Морозов Владислав. Беспредел по-русски (Цезарь - 3)

   Воспоминание об Артуре придало сил. Артур боролся до конца, уже зная, что жить осталось несколько секунд... Его забили в камере насмерть, били вдесятером, но после драки трое ушли сопровождать Артура в загробном мире... Остальные погибли позже. Все до единого. У Маронко ситуация иная. Он рано расклеился. Пусть он обречен - тут глупо на что-то надеяться - но побарахтаться должен.
   Кто поставил "жучка" в линию? Не Вихров же, в конце концов... Наверняка происки все той же команды. Хорошо все же, что прослушивание пошло сейчас, а не раньше - разговор с Вихровым прошел мимо чьих-то ушей. А это означает, что Алияру не доложат о нем. И вообще пока никто не подозревает, что Вихров по-прежнему в игре. А Илья Савельев, которого Маронко поручил его вниманию, знает лишь чуть поменьше Корсара, что хорошо при любом раскладе...
   А между прочим, подумал Маронко, положение Ювелира не так уж и незыблемо. Наоборот. Он ведь из-за чего пошел в верные визири Алияра? Чтобы заполучить Организацию. Планировал спихнуть Ученого, а затем управлять Цезарем. Но Падишах рассудил иначе. Его куда больше устраивает Хромой. Тот имеет больше слабостей, соответственно, доступней в манипулировании. Не говоря уже о том, что Хромой глупее Ольшевского.
   Алияр нуждался в Ювелире, когда Организация принадлежала Ученому. Но теперь, если во главе ее встанет Хромой, а Цезарь умрет - Ювелир падишаху больше не потребуется. И тоже умрет, потому что слишком много знает.
   Поколебавшись, Маронко снял трубку телефона и позвонил Ювелиру. Алияру что-то говорить бессмысленно, попробуем поторговаться с его марионеткой, сыграть на жадности и самолюбии...
   - Владек? Узнал меня, да?
   - Разумеется, - очень даже благодушно отозвался Ювелир. - Ты как, окончательно воскрес или частично, только для меня?
   - Даже не удивился, узнав, что я жив.
   - А я знал. Удалось узнать, что свидетельства о смерти выписано не было, а все имущество ты передал наследникам по дарственной. Но молчал, честное слово! Хочется тебе скрыться - ладно, может, ты устал или еще какие причины...
   - За что ты меня ненавидишь? Вот только честно.
   Тот удивился.
   - Что это на тебя нашло?
   - Да так, мысли всякие... Кстати, ты не желаешь вернуть мне моих людей?
   - Каких? - не понял тот. Сделал вид, что не понял.
   - Сашу, Мишу, Финиста, Свету, Корсара с семьей... Хватит пока?
   Молчание.
   - Я тебя не понимаю.
   А голос подрагивает.
   - Хорошо. Тогда выбирай, кто тебе больше нравится. Слон, ВДВ, Эйфель, Стефан... От кого смерть приятственней покажется?
   Злой смешок.
   - А ведь твои щенки еще живы... Но если умру я или Хромой - их утопят в дерьме. Всех троих.
   - Вот и замечательно. Карты раскрыты. Ну так что насчет моего первого вопроса?
   - Ты сволочь. Натуральная сволочь. Сука. Попади ко мне на зону - жить бы тебе у параши да очко подставлять. Знаешь, за что?
   - Представь себе, нет. Стукачом вроде никогда не был.
   - За Организацию. Ты что нам всем пел, когда лес валил? Что это будет рай для воров, что все будут жить по "закону". А что сделал?
   - Организацию и сделал. Я тебя плохо понимаю. Вроде все свои обещания выполнил.
   - Выполнил, да... - Ювелир выругался. - Тебя когда-то хотели "короновать", стал бы ты вором в законе. Но если бы те люди знали, что ты помогаешь чекистам... Тебе что, много заплатили за красную ртуть? Да ни копейки. Все, что твой щенок получил - он вытряс из нас. А ты стелился перед чекистами бесплатно.
   - Какой же ты дурак... Не приходило в голову, что в моем положении другого выхода не существовало? Я все-таки несу ответственность за людей, работающих под моим началом. Они мне доверились, и мне уже нельзя думать о соблюдении твоих приличий. Вот только откажись я хоть раз - и Организацию разгромят.
   - Вот-вот. Ты пляшешь на задних лапках перед чиновниками и ментами, чтобы тебе позволили жить на свободе. Готов даже "заказы" брать.
   - Ты о торговле оружием? Я работаю с такими же ворами, как и ты сам. От тебя они отличаются только тем, что воры в государственном законе. Кто-то спер, я перепродал. Или помог спереть. Ну и дальше что? Я должен придираться к моральному облику своего партнера? Мол, ты не вор в законе, поэтому я не стану воровать вместе с тобой? Да плевать мне, какой пост в государстве занимают люди, помогающие мне делать мой бизнес. Меня их жизнь не касается.
   - А 91-й год помнишь? У тебя, сучья твоя морда, маза была верх в стране взять. За тобой все пошли, все до единого! Да если б я знал, что ты чисто для себя стараешься - ни один вор тебя не поддержал бы. Все в руках было - а ты перед Комитетом на брюхе ползал. Тебе кусок пожирней швырнули ты и заткнулся.
   - Зато ты сейчас возмущаешься только потому, что с тобой не поделился.
   - У тебя работает кагэбэшник...
   - Бывший, если ты имеешь в виду Корсара. А хочешь, я узнаю фамилию того действующего гэбэшника, который свел тебя с Алияром?
   Удар попал в цель - Ювелир издал неопределенный горловой звук. Значит, предположение и о существовании покровителя, и о Падишахе оказалось верным.
   - Не надо лгать, Владек. Я ведь знаю, что кроме тебя, никто не мог навести следствие на Цезаря с такой точностью, что они даже узнали, где конкретно штампуются фальшивые баксы. Так что у тебя роль куда более неприглядная, чем у меня. Ты ведь стукач. Вор в законе - и стукач. Я в 91-м году, когда мне перекрыли кислород, и то до такого не дошел. Ты ведь не знаешь, как меня в конце концов обложили. Как не знаешь и того, что я противопоставил этому давлению. Я не мог победить. Единственное, чего сумел добиться - что и не проиграл. Да, я единственный в России откровенный преступник, на которого госбезопасность смотрит сквозь пальцы. И то только до тех пор, пока я не выхожу за установленные ими рамки. Но я никогда не бегал к ним с докладом. И никогда не сдавал им неугодных авторитетов. Даже в своих проблемах за помощью к ним не обращался. Хотя предлагали. Искренне предлагали помочь. Они в своем лагере, я - в своем. И к слиянию я не стремился. Но лжешь ты не только в этом. За другое ты меня ненавидишь. Возненавидел сразу, задолго до 91-го года. Ты всегда мечтал оказаться на моем месте. И тебя кровью рвало, когда кто-то ставил меня тебе в пример. Зависть, Владек, только зависть. Вот что тобой движет. Потому и с Алияром связался, что он поглупей меня, и ты надеешься когда-нибудь его обставить. Скажешь, не так?
   - Надо же, не ошибся. Значит, старческий склероз еще не в последней стадии.
   - Это чья такая идиотская идея - поставить Хромого вместо Цезаря?
   - А вот тут мы с тобой согласны. Алияра. Ему Цезарь не нужен. А вместе с ним подохнет Финист - потому что если его оставить, то он отомстит. Насчет девчонки я пока думаю.
   - Ага. Но они пока живы. И ты ведешь длинные беседы со мной. Вряд ли только для того, чтобы облить меня грязью. Просто ты понимаешь, что без меня или Цезаря Организация рухнет. Хромой не потянет работу. Сашка оскорбил Алияра, ну и черт бы с ним, правильно? Это проблемы падишаха, а не твои. Тебе самому Цезарь о-ой как нужен! Поэтому ты не убил его сразу. Потому и со мной треплешься. Ты ведешь свою игру, и по моему настроению пытаешься определить, какой фигурой сходить сейчас, чтобы внакладе не остаться.
   - Торгуешься? - зло осведомился Ювелир. - А понимаешь, что прежде всего мне не нужен ты?
   - Пусть даже так.
   - Ну что ж, уже проще. Тогда я обдумаю условия, на которых оставлю жизнь твоим щенкам. К тебе приедет Хромой и все детально объяснит. А ты позаботься создать атмосферу полного ему доверия в Организации. Да, и еще одно. Не советую кого-либо беспокоить со своими проблемами. Все телефонные линии прослушиваются, в самом доме у меня есть свой человек, рядом с Цезарем - пес Хромого. Одно твое неверное слово - и щенки трех дней не проживут. И умирать будут долго, очень долго... Особенно девчонка.
   - Боишься, что я своих людей с цепи спущу? - поддел Маронко. - Что после визита моих фанатиков вся ментовка Подмосковья твои кишки по лесам два месяца собирать будет?
   Ювелир не удостоил ответом его реплику.
   - Ладно, звони Хромому, выслушаю я его, так и быть. Кстати, еще одно условие: без Светы и возможности удостовериться в том, что остальные живы, я даже разговаривать не стану.
   - У тебя не то положение, чтобы диктовать мне условия.
   - Ошибаешься. Пока я жив, играть мы будем по моим правилам. Вряд ли ты отомстишь мне за мнимое унижение ценой собственной жизни. А вот я вполне способен пожертвовать всем. И тебе это прекрасно известно.
   - Посмотрим. Ты гонор свой забудь. То, что он тебе больше не потребуется, мне известно еще лучше, - ехидно сообщил Ювелир на прощание.
   Мерзавец... Господи, рождаются же такие сволочи! Вскочил, нервно зашагал по кабинету. Ох, ну какой же скот... А ведь его предупреждали, что Ольшевский двуличен, неоднократно предупреждали! Потому он и держал своего побратима в некотором отдалении.
   Они встретились в бараке затерянного на Севере лагеря. У Маронко к тому моменту за плечами уже осталось шесть лет отсидки - половина срока. Уже многие знали прозвище Ученый. А Владек Ольшевский был начинающим вором. Всего-то девятнадцать лет парнишке... Маронко он тогда понравился. Вспыльчивый, как порох - почему-то всегда тянуло к людям с горячим темпераментом, они казались более открытыми, искренними и естественными. Неоперившийся юнец мигом почуял в Маронко покровителя. Вкусы у них оказались сходными, по уровню интеллекта Владек выгодно отличался от большинства зэков. Нашли, о чем поговорить. Впрочем, язык у Ольшевского был подвешен столь хорошо, что послушать его байки собирался весь барак.
   Разумеется, он быстро проникся идеей Маронко. Ни много ни мало, русская мафия... Да, первые планы строились тогда, когда в русском криминале правили воры. И когда о собственном предприятии даже заикаться не стоило - чтобы тут же не попасть в число неблагонадежных с точки зрения КГБ людей. Ведь частный бизнес возможен только в загнивающем западном капитализме... Мафия, впрочем, тоже.
   Владеку даже в голову не приходило, что его побратим может обойтись без помощи молодого вора. Он так и думал - Маронко выйдет, затем через два года откинется Ольшевский, и они вдвоем возьмутся за дело. Однако у Маронко было свое мнение. И когда через два года счастливый и полный энергии Ольшевский явился к нему, остудил его пыл. Он не собирался спешить.
   Побратим страшно расстроился. И с горя вернулся к одиночному промыслу. Через три года опять сел, на этот раз уже окрещенный Ювелиром. Вот тогда до Маронко, поддерживающего тайные связи с криминалом, стали доходить неприятные слухи. Владек поставил своей целью корону вора в законе. Цель хорошая, только вот в способах он не разбирался. Ментам не стучал - упаси Господи! - но подставить мог. Проявилась некоторая подлинка. Втирался в доверие, подталкивал на ложный шаг, а потом первым же и требовал возмездия за ошибку... И со спокойной совестью занимал место поверженного соперника, поднимаясь по "лестнице" неправдоподобно быстро.
   Маронко написал ему, предупредил, чтобы Ольшевский такие шутки бросил - это до добра не доведет. Тот вроде бы опомнился и в дальнейшем вел себя прилично. Он пытался влезть в Организацию, но Маронко рекомендовал ему держаться немного в стороне. Мол, мы добьемся большего, если останемся в относительно разных лагерях - ты среди воров, я среди будущих мафиози.
   За последние пятнадцать лет никто не смог бы придраться ни к единому шагу Ювелира. Маронко уже уверился, что некоторые ошибки, совершенные побратимом в молодости, являлись следствием взросления, но никак не свидетельствовали о подлинной двуличности. Тем более, что никаких сопутствующих этой черте характера признаков не было. Ювелир отличался честолюбием, но к власти вроде бы не рвался. Достиг высокого положения уважаемого человека и успокоился. К деньгам он был равнодушен, семью не заводил, следуя старым воровским канонам, и вообще имел репутацию человека очень честного, умного и справедливого.
   И оказалось, что все это было лишь маской... "Ты следующий на очереди в газовую камеру, Владек, - подумал Маронко. - И единственное твое спасение - Цезарь. Алияр требует, чтобы ты поставил во главе Организации Хромого и убил Цезаря. А ты вместо этого посадишь его. В тюрьме он окажется в твоем царстве. Ты придешь на помощь, всемерно поддержишь, приучишь к мысли, что единственный его друг... А затем его руками расчистишь себе место под солнцем. Стравишь с Алияром - ты ведь только потому и оставил Сашку в живых, что твердо уверен: в войне отцов и детей победят последние. А чтобы Алияр успокоился, не ждал удара в спину, ты инсценируешь Сашкину смерть. И тогда он будет целиком от тебя зависеть. Думаешь, он станет твоей марионеткой? Ох, Владек, как ты ошибаешься... Ты ведь ни разу не видел, с каким лицом Цезарь произносит приговор заклятому врагу. А я видел. Видел эту его циничную улыбку, так похожую на оскал. Но я после этого остался жив - а ты умрешь. Потому что никогда я не был его врагом. Потому что я действительно его спас - а ты притворишься. И потому, что я никогда не требовал от него ни сыновней почтительности, ни даже простой благодарности. Моим сыном он стал исключительно по собственной воле. А ты захочешь того же - и для этого обманешь его. Но рано или поздно он это поймет. И я позабочусь, чтобы в этот момент с ним рядом были люди, знающие о твоей лживости".
   Ванятка, Ванятка, друг детства, как хорошо, что о тебе никто не знает... Странная это была дружба. Ваня Вихров на одиннадцать лет моложе Маронко. Но как много их связывало! Они вспоминали друг о друге в самые тяжелые моменты жизни, а потом накрепко забывали о самом факте существования помощника.
   Все началось, когда Сергею Маронко было около двенадцати лет. Жили они тогда в Центре, недалеко от Садового, в большой коммунальной квартире. Впрочем, тогда вся Москва по коммуналкам теснилась, это Хрущеву и Брежневу за отдельные квартиры "спасибо" говорить надо, а не ранним генсекам... А во время войны многие здания были разрушены, да еще и эшелоны с эвакуированными в начале войны частично осели в столице... Коренных жителей "уплотняли".
   В их квартире было четыре комнаты. Две занимало семейство Маронко, от которого осталось три человека - их так и не потеснили, забыли, вероятно... В одной, самой маленькой, проживал холостой мужчина, которого Сергей даже не запомнил - тот постоянно пребывал в разъездах. А балконная комната освободилась - ее хозяева погибли на фронте. И туда подселили новую семью. Зину Вихрову, девятнадцатилетнюю женщину с годовалым сыном Ваней, и ее старенькую маму, тяжело больную и почти не выходившую из комнаты. Муж Зины Вихровой погиб на фронте, второй раз замуж она не пошла, хотя женщиной была статной и красивой. Решила жить одна и поднимать сына. Работала целыми днями - днем в музее, вечером еще уборщицей подрабатывала. И как-то само собой вышло, что семья Сергея помогала ей. Бабушка присматривала за хозяйством, мама забирала маленького Ваню из садика, а сам Сергей был единственным мужиком на две семьи. Руки у него всегда были на нужном месте, умел и починить старую швейную машинку, и мелкий ремонт сделать, ну, и все остальное.
   Потом Ваню "закрепили" за ним. Сергей шел гулять - и мальчишка с ним. Сидел дома и делал школьные уроки - а Ваня на старом страшно скрипевшем стуле складывал буковки в азбуке. И постепенно он сам привык к постоянному спутнику. Делился с ним мечтами, фантазиями... Ваня слушал его, раскрыв рот. И знал бы тот же Ювелир, кем всегда хотел стать Ученый... Тогда бы не удивлялся сейчас. Сережа Маронко видел себя следователем по особо важным делам или резидентом советской разведки в Японии. Или послом - карьера дипломата ему тоже нравилась. Но опять же - где-нибудь на востоке. В худшем случае - офицер Советской Армии. На китайской границе. Востоком он в ту пору просто бредил. И Ваня разделял его мечты. Вместе иногда фантазировали, как ловят бандитов или обманывают япошек.
   Взрослея, Сергей не изменил маленькому спутнику. Подростки часто выясняют отношения между собой "улица на улицу" - и в своем дворе Сергей всегда был заводилой. Никогда не мог похвастаться высоким ростом или большой силой - но смелость города берет... В драке он был нешуточным противником. А Ваня забирался на дерево и оттуда подбадривал старшего друга - по малолетству до драк его не допускали.
   А потом в жизнь Сергея вошла Леночка. Елена Троянская. Его одноклассница. Девочка, из-за которой передрались все старшие мальчишки не только их школы, но и двух соседних. Многие поздние знакомые Маронко по его редким рассказам представляли ее себе высокой красавицей, обязательно блондинкой... Была она маленькой, заметно ниже Сергея, пухленькой, рыжей, кудрявой и сероглазой. Но чем-то таким веяло от нее, что представители сильной половины человечества просто млели в ее присутствии, падали и сами собой в штабеля складывались. И страсти она будила не хуже гордой гречанки, в честь которой ее в школе и прозвали Троянской.
   Маронко пал одним из первых. Забавно, что объясниться с ней поначалу даже не пытался - но усиленно гонял других претендентов. Выдал его друг детства Ванятка. Он к тому моменту уже пошел в школу. На переменке явился якобы к другу, моментально определил причину раздоров... Смело взял Леночку за руку, отвел в сторону от подруг. Сергей хорошо помнил тот момент. Он намеренно не смотрел в сторону девочек, надеясь, что таким образом сумеет скрыть пылавшие чувства. А тут - как ударили его. Внезапно обернулся - и сразу встретился с ней взглядом. Она не отвела глаз. Покраснела как рак, но смотрела - изумленно так...
   Он с трудом дождался окончания уроков. Решительно подошел, с независимым видом взял ее портфель. Весь класс затих - более верного признака первой любви, чем попытка донести портфель, и не придумаешь. Из школы вышли молча. Ванятка ждал их внизу - по давно заведенному распорядку Сергей должен был отвести его домой. Но как быть? Леночка жила совсем в другой стороне... И хитрый Ваня Вихров тут же убедил Сергея, что мама обязательно просила их зайти взглянуть на новую экспозицию в музей. Леночка согласилась составить им компанию.
   Это были сказочные дни. Маронко даже сорок лет спустя улыбался, вспоминая, как объяснялся в любви - гордо глядя в сторону... И как Леночка плакала, услышав эти слова. Ему и в голову не приходило, что такая красивая девочка с самого первого дня в их классе думала только о нем.
   Повинуясь порыву, достал старый альбом с фотографиями. Вот они втроем ходили в парк, а вот - в цирк... Сергей, Лена и Ваня, маленький друг. На стол выскользнул незакрепленный снимок. А это уже сорок лет спустя... Он сам, Сашка и Миша с сыном на руках. В тот год, когда они оба уехали за границу, и сфотографировались. А ведь правда, Миша - его собственная копия, только значительно увеличенная в размерах. Бывают же такие совпадения...
   Эх, Лена, Леночка, а ведь они могли быть твоими детьми. Кто знает, как сложилась бы жизнь, не встреться тогда тебе трое подонков... Возможно, на этом снимке Маронко стоял бы в мундире генерала милиции, будучи заслуженным оперативником уголовного розыска. Не исключено, что фоном для этого же снимка стали бы живописные японские горы, а все позирующие ради колорита обрядились бы в национальные костюмы... Лена хотела стать переводчиком. Вот и работали бы вместе - он посол, она переводчица... А Сашка с Мишей ходили бы заниматься каратэ к настоящему сэнсею... Руки сами собой сжались в кулаки. Господи, зачем ты отнимаешь самых дорогих людей...
   Вот свадебная фотография. Зина Вихрова, помнится, плакала и опекала невесту, будто женила собственного сына, а не соседкиного. А Ванятка хотел пить, перепутал стаканы и вместо воды хватил несколько глотков водки... Ох, что он вытворял! Свадьбу играли во дворе, столы ставили на улице, и гости сами тащили угощение - времена такие, что никаких денег не хватило бы на приличный праздник, если устраивать его в одиночку. А так - на славу повеселились. И через две недели Сергей Маронко ушел служить в армию.
   В чем-то его мечты сбылись, потому что попал он в погранвойска на Дальний Восток. Две награды принес... А Леночка его не дождалась. Приехал он на вокзал, удивился - не встречают. Добрался до дома - и увидел, как выносят гроб. В тот день для него закончилась прежняя жизнь. Совсем. Вот тогда он сделал первый шаг к тому, чтобы стать Ученым...
   Он не плакал. Слез не было. И говорить не мог - горло окостенело от ненависти. Много лет спустя он сумел понять Артура Свиридова только потому, что сам пережил подобное. Артуру было тринадцать, когда погиб его отец... Сергей Маронко в двадцать один овдовел.
   Все, весь двор знал, кто ее убил. Они не давали ей проходу с самого начала. Три друга, один из которых был сыном директора гастронома, да и остальные ему под стать. Сынки и в послевоенное время были сынками... В первое время они только глазели на Леночку, скалили зубы, окидывая недвусмысленно похотливыми взорами. Но не приближались - не та у ее мужа была репутация. Потом, мать рассказывала, всячески соблазняли и улещивали молодую женщину. Она даже перестала ходить в тот гастроном, которым заведовал отец одного из преследовавших ее типов. Негодяи поджидали ее на улице, подъезжали на "Победе", принадлежавшей чьему-то папаше. Какая роскошь - покататься на машине! Лена держалась. А потом... Никто так и не узнал, что произошло. То ли молодчики были пьяны, то ли момент был располагающий к наглости... И только Ваня Вихров видел, как ее затаскивали в машину.
   Он поднял крик, побежал в милицию, к матери Сергея... Вечером пришел участковый и сообщил, что Ваня ошибся. Машина, якобы виденная им, весь день стояла в гараже, а молодые люди постоянно находились на виду и никак не могли быть причастны к исчезновению Лены. А она не пришла домой ни в этот, ни в последующие дни. Через неделю ее изуродованное тело выловили из Москвы-реки аж в Подмосковье.
   Завели уголовное дело. У Вани даже свидетельские показания брать отказались - и маловат он, и алиби подозреваемых выглядело внушительно. Сергей взялся за дело сам.
   Он нашел улики. Сумел пробраться в гараж, а в машине был кусочек ткани от платья Леночки. И алиби поломал. Пришел к следователю, рассказал - а тот его самого чуть не упек за решетку. За то, что без спроса в чужой гараж залез. Ох, как тогда Сергей взбесился... Следователем ему сразу расхотелось быть.
   Выйдя из прокуратуры, некоторое время стоял, сунув руки в карманы. Ваня вертелся рядом. Потом Сергей зашел домой, взял деньги и поехал в одно "заветное" местечко. Ваня только рот раскрыл, увидев, как придирчиво его старший друг выбирает нож. Остановился на финке, не торгуясь, отсчитал деньги.
   Получив нож, вышел на улицу, и, не глядя Ване в глаза, чужим голосом произнес: "Иди домой. Моей матери скажи, чтобы не ждала. Ни сегодня, ни потом. И запомни - наши с тобой дороги разошлись. Не порти себе жизнь, поддерживая дружбу со мной". Ваня притих, потом спросил: "Ты убьешь их?" Вопрос остался без ответа - и так все ясно. Опустив плечи, ссутулившись, Ваня побрел домой, а Сергей в спину ему добавил: "И заклинаю тебя - никогда не приходи работать в милицию. Куда угодно, хоть в КГБ - но не в милицию".
   Ваня выполнил его последнюю просьбу. Именно в КГБ он и пошел. Как объяснил сорок лет спустя, только потому, что менты чекистов боялись...
   Забавная штука - память. Сколько раз потом Маронко обращал внимание на эту странность - человек в минуты душевного волнения видит и запоминает события совсем иначе. Почему-то тот последний разговор с Ваней отложился как беседа посреди пустынной улицы в солнечный день. На самом деле они простились на Садовом кольце, и расходились под проливным дождем... Ваня, мужественно пряча слезы - в десять лет плакать не положено - ушел в одну сторону, а Сергей Маронко в другую. И разошлись тогда не только маршруты движения, но и жизненные пути - и также кардинально. Один стал офицером КГБ, второй - авторитетом преступного мира... Но каждый достиг своей цели, и в этом была общность. И через сорок лет пути их вновь сошлись в одной точке - в мафии. Вот и думай после этого, что есть мафия, если внутри этого образования офицер равен авторитету... Тонкая грань, в которой интересы государства и криминала становятся общими. Потому государство давит мелких бандитов и терпит мафию, что она - его оборотная сторона, неразлучная и неотделимая спутница, преисподняя при рае, ночь при дне, и убежище для отверженных при государственной машине. Мафия - не что иное, как зеркальное отражение государства.
   А интересно, как бы выглядела действительность, опоздай он тогда? Или откажись от первоначального плана... Ведь наша жизнь - шахматы. От хода одной фигуры зависит исход всей партии. И в одном Сергей Маронко никогда не сомневался: он был из числа судьбоносных фигур. От того, как он поступит в пятьдесят четвертом, зависело существование многих людей в восемьдесят шестом году.
   На миг он представил себе картину: позвонил в дверь, но ему не открыли. Никого нет дома. Он спустился вниз, подождал. Бесполезно. Вернулся домой и тут ему пришло в голову, что у преступления большой срок давности, что можно поступить иначе... И Сергей Маронко становится следователем по особо важным делам. В его руки правдами и неправдами попадает дело об убийстве молодой женщины тремя подонками. И уже никакие папаши не способны спасти сынков... Он расквитался. Отомстил. Но стрелочник-судьба уже перевела стрелки, и его локомотив летит в другую сторону.
   В бараке одного из северных лагерей место на нарах, отведенное Ученому, занято другим человеком. И Владек Ольшевский ломается, потому что нет побратима, который поддержал бы его. Нет Ученого и нет Ювелира. Проходит некоторое количество лет - и не состоялась встреча Ученого и Лысого, положившая начало Организации. В Союзе нет мафии. Не родился тот гений, который ординарную банду дотянет до уровня оборотной стороны государственной машины. Криминалом правят жадность и зависть, и нет человека, который железной рукой остановил бы беспредел 91-го года, когда сорвавшиеся с цепи бандиты потеряли всякое человеческое подобие... Хотя не исключено, что не было бы и самой этой криминальной революции. Потому что кто ее устроил-то? Все тот же самый Сергей Иванович Маронко.