Страница:
Глупец. Если между ними и проскакивала электрическая искра, то это происходило потому, что тело Рэйчел все еще продолжало жить в прошлом – она сама так сказала. А может, и не было никакого притяжения.
Хэнк поспешно вернулся к столику с напитками, но далеко не сразу его сердце забилось в нормальном ритме, и он сумел обуздать свое желание.
Отхлебывая крепкий арабский кофе, он пытался отвлечься.
– Приятный коттедж, правда? Это редкость – найти доктора, который принимал бы в доме под черепичной крышей, окруженном полевыми цветами.
Боже, какую чепуху он нес. Но это лучше, чем броситься обнимать ее и утешать. Рэйчел была в еще худшем состоянии.
– Удивительно, что доктор разоряется на такие щедрые угощения, принимая так мало пациентов, – заметил Хэнк.
Рэйчел поставила чашку на стол, встала и тяжело вздохнула.
– Я не смогу зайти в кабинет, – хрипло проговорила она. – Просто не смогу.
– Миссис Хансон! Прошу вас! – приветливо произнес седовласый мужчина, выходя из кабинета. – Я через секунду освобожусь.
Хэнк наблюдал, как доктор весело болтает с предыдущей пациенткой, назначая ей следующий визит, и удивился, почувствовав дрожащие пальцы Рэйчел на своем плече.
– Похоже, док – славный парень, – пробормотал Хэнк, пытаясь приободрить ее, но ощутил, что Рэйчел сжимает его руку все сильнее. – Тебя тошнит?
– Нет, у меня просто ноги подгибаются от страха, – сказала она, вымученно улыбаясь. – Это хуже экзаменов. Я бы лучше пошла на костер.
– Это только кажется. Вот увидишь – все не так уж страшно, – попытался успокоить ее Хэнк. – Нам пора заходить.
– Итак, прошу вас! – широко улыбнулся доктор, закрывая за ними дверь. – Усаживайтесь поудобнее. Вы живете в «Пинк Стоунз», да? Славный домик. У вас там будет райский уголок, когда вы закончите строительство. Кстати, у меня тут где-то было шоколадное печенье...
Пока доктор стоял к ним спиной, Хэнк удивленно поднял брови, и Рэйчел успела в ответ слегка улыбнуться, но тут же ею снова овладела тревога.
Сердце Хэнка тоже колотилось, как отбойный молоток.
Пусть она окажется беременной! Тогда в его рушащемся мире появится хоть что-то хорошее. За время их совместной жизни Хэнк понял, что внутри него скрыт целый кладезь неизрасходованной любви. Он мог бы излить эту любовь на своего первенца, и тогда отпадет необходимость выражать свои чувства той, кто в них не нуждается.
Крепче сжимая руку Рэйчел, чтобы придать уверенности – ей или себе? – Хэнк сел рядом с ней на диван напротив доктора, который расположился в удобном кресле.
Почему, думал Хэнк, люди так часто отталкивали его? Когда же он научится быть осторожным? И все же, успокаивал он себя, с ребенком все получится по-другому. С сыном – или это будет дочь? – у него установится такая прочная связь, которую ничто не сможет разрушить. Малыш – его единственная надежда на будущее. Его любовь к ребенку не будет ничем ограничена и обусловлена.
Пожалуйста, будь беременной. Носи моего ребенка. Хэнку хотелось кричать это вслух, но в то же время с тяжестью в сердце он готовился к разочарованию.
– Итак, миссис Хансон, расскажите мне, что вас беспокоит, – ободряюще кивнул доктор, предлагая им печенье.
Рэйчел отломила кусочек печенья и принялась рассеянно его жевать. Хэнку безумно захотелось слизать шоколад с ее губ.
– Мне кажется, что я беременна, – жалобно проговорила она.
Доктор понимающе посмотрел на нее.
– Ясно. И как вы к этому относитесь? Это хорошо или плохо? – заботливо спросил доктор.
– Хорошо! – выпалил Хэнк. – Мы хотим быть уверены, что с Рэйчел и малышом все в порядке!
Тут его охватил страх, и он замолчал.
– Мне кажется, что вы чем-то взволнованы, – продолжал доктор.
Хэнк заметил, что у доктора очень проницательные глаза. Его невозможно обмануть. Тот явно обратил внимание, как, ожидая ответа Рэйчел, Хэнк сжал кулаки, а потом, не желая выдавать волнения, положил руки на колени. Но это выглядело неубедительно.
– Это случилось неожиданно. Мы не планировали... Но я очень огорчусь, если окажется, что это – ложная тревога, – тихо сказала Рэйчел.
А мне это просто грозит опустошением, подумал Хэнк, когда почувствовал, как рука Рэйчел выскользнула из его ладони. Доброжелательно продолжая беседу, доктор повел свою пациентку к ширме в углу кабинета.
Хэнка охватило неудержимое беспокойство. А что, если они ошиблись, и она не ждет ребенка? О, тогда он уедет куда-нибудь очень далеко – в Бразилию, в Европу, в Австралию, – на любой континент, где не будет Рэйчел.
Пусть она будет беременна, повторял он как мантру. Иначе на кого выплеснуть ту любовь, что переполняла его изнутри?
Через час Рэйчел и Хэнк покинули коттедж доктора. Пациентка была изумлена и потрясена. Доктор задавал ей множество вопросов, на которые она давала подробные ответы, и в процессе беседы она все больше проникалась уважением и доверием к нему, особенно когда он давал ей наставления, касающиеся здоровья матери и ребенка, ставшие для нее настоящим откровением.
Скоро она станет матерью.
У Рэйчел перехватило дыхание. Она носит в себе малыша.
– Подожди минутку, – сказала она Хэнку, слабо осознавая, на каком свете находится.
– Конечно, – ответил он и прислонился к стене, держа жену за руку.
По терпению, с которым Хэнк теперь относился к ней, Рэйчел догадалась: он решил ее беречь, понимая, какую крупную перемену приготовила для нее жизнь. Ей нужно время, чтобы оправиться от потрясения.
Надо взять себя в руки, успокоиться и восстановить дыхание.
Раз, два, три – вдох, раз, два, три – выдох. Она стояла, вдыхая запах жимолости, которая обвивала старую дверь коттеджа. Еще несколько вдохов-выдохов, и все будет нормально.
Нормально? Рэйчел закусила губу. Ей придется стать совершенно другим человеком. Она будет матерью, а это значит, что ее жизнь станет полностью принадлежать ребенку. Она привыкла к независимости, привыкла к будоражащим поездкам в Нью-Йорк, к бесконечным телефонным звонкам, к встречам и принятию решений.
Как она справится с этой абсолютно новой для нее ролью? Сжимая руку Хэнка, она стояла неподвижно и смотрела вдаль, в тот далекий, совершенно незнакомый ей мир. За годы работы в деловой сфере она научилась справляться с самыми трудными финансовыми операциями, но грядущая перемена пугала ее.
И с ней не было ни матери, ни кого-то другого, – кроме, конечно, доктора, – кто мог бы стать ее советчиком и помощником. Ведь Хэнк...
– Смотри, радуга! – сказал Хэнк, указывая на огромную дугу на горизонте. – Знак надежды.
Она крепко сжала губы. Конечно, для него все обстоит по-другому. Он начнет приезжать каждую вторую субботу, привозить подарки, ворковать над детской коляской, и на этом все его заботы будут заканчиваться до следующего визита.
А выдержит ли она, измученная бессонными ночами и бесконечной сменой пеленок?
Рэйчел поспешно прогнала эти пугающие мысли. Прежде всего, она – единственная, кому ребенок будет доверять. Она сможет держать его на руках, у нее появится кто-то, кого она сможет любить. Сердце Рэйчел наполнилось тихой радостью. Она справится со всеми трудностями материнства, как справляется большинство женщин.
Сейчас не это являлось главной заботой. Сейчас ее больше беспокоил Хэнк. Уже теперь Рэйчел скучала по нему, а что же будет дальше?
В джинсах и голубой рубашке он выглядел необыкновенно привлекательным. Но теперь другая женщина наслаждалась его телом... При этой мысли Рэйчел помрачнела.
С трогательной бережностью Хэнк взял ее за плечи и повернул к себе.
– Бедняжка Рэйчел, ты все еще не можешь прийти в себя. Это было так неожиданно, – проговорил он и заметил слезы в ее глазах. – С тобой все в порядке?
Ей неудержимо хотелось оказаться в его объятиях, испытать ласку его сильных рук, но она вспомнила, где и в каких занятиях он проводит ночи, и сдержала этот порыв.
– Нет. У меня все перевернулось внутри, – пробормотала она.
Он нахмурился.
– Ты не рада?
В этот миг он выглядел таким трогательным, что ее слабое сердце снова затопила любовь. В порыве нежности она закрыла глаза и подняла голову.
Поцелуй меня, говорили ее губы. Поддержи меня. Будь отцом нашему ребенку.
Почувствовав, как Хэнк взял ее под локоть, Рэйчел открыла глаза и увидела, что он ведет ее по тропинке через сад к открытым воротам.
– Я бы хотел поговорить с тобой, – сказал он. – Погода налаживается, так что предлагаю прогуляться и кое-что обсудить.
– Например?
Он бросил на нее беглый взгляд, замер, а затем поспешно отдернул руку, все еще сжимавшую локоть Рэйчел.
– Я считаю, что это вполне очевидно. Откровенно говоря, нам нужно держаться подальше друг от друга, – холодно объяснил он.
Рэйчел ловко скрыла свое разочарование. Она привыкла видеть, как всякий раз рушатся ее надежды на примирение.
– Мы и так уже не вместе, – резко ответила она.
– Мы все еще привязаны друг к другу, – возразил он.
Страшная догадка пронзила ее. Вероятно, он хочет приступить к оформлению развода. Ее сердце глухо забилось. Выйдя за ворота, она невольно оглянулась и заметила вывеску доктора.
– Странно, этот доктор, оказывается, терапевт и гомеопат, – удивленно сказала она, чтобы сказать хоть что-нибудь.
– Прости, я не заметил этого. Возможно, поэтому мы и просидели там час. Я запишу тебя к другому... – засуетился Хэнк.
– Не надо, – твердо сказала Рэйчел. – Мне понравился этот доктор. У меня появилось впечатление, что хоть кто-то способен принять во внимание мои чувства. Это было что-то новое. К тому же он дал мне много полезных советов.
Она вполне естественно приложила руку к животу и мысленно поприветствовала своего малыша.
– Я хочу, чтобы плод развивался правильно, чтобы он был хорошо защищен, – низким голосом проговорила она, – поэтому я буду по возможности использовать все натуральное, дышать свежим воздухом и пить чистую воду. Я верю доктору Гринджеру. Знаешь, он дал мне принять одно гомеопатическое средство от тошноты, и мне уже стало лучше.
– А что относительно питания? – с недоверием спросил Хэнк.
– Он посоветовал свежие продукты без химических добавок, выращенные в экологически чистой среде. Думаю, имеет смысл попробовать, – ответила она, гордясь своими новыми познаниями.
– Да, но тебе понадобятся какие-нибудь лекарства для обезболивания во время родов.
– Нет, я решила довериться доктору Гринджеру. Он убедил меня насчет употребления натуральных и безопасных препаратов. Я не хочу, чтобы мой ребенок начал жизнь с химикатами в крови, – заявила она, изумленная и переполненная новой силой, призванной оберегать ее малыша.
Хэнк только пожал плечами.
– Это твое дело. Только предупреждаю: если ребенок будет в опасности во время родов, я вмешаюсь.
– Ты что, собираешься присутствовать при этом? – удивилась она.
– Конечно, я имею на это право.
Рэйчел замолчала и с негодованием отвернулась от него. Роды – это нечто интимное и личное. А что может быть личного между ними, если к тому времени Хэнк будет уже несколько месяцев жить с Долли?
Он нехотя освободится от объятий новой подружки и отправится наблюдать, как его бывшая жена корчится в муках и кричит. Она видела в фильмах, как это происходит.
– Ты можешь ждать снаружи и ходить по коридору. Я не хочу, чтобы ты был там со мной! – категорически заявила Рэйчел.
– Почему? – спросил Хэнк.
Чтобы не получить удар по своему самолюбию, вот почему. Она боялась, что в момент эмоциональной слабости начнет упрашивать его вернуться, а он, с ужасом глядя на ее тело, похожее на туловище кита, откажется... и Рэйчел навсегда потеряет способность уважать себя.
– К тому времени ты уже не будешь моим мужем, – мрачно сказала она. – Я хочу, чтобы при родах со мной был кто-то близкий.
– Кто, например? – процедил он сквозь стиснутые зубы.
– Откуда мне знать? Моя мать или друзья, ведь я могу с кем-то подружиться здесь или безумно влюбиться, в какого-нибудь великолепного мачо.
Он посмотрел на нее, широко раскрыв глаза.
– Это невозможно, ты ведь ждешь ребенка!
Рэйчел тяжело вздохнула. Зачем она ввязалась в этот дурацкий разговор? Теперь ей придется оправдываться.
– Сердце не обманешь, – сказала она. – Иногда люди находят свою любовь при самых необычных обстоятельствах. Я не твоя собака, Хэнк. Может случиться, что я встречу кого-то, и мы полюбим друг друга. Моя беременность не сможет этому помешать.
Хэнк обвел ее холодным, угрожающим взглядом.
– Я не думал, что ты способна так легко сменить объект своей страсти, – процедил он. – Это значит, что твое чувство ко мне было поверхностным.
Это уже слишком! Она загнала себя в угол, произнося слова, которые не соответствовали истине. Рэйчел никогда никого не сможет любить так, как любит мужа. И ее задело, что Хэнк решил, будто она мечтает о другой любви. Ведь это он был неверным!
– Ты хочешь сказать, что твоя интрижка с Долли свидетельствует о наличии глубокой любви ко мне? – сердито бросила она.
– У меня с ней ничего не было, – натянуто сказал Хэнк.
Рэйчел пожала плечами.
– До сих пор не хватает духа сказать правду? И это после того, как я услышала, что ты с ней договариваешься об очередной встрече. Ладно. Это ничего не меняет. Сделанного, не воротишь, и я отношусь к этому реалистично. Я не собираюсь стоять на месте. Я решила оставить прошлое позади и не упускать своего счастья.
– С другим мужчиной?
– Да, – сказала она и вызывающе подняла голову.
– Понятно.
Она почувствовала, как Хэнк напрягся. Ему не хотелось, чтобы это случилось. Мужчины даже к своим бывшим женам относятся как к собственности. Кроме того, Рэйчел догадывалась, что ему ужасно не хочется, чтобы его ребенка воспитывал отчим.
– Я знаю, что мы в ужасном положении, – мягко, даже с сочувствием произнесла она, – но мы не можем притворяться, что наша жизнь будет такой же, как прежде.
– Согласен, – нехотя кивнул он. – Но... подожди, дай мне подумать.
Рэйчел пожала плечами и оставила Хэнка во власти его мыслей. Они шли на расстоянии друг от друга, не держась за руки и не обнимаясь, и это необыкновенно тяготило ее.
Ей было двадцать четыре года, а Хэнку тридцать. За последние шесть лет они успели побывать друзьями, любовниками, компаньонами и супругами. Теперь казалось, что всего этого никогда не было. Особенно жестоко, что судьба заставила их расстаться в такой важный для обоих момент.
Но Рэйчел должна принять происходящее и попытаться как-то устроить свою жизнь. Она не первая и не последняя женщина, оказавшаяся в такой ситуации.
На ней лежит огромная ответственность за ребенка, и она готова взять ее на себя и выдержать все испытания.
Хэнк продолжал молчать, и Рэйчел невольно стала осматривать местность.
Они шли по улице, вдоль которой выстроились крытые черепицей коттеджи, возведенные чуть ли не первыми поселенцами. Садики, окружавшие каждый из них, поражали изобилием звуков и красок. Суетливые пчелы жужжали над чашечками ярких летних цветов, торопясь собрать пыльцу прежде, чем снова начнутся дожди.
В воздухе витали сладкие ароматы, в ярко-голубом небе парили ласточки, и вся окрестность была объята миром и покоем.
– Доброе утро! – поприветствовал их незнакомый прохожий.
Супруги удивленно переглянулись и, улыбнувшись, ответили на его приветствие.
Незаметно они оказались в центре поселка. За прудом, в котором плавали утки, на круглой зеленой лужайке стояла приземистая церквушка, и Рэйчел почувствовала, что от этого строения веет древним спокойствием, надежной защитой и постоянством.
Церквушка стояла здесь веками. Она пережила войны и времена экономического спада, местные и общенациональные бедствия, служа символом прочности и веры, приносящей утешение. Она была свидетелем бессчетного количества крещений, венчаний и похорон. Жизнеспособность маленького храма придала Рэйчел новые силы, и она решила, что начнет приходить сюда и непременно окрестит здесь своего ребенка.
– Давай присядем и поговорим, – тихо сказал Хэнк, указывая на скамейку у пруда.
Рэйчел подошла к скамейке и стала читать надпись, вырезанную на металлической пластине, приделанной к резной спинке:
«В память о Мэри Гринджер. Пусть другие разделят ее радость кормить уток в этом пруду, наслаждаясь покоем и совершенством преходящего мира».
По лицу Рэйчел скользнула улыбка. Может, эта женщина была матерью доктора?
– Это очень мило, – теплым голосом произнесла она.
Но Хэнка, похоже, не трогали эти сантименты. Сжав зубы, он смахивал со скамейки пыль. Его не развеселила даже стайка смешных шумных уток, слетевшихся к берегу.
Рэйчел села, откинулась на спинку скамейки и на мгновение представила себе, как она будет приходить сюда со своим малышом. Они будут покупать какие-нибудь безделушки в магазинчике рядом с почтой, гулять у пруда, кормить уток и приветствовать незнакомцев.
Раньше она была так занята работой, что не замечала этого идиллического уголка, ведущего свою неспешную жизнь совсем неподалеку от ее дома. Атмосфера поселка дарила ей облегчение и смягчала душу.
– Этот ребенок очень важен для меня, – коротко сказал Хэнк, прерывая ее мечтания.
Рэйчел бросила беглый взгляд на его суровый профиль, не в силах понять, к чему он клонит. Ее охватил страх. Неужели он собирается забрать ребенка?
– Для меня тоже! – выпалила она.
– Ты знаешь, какое у меня было детство.
Рэйчел знала это слишком хорошо.
– Да, – смягчаясь, сказала она. – Знаю.
– Тогда ты должна понять, почему я не хочу, чтобы наш ребенок страдал из-за нас, – сурово сказал Хэнк и сверкнул глазами.
Рэйчел заморгала. Что он задумал?
– Он не будет страдать. Все проблемы разрешатся, и ко времени появления малыша между нами установятся надежные дружеские отношения, – быстро проговорила она.
– Я не этого хочу, – отрезал он.
– Ты хочешь, чтобы мы воевали?
Хэнк отвел глаза в сторону и невидящим взглядом уставился на крякающих уток. Его явно что-то мучило. Надежда снова стала закрадываться в ее сердце. Он был так близко и вместе с тем так далеко. Он мог обнять ее своими сильными руками, начать утешать, просить прощения и заставить снова поверить в лучшее. Но расстояние между ними росло и становилось непреодолимым.
– Я хочу, чтобы у нашего ребенка, были оба родителя, – решительно сказал Хэнк.
– Несомненно, они у него будут, – выпалила Рэйчел, не подумав.
– Нет, я имею в виду настоящих родителей, которые бы полностью отдавали себя ребенку.
У Рэйчел перехватило дыхание.
– Ты говоришь о нас с тобой? Ты же знаешь, что это невозможно!
Его чувственный рот упрямо сжался.
– А я думаю, что возможно! – горячо проговорил Хэнк. – Я не хочу, чтобы мой ребенок прошел через тот же ад, что и я когда-то.
От мучительных воспоминаний лицо Хэнка исказилось. Его отец бросил мать, когда она была беременна. Хэнк не знал этого человека и не хотел знать, но всю жизнь ему недоставало отцовской любви.
В его голове роились и другие воспоминания, которые он все эти годы усердно пытался подавить. Он рос молчаливым, замкнутым ребенком, наблюдая, как мама работала с утра до вечера, пытаясь прокормить его и себя. Она старела и превращалась в седую старуху.
Иногда Хэнк просыпался по ночам, услышав ее сдавленные рыдания, и знал, что ничем не может помочь. Ему оставалось только быть хорошим мальчиком, мыть посуду, готовить ужин, не мешать ей и хорошо учиться в школе, чтобы когда-нибудь иметь возможность по-настоящему помогать матери и заботиться о ней.
Ему так хотелось любви, хотелось, чтобы она обняла его, поблагодарила за помощь по хозяйству, похвалила за хорошую учебу... Но ему приходилось сдерживать свои чувства, потому что он видел, что мать все больше и больше превращалась в робота, у которого не оставалось никаких сил и эмоций для сына.
Он чувствовал, что был помехой в жизни матери – нелюбимым, нежеланным. Все, что он слышал от нее, было: «Сядь в углу. Закрой рот. Иди в свою комнату. Подойди, я помогу тебе застегнуться». Его детство было адом.
Потом он встретил Рэйчел.
Внезапно его мысли прервались. Хэнк услышал, что Рэйчел пытается что-то ему втолковать.
– Это совершенно иная ситуация, – мягким голосом говорила она. – Я хорошо зарабатываю, и у меня есть кое-какие сбережения. Ты тоже материально обеспечен.
– Ты не понимаешь! – разочарованно воскликнул он. – И никогда не поймешь, потому что не испытала этого. Я хотел материнской любви и заботы! Здесь дело не в деньгах, а в эмоциональной защищенности, Рэйчел!
– Я позабочусь об этом, – упрямо возразила она.
– Нет, этого будет недостаточно, – настаивал он. – Попытайся понять. Когда моя мать умерла, и мне пришлось кочевать от одной пары приемных родителей к другой, я неустанно мечтал о том, что имели другие дети. Я мечтал иметь родителей, которых бы интересовала моя жизнь, которые помогали бы мне делать уроки, любили и заботились обо мне, пусть даже и ругали иногда. Я знаю, что это, вероятно, далеко от реальности, что тысячи детей растут счастливыми и здоровыми только с одним родителем. Но я не позволю, чтобы мой ребенок так жил, Рэйчел. Ни за что в мире я не хотел бы, чтобы мой ребенок рос в неполной семье.
– Ты сможешь видеть его, когда и сколько захочешь, – заверила она.
– Я не это имею в виду... – Голос Хэнка дрожал.
– Тогда, что ты предлагаешь, Хэнк? – с опаской спросила Рэйчел, глядя на него широко раскрытыми глазами.
Он перевел дыхание.
– Давай начнем сначала. Ты сказала, что хочешь избежать городской грязи и стрессов, чтобы ребенок, рос здоровым.
– Да.
– Тогда «Пинк Стоунз» – идеальное место для этого.
Слабая улыбка пробежала по ее губам.
– Я с тобой, абсолютно согласна, – пылко проговорила она. – Должна признаться тебе, что еще совсем недавно я ненавидела этот дом и только ради тебя пыталась смириться с ним. Но теперь я сама полюбила его и считаю, что это самое подходящее место для того, чтобы растить ребенка. Я полюбила и этот поселок, и тишину, и грязь, и весь местный образ жизни. Не знаю только, как я смогу совмещать это с работой.
– Об этом я и хотел поговорить, – спокойно сказал он, хотя глаза его горели. – Я хочу, чтобы ты жила в «Пинк Стоунз» и растила здесь нашего ребенка.
– Тебе будет трудно покинуть этот дом, – неуверенно сказала она.
– Я покину его, если будет нужно, но я хочу быть гораздо ближе к нашему ребенку, чем ты предполагаешь, – загадочно проговорил он. – Пойми, я не хочу быть простым посетителем. Я хочу проводить с ребенком дни и ночи. Я хочу пройти через все этапы его развития и полноценно участвовать в его жизни.
Внимательно глядя на Хэнка, Рэйчел постепенно начала верить в то, во что поверить боялась. Он хотел склеить пробежавшую между ними трещину и начать все сначала. Он хотел, чтобы они были одной семьей.
Но, несмотря на то, что она сама мечтала об этом, Рэйчел сомневалась, что это возможно. Хэнк предал ее однажды, и это может повториться. Она не решалась рисковать.
Хотя не исключено, что он очень сожалеет об этом. Она закусила губу, пытаясь сдержать свое безрассудное сердце, которое побуждало ее согласиться немедленно, простить мужа и броситься в его объятия с поцелуями.
– Я не уверена, – тихо пробормотала она.
– Я хочу этого больше всего на свете, – упрямо сказал Хэнк.
Под взглядом его теплых затуманенных глаз ей было трудно устоять.
Рэйчел знала, что, если она не простит Хэнка сейчас, они навсегда останутся врагами. Да или нет. Теперь будущее всех троих находилось в ее руках.
7
Хэнк поспешно вернулся к столику с напитками, но далеко не сразу его сердце забилось в нормальном ритме, и он сумел обуздать свое желание.
Отхлебывая крепкий арабский кофе, он пытался отвлечься.
– Приятный коттедж, правда? Это редкость – найти доктора, который принимал бы в доме под черепичной крышей, окруженном полевыми цветами.
Боже, какую чепуху он нес. Но это лучше, чем броситься обнимать ее и утешать. Рэйчел была в еще худшем состоянии.
– Удивительно, что доктор разоряется на такие щедрые угощения, принимая так мало пациентов, – заметил Хэнк.
Рэйчел поставила чашку на стол, встала и тяжело вздохнула.
– Я не смогу зайти в кабинет, – хрипло проговорила она. – Просто не смогу.
– Миссис Хансон! Прошу вас! – приветливо произнес седовласый мужчина, выходя из кабинета. – Я через секунду освобожусь.
Хэнк наблюдал, как доктор весело болтает с предыдущей пациенткой, назначая ей следующий визит, и удивился, почувствовав дрожащие пальцы Рэйчел на своем плече.
– Похоже, док – славный парень, – пробормотал Хэнк, пытаясь приободрить ее, но ощутил, что Рэйчел сжимает его руку все сильнее. – Тебя тошнит?
– Нет, у меня просто ноги подгибаются от страха, – сказала она, вымученно улыбаясь. – Это хуже экзаменов. Я бы лучше пошла на костер.
– Это только кажется. Вот увидишь – все не так уж страшно, – попытался успокоить ее Хэнк. – Нам пора заходить.
– Итак, прошу вас! – широко улыбнулся доктор, закрывая за ними дверь. – Усаживайтесь поудобнее. Вы живете в «Пинк Стоунз», да? Славный домик. У вас там будет райский уголок, когда вы закончите строительство. Кстати, у меня тут где-то было шоколадное печенье...
Пока доктор стоял к ним спиной, Хэнк удивленно поднял брови, и Рэйчел успела в ответ слегка улыбнуться, но тут же ею снова овладела тревога.
Сердце Хэнка тоже колотилось, как отбойный молоток.
Пусть она окажется беременной! Тогда в его рушащемся мире появится хоть что-то хорошее. За время их совместной жизни Хэнк понял, что внутри него скрыт целый кладезь неизрасходованной любви. Он мог бы излить эту любовь на своего первенца, и тогда отпадет необходимость выражать свои чувства той, кто в них не нуждается.
Крепче сжимая руку Рэйчел, чтобы придать уверенности – ей или себе? – Хэнк сел рядом с ней на диван напротив доктора, который расположился в удобном кресле.
Почему, думал Хэнк, люди так часто отталкивали его? Когда же он научится быть осторожным? И все же, успокаивал он себя, с ребенком все получится по-другому. С сыном – или это будет дочь? – у него установится такая прочная связь, которую ничто не сможет разрушить. Малыш – его единственная надежда на будущее. Его любовь к ребенку не будет ничем ограничена и обусловлена.
Пожалуйста, будь беременной. Носи моего ребенка. Хэнку хотелось кричать это вслух, но в то же время с тяжестью в сердце он готовился к разочарованию.
– Итак, миссис Хансон, расскажите мне, что вас беспокоит, – ободряюще кивнул доктор, предлагая им печенье.
Рэйчел отломила кусочек печенья и принялась рассеянно его жевать. Хэнку безумно захотелось слизать шоколад с ее губ.
– Мне кажется, что я беременна, – жалобно проговорила она.
Доктор понимающе посмотрел на нее.
– Ясно. И как вы к этому относитесь? Это хорошо или плохо? – заботливо спросил доктор.
– Хорошо! – выпалил Хэнк. – Мы хотим быть уверены, что с Рэйчел и малышом все в порядке!
Тут его охватил страх, и он замолчал.
– Мне кажется, что вы чем-то взволнованы, – продолжал доктор.
Хэнк заметил, что у доктора очень проницательные глаза. Его невозможно обмануть. Тот явно обратил внимание, как, ожидая ответа Рэйчел, Хэнк сжал кулаки, а потом, не желая выдавать волнения, положил руки на колени. Но это выглядело неубедительно.
– Это случилось неожиданно. Мы не планировали... Но я очень огорчусь, если окажется, что это – ложная тревога, – тихо сказала Рэйчел.
А мне это просто грозит опустошением, подумал Хэнк, когда почувствовал, как рука Рэйчел выскользнула из его ладони. Доброжелательно продолжая беседу, доктор повел свою пациентку к ширме в углу кабинета.
Хэнка охватило неудержимое беспокойство. А что, если они ошиблись, и она не ждет ребенка? О, тогда он уедет куда-нибудь очень далеко – в Бразилию, в Европу, в Австралию, – на любой континент, где не будет Рэйчел.
Пусть она будет беременна, повторял он как мантру. Иначе на кого выплеснуть ту любовь, что переполняла его изнутри?
Через час Рэйчел и Хэнк покинули коттедж доктора. Пациентка была изумлена и потрясена. Доктор задавал ей множество вопросов, на которые она давала подробные ответы, и в процессе беседы она все больше проникалась уважением и доверием к нему, особенно когда он давал ей наставления, касающиеся здоровья матери и ребенка, ставшие для нее настоящим откровением.
Скоро она станет матерью.
У Рэйчел перехватило дыхание. Она носит в себе малыша.
– Подожди минутку, – сказала она Хэнку, слабо осознавая, на каком свете находится.
– Конечно, – ответил он и прислонился к стене, держа жену за руку.
По терпению, с которым Хэнк теперь относился к ней, Рэйчел догадалась: он решил ее беречь, понимая, какую крупную перемену приготовила для нее жизнь. Ей нужно время, чтобы оправиться от потрясения.
Надо взять себя в руки, успокоиться и восстановить дыхание.
Раз, два, три – вдох, раз, два, три – выдох. Она стояла, вдыхая запах жимолости, которая обвивала старую дверь коттеджа. Еще несколько вдохов-выдохов, и все будет нормально.
Нормально? Рэйчел закусила губу. Ей придется стать совершенно другим человеком. Она будет матерью, а это значит, что ее жизнь станет полностью принадлежать ребенку. Она привыкла к независимости, привыкла к будоражащим поездкам в Нью-Йорк, к бесконечным телефонным звонкам, к встречам и принятию решений.
Как она справится с этой абсолютно новой для нее ролью? Сжимая руку Хэнка, она стояла неподвижно и смотрела вдаль, в тот далекий, совершенно незнакомый ей мир. За годы работы в деловой сфере она научилась справляться с самыми трудными финансовыми операциями, но грядущая перемена пугала ее.
И с ней не было ни матери, ни кого-то другого, – кроме, конечно, доктора, – кто мог бы стать ее советчиком и помощником. Ведь Хэнк...
– Смотри, радуга! – сказал Хэнк, указывая на огромную дугу на горизонте. – Знак надежды.
Она крепко сжала губы. Конечно, для него все обстоит по-другому. Он начнет приезжать каждую вторую субботу, привозить подарки, ворковать над детской коляской, и на этом все его заботы будут заканчиваться до следующего визита.
А выдержит ли она, измученная бессонными ночами и бесконечной сменой пеленок?
Рэйчел поспешно прогнала эти пугающие мысли. Прежде всего, она – единственная, кому ребенок будет доверять. Она сможет держать его на руках, у нее появится кто-то, кого она сможет любить. Сердце Рэйчел наполнилось тихой радостью. Она справится со всеми трудностями материнства, как справляется большинство женщин.
Сейчас не это являлось главной заботой. Сейчас ее больше беспокоил Хэнк. Уже теперь Рэйчел скучала по нему, а что же будет дальше?
В джинсах и голубой рубашке он выглядел необыкновенно привлекательным. Но теперь другая женщина наслаждалась его телом... При этой мысли Рэйчел помрачнела.
С трогательной бережностью Хэнк взял ее за плечи и повернул к себе.
– Бедняжка Рэйчел, ты все еще не можешь прийти в себя. Это было так неожиданно, – проговорил он и заметил слезы в ее глазах. – С тобой все в порядке?
Ей неудержимо хотелось оказаться в его объятиях, испытать ласку его сильных рук, но она вспомнила, где и в каких занятиях он проводит ночи, и сдержала этот порыв.
– Нет. У меня все перевернулось внутри, – пробормотала она.
Он нахмурился.
– Ты не рада?
В этот миг он выглядел таким трогательным, что ее слабое сердце снова затопила любовь. В порыве нежности она закрыла глаза и подняла голову.
Поцелуй меня, говорили ее губы. Поддержи меня. Будь отцом нашему ребенку.
Почувствовав, как Хэнк взял ее под локоть, Рэйчел открыла глаза и увидела, что он ведет ее по тропинке через сад к открытым воротам.
– Я бы хотел поговорить с тобой, – сказал он. – Погода налаживается, так что предлагаю прогуляться и кое-что обсудить.
– Например?
Он бросил на нее беглый взгляд, замер, а затем поспешно отдернул руку, все еще сжимавшую локоть Рэйчел.
– Я считаю, что это вполне очевидно. Откровенно говоря, нам нужно держаться подальше друг от друга, – холодно объяснил он.
Рэйчел ловко скрыла свое разочарование. Она привыкла видеть, как всякий раз рушатся ее надежды на примирение.
– Мы и так уже не вместе, – резко ответила она.
– Мы все еще привязаны друг к другу, – возразил он.
Страшная догадка пронзила ее. Вероятно, он хочет приступить к оформлению развода. Ее сердце глухо забилось. Выйдя за ворота, она невольно оглянулась и заметила вывеску доктора.
– Странно, этот доктор, оказывается, терапевт и гомеопат, – удивленно сказала она, чтобы сказать хоть что-нибудь.
– Прости, я не заметил этого. Возможно, поэтому мы и просидели там час. Я запишу тебя к другому... – засуетился Хэнк.
– Не надо, – твердо сказала Рэйчел. – Мне понравился этот доктор. У меня появилось впечатление, что хоть кто-то способен принять во внимание мои чувства. Это было что-то новое. К тому же он дал мне много полезных советов.
Она вполне естественно приложила руку к животу и мысленно поприветствовала своего малыша.
– Я хочу, чтобы плод развивался правильно, чтобы он был хорошо защищен, – низким голосом проговорила она, – поэтому я буду по возможности использовать все натуральное, дышать свежим воздухом и пить чистую воду. Я верю доктору Гринджеру. Знаешь, он дал мне принять одно гомеопатическое средство от тошноты, и мне уже стало лучше.
– А что относительно питания? – с недоверием спросил Хэнк.
– Он посоветовал свежие продукты без химических добавок, выращенные в экологически чистой среде. Думаю, имеет смысл попробовать, – ответила она, гордясь своими новыми познаниями.
– Да, но тебе понадобятся какие-нибудь лекарства для обезболивания во время родов.
– Нет, я решила довериться доктору Гринджеру. Он убедил меня насчет употребления натуральных и безопасных препаратов. Я не хочу, чтобы мой ребенок начал жизнь с химикатами в крови, – заявила она, изумленная и переполненная новой силой, призванной оберегать ее малыша.
Хэнк только пожал плечами.
– Это твое дело. Только предупреждаю: если ребенок будет в опасности во время родов, я вмешаюсь.
– Ты что, собираешься присутствовать при этом? – удивилась она.
– Конечно, я имею на это право.
Рэйчел замолчала и с негодованием отвернулась от него. Роды – это нечто интимное и личное. А что может быть личного между ними, если к тому времени Хэнк будет уже несколько месяцев жить с Долли?
Он нехотя освободится от объятий новой подружки и отправится наблюдать, как его бывшая жена корчится в муках и кричит. Она видела в фильмах, как это происходит.
– Ты можешь ждать снаружи и ходить по коридору. Я не хочу, чтобы ты был там со мной! – категорически заявила Рэйчел.
– Почему? – спросил Хэнк.
Чтобы не получить удар по своему самолюбию, вот почему. Она боялась, что в момент эмоциональной слабости начнет упрашивать его вернуться, а он, с ужасом глядя на ее тело, похожее на туловище кита, откажется... и Рэйчел навсегда потеряет способность уважать себя.
– К тому времени ты уже не будешь моим мужем, – мрачно сказала она. – Я хочу, чтобы при родах со мной был кто-то близкий.
– Кто, например? – процедил он сквозь стиснутые зубы.
– Откуда мне знать? Моя мать или друзья, ведь я могу с кем-то подружиться здесь или безумно влюбиться, в какого-нибудь великолепного мачо.
Он посмотрел на нее, широко раскрыв глаза.
– Это невозможно, ты ведь ждешь ребенка!
Рэйчел тяжело вздохнула. Зачем она ввязалась в этот дурацкий разговор? Теперь ей придется оправдываться.
– Сердце не обманешь, – сказала она. – Иногда люди находят свою любовь при самых необычных обстоятельствах. Я не твоя собака, Хэнк. Может случиться, что я встречу кого-то, и мы полюбим друг друга. Моя беременность не сможет этому помешать.
Хэнк обвел ее холодным, угрожающим взглядом.
– Я не думал, что ты способна так легко сменить объект своей страсти, – процедил он. – Это значит, что твое чувство ко мне было поверхностным.
Это уже слишком! Она загнала себя в угол, произнося слова, которые не соответствовали истине. Рэйчел никогда никого не сможет любить так, как любит мужа. И ее задело, что Хэнк решил, будто она мечтает о другой любви. Ведь это он был неверным!
– Ты хочешь сказать, что твоя интрижка с Долли свидетельствует о наличии глубокой любви ко мне? – сердито бросила она.
– У меня с ней ничего не было, – натянуто сказал Хэнк.
Рэйчел пожала плечами.
– До сих пор не хватает духа сказать правду? И это после того, как я услышала, что ты с ней договариваешься об очередной встрече. Ладно. Это ничего не меняет. Сделанного, не воротишь, и я отношусь к этому реалистично. Я не собираюсь стоять на месте. Я решила оставить прошлое позади и не упускать своего счастья.
– С другим мужчиной?
– Да, – сказала она и вызывающе подняла голову.
– Понятно.
Она почувствовала, как Хэнк напрягся. Ему не хотелось, чтобы это случилось. Мужчины даже к своим бывшим женам относятся как к собственности. Кроме того, Рэйчел догадывалась, что ему ужасно не хочется, чтобы его ребенка воспитывал отчим.
– Я знаю, что мы в ужасном положении, – мягко, даже с сочувствием произнесла она, – но мы не можем притворяться, что наша жизнь будет такой же, как прежде.
– Согласен, – нехотя кивнул он. – Но... подожди, дай мне подумать.
Рэйчел пожала плечами и оставила Хэнка во власти его мыслей. Они шли на расстоянии друг от друга, не держась за руки и не обнимаясь, и это необыкновенно тяготило ее.
Ей было двадцать четыре года, а Хэнку тридцать. За последние шесть лет они успели побывать друзьями, любовниками, компаньонами и супругами. Теперь казалось, что всего этого никогда не было. Особенно жестоко, что судьба заставила их расстаться в такой важный для обоих момент.
Но Рэйчел должна принять происходящее и попытаться как-то устроить свою жизнь. Она не первая и не последняя женщина, оказавшаяся в такой ситуации.
На ней лежит огромная ответственность за ребенка, и она готова взять ее на себя и выдержать все испытания.
Хэнк продолжал молчать, и Рэйчел невольно стала осматривать местность.
Они шли по улице, вдоль которой выстроились крытые черепицей коттеджи, возведенные чуть ли не первыми поселенцами. Садики, окружавшие каждый из них, поражали изобилием звуков и красок. Суетливые пчелы жужжали над чашечками ярких летних цветов, торопясь собрать пыльцу прежде, чем снова начнутся дожди.
В воздухе витали сладкие ароматы, в ярко-голубом небе парили ласточки, и вся окрестность была объята миром и покоем.
– Доброе утро! – поприветствовал их незнакомый прохожий.
Супруги удивленно переглянулись и, улыбнувшись, ответили на его приветствие.
Незаметно они оказались в центре поселка. За прудом, в котором плавали утки, на круглой зеленой лужайке стояла приземистая церквушка, и Рэйчел почувствовала, что от этого строения веет древним спокойствием, надежной защитой и постоянством.
Церквушка стояла здесь веками. Она пережила войны и времена экономического спада, местные и общенациональные бедствия, служа символом прочности и веры, приносящей утешение. Она была свидетелем бессчетного количества крещений, венчаний и похорон. Жизнеспособность маленького храма придала Рэйчел новые силы, и она решила, что начнет приходить сюда и непременно окрестит здесь своего ребенка.
– Давай присядем и поговорим, – тихо сказал Хэнк, указывая на скамейку у пруда.
Рэйчел подошла к скамейке и стала читать надпись, вырезанную на металлической пластине, приделанной к резной спинке:
«В память о Мэри Гринджер. Пусть другие разделят ее радость кормить уток в этом пруду, наслаждаясь покоем и совершенством преходящего мира».
По лицу Рэйчел скользнула улыбка. Может, эта женщина была матерью доктора?
– Это очень мило, – теплым голосом произнесла она.
Но Хэнка, похоже, не трогали эти сантименты. Сжав зубы, он смахивал со скамейки пыль. Его не развеселила даже стайка смешных шумных уток, слетевшихся к берегу.
Рэйчел села, откинулась на спинку скамейки и на мгновение представила себе, как она будет приходить сюда со своим малышом. Они будут покупать какие-нибудь безделушки в магазинчике рядом с почтой, гулять у пруда, кормить уток и приветствовать незнакомцев.
Раньше она была так занята работой, что не замечала этого идиллического уголка, ведущего свою неспешную жизнь совсем неподалеку от ее дома. Атмосфера поселка дарила ей облегчение и смягчала душу.
– Этот ребенок очень важен для меня, – коротко сказал Хэнк, прерывая ее мечтания.
Рэйчел бросила беглый взгляд на его суровый профиль, не в силах понять, к чему он клонит. Ее охватил страх. Неужели он собирается забрать ребенка?
– Для меня тоже! – выпалила она.
– Ты знаешь, какое у меня было детство.
Рэйчел знала это слишком хорошо.
– Да, – смягчаясь, сказала она. – Знаю.
– Тогда ты должна понять, почему я не хочу, чтобы наш ребенок страдал из-за нас, – сурово сказал Хэнк и сверкнул глазами.
Рэйчел заморгала. Что он задумал?
– Он не будет страдать. Все проблемы разрешатся, и ко времени появления малыша между нами установятся надежные дружеские отношения, – быстро проговорила она.
– Я не этого хочу, – отрезал он.
– Ты хочешь, чтобы мы воевали?
Хэнк отвел глаза в сторону и невидящим взглядом уставился на крякающих уток. Его явно что-то мучило. Надежда снова стала закрадываться в ее сердце. Он был так близко и вместе с тем так далеко. Он мог обнять ее своими сильными руками, начать утешать, просить прощения и заставить снова поверить в лучшее. Но расстояние между ними росло и становилось непреодолимым.
– Я хочу, чтобы у нашего ребенка, были оба родителя, – решительно сказал Хэнк.
– Несомненно, они у него будут, – выпалила Рэйчел, не подумав.
– Нет, я имею в виду настоящих родителей, которые бы полностью отдавали себя ребенку.
У Рэйчел перехватило дыхание.
– Ты говоришь о нас с тобой? Ты же знаешь, что это невозможно!
Его чувственный рот упрямо сжался.
– А я думаю, что возможно! – горячо проговорил Хэнк. – Я не хочу, чтобы мой ребенок прошел через тот же ад, что и я когда-то.
От мучительных воспоминаний лицо Хэнка исказилось. Его отец бросил мать, когда она была беременна. Хэнк не знал этого человека и не хотел знать, но всю жизнь ему недоставало отцовской любви.
В его голове роились и другие воспоминания, которые он все эти годы усердно пытался подавить. Он рос молчаливым, замкнутым ребенком, наблюдая, как мама работала с утра до вечера, пытаясь прокормить его и себя. Она старела и превращалась в седую старуху.
Иногда Хэнк просыпался по ночам, услышав ее сдавленные рыдания, и знал, что ничем не может помочь. Ему оставалось только быть хорошим мальчиком, мыть посуду, готовить ужин, не мешать ей и хорошо учиться в школе, чтобы когда-нибудь иметь возможность по-настоящему помогать матери и заботиться о ней.
Ему так хотелось любви, хотелось, чтобы она обняла его, поблагодарила за помощь по хозяйству, похвалила за хорошую учебу... Но ему приходилось сдерживать свои чувства, потому что он видел, что мать все больше и больше превращалась в робота, у которого не оставалось никаких сил и эмоций для сына.
Он чувствовал, что был помехой в жизни матери – нелюбимым, нежеланным. Все, что он слышал от нее, было: «Сядь в углу. Закрой рот. Иди в свою комнату. Подойди, я помогу тебе застегнуться». Его детство было адом.
Потом он встретил Рэйчел.
Внезапно его мысли прервались. Хэнк услышал, что Рэйчел пытается что-то ему втолковать.
– Это совершенно иная ситуация, – мягким голосом говорила она. – Я хорошо зарабатываю, и у меня есть кое-какие сбережения. Ты тоже материально обеспечен.
– Ты не понимаешь! – разочарованно воскликнул он. – И никогда не поймешь, потому что не испытала этого. Я хотел материнской любви и заботы! Здесь дело не в деньгах, а в эмоциональной защищенности, Рэйчел!
– Я позабочусь об этом, – упрямо возразила она.
– Нет, этого будет недостаточно, – настаивал он. – Попытайся понять. Когда моя мать умерла, и мне пришлось кочевать от одной пары приемных родителей к другой, я неустанно мечтал о том, что имели другие дети. Я мечтал иметь родителей, которых бы интересовала моя жизнь, которые помогали бы мне делать уроки, любили и заботились обо мне, пусть даже и ругали иногда. Я знаю, что это, вероятно, далеко от реальности, что тысячи детей растут счастливыми и здоровыми только с одним родителем. Но я не позволю, чтобы мой ребенок так жил, Рэйчел. Ни за что в мире я не хотел бы, чтобы мой ребенок рос в неполной семье.
– Ты сможешь видеть его, когда и сколько захочешь, – заверила она.
– Я не это имею в виду... – Голос Хэнка дрожал.
– Тогда, что ты предлагаешь, Хэнк? – с опаской спросила Рэйчел, глядя на него широко раскрытыми глазами.
Он перевел дыхание.
– Давай начнем сначала. Ты сказала, что хочешь избежать городской грязи и стрессов, чтобы ребенок, рос здоровым.
– Да.
– Тогда «Пинк Стоунз» – идеальное место для этого.
Слабая улыбка пробежала по ее губам.
– Я с тобой, абсолютно согласна, – пылко проговорила она. – Должна признаться тебе, что еще совсем недавно я ненавидела этот дом и только ради тебя пыталась смириться с ним. Но теперь я сама полюбила его и считаю, что это самое подходящее место для того, чтобы растить ребенка. Я полюбила и этот поселок, и тишину, и грязь, и весь местный образ жизни. Не знаю только, как я смогу совмещать это с работой.
– Об этом я и хотел поговорить, – спокойно сказал он, хотя глаза его горели. – Я хочу, чтобы ты жила в «Пинк Стоунз» и растила здесь нашего ребенка.
– Тебе будет трудно покинуть этот дом, – неуверенно сказала она.
– Я покину его, если будет нужно, но я хочу быть гораздо ближе к нашему ребенку, чем ты предполагаешь, – загадочно проговорил он. – Пойми, я не хочу быть простым посетителем. Я хочу проводить с ребенком дни и ночи. Я хочу пройти через все этапы его развития и полноценно участвовать в его жизни.
Внимательно глядя на Хэнка, Рэйчел постепенно начала верить в то, во что поверить боялась. Он хотел склеить пробежавшую между ними трещину и начать все сначала. Он хотел, чтобы они были одной семьей.
Но, несмотря на то, что она сама мечтала об этом, Рэйчел сомневалась, что это возможно. Хэнк предал ее однажды, и это может повториться. Она не решалась рисковать.
Хотя не исключено, что он очень сожалеет об этом. Она закусила губу, пытаясь сдержать свое безрассудное сердце, которое побуждало ее согласиться немедленно, простить мужа и броситься в его объятия с поцелуями.
– Я не уверена, – тихо пробормотала она.
– Я хочу этого больше всего на свете, – упрямо сказал Хэнк.
Под взглядом его теплых затуманенных глаз ей было трудно устоять.
Рэйчел знала, что, если она не простит Хэнка сейчас, они навсегда останутся врагами. Да или нет. Теперь будущее всех троих находилось в ее руках.
7
Сердце Рэйчел умело прощать. О том, что ее тело принадлежало Хэнку, и говорить не стоило. И только ее разум метался в сомнениях. В замешательстве Рэйчел решила сосредоточиться на том, что было бы лучше для ребенка, и пришла к одному решению – атмосфера стабильности и любви.
В этом и заключалась проблема. А что, если он снова собьется с пути и бросит ее с ребенком? Если Хэнк хотел остаться с ней только ради наследника, то их совместная жизнь ни к чему не приведет и, в конце концов, он все равно уйдет. Что она знает о его намерениях?
– Не лишай меня всего только из-за злости, – попросил Хэнк.
Их глаза встретились. В его взгляде смешались отчаяние и страсть. Он мучительно хотел, чтобы Рэйчел сказала «да». Знала бы она почему.
– Допустим, мы будем вместе, но что, если ты вдруг передумаешь? – осмелилась предположить Рэйчел.
– Как ты можешь так думать? Я буду надежным и преданным. Ты должна понять, что я испытываю, – твердо сказал он.
По ее губам скользнула улыбка. Рэйчел догадывалась, что Хэнк был в таком же замешательстве, как и она. Он так боялся оказаться отвергнутым, что не осмеливался даже посмотреть на нее.
Следуя его примеру, она постаралась быть сдержанной и скрыла свою радость.
– Думаю, ты прав, – сказала она, с трудом удерживая счастливую улыбку. – Ты должен участвовать в жизни нашего ребенка. Это очень важно.
Она сидела как на иголках, ожидая, что Хэнк тут же заключит ее в объятия и станет просить прощения. Но он резко встал и принялся беспокойно, как тигр, ходить взад и вперед, распугивая уток и воробьев. Ему, должно быть, трудно решиться на этот шаг, весело подумала Рэйчел.
Она бы не стала колебаться по поводу возвращения Хэнка при условии его искреннего раскаяния. Ей, конечно, понадобится время, чтобы восстановить свое доверие к нему, но Рэйчел была готова сделать усилие и попробовать. Они должны подумать о ребенке.
В этом и заключалась проблема. А что, если он снова собьется с пути и бросит ее с ребенком? Если Хэнк хотел остаться с ней только ради наследника, то их совместная жизнь ни к чему не приведет и, в конце концов, он все равно уйдет. Что она знает о его намерениях?
– Не лишай меня всего только из-за злости, – попросил Хэнк.
Их глаза встретились. В его взгляде смешались отчаяние и страсть. Он мучительно хотел, чтобы Рэйчел сказала «да». Знала бы она почему.
– Допустим, мы будем вместе, но что, если ты вдруг передумаешь? – осмелилась предположить Рэйчел.
– Как ты можешь так думать? Я буду надежным и преданным. Ты должна понять, что я испытываю, – твердо сказал он.
По ее губам скользнула улыбка. Рэйчел догадывалась, что Хэнк был в таком же замешательстве, как и она. Он так боялся оказаться отвергнутым, что не осмеливался даже посмотреть на нее.
Следуя его примеру, она постаралась быть сдержанной и скрыла свою радость.
– Думаю, ты прав, – сказала она, с трудом удерживая счастливую улыбку. – Ты должен участвовать в жизни нашего ребенка. Это очень важно.
Она сидела как на иголках, ожидая, что Хэнк тут же заключит ее в объятия и станет просить прощения. Но он резко встал и принялся беспокойно, как тигр, ходить взад и вперед, распугивая уток и воробьев. Ему, должно быть, трудно решиться на этот шаг, весело подумала Рэйчел.
Она бы не стала колебаться по поводу возвращения Хэнка при условии его искреннего раскаяния. Ей, конечно, понадобится время, чтобы восстановить свое доверие к нему, но Рэйчел была готова сделать усилие и попробовать. Они должны подумать о ребенке.