На островке кто-то из молодых долбаков широко расставив ноги выедал глазами бинокль, медленно перемещая его вкруговую. Резиновая лодка с двумя пассажирами тихонько курсировала вдоль берега. Еще одна "резинка" приткнулась у кустов в сотне метров от Вовца, но в ней никого не было. Очевидно, её экипаж лазил по болоту, разыскивая Вовца. В глубине залива болталась дюралевая "казанка". Пасут на выходе, понятно. Он набрал в легкие воздуха, оттолкнулся от берега и, бодро работая ластами, вытянув вперед руки, направился обратно к березе.
Здесь, у заводи, он оказался невидим с лодок. Заметить могли только с островка и то, если он встанет на берегу или высунется чересчур далеко. Но он ведь не дурак. Он постарается вести себя тихо и незаметно. Сейчас его задача - проверить, что оставили на дне потерпевшие кораблекрушение. Даже какие-нибудь пустяковые безделицы могут многое рассказать о своих хозяевах.
Поскольку глубина немногим превышала человеческий рост, не требовалось никаких усилий для ныряния. Вода хорошо прогрелась за несколько недель жары, особенно у поверхности, и нырять можно было подолгу. Единственное неудобство - избыточная плавучесть. Если бы имелся специальный свинцовый пояс или хотя бы камень, не приходилось бы все время работать ластами, преодолевая выталкивающую силу воды.
Вовец принялся методично обшаривать торфяной ил в месте маленькой катастрофы. Ил оказался наредкость глубоким. Рука могла уйти в толщу по плечо. Но чем дальше, тем плотнее становилась торфяная грязь, так что упавшие предметы не могли погрузиться слишком глубоко. Вначале Вовец нашел ржавую консервную банку, чуть ладонь не поранил об острые края. Потом вышарил солнцезащитные темные очки в модной импортной оправе. Снял маску и померял. Ничего, плотно сидят на носу, так что их обладатель не очень толстомордый, худощавый скорее, и при деньгах, раз может позволить себе довольно дорогое украшение. Такие рублей полтораста, по крайней мере, стоят. А зрение у него отличное, стекла без диоптрий, просто затемненные.
Следующим трофеем стал винт подвесного мотора. Да, славно они тут долбанулись. Интересно, есть у них запасной? Обычно рвется шпонка, а винт болтатся на месте. Поэтому запасных шпонок всегда берут полный карман, а винты никогда. Разодрав на берегу сплетение корней, Вовец затолкал в торф свои находки, а сам продолжил поиск.
Несколько в стороне нашел ковшик для вычерпывания из лодки воды. Среди листьев кубышки плавала пластмассовая воронка, видимо для заливки бензина в бачок. Ее тоже присовокупил к своей коллекции. А вершиной собрания стали радиопереговорное устройство и кожаная сумочка. В ней находились инструменты и запчасти к мотору: те же шпонки, свечи, кольца для цилиндра. К сожалению рация не работала. Вовец вытряс из неё воду, вынул батарейки и положил все на солнышко в сторонке. Теперь можно было приниматься за более обстоятельную разведку. Он выбрался в озеро и поплыл под водой, держась у береговой кромки и дыша через трубку.
Конечно, он не видел, как впереди раздвинулась пловучая лавда и на акваторию вышел большой надувной спасательный плот с четырьмя гребцами. У каждого борта сидело по два человека. Они слаженно поднимали и снова погружали узкие вогнутые весла. Звук в воде распространяется хорошо и Вовец вскоре услышал размеренные шлепки. Они приближались. Следовало срочно спрятаться. Он вжался в мягкий торфяной берег, вцепился в него руками, чтобы не всплыть ненароком. Только кончик трубки торчал над поверхностью, прижатый к берегу. Шлепки раздавались уже совсем рядом. Надвинулась широкая тень, Вовец увидел, как весла входят в воду, окруженные множеством воздушных пузырьков. Вот они дружно поднялись вверх и - ничего. Весла не опустились.
Неожиданно в горло Вовцу хлынула вода. Он как раз делал вдох. Мгновенный ужас пронизал его. Захлебываясь, он как пробка вылетел на поверхность, вырвал изо рта загубник и надрывно закашлялся. Вода через нос выплескивалась внутрь маски. На глаза навернулись слезы. Он ничего не видел. Кто - то цепко схватил его за волосы и рванул вверх. Другие руки крепко стиснули запястья, принялись выкручивать. Он задергался так, что с ноги слетела ласта. Тогда он и вторую сбросил. С него сорвали маску с трубкой, ударили в ухо так, что в голове зазвенело. И несколько радостных и злых голосов восторженно завопило:
- Попался, падло!
Скрутили за спиной руки. Бросили на прогнувшееся холодное дно плота. Вовец лежал в луже лицом вниз, ощущая противный резиновый запах. Те, кто его выловил, сидели на бортах, поставив ноги ему на спину и продолжали хохотать, вспоминая, как ему в трубку налили воды. Заткнулись только получив по рации приказ двигаться на базу. Снова раздались размеренные частые гребки. Надо отметить, что работали они очень слаженно, в едином ритме, молча и без всяких команд. Вовец ничего не видел, мог только гребки считать. Очень быстро прибыли на место. Плот вытащили на берег вместе с Вовцом. Кто-то подошел.
- Смирно! - гаркнул молодой громкий голос. - Господин штандартенфюрер, второе отделение...
- Отставить, - негромко, устало кто-то прервал доклад. - Обеспечьте доставку пленного, Беркут.
Вот ни хрена себе! Вовец так и остолбенел, лежа в своей луже. Штандартенфюрер! Уж не сам ли Штирлиц? Дети в подвале играли в гестапо... У него в голове не укладывалось, обрывки всяких цитат, эпизодов из книг и кинофильмов вертелись и путались, как белье в центрифуге стиральной машины.
Между тем чьи-то ловкие руки завязали ему глаза и заботливо проверили, не просачивается ли свет в какую-нибудь щелочку. Потом его грубо поставили на ноги и толкнули в спину.
- Давай вперед!
Был бы одет, волокли бы за шкирку. А так пришлось за руки держать. Босиком идти плохо, да здешние хозяева гостей не любят, тапочки и не подумали предложить. Местами вроде нормально - мох, торф, просто слякоть какая-то, а местами торчат обломки сухих стеблей, ветки, колючки разные.
Наконец привели на место, доставили, доложили. Судя по тому, что под ногами, место сухое, ровное, твердое. Земля, а не торф внизу. И запахи другие. В первую очередь едой пахнет, супом с тушенкой. Потом цветами и травами. Хвоей и смолой - еловой и сосновой. Немного пованивает бензином. Слышится знакомое ровное гудение. Вовец напрягся, вспоминая. Точно, так гудит бензиновый примус "Шмель". Видно, на примусе готовят, тем более, что совершенно не ощущается запах дыма - обязательный запах бивака. Слышно, как шумят деревья вверху. И солнце не так печет, значит, тенистое место. Лес или роща на острове среди болот. Эх, и хорошо, наверное, тут отдыхается.
Вовец специально отвлекался на всю эту аналитику - нюхал-слухал, чтобы меньше думать о своем печальном положении. Страшно ему было. Грызла и точила изнутри поганая мыслишка: прикончат, кинут в трясину и даже колышка не воткнут. Фашисты какие-то... И это в преддверии шестидесятилетнего юбилея победы! Куда только КГБ смотрит или как оно сегодня называется? ФСБ, что ли?
Потом начался допрос. Судя по голосу, тот самый штандартенфюрер вопросы задавал. Кто такой? Откуда и куда? Какого хрена и на фига? Вовец отвечал, мол, фрезеровщик с завода, рыбу ловил, ничего знать не знает. И вообще в отпуске. Но вопросы постепенно усложнялись. Где байдарка? Это они так каяк называли, дилетанты. Почему в маске и без ласт? Куда плыл под водой?
Вовец от таких вопросов сразу увял. Но попытался крутить, мол испугался, погнались на моторке какие-то сердитые мужики. С перепугу и байдарку (решил называть, как они) бросил в болоте. Ласты не брал с собой вовсе, так как не за чем нырять, на дне ила в километр.
По ходу допроса ему пару раз крепко въехали по почкам и печени, он чуть не отключился от боли. Действительно, в гестапо какое-то попал. Утешало только, что повязку с глаз не снимали. Значит, опасаются, что в лицо запомнит. А раз так, то в будущем предполагают отпустить. И тут повязку развязали...
Насчет острова посреди болота Вовец определил точно, а насчет леса, похоже, ошибся. Только несколько тощих осин попали в его поле зрения. На высоте двух с половиной-трех метров между ними была натянута зеленая армейская маскировочная сетка, расшитая линялыми камуфляжными лоскутьями. Перед Вовцом на складном дачном стуле из алюминиевых трубок и брезента сидел молодой человек лет двадцати пяти в черном мундире. Впрочем, цвет уже нельзя было назвать черным, скорее, белесо-серым, потому что ткань выгорела на солнце и полиняла. Брюки заправлены в высокие шнурованые ботинки армейского типа, именуемые в народе омоновскими. Мундир был точь-в-точь как у эсэсовцев из старых советских фильмов про войну. И рукава закатаны, выше локтя красная повязка со свастикой в белом круге, и молнии в петлицах, на груди пришит германский орел и какая-то бляха пришпилена вроде ордена, на плечах плетеные серебряные погончики. На голове черная пилотка с черепом на месте кокарды.
Свихнуться можно - план летней кампании сорок первого года все-таки увенчался успехом: передовые части доблестного вермахта и СС достигли Урала! Только советская офицерская портупея вносила диссонанс. Видимо, не нашлось немецкого форменного ремня и пряжки с подходящей символикой. Вовца так поразил необычный вид русскоязычного фашиста, что он не сразу посмотрел в лицо штандартенфюреру. А когда посмотрел, оторопел ещё больше.
Это был настоящий тевтон, стопроцентный ариец, белокурая бестия. Красивое, волевое лицо с крепкими скулами, раздвоенным подбородком, плотно стиснутыми прямыми губами, гладкое, без единой морщинки или складки, холодное, спокойное - самый натуральный эсэсовец. Но больше всего поражали глаза - водянисто-голубые и совершенно пустые, ни искры, ни блестки. Глаза палача.
За спиной штандартенфюрера колыхалось выцветшее полотнище большой палатки. Рядом с ним стоял знакомый белобрысый Кролик, взъерошенный, возбужденный и раскрасневшийся, словно его только что отхлестали по щекам.
- Ты будешь говорить, свинья?! - заверещал Драный Грызун, бросаясь на Вовца.
- Назад, - тихим, инертным голосом без всякого выражения сказал эсэсовец. И ни один мускул не дрогнул на лице. А глаза смотрели по-прежнему безразлично.
Кролика словно хлыстом стегнули. Поджал кулаки и беззвучно переместился на прежнее место, присел и притих, как послушная собака.
- Ты не боишься, - устало констатировал штандартенфюрер, глядя сквозь Вовца.
Тот пожал плечами. Ну да, он не боялся. Бояться следует, когда опасно и страшно, а сейчас ничего особо угрожающего нет. Связали, допрашивают... Вот комары покусывают, это скверно.
- В колодки до утра, - негромко распорядился штандартенфюрер, резко поднялся со стула и пошел прочь, подняв подбородок, держась прямо, как аршинпроглотил. От его фигуры веяло мистическим величием и силой. Настоящий арийский вождь. Фюрер с большой буквы.
Тут же Вовца подхватили под руки. Видимо, сзади стояли наготове подручные. Его поволокли в сторону. Он успел разглядеть, что под маскировочной сеткой стоят две большие палатки и три маленьких. Дощатый узкий, длинный стол. По обеим сторонам от него вкопаны скамейки. Земля везде плотно утоптана и, похоже, подметена.
Тут Вовца развернули лицом в другую сторону, и он увидел Сашу Орлова, пропавшего позавчера. Тот сидел на земле, вытянув ноги под деревянные козлы, на каких дрова пилят. А руками упирался в бревно, лежащее на козлах. Он поднял голову, и Вовец его сразу узнал, несмотря на синяки и ссадины, разукрасившие лицо. Страдальчески морщась, Орлов посмотрел на него и снова уронил голову на руки. То ли не узнал, то ли сделал вид, а может, не смог разглядеть заплывшими глазами.
Двухметровое толстое сосновое бревно на козлах оказалось расколото вдоль на две ровные половины. С одного торца они были соединены приколоченной гвоздями стоптанной старой кроссовкой. С другого конца в плахи вбиты железные скобки, а на них болтается блестящий замок. Один из конвоиров отомкнул замок и поднял верхнюю плаху. В нижней половинке бревна в узких пазах лежали руки Орлова. Другой подручный, быстро работая топориком, принялся вырубать такие же пазы в метре от этих.
Вовец машинально отметил, что парня никто не научил обращаться с топором, он не знает элементарных плотницких приемов и стучит часто, сильно и бестолково. Топор все время застревал, глубоко врезаясь в дерево и отколупывая мелкие щепки. Лицо назадачливого лесоруба налилось кровью, он сердито сопел и стискивал зубы. Но ни разу не выругался. Вообще никто из подчиненных штандартенфюрера за все время не проронил ни слова. Ничего не скажешь, дисциплина!
- Слушай, может, я сам сделаю? - не выдержал Вовец.
Но его предложение проигнорировали, хотя руки развязали. Оказывается для того, чтобы примерить в пазы. Сочтя, что вырублено достаточно, верхнюю плаху опустили и заперли на замок. Руки Вовца от кисти до локтя оказались плотно зажаты в оригинальной колодке. Неэстетично, но надежно. Потом один из охранников достал из кармана рулончик лейкопластыря, а другой вытащил складной ножичек. Они отрезали полоску пластыря и тщательно заклеили Вовцу рот. Он покорно позволил это сделать. А собственно говоря, что бы он мог противопоставить? Выразить протест плевком и криком? Ну, схлопотал бы по морде лишний раз. Орлову тоже заклеили рот. И оставили их одних у запертого бревна.
Солнце уже начинало свой путь из зенита к закату. Вовец навалился грудью на бревно, положил щеку на шершавую теплую кору. Попробовал покрутиться, поглазеть по сторонам. Кругом топкие болота, кочки, хилые кустики и деревца. Но тропинку, по которой его сюда доставили, он бы смог, пожалуй, отыскать по следам. У длинного стола по обе стороны сидело полтора десятка парней скромно одетых в цветные майки и брюки защитного цвета. На ногах у всех высокие армейские ботинки. У торца стола спиной к Вовцу стоял некто в черном мундире, но не штандартенфюрер. Этот был брюнет, более коренаст и широкоплеч. Похоже, он читал им лекцию, а юнцы зачарованно слушали, мотая на ус. Записей никто не вел, все ловили на слух. Вовец тоже прислушался и поймал еле слышную речь докладчика. Разобрать, к сожалению, удавалось не все.
- ...иррегулярные боевые подразделения будут противостоять регулярной армии в условиях... Бронетанковая техника абсолютно неэффективна в горной местности, в лесах, в уличных боях. В этих войнах не будет линии фронта, полевых укреплений и позиций, не будет четкого разделения на фронт и тыл. Не будет танковых прорывов, встречных боев и прочей традиционной тактики. Подвижные боевые группы из трех-пяти человек, хорошо вооруженные и подготовленные, смогут нейтрализовать действия крупных подразделений противника...
Вовец даже заслушался. Анализ боевых действий в зонах региональных конфликтов: Афганистане, Таджикистане, Югославии, Карабахе, Чечне оказался чрезвычайно интересен. Действительно, подумал он, все его военные познания, сохранившиеся в памяти со времен армейской службы, навроде действий взвода в атаке и обороне, теряют в такой партизанской войне всякий смысл. Тем более, если партизан не колхозный дед в ушанке и с берданкой, а отлично натасканный профессионал. А лектор плавно перешел к тактике боя.
Пулеметчик, снайпер и гранатометчик, координируя свои действия по радио, неожиданно атакуют противника с выгодной позиции. И сразу перемещаются на другую подготовленную позицию. Снова атакуют и быстро отходят. Местность должна предварительно тщательно изучаться, подготавливаются позиции, укрытия, тайники с оружием, боеприпасами и продуктами. Группа должна иметь возможность в течение нескольких недель действовать автономно.
Становилось совершенно очевидно, что на опрятном островке посреди уральских болот скрывается тайный учебный центр по подготовке боевиков. Организовали его какие-то фашисты, преклоняющиеся перед Гитлером, перенявшие нацистскую символику и идеологию. Ясно, что свидетели им не нужны. Для чего-то их с Орловым пока держат живыми, не считая нужным скрывать от них свои замыслы, но потом наверняка убьют. Было от чего прийти в уныние. Да тут ещё комары, очевидно, распробовав с кем имеют дело, принялись за Вовца. А ведь на нем были только плавки, жри с любого конца. Может, для того и рот заклеили, чтобы не заорал от этой биологической пытки? Укусы зудели, а почесать их не имелось ни малейшей возможности.
А вот Саня Орлов, похоже, уже не обращал внимания на пернатых вампиров. Он сидел неподвижно, свесив голову на грудь и закрыв глаза. Вовец попробовал приподняться, навалиться грудью на бревно и дотянуться подбородком до кончиков пальцев, торчащих из колодки. Получилось. Он зацепил ногтем край пластыря и понял, что сможет его оторвать. Удовлетворившись этим, принял прежнее положение и продолжил слушать лекцию. Лектор явно не пользовался конспектом, только тем, что в голове, произвольно меняя направление рассказа, возвращаясь к сказанному раньше и повторяясь в деталях. Интересно, он до всего этого сам допер или где-то вычитал?
Потом курсанты ужинали, слушали ещё одну лекцию, по ботанике. О диких съедобных и лекарственных растениях. Ну, это было неинтересно. Вовец сам мог такую прочитать. С ходу, без отрыва от колодки. Он бы ещё добавил кусок о ядовитых растениях, условно-съедобных грибах и природных красителях. Он отвлекся, вспоминая, что съедобного и полезного произрастает в таких болотах. Получалось немного. Скудна флора гиблой местности.
А курсанты, между тем, гуськом ушли в заросли тростника. Не иначе, на практику. Вовец перегнулся через бревно, зацепил кончиками пальцев край пластыря и оторвал верхнюю сторону от губы. Операция оказалась неожиданно болезненной, но приходилось терпеть. Пластырь остался висеть под нижней губой.
- Саша, - тихонько позвал Вовец, - Орлов, слышишь меня?
Тот чуть заметно кивнул.
- Это я, Вовец. Вспомнил меня? Я из четвертого цеха, станочник. Вспомнил?
Орлов снова кивнул, но уже несколько бодрей.
- Попробуй дотянуться до рук и снять пластырь.
Тот попробовал. Вовцу было ясно, что Орлов испытывает страшные муки. Его избитое тело плохо повиновалось, а каждое движение причиняло боль. Наконец он сумел зацепиться и со стоном откинулся назад. Облизал губы и тихо прошептал:
- Хана.
- Кому? Нам, что ли?
Орлов еле заметно кивнул. Расслабленно закрыл глаза, судорожно вздохнул, и лицо его исказала гримаса боли.
- Что, сильно болит? - сочувственно спросил Вовец. - Пытали?
- Нет, - чуть мотнул головой Саня, - тренировались...
Вот оно что. Вся эта зондеркоманда отрабатывала на нем удары и приемы. У Вовца волосы на голове зашевелились. И сердце дрогнуло. Он представил, с каким животным садизмом за него примется белобрысый Кролик...
- Пить хочется, - еле слышно прошептал Орлов, опять судорожно вздохнул и напрягся, словно сдерживал кашель, раздирающий грудь. Из заплывшего глаза на щетинистую грязную щеку выпала слезинка.
- Может крикнуть, пусть воды принесут? - предложил Вовец.
- Нет, лучше молчи... Как нибудь перетерплю... А ты как тут..?
- Тебя искал. Кучер в милицию отправился заявление делать о твоей пропаже, а я к островку на каяке подошел, смотрю - другие пацаны дежурят. Я их в лоб и спросил. В общем выскочила моторка и за мной... - Вовец помолчал. - А ты как здесь оказался?
- Лодки увидел... за островом... на болоте ... спрятаны...
Ему трудно было говорить. Похоже, не только лицо, все тело представляло один сплошной синяк. И он причинял боль при малейшем движении. Орлов перегнулся через бревно и снова прилепил к губам пластырь. Вовец последовал его примеру.
Он сидел, откинувшись назад, как бы повиснув на зажатых в колодках руках, и ему не хотелось быть ни мальчиком для битья, ни боксерской грушей, ни мешком с опилками. Эх, если б можно было сунуть конец бревна в костер, чтобы сгорела дурацкая кроссовка. Или раплавилась, размякла вблизи огня. А ещё можно было бы сунуть в бензин. Он отлично растворяет резину. Как-то раз, лет десять назад, один придурок пролил бензин Вовцу на резиновую лодку, а тот проглядел. Потом такая дырища образовалась! Замучился заклеивать. Нет, подметки кроссовок сейчас из пластика льют. Значит, нужен не бензин, а ацетон... Или, допустим, работал бы поблизости какой-нибудь механизм. Если аккуратненько подставить торец бревна к вращающейся детали, свободно можно истереть в порошок поганую кроссовку, как наждачным кругом.
Нет, это не подход - если бы да кабы. Надо посмотреть, что есть в пределах досягаемости, и как это можно использовать. Возле палаток чистота, все выметено и вылизано. А здесь, похоже, рабочая зона. Опилок много насыпано, пилили. Колья и плахи для стола со скамейками, стойки и каркасы для палаток, для маскировочной сетки. Дрова для поста на островке. Тут они костров не жгут, не хотят привлекать внимание. Щепки лежат. Свежие - это пазы в колоде вырубали. Подсохшие - несколько дней назад колья острили. Ветки с увядшими листьями. На удочки, что ли, деревца обстругивали? Ага, вон и обрывок лески валяется. Вон ещё один, сантиметров в сорок длиной. Нельзя ли его ногой подгрести?
Начало смеркаться. Позади, в палатках, загудел примус. Дежурный готовит ужин. Сколько надо времени, чтобы сварить и вскипятить? Минут двадцать-тридцать. Значит, не позже чем через полчаса вся команда заявится.
Так и вышло. Почти бесшумно возникли из болота. Грязные, мокрые, измученные. Молча, как волки. Вскоре ложки забрякали. У Вовца левая сторона живота заболела, так есть захотелось. Но про них тоже вспомнили. Пришли три хмыренка с котелками. В одном вода, в другом какая-то баланда. Сняли замок, резкими рывками содрали пластырь и сунули в руки по котелку. Орлова только водой напоили, а есть не дали. Вовец вздрогнул, понял, что Саню в расход наметили, решили зря не кормить. А он им нужен в хорошей спортивной форме, чтобы не сразу упал. Так что баланду он выпил через край, погибать на сытый желудок как-то приятней.
При этом, скосив глаза, наблюдал, как жестикулируют хмырята. Это они голосовыми связками молчат, а руками очень даже бойко треплются. Он, кажется, начал понимать в чем суть всеобщего молчания. Трое хмырят и есть боевая тройка. Они как бы пребывают в условиях военных действий в тылу врага. И учатся понимать друг друга без слов. Неплохо придумано. Еще Вовец заметил шляпки гвоздей на нижней плахе колодок. Значит, приколочена к козлам, чтобы арестантики бревно не украли. Ну что тут скажешь? Гады!
Снова заклеив им рты и заперев на замок сосновые оковы, гады удалились, изъясняясь меж собой отрывистыми жестами. У палаток прозвучала команда строиться. Штандартенфюрер невыразительным голосом произвел боевой расчет. Первая тройка по номеру второму, вторая тройка по номеру первому, при тревоге план четыре, пятые меняют шестых. Прямо бухгалтерия какая-то, сплошные цифры. Потом начал раздавать благодарности и выговора. Беркуту, Буйволу, Окуню, Ворону - зоопарк да и только. Наконец: "Отбой!" Шум, топот, возня - впервые столько шума за весь день. Через минуту - тишина. Только комары звенят, подлецы.
Вовец перегнулся через бревно, кончиками пальцев содрал пластырь. Когда запирали колодки, он специально руки подальше просунул. Теперь они могли соприкасать и получили больший диапазон движений. Голые ноги тоже давали определенное преимущество. Кожа способна кое-что осязать, это вам не штаны. Вовец, изгибаясь и извиваясь, зацепил между пальцами правой ноги кусок лески, один из тех двух, которые ещё раньше подгреб поближе. Это был длинный кусок, сантиметров семьдесят пять-восемьдесят. Толщина лески вполне удовлетворительная, ноль два, примерно. Скорей всего, импортная, потому что нашу в магазинах не найти. Не то, что раньше, когда импортную по великому блату доставали или на барахолке втридорога покупали. А раз импортная, то очень прочная. Вовец очень надеялся, что немецкая или японская. В последнее время её было навалом во всех магазинах. Хотя большая часть её все-таки оказывалась потом китайской.
Он попытался подать ногой леску в ладонь. Получилось. Из руки он передал её себе в зубы. Оперируя губами и пальцами, просунул кончик лески в щель между колодками и принялся его потихоньку проталкивать к себе. Время от времени крутил леску между пальцами, чтобы не упиралась в шероховатости. В сгущающихся сумерках разглядел белесую синтетическую нить, появившуюся справа от стиснутых плахами рук. Захватил её зубами и откинулся назад. Теперь не упадет и не потеряется. Можно заняться вторым куском лески, коротким. Его таким же манером нащупал и переправил в руки. С помощью рта соединил концы двух обрывков, перехватил пальцами и завязал узлом. Получился кусок лески больше метра длиной. Концы его следовало преобразовать в петли. Вовец не торопился. Ночь только наступила.
Вовец, как сумел, лег вдоль козел, стараясь, чтобы ноги оказались по обе стороны бревна. Босые ступни были продеты в петли на концах лески. Он осторожно вытянул левую приподнятую ногу, а правую, наоборот, поджал. Леска больно врезалась, поэтому приходилось соразмерять усилие. Но это как раз хорошо, леску не порвешь. Вытянул правую ногу, поджал левую. Все получалось отлично. Он принялся аккуратно пилить изнутри подошву кроссовки.
Здесь, у заводи, он оказался невидим с лодок. Заметить могли только с островка и то, если он встанет на берегу или высунется чересчур далеко. Но он ведь не дурак. Он постарается вести себя тихо и незаметно. Сейчас его задача - проверить, что оставили на дне потерпевшие кораблекрушение. Даже какие-нибудь пустяковые безделицы могут многое рассказать о своих хозяевах.
Поскольку глубина немногим превышала человеческий рост, не требовалось никаких усилий для ныряния. Вода хорошо прогрелась за несколько недель жары, особенно у поверхности, и нырять можно было подолгу. Единственное неудобство - избыточная плавучесть. Если бы имелся специальный свинцовый пояс или хотя бы камень, не приходилось бы все время работать ластами, преодолевая выталкивающую силу воды.
Вовец принялся методично обшаривать торфяной ил в месте маленькой катастрофы. Ил оказался наредкость глубоким. Рука могла уйти в толщу по плечо. Но чем дальше, тем плотнее становилась торфяная грязь, так что упавшие предметы не могли погрузиться слишком глубоко. Вначале Вовец нашел ржавую консервную банку, чуть ладонь не поранил об острые края. Потом вышарил солнцезащитные темные очки в модной импортной оправе. Снял маску и померял. Ничего, плотно сидят на носу, так что их обладатель не очень толстомордый, худощавый скорее, и при деньгах, раз может позволить себе довольно дорогое украшение. Такие рублей полтораста, по крайней мере, стоят. А зрение у него отличное, стекла без диоптрий, просто затемненные.
Следующим трофеем стал винт подвесного мотора. Да, славно они тут долбанулись. Интересно, есть у них запасной? Обычно рвется шпонка, а винт болтатся на месте. Поэтому запасных шпонок всегда берут полный карман, а винты никогда. Разодрав на берегу сплетение корней, Вовец затолкал в торф свои находки, а сам продолжил поиск.
Несколько в стороне нашел ковшик для вычерпывания из лодки воды. Среди листьев кубышки плавала пластмассовая воронка, видимо для заливки бензина в бачок. Ее тоже присовокупил к своей коллекции. А вершиной собрания стали радиопереговорное устройство и кожаная сумочка. В ней находились инструменты и запчасти к мотору: те же шпонки, свечи, кольца для цилиндра. К сожалению рация не работала. Вовец вытряс из неё воду, вынул батарейки и положил все на солнышко в сторонке. Теперь можно было приниматься за более обстоятельную разведку. Он выбрался в озеро и поплыл под водой, держась у береговой кромки и дыша через трубку.
Конечно, он не видел, как впереди раздвинулась пловучая лавда и на акваторию вышел большой надувной спасательный плот с четырьмя гребцами. У каждого борта сидело по два человека. Они слаженно поднимали и снова погружали узкие вогнутые весла. Звук в воде распространяется хорошо и Вовец вскоре услышал размеренные шлепки. Они приближались. Следовало срочно спрятаться. Он вжался в мягкий торфяной берег, вцепился в него руками, чтобы не всплыть ненароком. Только кончик трубки торчал над поверхностью, прижатый к берегу. Шлепки раздавались уже совсем рядом. Надвинулась широкая тень, Вовец увидел, как весла входят в воду, окруженные множеством воздушных пузырьков. Вот они дружно поднялись вверх и - ничего. Весла не опустились.
Неожиданно в горло Вовцу хлынула вода. Он как раз делал вдох. Мгновенный ужас пронизал его. Захлебываясь, он как пробка вылетел на поверхность, вырвал изо рта загубник и надрывно закашлялся. Вода через нос выплескивалась внутрь маски. На глаза навернулись слезы. Он ничего не видел. Кто - то цепко схватил его за волосы и рванул вверх. Другие руки крепко стиснули запястья, принялись выкручивать. Он задергался так, что с ноги слетела ласта. Тогда он и вторую сбросил. С него сорвали маску с трубкой, ударили в ухо так, что в голове зазвенело. И несколько радостных и злых голосов восторженно завопило:
- Попался, падло!
Скрутили за спиной руки. Бросили на прогнувшееся холодное дно плота. Вовец лежал в луже лицом вниз, ощущая противный резиновый запах. Те, кто его выловил, сидели на бортах, поставив ноги ему на спину и продолжали хохотать, вспоминая, как ему в трубку налили воды. Заткнулись только получив по рации приказ двигаться на базу. Снова раздались размеренные частые гребки. Надо отметить, что работали они очень слаженно, в едином ритме, молча и без всяких команд. Вовец ничего не видел, мог только гребки считать. Очень быстро прибыли на место. Плот вытащили на берег вместе с Вовцом. Кто-то подошел.
- Смирно! - гаркнул молодой громкий голос. - Господин штандартенфюрер, второе отделение...
- Отставить, - негромко, устало кто-то прервал доклад. - Обеспечьте доставку пленного, Беркут.
Вот ни хрена себе! Вовец так и остолбенел, лежа в своей луже. Штандартенфюрер! Уж не сам ли Штирлиц? Дети в подвале играли в гестапо... У него в голове не укладывалось, обрывки всяких цитат, эпизодов из книг и кинофильмов вертелись и путались, как белье в центрифуге стиральной машины.
Между тем чьи-то ловкие руки завязали ему глаза и заботливо проверили, не просачивается ли свет в какую-нибудь щелочку. Потом его грубо поставили на ноги и толкнули в спину.
- Давай вперед!
Был бы одет, волокли бы за шкирку. А так пришлось за руки держать. Босиком идти плохо, да здешние хозяева гостей не любят, тапочки и не подумали предложить. Местами вроде нормально - мох, торф, просто слякоть какая-то, а местами торчат обломки сухих стеблей, ветки, колючки разные.
Наконец привели на место, доставили, доложили. Судя по тому, что под ногами, место сухое, ровное, твердое. Земля, а не торф внизу. И запахи другие. В первую очередь едой пахнет, супом с тушенкой. Потом цветами и травами. Хвоей и смолой - еловой и сосновой. Немного пованивает бензином. Слышится знакомое ровное гудение. Вовец напрягся, вспоминая. Точно, так гудит бензиновый примус "Шмель". Видно, на примусе готовят, тем более, что совершенно не ощущается запах дыма - обязательный запах бивака. Слышно, как шумят деревья вверху. И солнце не так печет, значит, тенистое место. Лес или роща на острове среди болот. Эх, и хорошо, наверное, тут отдыхается.
Вовец специально отвлекался на всю эту аналитику - нюхал-слухал, чтобы меньше думать о своем печальном положении. Страшно ему было. Грызла и точила изнутри поганая мыслишка: прикончат, кинут в трясину и даже колышка не воткнут. Фашисты какие-то... И это в преддверии шестидесятилетнего юбилея победы! Куда только КГБ смотрит или как оно сегодня называется? ФСБ, что ли?
Потом начался допрос. Судя по голосу, тот самый штандартенфюрер вопросы задавал. Кто такой? Откуда и куда? Какого хрена и на фига? Вовец отвечал, мол, фрезеровщик с завода, рыбу ловил, ничего знать не знает. И вообще в отпуске. Но вопросы постепенно усложнялись. Где байдарка? Это они так каяк называли, дилетанты. Почему в маске и без ласт? Куда плыл под водой?
Вовец от таких вопросов сразу увял. Но попытался крутить, мол испугался, погнались на моторке какие-то сердитые мужики. С перепугу и байдарку (решил называть, как они) бросил в болоте. Ласты не брал с собой вовсе, так как не за чем нырять, на дне ила в километр.
По ходу допроса ему пару раз крепко въехали по почкам и печени, он чуть не отключился от боли. Действительно, в гестапо какое-то попал. Утешало только, что повязку с глаз не снимали. Значит, опасаются, что в лицо запомнит. А раз так, то в будущем предполагают отпустить. И тут повязку развязали...
Насчет острова посреди болота Вовец определил точно, а насчет леса, похоже, ошибся. Только несколько тощих осин попали в его поле зрения. На высоте двух с половиной-трех метров между ними была натянута зеленая армейская маскировочная сетка, расшитая линялыми камуфляжными лоскутьями. Перед Вовцом на складном дачном стуле из алюминиевых трубок и брезента сидел молодой человек лет двадцати пяти в черном мундире. Впрочем, цвет уже нельзя было назвать черным, скорее, белесо-серым, потому что ткань выгорела на солнце и полиняла. Брюки заправлены в высокие шнурованые ботинки армейского типа, именуемые в народе омоновскими. Мундир был точь-в-точь как у эсэсовцев из старых советских фильмов про войну. И рукава закатаны, выше локтя красная повязка со свастикой в белом круге, и молнии в петлицах, на груди пришит германский орел и какая-то бляха пришпилена вроде ордена, на плечах плетеные серебряные погончики. На голове черная пилотка с черепом на месте кокарды.
Свихнуться можно - план летней кампании сорок первого года все-таки увенчался успехом: передовые части доблестного вермахта и СС достигли Урала! Только советская офицерская портупея вносила диссонанс. Видимо, не нашлось немецкого форменного ремня и пряжки с подходящей символикой. Вовца так поразил необычный вид русскоязычного фашиста, что он не сразу посмотрел в лицо штандартенфюреру. А когда посмотрел, оторопел ещё больше.
Это был настоящий тевтон, стопроцентный ариец, белокурая бестия. Красивое, волевое лицо с крепкими скулами, раздвоенным подбородком, плотно стиснутыми прямыми губами, гладкое, без единой морщинки или складки, холодное, спокойное - самый натуральный эсэсовец. Но больше всего поражали глаза - водянисто-голубые и совершенно пустые, ни искры, ни блестки. Глаза палача.
За спиной штандартенфюрера колыхалось выцветшее полотнище большой палатки. Рядом с ним стоял знакомый белобрысый Кролик, взъерошенный, возбужденный и раскрасневшийся, словно его только что отхлестали по щекам.
- Ты будешь говорить, свинья?! - заверещал Драный Грызун, бросаясь на Вовца.
- Назад, - тихим, инертным голосом без всякого выражения сказал эсэсовец. И ни один мускул не дрогнул на лице. А глаза смотрели по-прежнему безразлично.
Кролика словно хлыстом стегнули. Поджал кулаки и беззвучно переместился на прежнее место, присел и притих, как послушная собака.
- Ты не боишься, - устало констатировал штандартенфюрер, глядя сквозь Вовца.
Тот пожал плечами. Ну да, он не боялся. Бояться следует, когда опасно и страшно, а сейчас ничего особо угрожающего нет. Связали, допрашивают... Вот комары покусывают, это скверно.
- В колодки до утра, - негромко распорядился штандартенфюрер, резко поднялся со стула и пошел прочь, подняв подбородок, держась прямо, как аршинпроглотил. От его фигуры веяло мистическим величием и силой. Настоящий арийский вождь. Фюрер с большой буквы.
Тут же Вовца подхватили под руки. Видимо, сзади стояли наготове подручные. Его поволокли в сторону. Он успел разглядеть, что под маскировочной сеткой стоят две большие палатки и три маленьких. Дощатый узкий, длинный стол. По обеим сторонам от него вкопаны скамейки. Земля везде плотно утоптана и, похоже, подметена.
Тут Вовца развернули лицом в другую сторону, и он увидел Сашу Орлова, пропавшего позавчера. Тот сидел на земле, вытянув ноги под деревянные козлы, на каких дрова пилят. А руками упирался в бревно, лежащее на козлах. Он поднял голову, и Вовец его сразу узнал, несмотря на синяки и ссадины, разукрасившие лицо. Страдальчески морщась, Орлов посмотрел на него и снова уронил голову на руки. То ли не узнал, то ли сделал вид, а может, не смог разглядеть заплывшими глазами.
Двухметровое толстое сосновое бревно на козлах оказалось расколото вдоль на две ровные половины. С одного торца они были соединены приколоченной гвоздями стоптанной старой кроссовкой. С другого конца в плахи вбиты железные скобки, а на них болтается блестящий замок. Один из конвоиров отомкнул замок и поднял верхнюю плаху. В нижней половинке бревна в узких пазах лежали руки Орлова. Другой подручный, быстро работая топориком, принялся вырубать такие же пазы в метре от этих.
Вовец машинально отметил, что парня никто не научил обращаться с топором, он не знает элементарных плотницких приемов и стучит часто, сильно и бестолково. Топор все время застревал, глубоко врезаясь в дерево и отколупывая мелкие щепки. Лицо назадачливого лесоруба налилось кровью, он сердито сопел и стискивал зубы. Но ни разу не выругался. Вообще никто из подчиненных штандартенфюрера за все время не проронил ни слова. Ничего не скажешь, дисциплина!
- Слушай, может, я сам сделаю? - не выдержал Вовец.
Но его предложение проигнорировали, хотя руки развязали. Оказывается для того, чтобы примерить в пазы. Сочтя, что вырублено достаточно, верхнюю плаху опустили и заперли на замок. Руки Вовца от кисти до локтя оказались плотно зажаты в оригинальной колодке. Неэстетично, но надежно. Потом один из охранников достал из кармана рулончик лейкопластыря, а другой вытащил складной ножичек. Они отрезали полоску пластыря и тщательно заклеили Вовцу рот. Он покорно позволил это сделать. А собственно говоря, что бы он мог противопоставить? Выразить протест плевком и криком? Ну, схлопотал бы по морде лишний раз. Орлову тоже заклеили рот. И оставили их одних у запертого бревна.
Солнце уже начинало свой путь из зенита к закату. Вовец навалился грудью на бревно, положил щеку на шершавую теплую кору. Попробовал покрутиться, поглазеть по сторонам. Кругом топкие болота, кочки, хилые кустики и деревца. Но тропинку, по которой его сюда доставили, он бы смог, пожалуй, отыскать по следам. У длинного стола по обе стороны сидело полтора десятка парней скромно одетых в цветные майки и брюки защитного цвета. На ногах у всех высокие армейские ботинки. У торца стола спиной к Вовцу стоял некто в черном мундире, но не штандартенфюрер. Этот был брюнет, более коренаст и широкоплеч. Похоже, он читал им лекцию, а юнцы зачарованно слушали, мотая на ус. Записей никто не вел, все ловили на слух. Вовец тоже прислушался и поймал еле слышную речь докладчика. Разобрать, к сожалению, удавалось не все.
- ...иррегулярные боевые подразделения будут противостоять регулярной армии в условиях... Бронетанковая техника абсолютно неэффективна в горной местности, в лесах, в уличных боях. В этих войнах не будет линии фронта, полевых укреплений и позиций, не будет четкого разделения на фронт и тыл. Не будет танковых прорывов, встречных боев и прочей традиционной тактики. Подвижные боевые группы из трех-пяти человек, хорошо вооруженные и подготовленные, смогут нейтрализовать действия крупных подразделений противника...
Вовец даже заслушался. Анализ боевых действий в зонах региональных конфликтов: Афганистане, Таджикистане, Югославии, Карабахе, Чечне оказался чрезвычайно интересен. Действительно, подумал он, все его военные познания, сохранившиеся в памяти со времен армейской службы, навроде действий взвода в атаке и обороне, теряют в такой партизанской войне всякий смысл. Тем более, если партизан не колхозный дед в ушанке и с берданкой, а отлично натасканный профессионал. А лектор плавно перешел к тактике боя.
Пулеметчик, снайпер и гранатометчик, координируя свои действия по радио, неожиданно атакуют противника с выгодной позиции. И сразу перемещаются на другую подготовленную позицию. Снова атакуют и быстро отходят. Местность должна предварительно тщательно изучаться, подготавливаются позиции, укрытия, тайники с оружием, боеприпасами и продуктами. Группа должна иметь возможность в течение нескольких недель действовать автономно.
Становилось совершенно очевидно, что на опрятном островке посреди уральских болот скрывается тайный учебный центр по подготовке боевиков. Организовали его какие-то фашисты, преклоняющиеся перед Гитлером, перенявшие нацистскую символику и идеологию. Ясно, что свидетели им не нужны. Для чего-то их с Орловым пока держат живыми, не считая нужным скрывать от них свои замыслы, но потом наверняка убьют. Было от чего прийти в уныние. Да тут ещё комары, очевидно, распробовав с кем имеют дело, принялись за Вовца. А ведь на нем были только плавки, жри с любого конца. Может, для того и рот заклеили, чтобы не заорал от этой биологической пытки? Укусы зудели, а почесать их не имелось ни малейшей возможности.
А вот Саня Орлов, похоже, уже не обращал внимания на пернатых вампиров. Он сидел неподвижно, свесив голову на грудь и закрыв глаза. Вовец попробовал приподняться, навалиться грудью на бревно и дотянуться подбородком до кончиков пальцев, торчащих из колодки. Получилось. Он зацепил ногтем край пластыря и понял, что сможет его оторвать. Удовлетворившись этим, принял прежнее положение и продолжил слушать лекцию. Лектор явно не пользовался конспектом, только тем, что в голове, произвольно меняя направление рассказа, возвращаясь к сказанному раньше и повторяясь в деталях. Интересно, он до всего этого сам допер или где-то вычитал?
Потом курсанты ужинали, слушали ещё одну лекцию, по ботанике. О диких съедобных и лекарственных растениях. Ну, это было неинтересно. Вовец сам мог такую прочитать. С ходу, без отрыва от колодки. Он бы ещё добавил кусок о ядовитых растениях, условно-съедобных грибах и природных красителях. Он отвлекся, вспоминая, что съедобного и полезного произрастает в таких болотах. Получалось немного. Скудна флора гиблой местности.
А курсанты, между тем, гуськом ушли в заросли тростника. Не иначе, на практику. Вовец перегнулся через бревно, зацепил кончиками пальцев край пластыря и оторвал верхнюю сторону от губы. Операция оказалась неожиданно болезненной, но приходилось терпеть. Пластырь остался висеть под нижней губой.
- Саша, - тихонько позвал Вовец, - Орлов, слышишь меня?
Тот чуть заметно кивнул.
- Это я, Вовец. Вспомнил меня? Я из четвертого цеха, станочник. Вспомнил?
Орлов снова кивнул, но уже несколько бодрей.
- Попробуй дотянуться до рук и снять пластырь.
Тот попробовал. Вовцу было ясно, что Орлов испытывает страшные муки. Его избитое тело плохо повиновалось, а каждое движение причиняло боль. Наконец он сумел зацепиться и со стоном откинулся назад. Облизал губы и тихо прошептал:
- Хана.
- Кому? Нам, что ли?
Орлов еле заметно кивнул. Расслабленно закрыл глаза, судорожно вздохнул, и лицо его исказала гримаса боли.
- Что, сильно болит? - сочувственно спросил Вовец. - Пытали?
- Нет, - чуть мотнул головой Саня, - тренировались...
Вот оно что. Вся эта зондеркоманда отрабатывала на нем удары и приемы. У Вовца волосы на голове зашевелились. И сердце дрогнуло. Он представил, с каким животным садизмом за него примется белобрысый Кролик...
- Пить хочется, - еле слышно прошептал Орлов, опять судорожно вздохнул и напрягся, словно сдерживал кашель, раздирающий грудь. Из заплывшего глаза на щетинистую грязную щеку выпала слезинка.
- Может крикнуть, пусть воды принесут? - предложил Вовец.
- Нет, лучше молчи... Как нибудь перетерплю... А ты как тут..?
- Тебя искал. Кучер в милицию отправился заявление делать о твоей пропаже, а я к островку на каяке подошел, смотрю - другие пацаны дежурят. Я их в лоб и спросил. В общем выскочила моторка и за мной... - Вовец помолчал. - А ты как здесь оказался?
- Лодки увидел... за островом... на болоте ... спрятаны...
Ему трудно было говорить. Похоже, не только лицо, все тело представляло один сплошной синяк. И он причинял боль при малейшем движении. Орлов перегнулся через бревно и снова прилепил к губам пластырь. Вовец последовал его примеру.
Он сидел, откинувшись назад, как бы повиснув на зажатых в колодках руках, и ему не хотелось быть ни мальчиком для битья, ни боксерской грушей, ни мешком с опилками. Эх, если б можно было сунуть конец бревна в костер, чтобы сгорела дурацкая кроссовка. Или раплавилась, размякла вблизи огня. А ещё можно было бы сунуть в бензин. Он отлично растворяет резину. Как-то раз, лет десять назад, один придурок пролил бензин Вовцу на резиновую лодку, а тот проглядел. Потом такая дырища образовалась! Замучился заклеивать. Нет, подметки кроссовок сейчас из пластика льют. Значит, нужен не бензин, а ацетон... Или, допустим, работал бы поблизости какой-нибудь механизм. Если аккуратненько подставить торец бревна к вращающейся детали, свободно можно истереть в порошок поганую кроссовку, как наждачным кругом.
Нет, это не подход - если бы да кабы. Надо посмотреть, что есть в пределах досягаемости, и как это можно использовать. Возле палаток чистота, все выметено и вылизано. А здесь, похоже, рабочая зона. Опилок много насыпано, пилили. Колья и плахи для стола со скамейками, стойки и каркасы для палаток, для маскировочной сетки. Дрова для поста на островке. Тут они костров не жгут, не хотят привлекать внимание. Щепки лежат. Свежие - это пазы в колоде вырубали. Подсохшие - несколько дней назад колья острили. Ветки с увядшими листьями. На удочки, что ли, деревца обстругивали? Ага, вон и обрывок лески валяется. Вон ещё один, сантиметров в сорок длиной. Нельзя ли его ногой подгрести?
Начало смеркаться. Позади, в палатках, загудел примус. Дежурный готовит ужин. Сколько надо времени, чтобы сварить и вскипятить? Минут двадцать-тридцать. Значит, не позже чем через полчаса вся команда заявится.
Так и вышло. Почти бесшумно возникли из болота. Грязные, мокрые, измученные. Молча, как волки. Вскоре ложки забрякали. У Вовца левая сторона живота заболела, так есть захотелось. Но про них тоже вспомнили. Пришли три хмыренка с котелками. В одном вода, в другом какая-то баланда. Сняли замок, резкими рывками содрали пластырь и сунули в руки по котелку. Орлова только водой напоили, а есть не дали. Вовец вздрогнул, понял, что Саню в расход наметили, решили зря не кормить. А он им нужен в хорошей спортивной форме, чтобы не сразу упал. Так что баланду он выпил через край, погибать на сытый желудок как-то приятней.
При этом, скосив глаза, наблюдал, как жестикулируют хмырята. Это они голосовыми связками молчат, а руками очень даже бойко треплются. Он, кажется, начал понимать в чем суть всеобщего молчания. Трое хмырят и есть боевая тройка. Они как бы пребывают в условиях военных действий в тылу врага. И учатся понимать друг друга без слов. Неплохо придумано. Еще Вовец заметил шляпки гвоздей на нижней плахе колодок. Значит, приколочена к козлам, чтобы арестантики бревно не украли. Ну что тут скажешь? Гады!
Снова заклеив им рты и заперев на замок сосновые оковы, гады удалились, изъясняясь меж собой отрывистыми жестами. У палаток прозвучала команда строиться. Штандартенфюрер невыразительным голосом произвел боевой расчет. Первая тройка по номеру второму, вторая тройка по номеру первому, при тревоге план четыре, пятые меняют шестых. Прямо бухгалтерия какая-то, сплошные цифры. Потом начал раздавать благодарности и выговора. Беркуту, Буйволу, Окуню, Ворону - зоопарк да и только. Наконец: "Отбой!" Шум, топот, возня - впервые столько шума за весь день. Через минуту - тишина. Только комары звенят, подлецы.
Вовец перегнулся через бревно, кончиками пальцев содрал пластырь. Когда запирали колодки, он специально руки подальше просунул. Теперь они могли соприкасать и получили больший диапазон движений. Голые ноги тоже давали определенное преимущество. Кожа способна кое-что осязать, это вам не штаны. Вовец, изгибаясь и извиваясь, зацепил между пальцами правой ноги кусок лески, один из тех двух, которые ещё раньше подгреб поближе. Это был длинный кусок, сантиметров семьдесят пять-восемьдесят. Толщина лески вполне удовлетворительная, ноль два, примерно. Скорей всего, импортная, потому что нашу в магазинах не найти. Не то, что раньше, когда импортную по великому блату доставали или на барахолке втридорога покупали. А раз импортная, то очень прочная. Вовец очень надеялся, что немецкая или японская. В последнее время её было навалом во всех магазинах. Хотя большая часть её все-таки оказывалась потом китайской.
Он попытался подать ногой леску в ладонь. Получилось. Из руки он передал её себе в зубы. Оперируя губами и пальцами, просунул кончик лески в щель между колодками и принялся его потихоньку проталкивать к себе. Время от времени крутил леску между пальцами, чтобы не упиралась в шероховатости. В сгущающихся сумерках разглядел белесую синтетическую нить, появившуюся справа от стиснутых плахами рук. Захватил её зубами и откинулся назад. Теперь не упадет и не потеряется. Можно заняться вторым куском лески, коротким. Его таким же манером нащупал и переправил в руки. С помощью рта соединил концы двух обрывков, перехватил пальцами и завязал узлом. Получился кусок лески больше метра длиной. Концы его следовало преобразовать в петли. Вовец не торопился. Ночь только наступила.
Вовец, как сумел, лег вдоль козел, стараясь, чтобы ноги оказались по обе стороны бревна. Босые ступни были продеты в петли на концах лески. Он осторожно вытянул левую приподнятую ногу, а правую, наоборот, поджал. Леска больно врезалась, поэтому приходилось соразмерять усилие. Но это как раз хорошо, леску не порвешь. Вытянул правую ногу, поджал левую. Все получалось отлично. Он принялся аккуратно пилить изнутри подошву кроссовки.