Страница:
Старик, конечно, рад был бы приставить их днями напролет работать на виноградниках, но и частые отлучки сыновьям в вину не вменял…
Знай он правду, конечно, рассвирепел бы и запретил им подставлять головы. Несколько раз братья в самом деле чуть не попались; выручали их только быстрые ноги. И дело-то было лишь в том, что они семью свою пытались прокормить! Вот ради чего они рисковали жизнью, посещая страну, которая легко могла поделиться излишками – и убыли не заметить!
Когда-то, стоя на этом самом месте и собираясь в очередной раз пересечь рубеж, Томас сказал ему: «Однажды мы с тобой, брат, все здесь перевернем. Сделаем так, что люди будут ходить туда и обратно, не боясь получить в спину стрелу. Добьемся, чтобы каждый пелсиец мог наслаждаться красотой и достатком, не по заслугам доставшимися избалованным оранийцам. Мы все себе заберем!»
От воспоминания у Йонаса защипало глаза. Горе спазмом стиснуло горло. Со времени убийства он ни на единый миг о нем не забывал.
«Как же я хочу, чтобы ты оказался прав, Томас! Как я этого хочу! Ибо сегодня мы начнем исполнять твою мечту…»
Его ладонь легонько коснулась рукояти кинжала, которым государь Эрон вспорол брату горло. А хорошенькая принцесса развлекалась, глядя на его смерть…
Этой самой принцессой Йонас вскоре стал одержим. Она казалась ему сущим символом Ораноса. Исполненная холодной красоты, жадная и жестокая до мозга костей! Шли дни, а его ненависть к ней лишь разгоралась. Она небось уже позабыла случившееся. Укрылась в золотом дворце и наслаждается жизнью… Злобная сучка. Разделавшись с государем Эроном, Йонас этим же лезвием отнимет у нее жизнь. Ме-е-дленно…
«Так было предначертано», – сказал отец, когда пламя погребального костра Томаса озарило темное небо.
«Нет! Не было!» – скрипя зубами, прохрипел Йонас.
«Иначе невозможно воспринять это. И вытерпеть. Так назначила ему судьба».
«Здесь совершилось преступление, отец! Томаса убили оранийские королевичи, те самые, которым ты по-прежнему готов продавать вино! И никто не намерен платить за убийство. Томас погиб впустую! А ты только и способен, что рассуждать о фатуме?»
И Йонас отошел прочь от толпы, собравшейся ради похоронного ритуала. Он уносил в сердце безжизненный образ пустой оболочки, некогда вмещавшей дух брата, и сердце грозило не выдержать. Шагая, он встретил взгляд сестры. Глаза Фелиции блестели от слез.
«Ты знаешь, что следует сделать, – сказала она. – Отомсти за него!»
…И вот он стоял здесь, готовый перейти границу Ораноса. Хищник, вышедший на охоту за особенной дичью. Он со спокойной уверенностью сознавал, что уже не вернется домой. Рано или поздно падет где-нибудь там, на той стороне. Умрет с радостью, расплачиваясь жизнью за свою месть…
– А серьезный-то до чего… – произнес голос в потемках.
Йонас напрягся всем телом и быстро крутнулся вправо, но прежде, чем он успел коснуться оружия, крепкий кулак врезался ему в живот. Шатаясь, ловя ртом воздух, он качнулся назад… Тяжелое тело налетело на него и повалило на землю. Удар вышел жестким. Йонас начал барахтаться, силясь встать, но тут его горла коснулось острое лезвие.
Он перестал дышать… И увидел над собой пару темных глаз.
– Убит, – насмешливо скривились знакомые губы. – Видишь, как легко и просто это может случиться?
– Слезь с меня, – зарычал Йонас сквозь зубы.
Лезвие исчезло с горла. Он сердито отпихнул человека, прижимавшего его к земле, и тот наконец отодвинулся с негромким басовитым смешком.
– Ну ты и дурак, – сказал он затем. – Воображаешь, будто можешь вот так просто исчезнуть и никто ничего не заметит?
Йонас мрачно смотрел на своего лучшего друга, Брайона Раденоса.
– Я тебя с собой не звал.
Тот провел рукой по черным спутанным волосам. Белые зубы сверкнули в улыбке.
– А я просто взял да выследил тебя, – сказал он. – Благо ты натоптал от души. Это было легко…
– Странно, что я тебя не заметил, – буркнул Йонас, отряхивая рубашку. После дружеской стычки на ней появилась прореха и несколько новых пятен. – От тебя же воняет, как от паршивой свиньи.
– Никогда ты не умел придумывать оскорбления, – фыркнул Брайон и в свою очередь понюхал воздух. – Ты, знаешь, сам нынче вовсе не весенней свежестью благоухаешь. Любой страж приграничья тебя за полсотни футов учует.
Йонас все так же исподлобья смотрел на него.
– Не лез бы ты не в свое дело, Брайон.
– Когда мой друг убегает с целью дать себя прикончить, это очень даже мое дело.
– Все равно!
– Можешь спорить со мной хоть до завтра, если только это удержит тебя от безрассудного похода в то королевство.
– А то я первый раз туда отправляюсь…
– Верно. Зато в последний. Думаешь, я не понял, что у тебя на уме? – Он покачал головой. – Повторюсь, но скажу: дурак!
– Сам ты…
– Хочешь ворваться в оранийский дворец и убить двоих королевичей. Как по мне, олух и есть…
Йонас угрюмо буркнул:
– Оба заслужили смерти!
– Но не таким же образом!
– Тебя там не было! Ты не видел, что произошло с Томасом!
– Зато наслышан с избытком. И твое горе каждый день у меня на глазах. – Брайон медленно вздохнул, глядя на друга. – Я знаю, как ты думаешь, Йонас. Знаю, что чувствуешь. И потом, я ведь тоже потерял брата, припоминаешь?
– Он свалился пьяный с утеса и разбился насмерть. Это не одно и то же!
Брайон заметно напрягся: напоминание о том, что брат не был достойнейшим из людей, его не слишком порадовало. Хорошо хоть, у Йонаса хватило совести вздрогнуть и сморщиться, осознав, насколько низко он пал, если заговорил о таком.
– Потеря родного человека всегда болезненна. Вне зависимости от того, каким был конец, – помолчав, проговорил Брайон. – Друга терять тоже очень тяжело, знаешь ли.
– Я не могу это так оставить, Брайон. Не могу смириться с убийством!
Йонас смотрел вдаль, за широкое поле позади полоски леса, разделявшего два королевства. Отсюда до оранийского дворца еще день пути, если пешком. Йонас был отменным скалолазом и не сомневался, что сумеет взобраться на стену. Своими глазами он замка не видал, но люди о нем много рассказывали. Во время последней войны между двумя державами, почти сто лет назад, тогдашний оранийский монарх обнес все королевские земли сверкающей мраморной стеной, оградив таким образом и дворец, и виллы знатнейших оранийцев. По некоторым слухам, внутри стен оказалась квадратная миля земли – целый город!
Главным для Йонаса было то, что на такой длинной стене уж точно найдется неохраняемое местечко. Тем более что серьезной угрозы обитателям дворца не возникало так долго…
– Ты правда думаешь, что сумеешь убить вельможу? – спросил Брайон.
– Легко!
– И принцессу? Располосовать горло девчонке тебе тоже будет легко?
Йонас посмотрел ему в глаза сквозь потемки.
– Она – воплощение всех богатых подонков, которые смеются над нами, нищими жителями умирающей страны. Ее смерть покажет королю Корвину, что мы не намерены с этим мириться! Томас всегда хотел, чтобы в отношениях между нашими королевствами все изменилось. Может, с этого и начнется!
Брайон покачал головой:
– Ты охотник, Йонас. Но не убийца.
У Йонаса вдруг защипало глаза, и он отвернулся. Еще не хватало разреветься при Брайоне. И вообще, показывать слабость – самое последнее дело. Подобного он больше никогда не допустит. Ибо это само по себе означает полное и окончательное поражение.
Вслух он сказал:
– Но что-то надо же делать!
– Согласен. И думаю, что способы есть. Я просто хочу, чтобы ты думал головой, а не сердцем.
Йонас невольно фыркнул при этих словах:
– По-твоему, я сейчас слишком прислушиваюсь к чувствам?
Брайон закатил глаза:
– А то нет?.. Сердце, кстати, у тебя такое же глупое, как и все остальное. Сам подумай. Даже будь твой Томас всем бунтовщикам бунтовщик, неужели ему хотелось, чтобы ты бегом примчался в Оранос и принялся тыкать кинжалом королевичей?
– Ну… Может быть…
Брайон склонил голову набок:
– В самом деле?
Нахмурившись, Йонас попытался вызвать образ брата.
– Нет, – сознался он наконец. – Томас этого не хотел. Он сказал бы, что я осел и самоубийца.
– А отсюда, – сказал Брайон, – уже недалеко до того, чтобы напиться пьяным в попытке забыть свои горести и свалиться со скалы, верно?
У Йонаса вырвался долгий прерывистый вздох.
– Он был таким надменным и наглым, этот молодой вельможа… государь Эрон Лагарис. С таким видом назвал нам свое имя, словно ждал, что мы перед ним на колени попадаем. Мы для него – ничтожные крестьяне, готовые благоговейно целовать кольцо у него на руке!
– Я же не говорю, что подонок не должен сполна заплатить за кровопролитие. Просто не хочу, чтобы пролилась еще и твоя кровь.
И на щеке у Брайона дернулась жилка.
Он был человеком невероятно уравновешенным, но ни самым мудрым среди друзей Йонаса, ни его главным советчиком до сих пор не считался. Наоборот, всегда охотно ввязывался в заварушки, в которых у кого-нибудь обязательно трещали кости – или у супостатов, или у него самого. Правую бровь Брайона рассекал шрам – зримая память об одной из таких баталий. И в отличие от большинства соотечественников, Брайон был решительно не согласен стоически дожидаться приговора судьбы.
Друзья некоторое время молчали, потом Йонас сказал:
– А ты помнишь, какой план был у Томаса?
– Который? У него столько их…
Это вызвало у Йонаса улыбку.
– Да уж… Я о том, когда он собирался искать встречи с вождем Базилием.
Брайон вскинул брови:
– Ты серьезно? Никто не видит вождя. Он сам видит тебя!
– Я знаю, – ответил Йонас.
Вождь Базилий вот уже несколько лет вел жизнь затворника, не общаясь ни с кем, кроме членов семьи, узкого круга советников и еще телохранителей. Поговаривали, он проводил свои дни в духовных путешествиях, пытаясь разыскать Родичей – четыре легендарных предмета, что содержат в себе беспредельную магическую силу… и утеряны вот уже тысячу лет назад. Еще рассказывали, будто владение всеми четырьмя вело к неограниченной власти.
Йонас и Томас, однако, в такие выси мыслями не заносились. Они предпочитали верить в более понятное и земное. Подумав о брате, Йонас принял решение и переменил ближайшие планы.
– Мне нужно увидеть вождя, – сказал он. – Я должен сделать то, что хотел Томас. Порядок вещей нужно изменить!
Брайон с удивлением смотрел на него.
– Вот, значит, как? Двух минут не прошло, а ты успел перейти от единоличной мести к посещению вождя?..
– Можно и так сказать, – проворчал Йонас.
До него постепенно доходило, что убийство королевичей стало бы ярчайшим мгновением его личной славы, но никоим образом не помогло бы соплеменникам проложить путь к благополучному будущему. А ведь именно этого Томас желал превыше всего.
В колдовские способности Базилия Йонас не верил. Однако не сомневался, что вождь достаточно влиятелен и силен, дабы начать перемены, увести народ из безысходности и нищеты, захлестнувших Пелсию в течение последних десятилетий. Если только Базилий пожелает этим заняться…
Вождь уже давно жил затворником; может, он вообще не знал, до чего дошла его страна? Кто-то должен рассказать ему всю правду. Кто-то, не боящийся говорить открыто!
– Что-то у тебя вид очень решительный сделался, – проговорил Брайон, которому стало заметно не по себе. – Мне пора начинать бояться?
Йонас схватил его за плечо и впервые со дня гибели Томаса улыбнулся искренне.
– Да, я полон решимости, – сказал он. – Должна наступить пора перемен, друг мой!
– Что, прямо сейчас?
– Да. Чем не подходящее время?
– Значит, штурм дворца и втыкание кинжалов отменяется?
– Скорее откладывается, – проговорил Йонас. Каким-то краем восприятия он почти въяве видел старшего брата. Томас посмеивался над ним с его постоянно менявшимися жизненными целями. Однако решение, принятое сегодня, казалось по-настоящему верным. Куда более правильным, чем все прочие за его жизнь.
– Пойдешь со мной к вождю Базилию? – спросил он Брайона.
Тот расхохотался:
– Чтобы я пропустил, как он прикажет срубить тебе голову и насадить ее на копье за попытку устроить переворот во имя брата? Да я за все золото Ораноса от этого не откажусь!
Оранос
Знай он правду, конечно, рассвирепел бы и запретил им подставлять головы. Несколько раз братья в самом деле чуть не попались; выручали их только быстрые ноги. И дело-то было лишь в том, что они семью свою пытались прокормить! Вот ради чего они рисковали жизнью, посещая страну, которая легко могла поделиться излишками – и убыли не заметить!
Когда-то, стоя на этом самом месте и собираясь в очередной раз пересечь рубеж, Томас сказал ему: «Однажды мы с тобой, брат, все здесь перевернем. Сделаем так, что люди будут ходить туда и обратно, не боясь получить в спину стрелу. Добьемся, чтобы каждый пелсиец мог наслаждаться красотой и достатком, не по заслугам доставшимися избалованным оранийцам. Мы все себе заберем!»
От воспоминания у Йонаса защипало глаза. Горе спазмом стиснуло горло. Со времени убийства он ни на единый миг о нем не забывал.
«Как же я хочу, чтобы ты оказался прав, Томас! Как я этого хочу! Ибо сегодня мы начнем исполнять твою мечту…»
Его ладонь легонько коснулась рукояти кинжала, которым государь Эрон вспорол брату горло. А хорошенькая принцесса развлекалась, глядя на его смерть…
Этой самой принцессой Йонас вскоре стал одержим. Она казалась ему сущим символом Ораноса. Исполненная холодной красоты, жадная и жестокая до мозга костей! Шли дни, а его ненависть к ней лишь разгоралась. Она небось уже позабыла случившееся. Укрылась в золотом дворце и наслаждается жизнью… Злобная сучка. Разделавшись с государем Эроном, Йонас этим же лезвием отнимет у нее жизнь. Ме-е-дленно…
«Так было предначертано», – сказал отец, когда пламя погребального костра Томаса озарило темное небо.
«Нет! Не было!» – скрипя зубами, прохрипел Йонас.
«Иначе невозможно воспринять это. И вытерпеть. Так назначила ему судьба».
«Здесь совершилось преступление, отец! Томаса убили оранийские королевичи, те самые, которым ты по-прежнему готов продавать вино! И никто не намерен платить за убийство. Томас погиб впустую! А ты только и способен, что рассуждать о фатуме?»
И Йонас отошел прочь от толпы, собравшейся ради похоронного ритуала. Он уносил в сердце безжизненный образ пустой оболочки, некогда вмещавшей дух брата, и сердце грозило не выдержать. Шагая, он встретил взгляд сестры. Глаза Фелиции блестели от слез.
«Ты знаешь, что следует сделать, – сказала она. – Отомсти за него!»
…И вот он стоял здесь, готовый перейти границу Ораноса. Хищник, вышедший на охоту за особенной дичью. Он со спокойной уверенностью сознавал, что уже не вернется домой. Рано или поздно падет где-нибудь там, на той стороне. Умрет с радостью, расплачиваясь жизнью за свою месть…
– А серьезный-то до чего… – произнес голос в потемках.
Йонас напрягся всем телом и быстро крутнулся вправо, но прежде, чем он успел коснуться оружия, крепкий кулак врезался ему в живот. Шатаясь, ловя ртом воздух, он качнулся назад… Тяжелое тело налетело на него и повалило на землю. Удар вышел жестким. Йонас начал барахтаться, силясь встать, но тут его горла коснулось острое лезвие.
Он перестал дышать… И увидел над собой пару темных глаз.
– Убит, – насмешливо скривились знакомые губы. – Видишь, как легко и просто это может случиться?
– Слезь с меня, – зарычал Йонас сквозь зубы.
Лезвие исчезло с горла. Он сердито отпихнул человека, прижимавшего его к земле, и тот наконец отодвинулся с негромким басовитым смешком.
– Ну ты и дурак, – сказал он затем. – Воображаешь, будто можешь вот так просто исчезнуть и никто ничего не заметит?
Йонас мрачно смотрел на своего лучшего друга, Брайона Раденоса.
– Я тебя с собой не звал.
Тот провел рукой по черным спутанным волосам. Белые зубы сверкнули в улыбке.
– А я просто взял да выследил тебя, – сказал он. – Благо ты натоптал от души. Это было легко…
– Странно, что я тебя не заметил, – буркнул Йонас, отряхивая рубашку. После дружеской стычки на ней появилась прореха и несколько новых пятен. – От тебя же воняет, как от паршивой свиньи.
– Никогда ты не умел придумывать оскорбления, – фыркнул Брайон и в свою очередь понюхал воздух. – Ты, знаешь, сам нынче вовсе не весенней свежестью благоухаешь. Любой страж приграничья тебя за полсотни футов учует.
Йонас все так же исподлобья смотрел на него.
– Не лез бы ты не в свое дело, Брайон.
– Когда мой друг убегает с целью дать себя прикончить, это очень даже мое дело.
– Все равно!
– Можешь спорить со мной хоть до завтра, если только это удержит тебя от безрассудного похода в то королевство.
– А то я первый раз туда отправляюсь…
– Верно. Зато в последний. Думаешь, я не понял, что у тебя на уме? – Он покачал головой. – Повторюсь, но скажу: дурак!
– Сам ты…
– Хочешь ворваться в оранийский дворец и убить двоих королевичей. Как по мне, олух и есть…
Йонас угрюмо буркнул:
– Оба заслужили смерти!
– Но не таким же образом!
– Тебя там не было! Ты не видел, что произошло с Томасом!
– Зато наслышан с избытком. И твое горе каждый день у меня на глазах. – Брайон медленно вздохнул, глядя на друга. – Я знаю, как ты думаешь, Йонас. Знаю, что чувствуешь. И потом, я ведь тоже потерял брата, припоминаешь?
– Он свалился пьяный с утеса и разбился насмерть. Это не одно и то же!
Брайон заметно напрягся: напоминание о том, что брат не был достойнейшим из людей, его не слишком порадовало. Хорошо хоть, у Йонаса хватило совести вздрогнуть и сморщиться, осознав, насколько низко он пал, если заговорил о таком.
– Потеря родного человека всегда болезненна. Вне зависимости от того, каким был конец, – помолчав, проговорил Брайон. – Друга терять тоже очень тяжело, знаешь ли.
– Я не могу это так оставить, Брайон. Не могу смириться с убийством!
Йонас смотрел вдаль, за широкое поле позади полоски леса, разделявшего два королевства. Отсюда до оранийского дворца еще день пути, если пешком. Йонас был отменным скалолазом и не сомневался, что сумеет взобраться на стену. Своими глазами он замка не видал, но люди о нем много рассказывали. Во время последней войны между двумя державами, почти сто лет назад, тогдашний оранийский монарх обнес все королевские земли сверкающей мраморной стеной, оградив таким образом и дворец, и виллы знатнейших оранийцев. По некоторым слухам, внутри стен оказалась квадратная миля земли – целый город!
Главным для Йонаса было то, что на такой длинной стене уж точно найдется неохраняемое местечко. Тем более что серьезной угрозы обитателям дворца не возникало так долго…
– Ты правда думаешь, что сумеешь убить вельможу? – спросил Брайон.
– Легко!
– И принцессу? Располосовать горло девчонке тебе тоже будет легко?
Йонас посмотрел ему в глаза сквозь потемки.
– Она – воплощение всех богатых подонков, которые смеются над нами, нищими жителями умирающей страны. Ее смерть покажет королю Корвину, что мы не намерены с этим мириться! Томас всегда хотел, чтобы в отношениях между нашими королевствами все изменилось. Может, с этого и начнется!
Брайон покачал головой:
– Ты охотник, Йонас. Но не убийца.
У Йонаса вдруг защипало глаза, и он отвернулся. Еще не хватало разреветься при Брайоне. И вообще, показывать слабость – самое последнее дело. Подобного он больше никогда не допустит. Ибо это само по себе означает полное и окончательное поражение.
Вслух он сказал:
– Но что-то надо же делать!
– Согласен. И думаю, что способы есть. Я просто хочу, чтобы ты думал головой, а не сердцем.
Йонас невольно фыркнул при этих словах:
– По-твоему, я сейчас слишком прислушиваюсь к чувствам?
Брайон закатил глаза:
– А то нет?.. Сердце, кстати, у тебя такое же глупое, как и все остальное. Сам подумай. Даже будь твой Томас всем бунтовщикам бунтовщик, неужели ему хотелось, чтобы ты бегом примчался в Оранос и принялся тыкать кинжалом королевичей?
– Ну… Может быть…
Брайон склонил голову набок:
– В самом деле?
Нахмурившись, Йонас попытался вызвать образ брата.
– Нет, – сознался он наконец. – Томас этого не хотел. Он сказал бы, что я осел и самоубийца.
– А отсюда, – сказал Брайон, – уже недалеко до того, чтобы напиться пьяным в попытке забыть свои горести и свалиться со скалы, верно?
У Йонаса вырвался долгий прерывистый вздох.
– Он был таким надменным и наглым, этот молодой вельможа… государь Эрон Лагарис. С таким видом назвал нам свое имя, словно ждал, что мы перед ним на колени попадаем. Мы для него – ничтожные крестьяне, готовые благоговейно целовать кольцо у него на руке!
– Я же не говорю, что подонок не должен сполна заплатить за кровопролитие. Просто не хочу, чтобы пролилась еще и твоя кровь.
И на щеке у Брайона дернулась жилка.
Он был человеком невероятно уравновешенным, но ни самым мудрым среди друзей Йонаса, ни его главным советчиком до сих пор не считался. Наоборот, всегда охотно ввязывался в заварушки, в которых у кого-нибудь обязательно трещали кости – или у супостатов, или у него самого. Правую бровь Брайона рассекал шрам – зримая память об одной из таких баталий. И в отличие от большинства соотечественников, Брайон был решительно не согласен стоически дожидаться приговора судьбы.
Друзья некоторое время молчали, потом Йонас сказал:
– А ты помнишь, какой план был у Томаса?
– Который? У него столько их…
Это вызвало у Йонаса улыбку.
– Да уж… Я о том, когда он собирался искать встречи с вождем Базилием.
Брайон вскинул брови:
– Ты серьезно? Никто не видит вождя. Он сам видит тебя!
– Я знаю, – ответил Йонас.
Вождь Базилий вот уже несколько лет вел жизнь затворника, не общаясь ни с кем, кроме членов семьи, узкого круга советников и еще телохранителей. Поговаривали, он проводил свои дни в духовных путешествиях, пытаясь разыскать Родичей – четыре легендарных предмета, что содержат в себе беспредельную магическую силу… и утеряны вот уже тысячу лет назад. Еще рассказывали, будто владение всеми четырьмя вело к неограниченной власти.
Йонас и Томас, однако, в такие выси мыслями не заносились. Они предпочитали верить в более понятное и земное. Подумав о брате, Йонас принял решение и переменил ближайшие планы.
– Мне нужно увидеть вождя, – сказал он. – Я должен сделать то, что хотел Томас. Порядок вещей нужно изменить!
Брайон с удивлением смотрел на него.
– Вот, значит, как? Двух минут не прошло, а ты успел перейти от единоличной мести к посещению вождя?..
– Можно и так сказать, – проворчал Йонас.
До него постепенно доходило, что убийство королевичей стало бы ярчайшим мгновением его личной славы, но никоим образом не помогло бы соплеменникам проложить путь к благополучному будущему. А ведь именно этого Томас желал превыше всего.
В колдовские способности Базилия Йонас не верил. Однако не сомневался, что вождь достаточно влиятелен и силен, дабы начать перемены, увести народ из безысходности и нищеты, захлестнувших Пелсию в течение последних десятилетий. Если только Базилий пожелает этим заняться…
Вождь уже давно жил затворником; может, он вообще не знал, до чего дошла его страна? Кто-то должен рассказать ему всю правду. Кто-то, не боящийся говорить открыто!
– Что-то у тебя вид очень решительный сделался, – проговорил Брайон, которому стало заметно не по себе. – Мне пора начинать бояться?
Йонас схватил его за плечо и впервые со дня гибели Томаса улыбнулся искренне.
– Да, я полон решимости, – сказал он. – Должна наступить пора перемен, друг мой!
– Что, прямо сейчас?
– Да. Чем не подходящее время?
– Значит, штурм дворца и втыкание кинжалов отменяется?
– Скорее откладывается, – проговорил Йонас. Каким-то краем восприятия он почти въяве видел старшего брата. Томас посмеивался над ним с его постоянно менявшимися жизненными целями. Однако решение, принятое сегодня, казалось по-настоящему верным. Куда более правильным, чем все прочие за его жизнь.
– Пойдешь со мной к вождю Базилию? – спросил он Брайона.
Тот расхохотался:
– Чтобы я пропустил, как он прикажет срубить тебе голову и насадить ее на копье за попытку устроить переворот во имя брата? Да я за все золото Ораноса от этого не откажусь!
Оранос
…Томас тянулся к Клео, словно умоляя помочь. Он силился что-то сказать, но не мог – кинжал слишком глубоко засел в горле. Ему не суждено больше выговорить в этой жизни ни слова. Кровь текла и текла у него изо рта, собираясь кругом них сперва лужей, потом – бездонным багровым озером.
Клео утопала в нем. Кровь захлестывала ее, липла к коже, не давала вздохнуть…
– Помогите! Помогите! Пожалуйста!.. – кричала она, кое-как выпростав руку из горячей густой жидкости и шаря ею в морозном воздухе над головой.
Чья-то ладонь сомкнулась на ее кисти и вытащила девушку на поверхность.
– Спасибо тебе!..
– Не благодари меня, принцесса. Лучше моли, чтобы я тебя не убил.
У нее округлились глаза: она смотрела в лицо брату погибшего парня. Черты Йонаса Агеллона были искажены горем и ненавистью. Темные брови над карими глазами сошлись в одну черту.
– Моли! – повторил он, и его пальцы болезненно впились в ее плоть. От такой хватки остаются синяки, но Клео было не до того.
– Пожалуйста, не убивай меня! – взмолилась она. – Мне так жаль! Я совсем не желала смерти твоему брату! Пожалуйста, не трогай меня!
– А я как раз хочу тебя тронуть. Хочу, чтобы ты пострадала за то, что сделала!
И он отшвырнул ее назад в алую бездну. Ужас сделался абсолютным – она ощутила, как мертвый юноша схватил ее за лодыжку и потянул вниз, в океан крови и смерти. Она отчаянно закричала…
…Клео с визгом вскинулась на постели. Вокруг нее змеями обвились шелковые простыни, по всему телу тек пот, а сердце так и гремело в висках. Принцесса судорожно оглядывала спальню.
Она была одна. Ей всего лишь приснилось…
Вот уже месяц, стоило оказаться на знакомой кровати под балдахином, как ее принимался мучить кошмар. Такой яркий и реальный… Один и тот же с самого дня смерти Томаса Агеллона. Его питало непреходящее чувство вины, снедавшее принцессу. И все-таки это был лишь простой сон.
Клео испустила долгий судорожный вздох и откинулась на шелковые подушки.
– Сумасшествие какое-то, – пробормотала она. – Что было, то было. Все кончено. Ничего уже нельзя изменить.
Если бы ей чудесным образом представилась возможность исправить прошлое, она приказала бы Теону вмешаться и остановить Эрона. Заставить его прекратить наглый и унизительный торг. Она все оборвала бы еще до того, как дело приняло такой жуткий и убийственный оборот…
После возвращения в Оранос Клео всячески избегала Эрона. Если он появлялся на каком-нибудь дворцовом собрании, она немедленно уходила. Если подходил с намерением поговорить, Клео тотчас углублялась в беседу с друзьями.
Он еще не высказывался по этому поводу, но Клео понимала: дело не за горами.
Эрон любил бывать среди ее окружения. Если обидится из-за возникшего отчуждения и пригрозит выдать ее тайну…
Принцесса крепко зажмурилась и отчаянным усилием отогнала панический приступ.
Она знала, что ей придется переговорить с Эроном. Пусть даже и после того, как целый месяц бегала от него. В частности, ей хотелось знать, не мучают ли его такие же кошмары. Не чувствует ли он сходной вины. Если уж, повинуясь воле отца, она должна стать невестой молодого вельможи, ей следовало по крайней мере удостовериться, что тот хотя бы не был чудовищем, способным хладнокровно убить человека и, что называется, даже не чихнуть по поводу боли и слез, которым стал причиной.
Если Эрон вправду терзается виной, это может, пожалуй, изменить ее к нему отношение. Что, если на самом деле он глубоко удручен содеянным и просто пытается скрыть истинные чувства от всего мира?.. Глядишь, и появится у них хотя бы что-то общее. Что-то, с чего они смогут начать…
Клео решила при первой же возможности побеседовать с ним наедине.
Так или иначе, остаток ночи она провела без сна, крутясь с боку на бок в постели.
Когда настало утро, Клео встала, оделась и позавтракала фруктами, хлебом и мягким сыром – их принесла в спальню служанка. Потом набрала в грудь побольше воздуху и открыла дверь.
– Доброе утро, принцесса, – сказал Теон.
Обычно он встречал ее в коридоре, готовый приступить к обязанностям телохранителя… которые заключались в том, чтобы день-деньской торчать рядом, где-то на краю зрения.
– Доброе, – ответила она как можно небрежней.
Если она в самом деле хотела поговорить с Эроном без посторонних ушей, придется как-то ускользнуть от своей «тени». По счастью, она знала, что это не так уж и невозможно. За несколько недель со дня вступления Теона в новую должность Клео неоднократно устраивала ему испытания, желая знать, удастся ли от него спрятаться. Со временем эти проверки превратились в своего рода игру, в которой она время от времени побеждала.
Теон, правда, вовсе не находил забаву веселой…
– Мне нужно к сестре, – твердым тоном сказала она.
– Конечно, – ответил Теон. – Не смею задерживать.
Клео двинулась вперед по коридору, но вскоре с удивлением заметила спешившую к ней Миру. Подруга выглядела рассеянной и печальной. И при виде Клео круглая милая мордашка Миры не расплылась в обычной улыбке.
– Что случилось? – встревоженно спросила Клео, ловя ее за руки.
– Уверена, ничего страшного, но я бегу за лекарем, чтобы он осмотрел Эмилию…
Клео нахмурилась:
– Разве она еще нездорова?
– Ее головокружения и головные боли становятся все хуже день ото дня. Она уверяет, что ей всего лишь нужно побольше спать, но я полагаю, врачебная помощь не помешает…
Сердце Клео сжалось от нехорошего предчувствия.
– Несомненно, – сказала она вслух. – Спасибо тебе, Мира.
Та кивнула, покосилась на бдевшего поблизости Теона и убежала дальше по коридору.
– Моя сестра! – пробормотала Клео вполголоса. – Нипочем не примет помощи, пока ей ее не навяжут! Идеальная принцесса, у которой долг превыше всего! Наш отец может гордиться…
– Она очень отважна, – отозвался Теон.
– Возможно. Но из нас двоих упрямой называют все же меня. Если бы у меня голова без конца кружилась, я бы дюжину лекарей к своей постели потребовала, но добилась, чтобы меня вылечили! – Она помедлила у дверей, что вели в покои Эмилии. – Надеюсь, ты позволишь мне побеседовать с сестрой наедине?
– Конечно, принцесса. Буду ждать здесь.
Клео вошла в спальню Эмилии и прикрыла за собой дверь. Сестра стояла на открытом балконе и глядела на сады, расстилавшиеся внизу. Утреннее солнце подсвечивало высокие скулы наследницы трона и подчеркивало оттенок золота в ее волосах; локоны Эмилии были чуть темнее, нежели у Клео, потому что она куда меньше любила проводить время на свежем воздухе.
Она обернулась через плечо:
– Доброе утро, Клео.
– Говорят, ты приболела…
Эмилия вздохнула, но тотчас же улыбнулась:
– Поверь, со мной все в порядке.
– Мира за тебя беспокоится.
– Мира всегда беспокоится.
– Ты права, – сказала Клео и припомнила, что за Мирой действительно водилась склонность к преувеличению. Чего стоил случай, когда она в истерике кричала о гадюке, проникшей в ее спальню; змея в итоге оказалась безобидным садовым ужом.
Клео испытала некоторое облегчение, тем более что выглядела Эмилия совершенно здоровой.
Видимо, Клео оглянулась на дверь, потому что Эмилия, внимательно наблюдавшая за ней, заметила:
– Что-то вид у тебя сегодня заговорщический. Задумала небось каверзу?
Клео улыбнулась помимо собственной воли:
– Ну… разве что маленькую.
– Какую же?
– Удрать хочу, – сказала Клео. – Воспользоваться твоей решеткой для плюща, как когда-то, помнишь?
– Вот это да! А могу я спросить почему?
Казалось, признание, сделанное сестрой, совсем не удивило Эмилию. Впрочем, это ведь именно она научила Эмилию слезать вниз, в сады, по этой самой решетке. Когда-то – давным-давно, пока та не начала превращаться в выдержанную и преисполненную долга принцессу, а была еще девочкой-сорванцом, которая вовсю пачкалась и обдирала коленки вместе с младшей сестрой… Теперь в окно лазила одна Клео. Будущей королеве Эмилии не пристало подвергать себя опасности и зарабатывать синяки.
– Мне нужно увидеть Эрона, – ответила Клео. – Наедине.
Эмилия неодобрительно подняла бровь.
– Наш отец даже еще не объявил о вашей помолвке, а ты уже бежишь к нему на свидание?
Клео затошнило.
– Я хочу увидеть его совсем не для этого…
– Вообще-то, он станет отличным мужем тебе, – сказала Эмилия.
– О да, – довольно-таки ядовито ответила Клео. – Примерно таким, как тебе – Дарий.
Взгляд Эмилии тотчас посуровел.
– Острый у тебя язычок, Клео. Ты бы прежде думала, кого им колоть, пока ненароком не ранила по-настоящему.
Клео вспыхнула от смущения, поняв, что наступила Эмилии на больную мозоль. Государь Дарий Ларид был мужчиной, с которым Эмилию помолвили год назад, когда ей исполнилось восемнадцать. Однако чем ближе день свадьбы, тем сильнее депрессия у Эмилии от одной мысли о подобном замужестве. И это притом, что, по общему мнению, жених был завидный: рослый, красивый, харизматичный… Никто не мог угадать причину такого поведения принцессы, и лишь Клео догадалась, что Эмилия была влюблена в другого. И это оказалось правдой, хотя ей так и не удалось выяснить, кто именно завладел сердцем Эмилии. Старшая сестра ни разу при ней не бросила особенного взгляда ни на одного из придворных. Разве что определенно казалась грустной последние две недели…
Клео почувствовала себя очень неловко и сменила тему.
– Я бы пошла, пока есть такая возможность, – шепнула она, поглядывая в сторону балкона. Решетка, по которой вился плющ, выглядела удобной и крепкой, как хорошая стремянка.
– Тебе до такой степени хочется удрать от нового телохранителя? Оставив его, я полагаю, торчать за дверью моих покоев?
Клео просяще улыбнулась:
– Я вернусь сразу, как только смогу. Он даже не догадается, что я уходила.
– И что, по-твоему, я должна сказать ему, если он вздумает сюда заглянуть?
– Что я вдруг обнаружила у себя способность к магии воздуха и улетела. Или еще как-то исчезла…
И она мимоходом пожала руку сестры, проскальзывая к балкону. Она была твердо намерена привести свой план в исполнение. Клео рассчитывала, что сумеет обернуться не более чем за четверть часа.
– Всегда-то тебя тянуло на приключения, – уступая сестре, сказала Эмилия. – Что ж, свидание или нет… все равно – удачи тебе!
– Спасибо, – ответила Клео. – Она мне пригодится!
Клео перекинула ноги через ограждение балкона, легко слезла по решетке и спрыгнула в мягкую травку. Не оглянувшись, она проворно пустилась через дворцовые земли – кругом главного замка, туда, где в кольце крепостных стен стояли роскошные виллы.
Здесь, надежно укрытые от любой внешней угрозы, жили только знатнейшие из вельмож.
Дворцовые земли представляли собой своего рода город. В нем были открытые кафе и таверны, лавки и деловые конторы, пересечения мощеных улочек и ухоженные цветники. Один из них славился большим лабиринтом из колючих кустов; несколько месяцев назад Эмилия и Клео устроили в нем вечеринку.
В дворцовом «городке» богато и счастливо жили около двух тысяч человек. Некоторые предпочитали вовсе не выбираться за его пределы.
Вилла семейства Лагарис смотрелась более чем впечатляюще. Стояла она в пяти минутах неспешного хода от королевского замка и была выстроена из тех же дорогих материалов. Эрон сидел снаружи, покуривая тонкую сигару, и с ленивой улыбкой следил за приближавшейся Клео.
– Принцесса Клейона… – протянул он, выдыхая длинную струю дыма. – Какой прелестный сюрприз!
Она с большим неудовольствием покосилась на сигару. Никогда не понимала, что за удовольствие некоторые находили в том, чтобы вдыхать и выдыхать жаркий дым от высушенных листьев персика и других трав. Вино – это да, понятно. Но дым? Гадкий, невкусный и совсем персиками не пахнет…
– Мне нужно поговорить с тобой, – сказала она.
– А я, знаешь, просто сидел тут, смотрел, как утро превращается в день, и соображал, что же мне делать с невероятной скучищей!
Эрон – с утра пораньше – говорил немного невнятно, но нужно было знать его так, как знала Клео, чтобы что-то заметить. Другие и не поняли бы, что он уже успел приложиться к бутылке. А ведь еще не миновал полдень!
– И что же ты надумал с ней делать? – спросила она.
– Еще не решил. – Его ухмылка сделалась шире. – Теперь мне и сочинять ничего не надо, потому что пришла ты.
– По-твоему, это хорошо?
– Конечно! Мне всегда в радость видеть тебя. – Он уставился на ее бледно-голубую юбку, помятую и испачканную после спуска из комнаты Эмилии. – Ты по дороге сюда не в цветочных клумбах кувыркалась?
Она рассеянным движением отряхнула атлас.
– И так можно сказать…
– Польщен, что потрудилась прийти сама. Могла за мной просто послать…
– Я хотела поговорить с тобой без свидетелей.
Он с любопытством посмотрел на нее:
– Верно, хочешь побеседовать о том, что случилось в Пелсии?
Клео утопала в нем. Кровь захлестывала ее, липла к коже, не давала вздохнуть…
– Помогите! Помогите! Пожалуйста!.. – кричала она, кое-как выпростав руку из горячей густой жидкости и шаря ею в морозном воздухе над головой.
Чья-то ладонь сомкнулась на ее кисти и вытащила девушку на поверхность.
– Спасибо тебе!..
– Не благодари меня, принцесса. Лучше моли, чтобы я тебя не убил.
У нее округлились глаза: она смотрела в лицо брату погибшего парня. Черты Йонаса Агеллона были искажены горем и ненавистью. Темные брови над карими глазами сошлись в одну черту.
– Моли! – повторил он, и его пальцы болезненно впились в ее плоть. От такой хватки остаются синяки, но Клео было не до того.
– Пожалуйста, не убивай меня! – взмолилась она. – Мне так жаль! Я совсем не желала смерти твоему брату! Пожалуйста, не трогай меня!
– А я как раз хочу тебя тронуть. Хочу, чтобы ты пострадала за то, что сделала!
И он отшвырнул ее назад в алую бездну. Ужас сделался абсолютным – она ощутила, как мертвый юноша схватил ее за лодыжку и потянул вниз, в океан крови и смерти. Она отчаянно закричала…
…Клео с визгом вскинулась на постели. Вокруг нее змеями обвились шелковые простыни, по всему телу тек пот, а сердце так и гремело в висках. Принцесса судорожно оглядывала спальню.
Она была одна. Ей всего лишь приснилось…
Вот уже месяц, стоило оказаться на знакомой кровати под балдахином, как ее принимался мучить кошмар. Такой яркий и реальный… Один и тот же с самого дня смерти Томаса Агеллона. Его питало непреходящее чувство вины, снедавшее принцессу. И все-таки это был лишь простой сон.
Клео испустила долгий судорожный вздох и откинулась на шелковые подушки.
– Сумасшествие какое-то, – пробормотала она. – Что было, то было. Все кончено. Ничего уже нельзя изменить.
Если бы ей чудесным образом представилась возможность исправить прошлое, она приказала бы Теону вмешаться и остановить Эрона. Заставить его прекратить наглый и унизительный торг. Она все оборвала бы еще до того, как дело приняло такой жуткий и убийственный оборот…
После возвращения в Оранос Клео всячески избегала Эрона. Если он появлялся на каком-нибудь дворцовом собрании, она немедленно уходила. Если подходил с намерением поговорить, Клео тотчас углублялась в беседу с друзьями.
Он еще не высказывался по этому поводу, но Клео понимала: дело не за горами.
Эрон любил бывать среди ее окружения. Если обидится из-за возникшего отчуждения и пригрозит выдать ее тайну…
Принцесса крепко зажмурилась и отчаянным усилием отогнала панический приступ.
Она знала, что ей придется переговорить с Эроном. Пусть даже и после того, как целый месяц бегала от него. В частности, ей хотелось знать, не мучают ли его такие же кошмары. Не чувствует ли он сходной вины. Если уж, повинуясь воле отца, она должна стать невестой молодого вельможи, ей следовало по крайней мере удостовериться, что тот хотя бы не был чудовищем, способным хладнокровно убить человека и, что называется, даже не чихнуть по поводу боли и слез, которым стал причиной.
Если Эрон вправду терзается виной, это может, пожалуй, изменить ее к нему отношение. Что, если на самом деле он глубоко удручен содеянным и просто пытается скрыть истинные чувства от всего мира?.. Глядишь, и появится у них хотя бы что-то общее. Что-то, с чего они смогут начать…
Клео решила при первой же возможности побеседовать с ним наедине.
Так или иначе, остаток ночи она провела без сна, крутясь с боку на бок в постели.
Когда настало утро, Клео встала, оделась и позавтракала фруктами, хлебом и мягким сыром – их принесла в спальню служанка. Потом набрала в грудь побольше воздуху и открыла дверь.
– Доброе утро, принцесса, – сказал Теон.
Обычно он встречал ее в коридоре, готовый приступить к обязанностям телохранителя… которые заключались в том, чтобы день-деньской торчать рядом, где-то на краю зрения.
– Доброе, – ответила она как можно небрежней.
Если она в самом деле хотела поговорить с Эроном без посторонних ушей, придется как-то ускользнуть от своей «тени». По счастью, она знала, что это не так уж и невозможно. За несколько недель со дня вступления Теона в новую должность Клео неоднократно устраивала ему испытания, желая знать, удастся ли от него спрятаться. Со временем эти проверки превратились в своего рода игру, в которой она время от времени побеждала.
Теон, правда, вовсе не находил забаву веселой…
– Мне нужно к сестре, – твердым тоном сказала она.
– Конечно, – ответил Теон. – Не смею задерживать.
Клео двинулась вперед по коридору, но вскоре с удивлением заметила спешившую к ней Миру. Подруга выглядела рассеянной и печальной. И при виде Клео круглая милая мордашка Миры не расплылась в обычной улыбке.
– Что случилось? – встревоженно спросила Клео, ловя ее за руки.
– Уверена, ничего страшного, но я бегу за лекарем, чтобы он осмотрел Эмилию…
Клео нахмурилась:
– Разве она еще нездорова?
– Ее головокружения и головные боли становятся все хуже день ото дня. Она уверяет, что ей всего лишь нужно побольше спать, но я полагаю, врачебная помощь не помешает…
Сердце Клео сжалось от нехорошего предчувствия.
– Несомненно, – сказала она вслух. – Спасибо тебе, Мира.
Та кивнула, покосилась на бдевшего поблизости Теона и убежала дальше по коридору.
– Моя сестра! – пробормотала Клео вполголоса. – Нипочем не примет помощи, пока ей ее не навяжут! Идеальная принцесса, у которой долг превыше всего! Наш отец может гордиться…
– Она очень отважна, – отозвался Теон.
– Возможно. Но из нас двоих упрямой называют все же меня. Если бы у меня голова без конца кружилась, я бы дюжину лекарей к своей постели потребовала, но добилась, чтобы меня вылечили! – Она помедлила у дверей, что вели в покои Эмилии. – Надеюсь, ты позволишь мне побеседовать с сестрой наедине?
– Конечно, принцесса. Буду ждать здесь.
Клео вошла в спальню Эмилии и прикрыла за собой дверь. Сестра стояла на открытом балконе и глядела на сады, расстилавшиеся внизу. Утреннее солнце подсвечивало высокие скулы наследницы трона и подчеркивало оттенок золота в ее волосах; локоны Эмилии были чуть темнее, нежели у Клео, потому что она куда меньше любила проводить время на свежем воздухе.
Она обернулась через плечо:
– Доброе утро, Клео.
– Говорят, ты приболела…
Эмилия вздохнула, но тотчас же улыбнулась:
– Поверь, со мной все в порядке.
– Мира за тебя беспокоится.
– Мира всегда беспокоится.
– Ты права, – сказала Клео и припомнила, что за Мирой действительно водилась склонность к преувеличению. Чего стоил случай, когда она в истерике кричала о гадюке, проникшей в ее спальню; змея в итоге оказалась безобидным садовым ужом.
Клео испытала некоторое облегчение, тем более что выглядела Эмилия совершенно здоровой.
Видимо, Клео оглянулась на дверь, потому что Эмилия, внимательно наблюдавшая за ней, заметила:
– Что-то вид у тебя сегодня заговорщический. Задумала небось каверзу?
Клео улыбнулась помимо собственной воли:
– Ну… разве что маленькую.
– Какую же?
– Удрать хочу, – сказала Клео. – Воспользоваться твоей решеткой для плюща, как когда-то, помнишь?
– Вот это да! А могу я спросить почему?
Казалось, признание, сделанное сестрой, совсем не удивило Эмилию. Впрочем, это ведь именно она научила Эмилию слезать вниз, в сады, по этой самой решетке. Когда-то – давным-давно, пока та не начала превращаться в выдержанную и преисполненную долга принцессу, а была еще девочкой-сорванцом, которая вовсю пачкалась и обдирала коленки вместе с младшей сестрой… Теперь в окно лазила одна Клео. Будущей королеве Эмилии не пристало подвергать себя опасности и зарабатывать синяки.
– Мне нужно увидеть Эрона, – ответила Клео. – Наедине.
Эмилия неодобрительно подняла бровь.
– Наш отец даже еще не объявил о вашей помолвке, а ты уже бежишь к нему на свидание?
Клео затошнило.
– Я хочу увидеть его совсем не для этого…
– Вообще-то, он станет отличным мужем тебе, – сказала Эмилия.
– О да, – довольно-таки ядовито ответила Клео. – Примерно таким, как тебе – Дарий.
Взгляд Эмилии тотчас посуровел.
– Острый у тебя язычок, Клео. Ты бы прежде думала, кого им колоть, пока ненароком не ранила по-настоящему.
Клео вспыхнула от смущения, поняв, что наступила Эмилии на больную мозоль. Государь Дарий Ларид был мужчиной, с которым Эмилию помолвили год назад, когда ей исполнилось восемнадцать. Однако чем ближе день свадьбы, тем сильнее депрессия у Эмилии от одной мысли о подобном замужестве. И это притом, что, по общему мнению, жених был завидный: рослый, красивый, харизматичный… Никто не мог угадать причину такого поведения принцессы, и лишь Клео догадалась, что Эмилия была влюблена в другого. И это оказалось правдой, хотя ей так и не удалось выяснить, кто именно завладел сердцем Эмилии. Старшая сестра ни разу при ней не бросила особенного взгляда ни на одного из придворных. Разве что определенно казалась грустной последние две недели…
Клео почувствовала себя очень неловко и сменила тему.
– Я бы пошла, пока есть такая возможность, – шепнула она, поглядывая в сторону балкона. Решетка, по которой вился плющ, выглядела удобной и крепкой, как хорошая стремянка.
– Тебе до такой степени хочется удрать от нового телохранителя? Оставив его, я полагаю, торчать за дверью моих покоев?
Клео просяще улыбнулась:
– Я вернусь сразу, как только смогу. Он даже не догадается, что я уходила.
– И что, по-твоему, я должна сказать ему, если он вздумает сюда заглянуть?
– Что я вдруг обнаружила у себя способность к магии воздуха и улетела. Или еще как-то исчезла…
И она мимоходом пожала руку сестры, проскальзывая к балкону. Она была твердо намерена привести свой план в исполнение. Клео рассчитывала, что сумеет обернуться не более чем за четверть часа.
– Всегда-то тебя тянуло на приключения, – уступая сестре, сказала Эмилия. – Что ж, свидание или нет… все равно – удачи тебе!
– Спасибо, – ответила Клео. – Она мне пригодится!
Клео перекинула ноги через ограждение балкона, легко слезла по решетке и спрыгнула в мягкую травку. Не оглянувшись, она проворно пустилась через дворцовые земли – кругом главного замка, туда, где в кольце крепостных стен стояли роскошные виллы.
Здесь, надежно укрытые от любой внешней угрозы, жили только знатнейшие из вельмож.
Дворцовые земли представляли собой своего рода город. В нем были открытые кафе и таверны, лавки и деловые конторы, пересечения мощеных улочек и ухоженные цветники. Один из них славился большим лабиринтом из колючих кустов; несколько месяцев назад Эмилия и Клео устроили в нем вечеринку.
В дворцовом «городке» богато и счастливо жили около двух тысяч человек. Некоторые предпочитали вовсе не выбираться за его пределы.
Вилла семейства Лагарис смотрелась более чем впечатляюще. Стояла она в пяти минутах неспешного хода от королевского замка и была выстроена из тех же дорогих материалов. Эрон сидел снаружи, покуривая тонкую сигару, и с ленивой улыбкой следил за приближавшейся Клео.
– Принцесса Клейона… – протянул он, выдыхая длинную струю дыма. – Какой прелестный сюрприз!
Она с большим неудовольствием покосилась на сигару. Никогда не понимала, что за удовольствие некоторые находили в том, чтобы вдыхать и выдыхать жаркий дым от высушенных листьев персика и других трав. Вино – это да, понятно. Но дым? Гадкий, невкусный и совсем персиками не пахнет…
– Мне нужно поговорить с тобой, – сказала она.
– А я, знаешь, просто сидел тут, смотрел, как утро превращается в день, и соображал, что же мне делать с невероятной скучищей!
Эрон – с утра пораньше – говорил немного невнятно, но нужно было знать его так, как знала Клео, чтобы что-то заметить. Другие и не поняли бы, что он уже успел приложиться к бутылке. А ведь еще не миновал полдень!
– И что же ты надумал с ней делать? – спросила она.
– Еще не решил. – Его ухмылка сделалась шире. – Теперь мне и сочинять ничего не надо, потому что пришла ты.
– По-твоему, это хорошо?
– Конечно! Мне всегда в радость видеть тебя. – Он уставился на ее бледно-голубую юбку, помятую и испачканную после спуска из комнаты Эмилии. – Ты по дороге сюда не в цветочных клумбах кувыркалась?
Она рассеянным движением отряхнула атлас.
– И так можно сказать…
– Польщен, что потрудилась прийти сама. Могла за мной просто послать…
– Я хотела поговорить с тобой без свидетелей.
Он с любопытством посмотрел на нее:
– Верно, хочешь побеседовать о том, что случилось в Пелсии?