Морозов Андрей. Век рыцарей

   - Мой бинокль был в танке, - вспомнил Том.
   - Мой тоже, а жаль, - Ханс погрустнел. - Не вижу опознавательных знаков.
   Том посмотрел в указанную точку и увидел вдали клубы пыли и песка, скрывающие внутри что-то неопределенное.
   - Знаешь, Ханс, - он вдруг снова заговорил мягче. - Я, кажется, понял, когда кончился век рыцарей, в которых мы так неудачно играли.
   - Когда же? - заинтересовался Ханс.
   - Когда придумали опознавательные знаки. С тех пор мы все у них в плену, - ответил Том.
   - Не знаю, как мы все, а вот я, пожалуй скоро окажусь в плену... - с грустью сказал Ханс. - Похоже, это ваши.
   Уже можно различить... Это ваш броневик... - Он обернулся и раскрыл рот от удивления.
   Том расстегнул форменную тропическую рубашку с лейтенантскими погонами и снял ее. За рубашкой последовала фуражка. Сперва Ханс не понял, что задумал британец, но потом до него дошло.
   Он снял свою фуражку и сбросил рубашку.
   Теперь со стороны могло показаться, что это два загорелых спортивных бегуна остановились передохнуть. Временно они оба перестали принадлежать к какой-либо армии. Том протянул Хансу правую руку:
   - Вот и нет опознавательных знаков.
   Счастливого пути, сэр Ханс Майер!
   - Счастливого пути, сэр Томас Пирс! - пожелал в ответ Ханс.
   Перекинув рубашку через плечо, он скрылся за ближайшей дюной раньше, чем сэр Томас Пирс снова стал лейтенантом армии Соединенного Королевства.
   Ханс уходил все дальше и дальше в пустыню, пока ему не вспомнились его же собственные слова. Словно эхо отдаленного крика настиг его беззвучный вопрос, исходивший из-под развалин того, что еще недавно было и домом и оружием для него и его друзей:
   "Так кто победил, Ханс? - почти услышал он громкий голос силача Отто. Ты или он?"
   Ханс обернулся и ответил:
   - Мы... Мы оба...
   * * *
   Пожалуй, мы опустим описание масштабных батальных сцен в песках Ливии и Египта, которые будут иметь место после прощания двух молодых людей. Все эти бои уже неоднократно приносили гонорары авторам научных военно-исторических трудов. Лишенный снабжения и резервов, измотанный Африканский корпус, взяв неприступный Тобрук, войдет в Египет, где и начнется череда поражений, которые не сможет предотвратить даже гений фельдмаршала Эрвина Роммеля. Мы не будем останавливаться на подробностях отступления немецких войск через всю Африку и их капитуляции в Тунисе в мае сорок третьего года. Заметим лишь, что самый легендарный немецкий солдат Эрвин Роммель, отозванный в Германию, будет принужден к самоубийству и отравится осенью следующего года. Гитлер, подозревая своего лучшего фельдмаршала в причастности к заговору фон Штауфенберга, предложит ему выбрать между петлей и ядом. Спасая семью от смертного приговора народного трибунала, Роммель принял яд.
   Объявлено же было, что он умер от ран. Среди тех, кого это известие шокировало осенью сорок четвертого, был и один из офицеров Африканского корпуса - Ханс Майер, который так и не вернется из отпуска в пустыню.
   Судьба еще побросает его по Европе прежде, чем наступит последняя военная зима.
   * * *
   - Попал! - наводчик просто выскочил из башенного люка "Тигра", перекрывая криком эхо выстрела.
   Рядом на крышу башни сел Ханс. Он закурил и молча разглядывал свою жертву - застывший на выезде из деревушки союзнический танк. Ханс уже увидел много таких, ведь шло наступление. Не нужно было быть генералом, чтобы догадаться, что это последнее наступление, на которое у германской армии еще оставались силы. И хотя по радио говорили, что именно здесь, в Арденнах, решается судьба мира, Хансу что-то подсказывало, что здесь, на заснеженных просторах Бельгии и Франции, все закончится так же, как закончилось в жаркой Африке, о которой теперь напоминали только полученные там раны и памятная нарукавная лента солдата африканского корпуса. Однако он сражался. И сражался еще яростнее, потому что чувствовал - за его спиной смотрят на поле боя его погибшие товарищи. И не только они.
   Все, кто ради победы пожертвовал жизнью, смотрели на битву живых.
   В начале наступления все шло хорошо.
   Плохая погода в середине декабря мешала воздушным армадам американцев, сметавшим все на своем пути. Без воздушной поддержки пехота "янки", застигнутая врасплох, отступала, а танки горели. Так продолжалось, пока погода не переменилась. Небо наполнилось эскадрильями штурмовиков, охотящихся за всем, что движется, и наступление стало захлебываться. Теперь уделом его экипажа была не атака, а охота. Скрываясь от самолетов, они выслеживали американские танки и уничтожали их из засады. Потом позиция менялась и все начиналось сначала. Ночью можно было позволить себе выехать на дорогу, чтобы перебраться на другое место. Горючего снова не хватало, как и всего остального, но Ханс уже привык.
   Он относился к этому равнодушно, как и к большинству происходивших вокруг событий. Не разделял он и радостной улыбки своего наводчика.
   Радист подергал его за сапог:
   - Герр гауптман*, штаб требует установить, какой части принадлежит танк.
   - Слышал? - спросил Ханс у наводчика. - Покопайся в карманах у янки.
   - Так точно, - парень ловко соскочил на землю и, вооружившись пистолетом, побежал к подбитому танку.
   Долго ждать не пришлось.
   Оставляя глубокие следы на снегу, наводчик домчался до танка и с неподдельным энтузиазмом начал исследовать карманы вражеского танкиста, так и не вылезшего из люка. Вскоре он вернулся держа в руках какой-то документ.
   - Это не американец. Это англичанин, герр гауптман.
   - Да? - удивился Ханс.
   - Томас Пир... Как это читается, герр гауптман? - наводчик даже не успел поднять головы, а бумаги уже были в руках Ханса.
   Ханс не поверил тому, что прочитал, и побежал к танку сам.
   - Что случилось? - спросил удивленный радист.
   - Не знаю, - пожал плечами наводчик.
   Он не спеша пошел за своим командиром, наблюдая за тем, как тот склонился над убитым врагом. Изо рта Ханса вырывались в морозный зимний воздух клубы пара - он говорил что-то, но было слишком далеко, чтобы расслышать что именно. Наводчик остановился у него за спиной, ожидая.
   - Вот он и закончился, Том. Вот он и...
   - Герр... - заикнулся наводчик.
   - Что? - оборвал его Ханс.
   - Смотрите! - наводчик показал на борт танка.
   На броне под толстым слоем снега что-то было нарисовано. Ханс смахнул снег рукой и не поверил своим глазам. Там красовался нарисованный крестоносец в доспехах, с копьем и на лошади, несущийся в атаку.
   - Странно, - произнес Ханс. - Почему так?
   - Что почему?
   - Почему я жив, а он мертв? - Ханс уставился на наводчика.
   - Наверное, потому что вы его убили?! - удивился тот.
   - А почему...
   Ханса прервал громкий крик радиста, прыгавшего на башне их "Тигра" и активно махавшего руками:
   - Самолеты! Скорее возвращайтесь! Пора уходить!
   Не медля ни секунды, они вдвоем понеслись обратно. Вымазанный белой краской "Тигр" загрохотал мощным двигателем и пополз прочь. Если бы наводчик Ханса не так спешил, то он заметил бы кое-что необычное. В руку мертвого британца была вложена развевавшаяся на холодном ветру песочного цвета лента, на которой между двумя белыми вышитыми пальмами было написано слово "АФРИКА"*.
   май-октябрь, 1999.
   __________ Отто Скорцени - командир парашютно-диверсионного отряда, прославившийся акцией по освобождению Муссолини и диверсиями в тылу американцев зимой 1944-45 г.г. (Прим. авт.)
   Оберст - чин в немецкой армии, соответствующий полковнику.
   (Прим. авт.)
   "трешка" - имеется в виду немецкий танк Pz Kpfw III, часто упоминающийся в литературе как просто Pz III.(Прим. авт.)
   Гауптман - чин, соответствующий капитану.(Прим. авт.)
   "Африка" - нарукавная лента участника сражений Африканского корпуса до сих пор считается среди солдат символом доблести и рыцарского поведения на поле боя. (Прим. авт.)