Мойра Янг. Мятежное сердце

   — Почитай мне по звездам, Па. Что они говорят?
   когда-то давно, когда Па был совсем мальчишкой, он встретил мудрого странника. Тот научил Па читать по звездам. Они могут рассказать твою судьбу, историю всей твоей жизни. Па никогда нам не говорил, что начертано в небе, но было видно, как тяжело нести ему это знание. Я замечала, как он иногда смотрел на Лу. Как смотрел на меня.
   Лу не верит в чтение по звездам. И правильно, наверное. А все-таки Па что-то знал. Я же сама слышала.
   — Па! — ору во все горло. — Они схватят Лу! — Я трясу его за руку. — Ну что же ты! Мы их переборем, вот увидишь!
   И вдруг Па приходит в себя. Он выпрямляется, глаза блестят живым огнем. Па становится таким, каким был раньше. Он притягивает меня к себе, обнимает так крепко, что трудно дышать.
   — Мне время вышло, — быстро произносит он.
   — Нет, Па! — шепчу я.
   — Слушай меня! — настойчиво говорит он. — Что потом случится, мне неведомо. Знаю только, что ты им нужна, Саба. Ты нужна Лу и Эмми. И другим людям тоже. Не бойся. Будь сильной. И никогда не сдавайся, слышишь? Никогда. Что бы ни случилось.
   Я не свожу с него испуганных глаз.
   — Я не сдамся, Па, — обещаю я. — Не отступлю.
   — Молодец, — говорит Па.
   А потом его убили. Тонтоны. Убили моего Па и забрали Лу. Остались только призраки.

* * *

   Проснувшись, Лу сразу вскакивает, проверяет, как нога у Смелого, и с ходу объявляет, что пора двигаться дальше.
   Мы молча собираем вещи. Навьючиваем лошадей. Напряжение висит в воздухе, вот-вот взорвется. Лу отчего-то жутко злой. Томми не поднимает головы, чтобы не попасть под горячую руку. Эмми смотрит на меня большими глазами. Что такое на Лу накатило?
   — Саба, где твой лук? — спрашивает Лу, как будто невзначай.
   Вот оно что. Он знает. Смотрю на Эмми поверх спины Гермеса. Она чуть заметно качает головой. Не рассказывала. Сколько ему известно? Ладно, отговорюсь как-нибудь.
   — Сломался, — отвечаю я.
   — Да ну, — говорит Лу.
   Я старательно пристраиваю на место уздечку.
   — Наверное, я опять ходила во сне, — говорю. — Упала где-нибудь, и лук сломался.
   — Эмми, — окликает Лу. — Можешь что-нибудь об этом сказать?
   — Нет. — Эмми густо краснеет.
   — А может, так: Саба сломала свой лук нарочно. А ты спрятала обломки под камнем. И вы обе решили морочить мне голову. Да?
   — Ну ладно, — сдаюсь я. — Ты пошел за нами и все видел. Хватит об этом.
   — Нет уж, — говорит Лу. — Черт побери, Саба, ты сломала свой лук! Это было во сне? Только не ври!
   — Во сне, — вру я.
   — Вранье, — говорит Лу. — Я всегда знаю, когда ты врешь. Зачем ты это сделала?
   Я молчу.
   — Что стоишь, как столб? Отвечай, черт побери! — орет Лу. — Почему ты сломала свой чертов лук?
   Лошади шарахаются и ржут. Лу смотрит на меня, его взгляд потемнел от беспокойства и… что-то еще в глазах брата. Страх. Нельзя на него еще больше забот взваливать. А если скажу про Эпону, он решит, что я умом тронулась. Неправда. Я не сумасшедшая. Она в самом деле здесь была.
   — Я ходила во сне, — говорю я упрямо.
   — Я всего лишь хочу, чтобы у нас была дружная семья, — вздыхает Лу. — Хочу добиться для нас лучшей жизни, чем та, какую нам дал Па. А ты думаешь только о себе и… Не знаю, что у тебя там в голове творится. Я, кажется, теперь вообще тебя не понимаю. Ладно. Черт с ним. Все равно ты из этого лука больше не стреляешь. Мы с Томмо одни охотимся.
   Все садятся в седла. Нерон вспархивает ко мне на плечо.
   — Ты с каждым днем все больше похожа на Па, — говорит Лу.
   — Как это?
   — Сама догадайся.
   Лу бьет пятками Смелого в бока и мчится прочь. Томмо за ним. Эмми смотрит на меня. Лицо у нее как у встревоженной старушки. Потом скачет вслед за ними.
   Со мной остаются только Гермес и Нерон.
   Все больше похожа на Па. Я и правда в него пошла — темные волосы, карие глаза, но Лу не об этом говорил. Он намекает, что я схожу с ума. Точьвточь как Па. Наш беспомощный отец. Смерть забрала его разум. Смерть Ма. Наша Ма сделала последний вздох в ту минуту, как Эмми сделала первый. Па остался с искалеченной душой и безнадежно повредился рассудком. Чем дальше, тем хуже.
   Я не такая, как Па! Совсем не такая!
   Пожалуйста.
   Пусть я не буду, как Па.

* * *

   Кто-то следует за мной по пятам. С самого утра это чувствую. А сейчас уже за полдень.
   Можно обернуться и посмотреть. Да я и оборачивалась, тысячу раз. Никак не могу перестать. И каждый раз вижу только сосновую рощу, где был наш лагерь.
   И все-таки. Воздух за спиной какой-то тяжелый. Словно кем-то занят.
   Затылком чувствую, там что-то есть. Аж мурашки по коже. Просто мне этого чего-то не видно.
   Пока.

* * *

   Теперь я еще и слышу. Сухой стук копыт. Сзади кто-то едет верхом. Не спешит. Держится поблизости от меня. Для компании.
   Меня пробирает озноб. Руки вдруг замерзли. Хотя жара такая, что воздух дрожит и мерцает. Я натягиваю шиму поглубже.
   Надо все-таки посмотреть.
   Задерживаю дыхание. Оборачиваюсь.
   Чуть позади по земле бежит тень. Черная, будто ее вырезали из ночного неба. Лошадь. И всадник.
   Сердце колотится о ребра. Призраки днем не появляются. Поскорее отвожу глаза. Гермес фыркает и задирает голову. Беспокоится. А ведь он не из пугливых. Нажимаю пятками ему в бока. Конь ускоряет ход. И стук копыт за спиной становится чаще. Снова оглядываюсь.
   Черная тень не отстает.
   Знакомые очертания, поворот головы. Сколько раз она ехала вот так со мной, живая, и я ее видела, когда оглядывалась через плечо. Она улыбалась или шутила, подбадривала меня.
   Эпона.
   Натягиваю поводья. Всадница-тень останавливается тоже. Смотрю на свои руки. Они мелко дрожат.
   — Эпона, что ты хочешь от меня? — спрашиваю.
   Тишина. Только Нерон летает кругами и каркает. Неужели тоже видит?
   Мало было сломать лук. Я должна заплатить за то, что сделала. Иначе она от меня не отстанет. Так и будет ходить по пятам, пока я сама не подставлю ей горло и не начну умолять, чтобы она меня прикончила. За отнятую жизнь надо платить по полной цене.
   — Почему я жива, а тебя больше нет?
   Звякает призрачная уздечка. Гермес шарахается в сторону, косит глазом. Я крепче сжимаю поводья.
   — Скажи, что мне надо сделать, — прошу я. — Пожалуйста, скажи.
   Меня трясет. Я замерзла до мозга костей. Медленно, до чего же медленно поворачиваю голову.
   Эпона исчезла.

* * *

   Уже два дня Эпона едет за мной. И не только она. Появились другие.
   Эти не на лошадях. Пешие. Прячутся. Только краем глаза можно заметить, как что-то мелькнет и скроется за валуном или деревом. Иногда светлое, иногда темное. Слышен топот ног. Смех. Они будто играют.
   Разглядеть не получается. Слишком быстро они двигаются.
   Я знаю, кто они. Это Хелен и другие девчонки из Города Надежды. Те, с кем я дралась в Клетке. Те, кого я победила. А я побеждала всех.
   Меня называют Ангелом Смерти. Я не проиграла ни одного боя.
   Если три раза проиграешь, тебе не жить. Отправят на прогон.
   Из толпы тянутся жадные руки, сбивают с ног, рвут на куски. Я отворачивалась, только уши не закроешь. И все это оставалось во мне. Звуки, запахи, прикосновения и вкус. Все мои противницы стали частью меня. Я — страх в их глазах, их жажда жизни, запах смерти на их коже.
   И теперь они со мной. На душе становится легче. Наконец-то я знаю, чей шепот приносит ветер с тех самых пор, как мы приехали в Пустоши. Они ждут своего часа. Придет время, и они заберут меня. Я устала. Скоро уже не смогу их отгонять.
   Они совсем осмелели. Пускаются на свои штучки, даже когда рядом со мной едет Эмми, или Лу, или Томмо. Сегодня утром одна тень шмыгнула через дорогу под носом у Гермеса. Если б я не дернула поводья, он бы ее растоптал.
   По ночам я стараюсь не спать. Пока я не сплю, они меня не возьмут. Не отнимут меня у Лу, Эмми и Томмо. Или их у меня. Пока я не засну, мы в безопасности.
   Но иногда усталость одолевает, и тогда мне снится Джек. Бредовые, рваные сны… а может, видения. Всегда одно и то же. Джек угодил в ловушку в темноте. Нет, не так. Сама темнота — ловушка. Я бегу по коридорам, потом вверх по длинной лестнице. Открываю дверь. Ищу Джека, зову его по имени. И не нахожу.
   Ни разу я не отыскала Джека.
   Черные тени днем, черные сны ночью.
   Ночи и дни сливаются в сплошную полосу. Только солнце встает и заходит, а не то я бы вообще не разбирала, где сон, где явь.

* * *

   Я бегу. Надо найти Джека. Он здесь, я знаю.
   Передо мной длинный темный коридор. Горят факелы. На каменных стенах мечутся рваные тени. Тишина полная, слышно только мое дыхание. В руке у меня Сердечный камень. Горячий. Значит, Джек где-то рядом.
   — Саба.
   Голос прилетает с порывом сквозняка. Факелы мигают. Я останавливаюсь. Каменная винтовая лестница уходит круто вверх.
   — Саба. Саба.
   Голос отдается эхом в позвоночнике. Проникает в глубь меня. Голос Джека. Или… нет? Знаю только, что слышала его раньше. Не помню, когда и где.
   Стискиваю камень в руке.
   — Джек! — Хватаю со стены факел, поднимаю выше. — Это ты? Жди меня, я иду!
   Скорей, скорей, скорей… Его голос щекочет мне шею, посылает мурашки по коже. Бегу по ступенькам. Наверху лестницы дощатая дверь. Старая уже, вся поцарапанная.
   Камень обжигает мне кожу. Джек совсем рядом, за дверью. Стук сердца. У меня в голове, и вокруг, со всех сторон. Такой громкий.
   — Джек, — зову я. — Ты там?
   Поворачиваю ручку. Открываю дверь.
   Ветер вырывает ее у меня из рук, срывает с петель. Я вскрикиваю. Еле удерживаюсь на ногах. Дверь улетает во тьму.
   Передо мной пустота.
   Я на вершине башни. Вокруг зубчатые горные пики. Внизу бездонная пропасть. Пусто, черно, беспредельно.
   Я цепляюсь за дверной косяк. Ветер толкает меня, дергает за платье, визжит от злости.
   — Джек! — кричу я. — Джек!
   А потом я падаю. Вниз. Вниз. Вниз.

* * *

   Сегодня Лу не давал нам передышки. Мы ехали, пока не выбились из сил. Уже в сумерках разбили лагерь под громадной красной скалой. И даже здесь до нас добирается резкий неотвязный ветер. Налетает с визгом, обжигает огненным дыханием. Облака несутся по небу. Разбиваются о лунный лик. Звезд сегодня не видно. где-то поблизости воет волкодав.
   Я пристроилась на краю лагеря, спиной ко всем. Увидят — прибегут расспрашивать. Они и так за мной постоянно следят. Ничего сделать невозможно, чтобы не прилезли разнюхивать, в чем дело.
   А мне надо оттереть кровь с ладоней. Терла хвощом, промывала отваром мыльного листа, ничего не помогает. Засохшая кровь темная, почти черная. И под ногти забилась. Я сегодня заметила, после разговора с Эпоной. Наверное, испачкалась, когда разделывала диких собак. Надо отчистить, пока Лу не увидел. Он такой чистюля.
   Выковыриваю кровь из-под ногтей щепкой.
   — Ну давай, — бормочу себе под нос, — вылезай оттуда, зараза!
   Ничего не получается. Хватаю шершавый камень, тру ладони, запястья. Черт, ну почему не сходит? Стиснув зубы, тру сильнее. Оглядываюсь через плечо, не смотрит ли кто.
   А они все на меня уставились. Томмо, Лу и Эмми. Сидят у костра с жестянками в руках.
   — Что? — спрашиваю.
   — Томмо три раза тебя звал, — говорит Лу.
   Подхожу к ним. Они уже доедают. Томмо накладывает мне в жестянку рагу из волкодава.
   — Ух, какая вкуснятина, — говорю. — Я такая голодная, сапоги бы съела.
   Все вранье. Мне все эти дни совсем не хочется есть. Я свою долю каждый раз потихоньку скармливаю Нерону.
   Беру жестянку, а Томмо вдруг спрашивает:
   — Саба! Что у тебя с руками?
   Я быстро прячу их за спину. Лицо горит. И шея, и грудь. Томмо увидел пятна. Понял, что это такое. Теперь все узнают.
   Эмми и Лу подскакивают ко мне. Лу вытаскивает мои руки из-за спины, переворачивает ладонями вверх. Все дружно ахают.
   — Божемой, Саба! — ужасается Лу. — Они все в крови! Что ты с ними сделала?
   — Я их мыла, честное слово, — отвечаю. — Мыла и терла, я очень старалась, но пятна никак не сходят. Прости меня, Лу.
   — Дурочка ты, — говорит брат. — Нет никаких пятен. Ты кожу до мяса содрала.
   Смотрю на свои ладони. И правда, кожа ободрана. А засохших до черноты пятен нет. Только свежая кровь.
   — Они были, — говорю. — Клянусь, были пятна.
   — Так, хватит! Эмми, тащи сумку с лекарствами, — велит Лу. — Томмо, принеси горячей воды. Саба, иди сюда.
   Он усаживает меня на землю. Закутывает в одеяло.
   Эмми прибегает с котомкой, где у нас лежат всякие травы, целебные листья, мази и настойки. Томмо приносит миску с водой. Эмми, встав на колени, бережно промывает мне руки.
   — Я постараюсь, чтобы не очень больно было, — говорит сестренка.
   Лу и Томмо сидят рядом, наблюдают.
   — Что такие серьезные? — спрашиваю. — Плохо все со мной?
   — Саба, объясни, что происходит? — просит Лу. — И не ври больше. Скажи наконец правду.
   — Мы хотим тебе помочь, — поддакивает Томмо.
   — Не надо мне помогать, — огрызаюсь я.
   — Ты стараешься отмыть кровавые пятна, которых нет, — говорит Лу.
   — Ходишь во сне, — прибавляет Томмо.
   — Тебе мерещится всякое, — говорит Эмми, не глядя мне в глаза. Ее чуткие пальцы смазывают мои израненные ладони полынной мазью, перебинтовывают полосками ткани. — Вот как сегодня, — продолжает Эмми. — Ты вдруг прямо вся дернулась. Увидела что-то. А может, кого-то. Кто-то бежал впереди лошадей, так? Я ничего не видела. Там и не было ничего, а ты все время что-то видишь.
   — Скажи, кого ты видишь? — спрашивает Лу.
   Грудь словно железным обручем сдавливает.
   — Никого, — говорю я. — Вообще не понимаю, о чем вы.
   — Мы все видели, — говорит Лу. — Ты разговариваешь с воздухом, как будто перед тобой кто-то есть. Кто?
   — Никто, отстаньте.
   — Это твоя мертвая подруга, так? Эпона. Ты видишь покойников, Саба. Говоришь с ними.
   Я отдергиваю руки. Со злостью смотрю на Эмми.
   — Так и знала, что тебе нельзя доверять!
   — Я не хотела ему говорить, — оправдывается сестренка. — Правда, не хотела! Но тебе чем дальше, тем хуже. Я беспокоюсь за тебя, Саба. Мы все беспокоимся. Тебе нужна помощь.
   — Вы думаете, я сумасшедшая, — не выдерживаю я.
   Все молчат. Прячут глаза.
   — Да, — говорит наконец Лу. — Мы так думаем.
   Откуда ни возьмись налетает красная ярость. Захлестывает меня с головой, застит глаза, не дает дышать. Я бросаюсь на Лу, сбиваю его с ног. Мы катаемся по земле. Я луплю кулаками куда ни попадя, кусаюсь, царапаюсь.
   Далеко-далеко крик Эмми. Меня тянут чьи-то руки. Лу подо мной пинается и ворочается. Я сижу у него на груди.
   — Саба, перестань! — плачет Эмми. — Остановись! Ты его убьешь!
   Красная ярость медленно утихает. Я прихожу в себя. Мои руки сжимают горло брата. Он старается их оторвать и не может. Широко раскрытые глаза полны страха.
   Лу меня боится.
   Разжимаю пальцы. Лу с хрипом втягивает воздух.
   Я протягиваю дрожащую руку. Трогаю его горло. На коже остались следы от моих пальцев. Рядом с ожерельем, которое я ему подарила на наше общее восемнадцатилетие. Касаюсь колечка из зеленого стекла. Память о том, какими мы были. Едва-едва дотрагиваюсь. А то вдруг исчезнет.
   Сползаю на колени прямо в грязь.
   Я чуть не убила брата.
   Эмми всхлипывает. Лу тяжело дышит, его глаза потемнели от ужаса. Я в кровь разбила ему нос.
   Красная ярость уходит мгновенно, как и пришла. Я словно вся занемела. Обессилела. Отворачиваюсь. Не могу смотреть на Лу.
   Он медленно встает. Протягивает мне руку, помогает встать. Проводит по лицу рукавом.
   Слезы катятся у меня по щекам. Лу их стирает, а они снова текут. Беззвучно капают в пыль у нас под ногами. Но я не плачу.
   — Еще немножко потерпи, — просит Лу. — Через две-три недели мы придем к Большой воде, а там… все будет хорошо. Там будет хорошая жизнь…
   Он с трудом выталкивает слова. Хриплым шепотом. Словно рассказывает свою историю в самый-самый последний раз. И некому ее услышать.
   — Я, кажется, уже говорил… Знаешь, Саба, там земля такая плодородная, палку воткнешь, а назавтра уже целая орешина растет. Правда, здорово? Увидишь — глазам не поверишь, точно. Я бы посмотрел. И Эмми, и Томмо… тоже посмотрели бы. Мы это увидим. Обязательно.
   Я смотрю, как шевелятся его губы. Слышу слова. Голос приглушенный, словно из-под воды. Лу обнимает меня. Стискивает изо всех сил. Его бьет дрожь.
   — Я все исправлю, — говорит он. — Обещаю.

* * *

   Голая земля, ни деревца. Только белые камни. Ни тени, ни облачка. Никуда от солнца не спрятаться. Земля прожарена насквозь. За нами вьется пыль.
   А мы упорно тащимся вперед. Я с Гермесом позади всех, в полусне смотрю на свои руки, сжимающие поводья. Веки отяжелели. Мозги отказывают. В голове одна мысль: этот путь через Пустоши будет продолжаться вечно.
   какой-то зверь выскакивает словно из-под земли. Бросается под ноги Гермесу, конь ржет, встает на дыбы, бьет передними копытами в воздухе. Я натягиваю поводья, чтобы его удержать. Разом обрушиваются звуки. Внезапность заставляет очнуться.
   Волкодав с голубыми глазами. С висячим ухом. Следопыт. Вот он, здесь.
   Кидается на Гермеса. Прыгнет и отскочит. Прыгнет и отскочит. Гермес пляшет на месте. Я сжимаю его бока коленями. Еле-еле удерживаюсь в седле, вцепившись в поводья.
   — Волкодав! — кричит Лу.
   Все трое разворачивают коней и скачут к нам.
   — Следопыт! Это Следопыт! — вопит Эмми.
   Пес прыгает еще раз, и Гермес срывается с места. Мы мчимся на север. Я распласталась на спине коня, из последних сил обхватила за шею. Волкодав серым пятном стелется позади.
   Он настоящий. Мне не мерещится. Все его видели. Эмми даже назвала по имени. Значит, не приснилось.
   Оглядываюсь через плечо. Следопыт все еще здесь.
   Он свернул нас с дороги. Нет, меня свернул. Нарочно. Словно хотел, чтобы я поскакала именно сюда. И сейчас не отстает, приглядывает, чтобы я уж точно добралась, куда надо.
   Знать бы еще, куда.

* * *

   Мы стоим на обрыве. Внизу раскинулась бескрайняя равнина. Вся высохшая, только посередине вьется лента реки. Блестит на солнце, точно узкая серебристая змейка. Последнее воспоминание о когда-то могучем потоке.
   В одном месте река течет прямо, без излучин. На ближнем к нам берегу два ряда кривоватых палаток, навесов и лачуг из всякого мусора. Притулились в тени высоких тополей.
   — Штук сорок, не меньше, — говорит Лу, опуская дальнозор. — Мужчины, женщины, дети и собаки без счета. Лошади, верблюды, повозки.
   — Что будем делать? — спрашивает Томмо.
   — Пойдет к ним, что еще? — откликается Эмми. — А зачем иначе Следопыт нас сюда привел?
   Следопыт сидит в сторонке. Поворачивает голову к тому, кто говорит, как будто все понимает. Вдруг он вскакивает и лает три раза. Подбегает к краю обрыва, скулит, возвращается к нам и снова лает.
   — Видите? — восклицает Эмми. — Он нас зовет.
   — Саба, прости, что я тебе раньше не верил, — говорит Лу. — Просто… мне казалось, невозможно ему быть так далеко от дома.
   — Я сама уже думала, что мне померещилось, — говорю я.
   — Наверное, Марси там, в лагере, — волнуется Эмми. — Спорим, она там!
   Нерон кружит у нас над головами и каркает. Поторапливает в путь.
   — Надо бы сначала разведать, — говорит Томмо. — Вдруг там опасно. Я схожу.
   — Нет, я пойду, — останавливает его Лу. — Ждите здесь.
   — Какие вы, мальчишки, иногда тупые, прямо как пень, — говорит Эмми. — Следопыт нас привел, потому что Сабе здесь помогут. Не стал бы он нас звать туда, где опасно.
   — Только вот мистику не разводи, — обрывает Лу. — Честное слово, Эм, у тебя в голове ветер свищет. А как нормально соображать, ты напрочь забыла. Томмо прав, нужно подстраховаться.
   — Ты, что ли, нормально рассуждаешь? — спрашивает Эм.
   — А то как же, — отвечает Лу.
   — Тогда спасибо, мне такого счастья даром не надо! — Эм хватает Гермеса за повод. — Пойдем, Саба. Я попрошу для тебя помощи. А эти пусть делают что хотят.
   Она ударяет свою лошадь пятками в бока, и мы начинаем спуск. На востоке собираются грозовые тучи. Смотрят на нас оценивающе и направляются в нашу сторону.

Змеиная река

   Мы приближаемся к лагерю. Эмми со Следопытом впереди, за ними я с Нероном на плече. Томмо и Лу замыкающие. Гермес больше не пугается Следопыта. Можно сказать, они даже подружились. Очень странно, если подумать.
   Нам навстречу выбегает орава собачонок. Следопыт угрожающе рычит. Клыки оскалены, шерсть на загривке дыбом. Шавки отбегают, поджав хвосты.
   На окраине лагеря оборванные детишки гоняют надутый бычий пузырь. Толкаются, галдят, пыль столбом. Правила жестокие. Можно драться, можно ставить друг другу подножки. Тут дети замечают нас, прекращают игру и замирают, вытаращив глаза. Одна девчонка в лохмотьях, словно пугало огородное, с виду ровесница Эмми, глаз не может от меня отвести.
   — Привет, — здоровается Эмми. — Скажите, а где тут можно…
   — Ангел Смерти! — вопит оборванка. — Бежим!
   Дети бросаются сломя голову к палаткам с криками: «Ангел Смерти! Мама! Смотри, Ангел Смерти!»
   Детишки прячутся в своих жилищах, и наступает тишина.
   Эмми смотрит на меня.
   — Та девочка тебя узнала, — говорит Эм. — Наверное, она была в Городе Надежды.
   — Надо же, какая известность, — говорит Лу.
   — Саба — самый знаменитый боец в мире, — с гордостью сообщает Эмми. — В день ее выступления в городе не протолкаться было. Зрители издалека приезжали, чтобы только…
   — Хватит, Эмми, — обрывает Лу.
   — Я просто сказать хочу…
   — Лучше помолчи, — велит Лу. — Говорить буду я.
   Мы медленно въезжаем в лагерь. Палатки стоят в два ряда, между ними пустое пространство. Получается что-то вроде дороги. Тихо. Ни души. Котелки на кострах булькают без присмотра. Табуретки опрокинуты, как будто те, кто на них сидел, удирали, не глядя под ноги.
   Мы сдвигаемся теснее.
   — Где все? — спрашивает Эм.
   — Сзади, — тихо и напряженно произносит Томмо.
   Оглядываемся. За спиной у нас целая толпа. Взрослые и дети. Худые, иссохшие. С испуганными глазами, а в руках оружие. Палки, камни, кости, бутылки.
   Следопыт рычит. Делает шаг вперед.
   — Следопыт, стоять! — приказывает Лу. — Здравствуйте, люди! Мы не хотим неприятностей. Кто здесь главный?
   Все молчат. Человек в первом ряду начинает колотить палками друг о друга. Другие подхватывают. Стук дерева и камней, звон стекла. Тум, тум, тум. Дурной ритм отравляет воздух.
   Мы разворачиваемся и продолжаем путь, толпа движется следом, на приличном расстоянии. Опасаются Следопыта.
   Вдруг налетает ветер. Небо темнеет. Вдали ворчит гром. Сверкает молния. Дорогу нам заступают еще какие-то люди. Тоже вооруженные чем попало. Тум, тум, тум. кое-кто держит совсем странные предметы. Палки, связанные треугольником. Куклу из кожи, расшитой бусинами.
   — Что это у них? — спрашивает Эмми.
   — Амулеты, — отвечает Лу. — Чтобы зло отгонять.
   Он тянет Гермеса за повод, поближе к Смелому.
   — Какое еще зло? — спрашивает Эмми тоненьким голоском.
   — Они боятся Сабы, — объясняет Лу. — Так я и знал, зря мы сюда полезли. Уходим.
   — Не выйдет, — говорит Томмо.
   Путь перекрыт спереди и сзади. По бокам сплошные ряды палаток.
   Мерзкий ритм давит, не дает дышать. Подступает со всех сторон. Меня бьет дрожь. Я снова в Городе Надежды. В Клетке.
   Все начинают дружно топать ногами. От топота дрожит даже помост, на котором мы стоим.
   — Прогон! Прогон! Прогон! — возбужденно кричат зрители.
   — Я тебя в обиду не дам, — говорит Лу.
   Нерон пронзительно каркает, мечется у нас над головами.
   А гроза тем временем подходит все ближе. Ветер свистит, взметает красную пыль. А тут еще рев толпы. Лошади не выдерживают, визжат и пляшут на месте. Мы их еле сдерживаем. Следопыт кидается к толпе, разинув пасть.
   В воздух взвивается камень. Попадает Лу в плечо. Брат вскрикивает и выпускает поводья Гермеса. Ко мне тянутся чьи-то руки. Дергают за ногу, хотят стащить с седла. Я кое-как отбрыкиваюсь.
   — Лу! — кричит Эмми.
   Брат хватает меня за руку. Лошади бесятся. В меня вцепляются еще и еще люди. Я пинаю их наугад, рядом вопит Эмми. Томмо вырывает у кого-то палку и принимается лупить по головам. Следопыт рычит и клацает зубами. В толпы слышны крики.
   Бррруммм! Гром разрывает воздух. Толпа замирает. Пятится. Кровожадный ритм стихает. Все смотрят в небо, как будто раньше не замечали перемену погоды.
   Тучи, как горы, огромные и зловещие. Тычут в землю пальцами молний. В толпе крики.
   — Говорящая с небом вышла из палатки! Скорее!
   Женский голос:
   — Отведите ее к Говорящей с небом! Пусть Говорящая решает!
   Меня стаскивают с Гермеса. Я отбиваюсь, но меня держат четверо взрослых мужчин, по два на каждую руку. Волокут к дальнему концу лагеря. Парочка женщин бегут рядом с амулетами наизготовку.
   — Лу! — кричу я.
   Вывернув шею, вижу, как Эмми, Томмо и Лу тоже стаскивают с коней.
   Местные побросали палки-камни, толкаются, самых мелких детей на руки подхватывают. И все бегут в одну сторону. Туда же, куда и мы.
   У реки за палатками расчищен ровный участок земли. Посередине круглый дощатый помост. Навес из шифера, слева ступеньки. Сбоку от помоста потрепанная палатка. Вдали рокочет гром, ветвятся молнии. Ветер треплет людям волосы, одежду.
   Все опускаются на колени. Смотрят на помост, шикают на хнычущих детей. Они же сейчас попадут под ливень. Лучше бы в укрытие шли. Но им как будто не до того.