Страница:
Пораженный ударом топора, Нунганей лежал на ступенях – оглушенный, но живой – и Гвальхмай прикрыл товарища, приняв бой с дюжиной разъяренных воинов, похожих на ожившие золотые статуи. Молодой человек знал, что не оставит товарища, и решил умереть достойно.
– Падай на землю, ацтланец! – прозвучал громкий повелительный голос Коренис, и Гвальхмай мгновенно повиновался. Разряд огненного оружия воспламенил, казалось, сам воздух над его головой и с оглушительным грохотом смел прочь всех нападающих норумбежцев. Двадцать футов витого пандуса рассыпались в прах, и в лестнице образовался провал, преодолеть который мгновенно не представлялось возможным.
Но, очутившись за пределами досягаемости, друзья по-прежнему подвергались опасности под дождем копий, ножей и пущенных со страшной силой топоров, которые с грохотом падали на стертые ступени, высекая искры из камня. Отшвырнув в сторону разряженное оружие, Коренис схватила обоих юношей, легко побежала вверх и на следующем повороте витка скрылась от глаз норумбежцев.
Девушка достигла горизонтальной площадки, которая тянулась по всей окружности Башни, и опустила свою ношу наземь недалеко от ведущей на вершину лестницы. Молодые люди постепенно отдышались, и в глазах Нунганея появилось осмысленное выражение. С воинственным кличем абенаки вскочил на ноги и схватился за топорик – единственное оставшееся у него оружие.
И тут Гвальхмаю показалось, что его друг смутился. Было непривычно видеть, как под слоем предсмертной раскраски внезапно смягчилось это суровое мрачное лицо. Гвальхмай ухмыльнулся другу, и медленная теплая улыбка появилась на красиво очерченных губах металлической девушки – первая за долгое время их отступления. Улыбка мгновенно исчезла, когда снизу донеслись крики и щелканье бичей. Трое выглянули за ограду площадки.
Прямо внизу, в полусотне футах от них, зиял провал в пандусе. К нему гнали толпу краснокожих абенаки. Нагруженные тяжелыми деревянными балками и толстыми досками рабы едва переставляли ноги.
Норумбежцы безотлагательно приступили к делу. Длинные доски ставили вертикально и давали им падать к противоположному краю пролома. После того, как несколько досок отскочили при ударе и исчезли в пропасти, одна, наконец, легла прочно. Краснокожий раб проворно перебежал по ней на другую сторону расселины и крепко держал конец доски, пока его товарищи под бдительным оком надсмотрщика осторожно проталкивали по ней толстую балку. Когда та надежно стала на место, эту операцию повторили еще несколько раз, и затем остов моста молниеносно покрыли настилом.
Внезапно Гвальхмай обнаружил, что девушка, прежде стоявшая рядом, куда-то исчезла. Юноша оглянулся: действуя оторванным от подъемного механизма остроконечным брусом, как клином, Коренис выковыривала из мощеной площадки колоссальную плиту.
Гвальхмай подскочил к девушке, дабы помочь ей сбросить камень на мост. Нунганей заметил его движение и, поняв намерение товарищей, прыгнул к ним с искаженным лицом, забыв о своей невозмутимости.
– Это люди моего народа, Бумола! – взмолился он. – Только не на них.
– Это были люди твоего народа. Теперь в них осталось мало человеческого, Нунганей. С ними обращались, как с животными, – и души их умерли. При первой возможности они набросятся на тебя с яростью, достойной своих хозяев.
– Возможно, – согласился Нунганей. – Но пощади их, Женщина Ночи. Подожди, пока по мосту пойдут Чену.
В течение нескольких долгих секунд Коренис пристально смотрела на абенаки, потом швырнула брус наземь и направилась к краю площадки взглянуть вниз.
Было уже слишком поздно. Казалось, некий вездесущий разум, принявший на себя командованием норумбежцами, проник в замысел Коренис: и рабы, и рыжеволосые убийцы смешанным потоком текли по мосту.
Девушка подождала, пока последний раб пересечет провал, и затем метнула тонну резного камня в сверкающую толпу вооруженных норумбежцев. Временный мост с громовым треском обвалился и деревянные обломки посыпались в пропасть. Вслед за ними в бездну с дикими воплями полетели судорожно дергающиеся фигуры; они ударялись о нижние ряды пандуса, подпрыгивали и падали в беспорядочно бурлящую толпу людей на Лодочной Площади, пробивая в ней широкие дыры.
– Слишком поздно, – мрачно сказала Коренис.
Первые из преследователей уже достигли площадки и бежали на них. Это были абенаки. Они яростно размахивали подобранным на ходу со ступеней оружием. По виду и по нраву они казались столь же одержимыми, как и бородатые, ухмыляющиеся убийцы, побудившие их броситься вперед и принять на себя основной удар сражения.
Нунганей резко призвал соплеменников повернуть оружие против поработителей. Но либо проигнорировав его обращение, либо совершенно превратно поняв его слова, рабы бросились на троих героев. Хорошо, что молодые люди успели немного передохнуть, ибо эти противники, не обремененные тяжелыми доспехами, ловко и проворно отпрыгивали в сторону и легко уворачивались от ударов. Гвальхмай и Нунганей сражались ожесточенно, хоть и против своей воли. Наконец нападающие оттеснили их к последней лестнице, ведущей на вершину Башни, откуда пути к дальнейшему отступлению не было.
Снова, отступая в прежнем порядке, молодые люди отстаивали каждую ступень лестницы – и старались лишь оглушать абенаки ударом, но безжалостно убивали атакующих норумбежцев.
К счастью, на последнем витке лестница была уже и круче, ибо Башня резко сужалась к вершине – каковое обстоятельство не давало врагу больших возможностей для метания ножей и топоров. Гвальхмай же здесь получил некоторое преимущество: он наносил противнику колющие удары римским мечом, метясь в щели между пластинами металлических доспехов. Однако норумбежцы знали уязвимые места своих доспехов лучше, и скоро молодой человек, несколько раз уколотый пиками, истекал кровью и чувствовал, как слабеет его рука и постепенно тяжелеет зажатый в ней меч.
Именно поэтому он не смог отразить удар топора, повергший его на колени и сбивший с головы шлем, который со звоном покатился по ступеням.
Одним прыжком Нунганей очутился перед Гвальхмаем и заслонил друга обнаженной грудью. Абенаки взмахнул кремниевым топором и расколол его вдребезги о латы могучего великана. Тот презрительно расхохотался и занес над головой тяжелый топор, намереваясь одним ударом покончить с обоими.
Но тут над головами преследователей взмыл боевой клич абенаки – вопль, от которого стынет кровь в жилах вышедшего на охоту кугуара, – и покрытый шрамами одноглазый воин начал яростно пробиваться сквозь толпу.
– Хо! Хо! Косаннип! – воскликнул Нунганей, падая наземь и хватая убийцу за колени. В тот же миг Косаннип подскочил к врагу со спины и взмахнул ужасным топором с лезвием в виде полумесяца. Один рог его вышел из шеи великана, а другой застрял в зубах нижней челюсти.
Половинки расколотого черепа лежали на обоих плечах норумбежца. Косаннип рывком вытащил топор из мертвого тела, и рыжий убийца рухнул.
Нунганей мгновенно подобрал топор убитого, и плечом к плечу воссоединившиеся братья по крови стали на ступенях лестницы и несколько драгоценных секунд сдерживали натиск толпы. Оглушенный Гвальхмай неверной рукой потянулся к шлему, но все силы, казалось, покинули его. Нунганей наклонился, поднял шлем и нахлобучил на голову друга. Тот с трудом поднялся на ноги, опираясь на меч. Конец был близок.
Вдруг сброшенное сверху человеческое тело просвистело в воздухе и рухнуло среди взвывшей толпы. За ним с истошными воплями вниз полетел другой человек. То был безумный Баралдабай, Хранитель Башни, который сетовал на отсутствие войны. Все глаза устремились на вершину Башни. Там стояла Коренис, подобная живой статуе, олицетворяющей карающую Ярость. Одна развевающаяся на ветру юбка прикрывала сейчас сияющее тело. Девушка пристально смотрела вдаль через морские пространства.
– Смотрите! – вскричала она. – Смотрите внимательней, Убийцы Нор-Ум-Бега, ибо то близится ваша Смерть, посланная Ахуни-и!
Сражение прекратилось. Стон ужаса пронесся над собравшейся толпой. Воины из подкрепления, спешащие через мост, замедлили быстрый шаг, достигнув площадки и очутившись над уровнем воды, в свою очередь смогли увидеть поверхность моря сквозь силовую стену. Доблестные воины выпускали оружие из ослабевших рук и в ужасе падали на колени.
К невидимой преграде, защищавшей их маленький мир, легко подпрыгивая на волнах, стремительно приближалась Вимана.
ПРОЩАЙ, ГРОМОВАЯ ПТИЦА!
– Падай на землю, ацтланец! – прозвучал громкий повелительный голос Коренис, и Гвальхмай мгновенно повиновался. Разряд огненного оружия воспламенил, казалось, сам воздух над его головой и с оглушительным грохотом смел прочь всех нападающих норумбежцев. Двадцать футов витого пандуса рассыпались в прах, и в лестнице образовался провал, преодолеть который мгновенно не представлялось возможным.
Но, очутившись за пределами досягаемости, друзья по-прежнему подвергались опасности под дождем копий, ножей и пущенных со страшной силой топоров, которые с грохотом падали на стертые ступени, высекая искры из камня. Отшвырнув в сторону разряженное оружие, Коренис схватила обоих юношей, легко побежала вверх и на следующем повороте витка скрылась от глаз норумбежцев.
Девушка достигла горизонтальной площадки, которая тянулась по всей окружности Башни, и опустила свою ношу наземь недалеко от ведущей на вершину лестницы. Молодые люди постепенно отдышались, и в глазах Нунганея появилось осмысленное выражение. С воинственным кличем абенаки вскочил на ноги и схватился за топорик – единственное оставшееся у него оружие.
И тут Гвальхмаю показалось, что его друг смутился. Было непривычно видеть, как под слоем предсмертной раскраски внезапно смягчилось это суровое мрачное лицо. Гвальхмай ухмыльнулся другу, и медленная теплая улыбка появилась на красиво очерченных губах металлической девушки – первая за долгое время их отступления. Улыбка мгновенно исчезла, когда снизу донеслись крики и щелканье бичей. Трое выглянули за ограду площадки.
Прямо внизу, в полусотне футах от них, зиял провал в пандусе. К нему гнали толпу краснокожих абенаки. Нагруженные тяжелыми деревянными балками и толстыми досками рабы едва переставляли ноги.
Норумбежцы безотлагательно приступили к делу. Длинные доски ставили вертикально и давали им падать к противоположному краю пролома. После того, как несколько досок отскочили при ударе и исчезли в пропасти, одна, наконец, легла прочно. Краснокожий раб проворно перебежал по ней на другую сторону расселины и крепко держал конец доски, пока его товарищи под бдительным оком надсмотрщика осторожно проталкивали по ней толстую балку. Когда та надежно стала на место, эту операцию повторили еще несколько раз, и затем остов моста молниеносно покрыли настилом.
Внезапно Гвальхмай обнаружил, что девушка, прежде стоявшая рядом, куда-то исчезла. Юноша оглянулся: действуя оторванным от подъемного механизма остроконечным брусом, как клином, Коренис выковыривала из мощеной площадки колоссальную плиту.
Гвальхмай подскочил к девушке, дабы помочь ей сбросить камень на мост. Нунганей заметил его движение и, поняв намерение товарищей, прыгнул к ним с искаженным лицом, забыв о своей невозмутимости.
– Это люди моего народа, Бумола! – взмолился он. – Только не на них.
– Это были люди твоего народа. Теперь в них осталось мало человеческого, Нунганей. С ними обращались, как с животными, – и души их умерли. При первой возможности они набросятся на тебя с яростью, достойной своих хозяев.
– Возможно, – согласился Нунганей. – Но пощади их, Женщина Ночи. Подожди, пока по мосту пойдут Чену.
В течение нескольких долгих секунд Коренис пристально смотрела на абенаки, потом швырнула брус наземь и направилась к краю площадки взглянуть вниз.
Было уже слишком поздно. Казалось, некий вездесущий разум, принявший на себя командованием норумбежцами, проник в замысел Коренис: и рабы, и рыжеволосые убийцы смешанным потоком текли по мосту.
Девушка подождала, пока последний раб пересечет провал, и затем метнула тонну резного камня в сверкающую толпу вооруженных норумбежцев. Временный мост с громовым треском обвалился и деревянные обломки посыпались в пропасть. Вслед за ними в бездну с дикими воплями полетели судорожно дергающиеся фигуры; они ударялись о нижние ряды пандуса, подпрыгивали и падали в беспорядочно бурлящую толпу людей на Лодочной Площади, пробивая в ней широкие дыры.
– Слишком поздно, – мрачно сказала Коренис.
Первые из преследователей уже достигли площадки и бежали на них. Это были абенаки. Они яростно размахивали подобранным на ходу со ступеней оружием. По виду и по нраву они казались столь же одержимыми, как и бородатые, ухмыляющиеся убийцы, побудившие их броситься вперед и принять на себя основной удар сражения.
Нунганей резко призвал соплеменников повернуть оружие против поработителей. Но либо проигнорировав его обращение, либо совершенно превратно поняв его слова, рабы бросились на троих героев. Хорошо, что молодые люди успели немного передохнуть, ибо эти противники, не обремененные тяжелыми доспехами, ловко и проворно отпрыгивали в сторону и легко уворачивались от ударов. Гвальхмай и Нунганей сражались ожесточенно, хоть и против своей воли. Наконец нападающие оттеснили их к последней лестнице, ведущей на вершину Башни, откуда пути к дальнейшему отступлению не было.
Снова, отступая в прежнем порядке, молодые люди отстаивали каждую ступень лестницы – и старались лишь оглушать абенаки ударом, но безжалостно убивали атакующих норумбежцев.
К счастью, на последнем витке лестница была уже и круче, ибо Башня резко сужалась к вершине – каковое обстоятельство не давало врагу больших возможностей для метания ножей и топоров. Гвальхмай же здесь получил некоторое преимущество: он наносил противнику колющие удары римским мечом, метясь в щели между пластинами металлических доспехов. Однако норумбежцы знали уязвимые места своих доспехов лучше, и скоро молодой человек, несколько раз уколотый пиками, истекал кровью и чувствовал, как слабеет его рука и постепенно тяжелеет зажатый в ней меч.
Именно поэтому он не смог отразить удар топора, повергший его на колени и сбивший с головы шлем, который со звоном покатился по ступеням.
Одним прыжком Нунганей очутился перед Гвальхмаем и заслонил друга обнаженной грудью. Абенаки взмахнул кремниевым топором и расколол его вдребезги о латы могучего великана. Тот презрительно расхохотался и занес над головой тяжелый топор, намереваясь одним ударом покончить с обоими.
Но тут над головами преследователей взмыл боевой клич абенаки – вопль, от которого стынет кровь в жилах вышедшего на охоту кугуара, – и покрытый шрамами одноглазый воин начал яростно пробиваться сквозь толпу.
– Хо! Хо! Косаннип! – воскликнул Нунганей, падая наземь и хватая убийцу за колени. В тот же миг Косаннип подскочил к врагу со спины и взмахнул ужасным топором с лезвием в виде полумесяца. Один рог его вышел из шеи великана, а другой застрял в зубах нижней челюсти.
Половинки расколотого черепа лежали на обоих плечах норумбежца. Косаннип рывком вытащил топор из мертвого тела, и рыжий убийца рухнул.
Нунганей мгновенно подобрал топор убитого, и плечом к плечу воссоединившиеся братья по крови стали на ступенях лестницы и несколько драгоценных секунд сдерживали натиск толпы. Оглушенный Гвальхмай неверной рукой потянулся к шлему, но все силы, казалось, покинули его. Нунганей наклонился, поднял шлем и нахлобучил на голову друга. Тот с трудом поднялся на ноги, опираясь на меч. Конец был близок.
Вдруг сброшенное сверху человеческое тело просвистело в воздухе и рухнуло среди взвывшей толпы. За ним с истошными воплями вниз полетел другой человек. То был безумный Баралдабай, Хранитель Башни, который сетовал на отсутствие войны. Все глаза устремились на вершину Башни. Там стояла Коренис, подобная живой статуе, олицетворяющей карающую Ярость. Одна развевающаяся на ветру юбка прикрывала сейчас сияющее тело. Девушка пристально смотрела вдаль через морские пространства.
– Смотрите! – вскричала она. – Смотрите внимательней, Убийцы Нор-Ум-Бега, ибо то близится ваша Смерть, посланная Ахуни-и!
Сражение прекратилось. Стон ужаса пронесся над собравшейся толпой. Воины из подкрепления, спешащие через мост, замедлили быстрый шаг, достигнув площадки и очутившись над уровнем воды, в свою очередь смогли увидеть поверхность моря сквозь силовую стену. Доблестные воины выпускали оружие из ослабевших рук и в ужасе падали на колени.
К невидимой преграде, защищавшей их маленький мир, легко подпрыгивая на волнах, стремительно приближалась Вимана.
ПРОЩАЙ, ГРОМОВАЯ ПТИЦА!
Быстро приводим в движение широкими перепончатыми лапами, корабль-лебедь из Атлантиды рассекал мощной грудью морские валы. Когда он подплыл ближе, Гвальхмай и двое абенаки, спешно преодолевающие последние несколько ступеней до верхней площадки Башни, услышали стук и гул его мощного механизма. Сквозь рев прибоя, набегающего на незримую стену, до них донесся и некий новый звук: протяжный, наводящий ужас свист, похожий на шипение гигантской змеи.
И снова Гвальхмай ощутил разлитую в воздухе ненависть, подобная которой царила на борту таинственного корабля, но направленную на сей раз не на него одного. Чужая мысль забилась в его мозгу, и мысль эта была: «Убей, убей, убей!» Он взглянул на Коренис. Лицо девушки было сурово безжалостно.
Вимана подплыла ближе. Длинная изогнутая шея лебедя откинулась назад, и клюв широко раскрылся. Снова засверкали круглые кристаллические глаза птицы, и некая разрушительная энергия в виде двойного потока ослепительного смертоносного огня врезалась в силовую стену. Но этот разряд не походил на прежнюю молнию, ту, что Гвальхмай некогда собственноручно выпустил в море водорослей, и ту, что убила морского дракона. Это был жестокий голубой луч – тонкий, безжалостный и нестерпимо яркий.
Луч ударил в силовое поле, и в невидимом барьере вспыхнуло сияющее радужное кольцо, которое переливалось всеми оттенками, словно мыльный пузырь прежде чем лопнуть. Казалось, целую вечность изливался поток энергии в этот сияющий круг, раскаляя силовое поле, преодолевая его сопротивление, деформируя атомную структуру таинственного материала.
Под сим яростным напором в стене образовалась вмятина, она становилась все глубже и глубже, и наконец, пробив силовое поле, странная молния с треском пронеслась до середины затонувшего острова.
Зловеще дрожа, она зависла в небе Нор-Ум-Бега, подобно огненному предзнаменованию, возвещающему людям внизу пришествие Судного Дня. Затем луч погас, но теперь края ровного отверстия в невидимой стене загорелись.
Сначала медленно, потом все быстрей по мере того, как увеличивалась площадь горения, маленькие бездымные язычки пламени лизали и пожирали силовую завесу. Наконец потоки огня со страшным ревом взметнулись высоко в небо и достигли верхнего истонченного края невидимой преграды, которая так долго защищала Нор-Ум-Бега от натиска океана. В стене образовался широкий разрыв, доходящий почти до уровня моря, и в обе стороны от него устремились превратившиеся в стофутовые столбы языки пламени, спеша обогнуть обреченный остров и встретиться на противоположной его стороне – они двигались со все возрастающим ускорением, дабы слиться в одном исполинском костре и, слившись, исчезнуть навсегда.
Прожорливый огонь устремился и вниз. Он казался холодной и не оставляющей после себя пепла полосой света, которая постепенно опускалась к поверхности моря. Эта полоса двигалась вниз медленно, ибо одновременно от скалистого морского дна начала подниматься навстречу энергия, возникающая при распаде атомных структур, которая насыщала собой силовую стену, – как это и было задумано инженерами Древней Атлантиды. Но процесс уничтожения шел быстрее, чем процесс восстановления.
Набегающие волны уже перекатывались через край стены, но не могли погасить неуклонно опускающуюся полосу пожара. Потоки соленого дождя хлынули на Лодочную Площадь, заливая обращенные к небу лица до смерти испуганных людей. Протяжный вопль ужаса донесся снизу до вершины Башни.
Толпы людей уже текли вверх по пандусам зиккурата. Все понимали: скоро поднимающаяся над уровнем воды Башня останется единственным местом, где можно будет искать спасения. Гвальхмай видел, как люди спешно переворачивают лодки, и понимал бессмысленность всего этого.
Корабль-лебедь спокойно качался на волнах, вытянув шею, – словно наблюдал за происходящим и забавлялся царящим внизу смятением.
Нунганей и Косаннип смотрели на Стену Рабов. Там шло сражение, и темный поток их порабощенных соплеменников уже хлынул через каменную преграду. В толпе, текущей по улицам разрушенного города, не было видно золотых доспехов Убийц. Похоже, они поняли, какую опасность сулит лишняя тяжесть на плечах. Жалобные крики обреченных людей слились в один общий стон, едва ли различимый в торжественном гуле и грохоте потопа, в волнах которого каменные дома рушились, словно сахарные.
Вся верхняя часть силовой завесы была уже уничтожена, и в сотне мест, где энергия восстановления уступила энергии разрушения, вода била сквозь стену фонтанами.
Тоненькие струйки сверкали серебром, когда солнечные лучи отражались в брызгах или негасимый огонь подсвечивал их снизу. Отдельные потоки, встретившись, слились в огромные реки и те хлынули вниз мощными водопадами, когда огромные морские валы начали безостановочно перекатывать через край стены.
Пена и водяная пыль вскипали на зеркальных поверхностях вертикальных потоков, затмевающих своей высотой водопад Не-Ах-Га-а.
Люди на Башне, находящиеся прямо над вспененными струями потопа, могли видеть, как вода хлынула навстречу бегущей толпе рабов и повлекла несчастных за собой. Стремительные потоки уже достигли Скважины и с плеском слились вокруг ее краев.
Лебедки, такелаж и прочее оборудование исчезли в зияющей дыре. Оборудованная блоками и приводами вышка над Скважиной накренилась, рухнула, и кипящий поток мгновенно унес ее прочь. Нагромождения плит и насыпи из земли и камней без следа исчезли в бурлящих волнах. Отверстие Скважины разверзалось все шире и шире, словно измученная жаждой Земля широко разевала рот навстречу воде.
Но даже сквозь мощный рев низвергающегося океана из проклятых глубин Скважины доносился размеренный стук и грохот Рабочих, которые пытались пробить тонкий слой скалы, отделявший их от свежего воздуха и царства прекрасных зеленых лугов наверху.
Водопад со страшным шумом обрушился на тонкий слой скальной породы, и огромная тяжесть сокрушила, разбила вдребезги преграду. Воздушный пузырь начал стремительно подниматься по зигзагообразной шахте. В нем был заключен некий расплывчатый Образ, по форме отдаленно напоминающий человека, но превосходящий последнего размерами настолько, насколько мамонт превосходит мышь! Вместе с ним в пузыре поднималось корявое дерево с совершенно белыми от отсутствия хлорофилла стволом и листьями.
Лишь один раз существо взмахнуло над волнами израненной кровоточащей рукой – и скрылось под водой навсегда.
В то же мгновение воды приостановили свое бурление у разверстой дыры в земле, и оттуда на сотни футов в небеса взмыл мощный фонтан брызг. Потом исполинский столб стал снижаться, уменьшаться и наконец превратился в расходящийся пенный крут, отмечающий место, где находилась самая глубокая шахта, вырытая когда-либо смертным человеком. И ничего больше не указывало на то, что внизу похоронены плоды тысячелетнего изнурительного рабского труда. Навеки погребенной под водой осталась пещера, которая обитателям Страны Темного Солнца показалась бы не более, чем простой прихожей.
Колоссальный вал прилива, несущий с собой обломки строений и мусор, хлынул по центральной улице города на Лодочную Площадь, переворачивая металлические суда, словно щепки, и сметая толпу на своем пути. Волны с ревом ударились о пандусы зиккурата, сбрасывая с них карабкающихся вверх людей и засасывая их в кипящие водовороты.
Бешеный поток завихрился вокруг зиккурата, размывая зеленый холм, служащий ему основанием, подрывая фундамент Башни.
Мощная искусственная гора задрожала, сотряслась и грузно накренилась к морю, величественно склоняясь перед высшей силой и стряхивая со своих плеч облепившие ее толпы людей.
Длинная стрела подъемного устройства со стоном раскачивалась из стороны в сторону над спокойным морем, волны которого совершенно утихли. Вимана, по-прежнему повинуясь мысленным командам Коренис, держалась под концом стрелы, сопротивляясь течению, сносящему ее в сторону огромной воронки. Четыре товарища, убедившись в невозможности использования кабины подъемника, с отчаянной смелостью начали карабкаться вниз по решетчатой конструкции стрелы.
Гвальхмай бросил один взгляд назад. Несколько островитян и рабов ползли следом. А за ними ни единого строения не виднелось над поверхностью моря. Под водой лежали дома, хижины, дворцы и храмы. И над водой поднимался огромный белый столб холодного тумана и брызг – он раскачивался и склонялся к морю, словно гений-хранитель Атлантиды пришел оплакать предсмертные мгновения ее последний одинокой колонии, пусть греховной и забытой всеми.
Товарищи, уже сбившиеся в кучу на спине Виманы, торопили Гвальхмая. Стрела задрожала и опустилась ниже. Молодой человек спрыгнул на мокрую скользкую металлическую поверхность. Коренис поймала его за пояс и оттащила от края палубы.
Снова откинулась крышка люка, и четверо поспешили вниз. Следующие за ними люди уже спрыгивали на спину птицы. Крышка люка плотно стала на место, и мотор загудел громче: судно начало преодолевать мощное течение, увлекающее его к огромной воронке. Страшный удар сотряс Виману, и до четырех товарищей донесся оглушительный грохот: то рушился зиккурат. Затем стрела подъемника обрушилась на Виману во второй раз – корабль на мгновение дрогнул, и его стало затягивать в воронку.
К счастью, глубина моря над островом была уже значительной. Вода затормозила падение Виманы, но ее закружило в водовороте и начало бросать вверх-вниз в перекрестных потоках. Троих мужчин швыряло из стороны в сторону и било о твердые борта корабля. Но Коренис, которая пыталась вывести судно из воронки, сохраняла равновесие у пульта управления, благодаря силам магнитного притяжения.
Незадолго до этого трое молодых людей потеряли сознание. Когда корабль в последний раз перевернулся вверх дном, Гвальхмай ударился головой о металлический потолок, перед глазами его брызнул фонтан искр, затем юноша провалился в темноту. Коренис могла только стоять и смотреть, не в силах помочь другу. Девушка знала, что они – последние из людей, видевшие красоту и ужас Нор-Ум-Бега. Она знала, что над их головами теперь простирались лишь дикие пустынные пространства пляшущих волн.
Так Громовая Птица спустилась на остров Нор-Ум-Бега – как и было когда-то предсказано.
Вимана спокойно лежала в маленькой закрытой бухте далеко к северу от острова. Неделя заботливого ухода вернула здоровье и силу избитым человеческим телам, и двоих абенаки с сожалением и печалью высадили на берег, дабы те возвращались домой. Гвальхмай и Коренис стояли у пульта управления, склонившись над морской картой, вытравленной кислотой на тонком листе металла.
– Обрати внимание, – сказала девушка, любовно глядя на Гвальхмая, – участки суши неоднократно поднимались и опускались с тех пор, как была сделана эта карта. Береговые линии колебались и меняли очертания. Исчезали горы. Однако крупные материковые образования в общих чертах остались прежними. Вот этим путем ты должен идти, чтобы выполнить свою клятву. А я, как обещала, помогу тебе.
На севере и западе здесь обитают Инуиты – дикари, враждебно настроенные к лесным народам. На северо-востоке находится родина Беотуков. Это прекрасная страна, хотя климат там стал холодным с тех пор, как погружение под воду Атлантиды отвело теплые течения от этих берегов. Но упомянутые земли не представляют для тебя интереса. Еще дальше на севере простирается Киммерия, погребенная под снегами десяти тысячелетий.
За этими странами пролегает твой путь. Здесь находятся острова и выступы материка, за которыми начинается Европа. Вот Эстотиланд и Миура, и Земля Греков, древних наших врагов, называемая Фулой. Так что ты достигнешь своей цели в срок.
– Ты говоришь только обо мне, – удрученно заметил Гвальхмай. – Но ведь мы не расстанемся?
Девушка порывисто подалась вперед, словно желая дотронуться до него, – но вместо этого прижала ладонь к боку, где слабое мерцание пробивалось сквозь кожаные одежды.
– Нам придется, дорогой мой, и вот почему. Оба мы, я и корабль, несущий нас, обречены. Жизнь постепенно покидает нас.
Как ты догадывался, Вимана обладает своей собственной жизнью. Ты должен понимать, что человек не может считаться настоящим человеком без Божьей искры внутри: это и ставит его выше животного. Именно этой искре, извлеченной из Духа Волны, Убийцы позволили погаснуть и тем самым обрекли себя на гибель.
Металл любого рода никогда не сможет жить без добавленной в сплав крохотной частицы орихалька, которая подобно дрожжам, воздействует на всю массу металла и преобразует его первоначальную структуру. Изначально Вимана была построена человеческими руками из простого металла, но присутствие моего орихалькового тела в ней преобразовало частицы сплава. Через эти частицы корабль получал солнечную энергию и, постепенно обретая родство со мной, хранил ее в течение тысячелетий нашего плавания над затонувшей Атлантидой. Наконец Вимана стала жить своей собственной жизнью. Эмоционально инертной, – согласна – но настоящей жизнью!
Поскольку ее механизмы рассчитаны на управление мыслью, и поскольку мое тело обладает человеческой душой, Вимана получала команды от меня. Я, Коренис из Коликиноса, значительно превосхожу разумом эту металлическую тварь, и поэтому мне удавалось управлять его волей. У меня есть душа – у Виманы ее нет. И все же, практически без моего приказа она пришла к Нор-Ум-Бега и спасла нас. По-своему Вимана любит меня!
– Я могу понять это, – пробормотал Гвальхмай. Коренис немного смутилась.
– Она возненавидела тебя, ибо поняла, что с твоим появлением наш с ней долгий союз распадется, как оно и случилось. Но, о Гвальхмай! Как хорошо быть живой!
Вимана пыталась отпугнуть тебя от моего зала, единственным доступным ей способом: звучанием музыкальных инструментов, первоначально встроенных в нее для развлечения людей. Ты не отступил и нашел меня. После этого Вимана стала мрачна – я чувствовала ее настроение. Она ненавидела тебя все больше и больше и мечтала уничтожить тебя, дабы я снова осталась одна. Такой возможности ей не представилось, ибо я всегда находилась рядом с тобой и моя воля была сильней.
Но скоро я покину тебя, я тебе придется продолжать путь в одиночестве.
Печаль зазвучала в ее голосе. Гвальхмай хотел что-то сказать, но Коренис подняла руку.
– Ты видел сияние, которое распространяется по всему моему телу. Ореол света переливается вокруг меня, и сияющий живой металл постепенно превращается в тусклый и мертвый от этого излучения. Жесткие лучи смертоносной энергии прошли сквозь меня, когда я оказалась на их пути, и вызвали к жизни реакцию распада. Вимане передалось это от меня. Наши клетки теряют свою жизненную силу и вновь становятся неодушевленным металлом или, разрушаясь, превращаются в обволакивающий мое тело туман мерцающих частиц.
Когда этот процесс закончится, мы с Виманой умрем. Но прежде, чем это произойдет, я выведу тебя на твою дорогу.
Ты не можешь пересечь широкий океан на хрупкой деревянной лодке. Это опасно. Некогда люди Атлантиды отправились в плавание по Морю Змей на деревянных судах и утонули. Змеи прогрызли днища их кораблей, и те шли ко дну. Лишь металл может устоять против зубов чудовищ.
Вимана не успеет доставить тебя через океан к месту твоего назначения. Поэтому мы отправимся на север, в холодные воды с плавучими ледяными глыбами, и будем продвигаться от земли к земле до тех пор, пока корабль еще будет повиноваться моим приказам.
Затем мы расстанемся. Ты пойдешь через незнакомые страны в нужном тебе направлении пешком – обретая друзей среди их обитателей, одалживая лодки для переправы через водные препятствия, – и будешь двигаться по побережью материка непродолжительными переходами до тех пор, пока не достигнешь своей цели и не передашь послание кому нужно. Однако у меня есть предчувствие, что это путешествие займет у тебя значительно больше времени, нежели ты предполагаешь.
– А ты? – спросил Гвальхмай. Коренис улыбнулась.
– Я? Не думай обо мне. Скоро я узнаю, какой конец назначен мне судьбой и Ахуни-и.
Шли дни плавания. Вимана покинула побережье и двинулась на северо-восток, обходя стороной негостеприимные острова. Порой люди в обтянутых кожей челнах выходили на перехват их судна, но оставались далеко позади. В других местах косматые звероподобные дикари спускались к воде, и, ничего не боясь, грозили им дубинками, призывая незнакомцев сойти на сушу и принять смерть.
Они продолжали идти вперед по древней карте. Большую часть времени Коренис проводила у пульта управления и общалась с молодым человеком по возможности меньше, ибо боялась, что его обожжет золотой туман, который выделялся из стен помещения и витал вокруг ее собственного тела, подобно дымке закатного облака.
И снова Гвальхмай ощутил разлитую в воздухе ненависть, подобная которой царила на борту таинственного корабля, но направленную на сей раз не на него одного. Чужая мысль забилась в его мозгу, и мысль эта была: «Убей, убей, убей!» Он взглянул на Коренис. Лицо девушки было сурово безжалостно.
Вимана подплыла ближе. Длинная изогнутая шея лебедя откинулась назад, и клюв широко раскрылся. Снова засверкали круглые кристаллические глаза птицы, и некая разрушительная энергия в виде двойного потока ослепительного смертоносного огня врезалась в силовую стену. Но этот разряд не походил на прежнюю молнию, ту, что Гвальхмай некогда собственноручно выпустил в море водорослей, и ту, что убила морского дракона. Это был жестокий голубой луч – тонкий, безжалостный и нестерпимо яркий.
Луч ударил в силовое поле, и в невидимом барьере вспыхнуло сияющее радужное кольцо, которое переливалось всеми оттенками, словно мыльный пузырь прежде чем лопнуть. Казалось, целую вечность изливался поток энергии в этот сияющий круг, раскаляя силовое поле, преодолевая его сопротивление, деформируя атомную структуру таинственного материала.
Под сим яростным напором в стене образовалась вмятина, она становилась все глубже и глубже, и наконец, пробив силовое поле, странная молния с треском пронеслась до середины затонувшего острова.
Зловеще дрожа, она зависла в небе Нор-Ум-Бега, подобно огненному предзнаменованию, возвещающему людям внизу пришествие Судного Дня. Затем луч погас, но теперь края ровного отверстия в невидимой стене загорелись.
Сначала медленно, потом все быстрей по мере того, как увеличивалась площадь горения, маленькие бездымные язычки пламени лизали и пожирали силовую завесу. Наконец потоки огня со страшным ревом взметнулись высоко в небо и достигли верхнего истонченного края невидимой преграды, которая так долго защищала Нор-Ум-Бега от натиска океана. В стене образовался широкий разрыв, доходящий почти до уровня моря, и в обе стороны от него устремились превратившиеся в стофутовые столбы языки пламени, спеша обогнуть обреченный остров и встретиться на противоположной его стороне – они двигались со все возрастающим ускорением, дабы слиться в одном исполинском костре и, слившись, исчезнуть навсегда.
Прожорливый огонь устремился и вниз. Он казался холодной и не оставляющей после себя пепла полосой света, которая постепенно опускалась к поверхности моря. Эта полоса двигалась вниз медленно, ибо одновременно от скалистого морского дна начала подниматься навстречу энергия, возникающая при распаде атомных структур, которая насыщала собой силовую стену, – как это и было задумано инженерами Древней Атлантиды. Но процесс уничтожения шел быстрее, чем процесс восстановления.
Набегающие волны уже перекатывались через край стены, но не могли погасить неуклонно опускающуюся полосу пожара. Потоки соленого дождя хлынули на Лодочную Площадь, заливая обращенные к небу лица до смерти испуганных людей. Протяжный вопль ужаса донесся снизу до вершины Башни.
Толпы людей уже текли вверх по пандусам зиккурата. Все понимали: скоро поднимающаяся над уровнем воды Башня останется единственным местом, где можно будет искать спасения. Гвальхмай видел, как люди спешно переворачивают лодки, и понимал бессмысленность всего этого.
Корабль-лебедь спокойно качался на волнах, вытянув шею, – словно наблюдал за происходящим и забавлялся царящим внизу смятением.
Нунганей и Косаннип смотрели на Стену Рабов. Там шло сражение, и темный поток их порабощенных соплеменников уже хлынул через каменную преграду. В толпе, текущей по улицам разрушенного города, не было видно золотых доспехов Убийц. Похоже, они поняли, какую опасность сулит лишняя тяжесть на плечах. Жалобные крики обреченных людей слились в один общий стон, едва ли различимый в торжественном гуле и грохоте потопа, в волнах которого каменные дома рушились, словно сахарные.
Вся верхняя часть силовой завесы была уже уничтожена, и в сотне мест, где энергия восстановления уступила энергии разрушения, вода била сквозь стену фонтанами.
Тоненькие струйки сверкали серебром, когда солнечные лучи отражались в брызгах или негасимый огонь подсвечивал их снизу. Отдельные потоки, встретившись, слились в огромные реки и те хлынули вниз мощными водопадами, когда огромные морские валы начали безостановочно перекатывать через край стены.
Пена и водяная пыль вскипали на зеркальных поверхностях вертикальных потоков, затмевающих своей высотой водопад Не-Ах-Га-а.
Люди на Башне, находящиеся прямо над вспененными струями потопа, могли видеть, как вода хлынула навстречу бегущей толпе рабов и повлекла несчастных за собой. Стремительные потоки уже достигли Скважины и с плеском слились вокруг ее краев.
Лебедки, такелаж и прочее оборудование исчезли в зияющей дыре. Оборудованная блоками и приводами вышка над Скважиной накренилась, рухнула, и кипящий поток мгновенно унес ее прочь. Нагромождения плит и насыпи из земли и камней без следа исчезли в бурлящих волнах. Отверстие Скважины разверзалось все шире и шире, словно измученная жаждой Земля широко разевала рот навстречу воде.
Но даже сквозь мощный рев низвергающегося океана из проклятых глубин Скважины доносился размеренный стук и грохот Рабочих, которые пытались пробить тонкий слой скалы, отделявший их от свежего воздуха и царства прекрасных зеленых лугов наверху.
Водопад со страшным шумом обрушился на тонкий слой скальной породы, и огромная тяжесть сокрушила, разбила вдребезги преграду. Воздушный пузырь начал стремительно подниматься по зигзагообразной шахте. В нем был заключен некий расплывчатый Образ, по форме отдаленно напоминающий человека, но превосходящий последнего размерами настолько, насколько мамонт превосходит мышь! Вместе с ним в пузыре поднималось корявое дерево с совершенно белыми от отсутствия хлорофилла стволом и листьями.
Лишь один раз существо взмахнуло над волнами израненной кровоточащей рукой – и скрылось под водой навсегда.
В то же мгновение воды приостановили свое бурление у разверстой дыры в земле, и оттуда на сотни футов в небеса взмыл мощный фонтан брызг. Потом исполинский столб стал снижаться, уменьшаться и наконец превратился в расходящийся пенный крут, отмечающий место, где находилась самая глубокая шахта, вырытая когда-либо смертным человеком. И ничего больше не указывало на то, что внизу похоронены плоды тысячелетнего изнурительного рабского труда. Навеки погребенной под водой осталась пещера, которая обитателям Страны Темного Солнца показалась бы не более, чем простой прихожей.
Колоссальный вал прилива, несущий с собой обломки строений и мусор, хлынул по центральной улице города на Лодочную Площадь, переворачивая металлические суда, словно щепки, и сметая толпу на своем пути. Волны с ревом ударились о пандусы зиккурата, сбрасывая с них карабкающихся вверх людей и засасывая их в кипящие водовороты.
Бешеный поток завихрился вокруг зиккурата, размывая зеленый холм, служащий ему основанием, подрывая фундамент Башни.
Мощная искусственная гора задрожала, сотряслась и грузно накренилась к морю, величественно склоняясь перед высшей силой и стряхивая со своих плеч облепившие ее толпы людей.
Длинная стрела подъемного устройства со стоном раскачивалась из стороны в сторону над спокойным морем, волны которого совершенно утихли. Вимана, по-прежнему повинуясь мысленным командам Коренис, держалась под концом стрелы, сопротивляясь течению, сносящему ее в сторону огромной воронки. Четыре товарища, убедившись в невозможности использования кабины подъемника, с отчаянной смелостью начали карабкаться вниз по решетчатой конструкции стрелы.
Гвальхмай бросил один взгляд назад. Несколько островитян и рабов ползли следом. А за ними ни единого строения не виднелось над поверхностью моря. Под водой лежали дома, хижины, дворцы и храмы. И над водой поднимался огромный белый столб холодного тумана и брызг – он раскачивался и склонялся к морю, словно гений-хранитель Атлантиды пришел оплакать предсмертные мгновения ее последний одинокой колонии, пусть греховной и забытой всеми.
Товарищи, уже сбившиеся в кучу на спине Виманы, торопили Гвальхмая. Стрела задрожала и опустилась ниже. Молодой человек спрыгнул на мокрую скользкую металлическую поверхность. Коренис поймала его за пояс и оттащила от края палубы.
Снова откинулась крышка люка, и четверо поспешили вниз. Следующие за ними люди уже спрыгивали на спину птицы. Крышка люка плотно стала на место, и мотор загудел громче: судно начало преодолевать мощное течение, увлекающее его к огромной воронке. Страшный удар сотряс Виману, и до четырех товарищей донесся оглушительный грохот: то рушился зиккурат. Затем стрела подъемника обрушилась на Виману во второй раз – корабль на мгновение дрогнул, и его стало затягивать в воронку.
К счастью, глубина моря над островом была уже значительной. Вода затормозила падение Виманы, но ее закружило в водовороте и начало бросать вверх-вниз в перекрестных потоках. Троих мужчин швыряло из стороны в сторону и било о твердые борта корабля. Но Коренис, которая пыталась вывести судно из воронки, сохраняла равновесие у пульта управления, благодаря силам магнитного притяжения.
Незадолго до этого трое молодых людей потеряли сознание. Когда корабль в последний раз перевернулся вверх дном, Гвальхмай ударился головой о металлический потолок, перед глазами его брызнул фонтан искр, затем юноша провалился в темноту. Коренис могла только стоять и смотреть, не в силах помочь другу. Девушка знала, что они – последние из людей, видевшие красоту и ужас Нор-Ум-Бега. Она знала, что над их головами теперь простирались лишь дикие пустынные пространства пляшущих волн.
Так Громовая Птица спустилась на остров Нор-Ум-Бега – как и было когда-то предсказано.
Вимана спокойно лежала в маленькой закрытой бухте далеко к северу от острова. Неделя заботливого ухода вернула здоровье и силу избитым человеческим телам, и двоих абенаки с сожалением и печалью высадили на берег, дабы те возвращались домой. Гвальхмай и Коренис стояли у пульта управления, склонившись над морской картой, вытравленной кислотой на тонком листе металла.
– Обрати внимание, – сказала девушка, любовно глядя на Гвальхмая, – участки суши неоднократно поднимались и опускались с тех пор, как была сделана эта карта. Береговые линии колебались и меняли очертания. Исчезали горы. Однако крупные материковые образования в общих чертах остались прежними. Вот этим путем ты должен идти, чтобы выполнить свою клятву. А я, как обещала, помогу тебе.
На севере и западе здесь обитают Инуиты – дикари, враждебно настроенные к лесным народам. На северо-востоке находится родина Беотуков. Это прекрасная страна, хотя климат там стал холодным с тех пор, как погружение под воду Атлантиды отвело теплые течения от этих берегов. Но упомянутые земли не представляют для тебя интереса. Еще дальше на севере простирается Киммерия, погребенная под снегами десяти тысячелетий.
За этими странами пролегает твой путь. Здесь находятся острова и выступы материка, за которыми начинается Европа. Вот Эстотиланд и Миура, и Земля Греков, древних наших врагов, называемая Фулой. Так что ты достигнешь своей цели в срок.
– Ты говоришь только обо мне, – удрученно заметил Гвальхмай. – Но ведь мы не расстанемся?
Девушка порывисто подалась вперед, словно желая дотронуться до него, – но вместо этого прижала ладонь к боку, где слабое мерцание пробивалось сквозь кожаные одежды.
– Нам придется, дорогой мой, и вот почему. Оба мы, я и корабль, несущий нас, обречены. Жизнь постепенно покидает нас.
Как ты догадывался, Вимана обладает своей собственной жизнью. Ты должен понимать, что человек не может считаться настоящим человеком без Божьей искры внутри: это и ставит его выше животного. Именно этой искре, извлеченной из Духа Волны, Убийцы позволили погаснуть и тем самым обрекли себя на гибель.
Металл любого рода никогда не сможет жить без добавленной в сплав крохотной частицы орихалька, которая подобно дрожжам, воздействует на всю массу металла и преобразует его первоначальную структуру. Изначально Вимана была построена человеческими руками из простого металла, но присутствие моего орихалькового тела в ней преобразовало частицы сплава. Через эти частицы корабль получал солнечную энергию и, постепенно обретая родство со мной, хранил ее в течение тысячелетий нашего плавания над затонувшей Атлантидой. Наконец Вимана стала жить своей собственной жизнью. Эмоционально инертной, – согласна – но настоящей жизнью!
Поскольку ее механизмы рассчитаны на управление мыслью, и поскольку мое тело обладает человеческой душой, Вимана получала команды от меня. Я, Коренис из Коликиноса, значительно превосхожу разумом эту металлическую тварь, и поэтому мне удавалось управлять его волей. У меня есть душа – у Виманы ее нет. И все же, практически без моего приказа она пришла к Нор-Ум-Бега и спасла нас. По-своему Вимана любит меня!
– Я могу понять это, – пробормотал Гвальхмай. Коренис немного смутилась.
– Она возненавидела тебя, ибо поняла, что с твоим появлением наш с ней долгий союз распадется, как оно и случилось. Но, о Гвальхмай! Как хорошо быть живой!
Вимана пыталась отпугнуть тебя от моего зала, единственным доступным ей способом: звучанием музыкальных инструментов, первоначально встроенных в нее для развлечения людей. Ты не отступил и нашел меня. После этого Вимана стала мрачна – я чувствовала ее настроение. Она ненавидела тебя все больше и больше и мечтала уничтожить тебя, дабы я снова осталась одна. Такой возможности ей не представилось, ибо я всегда находилась рядом с тобой и моя воля была сильней.
Но скоро я покину тебя, я тебе придется продолжать путь в одиночестве.
Печаль зазвучала в ее голосе. Гвальхмай хотел что-то сказать, но Коренис подняла руку.
– Ты видел сияние, которое распространяется по всему моему телу. Ореол света переливается вокруг меня, и сияющий живой металл постепенно превращается в тусклый и мертвый от этого излучения. Жесткие лучи смертоносной энергии прошли сквозь меня, когда я оказалась на их пути, и вызвали к жизни реакцию распада. Вимане передалось это от меня. Наши клетки теряют свою жизненную силу и вновь становятся неодушевленным металлом или, разрушаясь, превращаются в обволакивающий мое тело туман мерцающих частиц.
Когда этот процесс закончится, мы с Виманой умрем. Но прежде, чем это произойдет, я выведу тебя на твою дорогу.
Ты не можешь пересечь широкий океан на хрупкой деревянной лодке. Это опасно. Некогда люди Атлантиды отправились в плавание по Морю Змей на деревянных судах и утонули. Змеи прогрызли днища их кораблей, и те шли ко дну. Лишь металл может устоять против зубов чудовищ.
Вимана не успеет доставить тебя через океан к месту твоего назначения. Поэтому мы отправимся на север, в холодные воды с плавучими ледяными глыбами, и будем продвигаться от земли к земле до тех пор, пока корабль еще будет повиноваться моим приказам.
Затем мы расстанемся. Ты пойдешь через незнакомые страны в нужном тебе направлении пешком – обретая друзей среди их обитателей, одалживая лодки для переправы через водные препятствия, – и будешь двигаться по побережью материка непродолжительными переходами до тех пор, пока не достигнешь своей цели и не передашь послание кому нужно. Однако у меня есть предчувствие, что это путешествие займет у тебя значительно больше времени, нежели ты предполагаешь.
– А ты? – спросил Гвальхмай. Коренис улыбнулась.
– Я? Не думай обо мне. Скоро я узнаю, какой конец назначен мне судьбой и Ахуни-и.
Шли дни плавания. Вимана покинула побережье и двинулась на северо-восток, обходя стороной негостеприимные острова. Порой люди в обтянутых кожей челнах выходили на перехват их судна, но оставались далеко позади. В других местах косматые звероподобные дикари спускались к воде, и, ничего не боясь, грозили им дубинками, призывая незнакомцев сойти на сушу и принять смерть.
Они продолжали идти вперед по древней карте. Большую часть времени Коренис проводила у пульта управления и общалась с молодым человеком по возможности меньше, ибо боялась, что его обожжет золотой туман, который выделялся из стен помещения и витал вокруг ее собственного тела, подобно дымке закатного облака.