Естественно, когда пожар потушили, мы, объятые яростью, вряд ли могли проявить к мятежникам милосердие.
– За борт их! – хором кричали люди, тесно обступив рабов. Но вдруг вперед вышел Мерлин.
– Послушайте, что я вам всем скажу, – мягко вмешался он. – Саксы, погиб ли ваш вождь?
– Я Вульфгар Железное Брюхо, и я жив, – прорычал желтобородый великан, проталкиваясь вперед.
– И я, брат его, Гутлак, тоже жив, – эхом отозвался другой, должно быть близнец вождя, выступая вслед за братом. – Говори с нами обоими, старик, и мы выслушаем тебя.
– Во-первых, – начал Мерлин, – ответственность за это странствие лежит на мне. Зная ограниченность своих сил и не имея опыта морских путешествий, до сих пор я не вмешивался в дела, касающиеся жизни и работы на корабле. Но сейчас я не могу видеть, как люди – достаточно смелые, чтобы искать свободы в мучительной смерти, и достаточно отважные, чтобы спокойно наблюдать за страданиями своих соплеменников и за подползающим к ним самим смертоносным пламенем – принимают бессмысленную смерть, лишая корабль почти трех десятков столь бесстрашных душ. Саксы, отныне вы свободные люди!
По толпе прошел беспокойный ропот. В своем ли Мерлин уме?
Саксы недоверчиво переглядывались. Правильно ли они поняли старца?
– Вы свободны, – повторил Мерлин. – Но на определенных условиях. Само собой, мы не можем повернуть назад, а цель путешествия, вероятно, неизвестна вам. Мы совершаем поход к окраине мира в поисках новых земель, известных нам по свидетельствам древних. Никто не может сказать, что ожидает нас там и вернемся ли мы когда-нибудь на родину. Зная, что позади остаются лишь руины, смерть и несчастное будущее, мы двинулись на запад – туда, где наша вера разместила Страну Блаженных. Возможно, мы найдем ее. И, весьма вероятно, не найдем.
Саксы! Я прошу вас стать в наши ряды, чтобы вместе с нами попытать счастья, вместе с нами переносить голод и жажду и преодолеть таящиеся в чужой земле опасности ради радости открытия и приключений. Короче, я готов считать всех вас своими братьями. Саксы! Ответите вы мне «да» или «нет»?
Саксы посовещались между собой приглушенными голосами. Потом Гутлак с братом ударили по рукам, и глаза их засверкали на покрытых копотью лицах.
– Какую дивную историю принесем мы домой, Вульфгар!
– Полагайся на нас, как на свободных людей, находящихся под твоим началом, Вилас.
Собрание стало расходиться, и я последовал за Мерлином в его каюту.
– Во имя божье, в своем ли ты уме? Разве ты не понимаешь, что теперь слухи об открытых на западе землях достигнут и саксов? И эти пираты тут же бросятся разорять новые колонии Рима!
Мерлин покачал головой.
– Не беспокойся о пустяках, Варрон. Никто из них никогда не увидит родины. Это уже обреченные люди.
Я в изумлении уставился на мудреца. Временами Мерлин просто пугал меня.
– Тебе что-то известно? А как же мы сами? Останемся ли в живых мы?
– Я знаю больше, чем ты думаешь, но меньше, чем мне хотелось бы. Я могу предвидеть многое, но не все, далеко не все. В будущем скрыты тайны, не доступные ни мне, ни любому другому человеку, и все известные мне сведения могут оказаться неполными или неважными – ибо будущее непостоянно и подвержено изменениям. Но не беспокойся о том, что саксонские пираты разорят римские поселения на земле Брандона: этого никогда не будет.
Тогда я поверил ему, и теперь знаю, что слова его были истинны.
Итак, мы упорно шли вперед сквозь шторма столь сильные, что кипящие валы с легкостью перекатывались через фальшборт. Мы познали тягость безостановочного движения сквозь мир, сплошь состоящий из воды, на неустойчивом, неповоротливом корабле, едва слушающемся рулевого. Мы изведали отчаянье из-за сломанных весел и разорванных парусов и горечь при виде матросов, скорее мертвых, нежели живых – измученных бессонницей и борьбой с бушующей стихией; матросов, которые, несмотря на слабость, откачивали воду без передышки, дабы очередная водяная гора, обрушившись на палубу, не завершила дела и не отослала всех нас к Нептуну.
Но Мерлин не давал нам упасть духом и разувериться в своем предводителе. И даже когда казалось, что нам суждено путешествовать до седых волос, мы продолжали наш трудный путь через великую Реку Океан.
Наконец ветра перестали дуть, даже легкой зыби не появлялось больше на глади воды – настало время «спустить весла и грести», чем мы и занимались целую изнурительную неделю. Но никто из нас не впал в отчаяние, ибо Мерлин сказал, что Брандон достиг этого места и миновал его целым и невредимым, хотя плавучие водоросли и затрудняли движение корабля. Следовательно, мы находились на верном пути. Сердца наши вновь исполнились надеждой, но внезапно на море спустился густой туман, и три дня мы не видели ни солнца, ни звезд – и наш капитан едва не лишился рассудка от беспокойства и страха.
Тогда Мерлин порылся в своих вещах и достал полую железную рыбку, которую с величайшей осторожностью – словно вещь необычайной ценности – опустил в ведро с водой.
Рыбка моментально повернулась вокруг своей оси и указала носом на юг, а хвостом на север, будто была живой и разумной. Наш капитан долго не решался смотреть на нее: он мало доверял Мерлину и, полагаю, сомневался в существовании каких-либо земель, кроме уже известных ему.
– Запомни, достойный путешественник, – сказал Мерлин, – боковые плавники рыбки указывают на запад и на восток – и ориентируйся по ним. Следи за тем, чтобы эта рыбка не потерялась, ибо я ценю ее гораздо выше, чем ты думаешь: вещь эту подарил мне один желтокожий странник, который с ее помощью пересек широкие степи Скифии и прибыл на остров Самофракию, где мы с ним и встретились.
И не страшись грядущих дней. Брандон писал, что за морем Безветрия, лежит прекрасный остров, населенный мудрыми людьми, – среди них мы сможем найти пристанище.
Мы продолжали грести. Солнце и звезды снова показались на небе. Наши запасы пищи иссякли. Мы наполняли желудки водой до отказа и вновь налегали на весла, находя в словах Мерлина слабое утешение, пока наконец в один прекрасный день не задул ветер и не подхватил наш корабль – и тогда все мы упали на колени и вознесли благодарность разнообразным богам – христианским и языческим, – ибо мало у кого из нас к этому времени остались еще силы ворочать веслами.
Повторяю, Повелитель, возьмите большие запасы продовольствия – иначе твои люди окажутся в том же состоянии, в каком к этому времени оказались мы, всерьез споря, должен ли кто-нибудь из нас, бедных голодающих, умереть, дабы стать пищей для остальных. Мерлин уберег нас от греха. В этой бескрайней водной пустыне он нашел для нас пропитание!
Здесь я должен заметить, что за все долгое странствие мы не встречали никаких морских чудовищ, о которых так много говорится в легендах, хотя и наблюдали разные странные явления, наполнявшие нас ужасом.
Однажды ночью побелевший от страха впередсмотрящий с пронзительными воплями скатился с мачты и начал кричать, что море горит и всем нам пришел конец. Мы поспешили убедиться в его словах собственными глазами и с ужасом обнаружили, что все море вокруг действительно светится и мерцает. Но то не был огонь, мой Император! – и сверкание это не причинило нам вреда, хотя объяснить сию тайну я не в силах.
Во время путешествия следует ожидать встреч со странными явлениями. Не все странное опасно и кто, кроме трусов, откажется от великого приключения только из боязни загадочного и необъяснимого?
Свечение воды мы сочли за некое предзнаменование, но оно не было таковым, а если и было, то только добрым, ибо ничего дурного с нами не случилось. Не страшись, Повелитель, этой обычной для здешних вод странности и при встрече с ней со спокойным сердцем продолжай путь далее. Мы миновали светящееся море без приключений.
Мы видели дельфинов и более крупных рыб тоже – но ни одна из них и отдаленно не напоминала размерами невероятную рыбу Джаскони, описанную Брандоном, как величайшая в мире. Согласно рассказу монаха, он и его люди отмечали на спине этого чудовища праздник Воскресения, и все полагали, что находятся на острове до тех пор, пока не развели костер, – и остров вдруг погрузился в воду, оставив путешественников барахтаться в открытом море!
Я почитаю это за детские сказки. Не верь им. Таких огромных рыб мы не встречали, хотя некоторое время нас сопровождали очень большие существа, которые резвились вокруг корабля, выпуская из ноздрей высокие фонтаны воды и пены при дыхании. Они не причинили нам вреда и проявляли по отношению к «Придвену» лишь любопытство, хотя существа таких размеров и веса в ярости могут оказаться крайне опасными. На этот случай предостерегаю тебя!
Позже мы познакомились с рыбами другой разновидности, расположенными к человеку чрезвычайно дурно. Вот как это произошло.
Киньял'х, один из храбрейших наших людей (хоть и чистый кимриец без примеси римской крови), был сильно ранен во время схватки с мятежниками. Пока у нас оставалась пища, он еще жил, медленно теряя силы. День ото дня ему становилось все хуже, и наконец, когда рацион стал совсем скуден, он умер.
Мы погребли его единственно возможным для нас образом. Кимрийские товарищи оплакали покойного, полосуя себя ножами. Мерлин приготовил тело к погребению и начертал на саване не только христианский крест, но и изображение золотого серпа, рядом с которым приколол веточку смелы – это символы древней друидической веры, до сих пор не истребленной полностью среди темных твердынь Камбрийских холмов.
Мы сбросили приготовленное к загробной жизни тело за борт и стали свидетелями ужасного зрелища. Едва труп коснулся воды, как разъяренная рыба выпрыгнула из моря, вся в хлопьях пены, набросилась на него и разорвала на кусочки с помощью мгновенно подоспевших сородичей.
Нескольких людоедок мы поразили дротиками, но скоро бросили это занятие, так как убитые рыбы молниеносно пожирались товарками, и на запах крови собирались новые хищницы и следовали за кораблем. Они плыли за нами несколько дней, пока мы (как я писал) не обессилели от голода окончательно. Тогда-то к нам на помощь пришел Мерлин.
Еще прежде мы пытались убить одну из хищниц на жаркое, но раненую тут же разрывали на части ее сородичи. Теперь же Мерлин предложил нам снова попробовать поразить рыбу, уверяя, что на сей раз нас ждет удача.
Он скрутил обыкновенную веревку в кольцо, покрыл ее зеленоватой мазью из маленького горшочка, дал троим из нас толстые рукавицы и запретил касаться веревкой голого тела. Затем, дав нам все необходимые указания, старец свесил ногу за борт и притворился, что падает.
Как только одна из хищниц всплыла на поверхность, мы бросили в море веревку и рыба оказалась внутри петли. При этом вода зашипела и задымилась, словно в нее опустили раскаленное железо. Рыба яростно забилась, но не смогла вырваться за пределы круга, как если бы вокруг нее были возведены каменные стены. Затем она словно закоченела, перевернулась брюхом кверху и лежала, покачиваясь в ограниченном веревкой пространстве, в то время как ее сородичи беспокойно суетились снаружи.
Прежде чем они успели проникнуть за черту круга (ибо веревка начала тонуть), мы вонзили в тело рыбы крюки и вытащили ее на палубу. Очень скоро мы уже ели вкусное жаркое. Так мы вышли из Моря Безветрия и поплыли дальше, экономно питаясь рыбой (ведь Мерлин предупредил нас, что удача эта вызвана не волшебством и повторить ее не представляется возможным).
Жесткую и прочную кожу рыбы-людоеда Гутлак попросил себе и, пока она еще не высохла, вырезал из наиболее толстой ее части нагрудник. Он обил его металлическими шишечками с изношенного старого панциря, который мы отдали ему. С него же сакс снял ремни и пряжки.
Оставшейся кожей он обтянул деревянный щит, из мелких кусков смастерил ножны для меча и кинжала и, наконец, обмотал ручку своего топора узкими полосками кожи. Так что, когда кожа высохла и затвердела на солнце, Гутлак стал обладателем снаряжения, столь же добротного, как и у любого другого воина на борту корабля.
Конечно, многие из нас завидовали ему, поскольку толстая, усеянная заклепками кожа по прочности практически не уступала металлу. Но тогда мы не могли предвидеть ужасные последствия этих трудов сакса!
ОСТРОВ БРАНДОНА
– За борт их! – хором кричали люди, тесно обступив рабов. Но вдруг вперед вышел Мерлин.
– Послушайте, что я вам всем скажу, – мягко вмешался он. – Саксы, погиб ли ваш вождь?
– Я Вульфгар Железное Брюхо, и я жив, – прорычал желтобородый великан, проталкиваясь вперед.
– И я, брат его, Гутлак, тоже жив, – эхом отозвался другой, должно быть близнец вождя, выступая вслед за братом. – Говори с нами обоими, старик, и мы выслушаем тебя.
– Во-первых, – начал Мерлин, – ответственность за это странствие лежит на мне. Зная ограниченность своих сил и не имея опыта морских путешествий, до сих пор я не вмешивался в дела, касающиеся жизни и работы на корабле. Но сейчас я не могу видеть, как люди – достаточно смелые, чтобы искать свободы в мучительной смерти, и достаточно отважные, чтобы спокойно наблюдать за страданиями своих соплеменников и за подползающим к ним самим смертоносным пламенем – принимают бессмысленную смерть, лишая корабль почти трех десятков столь бесстрашных душ. Саксы, отныне вы свободные люди!
По толпе прошел беспокойный ропот. В своем ли Мерлин уме?
Саксы недоверчиво переглядывались. Правильно ли они поняли старца?
– Вы свободны, – повторил Мерлин. – Но на определенных условиях. Само собой, мы не можем повернуть назад, а цель путешествия, вероятно, неизвестна вам. Мы совершаем поход к окраине мира в поисках новых земель, известных нам по свидетельствам древних. Никто не может сказать, что ожидает нас там и вернемся ли мы когда-нибудь на родину. Зная, что позади остаются лишь руины, смерть и несчастное будущее, мы двинулись на запад – туда, где наша вера разместила Страну Блаженных. Возможно, мы найдем ее. И, весьма вероятно, не найдем.
Саксы! Я прошу вас стать в наши ряды, чтобы вместе с нами попытать счастья, вместе с нами переносить голод и жажду и преодолеть таящиеся в чужой земле опасности ради радости открытия и приключений. Короче, я готов считать всех вас своими братьями. Саксы! Ответите вы мне «да» или «нет»?
Саксы посовещались между собой приглушенными голосами. Потом Гутлак с братом ударили по рукам, и глаза их засверкали на покрытых копотью лицах.
– Какую дивную историю принесем мы домой, Вульфгар!
– Полагайся на нас, как на свободных людей, находящихся под твоим началом, Вилас.
Собрание стало расходиться, и я последовал за Мерлином в его каюту.
– Во имя божье, в своем ли ты уме? Разве ты не понимаешь, что теперь слухи об открытых на западе землях достигнут и саксов? И эти пираты тут же бросятся разорять новые колонии Рима!
Мерлин покачал головой.
– Не беспокойся о пустяках, Варрон. Никто из них никогда не увидит родины. Это уже обреченные люди.
Я в изумлении уставился на мудреца. Временами Мерлин просто пугал меня.
– Тебе что-то известно? А как же мы сами? Останемся ли в живых мы?
– Я знаю больше, чем ты думаешь, но меньше, чем мне хотелось бы. Я могу предвидеть многое, но не все, далеко не все. В будущем скрыты тайны, не доступные ни мне, ни любому другому человеку, и все известные мне сведения могут оказаться неполными или неважными – ибо будущее непостоянно и подвержено изменениям. Но не беспокойся о том, что саксонские пираты разорят римские поселения на земле Брандона: этого никогда не будет.
Тогда я поверил ему, и теперь знаю, что слова его были истинны.
Итак, мы упорно шли вперед сквозь шторма столь сильные, что кипящие валы с легкостью перекатывались через фальшборт. Мы познали тягость безостановочного движения сквозь мир, сплошь состоящий из воды, на неустойчивом, неповоротливом корабле, едва слушающемся рулевого. Мы изведали отчаянье из-за сломанных весел и разорванных парусов и горечь при виде матросов, скорее мертвых, нежели живых – измученных бессонницей и борьбой с бушующей стихией; матросов, которые, несмотря на слабость, откачивали воду без передышки, дабы очередная водяная гора, обрушившись на палубу, не завершила дела и не отослала всех нас к Нептуну.
Но Мерлин не давал нам упасть духом и разувериться в своем предводителе. И даже когда казалось, что нам суждено путешествовать до седых волос, мы продолжали наш трудный путь через великую Реку Океан.
Наконец ветра перестали дуть, даже легкой зыби не появлялось больше на глади воды – настало время «спустить весла и грести», чем мы и занимались целую изнурительную неделю. Но никто из нас не впал в отчаяние, ибо Мерлин сказал, что Брандон достиг этого места и миновал его целым и невредимым, хотя плавучие водоросли и затрудняли движение корабля. Следовательно, мы находились на верном пути. Сердца наши вновь исполнились надеждой, но внезапно на море спустился густой туман, и три дня мы не видели ни солнца, ни звезд – и наш капитан едва не лишился рассудка от беспокойства и страха.
Тогда Мерлин порылся в своих вещах и достал полую железную рыбку, которую с величайшей осторожностью – словно вещь необычайной ценности – опустил в ведро с водой.
Рыбка моментально повернулась вокруг своей оси и указала носом на юг, а хвостом на север, будто была живой и разумной. Наш капитан долго не решался смотреть на нее: он мало доверял Мерлину и, полагаю, сомневался в существовании каких-либо земель, кроме уже известных ему.
– Запомни, достойный путешественник, – сказал Мерлин, – боковые плавники рыбки указывают на запад и на восток – и ориентируйся по ним. Следи за тем, чтобы эта рыбка не потерялась, ибо я ценю ее гораздо выше, чем ты думаешь: вещь эту подарил мне один желтокожий странник, который с ее помощью пересек широкие степи Скифии и прибыл на остров Самофракию, где мы с ним и встретились.
И не страшись грядущих дней. Брандон писал, что за морем Безветрия, лежит прекрасный остров, населенный мудрыми людьми, – среди них мы сможем найти пристанище.
Мы продолжали грести. Солнце и звезды снова показались на небе. Наши запасы пищи иссякли. Мы наполняли желудки водой до отказа и вновь налегали на весла, находя в словах Мерлина слабое утешение, пока наконец в один прекрасный день не задул ветер и не подхватил наш корабль – и тогда все мы упали на колени и вознесли благодарность разнообразным богам – христианским и языческим, – ибо мало у кого из нас к этому времени остались еще силы ворочать веслами.
Повторяю, Повелитель, возьмите большие запасы продовольствия – иначе твои люди окажутся в том же состоянии, в каком к этому времени оказались мы, всерьез споря, должен ли кто-нибудь из нас, бедных голодающих, умереть, дабы стать пищей для остальных. Мерлин уберег нас от греха. В этой бескрайней водной пустыне он нашел для нас пропитание!
Здесь я должен заметить, что за все долгое странствие мы не встречали никаких морских чудовищ, о которых так много говорится в легендах, хотя и наблюдали разные странные явления, наполнявшие нас ужасом.
Однажды ночью побелевший от страха впередсмотрящий с пронзительными воплями скатился с мачты и начал кричать, что море горит и всем нам пришел конец. Мы поспешили убедиться в его словах собственными глазами и с ужасом обнаружили, что все море вокруг действительно светится и мерцает. Но то не был огонь, мой Император! – и сверкание это не причинило нам вреда, хотя объяснить сию тайну я не в силах.
Во время путешествия следует ожидать встреч со странными явлениями. Не все странное опасно и кто, кроме трусов, откажется от великого приключения только из боязни загадочного и необъяснимого?
Свечение воды мы сочли за некое предзнаменование, но оно не было таковым, а если и было, то только добрым, ибо ничего дурного с нами не случилось. Не страшись, Повелитель, этой обычной для здешних вод странности и при встрече с ней со спокойным сердцем продолжай путь далее. Мы миновали светящееся море без приключений.
Мы видели дельфинов и более крупных рыб тоже – но ни одна из них и отдаленно не напоминала размерами невероятную рыбу Джаскони, описанную Брандоном, как величайшая в мире. Согласно рассказу монаха, он и его люди отмечали на спине этого чудовища праздник Воскресения, и все полагали, что находятся на острове до тех пор, пока не развели костер, – и остров вдруг погрузился в воду, оставив путешественников барахтаться в открытом море!
Я почитаю это за детские сказки. Не верь им. Таких огромных рыб мы не встречали, хотя некоторое время нас сопровождали очень большие существа, которые резвились вокруг корабля, выпуская из ноздрей высокие фонтаны воды и пены при дыхании. Они не причинили нам вреда и проявляли по отношению к «Придвену» лишь любопытство, хотя существа таких размеров и веса в ярости могут оказаться крайне опасными. На этот случай предостерегаю тебя!
Позже мы познакомились с рыбами другой разновидности, расположенными к человеку чрезвычайно дурно. Вот как это произошло.
Киньял'х, один из храбрейших наших людей (хоть и чистый кимриец без примеси римской крови), был сильно ранен во время схватки с мятежниками. Пока у нас оставалась пища, он еще жил, медленно теряя силы. День ото дня ему становилось все хуже, и наконец, когда рацион стал совсем скуден, он умер.
Мы погребли его единственно возможным для нас образом. Кимрийские товарищи оплакали покойного, полосуя себя ножами. Мерлин приготовил тело к погребению и начертал на саване не только христианский крест, но и изображение золотого серпа, рядом с которым приколол веточку смелы – это символы древней друидической веры, до сих пор не истребленной полностью среди темных твердынь Камбрийских холмов.
Мы сбросили приготовленное к загробной жизни тело за борт и стали свидетелями ужасного зрелища. Едва труп коснулся воды, как разъяренная рыба выпрыгнула из моря, вся в хлопьях пены, набросилась на него и разорвала на кусочки с помощью мгновенно подоспевших сородичей.
Нескольких людоедок мы поразили дротиками, но скоро бросили это занятие, так как убитые рыбы молниеносно пожирались товарками, и на запах крови собирались новые хищницы и следовали за кораблем. Они плыли за нами несколько дней, пока мы (как я писал) не обессилели от голода окончательно. Тогда-то к нам на помощь пришел Мерлин.
Еще прежде мы пытались убить одну из хищниц на жаркое, но раненую тут же разрывали на части ее сородичи. Теперь же Мерлин предложил нам снова попробовать поразить рыбу, уверяя, что на сей раз нас ждет удача.
Он скрутил обыкновенную веревку в кольцо, покрыл ее зеленоватой мазью из маленького горшочка, дал троим из нас толстые рукавицы и запретил касаться веревкой голого тела. Затем, дав нам все необходимые указания, старец свесил ногу за борт и притворился, что падает.
Как только одна из хищниц всплыла на поверхность, мы бросили в море веревку и рыба оказалась внутри петли. При этом вода зашипела и задымилась, словно в нее опустили раскаленное железо. Рыба яростно забилась, но не смогла вырваться за пределы круга, как если бы вокруг нее были возведены каменные стены. Затем она словно закоченела, перевернулась брюхом кверху и лежала, покачиваясь в ограниченном веревкой пространстве, в то время как ее сородичи беспокойно суетились снаружи.
Прежде чем они успели проникнуть за черту круга (ибо веревка начала тонуть), мы вонзили в тело рыбы крюки и вытащили ее на палубу. Очень скоро мы уже ели вкусное жаркое. Так мы вышли из Моря Безветрия и поплыли дальше, экономно питаясь рыбой (ведь Мерлин предупредил нас, что удача эта вызвана не волшебством и повторить ее не представляется возможным).
Жесткую и прочную кожу рыбы-людоеда Гутлак попросил себе и, пока она еще не высохла, вырезал из наиболее толстой ее части нагрудник. Он обил его металлическими шишечками с изношенного старого панциря, который мы отдали ему. С него же сакс снял ремни и пряжки.
Оставшейся кожей он обтянул деревянный щит, из мелких кусков смастерил ножны для меча и кинжала и, наконец, обмотал ручку своего топора узкими полосками кожи. Так что, когда кожа высохла и затвердела на солнце, Гутлак стал обладателем снаряжения, столь же добротного, как и у любого другого воина на борту корабля.
Конечно, многие из нас завидовали ему, поскольку толстая, усеянная заклепками кожа по прочности практически не уступала металлу. Но тогда мы не могли предвидеть ужасные последствия этих трудов сакса!
ОСТРОВ БРАНДОНА
Неделей позже сильный ветер – сопровождаемый громом, молнией и проливным дождем – подхватил наш корабль и нес его по волнам весь день и почти всю ночь. Но перед рассветом ветер стих. Корабль, унесенный на много миль от того места, где шторм застал его, лежал, покачиваясь на волнах, и мы с каким-то напряженным вниманием всматривались в полумрак раннего утра, слегка рассеиваемый вспышками дальних молний.
Каждый из нас испытывал странное чувство: ощущение, что скоро что-то должно произойти, неизвестно радостное или ужасное – но нечто, пославшее предупреждение о своем приближении.
Затем ветер переменился, подул нам навстречу и донес отчетливый аромат свежей зелени, омытых дождем деревьев. И сразу все стало ясно, и кто-то шепнул товарищу: «Земля! Земля!» А тот отозвался: «Какая еще земля, приятель?» И вслед за ним вопросил и третий: «Какая именно?» Ибо Брандон писал о множестве островов, частью населенных доброжелательными племенами, частью – внушающими страх колдунами, и частью – достойными жрецами, славящими в одиночестве Бога и прикрывающими свою наготу лишь покровами длинных седых волос.
Но вот, пока мы перешептывались, вдруг раздался страшный грохот, словно сами Небеса разверзлись, и с высоты хлынули потоки огня. В этом ослепительном сиянии впередсмотрящий на мачте воздел руки и дико торжествующе выкрикнул: «Остров Брандона!» Потом вокруг вновь воцарилась тьма, и на некоторое время мы словно полностью ослепли.
В это мгновение мы поняли, что повесть Скотта о его приключениях правдива, по крайней мере, отчасти – ибо все островки, населенные добрыми или злыми колдунами, были маленькими и плоскими. Земля же, открывшаяся нашему взору, была, безусловно, обширна и гориста – и за время короткой вспышки мы не успели определить, остров ли это вообще или нет.
Хочу заметить: на мой взгляд, истории о колдунах являются чистым вымыслом, которым Брандон расцветил описание путешествия, в противном случае слишком скучное, чтобы заинтересовать влюбленных в легенды соплеменников.
Поэтому не верь, Повелитель, бытующим в Ибернии и Британии слухам о колдовстве в западных морях. Исчезающие острова, возможно, здесь еще есть, хотя мы таковых не видели. Народ тут простой и миролюбивый, а плоды вкусны и питательны, как сам жизненный сок, для насквозь просоленных голодных моряков, какими мы были в ту ночь.
Итак, не зная, что за земля лежит перед нами, мы измерили глубину моря, бросили якорь и стали ожидать рассвета. После первого шумного взрыва радости мы притихли, ибо хотели увидеть и узнать побольше, прежде чем наше присутствие у берегов незнакомой земли будет обнаружено ее обитателями.
Корабль медленно покачивался на волнах, мы прислушивались к тихому рокоту прибоя, небо над нами постепенно розовело и донесшийся к нам с легким ветерком запах дыма ясней любых слов подтвердил, что земля обитаема.
Мы приготовили дротики и стрелы, проверили надежность луков, привели в готовность стрелометы, опустили короткие рычаги двух тормент и зарядили каждую ребристым булыжником из балласта. Все это было проделано по возможности тихо и, как нам казалось, почти бесшумно. Внезапно сумрак рассеялся, и мы увидели берег – а на берегу стоял человек и пристально смотрел в нашу сторону. Очевидно, его внимание привлекли странные звуки вроде скрипа ремней, треска храповика и лязга собачки, сопровождавшие подготовку механизмов к действию.
Человек несомненно увидел нас, ибо в этот момент над горизонтом вспыхнул алый край солнца и залил сиянием море и берег. Несколько мгновений мы, затаив дыхание, напряженно смотрели друг на друга через разделяющие нас волны прибоя, затем я приветственным жестом высоко вскинул разжатую правую руку, показывая этим, что мы пришли с мирными намерениями.
Тогда человек встрепенулся и с громкими криками бросился в глубину острова сквозь густые заросли деревьев и кустов. Скоро он вернулся в сопровождении людей с копьями и дубинками, усеянными острыми шипами устрашающего вида. Впереди шел седовласый старик в белом одеянии, украшенном у горла и по подолу красивым разноцветным узором, неразличимым издалека. В руке он держал зеленую цветущую ветвь и ничего больше – поэтому сразу стало ясно: нам предлагается выбирать между войной и миром.
Вооруженные люди остановились неподалеку от зарослей, а старик подошел к самой воде и обратился к нам громким благозвучным голосом, казалось, до самой глубины проникнутым покоем и счастьем мирного безмятежного существования.
Мерлин взобрался на фальшборт и, указывая на солнце, море, небо и землю, попытался заговорить на нескольких наречиях поочередно. Со своей стороны старик отвечал ему тоже, вероятно, на разных диалектах. Но найти общего знакомого языка они не смогли и наконец оставили свои попытки и стояли в добродушном замешательстве, улыбаясь друг другу через разделяющие их волны. Потом Мерлин сказал:
– Спустите лодку. Я поплыву к берегу.
Мы выполнили его приказание против нашей воли, ибо опасались вероломства, но Мерлин уже принял решение и оставался непреклонным. Итак, он высадился на берег, и мы видели, как провидец и старый островитянин пытаются объясниться жестами.
Наконец старик указал в глубину острова, приглашая гостя проследовать туда. Мерлин кивнул, и мгновенно эти двое повернулись и исчезли с наших глаз. Вооруженные люди последовали за ними, но несколько воинов осталось на берегу. Это были рослые здоровые парни, которым явно ничего не стоило добросить свои копья до нас. Поэтому мы незаметно направили на них стреломет, заряженный целой связкой стрел, и развернули в сторону берега бортовую катапульту. Теперь мы были уверены, что, несмотря на покачивание судна, сможем поразить цель булыжником. Затем мы крепко сжали наши луки, пряча их за фальшбортом, – и принялись ждать.
Солнце поднималось выше и выше, и наконец, почти в полдень, Мерлин и старик вернулись в сопровождении любопытных копьеносцев.
– Опустите оружие, друзья мои! – прокричал провидец. – Высаживайтесь на берег острова Брандона – ибо это действительно та земля, которую мы искали. Оставьте на корабле охрану из пятидесяти человек, а остальные пусть плывут ко мне!
Пока Мерлин говорил, старый островитянин обратился к своим соплеменникам со страстной речью приблизительно такого же содержания – так как все воины по очереди шагнули вперед и побросали свое оружие в кучу на песок, после чего отступили футов на двадцать назад и показали нам высоко поднятые пустые ладони.
Все это время с самого рассвета до нашего слуха доносился приглушенный рокот маленьких барабанов – негромко звучащих где-то поблизости. Теперь этот угрожающий звук прекратился, и наступившая тишина показалась для наших уже привыкших к шуму ушей оглушительней грома.
В этой гробовой тишине я тихим голосом отдал команду, и вторая наша лодка была спущена на воду и отправлена к берегу. Там некоторые наши люди присоединились к Мерлину, а остальные вернулись к кораблю уже на двух лодках – и те курсировали между «Придвеном» и берегом до тех пор, пока не перевезли на остров всех, за исключением охраны, людей при торментах и механиков стреломета.
– Эти незнакомцы, – предостерег я, – могут замышлять предательство. Посему смотрите в оба и будьте готовы в случае нужды прикрыть наш отход.
Итак, наши воины построились на берегу, затем по моему сигналу сделали три шага вперед и побросали на песок луки, короткие мечи и даже кинжалы для разрезания мяса. И два разоруженных отряда – каждый со своим предводителем во главе – стали лицом к лицу, разделенные двумя кучами оружия.
Затем Мерлин и старик приблизились друг к другу и поцеловались – и в этот момент где-то совсем рядом яростно грянули барабаны. Мы переглянулись, готовые схватиться за оружие, если это означает нападение, – но тут кусты за стоящими напротив нас воинами закачались, раздвинулись и из-за них вышла толпа женщин в убранствах из травы и цветов и множество голых детишек. Все они очаровательно улыбались и с веселым смехом переговаривались между собой, предлагая нам цветы и фрукты.
Весьма благодатными оказались чужеземные фрукты для наших просоленных глоток и удивительно приятными, хоть и несколько странными на вкус и на вид. Так островитяне сердечно приняли нас, и месяц мы жили среди них: то была счастливая передышка в нашей суровой жизни.
Мы отдыхали: некоторые из нас овладевали незнакомым наречием, учась под руководством прекрасной наставницы спрягать любовные глаголы; другие охотились среди удаленных от моря холмов или ловили рыбу в заливе. И все мы по несколько часов в день по очереди работали на «Придвене», который отвели в мелководную бухту, дабы соскоблить с днища морские водоросли и ракушки.
Мы установили на корабле новый артемон, заменили несколько покоробившихся досок настила и два обугленных шпангоута посередине корпуса – и скоро «Придвен» был готов к дальнейшему пути, хотя мы и не рассчитывали отплыть так скоро, как это случилось в действительности.
Однажды вечером вернувшиеся с охоты воины поведали нам странную историю о некоем старце. Они встретили его на дальнем берегу острова и опознали в нем белого (местное население имело, скорей, золотистый цвет кожи) – ибо он обратился к ним на языке скоттов.
Один из камбрийцев немного знал это наречие, так как когда-то был пленником и рабом за Ибернийским морем. Он ответил старцу и узнал от него, что мы действительно находимся на острове Брандона. Старец же этот служил в команде Брандона во время первого его путешествия и, чрезвычайно полюбив сию страну, женился на островитянке и остался здесь, когда его товарищи двинулись обратно на родину.
Пока мы в поисках старого скотта огибали остров на лодках, я, как следует, обдумал услышанную историю и ни в чем не смог упрекнуть соотечественника – ибо здешние островитянки, хоть и совершенные дикарки, весьма привлекательны, отличаются величественной осанкой и держатся с достоинством. Человек может совершить и куда более дурной поступок, нежели остаться в этом Элизиуме. Но это было не для нас. Ни о чем не подозревая, мы плыли навстречу нашей судьбе – и война, радость, печаль и множество других сюрпризов Фортуны ожидали нас в лице старого скотта.
Старец оказался чрезвычайно древним и медленно угасающим под грузом лет. Тем не менее, от радости при виде нас взор его стал ясен и язык подвижен – ибо в этом возрасте он уже оставил всякую надежду увидеть человека из родных земель и даже не мечтал об этом.
В прохладном полумраке соломенной хижины Мерлин поговорил с ним наедине, так как при виде белых людей старик от восторга впал в такое исступление, что сначала вообще не мог произнести ни слова и просто сидел и смотрел на нас, в то время как слезы медленно ползли по его отросшей до пояса бороде. Но с Мерлином он разговаривать смог – и достаточно вразумительно, хотя выговаривал слова с трудом и долго рылся в мыслях, прежде чем сказать что-нибудь.
Ну и историю же он нам поведал!
Похоже (и эта часть повествования касается непосредственно нас и тебя, мой Император!), Брандон не знал, что дальше к западу от открытых им островов лежат еще другие земли. Об этом долго не догадывался и Фергюс Скотт. Однажды группа молодых людей пригласила его совершить с ними разбойничий налет на близлежащий остров, и все их выдолбленные из бревен лодки были унесены далеко на запад одним из обычных в этих морях стремительных ураганов, которые местные жители называют Хуракан – по имени бога, согласно их верованиям, вызывающего эти волнения.
Наконец они пристали к какой-то земле и исследовали ее, проплыв вдоль берега на север и на юг, но проникнуть в глубину территории не решились, ибо им показалось, что земля эта больше простого острова, и неизвестно было, какие люди или чудовища ее населяют. Перед возвращением молодые люди смогли убедиться, что на побережье хозяйничает некое воинственное племя: однажды ночью, когда они спали под лодками, на них внезапно напали и многих убили в бою. Так что в результате из отправившегося в поход отряда в двадцать человек живыми вернулись лишь трое – без добычи и пленниц, правда, с пленником из числа напавших. Я видел чучело этого существа и затрудняюсь сказать, принадлежит ли оно к человеческому роду. Кожа у него чешуйчатая и скользкая от слизи; будучи живым, существо это большую часть времени проводило в море. Глаза у него скорей круглые, нежели овальные, и лишены ресниц, а ноздри плоские и незначительных размеров, словно предназначенные для длительного пребывания под водой. Под широким безгубым ртом, полным острых клыков, по обеим сторонам чешуйчатой шеи видны шрамы, очень похожие на жабры рыб. Но они не открываются и не закрываются – так что, если существа эти когда-то и жили в воде постоянно, то, видимо, очень давно.
Ноги у существа кривые, а в самом конце костистого позвоночника выступает костяной нарост, длина которого в зависимости от возраста особи варьируется от шести до десяти дюймов. По-видимому, перед тем как сесть, данный индивидуум выкапывал в земле ямку для размещения своего неподвижного хвоста – а может быть, он не мог сидеть иначе, как на бревне или на камне.
Каждый из нас испытывал странное чувство: ощущение, что скоро что-то должно произойти, неизвестно радостное или ужасное – но нечто, пославшее предупреждение о своем приближении.
Затем ветер переменился, подул нам навстречу и донес отчетливый аромат свежей зелени, омытых дождем деревьев. И сразу все стало ясно, и кто-то шепнул товарищу: «Земля! Земля!» А тот отозвался: «Какая еще земля, приятель?» И вслед за ним вопросил и третий: «Какая именно?» Ибо Брандон писал о множестве островов, частью населенных доброжелательными племенами, частью – внушающими страх колдунами, и частью – достойными жрецами, славящими в одиночестве Бога и прикрывающими свою наготу лишь покровами длинных седых волос.
Но вот, пока мы перешептывались, вдруг раздался страшный грохот, словно сами Небеса разверзлись, и с высоты хлынули потоки огня. В этом ослепительном сиянии впередсмотрящий на мачте воздел руки и дико торжествующе выкрикнул: «Остров Брандона!» Потом вокруг вновь воцарилась тьма, и на некоторое время мы словно полностью ослепли.
В это мгновение мы поняли, что повесть Скотта о его приключениях правдива, по крайней мере, отчасти – ибо все островки, населенные добрыми или злыми колдунами, были маленькими и плоскими. Земля же, открывшаяся нашему взору, была, безусловно, обширна и гориста – и за время короткой вспышки мы не успели определить, остров ли это вообще или нет.
Хочу заметить: на мой взгляд, истории о колдунах являются чистым вымыслом, которым Брандон расцветил описание путешествия, в противном случае слишком скучное, чтобы заинтересовать влюбленных в легенды соплеменников.
Поэтому не верь, Повелитель, бытующим в Ибернии и Британии слухам о колдовстве в западных морях. Исчезающие острова, возможно, здесь еще есть, хотя мы таковых не видели. Народ тут простой и миролюбивый, а плоды вкусны и питательны, как сам жизненный сок, для насквозь просоленных голодных моряков, какими мы были в ту ночь.
Итак, не зная, что за земля лежит перед нами, мы измерили глубину моря, бросили якорь и стали ожидать рассвета. После первого шумного взрыва радости мы притихли, ибо хотели увидеть и узнать побольше, прежде чем наше присутствие у берегов незнакомой земли будет обнаружено ее обитателями.
Корабль медленно покачивался на волнах, мы прислушивались к тихому рокоту прибоя, небо над нами постепенно розовело и донесшийся к нам с легким ветерком запах дыма ясней любых слов подтвердил, что земля обитаема.
Мы приготовили дротики и стрелы, проверили надежность луков, привели в готовность стрелометы, опустили короткие рычаги двух тормент и зарядили каждую ребристым булыжником из балласта. Все это было проделано по возможности тихо и, как нам казалось, почти бесшумно. Внезапно сумрак рассеялся, и мы увидели берег – а на берегу стоял человек и пристально смотрел в нашу сторону. Очевидно, его внимание привлекли странные звуки вроде скрипа ремней, треска храповика и лязга собачки, сопровождавшие подготовку механизмов к действию.
Человек несомненно увидел нас, ибо в этот момент над горизонтом вспыхнул алый край солнца и залил сиянием море и берег. Несколько мгновений мы, затаив дыхание, напряженно смотрели друг на друга через разделяющие нас волны прибоя, затем я приветственным жестом высоко вскинул разжатую правую руку, показывая этим, что мы пришли с мирными намерениями.
Тогда человек встрепенулся и с громкими криками бросился в глубину острова сквозь густые заросли деревьев и кустов. Скоро он вернулся в сопровождении людей с копьями и дубинками, усеянными острыми шипами устрашающего вида. Впереди шел седовласый старик в белом одеянии, украшенном у горла и по подолу красивым разноцветным узором, неразличимым издалека. В руке он держал зеленую цветущую ветвь и ничего больше – поэтому сразу стало ясно: нам предлагается выбирать между войной и миром.
Вооруженные люди остановились неподалеку от зарослей, а старик подошел к самой воде и обратился к нам громким благозвучным голосом, казалось, до самой глубины проникнутым покоем и счастьем мирного безмятежного существования.
Мерлин взобрался на фальшборт и, указывая на солнце, море, небо и землю, попытался заговорить на нескольких наречиях поочередно. Со своей стороны старик отвечал ему тоже, вероятно, на разных диалектах. Но найти общего знакомого языка они не смогли и наконец оставили свои попытки и стояли в добродушном замешательстве, улыбаясь друг другу через разделяющие их волны. Потом Мерлин сказал:
– Спустите лодку. Я поплыву к берегу.
Мы выполнили его приказание против нашей воли, ибо опасались вероломства, но Мерлин уже принял решение и оставался непреклонным. Итак, он высадился на берег, и мы видели, как провидец и старый островитянин пытаются объясниться жестами.
Наконец старик указал в глубину острова, приглашая гостя проследовать туда. Мерлин кивнул, и мгновенно эти двое повернулись и исчезли с наших глаз. Вооруженные люди последовали за ними, но несколько воинов осталось на берегу. Это были рослые здоровые парни, которым явно ничего не стоило добросить свои копья до нас. Поэтому мы незаметно направили на них стреломет, заряженный целой связкой стрел, и развернули в сторону берега бортовую катапульту. Теперь мы были уверены, что, несмотря на покачивание судна, сможем поразить цель булыжником. Затем мы крепко сжали наши луки, пряча их за фальшбортом, – и принялись ждать.
Солнце поднималось выше и выше, и наконец, почти в полдень, Мерлин и старик вернулись в сопровождении любопытных копьеносцев.
– Опустите оружие, друзья мои! – прокричал провидец. – Высаживайтесь на берег острова Брандона – ибо это действительно та земля, которую мы искали. Оставьте на корабле охрану из пятидесяти человек, а остальные пусть плывут ко мне!
Пока Мерлин говорил, старый островитянин обратился к своим соплеменникам со страстной речью приблизительно такого же содержания – так как все воины по очереди шагнули вперед и побросали свое оружие в кучу на песок, после чего отступили футов на двадцать назад и показали нам высоко поднятые пустые ладони.
Все это время с самого рассвета до нашего слуха доносился приглушенный рокот маленьких барабанов – негромко звучащих где-то поблизости. Теперь этот угрожающий звук прекратился, и наступившая тишина показалась для наших уже привыкших к шуму ушей оглушительней грома.
В этой гробовой тишине я тихим голосом отдал команду, и вторая наша лодка была спущена на воду и отправлена к берегу. Там некоторые наши люди присоединились к Мерлину, а остальные вернулись к кораблю уже на двух лодках – и те курсировали между «Придвеном» и берегом до тех пор, пока не перевезли на остров всех, за исключением охраны, людей при торментах и механиков стреломета.
– Эти незнакомцы, – предостерег я, – могут замышлять предательство. Посему смотрите в оба и будьте готовы в случае нужды прикрыть наш отход.
Итак, наши воины построились на берегу, затем по моему сигналу сделали три шага вперед и побросали на песок луки, короткие мечи и даже кинжалы для разрезания мяса. И два разоруженных отряда – каждый со своим предводителем во главе – стали лицом к лицу, разделенные двумя кучами оружия.
Затем Мерлин и старик приблизились друг к другу и поцеловались – и в этот момент где-то совсем рядом яростно грянули барабаны. Мы переглянулись, готовые схватиться за оружие, если это означает нападение, – но тут кусты за стоящими напротив нас воинами закачались, раздвинулись и из-за них вышла толпа женщин в убранствах из травы и цветов и множество голых детишек. Все они очаровательно улыбались и с веселым смехом переговаривались между собой, предлагая нам цветы и фрукты.
Весьма благодатными оказались чужеземные фрукты для наших просоленных глоток и удивительно приятными, хоть и несколько странными на вкус и на вид. Так островитяне сердечно приняли нас, и месяц мы жили среди них: то была счастливая передышка в нашей суровой жизни.
Мы отдыхали: некоторые из нас овладевали незнакомым наречием, учась под руководством прекрасной наставницы спрягать любовные глаголы; другие охотились среди удаленных от моря холмов или ловили рыбу в заливе. И все мы по несколько часов в день по очереди работали на «Придвене», который отвели в мелководную бухту, дабы соскоблить с днища морские водоросли и ракушки.
Мы установили на корабле новый артемон, заменили несколько покоробившихся досок настила и два обугленных шпангоута посередине корпуса – и скоро «Придвен» был готов к дальнейшему пути, хотя мы и не рассчитывали отплыть так скоро, как это случилось в действительности.
Однажды вечером вернувшиеся с охоты воины поведали нам странную историю о некоем старце. Они встретили его на дальнем берегу острова и опознали в нем белого (местное население имело, скорей, золотистый цвет кожи) – ибо он обратился к ним на языке скоттов.
Один из камбрийцев немного знал это наречие, так как когда-то был пленником и рабом за Ибернийским морем. Он ответил старцу и узнал от него, что мы действительно находимся на острове Брандона. Старец же этот служил в команде Брандона во время первого его путешествия и, чрезвычайно полюбив сию страну, женился на островитянке и остался здесь, когда его товарищи двинулись обратно на родину.
Пока мы в поисках старого скотта огибали остров на лодках, я, как следует, обдумал услышанную историю и ни в чем не смог упрекнуть соотечественника – ибо здешние островитянки, хоть и совершенные дикарки, весьма привлекательны, отличаются величественной осанкой и держатся с достоинством. Человек может совершить и куда более дурной поступок, нежели остаться в этом Элизиуме. Но это было не для нас. Ни о чем не подозревая, мы плыли навстречу нашей судьбе – и война, радость, печаль и множество других сюрпризов Фортуны ожидали нас в лице старого скотта.
Старец оказался чрезвычайно древним и медленно угасающим под грузом лет. Тем не менее, от радости при виде нас взор его стал ясен и язык подвижен – ибо в этом возрасте он уже оставил всякую надежду увидеть человека из родных земель и даже не мечтал об этом.
В прохладном полумраке соломенной хижины Мерлин поговорил с ним наедине, так как при виде белых людей старик от восторга впал в такое исступление, что сначала вообще не мог произнести ни слова и просто сидел и смотрел на нас, в то время как слезы медленно ползли по его отросшей до пояса бороде. Но с Мерлином он разговаривать смог – и достаточно вразумительно, хотя выговаривал слова с трудом и долго рылся в мыслях, прежде чем сказать что-нибудь.
Ну и историю же он нам поведал!
Похоже (и эта часть повествования касается непосредственно нас и тебя, мой Император!), Брандон не знал, что дальше к западу от открытых им островов лежат еще другие земли. Об этом долго не догадывался и Фергюс Скотт. Однажды группа молодых людей пригласила его совершить с ними разбойничий налет на близлежащий остров, и все их выдолбленные из бревен лодки были унесены далеко на запад одним из обычных в этих морях стремительных ураганов, которые местные жители называют Хуракан – по имени бога, согласно их верованиям, вызывающего эти волнения.
Наконец они пристали к какой-то земле и исследовали ее, проплыв вдоль берега на север и на юг, но проникнуть в глубину территории не решились, ибо им показалось, что земля эта больше простого острова, и неизвестно было, какие люди или чудовища ее населяют. Перед возвращением молодые люди смогли убедиться, что на побережье хозяйничает некое воинственное племя: однажды ночью, когда они спали под лодками, на них внезапно напали и многих убили в бою. Так что в результате из отправившегося в поход отряда в двадцать человек живыми вернулись лишь трое – без добычи и пленниц, правда, с пленником из числа напавших. Я видел чучело этого существа и затрудняюсь сказать, принадлежит ли оно к человеческому роду. Кожа у него чешуйчатая и скользкая от слизи; будучи живым, существо это большую часть времени проводило в море. Глаза у него скорей круглые, нежели овальные, и лишены ресниц, а ноздри плоские и незначительных размеров, словно предназначенные для длительного пребывания под водой. Под широким безгубым ртом, полным острых клыков, по обеим сторонам чешуйчатой шеи видны шрамы, очень похожие на жабры рыб. Но они не открываются и не закрываются – так что, если существа эти когда-то и жили в воде постоянно, то, видимо, очень давно.
Ноги у существа кривые, а в самом конце костистого позвоночника выступает костяной нарост, длина которого в зависимости от возраста особи варьируется от шести до десяти дюймов. По-видимому, перед тем как сесть, данный индивидуум выкапывал в земле ямку для размещения своего неподвижного хвоста – а может быть, он не мог сидеть иначе, как на бревне или на камне.