Временно я находился в безопасности, но ситуация продолжала оставаться в высшей мере рискованной. В лучшем случае я мог прятаться на крыше лишь до восхода солнца – ибо ничто не указывало на то, что с наступлением дня упорные поиски лазутчика стихнут.
В то время, как я обдумывал свои дальнейшие действия, из дома подо мной вышел человек и неверной поступью направился к скамье. Он шарил под ней, пока не наткнулся на кувшин с водой, из которого принялся пить так жадно, словно умирал от жажды.
Потом, выставив перед собой руки, он на ощупь направился к двери дома. Это казалось странным само по себе, поскольку при свете звезд и отдаленных факелов я мог спокойно разглядеть его лицо. Следовательно, человек должен был прекрасно видеть, куда идет. И тут я с удивлением заметил, что глаза его остаются закрытыми. Человек был слеп!
Возможно, в любой другой стране на земле это не показалось бы странным. Даже в Чичамеке встречались слепые, глухие и немые люди. Но здесь, в Тлапаллане, слепец был явлением из ряда вон выходящим, ибо Тлапаллан не нуждался в людях, выведенных из строя какой-нибудь болезнью, и не испытывал к ним сострадания. Даже представитель правящего класса, пораженный неизлечимым недугом, обрекался на смерть на алтаре Яйца – ибо жрецам никогда не хватало жертв в подземелье, чтобы насытить Чиакоатль-Пожирательницу.
Можешь представить себе, какая судьба ожидала этого слепого человека (судя по одеждам, сына рабов, тлапаллика в третьем поколении), прознай про его недуг жрецы, чья тюрьма как раз пустовала в настоящее время.
– Там, где опасность не грозит тебе, опасность не грозит и мне, мой друг, – пробормотал я себе и, повиснув на краю крыши, спрыгнул на землю рядом со слепцом. С тихим вскриком он обернулся. Я зажал ему рот ладонью и затолкал в дом, подальше от света.
– Старик, – яростно прошептал я, – твои соплеменники охотятся за мной. Если они найдут меня здесь, то возьмут и тебя тоже, и с нас обоих заживо сдерут кожу на алтаре. Ты меня понимаешь?
Он энергично закивал.
Тогда спрячь меня там, где сам прячешься. Живо!
Старик провел меня к отверстию в полу и пустился по короткой лестнице. Я сорвал со стены каменный топорик и последовал за ним. Жизнь моя была в его руках, но равным образом и он находился в моей власти – и я был моложе и сильнее его. Едва я успел ступить на грязный пол, как слепец с юношеской прытью вновь взбежал по лестнице. Я уже собирался метнуть в него топор, но он надвинул на отверстие крышку и, потянув за веревку, подтащил к люку медвежью шкуру и накрыл ею пол над нашими головами.
А потом мы уселись рядом в темноте и познакомились.
Человек этот не всегда был слеп. В молодости он промышлял торговлей до тех пор, пока не попал в плен к чичамекам, где его истязали, прогоняя между двумя длинными рядами дикарей, вооруженных терновыми розгами.
Ему удалось бежать: он прыгнул в реку и, спрятав голову под пучком плавающих водорослей, доплыл до безопасного места. То ли от удара колючей плети по глазу, то ли от пагубного воздействия речной воды зрение его впоследствии начало слабнуть, и он остался жить в городе со своей семьей: женой и сыном, тоже женатым.
Жена и сын вырыли под полом дома убежище для него, и здесь несчастный, ослепший уже полностью прожил в постоянном страхе быть обнаруженным пять лет, выходя глотнуть свежего воздуха только в самые темные ночи, в которые любой человек мало чем отличается от слепого.
Сегодня он остался в доме один, поскольку женщины помогали в поисках лазутчика, и невыносимая жажда погнала его за водой.
Из нашей беседы я понял, что мой новый знакомый не особенно любит Тлапаллан и тоскует по свободной жизни лесного торговца. Поэтому я предложил ему следующее: он поможет мне бежать из города, а я в свою очередь обеспечу ему безопасную жизнь среди ходеносауни, численность которых постоянно увеличивалась в результате набегов на меньшие племена, захвата пленников и поселения последних на своих территориях с полными правами гражданства.
План этот понравился слепому, как позже понравился он и женщинам этой семьи. Двумя днями позже из лесной экспедиции вернулся сын старика, нагруженный мехами, оленьими зубами и бусами из ракушек, и тоже одобрил мой замысел.
Слухи о растущей на севере силе дошли до него, и ему хватило ума понять, что честолюбивый человек может извлечь для себя большую выгоду, присоединившись к народу, чье солнце восходит.
На следующее утро была назначена очередная торговая экспедиция, и с ней семья решила уйти из города: слепец и я, переодетые женщинами, должны были выйти за ворота – якобы немного проводить мужчин.
Шел уже седьмой день после захвата Дороги Рудокопов. Медь в город не поступала, и это обстоятельство вызывало много разговоров и волнений. Поэтому Тлапаллан планировал карательную экспедицию. Прослышав об этом и испугавшись, что торговцев перестанут выпускать в лес, я перенес все планы на ближайшую ночь. Приблизительно через три часа после захода солнца молодой торговец собрал ничего не подозревающих рабов и со слепым отцом, матерью, женой и со мной (последние четверо тщательно кутались в покрывала) приблизился к маленьким воротам, расположенным в хвосте Змеи.
Мы должны были сознавать ничтожность надежды на успех: ведь весь город и окрестные леса были объяты подозрением и тревогой; ведь все знали, что в город проник лазутчик и, украв ценности, скрылся в неизвестном направлении; кроме того, вот уже неделю назад прекратились поставки меди с рудников, а из двадцати охраняющих Дорогу Рудокопов крепостей не поступало никаких известий.
Мы должны были понимать, что плотно закутанный в накидку человек наверняка вызовет повышенный интерес к себе, – но поняли это только на подходе к воротам, когда один из стражников внезапно сорвал покрывало с молодой жены торговца, а другой одновременно сорвал покрывало с меня. Очевидно, нас выдал мой рост. Стражник закричал, и мы поняли, что все пропало.
Он взмахнул топором. Я увернулся и собственным топором раскроил ему череп.
Затем мы – все пятеро – бросились прочь сквозь толпу сбитых с толку рабов, которые вопили под ножами и дубинками часовых, не имея ни малейшего представления, за что их убивают.
Конечно, нам не удалось бы спастись, когда бы не мужество слепого старика. Когда мы, целые и невредимые, выбежали за ворота, он повернулся и стал на пути пятерых вооруженных копьями стражников, настигающих нас огромными прыжками. Он загородил телом выход и повалился на землю, увлекая за собой страшные зазубренные пики, которые нельзя было извлечь из тела без помощи ножа.
И в этот ужасный момент небо над нами вдруг озарилось ярко-зеленым и кроваво-красным светом! Женщины завизжали и вцепились в нас с молодым торговцем. Мы оглянулись. Над нашими головами просвистела огненная стрела, направленная в кучу дерущихся людей у ворот. Весь мир попеременно то вспыхивал огнем, то погружался во тьму. Несколько мгновений мы стояли, шатаясь, словно бледные трупы под кровавым дождем Судного Дня, а потом, повинуясь моему резкому приказу, бросились прочь, прямо в темноту, откуда с шипением вылетали огненные трубы. Мерлин пришел на помощь!
Приблизительно в двухстах ярдах от ворот мы увидели многочисленный отряд лучников, которые посылали с колена тучи стрел через частокол города и не позволяли преследователям выйти из ворот. Из толпы воинов выступил Мерлин и взял меня за руку.
– Я потерял бесценную Мантию, – горестно признался я. – Мне стыдно. Я вел себя, как ребенок.
Мерлин похлопал меня по спине. Казалось, старец пребывал в самом хорошем расположении духа.
– Не думай об этом больше, – весело сказал он. – Ты нашел для меня нечто, гораздо более ценное. Это я вел себя, как ребенок, когда в ночь нашего побега не настоял на том, чтобы взять с собой скобы и олово. Мне следовало бы сознавать их ценность, но тогда они показались мне просто кучей бесполезного металла и помехой для быстрого продвижения.
Друг мой, теперь у нас есть детали, по образцу которых мы можем изготовить новые! У нас есть олово для получения бронзы и есть рудники с залежами меди. Кроме того, за семь дней боев Чичамека захватила двадцать сильных крепостей Тлапаллана, а пленные тлапаллики стали либо заслуживающими доверия ходеносауни, либо – мертвецами.
При необходимости мы построим на побережье корабль, достигнем места крушения «Придвена» и наберем олова достаточно для того, чтобы оснастить бронзовыми скобами такое множество тормент, что из них можно будет построить забор вокруг Тлапаллана.
Эти люди – прирожденные бойцы. Теперь нам все по силам. Все!
Старец лучезарно улыбался своим лучникам, похожий на седовласого патриарха в толпе сыновей.
– Все это прекрасно – для будущего, – сказал я. Но давай вернемся к настоящему. Скоро майя повалят из других ворот и перекроют нам путь к отступлению.
Вовсе нет. Хайонвата удерживает ворота у Яйца, захватив внешние укрепления. И десять отрядов контролируют третьи ворота.
– Но мы недостаточно сильны для захвата города! Там тысячи жителей. Люди из близлежащих деревень скоро окружат нас, если мы не поторопимся. Мы находимся в глубине Тлапаллана. Для настоящего завоевания этой страны мы сначала должны захватить и уничтожить маленькие деревни, а население их изгнать в крупные города, перебить или растворить среди ходеносауни. Там полно рабов, которые сейчас сражаются за майя, но с радостью встанут на нашу сторону, почувствовав возможность победы. Здесь всего лишь один город. Если мы возьмем его слишком скоро, то потеряем все. Остальные три города – Кольхункан, Майяпан и Тлакопан – выйдут против нас и захлестнут наши войска бесчисленными полчищами людей. Откуда возьмем мы орудия? Откуда возьмем подкрепления?
Чичамека еще не объединилась полностью, но разделена на сотни племен, которые ненавидят ходеносауни так же, как Тлапаллан. Они тоже должны быть с нами.
Вспомни о протяженности сей империи и подвластных ей территорий, о тысячах храмов, множестве крепостей, о мириадах людей, которые поднимутся по приказу майя! Мерлин, удовлетворись достигнутым.
Мы – маленький народ. Дай нам вырасти перед тем, как искать справедливой мести.
– Ты – человек войны, Вендиций. И мысли твои мудры. Трубач, созывай воинов!
Громкий и резкий звук сигнальной раковины пронесся над объятым паникой городом. Издалека, где стремительно проносящиеся в воздухе огненные шары обозначали позиции остальных наших подразделений, ответили нам другие раковины.
Грохот начал стихать, мелькание огненных шаров прекратилось, хотя небо по-прежнему багровело от пламени, объявшего хижины города, – и Чичамека, словно пресыщенный медведь, отправилась домой, оставив Тлапаллан зализывать свои раны и оплакивать утраты медных залежей.
Во время долгого путешествия домой только однажды довелось нам с Мерлином побеседовать. В разговоре я сказал:
– Конечно, я понимаю, что пять человек из моего отряда, которые сторожили скобы в лесу, отправили на нашу позицию посыльного с известием о моем исчезновении. Я понимаю, что посыльный встретился с твоими людьми, идущими от верхних крепостей, – и, объединившись, все воины пришли к городу. Но откуда ты узнал, что я собираюсь бежать именно этой ночью? И откуда ты знал, к каким воротам я подойду и в какое время?
Мерлин усмехнулся:
– Знал.
– Но откуда? Откуда?
Над головой моей мягко захлопали чьи-то крылья. Я посмотрел вверх и увидел уставившиеся на меня огромные желтые глаза.
– Может, сова мне сказала. Совы ведь слывут всеведущими, не так ли?
И больше мне ничего не удалось узнать. Мерлин всегда любил тайны.
МЫ ИЩЕМ СТРАНУ МЕРТВЫХ
В то время, как я обдумывал свои дальнейшие действия, из дома подо мной вышел человек и неверной поступью направился к скамье. Он шарил под ней, пока не наткнулся на кувшин с водой, из которого принялся пить так жадно, словно умирал от жажды.
Потом, выставив перед собой руки, он на ощупь направился к двери дома. Это казалось странным само по себе, поскольку при свете звезд и отдаленных факелов я мог спокойно разглядеть его лицо. Следовательно, человек должен был прекрасно видеть, куда идет. И тут я с удивлением заметил, что глаза его остаются закрытыми. Человек был слеп!
Возможно, в любой другой стране на земле это не показалось бы странным. Даже в Чичамеке встречались слепые, глухие и немые люди. Но здесь, в Тлапаллане, слепец был явлением из ряда вон выходящим, ибо Тлапаллан не нуждался в людях, выведенных из строя какой-нибудь болезнью, и не испытывал к ним сострадания. Даже представитель правящего класса, пораженный неизлечимым недугом, обрекался на смерть на алтаре Яйца – ибо жрецам никогда не хватало жертв в подземелье, чтобы насытить Чиакоатль-Пожирательницу.
Можешь представить себе, какая судьба ожидала этого слепого человека (судя по одеждам, сына рабов, тлапаллика в третьем поколении), прознай про его недуг жрецы, чья тюрьма как раз пустовала в настоящее время.
– Там, где опасность не грозит тебе, опасность не грозит и мне, мой друг, – пробормотал я себе и, повиснув на краю крыши, спрыгнул на землю рядом со слепцом. С тихим вскриком он обернулся. Я зажал ему рот ладонью и затолкал в дом, подальше от света.
– Старик, – яростно прошептал я, – твои соплеменники охотятся за мной. Если они найдут меня здесь, то возьмут и тебя тоже, и с нас обоих заживо сдерут кожу на алтаре. Ты меня понимаешь?
Он энергично закивал.
Тогда спрячь меня там, где сам прячешься. Живо!
Старик провел меня к отверстию в полу и пустился по короткой лестнице. Я сорвал со стены каменный топорик и последовал за ним. Жизнь моя была в его руках, но равным образом и он находился в моей власти – и я был моложе и сильнее его. Едва я успел ступить на грязный пол, как слепец с юношеской прытью вновь взбежал по лестнице. Я уже собирался метнуть в него топор, но он надвинул на отверстие крышку и, потянув за веревку, подтащил к люку медвежью шкуру и накрыл ею пол над нашими головами.
А потом мы уселись рядом в темноте и познакомились.
Человек этот не всегда был слеп. В молодости он промышлял торговлей до тех пор, пока не попал в плен к чичамекам, где его истязали, прогоняя между двумя длинными рядами дикарей, вооруженных терновыми розгами.
Ему удалось бежать: он прыгнул в реку и, спрятав голову под пучком плавающих водорослей, доплыл до безопасного места. То ли от удара колючей плети по глазу, то ли от пагубного воздействия речной воды зрение его впоследствии начало слабнуть, и он остался жить в городе со своей семьей: женой и сыном, тоже женатым.
Жена и сын вырыли под полом дома убежище для него, и здесь несчастный, ослепший уже полностью прожил в постоянном страхе быть обнаруженным пять лет, выходя глотнуть свежего воздуха только в самые темные ночи, в которые любой человек мало чем отличается от слепого.
Сегодня он остался в доме один, поскольку женщины помогали в поисках лазутчика, и невыносимая жажда погнала его за водой.
Из нашей беседы я понял, что мой новый знакомый не особенно любит Тлапаллан и тоскует по свободной жизни лесного торговца. Поэтому я предложил ему следующее: он поможет мне бежать из города, а я в свою очередь обеспечу ему безопасную жизнь среди ходеносауни, численность которых постоянно увеличивалась в результате набегов на меньшие племена, захвата пленников и поселения последних на своих территориях с полными правами гражданства.
План этот понравился слепому, как позже понравился он и женщинам этой семьи. Двумя днями позже из лесной экспедиции вернулся сын старика, нагруженный мехами, оленьими зубами и бусами из ракушек, и тоже одобрил мой замысел.
Слухи о растущей на севере силе дошли до него, и ему хватило ума понять, что честолюбивый человек может извлечь для себя большую выгоду, присоединившись к народу, чье солнце восходит.
На следующее утро была назначена очередная торговая экспедиция, и с ней семья решила уйти из города: слепец и я, переодетые женщинами, должны были выйти за ворота – якобы немного проводить мужчин.
Шел уже седьмой день после захвата Дороги Рудокопов. Медь в город не поступала, и это обстоятельство вызывало много разговоров и волнений. Поэтому Тлапаллан планировал карательную экспедицию. Прослышав об этом и испугавшись, что торговцев перестанут выпускать в лес, я перенес все планы на ближайшую ночь. Приблизительно через три часа после захода солнца молодой торговец собрал ничего не подозревающих рабов и со слепым отцом, матерью, женой и со мной (последние четверо тщательно кутались в покрывала) приблизился к маленьким воротам, расположенным в хвосте Змеи.
Мы должны были сознавать ничтожность надежды на успех: ведь весь город и окрестные леса были объяты подозрением и тревогой; ведь все знали, что в город проник лазутчик и, украв ценности, скрылся в неизвестном направлении; кроме того, вот уже неделю назад прекратились поставки меди с рудников, а из двадцати охраняющих Дорогу Рудокопов крепостей не поступало никаких известий.
Мы должны были понимать, что плотно закутанный в накидку человек наверняка вызовет повышенный интерес к себе, – но поняли это только на подходе к воротам, когда один из стражников внезапно сорвал покрывало с молодой жены торговца, а другой одновременно сорвал покрывало с меня. Очевидно, нас выдал мой рост. Стражник закричал, и мы поняли, что все пропало.
Он взмахнул топором. Я увернулся и собственным топором раскроил ему череп.
Затем мы – все пятеро – бросились прочь сквозь толпу сбитых с толку рабов, которые вопили под ножами и дубинками часовых, не имея ни малейшего представления, за что их убивают.
Конечно, нам не удалось бы спастись, когда бы не мужество слепого старика. Когда мы, целые и невредимые, выбежали за ворота, он повернулся и стал на пути пятерых вооруженных копьями стражников, настигающих нас огромными прыжками. Он загородил телом выход и повалился на землю, увлекая за собой страшные зазубренные пики, которые нельзя было извлечь из тела без помощи ножа.
И в этот ужасный момент небо над нами вдруг озарилось ярко-зеленым и кроваво-красным светом! Женщины завизжали и вцепились в нас с молодым торговцем. Мы оглянулись. Над нашими головами просвистела огненная стрела, направленная в кучу дерущихся людей у ворот. Весь мир попеременно то вспыхивал огнем, то погружался во тьму. Несколько мгновений мы стояли, шатаясь, словно бледные трупы под кровавым дождем Судного Дня, а потом, повинуясь моему резкому приказу, бросились прочь, прямо в темноту, откуда с шипением вылетали огненные трубы. Мерлин пришел на помощь!
Приблизительно в двухстах ярдах от ворот мы увидели многочисленный отряд лучников, которые посылали с колена тучи стрел через частокол города и не позволяли преследователям выйти из ворот. Из толпы воинов выступил Мерлин и взял меня за руку.
– Я потерял бесценную Мантию, – горестно признался я. – Мне стыдно. Я вел себя, как ребенок.
Мерлин похлопал меня по спине. Казалось, старец пребывал в самом хорошем расположении духа.
– Не думай об этом больше, – весело сказал он. – Ты нашел для меня нечто, гораздо более ценное. Это я вел себя, как ребенок, когда в ночь нашего побега не настоял на том, чтобы взять с собой скобы и олово. Мне следовало бы сознавать их ценность, но тогда они показались мне просто кучей бесполезного металла и помехой для быстрого продвижения.
Друг мой, теперь у нас есть детали, по образцу которых мы можем изготовить новые! У нас есть олово для получения бронзы и есть рудники с залежами меди. Кроме того, за семь дней боев Чичамека захватила двадцать сильных крепостей Тлапаллана, а пленные тлапаллики стали либо заслуживающими доверия ходеносауни, либо – мертвецами.
При необходимости мы построим на побережье корабль, достигнем места крушения «Придвена» и наберем олова достаточно для того, чтобы оснастить бронзовыми скобами такое множество тормент, что из них можно будет построить забор вокруг Тлапаллана.
Эти люди – прирожденные бойцы. Теперь нам все по силам. Все!
Старец лучезарно улыбался своим лучникам, похожий на седовласого патриарха в толпе сыновей.
– Все это прекрасно – для будущего, – сказал я. Но давай вернемся к настоящему. Скоро майя повалят из других ворот и перекроют нам путь к отступлению.
Вовсе нет. Хайонвата удерживает ворота у Яйца, захватив внешние укрепления. И десять отрядов контролируют третьи ворота.
– Но мы недостаточно сильны для захвата города! Там тысячи жителей. Люди из близлежащих деревень скоро окружат нас, если мы не поторопимся. Мы находимся в глубине Тлапаллана. Для настоящего завоевания этой страны мы сначала должны захватить и уничтожить маленькие деревни, а население их изгнать в крупные города, перебить или растворить среди ходеносауни. Там полно рабов, которые сейчас сражаются за майя, но с радостью встанут на нашу сторону, почувствовав возможность победы. Здесь всего лишь один город. Если мы возьмем его слишком скоро, то потеряем все. Остальные три города – Кольхункан, Майяпан и Тлакопан – выйдут против нас и захлестнут наши войска бесчисленными полчищами людей. Откуда возьмем мы орудия? Откуда возьмем подкрепления?
Чичамека еще не объединилась полностью, но разделена на сотни племен, которые ненавидят ходеносауни так же, как Тлапаллан. Они тоже должны быть с нами.
Вспомни о протяженности сей империи и подвластных ей территорий, о тысячах храмов, множестве крепостей, о мириадах людей, которые поднимутся по приказу майя! Мерлин, удовлетворись достигнутым.
Мы – маленький народ. Дай нам вырасти перед тем, как искать справедливой мести.
– Ты – человек войны, Вендиций. И мысли твои мудры. Трубач, созывай воинов!
Громкий и резкий звук сигнальной раковины пронесся над объятым паникой городом. Издалека, где стремительно проносящиеся в воздухе огненные шары обозначали позиции остальных наших подразделений, ответили нам другие раковины.
Грохот начал стихать, мелькание огненных шаров прекратилось, хотя небо по-прежнему багровело от пламени, объявшего хижины города, – и Чичамека, словно пресыщенный медведь, отправилась домой, оставив Тлапаллан зализывать свои раны и оплакивать утраты медных залежей.
Во время долгого путешествия домой только однажды довелось нам с Мерлином побеседовать. В разговоре я сказал:
– Конечно, я понимаю, что пять человек из моего отряда, которые сторожили скобы в лесу, отправили на нашу позицию посыльного с известием о моем исчезновении. Я понимаю, что посыльный встретился с твоими людьми, идущими от верхних крепостей, – и, объединившись, все воины пришли к городу. Но откуда ты узнал, что я собираюсь бежать именно этой ночью? И откуда ты знал, к каким воротам я подойду и в какое время?
Мерлин усмехнулся:
– Знал.
– Но откуда? Откуда?
Над головой моей мягко захлопали чьи-то крылья. Я посмотрел вверх и увидел уставившиеся на меня огромные желтые глаза.
– Может, сова мне сказала. Совы ведь слывут всеведущими, не так ли?
И больше мне ничего не удалось узнать. Мерлин всегда любил тайны.
МЫ ИЩЕМ СТРАНУ МЕРТВЫХ
Итак, мы позволили времени работать на нас. В разные стороны по лесам спешили гонцы с расшитыми бисером узорчатыми поясами, каждая бусинка и каждый таинственный значок на которых имели свой важный смысл: это был единственный внятный язык, общий для всего множества чичамекских племен.
Одно за другим лесные сообщества заключали соглашение, обязывающие их ударить по врагу, когда ударим мы, и ждать, пока мы не почувствуем себя готовыми к схватке – и Союз Племен, который должен был однажды поразить Тлапаллан в самое сердце, становился все сильней и опасней.
Пришло и ушло лето. Мерлин, я знал, горел желанием отправиться на поиски призрачной Страны Мертвых.
Все холодней становились дни, в воздухе появился терпкий аромат поздней осени. Жизнь наша текла безмятежно и счастливо. Никто не тревожил нас. Тлапаллан не предпринял попыток отвоевать потерянные крепости и не посылал никаких войск с целью раздобыть меди или покарать Чичамеку.
Затем в один прекрасный день молодое сердце Мерлина взыграло, и старец открыто восстал против однообразного течения жизни.
Он все-таки отправился на поиски Страны Мертвых! Он раскроет вечную тайну Смерти! Он призовет в поход добровольцев. И, конечно же, все воины, не успевшие жениться на местных женщинах, пойдут за ним! Что же касается его самого, то он лично отправляется в путь немедленно! И старец сдержал свое слово.
Из тридцати семи римлян (тридцать человек пало во время набегов на рудники, крепости и Город Змеи) двадцать один выступил вместе с Мерлином на поиски новых приключений. Число добровольцев осталось бы четным, когда бы к отряду не присоединился я. Остальные римляне к этому времени женились на женщинах ходеносауни и больше пользы могли принести на месте, способствуя дальнейшему укреплению Союза Племени.
За маршрутом похода ты можешь следить по карте. Подробно останавливаться на нашем путешествии я не стану – но не думай, что оно было незначительным. В ту зиму мы преодолели огромные расстояния. Мы даже вырвались из объятий самой зимы и в пору снегов нашли зеленые цветущие пространства – но об этом впереди. Сначала же для того, чтобы двинуться на юго-запад, мы должны были сесть в рыбачьи челны и грести на север! Так наш отряд пересек широкий залив Внутреннего Моря.
Мы взбирались на горы, переходили вброд реки, охотились и рыбачили в пути. Оставив горы далеко за спиной, наш отряд вышел к широким травянистым пустошам, населенным лишь стадами диких горбатых быков, каждое из которых столь огромно, что может бежать мимо стоящего на месте наблюдателя целый день или даже больше. От топота их копыт дрожит земля и колышется воздух. Перед стадом расстилаются луга с травой, поднимающейся зачастую выше человеческого роста; за стадом не остается ничего, кроме голых равнин. Каждый росток и каждая травинка безжалостно втаптывается в землю.
Мясо этих быков весьма вкусно.
Обширные сии пустоши, по площади превосходящие Британию, мы назвали Морем Травы – и продолжали путь, ведомые железной рыбкой Мерлина, от случая к случаю плавающей в миске с водой.
Изредка нам встречались люди – более грязные, менее отважные и энергичные, нежели наши сильные духом союзники-чичамеки. Впрочем, удивляться не приходилось: ведь по этим территориям пролегал путь майя в движении на север из Жарких Земель, и во время долгих странствий завоеватели истребили почти все местное население. Спастись удалось лишь немногим, которые снова объединились в семьи и небольшие группы и сейчас пытались решить тяжелую задачу по объединению в племена и народы. Мечта сия казалась неосуществимой, ибо обитатели пустошей поведали нам, что на их территории часто совершаются набеги.
Но, судя по их словам, на юго-западе живет народ (тут Мерлин встрепенулся), никогда не знавший поражений. Отразив нападение значительно превосходящих сил майя в своей озерной стране Алата, расположенной к северу от пустошей, представители сего племени отказались стать тлапалликами и, покинув любимую родину, ушли на юг.
Что с ними стало потом? Никто этого не знал, но последовавшие за ними военные отряды Тлапаллана вернулись назад с сильно поредевшими рядами и явно подрастерявшими мужество. Некоторые же подразделения и вовсе не вернулись.
Стоит ли нам идти на запад? Конечно, нет] Там лежат высокие неприступные горы, ни один человек не может преодолеть их, ибо там нет воздуха для дыхания.
За эти горы каждую ночь уходит спать солнце – и туда однажды уйдет оно умирать.
И если Страна Мертвых действительно существует, то она наверняка находится там – ибо мы искали ее повсюду и не нашли нигде.
Приблизившись к подножью гор на расстояние видимости, мы повернули на юг в надежде достичь конца огромной горной гряды и обогнуть ее. Вероятно, есть такой путь, по которому можно выйти на самый край Земли и заглянуть вниз. Но нам пришлось свернуть в сторону.
Мы прибыли в страну песков, жары и засухи, бедную источниками воды, заросшую колючими безлиственными деревьями – шарообразными и странными на вид. Там обитали рептилии. Одна из них укусила нашего товарища, и он скончался в страшных муках. Полумертвые от жажды, мы с трудом выбрались из этой пустыни и решили повернуть на восток, обогнуть ее и вновь вернуться на запад, уже южнее.
Вскоре мы вышли в неприглядную скалистую местность, изрезанную огромными ущельями, по руслам которых в недрах земли, недоступных человеческому взору, протекали реки. И столь глубоки сии ущелья, что, хоть в определенное время дня сверху и можно увидеть сверкание солнечного луча на волнах, но расслышать грохот бурного потока невозможно.
Странная земля, эта земля Алата. И много есть в ней чудес.
И все же даже здесь, среди мировой свалки камня, черная угроза Тлапаллана тяготеет, как проклятие, над доблестным народом, имеющим мужество вырубать жилища в самих скалах.
Некоторое время мы шли по свежим следам некоего многочисленного отряда, а затем во избежание неприятных сюрпризов выслали вперед разведчиков.
Скоро один из них спешно вернулся назад с известием о том, что неподалеку слышны звуки боя. Итак, держа луки наготове, мы осторожно двинулись вперед по дну глубокого сухого ущелья.
Неожиданно до слуха нашего донеслись боевые кличи, и за изгибом ущелья взору нашему открылась картина яростного сражения.
Из своего укрытия мы увидели в тупике оврага лагерную стоянку тлапалликов, а высоко над ней – странную крепость: огромное строение, занимающее глубокую нишу в почти отвесной скале. Над зубчатой ее крышей поднимались столбы дыма от более чем двухсот очагов. Уступчатые стены крепости темнели от толп кричащих и угрожающе размахивающих копьями людей.
Выступ плато нависал над защитниками крепости, словно широкий козырек, защищая их от возможного нападения сверху. Но тлапаллики превратили сие укрытие в угрозу для противника – ибо сейчас под козырьком скапливался густой удушливый дым от сжигаемых внизу зеленых веток и влажных листьев. Ветер гнал этот дым прямо в углубление в скале.
Из черного облака дыма со стен и башен крепости летели вниз огромные булыжники, и карабкающимся вверх тлапалликам приходилось худо. Осажденные подняли переброшенные через расселины в тропе лестницы, после чего на скале не осталось практически ни одного выступа и упора. Кроме того, некоторые участки тропы были предварительно отполированы до зеркальной гладкости постоянными обитателями крепости: инвалидами, стариками, женщинами и детьми.
Вдобавок ко всему воины стойко защищали подступы к крепости, осыпая врагов копьями и дротиками, а женщины лили на головы тлапалликов кипящую воду, сыпали песок, золу и горячие угли.
И все же, далеко в стороне от крепости, нетронутые и спрятанные от глаз осажденных завесой дыма, наверх ползли цепочкой тлапаллики: они передвигались от расселины к расселине, перебрасывая через них лестницы. Сверкающая доспехами из полированной меди и украшениями из слюды длинная вереница воинов показалась нам в конце концов символической Змеей Тлапаллана, ожившей и ползущей по скале, дабы пожрать злополучных обитателей крепости. И мы ясно понимали: если не вмешаться в ход событий, то, как бы смело ни сражались жители скал, конец их ожидает один – рабство и смерть.
Сокрытые в ту минуту от глаз врага, мы собрали совет и решили вступить в бой. Мерлин заявил:
– Мы не можем существовать сами по себе вечно, но должны обрести друзей в сей негостеприимной стране – и кому можно верить больше, нежели заклятым противникам наших собственных врагов?
Все согласились с этим, и я вскричал:
– Давайте же докажем сначала, что мы расположены дружески!
Мы встали из-за валунов, среди которых до сих пор лежали, словно цыплята в гнезде, и наши длинные луки зазвенели.
В тот момент, словно по некоему сигналу, ветер переменился и понес клубы дыма вниз, в сторону нападавших, и, пронзенные нашими стрелами, воины в рогатых шлемах посыпались с самой верхней лестницы, сбивая в падении остальные лестницы и увлекая в бездну своих товарищей.
Громкий крик удивления вырвался у защитников крепости, ослепленных сверканием наших доспехов и впервые узревших молниеносное истребление врага, творимое стрелами. Но долго пользоваться луками нам не пришлось. Тлапаллики в лагере мгновенно поменяли позицию и бросились на нас.
Трижды выпустили мы стрелы в их тесные ряды, но, бесстрашно переступая через тела убитых, они продолжали наступать. Дальше стрелять не представлялось возможным. Мы бросили вперед наши тяжелые копья. Метнув в ответ топорики, враги вытащили длинные ножи – и оба отряда сошлись вплотную.
К счастью для нас, все мы были в доспехах! И как же пригодилось нам мастерство, достигнутое в тяжелых тренировках!
Спина к спине мы, двадцать римлян, встретили четырнадцать десятков врагов, и даже Мерлин мужественно наносил мечом удары направо и налево. Единственной защитой тлапалликам служили мягкие медные нагрудники и многочисленные медные браслеты на руках, от плеча до кисти. Возможно, такие доспехи и обеспечивали защиту от дротика атлатла или каменного ножа, но наши клинки разрезали их, словно сыр.
На меня бросился офицер. Ударив нападающего мечом между шеей и плечом, я разрубил его офицерское ожерелье. Он упал. Новые и новые воины окружали меня. Пальцы мои были липки от крови. Я размахивал мечом из последних сил и не видел, как идут дела у товарищей.
Передо мной появлялись лица с разверстыми в крике ртами. И исчезали. Но вслед за ними появлялись новые искаженные от ярости лица – и надвигались на меня. Меч со свистом рассекал воздух, и я уже не понимал, бью я плашмя или лезвием.
Мышцы правой руки сводило судорогой, и все же я продолжал драться. Казалось, весь Тлапаллан устремился на нас.
Внезапно в глазах у меня потемнело. Я зажмурился. Кто-то сильным ударом сбил с меня шлем, по лбу что-то потекло, и в голове зазвенело от боли. Я смахнул влагу со лба. Рука окрасилась в красный цвет. Половина моего правого уха была отрублена.
Затем изуродованные гримасами лица вновь выплыли из темноты. И вновь я поднял оружие, как две капли воды похожий на тех воинов, которые некогда создали Рим и – если будет на то воля богов! – еще создадут здесь новую Империю.
Меч выскользнул из моих мокрых пальцев. Я услышал легионерский клич: «Друзья, Варрон! Друзья!»
В глазах у меня прояснилось, и я увидел тлапалликов, убегающих прочь быстрей оленей; они скакали и прыгали по камням, а люди скал встречали их топорами и дубинками. Я увидел, как женщины-воительницы добивали раненых, которые даже перед лицом смерти были слишком горды, чтобы молить о пощаде, и без страха смотрели в глаза врага, заносящего над ними нож. И я сказал себе: «Британия должна быть возрождена храбростью, подобной этой!»
И Мерлин выступил вперед в своих белых одеяниях, сплошь усеянных красными крестами – и от нашего имени предложил дружбу Старейшинам Ацтлана.
И они назвали старца Кетцалькоатлем – Пернатым Змеем – за прекрасный головной убор, украшенный перьями, а также за его мудрость, благодаря которой он сумел вызвать перемену ветра, душившего до тех пор защитников крепости дымом. И наш отряд вступил в их воздушный замок, встречаемый с торжественностью и почтением, достойными богов.
Теперь нам пришлось овладевать новым языком. На сей раз он дался нам без особого труда, ибо люди скал страстно желали учить нас, дабы получше и поближе узнать своих новых друзей. Хотя слова нового наречия отличались от уже известных нам, грамматика его имела много общего с языком майя, каково обстоятельство значительно помогло нам. Кроме того, в результате проникновения в страну тлапалланской культуры в обиход многих племен вошли некоторые знакомые нам слова.
Вдобавок ко всему здешние женщины, имеющие в обществе равные с мужчинами права, взяли на себя заботу о римлянах, разместили в своих домах, и обращались с нами, как с королями. У них мы узнали больше, чем просто несколько слов.
Первым человеком, обучавшим меня наречию ацтеков, была весьма милая и привлекательная девушка, которая облегчила мою боль и кормила меня, пока я быстро оправлялся от ранения в сухом чистом воздухе этой страны.
Золотой Цветок Дня называли ее родители – или Аврора, как сказали бы мы, – и имя это и вполовину не передает очарования сей восхитительной девушки.
Очень скоро я выздоровел. К этому времени все мы значительно преуспели в изучении языка, что относили за счет своих способностей.
Мы жили в городе Ацтлан. Менее чем в пяти милях от него находился другой город, Ацатлан. Но между ними простиралась ужасная местность: громоздились скалы, изрезанные глубокими ущельями – так что один город мало чем мог бы помочь другому в случае беды.
Одно за другим лесные сообщества заключали соглашение, обязывающие их ударить по врагу, когда ударим мы, и ждать, пока мы не почувствуем себя готовыми к схватке – и Союз Племен, который должен был однажды поразить Тлапаллан в самое сердце, становился все сильней и опасней.
Пришло и ушло лето. Мерлин, я знал, горел желанием отправиться на поиски призрачной Страны Мертвых.
Все холодней становились дни, в воздухе появился терпкий аромат поздней осени. Жизнь наша текла безмятежно и счастливо. Никто не тревожил нас. Тлапаллан не предпринял попыток отвоевать потерянные крепости и не посылал никаких войск с целью раздобыть меди или покарать Чичамеку.
Затем в один прекрасный день молодое сердце Мерлина взыграло, и старец открыто восстал против однообразного течения жизни.
Он все-таки отправился на поиски Страны Мертвых! Он раскроет вечную тайну Смерти! Он призовет в поход добровольцев. И, конечно же, все воины, не успевшие жениться на местных женщинах, пойдут за ним! Что же касается его самого, то он лично отправляется в путь немедленно! И старец сдержал свое слово.
Из тридцати семи римлян (тридцать человек пало во время набегов на рудники, крепости и Город Змеи) двадцать один выступил вместе с Мерлином на поиски новых приключений. Число добровольцев осталось бы четным, когда бы к отряду не присоединился я. Остальные римляне к этому времени женились на женщинах ходеносауни и больше пользы могли принести на месте, способствуя дальнейшему укреплению Союза Племени.
За маршрутом похода ты можешь следить по карте. Подробно останавливаться на нашем путешествии я не стану – но не думай, что оно было незначительным. В ту зиму мы преодолели огромные расстояния. Мы даже вырвались из объятий самой зимы и в пору снегов нашли зеленые цветущие пространства – но об этом впереди. Сначала же для того, чтобы двинуться на юго-запад, мы должны были сесть в рыбачьи челны и грести на север! Так наш отряд пересек широкий залив Внутреннего Моря.
Мы взбирались на горы, переходили вброд реки, охотились и рыбачили в пути. Оставив горы далеко за спиной, наш отряд вышел к широким травянистым пустошам, населенным лишь стадами диких горбатых быков, каждое из которых столь огромно, что может бежать мимо стоящего на месте наблюдателя целый день или даже больше. От топота их копыт дрожит земля и колышется воздух. Перед стадом расстилаются луга с травой, поднимающейся зачастую выше человеческого роста; за стадом не остается ничего, кроме голых равнин. Каждый росток и каждая травинка безжалостно втаптывается в землю.
Мясо этих быков весьма вкусно.
Обширные сии пустоши, по площади превосходящие Британию, мы назвали Морем Травы – и продолжали путь, ведомые железной рыбкой Мерлина, от случая к случаю плавающей в миске с водой.
Изредка нам встречались люди – более грязные, менее отважные и энергичные, нежели наши сильные духом союзники-чичамеки. Впрочем, удивляться не приходилось: ведь по этим территориям пролегал путь майя в движении на север из Жарких Земель, и во время долгих странствий завоеватели истребили почти все местное население. Спастись удалось лишь немногим, которые снова объединились в семьи и небольшие группы и сейчас пытались решить тяжелую задачу по объединению в племена и народы. Мечта сия казалась неосуществимой, ибо обитатели пустошей поведали нам, что на их территории часто совершаются набеги.
Но, судя по их словам, на юго-западе живет народ (тут Мерлин встрепенулся), никогда не знавший поражений. Отразив нападение значительно превосходящих сил майя в своей озерной стране Алата, расположенной к северу от пустошей, представители сего племени отказались стать тлапалликами и, покинув любимую родину, ушли на юг.
Что с ними стало потом? Никто этого не знал, но последовавшие за ними военные отряды Тлапаллана вернулись назад с сильно поредевшими рядами и явно подрастерявшими мужество. Некоторые же подразделения и вовсе не вернулись.
Стоит ли нам идти на запад? Конечно, нет] Там лежат высокие неприступные горы, ни один человек не может преодолеть их, ибо там нет воздуха для дыхания.
За эти горы каждую ночь уходит спать солнце – и туда однажды уйдет оно умирать.
И если Страна Мертвых действительно существует, то она наверняка находится там – ибо мы искали ее повсюду и не нашли нигде.
Приблизившись к подножью гор на расстояние видимости, мы повернули на юг в надежде достичь конца огромной горной гряды и обогнуть ее. Вероятно, есть такой путь, по которому можно выйти на самый край Земли и заглянуть вниз. Но нам пришлось свернуть в сторону.
Мы прибыли в страну песков, жары и засухи, бедную источниками воды, заросшую колючими безлиственными деревьями – шарообразными и странными на вид. Там обитали рептилии. Одна из них укусила нашего товарища, и он скончался в страшных муках. Полумертвые от жажды, мы с трудом выбрались из этой пустыни и решили повернуть на восток, обогнуть ее и вновь вернуться на запад, уже южнее.
Вскоре мы вышли в неприглядную скалистую местность, изрезанную огромными ущельями, по руслам которых в недрах земли, недоступных человеческому взору, протекали реки. И столь глубоки сии ущелья, что, хоть в определенное время дня сверху и можно увидеть сверкание солнечного луча на волнах, но расслышать грохот бурного потока невозможно.
Странная земля, эта земля Алата. И много есть в ней чудес.
И все же даже здесь, среди мировой свалки камня, черная угроза Тлапаллана тяготеет, как проклятие, над доблестным народом, имеющим мужество вырубать жилища в самих скалах.
Некоторое время мы шли по свежим следам некоего многочисленного отряда, а затем во избежание неприятных сюрпризов выслали вперед разведчиков.
Скоро один из них спешно вернулся назад с известием о том, что неподалеку слышны звуки боя. Итак, держа луки наготове, мы осторожно двинулись вперед по дну глубокого сухого ущелья.
Неожиданно до слуха нашего донеслись боевые кличи, и за изгибом ущелья взору нашему открылась картина яростного сражения.
Из своего укрытия мы увидели в тупике оврага лагерную стоянку тлапалликов, а высоко над ней – странную крепость: огромное строение, занимающее глубокую нишу в почти отвесной скале. Над зубчатой ее крышей поднимались столбы дыма от более чем двухсот очагов. Уступчатые стены крепости темнели от толп кричащих и угрожающе размахивающих копьями людей.
Выступ плато нависал над защитниками крепости, словно широкий козырек, защищая их от возможного нападения сверху. Но тлапаллики превратили сие укрытие в угрозу для противника – ибо сейчас под козырьком скапливался густой удушливый дым от сжигаемых внизу зеленых веток и влажных листьев. Ветер гнал этот дым прямо в углубление в скале.
Из черного облака дыма со стен и башен крепости летели вниз огромные булыжники, и карабкающимся вверх тлапалликам приходилось худо. Осажденные подняли переброшенные через расселины в тропе лестницы, после чего на скале не осталось практически ни одного выступа и упора. Кроме того, некоторые участки тропы были предварительно отполированы до зеркальной гладкости постоянными обитателями крепости: инвалидами, стариками, женщинами и детьми.
Вдобавок ко всему воины стойко защищали подступы к крепости, осыпая врагов копьями и дротиками, а женщины лили на головы тлапалликов кипящую воду, сыпали песок, золу и горячие угли.
И все же, далеко в стороне от крепости, нетронутые и спрятанные от глаз осажденных завесой дыма, наверх ползли цепочкой тлапаллики: они передвигались от расселины к расселине, перебрасывая через них лестницы. Сверкающая доспехами из полированной меди и украшениями из слюды длинная вереница воинов показалась нам в конце концов символической Змеей Тлапаллана, ожившей и ползущей по скале, дабы пожрать злополучных обитателей крепости. И мы ясно понимали: если не вмешаться в ход событий, то, как бы смело ни сражались жители скал, конец их ожидает один – рабство и смерть.
Сокрытые в ту минуту от глаз врага, мы собрали совет и решили вступить в бой. Мерлин заявил:
– Мы не можем существовать сами по себе вечно, но должны обрести друзей в сей негостеприимной стране – и кому можно верить больше, нежели заклятым противникам наших собственных врагов?
Все согласились с этим, и я вскричал:
– Давайте же докажем сначала, что мы расположены дружески!
Мы встали из-за валунов, среди которых до сих пор лежали, словно цыплята в гнезде, и наши длинные луки зазвенели.
В тот момент, словно по некоему сигналу, ветер переменился и понес клубы дыма вниз, в сторону нападавших, и, пронзенные нашими стрелами, воины в рогатых шлемах посыпались с самой верхней лестницы, сбивая в падении остальные лестницы и увлекая в бездну своих товарищей.
Громкий крик удивления вырвался у защитников крепости, ослепленных сверканием наших доспехов и впервые узревших молниеносное истребление врага, творимое стрелами. Но долго пользоваться луками нам не пришлось. Тлапаллики в лагере мгновенно поменяли позицию и бросились на нас.
Трижды выпустили мы стрелы в их тесные ряды, но, бесстрашно переступая через тела убитых, они продолжали наступать. Дальше стрелять не представлялось возможным. Мы бросили вперед наши тяжелые копья. Метнув в ответ топорики, враги вытащили длинные ножи – и оба отряда сошлись вплотную.
К счастью для нас, все мы были в доспехах! И как же пригодилось нам мастерство, достигнутое в тяжелых тренировках!
Спина к спине мы, двадцать римлян, встретили четырнадцать десятков врагов, и даже Мерлин мужественно наносил мечом удары направо и налево. Единственной защитой тлапалликам служили мягкие медные нагрудники и многочисленные медные браслеты на руках, от плеча до кисти. Возможно, такие доспехи и обеспечивали защиту от дротика атлатла или каменного ножа, но наши клинки разрезали их, словно сыр.
На меня бросился офицер. Ударив нападающего мечом между шеей и плечом, я разрубил его офицерское ожерелье. Он упал. Новые и новые воины окружали меня. Пальцы мои были липки от крови. Я размахивал мечом из последних сил и не видел, как идут дела у товарищей.
Передо мной появлялись лица с разверстыми в крике ртами. И исчезали. Но вслед за ними появлялись новые искаженные от ярости лица – и надвигались на меня. Меч со свистом рассекал воздух, и я уже не понимал, бью я плашмя или лезвием.
Мышцы правой руки сводило судорогой, и все же я продолжал драться. Казалось, весь Тлапаллан устремился на нас.
Внезапно в глазах у меня потемнело. Я зажмурился. Кто-то сильным ударом сбил с меня шлем, по лбу что-то потекло, и в голове зазвенело от боли. Я смахнул влагу со лба. Рука окрасилась в красный цвет. Половина моего правого уха была отрублена.
Затем изуродованные гримасами лица вновь выплыли из темноты. И вновь я поднял оружие, как две капли воды похожий на тех воинов, которые некогда создали Рим и – если будет на то воля богов! – еще создадут здесь новую Империю.
Меч выскользнул из моих мокрых пальцев. Я услышал легионерский клич: «Друзья, Варрон! Друзья!»
В глазах у меня прояснилось, и я увидел тлапалликов, убегающих прочь быстрей оленей; они скакали и прыгали по камням, а люди скал встречали их топорами и дубинками. Я увидел, как женщины-воительницы добивали раненых, которые даже перед лицом смерти были слишком горды, чтобы молить о пощаде, и без страха смотрели в глаза врага, заносящего над ними нож. И я сказал себе: «Британия должна быть возрождена храбростью, подобной этой!»
И Мерлин выступил вперед в своих белых одеяниях, сплошь усеянных красными крестами – и от нашего имени предложил дружбу Старейшинам Ацтлана.
И они назвали старца Кетцалькоатлем – Пернатым Змеем – за прекрасный головной убор, украшенный перьями, а также за его мудрость, благодаря которой он сумел вызвать перемену ветра, душившего до тех пор защитников крепости дымом. И наш отряд вступил в их воздушный замок, встречаемый с торжественностью и почтением, достойными богов.
Теперь нам пришлось овладевать новым языком. На сей раз он дался нам без особого труда, ибо люди скал страстно желали учить нас, дабы получше и поближе узнать своих новых друзей. Хотя слова нового наречия отличались от уже известных нам, грамматика его имела много общего с языком майя, каково обстоятельство значительно помогло нам. Кроме того, в результате проникновения в страну тлапалланской культуры в обиход многих племен вошли некоторые знакомые нам слова.
Вдобавок ко всему здешние женщины, имеющие в обществе равные с мужчинами права, взяли на себя заботу о римлянах, разместили в своих домах, и обращались с нами, как с королями. У них мы узнали больше, чем просто несколько слов.
Первым человеком, обучавшим меня наречию ацтеков, была весьма милая и привлекательная девушка, которая облегчила мою боль и кормила меня, пока я быстро оправлялся от ранения в сухом чистом воздухе этой страны.
Золотой Цветок Дня называли ее родители – или Аврора, как сказали бы мы, – и имя это и вполовину не передает очарования сей восхитительной девушки.
Очень скоро я выздоровел. К этому времени все мы значительно преуспели в изучении языка, что относили за счет своих способностей.
Мы жили в городе Ацтлан. Менее чем в пяти милях от него находился другой город, Ацатлан. Но между ними простиралась ужасная местность: громоздились скалы, изрезанные глубокими ущельями – так что один город мало чем мог бы помочь другому в случае беды.