Страница:
Алька не спускал с неё глаз.
— И ты сама включила тормозные двигатели?
— А то кто же! Колёсников? Я ведь назубок знаю назначение каждой кнопки и клавиши, и даже сложный механизм… Ну и посадила на планету корабль…
— Вот и подпускай девчонок к штурвалу! — покачал головой Алька. — Ох и достанется тебе от Колесникова! Ты хоть обратила внимание на то, что сказало электронное устройство возле двери?
— Я зорко следила за всеми приборами и автоматами… Выход был разрешён и даже желателен…
— А где же ты взяла ключ? Ведь Колёсников держит его у себя и никому не отдаёт.
— Совершенно верно. Но ты заметил, что этот ключик висит на длинной цепочке, похож на серебряную рыбку и очень красив. Ну так вот, накануне вахты я попросила у Колесникова поносить эту рыбку на шее вместо кулона…
— И он дал?
— Ещё как! Даже обрадовался, сказал, что эта рыбка красивее моего янтаря с ископаемой мушкой внутри… Я бы так хотела пожить здесь! И как можно дольше!
"Ну и хитра! — весело подумал Алька. — А что дверь звездолёта забыла закрыть, это можно простить ей».
— А ты б не хотел пожить здесь?
Алька пожал плечами.
— А ещё художник! — сказала Леночка. — Сколько здесь можно написать замечательных картин… Глаз от них не оторвёшь!
— Может быть… — замялся Алька. — Я буду писать… Я напишу… Но остаться здесь надолго? Ведь для жизни нужно и многое другое.. Что здесь ещё есть?
— Здесь есть цветы. Видишь, сколько цветов? Что тебе ещё надо?
Алька увидел большие ясные глаза, радостно глядящие на него, и пробормотал:
— Ничего больше не надо…
— Браво, Алик! — Леночка захлопала в ладоши. — Если Колёсников устроит голосование, давайте проголосуем"за»? Идёт?
Алька хотел сказать, что все это надо обдумать. Планета, конечно, очень яркая, живописная, но имеется ли здесь какая-нибудь пища не только для бабочек и пчёл, но и для человека? Растут ли здесь деревья, чтоб построить из них жильё?
Есть ли вода, годная для питья? Пожить здесь недельку-другую неплохо, но чтоб поселяться надолго… Однако ничего этого Алька не сказал.
— Идёт, — проговорил он, увидев её счастливое лицо.
И тогда Леночка поспешно взяла его за руку:
— Давай пройдёмся, я тебе кое-что покажу… Смотри, сколько здесь бабочек! И какие они! Вот бы сюда Толиного отца! Написал бы новый труд о бабочках этой планеты…
Леночка шла чуть впереди, Алька на полшага отставал.
— Смотри, какое озеро! Какие на нем огромные кувшинки, и какого цвета — голубые и алые! На Земле таких нет. А какие у них листья… Не листья — плотики! Тебе они нравятся?
— Нравятся. — Алька покорно шёл за Леночкой.
Ему все-таки было немножко не по себе, потому что он не знал, как поведёт себя Колёсников, когда проснётся. Алька предчувствовал — нет, он был почти уверен в этом! — что их командир выйдет из себя из-за такого самоуправства. В этом неприятно было признаться даже себе, но Алька слегка побаивался Колесникова…
— Давай покатаемся на листе кувшинки! — внезапно предложила Леночка.
— Ты что, серьёзно? Он же не выдержит нас.
— Прекрасно выдержит, я уже каталась.
Алька вытаращил на неё глаза.
— Когда же ты опустилась на планету?
— Часа четыре назад… Уже два раза купалась. И снова хочу. Здесь такая чистая, прозрачная и вкусная вода!
— И ни один крокодил не съел тебя?
— Представь себе — нет. Здесь подстерегает другая опасность: огромная бабочка может выпустить хоботок, обвить тебя и унести в небо…
Алька засмеялся, подпрыгнул, потом перекувырнулся через голову и ещё громче засмеялся. Потом сказал:
— Ну давай купаться… Как давно мы не купались!
Алька стал снимать рубаху.
— Ну что ж ты не…
— Я? — вдруг как-то оробело сказала Леночка. — Я… Да ведь Колёсников выбросил на космодроме в Сапфирном мой купальник…
— Нечего страшного, — проговорил Алька, — иди купайся первая, а я пойду вон за те цветы и подожду. И не торопись. Я хоть и нетерпеливый, а могу долго ждать. И если какая-нибудь бабочка захочет тебя унести в небо, кричи погромче, не дам тебя в обиду…
Леночка убежала к озеру, и скоро до Алькиного слуха донёсся звучный плеск воды.
Вдруг Алька увидел Толю: он бегал по пояс в траве возле темно-синего звездолёта, острым носом нацеленного в небо, и ловил бабочек. Трава блестела в лучах света и колыхалась, расступаясь перед ним. Сачка у Толи не было, он ловил бабочек руками и, поймав, относил в звездолёт, и рыжий, веснушчатым нос его при этом горделиво смотрел вверх.
Алька тут же решил помочь ему. Но… Но что если Леночку и впрямь унесёт в небо гигантская бабочка?
Да нет уж. Наверно, пошутила. Наверно, даже на неведомых планетах нет таких сильных, хищных бабочек.
Алька стал подкрадываться к чёрной с голубоватыми волнистыми разводами бабочке. Сложив крылья, она присела на махровый белый цветок, развернула и опустила внутрь него тонкий хоботок. Алька схватил бабочку и, не чуя под собой ног, длинными прыжками бросился к Толе. И вытянул к нему руку:
— Смотри, какую поймал… Нужна? Толя унёс в отсек сразу две бабочки свою и его, — вернулся и сказал:
— Чудо, а не планета!
— А что скажет Колёсников? — спросил Алька. — Леночка тоже в полном восторге от планеты. Это она посадила на неё звездолёт… Знаешь, что она хочет? Она хочет надолго здесь остаться! И меня уже уговаривала… А как ты относишься к этому?
Толя нервно потёр лоб и вздохнул:
— Прекрасная идея… Здесь так хорошо… Здесь столько цветов и бабочек! От благоухания у меня даже с непривычки голова болит…
— Значит, остаёмся здесь? — неуверенно спросил Алька. — Ведь если мы втроём примем решение остаться здесь и проголосуем"за», Колёсников вынужден будет подчиниться; пусть даже он перетянет на свою сторону Жору, нас все равно большинство!
— Это верно, — уже серьёзно сказал Толя. — Здесь хорошо пожить день, два, десять… Боюсь, что потом здесь покажется однообразно. Ведь мы полетели в глубины Вселенной ради того, чтоб постичь…
— Знаю ради чего, не говори! — прервал его Алька. — Идём лучше к озеру, может, Леночка уже кончила купаться… — И Алька громко крикнул.
Она откликнулась, позвала их. Ребята стащили с себя комбинезоны и осторожно, как зимой на непрочную льдинку, ступили на маленький круглый зелёный плотик — лист кувшинки; Толя не без труда перепилил складным ножом толстый, уходящий ко дну стебель листа, и они отплыли от берега. Толя с Алькой — худенькие, загорелые, в одних трусиках — лежали на гладком блестящем листе и гребли руками, а Леночка стояла посерёдке и громко смеялась.
Внезапно на берегу появилась маленькая фигурка Колесникова. Даже издали было видно, что лицо у него сонное, недовольное. Он подошёл к воде, протёр глаза и зевнул.
— Кто посадил сюда звездолёт?
— Я. А что, тебе здесь не нравится? — спросила Леночка. — раздевайся и плыви к нам!
— А что я тебе говорил? — сказал Колёсников. — Или все вылетело из головы? Никто не имеет права по своей воле садиться на незнакомые планеты!
— А ты? — нашлась Леночка.
— Что — что я? — недовольно шевельнул бровями Колёсников.
— Ты имеешь право садиться, ни с кем не посоветовавшись?
— Ну как тебе сказать, я… — замешкался Колёсников, и Леночка не стала ожидать, пока он выпутается из трудного положения.
— Так вот я и взяла пример с тебя! — засмеялась она. — Разве плохая планета?
— А чем она хороша? — хмуро спросил Колёсников: видно был очень недоволен собой. — Немедленно плывите к берегу! Мы сейчас же улетаем отсюда!
— Мы никуда не полетим! — спокойно сказал Толя, уже не глядя на него, а продолжая лежать на гладком упругом листе и загребая прохладную воду руками.
Так они плавали, наверно, целый час, любуясь голубизной неба, блеском двух светил — ярких маленьких местных солнц, давших этой планете тепло и жизнь, отражением в воде громадных раскрывшихся кувшинок…
Колёсников что-то кричал с берега, приказывал, размахивал руками, но ребята далеко отплыли от него и ничего не могли расслышать. Да и не хотели.
Потом Толя принялся грести руками к берегу, сказав со вздохом:
— Как бы он голосовые связки не повредил…
Скоро ребята стали разбирать его слова, фразы, а потом их громадный лист уткнулся в берег.
— Нечего здесь терять время! — разорялся Колёсников. — Мы не для этого полетели в мировое пространство! Правда, Толя?
Он искал у него поддержки, и Толя ответил:
— Правда… Но цивилизация цветов — разве это плохо?.. Мы решили отдохнуть и пожить здесь… Раздевайся, Колёсников, искупайся с нами и позагорай!
— Я ненавижу купания и загорания во время полётов! — закричал Колёсников. — Здесь вам не Земля! Мы — люди дела… К кораблю! — Он махнул им рукой и двинулся к звездолёту своим медленным неуклюжим шагом, уверенный, что и они следуют за ним.
Но когда шагов через двадцать Колёсников обернулся, он увидел, что они и не думают следовать за ним. Они плавали и ныряли возле своего зеленого плотика, брызгались, и Леночка с радостным испугом визжала.
И тогда Колёсников просто вышел из себя:
— Я вам приказываю! Чтоб через пять минут все были в своих отсеках!
— И ты сама включила тормозные двигатели?
— А то кто же! Колёсников? Я ведь назубок знаю назначение каждой кнопки и клавиши, и даже сложный механизм… Ну и посадила на планету корабль…
— Вот и подпускай девчонок к штурвалу! — покачал головой Алька. — Ох и достанется тебе от Колесникова! Ты хоть обратила внимание на то, что сказало электронное устройство возле двери?
— Я зорко следила за всеми приборами и автоматами… Выход был разрешён и даже желателен…
— А где же ты взяла ключ? Ведь Колёсников держит его у себя и никому не отдаёт.
— Совершенно верно. Но ты заметил, что этот ключик висит на длинной цепочке, похож на серебряную рыбку и очень красив. Ну так вот, накануне вахты я попросила у Колесникова поносить эту рыбку на шее вместо кулона…
— И он дал?
— Ещё как! Даже обрадовался, сказал, что эта рыбка красивее моего янтаря с ископаемой мушкой внутри… Я бы так хотела пожить здесь! И как можно дольше!
"Ну и хитра! — весело подумал Алька. — А что дверь звездолёта забыла закрыть, это можно простить ей».
— А ты б не хотел пожить здесь?
Алька пожал плечами.
— А ещё художник! — сказала Леночка. — Сколько здесь можно написать замечательных картин… Глаз от них не оторвёшь!
— Может быть… — замялся Алька. — Я буду писать… Я напишу… Но остаться здесь надолго? Ведь для жизни нужно и многое другое.. Что здесь ещё есть?
— Здесь есть цветы. Видишь, сколько цветов? Что тебе ещё надо?
Алька увидел большие ясные глаза, радостно глядящие на него, и пробормотал:
— Ничего больше не надо…
— Браво, Алик! — Леночка захлопала в ладоши. — Если Колёсников устроит голосование, давайте проголосуем"за»? Идёт?
Алька хотел сказать, что все это надо обдумать. Планета, конечно, очень яркая, живописная, но имеется ли здесь какая-нибудь пища не только для бабочек и пчёл, но и для человека? Растут ли здесь деревья, чтоб построить из них жильё?
Есть ли вода, годная для питья? Пожить здесь недельку-другую неплохо, но чтоб поселяться надолго… Однако ничего этого Алька не сказал.
— Идёт, — проговорил он, увидев её счастливое лицо.
И тогда Леночка поспешно взяла его за руку:
— Давай пройдёмся, я тебе кое-что покажу… Смотри, сколько здесь бабочек! И какие они! Вот бы сюда Толиного отца! Написал бы новый труд о бабочках этой планеты…
Леночка шла чуть впереди, Алька на полшага отставал.
— Смотри, какое озеро! Какие на нем огромные кувшинки, и какого цвета — голубые и алые! На Земле таких нет. А какие у них листья… Не листья — плотики! Тебе они нравятся?
— Нравятся. — Алька покорно шёл за Леночкой.
Ему все-таки было немножко не по себе, потому что он не знал, как поведёт себя Колёсников, когда проснётся. Алька предчувствовал — нет, он был почти уверен в этом! — что их командир выйдет из себя из-за такого самоуправства. В этом неприятно было признаться даже себе, но Алька слегка побаивался Колесникова…
— Давай покатаемся на листе кувшинки! — внезапно предложила Леночка.
— Ты что, серьёзно? Он же не выдержит нас.
— Прекрасно выдержит, я уже каталась.
Алька вытаращил на неё глаза.
— Когда же ты опустилась на планету?
— Часа четыре назад… Уже два раза купалась. И снова хочу. Здесь такая чистая, прозрачная и вкусная вода!
— И ни один крокодил не съел тебя?
— Представь себе — нет. Здесь подстерегает другая опасность: огромная бабочка может выпустить хоботок, обвить тебя и унести в небо…
Алька засмеялся, подпрыгнул, потом перекувырнулся через голову и ещё громче засмеялся. Потом сказал:
— Ну давай купаться… Как давно мы не купались!
Алька стал снимать рубаху.
— Ну что ж ты не…
— Я? — вдруг как-то оробело сказала Леночка. — Я… Да ведь Колёсников выбросил на космодроме в Сапфирном мой купальник…
— Нечего страшного, — проговорил Алька, — иди купайся первая, а я пойду вон за те цветы и подожду. И не торопись. Я хоть и нетерпеливый, а могу долго ждать. И если какая-нибудь бабочка захочет тебя унести в небо, кричи погромче, не дам тебя в обиду…
Леночка убежала к озеру, и скоро до Алькиного слуха донёсся звучный плеск воды.
Вдруг Алька увидел Толю: он бегал по пояс в траве возле темно-синего звездолёта, острым носом нацеленного в небо, и ловил бабочек. Трава блестела в лучах света и колыхалась, расступаясь перед ним. Сачка у Толи не было, он ловил бабочек руками и, поймав, относил в звездолёт, и рыжий, веснушчатым нос его при этом горделиво смотрел вверх.
Алька тут же решил помочь ему. Но… Но что если Леночку и впрямь унесёт в небо гигантская бабочка?
Да нет уж. Наверно, пошутила. Наверно, даже на неведомых планетах нет таких сильных, хищных бабочек.
Алька стал подкрадываться к чёрной с голубоватыми волнистыми разводами бабочке. Сложив крылья, она присела на махровый белый цветок, развернула и опустила внутрь него тонкий хоботок. Алька схватил бабочку и, не чуя под собой ног, длинными прыжками бросился к Толе. И вытянул к нему руку:
— Смотри, какую поймал… Нужна? Толя унёс в отсек сразу две бабочки свою и его, — вернулся и сказал:
— Чудо, а не планета!
— А что скажет Колёсников? — спросил Алька. — Леночка тоже в полном восторге от планеты. Это она посадила на неё звездолёт… Знаешь, что она хочет? Она хочет надолго здесь остаться! И меня уже уговаривала… А как ты относишься к этому?
Толя нервно потёр лоб и вздохнул:
— Прекрасная идея… Здесь так хорошо… Здесь столько цветов и бабочек! От благоухания у меня даже с непривычки голова болит…
— Значит, остаёмся здесь? — неуверенно спросил Алька. — Ведь если мы втроём примем решение остаться здесь и проголосуем"за», Колёсников вынужден будет подчиниться; пусть даже он перетянет на свою сторону Жору, нас все равно большинство!
— Это верно, — уже серьёзно сказал Толя. — Здесь хорошо пожить день, два, десять… Боюсь, что потом здесь покажется однообразно. Ведь мы полетели в глубины Вселенной ради того, чтоб постичь…
— Знаю ради чего, не говори! — прервал его Алька. — Идём лучше к озеру, может, Леночка уже кончила купаться… — И Алька громко крикнул.
Она откликнулась, позвала их. Ребята стащили с себя комбинезоны и осторожно, как зимой на непрочную льдинку, ступили на маленький круглый зелёный плотик — лист кувшинки; Толя не без труда перепилил складным ножом толстый, уходящий ко дну стебель листа, и они отплыли от берега. Толя с Алькой — худенькие, загорелые, в одних трусиках — лежали на гладком блестящем листе и гребли руками, а Леночка стояла посерёдке и громко смеялась.
Внезапно на берегу появилась маленькая фигурка Колесникова. Даже издали было видно, что лицо у него сонное, недовольное. Он подошёл к воде, протёр глаза и зевнул.
— Кто посадил сюда звездолёт?
— Я. А что, тебе здесь не нравится? — спросила Леночка. — раздевайся и плыви к нам!
— А что я тебе говорил? — сказал Колёсников. — Или все вылетело из головы? Никто не имеет права по своей воле садиться на незнакомые планеты!
— А ты? — нашлась Леночка.
— Что — что я? — недовольно шевельнул бровями Колёсников.
— Ты имеешь право садиться, ни с кем не посоветовавшись?
— Ну как тебе сказать, я… — замешкался Колёсников, и Леночка не стала ожидать, пока он выпутается из трудного положения.
— Так вот я и взяла пример с тебя! — засмеялась она. — Разве плохая планета?
— А чем она хороша? — хмуро спросил Колёсников: видно был очень недоволен собой. — Немедленно плывите к берегу! Мы сейчас же улетаем отсюда!
— Мы никуда не полетим! — спокойно сказал Толя, уже не глядя на него, а продолжая лежать на гладком упругом листе и загребая прохладную воду руками.
Так они плавали, наверно, целый час, любуясь голубизной неба, блеском двух светил — ярких маленьких местных солнц, давших этой планете тепло и жизнь, отражением в воде громадных раскрывшихся кувшинок…
Колёсников что-то кричал с берега, приказывал, размахивал руками, но ребята далеко отплыли от него и ничего не могли расслышать. Да и не хотели.
Потом Толя принялся грести руками к берегу, сказав со вздохом:
— Как бы он голосовые связки не повредил…
Скоро ребята стали разбирать его слова, фразы, а потом их громадный лист уткнулся в берег.
— Нечего здесь терять время! — разорялся Колёсников. — Мы не для этого полетели в мировое пространство! Правда, Толя?
Он искал у него поддержки, и Толя ответил:
— Правда… Но цивилизация цветов — разве это плохо?.. Мы решили отдохнуть и пожить здесь… Раздевайся, Колёсников, искупайся с нами и позагорай!
— Я ненавижу купания и загорания во время полётов! — закричал Колёсников. — Здесь вам не Земля! Мы — люди дела… К кораблю! — Он махнул им рукой и двинулся к звездолёту своим медленным неуклюжим шагом, уверенный, что и они следуют за ним.
Но когда шагов через двадцать Колёсников обернулся, он увидел, что они и не думают следовать за ним. Они плавали и ныряли возле своего зеленого плотика, брызгались, и Леночка с радостным испугом визжала.
И тогда Колёсников просто вышел из себя:
— Я вам приказываю! Чтоб через пять минут все были в своих отсеках!
Глава 24. НЕПОСЛУШАНИЕ
Внезапно Толя понял, почувствовал: вот когда он должен сказать Колесникову все, что он думает о нем. И Толя сказал:
— А ты, пожалуйста, не приказывай и не кричи! Колёсников недоуменно посмотрел на него.
— Если хочешь, мы проголосуем, кто за то, чтобы улететь, — продолжал Толя. — Хочешь или нет?
Колёсников перевёл глаза на другие лица и все понял.
— Не хочу, — сказал он уже совсем другим тоном. — Но вы это всерьёз?
Здесь оставаться? — Он огляделся по сторонам, и, судя по его глазам, все ему здесь было неинтересно и чуждо: и эти склонившиеся над водой цветы, и раскрывшиеся под жаркими лучами громадные голубые и алые кувшинки, и эта пускавшая яркие блики зеркальная гладь озера… Все это, судя по его глазам, не заслуживало внимания.
— Придётся тебе, Колёсников, подчиниться, — храбро сказал Алька. — Сколько можно гнать и гнать вперёд?.. Мы устали! Мы-то ведь не моторы, не двигатели какие-то… Мы-то ведь живые! Пора остановиться и подышать чистым воздухом… Я буду здесь рисовать, Толя — ловить бабочек, Лена — собирать цветы… Наверно, и Жора, когда проснётся, будет без ума от этой планеты. Здесь можно поваляться на траве, посмотреть в звёздное небо и подумать… Здесь так хорошо думается и дышится. И ты постарайся, Колёсников…
И тогда Колёсников схватился руками за голову и прямо-таки застонал:
— Как здесь можно жить? Ведь ни души вокруг! И ни одного дома! Ни одной автострады! Ни одной разумной машины… Я не могу… Я не вынесу всего этого… Ребята… — И он из твёрдого, уверенного в себе Колесникова превратился в маленького несчастного мальчика.
— Привыкнешь, — сказал Толя. — Алька прав.
Колёсников потупился.
— Хорошо, и я поживу здесь… — едва слышно произнёс он. — Попробую… Ведь это ненадолго?
— Там увидим. — Алька опять прыгнул на сверкающий лист кувшинки; лист сильно закачался, и они поплыли от берега.
Колёсников отвернулся от них и медленно побрёл по ярким, благоухающим цветам и травам к звездолёту.
Прошло три дня, и Колёсников, тихий и задумчивый, почти не выходил из корабля; он молча ел с ребятами в салоне, почти не разговаривал, умывался в душевом отсеке, хотя остальные мылись и плескались в озере. Что касается Жоры, так он сразу же примкнул к ребятам, и теперь его хохот перекрывал смех других. Ребята гонялись друг за другом по берегу, кувыркались через голову, ныряли в воде и, конечно же, ловили для Толиного отца бабочек. Выяснилось, что год назад Леночка две недели занималась в кружке любителей чешуекрылых во Дворце юных в Сапфирном; этого срока было маловато, чтоб собрать приличную коллекцию, но вполне хватило, чтоб узнать, как их лучше ловить, умерщвлять и хранить; их, оказалось, нужно аккуратно укладывать в бумажные пакетики. И ещё, оказалось, нужно обязательно записывать, где, когда и при каких обстоятельствах была поймана каждая бабочка. Так что охота на них пошла у ребят веселей. Между прочим, Леночка оказалась и самой быстроногой и, наверно, поймала этих бабочек столько, сколько остальные мальчишки, вместе взятые…
Пока ребята веселились, Колёсников расхаживал по тесной рубке управления, напряжённо о чем-то думал, трогал ручки и рычажки, сигнальные лампочки и циферблаты или рассматривал звёздную карту. Или подолгу пропадал в отсеке двигателей…
— Похудел он, — сказал однажды Толя, — и на нас по-прежнему не смотрит… Как бы он не… — Толя осёкся.
— Что"не»? — спросил Алька.
— Как бы он не заболел, — ответил Толя. — Я читал, что это бывает в космических путешествиях… Он даже среди нас одинок… Он знает, понимает и любит совсем иное, чем мы с вами, и не так, как мы…
— Что ты предлагаешь? — спросила Леночка.
— Надо лететь, ребята, — сказал Алька. — Он так осунулся, здесь ему все не мило… Пожалеем его, а? Ведь он… Он, по-моему, не совсем такой, каким хочет казаться, и бывает добрым и мягким…
— И я так думаю иногда, — сказал Толя. — Засело в нем что-то с самого раннего детства и мешает быть другим… Пожалеем его! Летим! Впереди нас ждут никем не виданные…
— Затихни, — попросил Жора. — Сколько можно?
— А я останусь здесь! — вдруг сказала Леночка. — Улетайте без меня… Мне не надо ничего другого…
— Ты что, серьёзно? — Толя почесал свой рябенький от веснушек нос. — Как ты будешь одна здесь жить? Не страшно будет? Не скучно? И чем ты будешь питаться, когда съешь свою норму тюбиков?
Леночка опустила голову, потом вдруг отскочила в сторону, зажала в кулаке висевшую на шее сверкающую рыбку — ключ от звездолёта, и крикнула:
— Не дам вам его, и не улетите! — и побежала вдоль озера. — И не будет мне скучно!
— Это правда? — спросил Алька.
— Что ей не будет с нами скучно? — блеснул глазами Жора. — Истинная правда…
— Да нет, все тебе шутить! — отмахнулся от него Алька. — Что не улетим без ключа?
— Как же улететь, не заперев дверь? — сказал Толя. — В полёте должна быть полная герметизация. И потом, этот ключ автоматически выключает электронную машину, разрешающую пли запрещающую выход из звездолёта… Да и как же улететь без Леночки? Вы не огорчайтесь, Леночка скоро вернётся. Она ведь не дурочка и все понимает…
— Ещё как! — подтвердил Жора. — Высший класс!
Леночка вернулась к ужину с огромной охапкой цветов в руках. Молча влезла в звездолёт и разделила охапку на несколько букетов. Первый букет она поставила в салоне, второй — в рубке, потом в отсеки ребят и только в отсек No 1, где жил Колёсников, не решилась поставить.
— Можно и тебе? — спросила она, сунув голову в отсек двигателей, где сидел Колёсников с каким-то чёрным измерительным прибором в руках.
Он кивнул своим резким, похудевшим лицом и не сказал ни слова. Леночка поставила в узенькую вазочку в его отсеке три синих розы, вышла в салон и сказала:
— Ну что ж, летите.
Сняла с шеи и отдала им ключ с цепочкой.
— Это верно? Она так сказала? — Колёсников вылез из отсека двигателей, обвёл глазами экипаж и так посмотрел на них, точно не верил, сомневался в правде её слов.
Толя ничего не ответил ему, спустился с ключом вниз, закрыл дверь и вернулся в салон:
— Давай старт.
И тогда Колёсников окончательно поверил. Лицо его оживилось, глаза заиграли, рот восторженно открылся, и он закричал:
— Спасибо! Ур-ра! — и кинулся в рубку. Через несколько секунд звездолёт с грохотом и свистом взмыл в небо. Колёсников прочно, как привинченный, сидел в кресле, сжав обеими руками маленький белый штурвал. Так сжимал, точно был намерен никогда уже не выпускать его. Глаза его смотрели пристально и зорко.
— Колёсников! — позвал Толя, но тот с таким вниманием смотрел вперёд и прислушивался к реву двигателей, что не услышал его.
Толя пошёл в свой отсек. Отсек почти весь был завален белыми пакетиками с бабочками. Глянув на них, Толя уже не чувствовал себя таким виноватым и легкомысленным перед отцом. Дома у них были тысячи разных бабочек, но здесь были такие, каких он никогда ещё не видел. Возможно, отец не знает об их существовании. Вот будет радость!
Толе захотелось проверить, какие бабочки есть, а каких нет в справочниках. Он пошёл в библиотечный отсек и стал перебирать глазами корешки книг.
Нужного справочника не было, однако неожиданно Толины глаза наткнулись на толстую книжищу с его фамилией на серебристом корешке. Толя вытащил её. Автором книги был отец, и называлась она"Мир бабочек». Странно, что она была в библиотеке космического корабля!
Толя не раз видел эту книгу дома и даже, случалось, рассеянно листал, разглядывая рисунки диковинных бабочек Земли и других планет. Разглядывал, но не читал: были у Толи книги поважней этой. Сейчас это была единственная в звездолёте книга о бабочках. Толя вернулся в свой отсек, раскрыл её и стал разглядывать картинки.
Сколько здесь было бабочек! Каких только расцветок здесь не было! Черно-бархатистое сияние крыльев чередовалось со снежно-белым, лимонно-золотым, изумрудно-синим, оранжево-красным… Прочитав в книге фразу, что существуют бабочки, запросто перелетающие через океан, Толя заинтересовался и стал читать дальше. Он читал и не мог оторваться от тонких белых страниц. Книга втягивала его в себя, как некогда картины Алькиного отца втягивали в свои глубины. Толя читал и не верил:
оказывается, отец открыл пятнадцать новых видов бабочек на Земле; он специально ездил за одной из них к Кордильерам и поймал её там на краю пропасти, и пока что во всей Вселенной известен только один-единственный экземпляр этой бабочки. Расцветка её крыльев так ошеломляюще красива и необычна, что один из крупнейших гобеленных мастеров Земли создал по её мотивам шесть великолепнейших огромных гобеленов и подарил каждому материку по одному, и они висят, радуя глаз, в Дворцах искусств… А одна из бабочек отцовской коллекции натолкнула самого знаменитого композитора Земли на создание Симфонии Алых Проблесков, одной из лучших симфоний последнего десятилетия…
Толя читал. Он то глотал текст целыми страницами, то замедлял чтение, отвлекался и думал. Поиски и добыча каждой новой бабочки были для отца величайшим событием. Как-то раз Толя ехал с ним на автолете на просмотр нового фильма о самой далёкой планете, куда сумели добраться земляне. Выехали поздновато и опаздывали. Внезапно отец заметил из окна какую-то бабочку, порхавшую над клумбами проспекта, и, забыв обо всем на свете, вскочил с места и ринулся к кабине водителя (разумеется, Толя — за ним), упросил его немедленно остановить автолет. Они выскочили из него и со всех ног бросились к клумбам. Отец на ходу налаживал складной сачок. С первого взмаха он поймал бабочку, извлёк из лёгкой прозрачной ткани мешочка, пристально рассмотрел через свои сильные квадратные очки, вздохнул, сказав:
«Обыкновенная лимонница!» — и отпустил. Они опоздали на двадцать минут на демонстрацию фильма из-за этой лимонницы. Толя разобиделся на отца за такое, как казалось ему тогда, чудачество, и лишь сейчас дошло до него: нечего было обижаться. Он тогда плохо понимал своего отца…
Толя так погрузился в чтение, что не слышал, как в дверь постучали. Дверь распахнулась, перед ним стоял Алька, весь всклокоченный, со страшно возбуждённым, бледным лицом. Он держал в руках какую-то толстую, сильно обтрёпанную общую тетрадь.
— Слушай, что я тебе прочту! — закричал Алька. — Отбрось своих бабочек в сторону и слушай…
— Что это? — Толя кивнул на тетрадь, недовольный, что его прервали на очень интересном месте, да ещё потребовали, чтоб он отбросил отцовскую книгу.
— Слушай! — Глаза Альки сверкали, как сигнальные лампочки в рубке. — Читаю…"Месяц прошёл, как мы стартовали с Земли, дел в полёте, как всегда, много, каждая минута занята наблюдениями над приборами, съёмкой планет, астероидов и туманностей. Постоянно держим радио— и телесвязь с Землёй, слышим её голос и дыхание, видим её, словно и не покидали Землю, она улыбается нам, греет нас, даёт силу и поддержку…" Слышал?
— Ну и что? — сказал Толя, не зная, к чему клонит Алька.
— «Что, что»! Не понимаешь? — вспылил Алька. — Он ведь взрослый, выдержанный, знаменитый и сотни раз отправлялся в сверхдальние рейсы, а как пишет о Земле!.. А вот слушай, что он пишет на другой странице…»Вдруг мы ощутили резкий удар: корабль попал в поток метеоритов, электроника звездолёта не успела сработать, и звездолёт отклонился в сторону, — недоделка, обратить внимание инженеров! Внутри корабля стало медленно падать давление, значит, пробита наружная обшивка… Приборы мгновенно показали, в какое место пришёлся удар, и через минуту в открытый космос вышел наш механик в скафандре. Опасность была очень велика: поток метеоритов не кончился, и стоило мельчайшей частице задеть его… Повезло: снаружи была быстро наложена заплата, мы продолжаем полет…"
— Что это за тетрадь? — уже сильно волнуясь, спросил Толя и встал с кресла. — Ты можешь мне сказать или нет?
— Слушай дальше, — потребовал Алька.
— Нет, не буду слушать!
Толя схватил его за руки, посмотрел на потрескавшуюся в нескольких местах пластмассовую обложку и прочитал:
«НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕТКИ О ПОЛЁТАХ НА»ЗВЕЗДОЛЁТЕ-100», и сверху:
"КОЛЁСНИКОВ».
— Он ведёт записки? — вскрикнул Толя. — Вот не ждал!
— Да не он, — сказал Алька, — не он, а его дядя, Артём Колёсников. Я нашёл эту тетрадь в шкафу над своей койкой… Наверно, дядя Артём жил в моем отсеке… Наверно, это нехорошо — читать без спроса чужие дневники, но я не мог удержаться… Да и не чужой он нам, дядя Артём, раз летал на этом же корабле и получил орден Мужества… Какой это, оказывается, был труднейший, опаснейший рейс и какой это заслуженный, знаменитый, бесценный корабль! Ведь все происходило на нем. На нем, понимаешь? — Алька задыхался. — И теперь мы, мы с тобой пилотируем его…
— А ты, пожалуйста, не приказывай и не кричи! Колёсников недоуменно посмотрел на него.
— Если хочешь, мы проголосуем, кто за то, чтобы улететь, — продолжал Толя. — Хочешь или нет?
Колёсников перевёл глаза на другие лица и все понял.
— Не хочу, — сказал он уже совсем другим тоном. — Но вы это всерьёз?
Здесь оставаться? — Он огляделся по сторонам, и, судя по его глазам, все ему здесь было неинтересно и чуждо: и эти склонившиеся над водой цветы, и раскрывшиеся под жаркими лучами громадные голубые и алые кувшинки, и эта пускавшая яркие блики зеркальная гладь озера… Все это, судя по его глазам, не заслуживало внимания.
— Придётся тебе, Колёсников, подчиниться, — храбро сказал Алька. — Сколько можно гнать и гнать вперёд?.. Мы устали! Мы-то ведь не моторы, не двигатели какие-то… Мы-то ведь живые! Пора остановиться и подышать чистым воздухом… Я буду здесь рисовать, Толя — ловить бабочек, Лена — собирать цветы… Наверно, и Жора, когда проснётся, будет без ума от этой планеты. Здесь можно поваляться на траве, посмотреть в звёздное небо и подумать… Здесь так хорошо думается и дышится. И ты постарайся, Колёсников…
И тогда Колёсников схватился руками за голову и прямо-таки застонал:
— Как здесь можно жить? Ведь ни души вокруг! И ни одного дома! Ни одной автострады! Ни одной разумной машины… Я не могу… Я не вынесу всего этого… Ребята… — И он из твёрдого, уверенного в себе Колесникова превратился в маленького несчастного мальчика.
— Привыкнешь, — сказал Толя. — Алька прав.
Колёсников потупился.
— Хорошо, и я поживу здесь… — едва слышно произнёс он. — Попробую… Ведь это ненадолго?
— Там увидим. — Алька опять прыгнул на сверкающий лист кувшинки; лист сильно закачался, и они поплыли от берега.
Колёсников отвернулся от них и медленно побрёл по ярким, благоухающим цветам и травам к звездолёту.
Прошло три дня, и Колёсников, тихий и задумчивый, почти не выходил из корабля; он молча ел с ребятами в салоне, почти не разговаривал, умывался в душевом отсеке, хотя остальные мылись и плескались в озере. Что касается Жоры, так он сразу же примкнул к ребятам, и теперь его хохот перекрывал смех других. Ребята гонялись друг за другом по берегу, кувыркались через голову, ныряли в воде и, конечно же, ловили для Толиного отца бабочек. Выяснилось, что год назад Леночка две недели занималась в кружке любителей чешуекрылых во Дворце юных в Сапфирном; этого срока было маловато, чтоб собрать приличную коллекцию, но вполне хватило, чтоб узнать, как их лучше ловить, умерщвлять и хранить; их, оказалось, нужно аккуратно укладывать в бумажные пакетики. И ещё, оказалось, нужно обязательно записывать, где, когда и при каких обстоятельствах была поймана каждая бабочка. Так что охота на них пошла у ребят веселей. Между прочим, Леночка оказалась и самой быстроногой и, наверно, поймала этих бабочек столько, сколько остальные мальчишки, вместе взятые…
Пока ребята веселились, Колёсников расхаживал по тесной рубке управления, напряжённо о чем-то думал, трогал ручки и рычажки, сигнальные лампочки и циферблаты или рассматривал звёздную карту. Или подолгу пропадал в отсеке двигателей…
— Похудел он, — сказал однажды Толя, — и на нас по-прежнему не смотрит… Как бы он не… — Толя осёкся.
— Что"не»? — спросил Алька.
— Как бы он не заболел, — ответил Толя. — Я читал, что это бывает в космических путешествиях… Он даже среди нас одинок… Он знает, понимает и любит совсем иное, чем мы с вами, и не так, как мы…
— Что ты предлагаешь? — спросила Леночка.
— Надо лететь, ребята, — сказал Алька. — Он так осунулся, здесь ему все не мило… Пожалеем его, а? Ведь он… Он, по-моему, не совсем такой, каким хочет казаться, и бывает добрым и мягким…
— И я так думаю иногда, — сказал Толя. — Засело в нем что-то с самого раннего детства и мешает быть другим… Пожалеем его! Летим! Впереди нас ждут никем не виданные…
— Затихни, — попросил Жора. — Сколько можно?
— А я останусь здесь! — вдруг сказала Леночка. — Улетайте без меня… Мне не надо ничего другого…
— Ты что, серьёзно? — Толя почесал свой рябенький от веснушек нос. — Как ты будешь одна здесь жить? Не страшно будет? Не скучно? И чем ты будешь питаться, когда съешь свою норму тюбиков?
Леночка опустила голову, потом вдруг отскочила в сторону, зажала в кулаке висевшую на шее сверкающую рыбку — ключ от звездолёта, и крикнула:
— Не дам вам его, и не улетите! — и побежала вдоль озера. — И не будет мне скучно!
— Это правда? — спросил Алька.
— Что ей не будет с нами скучно? — блеснул глазами Жора. — Истинная правда…
— Да нет, все тебе шутить! — отмахнулся от него Алька. — Что не улетим без ключа?
— Как же улететь, не заперев дверь? — сказал Толя. — В полёте должна быть полная герметизация. И потом, этот ключ автоматически выключает электронную машину, разрешающую пли запрещающую выход из звездолёта… Да и как же улететь без Леночки? Вы не огорчайтесь, Леночка скоро вернётся. Она ведь не дурочка и все понимает…
— Ещё как! — подтвердил Жора. — Высший класс!
Леночка вернулась к ужину с огромной охапкой цветов в руках. Молча влезла в звездолёт и разделила охапку на несколько букетов. Первый букет она поставила в салоне, второй — в рубке, потом в отсеки ребят и только в отсек No 1, где жил Колёсников, не решилась поставить.
— Можно и тебе? — спросила она, сунув голову в отсек двигателей, где сидел Колёсников с каким-то чёрным измерительным прибором в руках.
Он кивнул своим резким, похудевшим лицом и не сказал ни слова. Леночка поставила в узенькую вазочку в его отсеке три синих розы, вышла в салон и сказала:
— Ну что ж, летите.
Сняла с шеи и отдала им ключ с цепочкой.
— Это верно? Она так сказала? — Колёсников вылез из отсека двигателей, обвёл глазами экипаж и так посмотрел на них, точно не верил, сомневался в правде её слов.
Толя ничего не ответил ему, спустился с ключом вниз, закрыл дверь и вернулся в салон:
— Давай старт.
И тогда Колёсников окончательно поверил. Лицо его оживилось, глаза заиграли, рот восторженно открылся, и он закричал:
— Спасибо! Ур-ра! — и кинулся в рубку. Через несколько секунд звездолёт с грохотом и свистом взмыл в небо. Колёсников прочно, как привинченный, сидел в кресле, сжав обеими руками маленький белый штурвал. Так сжимал, точно был намерен никогда уже не выпускать его. Глаза его смотрели пристально и зорко.
— Колёсников! — позвал Толя, но тот с таким вниманием смотрел вперёд и прислушивался к реву двигателей, что не услышал его.
Толя пошёл в свой отсек. Отсек почти весь был завален белыми пакетиками с бабочками. Глянув на них, Толя уже не чувствовал себя таким виноватым и легкомысленным перед отцом. Дома у них были тысячи разных бабочек, но здесь были такие, каких он никогда ещё не видел. Возможно, отец не знает об их существовании. Вот будет радость!
Толе захотелось проверить, какие бабочки есть, а каких нет в справочниках. Он пошёл в библиотечный отсек и стал перебирать глазами корешки книг.
Нужного справочника не было, однако неожиданно Толины глаза наткнулись на толстую книжищу с его фамилией на серебристом корешке. Толя вытащил её. Автором книги был отец, и называлась она"Мир бабочек». Странно, что она была в библиотеке космического корабля!
Толя не раз видел эту книгу дома и даже, случалось, рассеянно листал, разглядывая рисунки диковинных бабочек Земли и других планет. Разглядывал, но не читал: были у Толи книги поважней этой. Сейчас это была единственная в звездолёте книга о бабочках. Толя вернулся в свой отсек, раскрыл её и стал разглядывать картинки.
Сколько здесь было бабочек! Каких только расцветок здесь не было! Черно-бархатистое сияние крыльев чередовалось со снежно-белым, лимонно-золотым, изумрудно-синим, оранжево-красным… Прочитав в книге фразу, что существуют бабочки, запросто перелетающие через океан, Толя заинтересовался и стал читать дальше. Он читал и не мог оторваться от тонких белых страниц. Книга втягивала его в себя, как некогда картины Алькиного отца втягивали в свои глубины. Толя читал и не верил:
оказывается, отец открыл пятнадцать новых видов бабочек на Земле; он специально ездил за одной из них к Кордильерам и поймал её там на краю пропасти, и пока что во всей Вселенной известен только один-единственный экземпляр этой бабочки. Расцветка её крыльев так ошеломляюще красива и необычна, что один из крупнейших гобеленных мастеров Земли создал по её мотивам шесть великолепнейших огромных гобеленов и подарил каждому материку по одному, и они висят, радуя глаз, в Дворцах искусств… А одна из бабочек отцовской коллекции натолкнула самого знаменитого композитора Земли на создание Симфонии Алых Проблесков, одной из лучших симфоний последнего десятилетия…
Толя читал. Он то глотал текст целыми страницами, то замедлял чтение, отвлекался и думал. Поиски и добыча каждой новой бабочки были для отца величайшим событием. Как-то раз Толя ехал с ним на автолете на просмотр нового фильма о самой далёкой планете, куда сумели добраться земляне. Выехали поздновато и опаздывали. Внезапно отец заметил из окна какую-то бабочку, порхавшую над клумбами проспекта, и, забыв обо всем на свете, вскочил с места и ринулся к кабине водителя (разумеется, Толя — за ним), упросил его немедленно остановить автолет. Они выскочили из него и со всех ног бросились к клумбам. Отец на ходу налаживал складной сачок. С первого взмаха он поймал бабочку, извлёк из лёгкой прозрачной ткани мешочка, пристально рассмотрел через свои сильные квадратные очки, вздохнул, сказав:
«Обыкновенная лимонница!» — и отпустил. Они опоздали на двадцать минут на демонстрацию фильма из-за этой лимонницы. Толя разобиделся на отца за такое, как казалось ему тогда, чудачество, и лишь сейчас дошло до него: нечего было обижаться. Он тогда плохо понимал своего отца…
Толя так погрузился в чтение, что не слышал, как в дверь постучали. Дверь распахнулась, перед ним стоял Алька, весь всклокоченный, со страшно возбуждённым, бледным лицом. Он держал в руках какую-то толстую, сильно обтрёпанную общую тетрадь.
— Слушай, что я тебе прочту! — закричал Алька. — Отбрось своих бабочек в сторону и слушай…
— Что это? — Толя кивнул на тетрадь, недовольный, что его прервали на очень интересном месте, да ещё потребовали, чтоб он отбросил отцовскую книгу.
— Слушай! — Глаза Альки сверкали, как сигнальные лампочки в рубке. — Читаю…"Месяц прошёл, как мы стартовали с Земли, дел в полёте, как всегда, много, каждая минута занята наблюдениями над приборами, съёмкой планет, астероидов и туманностей. Постоянно держим радио— и телесвязь с Землёй, слышим её голос и дыхание, видим её, словно и не покидали Землю, она улыбается нам, греет нас, даёт силу и поддержку…" Слышал?
— Ну и что? — сказал Толя, не зная, к чему клонит Алька.
— «Что, что»! Не понимаешь? — вспылил Алька. — Он ведь взрослый, выдержанный, знаменитый и сотни раз отправлялся в сверхдальние рейсы, а как пишет о Земле!.. А вот слушай, что он пишет на другой странице…»Вдруг мы ощутили резкий удар: корабль попал в поток метеоритов, электроника звездолёта не успела сработать, и звездолёт отклонился в сторону, — недоделка, обратить внимание инженеров! Внутри корабля стало медленно падать давление, значит, пробита наружная обшивка… Приборы мгновенно показали, в какое место пришёлся удар, и через минуту в открытый космос вышел наш механик в скафандре. Опасность была очень велика: поток метеоритов не кончился, и стоило мельчайшей частице задеть его… Повезло: снаружи была быстро наложена заплата, мы продолжаем полет…"
— Что это за тетрадь? — уже сильно волнуясь, спросил Толя и встал с кресла. — Ты можешь мне сказать или нет?
— Слушай дальше, — потребовал Алька.
— Нет, не буду слушать!
Толя схватил его за руки, посмотрел на потрескавшуюся в нескольких местах пластмассовую обложку и прочитал:
«НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕТКИ О ПОЛЁТАХ НА»ЗВЕЗДОЛЁТЕ-100», и сверху:
"КОЛЁСНИКОВ».
— Он ведёт записки? — вскрикнул Толя. — Вот не ждал!
— Да не он, — сказал Алька, — не он, а его дядя, Артём Колёсников. Я нашёл эту тетрадь в шкафу над своей койкой… Наверно, дядя Артём жил в моем отсеке… Наверно, это нехорошо — читать без спроса чужие дневники, но я не мог удержаться… Да и не чужой он нам, дядя Артём, раз летал на этом же корабле и получил орден Мужества… Какой это, оказывается, был труднейший, опаснейший рейс и какой это заслуженный, знаменитый, бесценный корабль! Ведь все происходило на нем. На нем, понимаешь? — Алька задыхался. — И теперь мы, мы с тобой пилотируем его…
Глава 28. «ВЫХОД СТРОЖАЙШЕ ЗАПРЕЩЁН!»
Леночке было грустно. Быстро промелькнула, погасла, исчезла в космической темноте эта удивительная маленькая планета, и теперь лишь как воспоминание о ней остался в её отсеке тонкий запах синих роз и ещё каких-то цветов, не имеющих на Земле названия: голубоватых с острыми лепестками, ярко-жёлтых, ослепительно белых, красновато-чёрных…
Что они понимают в этом, мальчишки? Плавать и хохотать, кататься на листе кувшинки — это по ним, а вот чтоб по-настоящему оценить красоту новой планеты и пожить на ней — на это они не способны…
Она была сердита на мальчишек и все-таки старалась понять их. Конечно же, они не могли поступить иначе! Благоухающие цветы, плеск волн в сказочном жёлтом озере, порхание необыкновенных бабочек и редкостная тишина покинутой планеты — все это не самое главное для них в жизни…
А что, в таком случае, самое главное для неё?
Наверно, для неё самое главное то, чтоб её ценили не только за красоту, чтоб мальчишки по-настоящему дружили с ней, верили в неё…
Прошла неделя, Леночка беседовала в отсеке со своим верным Рыжим лисёнком, одарённым сложнейшим электронно-кибернетическим умом и знавшим тысячи добрых советов, шуток, загадок и сказок, как вдруг из рубки донёсся отчаянный спор. Леночка поняла: они приближаются к новой планете…
Она отодвинула дверь отсека и вышла.
— Не надо на неё садиться! — громко уверял Алька, стоявший у пульта управления, а Колёсников, сидевший в пилотском кресле, яростно сопротивлялся:
— Почему? Вы посмотрите, какого они достигли совершенства! Какие у них дороги — струнки! А какие города! Стоэтажные здания из стекла и бетона! А какие поезда и самолёты! Я отвечаю: здесь нам не будет скучно…
— А где нам было скучно? — спросила Леночка. — Или ты намекаешь…
— Ни на что я не намекаю! — стал оправдываться Колёсников. — Ты посмотри в иллюминатор вниз, там создана высокая цивилизация…
И Леночка посмотрела. Внизу и правда был образцовый порядок: необыкновенно точные квадраты, прямоугольники и треугольники лесов и лугов, правильные, по циркулю проведённые круги морей…
— Как бы не ударили по кораблю из орудий… — сказал Алька. — Ты как считаешь, Жора?
— Не знаю, — ответил Жора. — Не похоже вроде бы, но я теперь ничему не верю — такие эти планеты бывают обманчивые. Сверху видится одно, а внизу оказывается совсем другое…
— А я что говорю! — обрадовался Алька. — Летим дальше.
— Я уже трижды облетел эту планету! — Колёсников, видно, ни за что не хотел расставаться с ней и пролететь мимо неё. — Никакой опасности, и ответ на мой запрос самый благоприятный: «С огромной радостью ждём вас, люди Земли…» Ни разу ещё не было такого ответа… Ну, Толя, ты ведь все-таки мой заместитель…
— Я за то, чтоб сесть на неё, — сказал Толя: что поделаешь, иногда Колёсников бывает прав и приходится его поддерживать.
— А как ты, Лена? — спросил Колёсников. — Уверен, тебе на ней будет интересно.
— Интересней, чем на Планете Синих Роз, мне не будет нигде, — ответила Леночка.
— Ребята, беру всю ответственность на себя! — Колёсников резко повёл звездолёт на снижение и включил тормозные двигатели.
Что они понимают в этом, мальчишки? Плавать и хохотать, кататься на листе кувшинки — это по ним, а вот чтоб по-настоящему оценить красоту новой планеты и пожить на ней — на это они не способны…
Она была сердита на мальчишек и все-таки старалась понять их. Конечно же, они не могли поступить иначе! Благоухающие цветы, плеск волн в сказочном жёлтом озере, порхание необыкновенных бабочек и редкостная тишина покинутой планеты — все это не самое главное для них в жизни…
А что, в таком случае, самое главное для неё?
Наверно, для неё самое главное то, чтоб её ценили не только за красоту, чтоб мальчишки по-настоящему дружили с ней, верили в неё…
Прошла неделя, Леночка беседовала в отсеке со своим верным Рыжим лисёнком, одарённым сложнейшим электронно-кибернетическим умом и знавшим тысячи добрых советов, шуток, загадок и сказок, как вдруг из рубки донёсся отчаянный спор. Леночка поняла: они приближаются к новой планете…
Она отодвинула дверь отсека и вышла.
— Не надо на неё садиться! — громко уверял Алька, стоявший у пульта управления, а Колёсников, сидевший в пилотском кресле, яростно сопротивлялся:
— Почему? Вы посмотрите, какого они достигли совершенства! Какие у них дороги — струнки! А какие города! Стоэтажные здания из стекла и бетона! А какие поезда и самолёты! Я отвечаю: здесь нам не будет скучно…
— А где нам было скучно? — спросила Леночка. — Или ты намекаешь…
— Ни на что я не намекаю! — стал оправдываться Колёсников. — Ты посмотри в иллюминатор вниз, там создана высокая цивилизация…
И Леночка посмотрела. Внизу и правда был образцовый порядок: необыкновенно точные квадраты, прямоугольники и треугольники лесов и лугов, правильные, по циркулю проведённые круги морей…
— Как бы не ударили по кораблю из орудий… — сказал Алька. — Ты как считаешь, Жора?
— Не знаю, — ответил Жора. — Не похоже вроде бы, но я теперь ничему не верю — такие эти планеты бывают обманчивые. Сверху видится одно, а внизу оказывается совсем другое…
— А я что говорю! — обрадовался Алька. — Летим дальше.
— Я уже трижды облетел эту планету! — Колёсников, видно, ни за что не хотел расставаться с ней и пролететь мимо неё. — Никакой опасности, и ответ на мой запрос самый благоприятный: «С огромной радостью ждём вас, люди Земли…» Ни разу ещё не было такого ответа… Ну, Толя, ты ведь все-таки мой заместитель…
— Я за то, чтоб сесть на неё, — сказал Толя: что поделаешь, иногда Колёсников бывает прав и приходится его поддерживать.
— А как ты, Лена? — спросил Колёсников. — Уверен, тебе на ней будет интересно.
— Интересней, чем на Планете Синих Роз, мне не будет нигде, — ответила Леночка.
— Ребята, беру всю ответственность на себя! — Колёсников резко повёл звездолёт на снижение и включил тормозные двигатели.