Страница:
Бродя по Дубровнику, не устаешь. Мы с мужем облазили все закоулки. Здешние достопримечательности не столь многочисленны, чтобы надоесть, но каждая из них - подлинное произведение искусства, к которому хочется возвращаться вновь и вновь. Мы осматривали могучие порталы, дворцы, церкви, перекрестки, игрушечные садики и маленькую сонную гавань... С верхней площадки сторожевой башни мы глядели вниз, на зеленую долину, усеянную яркими черепичными крышами, такими приветливыми, что невольно возникает мысль - как хорошо под ними любить друг друга, любить без конца.
Кристиан был всегда крайне внимателен, так что иногда его забота даже немного утомляла. Почему-то приходила на ум аналогия с терпением, которое проявляет даже самый бесчувственный человек, общаясь со смертельно больным родственником. Кстати говоря, в Дубровнике у меня не раз возникала мысль о смерти, что не так уж странно - тут настолько хорошо, что хочется окончить дни среди всей этой красоты и спокойствия.
Мне рассказали историю некоего иностранца, немца, поселившегося незадолго до войны в этих краях. Он построил себе домик в долине, у спуска к морю, и жил там совсем один, очень редко бывая в городе. Постепенно все о нем забыли. Но летом 1943 года к нему явилась группа партизан. Они пришли убить его - убить только за то, что он немец, и исполнили свое намерение. Судя по рассказу, несчастный отшельник до самой последней минуты не мог понять, чего хотят от него эти вооруженные люди. Свой домик он называл "вилла Робинзона".
За три дня до отъезда мы загорали на пляже отеля "Эксельсиор", а потом решили искупаться. Море было спокойным, теплым, и мы заплыли довольно далеко. Внезапно со мной что-то произошло: то ли головокружение, то ли приступ слабости. Я вскрикнула и, кажется, потеряла сознание. А очнулась уже на берегу. Оказывается, мой муж - он плыл рядом - подхватил меня, когда я уже начала тонуть, и в одиночку дотащил до пристани, где ему наконец пришел на подмогу инструктор по плаванию. Мне теперь остается только восклицать в стиле мадам д'Арси: "Он спас мою честь! Он спас мою жизнь!" Впрочем, на самом деле мне было не до шуток.
На следующий день мы отправились на Ловчен и любовались оттуда чудесным видом - вся Которская бухта как на ладони. Я еще не совсем оправилась от пережитых треволнений и с трудом промямлила несколько слов благодарности накануне мне никак не удавалось сделать это. Кристиан очень смутился и ответил резко, почти сердитым тоном:
- Тебе незачем благодарить меня. Я обязан тебе куда больше, чем ты можешь себе представить.
Меня поразили не столько эти странные слова, сколько интонация, с которой они были произнесены. Но лицо его оставалось замкнуто-сосредоточенным. Что же он хотел этим сказать? Не люблю загадок...
На обратном пути видели знаменитое озеро Плитвице. Неописуемая прелесть!
26 августа.
Встретила на улице Бернара. Выглядит вполне довольным жизнью; посмотрел на меня с любопытством.
3 сентября.
Канова вернулся из отпуска, и моя работа у него возобновилась. Он готовит для какого-то журнала большую статью про своих этрусков. Статья должна быть готова к пятнадцатому октября.
Мадам Канова куда-то ушла, а я, вероятно, после отдыха в Дубровнике имела очень соблазнительный вид. Профессор не сводил с меня глаз и предпринял несколько попыток посягнуть на мою добродетель, но я их решительно пресекла. Он очень смутился.
По возвращении домой - сюрприз: аромат незнакомых духов в нашей квартире. Это мне не нравится.
8 сентября.
Как ни неприятно, приходится признать: во время моего отсутствия у нас кто-то бывает. Более того, диван прямо пропитался этим чужим ароматом. Кристиан его не замечает - как всякий заядлый курильщик, он вообще нечувствителен к запахам. Но мой-то нос в порядке! Думаю, меня нельзя назвать болезненно ревнивой, однако все же хотелось бы знать, что тут происходит. В конце концов это ненормально - обманывать жену, начиная чуть ли не с медового месяца. Комедия, да и только!
10 сентября.
Опять этот невыносимый аромат и впридачу - легкий, но вполне ощутимый запах пота. Вся история здорово действует мне на нервы. Много раз я была близка к тому, чтобы спросить Кристиана напрямик и тем самым окончательно лишиться надежды узнать правду. Пока можно считать твердо установленным следующее: время от времени, примерно между пятью и семью часами вечера (когда я работаю у Кановы), Кристиан принимает какую-то женщину. Сомневаться в характере этих визитов не приходится - после них по ночам мой муженек оказывается явно не в форме. Но даже застав их врасплох, я ничего не достигну: во-первых, такие сцены вышли из моды, и во-вторых, он мне этого никогда не простит. Быть поставленным в смешное положение перед любовницей разве такое забудешь! Нет, всю необходимую информацию надо собрать осторожно, исподволь, чтобы потом спокойно обдумать ее и принять решение.
14 сентября.
Снова эта женщина!
Терпение мое лопнуло, и к полудню я уже входила в частное сыскное агентство Дюбрейля. В тесной полутемной конторе меня встретил владелец фирмы - грузный пожилой человек, похожий одновременно и на полицейского, и на домашнего врача. Я изложила дело, прибавив, что стеснена в средствах. Немного подумав, месье Дюбрейль предложил мне использовать магнитофонную запись - это гораздо дешевле, чем оплачивать услуги постоянного агента, а выяснить, при удачном стечении обстоятельств, можно даже больше, чем при помощи слежки.
Да, так будет лучше всего! Я согласилась, и теперь меня уже разбирает любопытство - правда, с небольшой примесью страха. Что мне предстоит узнать? Скорее всего банальная история - интрижка на стороне, связанная лишь с постелью и ни с чем больше; короче говоря, нечто такое, из-за чего не стоило волноваться. Не исключено, что пленка запечатлеет слова, которые меня совсем не возмутят, а развлекут и позабавят. Воспитанные мужчины нередко считают, что их долг - с искренним жаром расхваливать достоинства своей законной супруги, беседуя с любовницей. И очень может быть, что скоро я наслушаюсь таких вот косвенных комплиментов, свидетельствующих, как пылко любит меня мой Кристиан...
16 сентября.
Специалист из агентства Дюбрейля явился вскоре после завтрака, когда Кристиан уехал в Севр (он преподает там в одной частной школе).
Агент оказался маленьким евреем - ловкий, хитрый и жизнерадостный тип. Он явно знает наперечет все беды и горести нашего мира, пригляделся к ним чуть ли не с пеленок, и теперь его уже ничем не удивишь. Окинув комнату критическим взглядом, он объяснил, что здесь можно разместить микрофон на проводе, но столь же скрытная установка магнитофона представляет определенную трудность...
Ну, эта проблема разрешима. Жильцы с нижнего этажа сейчас в отъезде и на время своего отсутствия сдали комнату какому-то молодому человеку - если не ошибаюсь, он работает на киностудии. Его комната удалена от нашей всего на несколько метров и идеально подойдет для студии звукозаписи.
Завтра же утром навещу киношника и обо всем договорюсь.
17 сентября.
Чересчур элегантно одетый молодой красавчик, тип героя-любовника из мыльной оперы. Именно то, что надо! Всегда готов оказать услугу даме, разумеется, надеясь на ответную благосклонность. Он сразу пошел мне навстречу: во-первых, ему любопытно поучаствовать в столь таинственном деле, и, во-вторых, поддавшись очарованию моей скромной персоны. Он даже благодарил за доверие и попробовал было удержать меня для дальнейшей беседы, но я дала понять, что он немного перегибает палку и что мужчине, который желает завоевать мое расположение, следует научиться ждать. Теперь он там внизу пускает слюнки, предвкушая грядущие радости. Что ж, посмотрим!
18 сентября.
Вся процедура была закончена сегодня во второй половине дня. Что за удовольствие смотреть на работу мастеров своего дела! Какая потрясающая точность, сноровка и быстрота! Микрофон установили в книжной полке над диваном, аккуратно запрятав его за парой монументальных классических томов, которые никто никогда не читал и читать не станет. Тонкий, еле заметный провод идет вдоль задней стенки шкафа, затем по полу под ковром и, наконец, маскируясь в складках занавесок, взбирается к подоконнику. В тех немногих местах, где провод ничем не прикрыт, его слегка окрасили под цвет соответствующей поверхности. Заметить его с улицы практически невозможно красноватая нить совершенно теряется на фоне кирпичной стены. Вниз, вниз, и вот она исчезла в форточке нашего услужливого соседа. Там, у него в комнате, уже смонтирован магнитофон и всякое вспомогательное оборудование, позволяющее как можно лучше выделять, записывать и воспроизводить человеческий голос.
Мой новый приятель поглядывает на эти приготовления со все возрастающей надеждой. Ему не терпится рыцарски предоставить в .мое полное распоряжение и себя самого, и свое жилье; потом, конечно, придется утешать бедную обманутую женщину и в виде утешения затащить ее к себе в постель. Пока техники из сыскного агентства устанавливали аппаратуру и обучали меня обращению с ней, он путался у них под ногами, всем мешал и старательно хвастал своими познаниями в области звукозаписи. Видимо, надеялся, что я предложу ему поучаствовать в прослушивании, но был жестоко разочарован. Вместо того я велела ему в пять минут шестого позвонить по телефону Кановы и попросить мадам Маньи, то есть меня; это даст мне предлог уйти пораньше, сославшись на какое-нибудь внезапно возникшее дело.
Сейчас двадцать минут пятого. Маленький еврей со своей командой уже отбыл к месье Дюбрейлю. Скоро вернется из Севра Кристиан, а я в это время буду стенографировать рассуждения Кановы. Затем - звонок. Поговорив по телефону, я извинюсь, попрощаюсь с профессором, прыгну в такси и, примчавшись домой, устроюсь в апартаментах киношника пожинать плоды своих стараний. Предчувствую, что скучать мне не придется - любовники не виделись с четырнадцатого числа, и им наверняка есть что сказать друг другу.
5
Магнитофонная запись, сделанная мадам Беатрис Маньи 18 сентября 1948 г.
Голос мадам Кановы: Да присядь же наконец! У меня голова идет кругом, когда ты бегаешь взад-вперед. Вообще-то тебе сейчас следовало бы лежать в полном изнеможении... (пауза) Значит, на второй неделе октября...
Голос Кристиана Маньи: Когда у вас закончится ремонт? Мадам Канова: Второго числа. Кабинет отделают новыми шелковыми обоями в стиле Людовика XVI. Надеюсь, тебе там понравится.
Маньи: Так далеко я не заглядываю.
Мадам Канова: И правильно делаешь. Сперва присяжные должны объявить тебя невиновным.
Маньи: Я был бы тебе очень признателен, если бы ты перестала отпускать подобные шуточки. В конце концов судить будут не тебя, а меня!
Мадам Канова: Немножко трусишь, не правда ли, милый? Да ведь ты же станешь героем дня! Подумать только: мужчина, который отомстил за поруганную честь!
Маньи: Если бы речь шла только об этом!
Мадам Канова: Но в таком случае о чем вообще речь, как выразился бы ваш незабвенный Фош...
Маньи: Ради всего святого, не паясничай! Позволь напомнить, что я иду на это только для тебя и только ради тебя. Колебаться я не стану, ибо знаю, что жить без тебя уже не смогу. Но я совсем не расположен к веселью по поводу предстоящего. Можно еще как-то примириться с тем, что я убью твоего мужа. Но моя жена!..
Мадам Канова: Твоя жена - я!
Маньи: Конечно, дело совсем не в официальных брачных узах, а в том, что она молодое жизнерадостное существо, доверившееся мне, и...
Мадам Канова: И я очень надеюсь, что ты не дашь ей повода утратить это доверие!
(Пауза.)
Думаю, нам с тобой не в чем упрекнуть друг друга: я позаботилась о том, чтобы место мадемуазель Сюриссо стало вакантным, а ты устроил туда Беатрис. Как и планировалось, она вскоре очутилась в объятиях моего уважаемого супруга. Потом ты сводил девицу в церковь и даже успел спасти ей жизнь. Судьба помогла нам только в истории с ее несостоявшимся ребенком. Неужели тебе нравится тащить этот груз: жить с женщиной, которую не любишь и с которой по законам церкви ты связан на вечные времена!
Маньи: Я женился на Беатрис, чтобы пожертвовать ею, и теперь не перестаю себя спрашивать, можно ли считать действительным такой брак...
Мадам Канова: Вот именно! А избавившись от нее, ты тем самым докажешь правоту своих сомнений. И ты заранее оправдан перед Высшим Судом!
Маньи: Любопытно.
Мадам Канова: То есть?
Маньи: Мать писала мне недавно нечто похожее...
Мадам Канова: Весьма польщена, что наши взгляды совпадают... Но все-таки давай договорим. По счастью, ты воспитывался в иезуитском колледже, и твой характер сложился под влиянием наставлений святых отцов. Ты верующий католик - примем это за основу. А с основами надо разбираться основательно, таково мое правило. Кстати, мне очень нравится твоя религиозность - всегда заранее ясно, как и на что ты отреагируешь... Итак, ты можешь позволить себе убить кого захочешь, но с тем, чтобы впоследствии раскаяться в содеянном. Ведь сущность религии - в идее покаяния. О, я знаю тебя, мой милый, и в любой момент наберу тебе сколько хочешь первоклассных, неопровержимых аргументов! Так вот: тебе предстоят долгие годы честной и безмятежной старости; у тебя будет достаточно времени, чтобы раскаяться и отойти в вечность примерным христианином. Да что я говорю - долгие годы! Целый океан грехов может быть искуплен в последний миг, и разбойнику на кресте хватило одной минуты, чтобы заслужить прощение и спастись. Целая армия исповедников к твоим услугам - кайся, сделай одолжение! Нехорошо лишать Господа Бога возможности проявить свое бесконечное милосердие. Он же все понимает... Совсем как я! А уж я в своих собственных глазах сумею тебя оправдать!
Маньи: Ох, не потчуй меня дешевыми парадоксами. Мне, чтобы оправдаться, тоже следовало бы медленно умереть на кресте.
Мадам Канова: И тогда три друга, которые всегда заодно...
Маньи: Я уже говорил тебе и повторяю снова: мне очень неприятно, когда ты в таком тоне упоминаешь о Троице.
Мадам Канова: О, прости. Но это выражение придумано не мной. А что до спасения души, то покаяться ты все-таки успеешь. Если же Богу будет угодно призвать тебя во сне, то и ответственность ляжет на Него. Только я очень сомневаюсь, что Он так поступит. Он ведь не захочет погибели нераскаявшегося грешника, а твой случай определенно заинтересует Его. Спешить же Ему некуда.
И не переоценивай жестокость твоего будущего преступления. Как раз недавно я пролистывала судебные протоколы эпохи Реставрации и натолкнулась на занятный случай: некий чиновник прикончил, одну за другой, трех или четырех своих жен, и все ради наследства. Разнообразием он их не баловал: женился, потом жена беременела, а когда наступали роды, незаметно отравлял бедняжку. В то время судебная медицина едва появилась на свет, и смерть при родах казалась вполне естественной.
Маньи: Да уж, точнее тут не скажешь!
Мадам Канова: Прости за невольный каламбур. Я имела в виду лишь то, что более удачного момента не выберешь...
Маньи: И все-таки его разоблачили!
Мадам Канова: Да, потому что ему взбрело в голову заодно избавиться и от своего многочисленного потомства. Это было слишком самонадеянно... Так что видишь - по сравнению с тем случаем я предлагаю тебе преступление вполне чистое и прямо-таки невинное! А твоя малышка лучшей участи не заслуживает. В конце концов она была любовницей моего мужа и скорее всего остается ею теперь. Да еще пыталась навесить тебе на шею своего щенка...
Маньи: Какое счастье, что он умер не родившись! Если бы мне предстояло убить еще и ребенка...
Мадам Канова: Да, тут небеса пошли тебе навстречу. Но, возвращаясь к теме: как видишь, у тебя есть все основания для ревности и мести.
Маньи: Ты же сама только что говорила, что я не люблю Беатрис. При чем же тут ревность?
Мадам Канова: Прекрасно, тогда постарайся немножко полюбить ее, если тебе от этого будет легче... Но самое главное - возьми себя в руки! Твоя роль вовсе не так тягостна, если обуздать свою фантазию и перестать изводить себя надуманными сомнениями. А то они так тебя и распирают, как дойную корову - молоко.
Мы, атеисты, не приучены мерить реальность призраками и полагаемся на собственный .разум. Наши поступки окончательны - для нас не существует Бога, который пересмотрит и взвесит их в день Страшного суда. Вы, верующие, избрали себе более удобную, хотя и очень наивную точку зрения.
Маньи: А ты никогда не верила в Бога?
Мадам Канова: Я знаю, что меня крестили в православной церкви, но и только! В моей стране проводится огромная антирелигиозная работа, особенно среди молодых.
Маньи: И там все такие, как ты?
Мадам Канова: Нет, многие веруют. Их кумир - человечество. Это, конечно, неважная замена представлению об Абсолюте и о потустороннем мире, неважная хотя бы потому, что не приносит никакого облегчения своим приверженцам. Жертвовать чем-либо во имя абстрактного человечества просто глупо. И этот искусственный миф перестает работать быстрее, чем религия. Даже властям становится все труднее поддерживать его на плаву. В конце концов победа будет за последовательными, логичными атеистами - такими, как я...
Маньи: Я знаю нескольких атеистов, не верящих ни в Бога, ни в человечество. Но они все-таки придерживаются определенных моральных принципов.
Мадам Канова: Такие люди - особый случай. Для них мораль - удобное средство, закон, оправдывающий удовольствия, получаемые от жизни. Это игра, где все участники образуют своего рода братство - братство людей, нашедших в себе силу отречься от любых мифов. Они могут заниматься чем угодно: лечить больных, ловить бабочек, быть гомосексуалистами, математиками, обманщиками, профессорами... Каждый из них живет для себя, выбирая цели, которые ему по душе.
Если Бога не существует, то все безразлично и все дозволено. Личное удовольствие - достаточное основание для любых поступков, и преуспевающий вор не хуже и не лучше преуспевающего полицейского. Каждый имеет право на то, чего сумел достичь!
Что касается меня, то мне недостает воображения для заботы о ближних по крайней мере, о тех, кто в отличие от тебя не является залогом моего счастья. Но ты - мой, и потому я не могу позволить тебе совершать глупости.
Маньи: Да говорю же тебе, я решился. Просто это ожидание действует мне на нервы. Уже два месяца по ночам такое чувство, словно я сплю с трупом.
Мадам Канова: Вспомни, что и я точно в таком же положении, однако не жалуюсь. Надо еще немного потерпеть. Скоро все будет позади.
Маньи: Ты уверена, что Поль клюнет на приманку? Мадам Канова: Клюнет с величайшей охотой.
Маньи: Но, мне кажется, они с Беатрис давно не занимаются любовью.
Мадам Канова: Вероятно, нет, но она ему по-прежнему нравится. В этом отношении я отлично знаю своего супруга, и кандидатура была выбрана в точном соответствии с его вкусом. Он не устоит перед соблазном, а мысль, что это происходит в твоей квартире и, значит, вдвойне греховно, еще сильнее разожжет в нем желание. И он решит попытать счастья...
Маньи: Да, ты его хорошо изучила.
Мадам Канова: И в этом мое преимущество.
Маньи: Только все ли мы учли? Если всплывет какая-нибудь неувязка...
Мадам Канова: Я думаю, все... Впрочем, давай для верности еще разок проследим ход событий. Значит, так: поскольку кабинет профессора ремонтируется, Беатрис вынуждена брать часть работы домой. Мой муж согласился с таким режимом, и тем охотнее, что питает в связи с ним тайные надежды не совсем благочестивого свойства: за это его и покарает библейский Бог... (Вообще-то поначалу они собирались работать у нас в гостиной, но я, конечно, решительно воспротивилась.) Так что не будет ничего удивительного, если Поль объявится здесь - разумеется, под благовидным предлогом - уже в самое ближайшее время.
Маньи: Да, пожалуй.
Мадам Канова: Это как раз то, что нам надо. Пусть приходит почаще. По субботам ты обычно обедаешь у родителей, в Венсене - не так ли? Я выбрала субботу, 11 октября, поскольку в этот день у вас, если не ошибаюсь, намечен маленький семейный праздник...
Маньи: Неужели тебе обязательно надо впутывать в это дело мою мать?
Мадам Канова: О да, конечно! Мы должны разыграть все среди как можно более ярких, драматических декораций - это очень понравится сентиментальным присяжным. Итак, в назначенный день ты выйдешь из дома чуть позднее обычного, примерно в восемнадцать тридцать, а в начале восьмого вернешься обратно, поскольку забыл взять роскошную коробку конфет, припасенную в подарок мамочке. Ведь ты и прежде не раз дарил ей конфеты, так?
Маньи: Да.
Мадам Канова: Не забудь купить эти конфеты... и не забудь оставить их дома!
Перед выходом, примерно в восемнадцать двадцать, позвонишь мне. У нас только один аппарат - он в прихожей, как раз напротив моей комнаты. Поль утверждает, что телефону не место на рабочем столе - звонки будут отрывать господина профессора от размышлений... Итак, я беру трубку. Для Беатрис, которая всегда держит ушки на макушке, ты говоришь со своей матерью и извиняешься, что слегка задержался. Я же отвечаю тебе фразами, обращенными к Беатрис, потом кладу трубку и сообщаю мужу, что звонила его секретарша: она столкнулась с какими-то неясностями на последней странице и хотела бы обсудить их с профессором. А как тебе известно, он должен сдать эту статью к 15 октября...
Маньи: Ну да, я помню. Скажи, а наш разговор не могут подслушать на телефонной станции?
Мадам Канова: Совершенно исключено. У нас автоматическая связь через коммутатор. Но на всякий случай не забывай называть меня "мама"... Да, так вот: как ты знаешь, мой муж всегда ездит на метро...
Маньи: Может, ты наконец перестанешь все время именовать его "мой муж"?
Мадам Канова: Почему? Мужчина, который спит со мной и оплачивает мои счета, имеет полное право на этот титул. Я ведь почти ничего больше не даю ему взамен... Но мы отвлеклись. Итак, воспользовавшись метро, он прибудет сюда в тридцать пять минут седьмого; время я проверила сама, съездив два раза этим маршрутом. Значит, у них будет не меньше четверти часа...
Маньи: Для непринужденного обмена мыслями?
Мадам Канова: Ну вот, теперь ты становишься самим собой, и я этому очень рада. Юмор - начало всякой мудрости. Но продолжаем. Ты возвращаешься домой за конфетами. Возможно, беспечные влюбленные забудут запереть дверь; кроме того, у тебя есть ключ. Для присяжных ты видишь свою жену, не обремененную лишней одеждой, в обществе моего мужа. Они сидят за столом, накрытым на двоих (хотя ей отлично известно, что ты собираешься пообедать у родителей). На заднем плане - красноречиво смятая постель... Вне себя, ты бросаешься к шкафу, хватаешь из ящика свой официально зарегистрированный револьвер (множество признаков подтвердит, что он пролежал там не один месяц) и, находясь в состоянии аффекта, убиваешь обоих.
Стреляй вблизи, но не в упор, целясь в туловище, а не в голову. Патронов не жалей - это вполне естественно при таком волнении. И, пожалуйста, будь повнимательнее со своей женой. Она не столь интеллигентна, как мой супруг, но гораздо хитрее и быстро сообразит, что к чему, если останется в живых.
Маньи: Кого мне вызвать в первую очередь - врача или полицию?
Мадам Канова: Врача. Ведь тебя сразу же охватывает раскаяние - ты тяжело ранил своего коллегу, учителя и, можно сказать, благодетеля...
Маньи: Истинная правда...
Мадам Канова: Возможно. Но только не перегни с выражениями скорби. Убедительность поведения тоже должна иметь свои границы. Например, тебе не следует слишком уж безутешно оплакивать жену. Ты женился на ней по юношескому увлечению, а через месяц после свадьбы застаешь с любовником! В общем, мир ее праху. А вот гибель профессора - дело другое, и она вполне может разжалобить публику. Мы должны точно рассчитать производимый эффект, чтобы та же самая публика признала тебя невиновным.
Маньи: Сразу, как только убью их, мне надо разворошить постель и выставить на стол второй прибор, да?
Мадам Канова: Верно. И к тому же за эти минуты ты сможешь немного успокоиться и собраться с мыслями.
Маньи: А не слишком ли мы усложняем программу?
Мадам Канова: Нет. Все эти подробности приобретут огромный вес при слушании дела в суде. Внимание к мелочам окупается, поверь мне.
Маньи: Ну, а если полиция снимет отпечатки пальцев? Они увидят, что одного прибора касался я, а другого - моя жена.
Мадам Канова: Разумеется. Перед уходом ты помог жене накрыть на стол, а второй прибор она поставила, уже выпроводив тебя и поджидая любовника. Наука умеет определять, кому принадлежат те или иные отпечатки, но вот установить очередность их появления, да еще на разных предметах - это вряд ли. Так что дактилоскопия тоже поработает в нашу пользу.
Маньи: Пожалуй.
Мадам Канова: И позаботься, чтобы в холодильнике был достаточный запас разных закусок.
Маньи: Ну и ну! Ты учитываешь решительно все!
Мадам Канова: Я люблю тебя. И поэтому напоминаю: когда вы вместе будете накрывать на стол, не прикасайся к тем предметам, за которые бралась Беатрис.
Шесть часов вечера - немного рановато для любви, но она, я думаю, возражать не станет. Есть ли еще какие-нибудь неясные пункты?
Маньи: Вроде бы нет.
Мадам Канова: Учти, она обязательно должна быть раздетой, это важнее всего. А устраивать ей соблазнительное неглиже после смерти было бы не очень приятно, да и рискованно. Маньи: Тебе незачем говорить мне об этом. Мадам Канова: Нельзя не говорить, поскольку здесь ключевой, в буквальном смысле слова жизненно важный момент. Существует не так уж много способов убедить женщину раздеться средь бела дня. А между тем мой муж должен застать Беатрис в легком халатике или пеньюаре - короче, в том одеянии, какое обычно накидывает на себя любая женщина после часа, отданного любви... С другой стороны, столь домашний туалет не помешает ей впустить профессора - в конце концов совсем недавно их отношения были довольно-таки близкими. Вряд ли она велит ему обождать на лестничной площадке!
Кристиан был всегда крайне внимателен, так что иногда его забота даже немного утомляла. Почему-то приходила на ум аналогия с терпением, которое проявляет даже самый бесчувственный человек, общаясь со смертельно больным родственником. Кстати говоря, в Дубровнике у меня не раз возникала мысль о смерти, что не так уж странно - тут настолько хорошо, что хочется окончить дни среди всей этой красоты и спокойствия.
Мне рассказали историю некоего иностранца, немца, поселившегося незадолго до войны в этих краях. Он построил себе домик в долине, у спуска к морю, и жил там совсем один, очень редко бывая в городе. Постепенно все о нем забыли. Но летом 1943 года к нему явилась группа партизан. Они пришли убить его - убить только за то, что он немец, и исполнили свое намерение. Судя по рассказу, несчастный отшельник до самой последней минуты не мог понять, чего хотят от него эти вооруженные люди. Свой домик он называл "вилла Робинзона".
За три дня до отъезда мы загорали на пляже отеля "Эксельсиор", а потом решили искупаться. Море было спокойным, теплым, и мы заплыли довольно далеко. Внезапно со мной что-то произошло: то ли головокружение, то ли приступ слабости. Я вскрикнула и, кажется, потеряла сознание. А очнулась уже на берегу. Оказывается, мой муж - он плыл рядом - подхватил меня, когда я уже начала тонуть, и в одиночку дотащил до пристани, где ему наконец пришел на подмогу инструктор по плаванию. Мне теперь остается только восклицать в стиле мадам д'Арси: "Он спас мою честь! Он спас мою жизнь!" Впрочем, на самом деле мне было не до шуток.
На следующий день мы отправились на Ловчен и любовались оттуда чудесным видом - вся Которская бухта как на ладони. Я еще не совсем оправилась от пережитых треволнений и с трудом промямлила несколько слов благодарности накануне мне никак не удавалось сделать это. Кристиан очень смутился и ответил резко, почти сердитым тоном:
- Тебе незачем благодарить меня. Я обязан тебе куда больше, чем ты можешь себе представить.
Меня поразили не столько эти странные слова, сколько интонация, с которой они были произнесены. Но лицо его оставалось замкнуто-сосредоточенным. Что же он хотел этим сказать? Не люблю загадок...
На обратном пути видели знаменитое озеро Плитвице. Неописуемая прелесть!
26 августа.
Встретила на улице Бернара. Выглядит вполне довольным жизнью; посмотрел на меня с любопытством.
3 сентября.
Канова вернулся из отпуска, и моя работа у него возобновилась. Он готовит для какого-то журнала большую статью про своих этрусков. Статья должна быть готова к пятнадцатому октября.
Мадам Канова куда-то ушла, а я, вероятно, после отдыха в Дубровнике имела очень соблазнительный вид. Профессор не сводил с меня глаз и предпринял несколько попыток посягнуть на мою добродетель, но я их решительно пресекла. Он очень смутился.
По возвращении домой - сюрприз: аромат незнакомых духов в нашей квартире. Это мне не нравится.
8 сентября.
Как ни неприятно, приходится признать: во время моего отсутствия у нас кто-то бывает. Более того, диван прямо пропитался этим чужим ароматом. Кристиан его не замечает - как всякий заядлый курильщик, он вообще нечувствителен к запахам. Но мой-то нос в порядке! Думаю, меня нельзя назвать болезненно ревнивой, однако все же хотелось бы знать, что тут происходит. В конце концов это ненормально - обманывать жену, начиная чуть ли не с медового месяца. Комедия, да и только!
10 сентября.
Опять этот невыносимый аромат и впридачу - легкий, но вполне ощутимый запах пота. Вся история здорово действует мне на нервы. Много раз я была близка к тому, чтобы спросить Кристиана напрямик и тем самым окончательно лишиться надежды узнать правду. Пока можно считать твердо установленным следующее: время от времени, примерно между пятью и семью часами вечера (когда я работаю у Кановы), Кристиан принимает какую-то женщину. Сомневаться в характере этих визитов не приходится - после них по ночам мой муженек оказывается явно не в форме. Но даже застав их врасплох, я ничего не достигну: во-первых, такие сцены вышли из моды, и во-вторых, он мне этого никогда не простит. Быть поставленным в смешное положение перед любовницей разве такое забудешь! Нет, всю необходимую информацию надо собрать осторожно, исподволь, чтобы потом спокойно обдумать ее и принять решение.
14 сентября.
Снова эта женщина!
Терпение мое лопнуло, и к полудню я уже входила в частное сыскное агентство Дюбрейля. В тесной полутемной конторе меня встретил владелец фирмы - грузный пожилой человек, похожий одновременно и на полицейского, и на домашнего врача. Я изложила дело, прибавив, что стеснена в средствах. Немного подумав, месье Дюбрейль предложил мне использовать магнитофонную запись - это гораздо дешевле, чем оплачивать услуги постоянного агента, а выяснить, при удачном стечении обстоятельств, можно даже больше, чем при помощи слежки.
Да, так будет лучше всего! Я согласилась, и теперь меня уже разбирает любопытство - правда, с небольшой примесью страха. Что мне предстоит узнать? Скорее всего банальная история - интрижка на стороне, связанная лишь с постелью и ни с чем больше; короче говоря, нечто такое, из-за чего не стоило волноваться. Не исключено, что пленка запечатлеет слова, которые меня совсем не возмутят, а развлекут и позабавят. Воспитанные мужчины нередко считают, что их долг - с искренним жаром расхваливать достоинства своей законной супруги, беседуя с любовницей. И очень может быть, что скоро я наслушаюсь таких вот косвенных комплиментов, свидетельствующих, как пылко любит меня мой Кристиан...
16 сентября.
Специалист из агентства Дюбрейля явился вскоре после завтрака, когда Кристиан уехал в Севр (он преподает там в одной частной школе).
Агент оказался маленьким евреем - ловкий, хитрый и жизнерадостный тип. Он явно знает наперечет все беды и горести нашего мира, пригляделся к ним чуть ли не с пеленок, и теперь его уже ничем не удивишь. Окинув комнату критическим взглядом, он объяснил, что здесь можно разместить микрофон на проводе, но столь же скрытная установка магнитофона представляет определенную трудность...
Ну, эта проблема разрешима. Жильцы с нижнего этажа сейчас в отъезде и на время своего отсутствия сдали комнату какому-то молодому человеку - если не ошибаюсь, он работает на киностудии. Его комната удалена от нашей всего на несколько метров и идеально подойдет для студии звукозаписи.
Завтра же утром навещу киношника и обо всем договорюсь.
17 сентября.
Чересчур элегантно одетый молодой красавчик, тип героя-любовника из мыльной оперы. Именно то, что надо! Всегда готов оказать услугу даме, разумеется, надеясь на ответную благосклонность. Он сразу пошел мне навстречу: во-первых, ему любопытно поучаствовать в столь таинственном деле, и, во-вторых, поддавшись очарованию моей скромной персоны. Он даже благодарил за доверие и попробовал было удержать меня для дальнейшей беседы, но я дала понять, что он немного перегибает палку и что мужчине, который желает завоевать мое расположение, следует научиться ждать. Теперь он там внизу пускает слюнки, предвкушая грядущие радости. Что ж, посмотрим!
18 сентября.
Вся процедура была закончена сегодня во второй половине дня. Что за удовольствие смотреть на работу мастеров своего дела! Какая потрясающая точность, сноровка и быстрота! Микрофон установили в книжной полке над диваном, аккуратно запрятав его за парой монументальных классических томов, которые никто никогда не читал и читать не станет. Тонкий, еле заметный провод идет вдоль задней стенки шкафа, затем по полу под ковром и, наконец, маскируясь в складках занавесок, взбирается к подоконнику. В тех немногих местах, где провод ничем не прикрыт, его слегка окрасили под цвет соответствующей поверхности. Заметить его с улицы практически невозможно красноватая нить совершенно теряется на фоне кирпичной стены. Вниз, вниз, и вот она исчезла в форточке нашего услужливого соседа. Там, у него в комнате, уже смонтирован магнитофон и всякое вспомогательное оборудование, позволяющее как можно лучше выделять, записывать и воспроизводить человеческий голос.
Мой новый приятель поглядывает на эти приготовления со все возрастающей надеждой. Ему не терпится рыцарски предоставить в .мое полное распоряжение и себя самого, и свое жилье; потом, конечно, придется утешать бедную обманутую женщину и в виде утешения затащить ее к себе в постель. Пока техники из сыскного агентства устанавливали аппаратуру и обучали меня обращению с ней, он путался у них под ногами, всем мешал и старательно хвастал своими познаниями в области звукозаписи. Видимо, надеялся, что я предложу ему поучаствовать в прослушивании, но был жестоко разочарован. Вместо того я велела ему в пять минут шестого позвонить по телефону Кановы и попросить мадам Маньи, то есть меня; это даст мне предлог уйти пораньше, сославшись на какое-нибудь внезапно возникшее дело.
Сейчас двадцать минут пятого. Маленький еврей со своей командой уже отбыл к месье Дюбрейлю. Скоро вернется из Севра Кристиан, а я в это время буду стенографировать рассуждения Кановы. Затем - звонок. Поговорив по телефону, я извинюсь, попрощаюсь с профессором, прыгну в такси и, примчавшись домой, устроюсь в апартаментах киношника пожинать плоды своих стараний. Предчувствую, что скучать мне не придется - любовники не виделись с четырнадцатого числа, и им наверняка есть что сказать друг другу.
5
Магнитофонная запись, сделанная мадам Беатрис Маньи 18 сентября 1948 г.
Голос мадам Кановы: Да присядь же наконец! У меня голова идет кругом, когда ты бегаешь взад-вперед. Вообще-то тебе сейчас следовало бы лежать в полном изнеможении... (пауза) Значит, на второй неделе октября...
Голос Кристиана Маньи: Когда у вас закончится ремонт? Мадам Канова: Второго числа. Кабинет отделают новыми шелковыми обоями в стиле Людовика XVI. Надеюсь, тебе там понравится.
Маньи: Так далеко я не заглядываю.
Мадам Канова: И правильно делаешь. Сперва присяжные должны объявить тебя невиновным.
Маньи: Я был бы тебе очень признателен, если бы ты перестала отпускать подобные шуточки. В конце концов судить будут не тебя, а меня!
Мадам Канова: Немножко трусишь, не правда ли, милый? Да ведь ты же станешь героем дня! Подумать только: мужчина, который отомстил за поруганную честь!
Маньи: Если бы речь шла только об этом!
Мадам Канова: Но в таком случае о чем вообще речь, как выразился бы ваш незабвенный Фош...
Маньи: Ради всего святого, не паясничай! Позволь напомнить, что я иду на это только для тебя и только ради тебя. Колебаться я не стану, ибо знаю, что жить без тебя уже не смогу. Но я совсем не расположен к веселью по поводу предстоящего. Можно еще как-то примириться с тем, что я убью твоего мужа. Но моя жена!..
Мадам Канова: Твоя жена - я!
Маньи: Конечно, дело совсем не в официальных брачных узах, а в том, что она молодое жизнерадостное существо, доверившееся мне, и...
Мадам Канова: И я очень надеюсь, что ты не дашь ей повода утратить это доверие!
(Пауза.)
Думаю, нам с тобой не в чем упрекнуть друг друга: я позаботилась о том, чтобы место мадемуазель Сюриссо стало вакантным, а ты устроил туда Беатрис. Как и планировалось, она вскоре очутилась в объятиях моего уважаемого супруга. Потом ты сводил девицу в церковь и даже успел спасти ей жизнь. Судьба помогла нам только в истории с ее несостоявшимся ребенком. Неужели тебе нравится тащить этот груз: жить с женщиной, которую не любишь и с которой по законам церкви ты связан на вечные времена!
Маньи: Я женился на Беатрис, чтобы пожертвовать ею, и теперь не перестаю себя спрашивать, можно ли считать действительным такой брак...
Мадам Канова: Вот именно! А избавившись от нее, ты тем самым докажешь правоту своих сомнений. И ты заранее оправдан перед Высшим Судом!
Маньи: Любопытно.
Мадам Канова: То есть?
Маньи: Мать писала мне недавно нечто похожее...
Мадам Канова: Весьма польщена, что наши взгляды совпадают... Но все-таки давай договорим. По счастью, ты воспитывался в иезуитском колледже, и твой характер сложился под влиянием наставлений святых отцов. Ты верующий католик - примем это за основу. А с основами надо разбираться основательно, таково мое правило. Кстати, мне очень нравится твоя религиозность - всегда заранее ясно, как и на что ты отреагируешь... Итак, ты можешь позволить себе убить кого захочешь, но с тем, чтобы впоследствии раскаяться в содеянном. Ведь сущность религии - в идее покаяния. О, я знаю тебя, мой милый, и в любой момент наберу тебе сколько хочешь первоклассных, неопровержимых аргументов! Так вот: тебе предстоят долгие годы честной и безмятежной старости; у тебя будет достаточно времени, чтобы раскаяться и отойти в вечность примерным христианином. Да что я говорю - долгие годы! Целый океан грехов может быть искуплен в последний миг, и разбойнику на кресте хватило одной минуты, чтобы заслужить прощение и спастись. Целая армия исповедников к твоим услугам - кайся, сделай одолжение! Нехорошо лишать Господа Бога возможности проявить свое бесконечное милосердие. Он же все понимает... Совсем как я! А уж я в своих собственных глазах сумею тебя оправдать!
Маньи: Ох, не потчуй меня дешевыми парадоксами. Мне, чтобы оправдаться, тоже следовало бы медленно умереть на кресте.
Мадам Канова: И тогда три друга, которые всегда заодно...
Маньи: Я уже говорил тебе и повторяю снова: мне очень неприятно, когда ты в таком тоне упоминаешь о Троице.
Мадам Канова: О, прости. Но это выражение придумано не мной. А что до спасения души, то покаяться ты все-таки успеешь. Если же Богу будет угодно призвать тебя во сне, то и ответственность ляжет на Него. Только я очень сомневаюсь, что Он так поступит. Он ведь не захочет погибели нераскаявшегося грешника, а твой случай определенно заинтересует Его. Спешить же Ему некуда.
И не переоценивай жестокость твоего будущего преступления. Как раз недавно я пролистывала судебные протоколы эпохи Реставрации и натолкнулась на занятный случай: некий чиновник прикончил, одну за другой, трех или четырех своих жен, и все ради наследства. Разнообразием он их не баловал: женился, потом жена беременела, а когда наступали роды, незаметно отравлял бедняжку. В то время судебная медицина едва появилась на свет, и смерть при родах казалась вполне естественной.
Маньи: Да уж, точнее тут не скажешь!
Мадам Канова: Прости за невольный каламбур. Я имела в виду лишь то, что более удачного момента не выберешь...
Маньи: И все-таки его разоблачили!
Мадам Канова: Да, потому что ему взбрело в голову заодно избавиться и от своего многочисленного потомства. Это было слишком самонадеянно... Так что видишь - по сравнению с тем случаем я предлагаю тебе преступление вполне чистое и прямо-таки невинное! А твоя малышка лучшей участи не заслуживает. В конце концов она была любовницей моего мужа и скорее всего остается ею теперь. Да еще пыталась навесить тебе на шею своего щенка...
Маньи: Какое счастье, что он умер не родившись! Если бы мне предстояло убить еще и ребенка...
Мадам Канова: Да, тут небеса пошли тебе навстречу. Но, возвращаясь к теме: как видишь, у тебя есть все основания для ревности и мести.
Маньи: Ты же сама только что говорила, что я не люблю Беатрис. При чем же тут ревность?
Мадам Канова: Прекрасно, тогда постарайся немножко полюбить ее, если тебе от этого будет легче... Но самое главное - возьми себя в руки! Твоя роль вовсе не так тягостна, если обуздать свою фантазию и перестать изводить себя надуманными сомнениями. А то они так тебя и распирают, как дойную корову - молоко.
Мы, атеисты, не приучены мерить реальность призраками и полагаемся на собственный .разум. Наши поступки окончательны - для нас не существует Бога, который пересмотрит и взвесит их в день Страшного суда. Вы, верующие, избрали себе более удобную, хотя и очень наивную точку зрения.
Маньи: А ты никогда не верила в Бога?
Мадам Канова: Я знаю, что меня крестили в православной церкви, но и только! В моей стране проводится огромная антирелигиозная работа, особенно среди молодых.
Маньи: И там все такие, как ты?
Мадам Канова: Нет, многие веруют. Их кумир - человечество. Это, конечно, неважная замена представлению об Абсолюте и о потустороннем мире, неважная хотя бы потому, что не приносит никакого облегчения своим приверженцам. Жертвовать чем-либо во имя абстрактного человечества просто глупо. И этот искусственный миф перестает работать быстрее, чем религия. Даже властям становится все труднее поддерживать его на плаву. В конце концов победа будет за последовательными, логичными атеистами - такими, как я...
Маньи: Я знаю нескольких атеистов, не верящих ни в Бога, ни в человечество. Но они все-таки придерживаются определенных моральных принципов.
Мадам Канова: Такие люди - особый случай. Для них мораль - удобное средство, закон, оправдывающий удовольствия, получаемые от жизни. Это игра, где все участники образуют своего рода братство - братство людей, нашедших в себе силу отречься от любых мифов. Они могут заниматься чем угодно: лечить больных, ловить бабочек, быть гомосексуалистами, математиками, обманщиками, профессорами... Каждый из них живет для себя, выбирая цели, которые ему по душе.
Если Бога не существует, то все безразлично и все дозволено. Личное удовольствие - достаточное основание для любых поступков, и преуспевающий вор не хуже и не лучше преуспевающего полицейского. Каждый имеет право на то, чего сумел достичь!
Что касается меня, то мне недостает воображения для заботы о ближних по крайней мере, о тех, кто в отличие от тебя не является залогом моего счастья. Но ты - мой, и потому я не могу позволить тебе совершать глупости.
Маньи: Да говорю же тебе, я решился. Просто это ожидание действует мне на нервы. Уже два месяца по ночам такое чувство, словно я сплю с трупом.
Мадам Канова: Вспомни, что и я точно в таком же положении, однако не жалуюсь. Надо еще немного потерпеть. Скоро все будет позади.
Маньи: Ты уверена, что Поль клюнет на приманку? Мадам Канова: Клюнет с величайшей охотой.
Маньи: Но, мне кажется, они с Беатрис давно не занимаются любовью.
Мадам Канова: Вероятно, нет, но она ему по-прежнему нравится. В этом отношении я отлично знаю своего супруга, и кандидатура была выбрана в точном соответствии с его вкусом. Он не устоит перед соблазном, а мысль, что это происходит в твоей квартире и, значит, вдвойне греховно, еще сильнее разожжет в нем желание. И он решит попытать счастья...
Маньи: Да, ты его хорошо изучила.
Мадам Канова: И в этом мое преимущество.
Маньи: Только все ли мы учли? Если всплывет какая-нибудь неувязка...
Мадам Канова: Я думаю, все... Впрочем, давай для верности еще разок проследим ход событий. Значит, так: поскольку кабинет профессора ремонтируется, Беатрис вынуждена брать часть работы домой. Мой муж согласился с таким режимом, и тем охотнее, что питает в связи с ним тайные надежды не совсем благочестивого свойства: за это его и покарает библейский Бог... (Вообще-то поначалу они собирались работать у нас в гостиной, но я, конечно, решительно воспротивилась.) Так что не будет ничего удивительного, если Поль объявится здесь - разумеется, под благовидным предлогом - уже в самое ближайшее время.
Маньи: Да, пожалуй.
Мадам Канова: Это как раз то, что нам надо. Пусть приходит почаще. По субботам ты обычно обедаешь у родителей, в Венсене - не так ли? Я выбрала субботу, 11 октября, поскольку в этот день у вас, если не ошибаюсь, намечен маленький семейный праздник...
Маньи: Неужели тебе обязательно надо впутывать в это дело мою мать?
Мадам Канова: О да, конечно! Мы должны разыграть все среди как можно более ярких, драматических декораций - это очень понравится сентиментальным присяжным. Итак, в назначенный день ты выйдешь из дома чуть позднее обычного, примерно в восемнадцать тридцать, а в начале восьмого вернешься обратно, поскольку забыл взять роскошную коробку конфет, припасенную в подарок мамочке. Ведь ты и прежде не раз дарил ей конфеты, так?
Маньи: Да.
Мадам Канова: Не забудь купить эти конфеты... и не забудь оставить их дома!
Перед выходом, примерно в восемнадцать двадцать, позвонишь мне. У нас только один аппарат - он в прихожей, как раз напротив моей комнаты. Поль утверждает, что телефону не место на рабочем столе - звонки будут отрывать господина профессора от размышлений... Итак, я беру трубку. Для Беатрис, которая всегда держит ушки на макушке, ты говоришь со своей матерью и извиняешься, что слегка задержался. Я же отвечаю тебе фразами, обращенными к Беатрис, потом кладу трубку и сообщаю мужу, что звонила его секретарша: она столкнулась с какими-то неясностями на последней странице и хотела бы обсудить их с профессором. А как тебе известно, он должен сдать эту статью к 15 октября...
Маньи: Ну да, я помню. Скажи, а наш разговор не могут подслушать на телефонной станции?
Мадам Канова: Совершенно исключено. У нас автоматическая связь через коммутатор. Но на всякий случай не забывай называть меня "мама"... Да, так вот: как ты знаешь, мой муж всегда ездит на метро...
Маньи: Может, ты наконец перестанешь все время именовать его "мой муж"?
Мадам Канова: Почему? Мужчина, который спит со мной и оплачивает мои счета, имеет полное право на этот титул. Я ведь почти ничего больше не даю ему взамен... Но мы отвлеклись. Итак, воспользовавшись метро, он прибудет сюда в тридцать пять минут седьмого; время я проверила сама, съездив два раза этим маршрутом. Значит, у них будет не меньше четверти часа...
Маньи: Для непринужденного обмена мыслями?
Мадам Канова: Ну вот, теперь ты становишься самим собой, и я этому очень рада. Юмор - начало всякой мудрости. Но продолжаем. Ты возвращаешься домой за конфетами. Возможно, беспечные влюбленные забудут запереть дверь; кроме того, у тебя есть ключ. Для присяжных ты видишь свою жену, не обремененную лишней одеждой, в обществе моего мужа. Они сидят за столом, накрытым на двоих (хотя ей отлично известно, что ты собираешься пообедать у родителей). На заднем плане - красноречиво смятая постель... Вне себя, ты бросаешься к шкафу, хватаешь из ящика свой официально зарегистрированный револьвер (множество признаков подтвердит, что он пролежал там не один месяц) и, находясь в состоянии аффекта, убиваешь обоих.
Стреляй вблизи, но не в упор, целясь в туловище, а не в голову. Патронов не жалей - это вполне естественно при таком волнении. И, пожалуйста, будь повнимательнее со своей женой. Она не столь интеллигентна, как мой супруг, но гораздо хитрее и быстро сообразит, что к чему, если останется в живых.
Маньи: Кого мне вызвать в первую очередь - врача или полицию?
Мадам Канова: Врача. Ведь тебя сразу же охватывает раскаяние - ты тяжело ранил своего коллегу, учителя и, можно сказать, благодетеля...
Маньи: Истинная правда...
Мадам Канова: Возможно. Но только не перегни с выражениями скорби. Убедительность поведения тоже должна иметь свои границы. Например, тебе не следует слишком уж безутешно оплакивать жену. Ты женился на ней по юношескому увлечению, а через месяц после свадьбы застаешь с любовником! В общем, мир ее праху. А вот гибель профессора - дело другое, и она вполне может разжалобить публику. Мы должны точно рассчитать производимый эффект, чтобы та же самая публика признала тебя невиновным.
Маньи: Сразу, как только убью их, мне надо разворошить постель и выставить на стол второй прибор, да?
Мадам Канова: Верно. И к тому же за эти минуты ты сможешь немного успокоиться и собраться с мыслями.
Маньи: А не слишком ли мы усложняем программу?
Мадам Канова: Нет. Все эти подробности приобретут огромный вес при слушании дела в суде. Внимание к мелочам окупается, поверь мне.
Маньи: Ну, а если полиция снимет отпечатки пальцев? Они увидят, что одного прибора касался я, а другого - моя жена.
Мадам Канова: Разумеется. Перед уходом ты помог жене накрыть на стол, а второй прибор она поставила, уже выпроводив тебя и поджидая любовника. Наука умеет определять, кому принадлежат те или иные отпечатки, но вот установить очередность их появления, да еще на разных предметах - это вряд ли. Так что дактилоскопия тоже поработает в нашу пользу.
Маньи: Пожалуй.
Мадам Канова: И позаботься, чтобы в холодильнике был достаточный запас разных закусок.
Маньи: Ну и ну! Ты учитываешь решительно все!
Мадам Канова: Я люблю тебя. И поэтому напоминаю: когда вы вместе будете накрывать на стол, не прикасайся к тем предметам, за которые бралась Беатрис.
Шесть часов вечера - немного рановато для любви, но она, я думаю, возражать не станет. Есть ли еще какие-нибудь неясные пункты?
Маньи: Вроде бы нет.
Мадам Канова: Учти, она обязательно должна быть раздетой, это важнее всего. А устраивать ей соблазнительное неглиже после смерти было бы не очень приятно, да и рискованно. Маньи: Тебе незачем говорить мне об этом. Мадам Канова: Нельзя не говорить, поскольку здесь ключевой, в буквальном смысле слова жизненно важный момент. Существует не так уж много способов убедить женщину раздеться средь бела дня. А между тем мой муж должен застать Беатрис в легком халатике или пеньюаре - короче, в том одеянии, какое обычно накидывает на себя любая женщина после часа, отданного любви... С другой стороны, столь домашний туалет не помешает ей впустить профессора - в конце концов совсем недавно их отношения были довольно-таки близкими. Вряд ли она велит ему обождать на лестничной площадке!