Мунн Уорнер. Корабль из Атлантиды

   Каранха в бешенстве обернулся к троим пленникам.
   – Ваших рук дело? Как перезарядить это оружие?
   – Отправляйся в Миктлампу и выясни это сам, ты, кровавый убийца!
   Гвальхмай выхватил меч, а абенаки и девушка прижались к молодому человеку теснее, молчаливо одобряя его действия. Но Гвальхмай оказался недостаточно проворным. Дюжина стражников набросилась на них с Нунганеем и молниеносно скрутила, подавив одним количеством. Молодых людей, безоружных, потащили прочь, а Коренис, которая почему-то не спешила применять свою чудесную силу, мирно повели в другую сторону. Девушка незаметно улыбнулась товарищам, призывая их не падать духом.
   Каранха, вне себя от ярости, крикнул вслед пленникам:
   – Покажите им Скважину! Спустите их вниз со сменной бригадой, но к утру возвратите в тюрьму. Пускай решают, говорить со мной или умереть!
   Молодых людей выволокли на улицу, поставили в строй приблизительно из сорока рабов, израненных не столь сильно, как предыдущие, и сковали длинной цепью с остальными. Затем под надсмотром бдительных стражей их вывели из города через ворота в стене и погнали в открытое поле. Оставив за спиной примерно милю пути, они приблизились к нагромождениям огромных зазубренных камней, превышающим высотой дома.
   Насколько мог видеть в сумерках глаз, повсюду слева и справа высились подобные курганы – горы отбросов, оставшиеся после какой-то деятельности, достойной титанов.
   Здесь стражники зажгли факелы, и процессия продолжила путь при мерцающем свете огней. Они двигались по хорошо утрамбованной дороге и спустя полчаса энергичной ходьбы вышли из заваленных каменными обломками полей на открытое пространство. Здесь стояла высокая металлическая башня с приводным колесом наверху, через которое проходил трос, и прикованные цепью к ручке ворота рабы ожидали их прибытия.
   Без отлагательства стражники отделили от группы десятерых рабов и завели их на платформу, которая мгновенно начала опускаться под землю и скоро исчезла с глаз под оглушительный лязг лебедки и щелканье бичей.
   Вскоре она снова поднялась, нагруженная обломком скалы, мокрым и сверкающим при свете факелов. Рабы выступили вперед и убрали валун с платформы, после чего на нее загрузились очередные десять человек и последовали за предыдущими.
   Это повторялось снова и снова – и наконец Гвальхмай и Нунганей тоже начали погружаться в недра земли. Стены шахты в верхней ее части были обшиты металлом и досками. Но потом тоннель пошел сквозь скальное основание – там гранитные стены оставались необлицованными. Молодые люди увидели внизу свет, и скоро платформа с металлическим лязгом остановилась.
   Но здесь шахта не кончалась: они очутились в широком просторном помещении, где находился другой подъемный механизм, обслуживаемый новой бригадой рабов. В этом помещении их ожидала другая платформа и после того, как с нее сняли обломок скалы, пленники ступили на исцарапанные доски настила и продолжили спуск.
   И так они спускались от камеры к камере по огромной шахте, которой, казалось не будет конца. Стало трудно дышать. Малейшее движение требовало огромных усилий. Воздух был словно напитан туманом, и факелы уже не горели на этой глубине.
   Они миновали залы, тускло освещенные гроздьями фосфоресцирующих грибов, растущих на специально оставленных здесь для этой цели гнилых бревнах. Гнилушки мерцали на полах, и с потолков свисали на длинных веревках светлячки, которые мигали, словно крохотные звездочки, слабо колеблясь в медленных потоках мертвого воздуха.
   Глаза пленников вылезали из орбит, в ушах шумело от давления глубины. На одной платформе поднялось мертвое тело. Вслед за камнем они сняли с подъемника труп и спустились еще на один пролет.
   Шахта начала сужаться: платформы теперь едва вмещали пятерых человек и двигались по ней с трудом. Люки-затворы в полу открывались, когда подъемники опускались, и закрывались, когда те двигались вверх. Движение платформ, подобно поршню в насосе, способствовало перемещению потоков затхлого воздуха.
   На этой глубине грибы уже не могли расти и их сменила фосфоресцирующая краска – в излучаемом ею туманном мерцании молодые люди едва различали окружение. Другие пленники, хоть и они тоже страдали, все же, казалось, переносили мучения легче. Они продолжали двигаться вниз: убирали с очередного ожидающего их подъемника валун и спускались все глубже и глубже на платформах, приводимых в движение обращенными в животных рабами.
   Наконец молодые люди услышали стук кирок и молотов внизу и скоро прибыли в частично недостроенную камеру, вырубленную в базальте на глубине многих миль под самым нижним слоем земной коры, доступном людям ныне. Здесь, в темном чреве Земли, рабы трудились и умирали по приказу Каранхи, короля, который продолжал осуществление планов правителей Нор-Ум-Бега, умерших задолго до его царствования.
   В этой пещере находился измазанный светящейся краской человек. Сгорбившись под тяжестью ведра и кисти, он с трудом набирал в измученные легкие воздух. Другой человек, задыхаясь от слабости, склонился в изнеможении над своим молотом. Глаза его были закрыты, и он не открыл их, когда надсмотрщик, сам чувствующий себя немногим лучше, принялся подгонять его кнутом.
   Молоты и кирки гулко стучали в густом воздухе. После каждого удара откуда-то снизу, из-под скального основания под ногами рабочих, поднималось эхо. Сначала Гвальхмай и Нунганей посчитали сей отзвук за простое эхо. Но когда работа приостановилась для смены людей, глухие удары продолжали доноситься из недр земли. Было совершенно ясно, что на некоей ужасной глубине шло строительство другой шахты, ведущей наверх, навстречу этой, проложенной ценой непереносимых мучений.
   Кроме самой низкой камеры Скважины, два товарища не увидели больше ничего. Едва Гвальхмай успел осознать весь ужас многолетнего изнурительного труда, как у обоих молодых людей из ушей и ноздрей хлынула кровь, и они рухнули без сознания на щербатый пол. Пленники не помнили, как их грубо отволокли на ближайшую груду камней, как торопливо перекладывали с платформы на платформу, которые рывками медленно поднимались по пролетам к верхним уровням шахты.
   Дуновение прохладного воздуха привело их в чувство. Открыв глаза, они увидели над собой звезды, сияющие в далеком круглом отверстии с неровными краями. Отверстие становилось все больше и больше, и звезды превратились наконец в яркие факелы. Чьи-то руки подняли молодых людей, несколько ударов привели их в чувство, и затем, подобно бездушным автоматам, они пошли, шатаясь и тяжело переставляя ноги, назад к городу.
   По возвращении в Храм Посейдона пленников повели куда-то по круто уходящему вниз темному душному коридору, стены которого блестели при свете факелов от вонючей слизи и плесени.
   Каранха встретил их, проводил вниз и проследил, чтобы пленников заперли за железной решеткой. Стражники удалились, и король прорычал.
   – Итак, ты могучий Глускап, сын Горы? И явился сюда проведать Хоббамока, как мне доложили! Что ж, здешние рабы что-то болтают о Хоббамоке, но мы такого не знаем. Может, ты рожден быть рабом?
   Ты умрешь завтра позорной смертью невольника, Глускап, если не откроешь мне того, что я хочу знать. Возможно, ты вернешься в Скважину и будешь работать там столько времени, сколько сумеешь прожить. Обещаю тебе: живым ты оттуда не выйдешь. Или мы решим разделаться с тобой по очаровательному обычаю твоей страны. Мы должны быть гостеприимны и сделать все, чтобы гость чувствовал себя как дома.
   Не обмотать ли тебя раскаленными докрасна цепями? А может, погреть тебе ноги горячими углями? Или насыпать золы в глаза? А? Возможно это освежит твою память.
   – Чтоб Владыка Тьмы взял тебя! – проворчал Гвальхмай и с омерзением отвернулся от короля. Казалось, это сильно позабавило Каранху. Он взял факел и пошел прочь по коридору, посмеиваясь в бороду.
   Наконец молодые люди как будто остались одни. Тишину нарушали лишь шорох крыс по углам камеры. Нунганей в темноте повернулся к Гвальхмаю и пробормотал.
   – Этот Сахем! Это не человек! Говорит, он никогда не слышал о Хоббамоке. По-моему, он-то сам и есть Хоббамок Мерзкий и никто другой! Тело, которое ты выбрал для себя, Глускап, слишком слабо, чтобы сражаться с норумбежцами. Это просто демоны. Как ты полагаешь, Женщина Ночи сможет справиться с ним?
   Гвальхмай коротко рассмеялся.
   – Кто? Коре… Бумола? Она в состоянии позаботиться о себе. Не беспокойся за нее. Мы окажемся на свободе прежде, чем ты успеешь опомниться. Что же касается этого тупого болвана… этого рыжего медведя! Если бы он только знал, что для подзарядки огненного оружия следует всего лишь поднять пластину на торце ствола и на час дать солнечным лучам доступ во внутренности трубы…
   Взрыв дикого хохота прервал Гвальхмая, и в темном коридоре послышался топот босых ног, когда их невидимый слушатель поспешил наверх.
   – Наверно, Каранха не знал этого раньше, отрывисто заметил абенаки. – Но скоро узнает. Все, что нам остается, – это молиться Кехтану и раскрашивать тела для смерти.
   Гвальхмай застонал. Лишь одна мысль несколько утешала его в этом приступе отвращения к самому себе: кольцо. Мерлина на его пальце оставалось холодным. Значит, опасность была еще не очень близко.
   В ту ночь над всей Северной Алата простиралось холодное безоблачное небо. В самом воздухе, казалось, потрескивали электрические разряды, и над Внутренним Морем плясали Призрачные Танцоры, заставляющие бледнеть холодное великолепие луны. Возможно из-за испарений огромных месторождений меди в этих землях или из-за других, более страшных причин, высоко в небесах появились очертания птицы с широко распростертыми крыльями.
   Люди на земле поднимали глаза к небу, смотрели на птицу и задавались вопросом: двинется ли она с места, полетит, предвещая войну между народами? Старый Хайонвата, вызванный из своего вигвама в Онондага, увидел зловещее алое сияние дрожащих крыльев, распростертых над Длинным Домом Пяти Народов и, прищурившись, подумал о необходимости собрать совет и выяснить, какая опасность угрожает племенам.
   Птица двинулась на восток. Старый вождь облегченно зевнул и с успокоенной душой вернулся к своей меховой постели.
   Светящееся изображение не изменило своих очертаний. Оно продолжало двигаться, набирая скорость и мерцая сначала тускло, потом все ярче, излучая странное пульсирующее сияние и меняя цвета. Подхваченный снизу или подталкиваемый сзади таинственными магнитными потоками верхних слоев воздуха, орел быстро летел на восток вдоль Дороги Призраков.
   Пролетая над спокойными селениями абенаки, он тускло засиял пастельными тонами, означающими мир, – розово-жемчужными, металлически-голубыми и всеми оттенками желтых – и, описывая широкую дугу, устремился к морю.
   Очертания птицы не изменились, когда она зависла над Нор-Ум-Бега, но цвет ее стал сначала кроваво-красным, потом огненным, и зловещий ореол, подобный облаку дыма, окружил ее.
   Каранхе доложили об этом явлении, и он спешно поднялся с постели, дабы взглянуть на небо, и рассмеялся от сознания своей силы при виде доброго предзнаменования, которое обещало ему успех в очередном весеннем набеге на материк. Под ним, в подземной тюрьме, откуда ничего не было видно, Коренис незаметно кивнула самой себе, а два ее друга в это время спали в другой камере беспокойным сном, ничего не ведая о предзнаменовании…

БИТВА ЗА БАШНЮ

   Трон перенесли во внутренний двор храма, когда к королю привели пленников, которые щурились и моргали от яркого света восходящего солнца. Возле Каранхи спокойно стояла Коренис, по-прежнему в женских одеждах абенаки. Напротив трона в землю были врыты два столба с дочерна закопченными основаниями, с них свисали оплавленные, черные от копоти цепи. Поблизости возле кучи хвороста стояло несколько слуг.
   Каранха одарил молодых людей тяжеловесной благосклонной улыбкой и указал на их оружие, брошенное у его ног.
   – Поскольку вы открыли мне то, что я хотел знать, – хотя и непреднамеренно – я решил пощадить вас. Отвечайте, согласны вы служить мне. Я назначу вас надсмотрщиками.
   Вместо ответа Гвальхмай плюнул в его сторону.
   Каранха не пришел в ярость, но знаком велел привязать пленников к столбам. Пока их привязывали, король сказал:
   – Раз ты отказываешься, и – судя по молчанию – твой товарищ тоже, о могущественнейший Глускап, являющийся, вероятно, простым самозванцем, позволь мне порадовать тебя: скоро тебе представится прекрасная возможность продемонстрировать доказательства своего божественного происхождения.
   Держать час, ты говоришь, под солнечными лучами? И эта игрушка полностью перезарядится? Сначала мы обложим вас хворостом. – Слуги приступили к работе. – А затем, когда все будет готово, мы немного потренируемся, согласны? Если оружие будет заряжено как следует, вы не почувствуете боли, когда мы сожжем вам ноги до бедра! А если и почувствуете… что ж! Горящий хворост быстро положит конец вашим мучениям.
   Конечно, коли ты Глускап, огонь не причинит тебе вреда. И, безусловно, бог не позволит своим друзьям страдать, если в его силах спасти их, – или я не прав? Сей вопрос кажется мне не лишенным некоторого интереса.
   И вот какую мысль унеси с собой в могилу, Глускап. Весной, когда кленовые листья станут размером с беличье ухо, наступит время войны! И оно уже очень близко.
   Тогда мы пойдем на абенаки с топором, ножом и огнем. Мы никого не оставим в живых – даже последнего пса у порога вигвама! Новые рабы нам больше не нужны. Нам не нужна рабочая сила теперь, когда мы умеем заряжать оружие Древних.
   Норумбежцы подорвут дно Скважины еще при моей жизни! Мы достигнем Страны Темного Солнца, подобно Древним, овладеем сокрытыми в нем тайнами и станем господами среди язычников! Да, весь мир склонится перед могуществом Нор-Ум-Бега! Остров Героев покорит континенты!
   Все же, нам придется еще час в тревоге ждать того момента, когда появится возможность проверить истинность твоих слов. А ожидание – слишком скучная штука. Поэтому, пожалуй, я и твоя женщина, Глускап, удалимся на время, дабы предаться любовным утехам!
   Он обернулся к Коренис, которая спокойно стояла у трона с лицом, затененным капюшоном с меховой оторочкой.
   – Что же касается тебя… Какое-то время ты будешь принадлежать мне. Потом – командирам сотен. И наконец пойдешь обслуживать рабов у котлов!
   Подданные короля покатились от смеха, хватаясь за животы и хлопая себя по коленкам, когда Коренис с подозрительным смирением проследовала за Каранхой в небольшие покои. Тяжелая дверь захлопнулась за ними – и удар ее прозвучал так окончательно, словно с ним завершилась целая глава истории.
   Несколько секунд стояла полная тишина. Слуги уже наклонились к вязанкам хвороста, когда их остановил протяжный дикий вопль, донесшийся из темноты королевских покоев. Неподдельный ужас слышался в вопле, предсмертное страдание и удивление!
   Не успели потрясенные люди выпрямиться, как Каранха, сорвав дверь с петель, вылетел из комнаты. Правитель был теперь всего лишь изуродованной грудой мяса с торчащими из раздавленной грудной клетки белыми ребрами. Уже бездыханный, он пролетел по воздуху футов двадцать и с глухим ударом рухнул на землю, раскинув безжизненные конечности.
   Нунганей испустил исступленный торжествующий вопль, когда Коренис показалась в дверном проеме. А воины короля в ужасе уставились на величаво выступающую женщину: героиню древнейших легенд Нор-Ум-Бега. Коренис откинула капюшон со сверкающих волос и стерла рукавом краску, покрывающую блестящие металлические щеки.
   Больше ее нельзя было принять за существо, хотя бы отдаленно напоминающее человека, – при ее приближении сильные мужчины попятились прочь от каменных столбов с пленниками и прижались к огораживающей двор стене. Суровое, непреклонное лицо Коренис напоминало сейчас лик карающего ангела, готового привести в исполнение справедливый приговор. Она подняла огненное оружие и со щелчком отпустила пластину в торце ствола. Лицо ее не изменилось, и рука не дрогнула, когда одним плавным движением она отправила слуг Каранхи к праотцам.
   Оружие коротко полыхнуло и мгновенно разрядилось – но одного выстрела оказалось достаточно, чтобы обрушить стену двора. Улица за ней была пуста.
   Девушка подошла к связанным товарищам и, не давая себе труда распутать цепи, разорвала толстые звенья с такой легкостью, словно те были отлиты из воска. И только тогда она заговорила – и голос ее звучал, подобно голосу Рока.
   – Так погибли первые из врагов Ахуни-и, бесчестящих ее имя.
   – Попасть на остров оказалось довольно просто, – мрачно заметил Нунганей. – Но выбраться отсюда, похоже, будет несколько трудней.
   Коренис рассмеялась.
   – Сказано с присущим тебе оптимизмом, друг мой! Вот дорога, и вот ваше оружие. Так пойдемте же!
   – Куда можем мы пойти, дева Атлантиды? – проворчал Гвальхмай. На этом острове нет ни единого уголка, где нас ждали бы друзья, – разве что леса за Стеной Рабов. Там нам придется долго отсиживаться. Ведь нас всего трое!
   Коренис склонила прелестную головку.
   – Нет, друг мой, нас четверо. Мы сами – и Ахуни-и, во имя которой я действую. Что же до следующего места назначения. Мне приказано взять Башню и ждать там дальнейшего развития событий.
   – Мы идем на смерть, – тихо пробормотал Нунганей. И, пока Коренис помогала Гвальхмаю застегнуть пряжку пояса, он тайком соскреб немного копоти с грязных цепей и измазал ей щеки и лоб. После этого, чувствуя себя вполне готовым к своей последней битвы, абенаки поспешил за товарищами, сочиняя на ходу новые величественные строфы предсмертной песни.
   Солнце стояло уже высоко в небе, но для обитателей города, затененного стеной темной воды, час пробуждения еще не настал. Никого не встретили трое друзей в бедных кварталах города, лежащих на пути к зиккурату. Последний, будучи самым высоким зданием на острове, отчетливо виднелся вдали. Избегая улиц, которыми их недавно вели ко дворцу короля, молодые люди и Коренис проходили мимо домов с наглухо закрытыми ставнями и дверями, запертыми на замки и засовы из страха перед ночными убийцами.
   В Нор-Ум-Бега ни один человек не доверял соседу.
   Удача сопутствовала друзьям и на следующей улице: грязной дороге, петляющей между кучами гниющих отбросов. Но так не могло продолжаться долго. Свернув на более пристойную городскую магистраль, они увидели неподалеку идущего навстречу им человека. Он был полностью вооружен и шагал, беззаботно поглядывая по сторонам и весело насвистывая. Молодые люди и девушка отпрянули обратно за угол, в нищий грязный переулок.
   – Смена часового у Скважины, – прошептала Коренис. – Можешь убрать его, Нунганей! Только тихо.
   Свирепый белозубый оскал послужил ей ответом. Абенаки выхватил боевой топорик и привычно взвесил его в руке.
   Ничего не подозревающий стражник, очевидно, не спешил занять свое место в глубокой шахте. Позвякивая оружием, он неторопливо прошагал мимо подворотни. Нунганей выступил из-за угла, дабы обеспечить себе пространство для длинного замаха. Топорик абенаки полетел, стремительно вращаясь, и острое кремниевое его лезвие вонзилось по самую ручку, обмотанное ремнями, точно в место между латным воротником и шлемом, из-под которого выбивались рыжие пряди, теперь перерезанные и более красные, чем обычно.
   Раздеть мертвого стражника в ближайшем грязном переулке было делом нескольких секунд. Вскоре из того переулка вышел вооруженный человек с тщательно убранными под шлем волосами и лицом, закрытым опущенным забралом. В руке он держал обнаженный меч, коим подгонял краснокожего раба и девушку в надвинутом на лоб капюшоне. Последние двое несли оружие Гвальхмая и Нунганея, увязанное в нижнюю рубашку убитого стражника.
   Замаскированные таким образом, они миновали уже знакомые улицы, обойти которые не представлялось возможным, и прошли по широкому оживленному проспекту, не привлекая к себе особого внимания. Следующий поворот дороги привел их в убогий двор, где снова кипел на огне серебряный котел с завтраком и гуляло несколько проснувшихся детей. Трое друзей пересекли двор беспрепятственно и наконец вышли к широкой, поросшей травой мощеной дороге, проложенной вдоль отвесной стены океана.
   Спеша вдоль неподвижной темной плоскости воды, молодые люди и Коренис заметили за неосязаемым барьером некое таинственное неясное шевеление: с другой стороны невидимой стены вслед за ними двигалась размытая смутная тень.
   Огибая какое-то препятствие на морском дне, существо повернуло и ткнулось носом в прозрачную плотину, принимающую на себя колоссальное давление океана. И тогда молодые люди смогли рассмотреть его отчетливо: то длиннотелая акула рыскала под водой в поисках пищи – и за ней во мраке глубины маячили другие хищницы! Мягко шевеля плавниками, акула плыла за путниками, не сводя с них пристального взгляда маленьких свиных глазок.
   – Морские волки Ахуни-и! – воскликнула Коренис. – Их призвали сюда – и они собираются!
   И вот наконец молодые люди и Коренис приблизились к черной каменной башне – целые и невредимые вопреки мрачным ожиданиям Нунганея. Но едва они преодолели первые ступени вьющейся лестницы, как за их спинами послышался шум и крики: беглецов преследовала беспорядочная толпа рыжебородых солдат, бегущих вразброд и без командира.
   Было ясно: их вот-вот настигнут. Но трое друзей стремительно взлетели на дюжину ступеней до небольшой площадки, и здесь, заслонив собой Коренис и Нунганея, Гвальхмай повернулся к врагам, готовый принять бой.
   Конечно, молодой человек отличался внушительной физической силой и имел преимущество в позиции, ибо находился выше нападающих – но в первой схватке лишь прекрасный римский меч спас его. К счастью, отец Гвальхмая, Вендиций, бывший центурион, хорошо обучил сына. В искусстве владения мечом молодому человеку не было равных среди ацтеков, поскольку их маккаутль с зубцами из вулканического стекла предназначался в основном для того, чтобы бить и сокрушать лезвием, и не имел острия. Римским же мечом, кроме всего прочего, можно было и колоть.
   Поначалу у Гвальхмая не представилось возможности для демонстрации боевого мастерства. Мощным натиском враги оттеснили его с площадки и заставили медленно отступать по ступеням все выше и выше. Голубой стальной клинок со свистом описывал круг – и никто из ступивших в него не оставался в живых.
   К счастью для ацтланца, доспехи врагов были изготовлены не из таинственного живого орихалька, но из сплава, похожего на него по цвету. Подобно бронзе, металл сей отражал удар мягкого медного клинка и выдерживал удар топора, выкованного из того же сплава, но добрая легионерская сталь разрезала его, словно простое олово.
   Выше и выше теснили враги Гвальхмая по широкой лестнице. Но уже на середине первого витка спирали молодой человек услышал звон тугого лука Нунганея. Стрела просвистела над плечом юноши и его противник со стоном повалился наземь, не успев опустить поднятую в замахе руку.
   Высокий воин в прекрасных доспехах выбежал из толпы вперед, перебрасывая топор с руки на руку. Голова норумбежца была обнажена, и почти алые волосы его развевались на ветру, словно языки пламени. Экстатическое выражение на лице воина свидетельствовало о том, что он мало дорожит жизнью.
   На бегу норумбежец пел песню Солнца:

 
Небо и Земля нетленны —
Смертен человек!
Годы старости ужасны —
Так умри в бою!
 

   Он захрипел, когда стрела Нунганея вонзилась ему в горло, упал на колени у края лестницы и, перевалившись за низкое ограждение, полетел вниз, освобождая дорогу бегущим за ним людям. Но даже в последние мгновения жизни лицо воина сохранило выражение восторга.
   Словно разъяренные ядовитые пчелы, жужжали в воздухе карающие стрелы. И наконец за отсутствием места для сражения норумбежцы были вынуждены прекратить наступление, дабы убрать с лестницы мертвые тела. Тяжело дыша, Гвальхмай прислонился к стене. Коренис вырвала из каменной кладки одну из тяжелых плит и швырнула ее в толпу. Трое друзей получили возможность короткой передышки.
   Затем несколько тяжело вооруженных воинов попытались разобрать завал из трупов и расчистить себе путь, в то время как остальные норумбежцы метали в противников длинные ножи, прикрывая своих товарищей. Гвальхмай в отчаянии прыгнул вниз, дабы отвлечь воинов на себя.
   Снова поднялся лязг, звон и стук оружия. Но пики с деревянными древками, несмотря на свою длину, не могли сравниться со стальным мечом в руках человека, которого обучал лучший воин из личной охраны Артура, Короля Британии. Наконец Нунганей, истратив все свои стрелы, принялся подбирать летящие со стороны противника ножи и без промаха метать их обратно – этим искусством молодой абенаки владел в совершенстве.
   Итак, некоторое время троим друзьям удавалось удерживать лестницу. Новые и новые толпы норумбежцев волнами набегали на подножье Башни от теперь уже полностью пробудившегося города. Бесчисленные полчища воинов – полных сил, не обескровленных и безумно возбужденных от мысли о жестокой схватке, – оттесняли троих героев все выше и выше, к следующей площадке. Наконец Коренис повернулась и бросилась вверх.