в какую-то замысловатую игру. Таннау сидел у порога с толстой палкой в руках, с ивовой корзинкой на голове и рваным мешком на плечах. Девочка стояла за спиной Таннау и старательно покачивала опахалом из громадных листьев лопуха. У ног Таннау распростерлись мальчуганы.
   - Опять в царя Русу играют, - усмехнулся Аблиукну. - Так и есть. Корзинка заменила царскую тиару, мешок вместо вышитой накидки, а царский жезл в виде простой палки. Что-то будет дальше?..
   - Я прощаю вас, ничтожные рабы! - говорит важно Таннау. - Идите прочь и трудитесь. Я не буду вас убивать. А в другой раз, если вы не выполните приказание моей светлости, я велю вас утопить в горячих ключах.
   - А ты думаешь, что так легко добыть звезды с неба? - спрашивает робко маленький "раб", уставившись на Таннау лукавыми черными глазами. Мы хотели добыть всего лишь три звезды, но слишком высоко они повешены великим Халдом.
   - А вы дайте ему что-нибудь, как будто это звезды, - шепчет из-за спины Таннау маленькая "рабыня" с опахалом.
   Но "царь" услыхал ее голос. Забыв о том, что он должен быть грозным и жестоким, Таннау, широко улыбаясь, говорит своим "рабам":
   - Что же вы не догадались сделать звезды из глины? Глупые!
   Тут "рабы" вскакивают и с веселым смехом бросаются в угол дворика, где замешана глина. Они начинают лепить звезды, а Таннау, бросив свой царский жезл и сняв тиару из ивовых прутьев, помогает им. Дети так увлечены, что и не замечают прихода Аблиукну.
   - Если бы такими были наши цари, - вздыхает дед. - Если бы они умели прощать и жалеть людей...
   Он тихонько привязывает к изгороди серого. Но тот издает трубный звук и сразу же выдает свое присутствие. Дети вскакивают и поспешно исчезают за калиткой. Таннау радостно бросается к деду:
   - Что сказал тебе Иштаги? Он дал нам работу?
   - А что ты сделаешь со звездами небесными? - спрашивает дед и ласково треплет курчавую голову внука.
   - Я бы подвесил их под потолок, и они бы светили нам вместо фитилька.
   - Вот так царь! - рассмеялся Аблиукну. - Разве есть такой бедный царь, у которого дворец освещен всего лишь одним фитильком? Там сотни великолепных светильников. Они светят, как звезды небесные.
   - Я там не был, - оправдывается Таннау. - Я не знал, что там много светильников. А если бы я был царем, я бы приказал доставить мне звезды небесные. Они лучше светильников!
   - Не забудь, мой мальчик, что звезды принадлежат великому Халду. Их нельзя трогать - они священны!
   Дед поспешил в дом, а Таннау побежал за ним вприпрыжку.
   - А что сказал тебе Иштаги?
   - Иштаги сказал то же, о чем сообщил нам слуга его, - ответил Аблиукну, старательно разжигая огонь для светильника.
   Два хороших кремня давали большие, светлые искры. Это помогло Таннау увидеть лукавую улыбку на лице деда.
   - Будем делать царское оружие! - продолжил оживленно Аблиукну. Будем шлем чеканить всем на удивление, а ножны для кинжала украсим чудо-птицей. Такие ножны, из чистого золота с чеканкой, Руса видел у царя скифского. Понравился ему тот кинжал, а велел сделать еще лучше и украсить камнями. Но беда в том, что не видел я тех ножен. А по рассказам Иштаги трудно понять, чего хочет царь.
   - А мы на глиняной табличке сделаем рисунок и покажем его Иштаги, предложил Таннау. - Если будет он пригоден, то так и сделаешь.
   - Ты это хорошо придумал! - согласился дед. - Попробую я завтра сделать рисунок.
   Старик зажег глиняный светильник и стал торопливо шарить у себя на груди. Затем он вытащил сверток и, развязав его, подал Таннау золотой перстень с чудесным синим камнем:
   - Это священный камень, - сказал тихо старик, словно боясь, что его услышат и похитят драгоценность. - Он вылечивает от проказы и от многих других болезней. Если бы я имел этот перстень в тот год, когда пришла черная болезнь, то были бы живы твои родители, мой мальчик.
   - Кто дал тебе этот перстень? Он волшебный? - спросил удивленный Таннау. - Я еще ни разу в жизни не видел такого чуда!
   - Это дар царя за светильники, что мы с тобой сделали в дни первого новолуния. Мы делали их для храма, а попали они во дворец. Очень они понравились хранителю сокровищ, одноглазому Уаси. А он знает толк в таких вещах! "Твой труд должен принадлежать царю, - сказал мне Иштаги. - А Руса, говорит, доволен тобой, доволен, что сумел ты сохранить мастерство Аплая и продолжить его дело". А еще тобой поинтересовался царский наместник, продолжал счастливый старик. "А кто, спрашивает, дело твое продолжит? Есть ли у тебя сын либо внук?" Я сказал, что все погибли в тот страшный год, когда черная болезнь ходила по нашим домам. "Один, говорю, есть у меня внук, мой Таннау. Искусен будет в литье, за то ручаюсь своей головой". "Ну что ж, тогда поверю, если головой ручаешься", - посмеялся Иштаги. А когда смеялся, его толстый живот дрожал, как студень.
   - Буду стараться - ты правду сказал, - ответил Таннау. - Ведь я твой внук, а тебя Аплай учил. Как же не быть мне искусным! - И мальчик с гордостью посмотрел на деда.
   - Да ты и в самом деле молодец! - воскликнул Аблиукну. - Вот так Таннау! Был бы жив твой отец, похвалил бы тебя.
   - А ты мне и дед и отец! - ответил радостно мальчик, снимая с ног деда потрепанные тростниковые сандалии. - Вот и вода здесь - я вымою твои ноги, - предложил он.
   - Спасибо, мой друг, - вздохнул Аблиукну.
   - Не будем печалиться, дедушка Аблиукну. Лучше поужинаем и сыграем на дудке Аплая. Хорошо сыграем, так, чтобы нам весело стало!
   - На это я всегда согласен, - улыбнулся Аблиукну. - Я люблю песни молодости. Когда я слышу звуки свирели, забываю все горести, сразу молодею.
   Разговаривая с дедом, быстрый и ловкий Таннау принес кувшин молока, сушеного винограда и свежих лепешек. Они поднялись на крышу дома и там, на мягкой войлочной циновке, под звездами, ужинали, прислушиваясь к вечерним голосам.
   Вот звякнула колокольчиком корова в хлеву. Залаяла собака у соседа. Промчалась, цокая копытами, лошадь с запоздалым путником. И всем этим голосам неумолчно вторил ручей.
   - Хорошо поет наш ручей! - заметил Аблиукну. - По вечерам его песня особенно звонка и приятна.
   - Запоем вместе с ним под свирель, дедушка...
   Но в это время где-то вдали запели девушки. Их чистые, звонкие голоса были так свежи и приятны... Аблиукну вытащил из рукава свою бронзовую дудку, и переливчатая свирель слилась с голосами девушек. Таннау запел вместе с ними, и дед заметил, что голос внука окреп и не уступал голосам девушек. На соседних крышах появились люди. Вечерняя прохлада и запахи душистого сена располагали к отдыху и покою, а что может украсить отдых лучше хорошей песни!
   * * *
   Аблиукну был польщен царским заказом, но в то же время очень взволнован. Его мучил страх, что птица, задуманная на ножнах кинжала, не получится такой, какой она должна быть. И вдруг старику пришла в голову прекрасная мысль: а нет ли такой заморской птицы в садах дворца? Кто-то из слуг рассказывал Аблиукну, что в царском дворце удивительный сад, а в том саду заморские птицы, каких никогда никто не видывал в Урарту.
   - Хорошее я дело задумал, - сказал дед внуку, когда они проснулись на рассвете. - Не будем никаких птиц придумывать. Попросимся в царский сад и посмотрим там птиц заморских. Их и нарисуем на табличке. Тогда уж и работа будет хороша.
   - И меня возьмешь с собой? - обрадовался Таннау и закружился вокруг деда в радостной пляске.
   - Вместе пойдем, - согласился дед. - Надо ведь запомнить все краски, чтобы потом камнями разукрасить. А где мне, старому, все запомнить! Это уж твое дело, молодое!
   Было еще рано, когда дед с внуком собрались в путь. До царского дворца надо было идти полдня. Как ни мудрили, а все же взяли с собой серого, чтобы мог дед на нем доехать, когда устанет.
   - Да он у нас крепкий - двоих повезет! - утешал себя Аблиукну, собирая осла в дорогу.
   - Что же я, злодей какой, чтобы мучить осла? - удивился Таннау. Разве ты не заметил, что я никогда не сажусь позади тебя на сером?
   - А я думал, что это от озорства, - улыбнулся Аблиукну. - Дед говорит - садись, а ты хочешь сделать наоборот. Так всегда делают внуки, когда малы и глупы. А если это от жалости к животному, то честь тебе и хвала. Доброе сердце вложил Халд в тело моего внука!
   - А ты видел, когда он это сделал? - спросил Таннау, лукаво улыбаясь.
   Аблиукну очень верил в могущество Халда. А Таннау, как ни старался, не мог понять, в чем сила этого бога. Он не столько верил ему, сколько боялся его мести и, чтобы умилостивить страшное божество, молился перед сном.
   Захватив с собой сырую глиняную табличку и острую бронзовую палочку, дед и внук отправились во дворец.
   Позади Таннау плелся на привязи серый ослик, помахивая хвостом. Серый не любил утруждать себя и предпочитал выходить на прогулку без поклажи. Таннау давно уже заметил эту слабость своего ослика и тайком от деда часто таскал на себе тяжести, а осла вел на привязи без поклажи.
   Было ясное осеннее утро, такое солнечное и бодрое, что душа ликовала и радовалась, сама не зная чему. Впереди сверкала снежной вершиной святая гора Эритиа. Казалось, что она приблизилась к городу Тейшебаини, - так ясно были видны все складки на ее склонах, все вмятины на снежной шапке. Любуясь священной горой, Аблиукну вспомнил старинное сказание о том, как горные пастухи вот таким же ясным, солнечным утром увидели на вершине этой горы бога Халда в золотом венце из солнечных лучей.
   - И что же сделал Халд, стоя на вершине священной горы? - спросил Таннау.
   - Говорят, что он потребовал большую жертву, - ответил Аблиукну. Жертву принесли, и Халд проявил милость. В том году много народилось ягнят, и все они выжили и пополнили стада.
   В полдень Аблиукну и Таннау достигли ограды дворца. За ограду их не пустили, и Аблиукну решил ждать, когда у ворот появится Иштаги. Слуги говорили, что наместник как раз в полдень объезжает поля и виноградники, где идет сбор урожая.
   Им недолго пришлось ждать. Вскоре ворота раскрылись, и с пронзительным ржанием вылетел резвый, в серых яблоках жеребец. Аблиукну кинулся к всаднику и попросил его остановиться. Иштаги, сидя на лошади, выслушал старика и тут же распорядился провести его в сад.
   - Мне не нужно твоего рисунка на глиняной табличке, - сказал он Аблиукну. - Я знаю твое мастерство и верю, что ты сумеешь сделать ножны еще лучше, чем у царя скифского. А птицу заморскую ты увидишь в саду. Ее привез нам гонец от правителя дальней земли, которая лежит в стороне, где солнце восходит.
   Иштаги ускакал, а слуга повел старика и внука в царский сад.
   - Вот так чудо! - воскликнул Таннау, увидев диковинную птицу. Неужто перья такие пестрые?
   Старик уселся на траву и стал зарисовывать птицу.
   - Но краски как запомнить? - сокрушался он. - Трудно мне стало, глаза непокорные, - говорил он Таннау. - Каких только камней не потребуется, чтобы царственную птицу украсить!
   Таннау все приглядывался и повторял про себя:
   - Пурпурные перья, а вот голубые, синие и совсем золотые... Тут и черные и желтые камни потребуются, - говорил он деду, рассматривая пышный хвост и нарядные крылья птицы.
   - Давай-ка знаки сделаем на табличке, чтобы краски повторить в камнях! - сказал с волнением дед. - Когда природа такое чудо сотворила, то и нас, быть может, осенит умение.
   Долго любовались они удивительной птицей, волшебными цветами и деревьями, каких не было нигде в Урарту.
   - Поистине чудо-сад! - восхищался Аблиукну. - Но для кого он сделан, когда пуст дворец? Кроме Иштаги, здесь, наверно, никто и не живет.
   - Есть здесь живое существо! - воскликнул удивленный Таннау. Посмотри, дедушка, что делает этот мальчик, сидящий на дереве.
   Аблиукну повернулся в сторону, куда указал Таннау, и увидел на дереве черную лохматую голову и злые навыкате глаза. Из-за зелени ветвей каждый раз протягивалась рука и швыряла в птиц камни. Мальчик был неловок, и камни летели мимо.
   - Зачем ты бьешь птиц? - воскликнул удивленный Таннау. - Они никому не сделали зла и так красивы!
   - А ты молчи! - ответил мальчик. - Это мой сад. Я могу и тебя избить камнями. Ты ничтожен, а я царский слуга. - И с этими словами мальчик снова швырнул камень и угодил в крыло птице.
   - Уйдем отсюда, Таннау. Видимо, это сын Иштаги. Нам здесь больше ничего не надо. В этом саду водятся злые духи. Не ищи здесь добра...
   Таннау молча пошел за дедом. Вслед им полетели камни.
   - Боги жестоко наказали Иштаги, подарив ему такого скверного сына, говорил Аблиукну. - Он еще мал, а так жесток, что готов уничтожить все живое. Никогда этот ребенок не встретит улыбки. Люди, увидев его, будут сторониться, как сторонятся чудовищ.
   - Ты говоришь, что Иштаги наказан. Почему? - спросил Таннау. - Может быть, он обидел злых духов? Как ты думаешь, дедушка?
   - Он обижает бедных людей, - ответил мрачно дед. - Он жесток с рабами, которые строили дворец, сооружали канал плодородия, создали прекрасные сады и виноградники. По всему Тейшебаини из уст в уста передаются страшные истории о его зверином сердце.
   - А почему он к тебе добр, дедушка?
   - А потому, что я ему нужен. Он боится Русы, которому тоже нужен мой труд. Вот почему он добр к нам, Таннау! Его доброта - это доброта волка.
   - Не будем трудиться на Иштаги! - предложил Таннау. - Зачем нам делать красивые вещи для злодея?
   - Мы должны их делать для царя Русы, - ответил Аблиукну. - Но даже если бы пришлось работать и на Иштаги, все равно никуда от них не уйдешь. Я тоже предлагал отцу Аплаю не делать золотых щитов для деда нашего царя он был злой человек, в нем тоже жили злые духи.
   - И что же сказал тебе Аплай?
   - Он сказал, что на то воля богов, - ответил Аблиукну. - А мы, бедные люди, должны жить, как велят боги.
   - А разве боги велят уводить в рабство? - загорелся вдруг Таннау. Разве Аплай был скверный человек? Почему его увели в рабство?
   - Его увели как раз за то, что он был хороший человек, искусный мастер, - ответил Аблиукну, погладив голову Таннау своей шершавой рукой.
   Они подошли к ручью, который весело струился по камешкам. Увидев, как ослик побежал с пригорка, чтобы попить прохладной воды, дед предложил внуку отдохнуть под старым орехом.
   - Хороша вода! - восторгался Таннау, окунувшись с головой в ручей. Я давно не пил такой вкусной, прохладной воды.
   - Это вода необыкновенная, - согласился Аблиукну. - Она памятна мне с юности. Я никогда не забуду этого ручья.
   - А чем она памятна тебе? Расскажи, дедушка, - попросил мальчик.
   - Видишь ли, - ответил задумчиво дед, и его добрые серые глаза подернулись печалью, - вон там, у оврага, ручей был когда-то широк и полноводен, как маленькая река. Я часто ходил сюда купаться. И вот здесь я встретил Таририю. Это было вскоре после того, как ассирийцы увезли Аплая из Мусасира. В наши края не дошло войско Саргона. Я долго ждал отца...
   Первое время, когда я остался один, мне казалось, что солнце померкло и вечная ночь опустилась на землю. Я много дней бродил по винограднику голодный и несчастный. Слезы душили меня, мысли путались от горя. Я потерял веру в богов. Я думал: лучше бы и меня взяли вместе с отцом. Так прошло много дней. Ассирийцы давно уже покинули Мусасир, и люди, оставшиеся в живых, вернулись и занялись прежней работой. Не вернулся только Аплай. Мне сказали, что он увезен Саргоном. Так я и не дождался отца и остался один. Не знал, что делать, как жить... Но вот как-то пришел ко мне сосед и предложил сделать ему котел. Бронза у него была. Я взялся за работу. Развел огонь в печи - то была печь Аплая - и стал работать. А вечером пошел к ручью помыться и рубаху выстирать. Только расположился я на камне, смотрю - идет девушка. Стройная, тоненькая, как молоденький кипарис; косы длинные, черные. Несет на плече кувшин и что-то напевает. Я сделал вид, что не вижу ее. Подошла она поближе, увидела меня - умолкла. Набрала воды в кувшин. А потом окликнула:
   "Аблиукну!"
   Я поднял голову и увидел Таририю, дочь пастуха. Она ранней весной ушла с отцом в горы и теперь только вернулась.
   "Таририя, - воскликнул я, - как хорошо, что ты уцелела!"
   "А почему ты печален, Аблиукну, почему не слышно твоей веселой свирели?" - спросила она ласково.
   "У меня горе большое, Таририя: ассирийцы увели Аплая. Теперь я один". - И я горько заплакал.
   "Не печалься, Аблиукну, мы не оставим тебя", - сказала Таририя и так ласково на меня посмотрела.
   Мы постояли молча: я с мокрой рубашкой в руках, а Таририя с кувшином воды на плече. А потом она протянула руку ко мне и сказала:
   "Дай мне рубашку, Аблиукну, я зашью на ней дыры".
   "А как я получу ее, Таририя?"
   "Я принесу ее тебе".