Страница:
Так Козлов просидел в тюрьме до мая 1982 года. Однажды пришёл начальник тюрьмы, принёс костюм, довольно приличный, рубашку и галстук. Козлов оделся, и его повезли к заместителю начальника контрразведки генерал-майору Бродерику.
Вот как потом А. Козлов вспоминал об этом эпизоде:
«Сидел передо мной такой интересный, вальяжный мужик. Он мне сразу сказал: передам тебя для обмена. И предупредил: тебя вначале передадут нашей национальной разведывательной службе. Не показывай им, что знаешь об обмене. После этого мой следователь, полковник Глой, о котором я уже упоминал, крепко пожал мне руку и сказал: ты извини за то, что с тобой произошло здесь; теперь мы знаем, что ты нормальный, хороший парень. Пожал мне руку ещё раз, и в моей руке оказался значок. Я разглядел его уже в самолёте. Это был значок полиции безопасности ЮАР с правом ареста..»
Привезли Козлова на огромную скалу, там, где монумент первопроходцам ЮАР – бурам, рядом с местом кровавой битвы между зулусами и белыми. Здесь, говорят, тебя и расстреляем. Козлов какое-то время постоял в раздумье. Потом запихнули его в машину и повезли в аэропорт. В Боинге-747 «Джумбо» летело всего человек восемь – разведчик Козлов и его охрана. Прибыли во Франкфурт-на-Майне в ФРГ.
Там пересадили нашего нелегала в вертолёт ведомства по охране границ Западной Германии и полетели дальше. Через какое-то время приземлились около КПП «Херлесхаузен». Там и начался обмен.
А.М. Козлов:
«Сначала привезли тех, на кого меня должны были обменять. Одиннадцать человек – 10 немцев и один офицер армии ЮАР, в свое время попавший в плен в Анголе во время рейда туда южно-африканской армии. Все одиннадцать с чемоданами. А мне вещей не отдали: у меня маленький кулёчек, в котором был кусочек зеленого мыла. Зачем я его взял из тюрьмы, так и не знаю. Потом еще ремень матерчатый от тюремных брюк. Я его свернул и положил в кулёк, когда меня из тюрьмы выводили. Единственное, что там для меня было ценное, это машинка для свертывания сигарет, мне её подарили юаровские заключенные.
Доставили меня к какому-то ангару. Смотрю, внутри маячат две фигуры – Виктор Михайлович Нагаев, ныне генерал-майор в отставке, и Борис Алексеевич Соловов, начальник отдела безопасности в ту пору. Посадили меня в машину и поехали в Берлин. Километров 30 проехали в гробовом молчании. Подъехали к городу Айзенах. Молчим. И я вдруг заговорил: “Виктор Михайлович, я же вернулся на Родину”. Он соглашается: “Да, ну и что?” Я ему: “Как ну и что? А отметить-то это дело надо?” Он как шлёпнет себя по лысине: “А я не могу понять, чего же не хватает и почему мы молчим”. И водителю: “Ну-ка давай в первую попавшуюся харчевню по сто грамм, по кружке пива”. Как только шарахнули, так после этого до Берлина уже и не умолкали.
В Берлине мои товарищи приготовили хороший стол: икорочка, сёмга. Но я всю отварную картошку смолотил и всю селёдку. Мне потом наш представитель КГБ при МГБ ГДР Василий Тимофеевич Шумилов (ныне покойный. – Н.Ш.), сказал: “Ты, Лёшка, сожрал у нас весь представительский месячный запас селёдки…”
Мои друзья дали мне денег, чтобы купить кое-какие подарки детям. Ведь меня дома долго не было…
Возникает и напрашивается сам собой вопрос: как так долгое время никто не мог понять, почему меня арестовали. Обменяли меня в 1982 году. А когда в 1985 году сбежал в Англию Олег Гордиевский, тут все и прояснилось.
Гордиевский был исполняющим обязанности резидента в Лондоне. А с Олегом я вместе учился в МГИМО. Он был на два курса младше, вместе работали в комитете комсомола. Я-то закончил раньше его, и он не знал, где я оказался. Но потом он работал в нашем документальном отделе – потому так и получилось. Все дело в предательстве».
После обмена Алексей Михайлович возвратился домой, отдохнул пару месяцев, и за работу. Некоторое время работал в Центральном аппарате разведки. Потом позвонил Юрию Ивановичу Дроздову (в ту пору начальник Управления нелегальной разведки. – Н.Ш.) и попросился поработать за рубежом. Дроздов ему: «И как ты, собственно, это себе представляешь? Ты всем известен. Как можно тебя снова куда-то посылать?» Затем Юрий Иванович поразмышлял и говорит: «Вообще-то ты же нигде не числишься в розыске, потому что нам тебя отдали. И потом, какой дурак подумает, что человек, только-только вынув голову из петли, опять собирается её туда сунуть. Поезжай».
На этот раз Козлов получил иной, чем прежде, паспорт. И после этого разведчик ещё десять лет работал на нелегалке вдали от дома…
А.М. Козлов:
«В 1997 году вернулся уже насовсем. Но до сих пор работаю. Встречаюсь с молодёжью. Побывал ровно в 30 регионах России – Владивосток и Находка, Мурманск и Омск, Томск, Новосибирск, Красноярск, Благовещенск, Хабаровск… У меня по 5–6 командировок в год. Звезду Героя Российской Федерации мне вручили в 2000 году. Формулировка была такая: за мужество и героизм при выполнении специальных заданий».
Советский разведчик ГаролЬд Ким Филби (1912–1988)
Вот как потом А. Козлов вспоминал об этом эпизоде:
«Сидел передо мной такой интересный, вальяжный мужик. Он мне сразу сказал: передам тебя для обмена. И предупредил: тебя вначале передадут нашей национальной разведывательной службе. Не показывай им, что знаешь об обмене. После этого мой следователь, полковник Глой, о котором я уже упоминал, крепко пожал мне руку и сказал: ты извини за то, что с тобой произошло здесь; теперь мы знаем, что ты нормальный, хороший парень. Пожал мне руку ещё раз, и в моей руке оказался значок. Я разглядел его уже в самолёте. Это был значок полиции безопасности ЮАР с правом ареста..»
Привезли Козлова на огромную скалу, там, где монумент первопроходцам ЮАР – бурам, рядом с местом кровавой битвы между зулусами и белыми. Здесь, говорят, тебя и расстреляем. Козлов какое-то время постоял в раздумье. Потом запихнули его в машину и повезли в аэропорт. В Боинге-747 «Джумбо» летело всего человек восемь – разведчик Козлов и его охрана. Прибыли во Франкфурт-на-Майне в ФРГ.
Там пересадили нашего нелегала в вертолёт ведомства по охране границ Западной Германии и полетели дальше. Через какое-то время приземлились около КПП «Херлесхаузен». Там и начался обмен.
А.М. Козлов:
«Сначала привезли тех, на кого меня должны были обменять. Одиннадцать человек – 10 немцев и один офицер армии ЮАР, в свое время попавший в плен в Анголе во время рейда туда южно-африканской армии. Все одиннадцать с чемоданами. А мне вещей не отдали: у меня маленький кулёчек, в котором был кусочек зеленого мыла. Зачем я его взял из тюрьмы, так и не знаю. Потом еще ремень матерчатый от тюремных брюк. Я его свернул и положил в кулёк, когда меня из тюрьмы выводили. Единственное, что там для меня было ценное, это машинка для свертывания сигарет, мне её подарили юаровские заключенные.
Доставили меня к какому-то ангару. Смотрю, внутри маячат две фигуры – Виктор Михайлович Нагаев, ныне генерал-майор в отставке, и Борис Алексеевич Соловов, начальник отдела безопасности в ту пору. Посадили меня в машину и поехали в Берлин. Километров 30 проехали в гробовом молчании. Подъехали к городу Айзенах. Молчим. И я вдруг заговорил: “Виктор Михайлович, я же вернулся на Родину”. Он соглашается: “Да, ну и что?” Я ему: “Как ну и что? А отметить-то это дело надо?” Он как шлёпнет себя по лысине: “А я не могу понять, чего же не хватает и почему мы молчим”. И водителю: “Ну-ка давай в первую попавшуюся харчевню по сто грамм, по кружке пива”. Как только шарахнули, так после этого до Берлина уже и не умолкали.
В Берлине мои товарищи приготовили хороший стол: икорочка, сёмга. Но я всю отварную картошку смолотил и всю селёдку. Мне потом наш представитель КГБ при МГБ ГДР Василий Тимофеевич Шумилов (ныне покойный. – Н.Ш.), сказал: “Ты, Лёшка, сожрал у нас весь представительский месячный запас селёдки…”
Мои друзья дали мне денег, чтобы купить кое-какие подарки детям. Ведь меня дома долго не было…
Возникает и напрашивается сам собой вопрос: как так долгое время никто не мог понять, почему меня арестовали. Обменяли меня в 1982 году. А когда в 1985 году сбежал в Англию Олег Гордиевский, тут все и прояснилось.
Гордиевский был исполняющим обязанности резидента в Лондоне. А с Олегом я вместе учился в МГИМО. Он был на два курса младше, вместе работали в комитете комсомола. Я-то закончил раньше его, и он не знал, где я оказался. Но потом он работал в нашем документальном отделе – потому так и получилось. Все дело в предательстве».
После обмена Алексей Михайлович возвратился домой, отдохнул пару месяцев, и за работу. Некоторое время работал в Центральном аппарате разведки. Потом позвонил Юрию Ивановичу Дроздову (в ту пору начальник Управления нелегальной разведки. – Н.Ш.) и попросился поработать за рубежом. Дроздов ему: «И как ты, собственно, это себе представляешь? Ты всем известен. Как можно тебя снова куда-то посылать?» Затем Юрий Иванович поразмышлял и говорит: «Вообще-то ты же нигде не числишься в розыске, потому что нам тебя отдали. И потом, какой дурак подумает, что человек, только-только вынув голову из петли, опять собирается её туда сунуть. Поезжай».
На этот раз Козлов получил иной, чем прежде, паспорт. И после этого разведчик ещё десять лет работал на нелегалке вдали от дома…
А.М. Козлов:
«В 1997 году вернулся уже насовсем. Но до сих пор работаю. Встречаюсь с молодёжью. Побывал ровно в 30 регионах России – Владивосток и Находка, Мурманск и Омск, Томск, Новосибирск, Красноярск, Благовещенск, Хабаровск… У меня по 5–6 командировок в год. Звезду Героя Российской Федерации мне вручили в 2000 году. Формулировка была такая: за мужество и героизм при выполнении специальных заданий».
Советский разведчик ГаролЬд Ким Филби (1912–1988)
Накануне войны 1941–1945 годов работу лондонской резидентуры можно было назвать более чем успешной. В своё время эта разведточка ломилась от ценных источников. Наши агенты-англичане (К. Филби, Г. Бёрджесс и Д. Маклейн) после побега проживали в Москве. Они занимались научно-исследовательской работой, писали кандидатские и докторские диссертации и к прошлому относились философски.
Ким Филби нигде постоянно не работал, хотя временами давал консультации сотрудникам разведки. Жил незаметно, выступая под чужой фамилией. Оказалось, что на второй родине конспирация была не менее важна. А вдруг выкрадет мстительная английская разведка?
Кима Филби знали многие разведчики КГБ. Корифеи, работавшие с ним в Англии, либо погибли во время войны, как Арнольд Дейч, либо были репрессированы, как Теодор Малли, либо сбежали на Запад, как А. Орлов («Швед»), либо остались инвалидами после лагерей, как Дмитрий Быстролетов, либо были уволены из органов по «пятому пункту», как Анатолий Горский.
За границей бытовало мнение, что после бегства из Бейрута в СССР в 1963 году Филби стал чуть ли не ключевой фигурой в антибританском шпионаже.
С годами Кима Филби стали показывать в различных подразделениях КГБ и соответствующих министерствах социалистических стран. Советский народ, которому всю жизнь служил Ким, впервые увидел его по телевидению незадолго до его кончины.
Раскрытого агента, лишившегося доступа к секретам, весьма сложно использовать совсем в иной обстановке и при подозрительности, свойственной всем спецслужбам любой страны.
Итак, Гарольд Андриан Рассел Филби родился в 1912 году в Индии. Его отец, известный арабист, сэр Джон Филби, дал сыну кличку «Ким» в честь юноши из романа великого Редьярда Киплинга, шпиона и солдата, стоявшего на страже интересов британской империи. Джон Филби оказал большое влияние на сына, начинил его знаниями, обеспечил учёбу в знаменитом Кембриджском университете. Сэр Джон презирал Англию, хотя верно служил Империи, выдвигал себя в парламент, получал награды и титулы. Отец Кима обожал путешествовать, активно участвовал в интригах в арабских странах, был советником короля Ибн Сауда и жил в Саудовской Аравии, не теряя связи с английскими властями. В конце концов принял мусульманство, женился на молодой арабке, родившей ему двоих детей, и одно время жил в ветхом домике с женой. Сэр Джон умер на 68-м году жизни во время посещения сына в Бейруте в 1960 году.
Мать Кима Дора, дочь скромного служащего, красивая женщина, любившая танцевать и не игравшая в бридж, всю жизнь стойко переносила все капризы и причуды мужа и умерла в 1957 году в Лондоне.
Ким Филби с ранних лет овладел хинди и арабским языками, уже потом немецким, французским, испанским, турецким и русским.
Решающими для последующей жизни Кима стали поездки в европейские страны, прежде всего в Германию и Австрию. В Вене Ким принял участие в работе МОПРа (Международная организация помощи рабочим). Там же познакомился с Литци Фридман, активистской австрийской компартии. Вскоре они поженились (впоследствии брак распался).
Главной работой Филби было поддержание связи с коммунистами, нелегально проживающими в Австрии, Венгрии, Чехословакии. Английский паспорт давал ему возможность беспрепятственного передвижения по многим странам Западной Европы.
В 1934 году обстановка в Австрии ухудшилась. Наступал фашизм. Литци, наполовину еврейке, а к тому еще и члену компартии, оставаться в Австрии было нельзя, не выручал и английский паспорт Кима. Супруги перебрались в Англию.
Ким рассказывал впоследствии: «В моей родной Англии… я тоже видел людей, ищущих правду, борющихся за нее. Я мучительно искал пути быть полезным великому движению современности, имя которому – коммунизм. Олицетворением этих идей был Советский Союз, его героический народ, заложивший начало строительства нового мира. А форму этой борьбы я нашёл в советской разведке. Я считал и продолжаю считать, что этой борьбой я служил и моему английскому народу».
Заметим попутно, что к тому времени советская разведка уже держала Филби в поле своего зрения. Однажды знакомая Филби по Австрии Эдит Тюдор Харт предложила познакомить его с «очень важным» человеком, который может его заинтересовать. Ким на это предложение согласился без всяких колебаний.
Этим человеком оказался Арнольд Дейч – Стефан Ланг (о нем речь пойдёт отдельно). После очень недолгого разговора Дейч предложил ему, как вспоминает Филби, стать «агентом глубокого проникновения». Филби согласился. С того времени, т. е. с июня 1934 года, в оперативной переписке он значился как «Зёнхен» (в переводе с немецкого – сынок. – Н.Ш.).
Первое, что попросил его сделать Дейч, это прекратить всякие контакты с коммунистами и даже людьми, сочувствующими им. То же требовалось и от его жены. Второе – внимательно присмотреться к своим друзьям по Кембриджу с позиции их пригодности к разведывательной работе.
В это время перед нелегальной резидентурой в Лондоне стояла долговременная задача: проникновение в английскую разведку – СИС, она же МИ-6. Прямого пути в разведку у Филби не было. Можно было проникнуть в МИ-6 через МИД. Но и туда ему дорога оказалась закрытой. В университете ему дали рекомендации, помня о его «левых» убеждениях в прошлом. Филби стал журналистом, помятуя о том, что английская разведка всегда проявляла интерес к людям этой профессии, как, впрочем, и другие разведки.
Тогда же к работе с Филби подключился резидент-нелегал A.M. Орлов. Будучи сотрудником журнала «Ревью оф Ревьюз», Ким стал давать Орлову кое-какую интересную информацию, в частности, касавшуюся Ближнего Востока. Как раз в то время он получил через своего университетского приятеля Уайли обзор деятельности Военного министерства и его разведки с характеристиками на некоторых его работников.
Примерно в то же время Уайли познакомил Филби со своим другом Тэлботом, редактировавшим «Англо-русскую газету». Но эта газета постепенно умирала вместе с ее подписчиками, и Тэлбот задумал новое издание – «Англо-германскую торговую газету», для чего ему понадобился новый редактор. Им и стал Ким Филби.
В 1936 году газета была закрыта, а у Филби и Дейча появился новый руководитель, резидент Теодор Малли, талантливый и преданный делу разведчик, который впоследствии был незаконно репрессирован. Дейч и Малли решили направить Филби в Испанию, где в то время развернулась Гражданская война. Поездка была нужна не только и не столько для сбора информации о положении в этой стране, сколько для расширения разведывательных возможностей Филби.
Перед ним была поставлена задача показать себя смелым, ярким журналистом, способным привлечь внимание британской разведки. Испания была в это время лучшим местом для демонстрации самых лучших качеств.
Филби поехал в качестве «свободного» журналиста за «свой» счет (в действительности за счет резидентуры). Ему дали адрес в Париже, на который он должен будет отправлять свои донесения. Чтобы оправдать затраты, он вынужден был продать часть своей богатейшей библиотеки. Другого выхода не было.
По возвращении в Лондон Кима взяли в редакцию газеты «Таймс» и предложили место постоянного корреспондента в Испании. Это был громадный шаг вперед, можно сказать, прорыв. Стать сотрудником такой газеты – это мечта каждого журналиста!
Филби работал не покладая рук. Он добросовестно писал ежедневные статьи в «Таймс», готовил сообщения для нашей разведки. А для получения разведывательной информации необходимо было поддерживать дружеские отношения с военными и гражданскими деятелями франкистского режима, выезжать на фронт. Там он сильно страдал, глядя на тела убитых и раненых республиканцев, присутствуя на их казнях. Но приходилось скрывать свои чувства. И делал Филби это настолько умело, что генерал Франко наградил его орденом, который вручил лично. Однажды при артобстреле Филби чуть не погиб, когда проезжал на машине вдоль линии фронта.
Свою информацию для нашей разведки Филби передавал А. Орлову, в то время советскому резиденту в республиканской Испании. Для этого они встречались в небольшом французском приграничном городке.
По окончании испанской войны Филби вернулся в Лондон. А вскоре началась Вторая мировая война, и он был назначен главным военным корреспондентом при штабе английских войск. После падения Франции и возвращения в Лондон его вызвали в редакцию и сказали: «Вас просил зайти капитан Шелдон из Военного министерства». Так английская разведка сама вышла на Филби. Правда, помог ей Гай Бёрджесс, который в это время уже был ее сотрудником и порекомендовал Филби как достойного кандидата.
Филби сначала был зачислен преподавателем в разведывательно-диверсионную школу «Д», но вскоре понял, что, работая там, он так же далек от секретов СИС, как и будучи корреспондентом «Таймс».
Осенью 1940 года из-за отсутствия практических результатов секцию «Д» вместе со школой передали в ведение Министерства экономической войны. Большинство сотрудников было уволено, но Филби в числе немногих был оставлен во вновь организованной школе, получившей наименование «Станция-17».
Карьера Филби в СИС была головокружительной. Уже в 1941 году он получает ответственный пост в контрразведке СИС и занимается контрразведывательным обеспечением всех военных операций западных участников антигитлеровской коалиции в Европе. Наконец в 1944 году ему поручают возглавить особо важный отдел СИС «по борьбе против международного коммунистического движения». С назначением на этот пост Филби одновременно становится одним из заместителей начальника всей секретной службы Великобритании.
С 1949 по 1951 год Филби возглавляет миссию связи английской разведки в Вашингтоне, он координирует работу СИС с ФБР и ЦРУ США.
В силу занимаемого положения и личных связей Филби проникает в святая святых американских спецслужб.
Весной 1951 года в кабинете одного из руководителей ЦРУ состоялось важное совещание. Кроме Аллена Даллеса (директор ЦРУ) за столом сидел Фрэнк Уизнер, руководитель службы по проведению сверхсекретных политических операций. Рядом с ним – его заместитель Фрэнк Линдзи. Ким Филби также должен был принять участие в разработке операции чрезвычайной важности. На английского гостя видного сотрудника британской секретной службы, считавшегося крупным экспертом по операциям против Советского Союза и других социалистических стран, ЦРУ возлагало особые надежды в этой акции. Филби ведь в своё время стоял у колыбели ЦРУ – американская разведка создавалась под руководством многоопытной британской секретной службы.
Англичанин был, как всегда, точен. Он прибыл минута в минуту. Сердечно приветствовав собравшихся, Филби занял своё место за столом совещания.
Центральному разведывательному управлению (ЦРУ) США было поручено разработать операцию по организации контрреволюционного мятежа в одной из балканских соцстран. Началом акции должна была стать заброска на территорию этой страны нескольких сот диверсантов. Непосредственным исполнителем операции был назначен заместитель Уизнера – Линдзи.
Ким Филби одобрил план, внеся в него существенные поправки. Аллен Даллес с подчеркнутым почтением слушал английского гостя. Он располагал о нем обширнейшей информацией. Даллесу было известно, что Филби набирался боевого опыта в Испании, что Франко лично прикрепил ему на грудь Красный военный крест. Знал Даллес о широких связях английского разведчика с правящими кругами гитлеровской Германии, о том, что Филби регулярно бывал до войны в Берлине, где запросто встречался с Риббентропом.
Благодаря информации, своевременно переданной советской разведке, одна из самых значительных операций ЦРУ закончилась драматически неожиданным провалом. Команда высаженных на берег диверсантов была встречена должным образом. Это была катастрофа. В штаб-квартире ЦРУ поселился траур. Все службы были поставлены на ноги. Были тщательно проанализированы все возможные гипотезы, связанные с провалом столь тщательно подготовленной операции. Все, кроме одной: Даллес, человек с воображением, мог представить всё, что угодно. Однако предположить, что в то августовское утро в его кабинете за столом напротив него сидел кадровый советский разведчик, он не мог даже в самом дурном сне.
А советский разведчик Ким Филби очередное задание Центра выполнил, как всегда, – блестяще!
К глубокому сожалению, в Центре в 1942 году возникло недоверие к Филби и всей «пятёрке». Всю поступавшую от них информацию было решено рассматривать не иначе, как дезинформацию. Основания? Во-первых, среди тех, кто с самого начала работал с ним, был «иностранный шпион» Малли и невозвращенец А. Орлов. Во-вторых, в 1942 году Филби не дал никаких материалов, характеризующих деятельность СИС в СССР, т. е. «подозрительно преуменьшал работу английской разведки против Советского Союза».
Однако глубокий анализ переданных Филби и другими членами «пятёрки» в 1944–1945 годах материалов полностью исключил предположение о дезинформации. Подлинность переданной нам Кимом информации была подтверждена документальными материалами, полученными нашей разведкой через другие оперативно-технические и агентурные возможности. Это, в частности, относилось и к переданному нам Кимом Филби агентурно-наблюдательному делу СИС о связях и сотрудничестве британской и советской разведок.
В июле 1944 года за плодотворную работу и передачу нам этого дела К. Филби от имени наркома госбезопасности была объявлена благодарность. Отношение к нему и к его группе коренным образом изменилось. Всей «пятёрке», в частности, в 1945 году была установлена пожизненная пенсия.
К сожалению, всплеск недоверия к Филби имел место вторично в 1948 году, но тогда он сравнительно быстро сошёл на нет.
Ким Филби достиг цели, поставленной ему советской разведкой в самом начале его разведывательной деятельности: он стал не только сотрудником английской разведки, но и одним из ее руководящих работников.
В августе 1945 года на стол Филби попали бумаги о том, что некий Константин Волков, советский вице-консул в Стамбуле, обратился в английское консульство с просьбой предоставить ему и его жене политическое убежище. Он написал, что в действительности является офицером НКВД. В подтверждение пообещал сообщить некоторые сведения об отделе НКВД, в котором служил в Центре. Более того, сообщил, что знает имена трех советских агентов, работающих в МИД Англии, и одного начальника контрразведывательной службы в Лондоне.
Действия Волкова угрожали полным провалом Филби и его друзьям. Филби успел в срочном порядке проинформировать Москву. Но опасность была столь очевидной, что он решил лично отправиться в Стамбул. На его счастье, пока он добирался до места и неспеша согласовывал все вопросы с МИДом, с послом Турции, с постоянным представителем разведки, Волкова успели отправить в Москву в «очередной отпуск».
В 1951 году англичане стали подозревать в работе на советскую разведку заведующего отделом МИДа Англии Дональда Маклейна. Филби немедленно сообщил об этом в Москву.
По этому вопросу Филби направил в МИД Англии записку, в которой рекомендовал обратить внимание на некоторых бывших сотрудников английского посольства в Вашингтоне, и именно среди них искать источник утечки в 1944–1945 годах секретной информации по внешнеполитическим вопросам и атомной проблематике.
Последующая работа МИ-5 по предложению Филби позволила контрразведке заново переоценить имевшуюся в ее распоряжении информацию и прийти к выводу о том, сто советским разведчиком мог быть Дональд Маклейн. Но в это время стадо известно: Маклейн исчез! Эта новость подтвердила правоту Филби.
Но самого важного обстоятельства руководители английских спецслужб еще не знали: Филби сам был советским разведчиком. Его докладная записка явилась результатом трезвой оценки острейшей ситуации, сложившейся вокруг его коллеги по «Кембриджской пятёрке» Дональда Маклейна. Ясно было, что провал Маклейна был стопроцентно неизбежен.
Поэтому, прежде чем дать рекомендации по поиску источника информации, Филби предпринял экстренные меры, чтобы предупредить Маклейна об угрозе ареста. Для его спасения он подключил к этому делу с согласия Центра другого своего единомышленника – Гая Бёрджесса.
Как уже известно, Филби, Маклейн и Бёрджесс входили в «Кембриджскую пятёрку», сотрудничавшую с советской разведкой. Прилагая все силы, чтобы сорвать арест Маклейна, Филби понимал рискованность этого шага для своей личной безопасности. Но он был готов дать необходимые объяснения следствию и умел, как говорят шахматисты, рассчитывать свои действия на несколько шагов вперед.
Приняв меры по спасению Маклейна, Филби направил свои соображения в СИС «медленной скоростью», т. е. дипломатической почтой. В случае возникновения подозрений о причастности его самого к делу Маклейна он таким образом обеспечивал себе отходные позиции, чтобы выиграть время для решения остальных задач, стоявших перед ним.
Дальше – больше. В высших английских кругах стало известно, что Маклейн, оказывается, исчез не один, а вместе с Гаем Бёрджессом, недавно вернувшимся в Лондон из Вашингтона, где он работал первым секретарем английского посольства в США.
В течение нескольких дней англичане шаг за шагом скрупулёзно анализировали обстоятельства дела и все имевшиеся сигналы. В результате руководством СИС было принято решение вызвать из Вашингтона в Лондон и самого Кима Филби. Они учли, что Филби поддерживал дружеские отношения с Бёрджессом, который по приезде в 1950 году на работу в Вашингтон некоторое время жил на квартире Филби.
В то же время решили не торопиться с вызовом Филби в Лондон. Директор разведки генерал Стюарт Мензис дал указание воздержаться от скоропалительных выводов, тем более когда они касались таких руководящих сотрудников СИС, как Ким Филби.
Спустя три дня английская резидентура в Вашингтоне получила подробную телеграмму из Лондона о бегстве Маклейна и Бёрджесса. Филби и его коллегам предстояло проинформировать о ней ФБР.
По возвращении в посольство Ким сказал, что поедет домой, чтобы выпить немного и отдохнуть. Известие об исчезновении Бёрджесса, между тем, подействовало на него как удар молнии.
В этой ситуации Филби решил, что пока ФБР и ЦРУ ещё не проанализировали случившееся в Лондоне, необходимо избавиться от имевшихся у него вещественных улик. Дома он упаковал фотоаппаратуру и несколько подготовленных для передачи в Центр плёнок со снимками документов, выехал за город и закопал все это в месте, которое присмотрел для этих целей заранее.
Вернувшись домой, Ким стал анализировать предшествующий исчезновению Маклейна и Бёрджесса ход событий. Дело в том, что он сам предусмотрел план спасения Маклейна с участием Бёрджесса, но исключал его отъезд из страны. Центр, в свою очередь, информировал Кима о разработанном для него лично плане нелегального выезда из США в случае неблагоприятного развития ситуации. Филби однозначно решил для себя, что будет бороться до конца. Он, однако, понимал, что неожиданный побег Бёрджесса кардинально изменил его положение. Английская контрразведка вместе с ФБР теперь самым тщательным образом изучит его биографию. И каждый раз они будут сталкиваться с фамилией Бёрджесса. Они не пройдут мимо совместной учёбы в Кембридже, когда у них были прокоммунистические взгляды, причастности Бёрджесса к поступлению Кима работу в СИС, поездки Бёрджесса в 1948 году в Стамбул, где Ким в то время был резидентом СИС, и, например, факта проживания Бёрджесса в Вашингтоне на квартире у Филби. Ким после того, как вместе с Бёрджессом отработал и согласовал с Центром план по спасению Маклейна, перед отъездом Гая в Лондон в довольно жесткой форме предупредил его: «Смотри, не вздумай сам убежать».
Предлагая Центру план спасения Маклейна с помощью Бёрджесса, Филби исходил из того, что Маклейн во время последннй командировки в Каир очень плохо себя чувствовал, имели место серьёзные срывы в поведении, и по возвращении в Лондон он находился в состоянии глубокой депрессии, на грани психического расстройства. Сказались годы нервной напряженной работы.
В этой связи Филби с Бёрджессом, наша лондонская резидентура и Центр пришли к выводу, с что самостоятельно бежать Маклейн не сможет и что ему нужен сопровождающий, который обеспечил бы конспиративный выезд ему из Англии. К тому времени Маклейн уже находился под оперативно-техническим контролем контрразведки и вряд ли сумел бы самостоятельно решить все вопросы выезда из страны. Более подходящей кандидатуры на роль сопровождающего, чем Бёрджесс, по мнению Филби, не было. Предлагая план спасения Маклейна при непосредственном участии Бёрджесса, Филби ни на минуту не сомневался в преданности Гая их общему делу и его способности действовать в экстремальной ситуации. Однако одного только не мог учесть Ким – что сам Бёрджесс был на грани нервного срыва в любой момент.
Ким Филби нигде постоянно не работал, хотя временами давал консультации сотрудникам разведки. Жил незаметно, выступая под чужой фамилией. Оказалось, что на второй родине конспирация была не менее важна. А вдруг выкрадет мстительная английская разведка?
Кима Филби знали многие разведчики КГБ. Корифеи, работавшие с ним в Англии, либо погибли во время войны, как Арнольд Дейч, либо были репрессированы, как Теодор Малли, либо сбежали на Запад, как А. Орлов («Швед»), либо остались инвалидами после лагерей, как Дмитрий Быстролетов, либо были уволены из органов по «пятому пункту», как Анатолий Горский.
За границей бытовало мнение, что после бегства из Бейрута в СССР в 1963 году Филби стал чуть ли не ключевой фигурой в антибританском шпионаже.
С годами Кима Филби стали показывать в различных подразделениях КГБ и соответствующих министерствах социалистических стран. Советский народ, которому всю жизнь служил Ким, впервые увидел его по телевидению незадолго до его кончины.
Раскрытого агента, лишившегося доступа к секретам, весьма сложно использовать совсем в иной обстановке и при подозрительности, свойственной всем спецслужбам любой страны.
Итак, Гарольд Андриан Рассел Филби родился в 1912 году в Индии. Его отец, известный арабист, сэр Джон Филби, дал сыну кличку «Ким» в честь юноши из романа великого Редьярда Киплинга, шпиона и солдата, стоявшего на страже интересов британской империи. Джон Филби оказал большое влияние на сына, начинил его знаниями, обеспечил учёбу в знаменитом Кембриджском университете. Сэр Джон презирал Англию, хотя верно служил Империи, выдвигал себя в парламент, получал награды и титулы. Отец Кима обожал путешествовать, активно участвовал в интригах в арабских странах, был советником короля Ибн Сауда и жил в Саудовской Аравии, не теряя связи с английскими властями. В конце концов принял мусульманство, женился на молодой арабке, родившей ему двоих детей, и одно время жил в ветхом домике с женой. Сэр Джон умер на 68-м году жизни во время посещения сына в Бейруте в 1960 году.
Мать Кима Дора, дочь скромного служащего, красивая женщина, любившая танцевать и не игравшая в бридж, всю жизнь стойко переносила все капризы и причуды мужа и умерла в 1957 году в Лондоне.
Ким Филби с ранних лет овладел хинди и арабским языками, уже потом немецким, французским, испанским, турецким и русским.
Решающими для последующей жизни Кима стали поездки в европейские страны, прежде всего в Германию и Австрию. В Вене Ким принял участие в работе МОПРа (Международная организация помощи рабочим). Там же познакомился с Литци Фридман, активистской австрийской компартии. Вскоре они поженились (впоследствии брак распался).
Главной работой Филби было поддержание связи с коммунистами, нелегально проживающими в Австрии, Венгрии, Чехословакии. Английский паспорт давал ему возможность беспрепятственного передвижения по многим странам Западной Европы.
В 1934 году обстановка в Австрии ухудшилась. Наступал фашизм. Литци, наполовину еврейке, а к тому еще и члену компартии, оставаться в Австрии было нельзя, не выручал и английский паспорт Кима. Супруги перебрались в Англию.
Ким рассказывал впоследствии: «В моей родной Англии… я тоже видел людей, ищущих правду, борющихся за нее. Я мучительно искал пути быть полезным великому движению современности, имя которому – коммунизм. Олицетворением этих идей был Советский Союз, его героический народ, заложивший начало строительства нового мира. А форму этой борьбы я нашёл в советской разведке. Я считал и продолжаю считать, что этой борьбой я служил и моему английскому народу».
Заметим попутно, что к тому времени советская разведка уже держала Филби в поле своего зрения. Однажды знакомая Филби по Австрии Эдит Тюдор Харт предложила познакомить его с «очень важным» человеком, который может его заинтересовать. Ким на это предложение согласился без всяких колебаний.
Этим человеком оказался Арнольд Дейч – Стефан Ланг (о нем речь пойдёт отдельно). После очень недолгого разговора Дейч предложил ему, как вспоминает Филби, стать «агентом глубокого проникновения». Филби согласился. С того времени, т. е. с июня 1934 года, в оперативной переписке он значился как «Зёнхен» (в переводе с немецкого – сынок. – Н.Ш.).
Первое, что попросил его сделать Дейч, это прекратить всякие контакты с коммунистами и даже людьми, сочувствующими им. То же требовалось и от его жены. Второе – внимательно присмотреться к своим друзьям по Кембриджу с позиции их пригодности к разведывательной работе.
В это время перед нелегальной резидентурой в Лондоне стояла долговременная задача: проникновение в английскую разведку – СИС, она же МИ-6. Прямого пути в разведку у Филби не было. Можно было проникнуть в МИ-6 через МИД. Но и туда ему дорога оказалась закрытой. В университете ему дали рекомендации, помня о его «левых» убеждениях в прошлом. Филби стал журналистом, помятуя о том, что английская разведка всегда проявляла интерес к людям этой профессии, как, впрочем, и другие разведки.
Тогда же к работе с Филби подключился резидент-нелегал A.M. Орлов. Будучи сотрудником журнала «Ревью оф Ревьюз», Ким стал давать Орлову кое-какую интересную информацию, в частности, касавшуюся Ближнего Востока. Как раз в то время он получил через своего университетского приятеля Уайли обзор деятельности Военного министерства и его разведки с характеристиками на некоторых его работников.
Примерно в то же время Уайли познакомил Филби со своим другом Тэлботом, редактировавшим «Англо-русскую газету». Но эта газета постепенно умирала вместе с ее подписчиками, и Тэлбот задумал новое издание – «Англо-германскую торговую газету», для чего ему понадобился новый редактор. Им и стал Ким Филби.
В 1936 году газета была закрыта, а у Филби и Дейча появился новый руководитель, резидент Теодор Малли, талантливый и преданный делу разведчик, который впоследствии был незаконно репрессирован. Дейч и Малли решили направить Филби в Испанию, где в то время развернулась Гражданская война. Поездка была нужна не только и не столько для сбора информации о положении в этой стране, сколько для расширения разведывательных возможностей Филби.
Перед ним была поставлена задача показать себя смелым, ярким журналистом, способным привлечь внимание британской разведки. Испания была в это время лучшим местом для демонстрации самых лучших качеств.
Филби поехал в качестве «свободного» журналиста за «свой» счет (в действительности за счет резидентуры). Ему дали адрес в Париже, на который он должен будет отправлять свои донесения. Чтобы оправдать затраты, он вынужден был продать часть своей богатейшей библиотеки. Другого выхода не было.
По возвращении в Лондон Кима взяли в редакцию газеты «Таймс» и предложили место постоянного корреспондента в Испании. Это был громадный шаг вперед, можно сказать, прорыв. Стать сотрудником такой газеты – это мечта каждого журналиста!
Филби работал не покладая рук. Он добросовестно писал ежедневные статьи в «Таймс», готовил сообщения для нашей разведки. А для получения разведывательной информации необходимо было поддерживать дружеские отношения с военными и гражданскими деятелями франкистского режима, выезжать на фронт. Там он сильно страдал, глядя на тела убитых и раненых республиканцев, присутствуя на их казнях. Но приходилось скрывать свои чувства. И делал Филби это настолько умело, что генерал Франко наградил его орденом, который вручил лично. Однажды при артобстреле Филби чуть не погиб, когда проезжал на машине вдоль линии фронта.
Свою информацию для нашей разведки Филби передавал А. Орлову, в то время советскому резиденту в республиканской Испании. Для этого они встречались в небольшом французском приграничном городке.
По окончании испанской войны Филби вернулся в Лондон. А вскоре началась Вторая мировая война, и он был назначен главным военным корреспондентом при штабе английских войск. После падения Франции и возвращения в Лондон его вызвали в редакцию и сказали: «Вас просил зайти капитан Шелдон из Военного министерства». Так английская разведка сама вышла на Филби. Правда, помог ей Гай Бёрджесс, который в это время уже был ее сотрудником и порекомендовал Филби как достойного кандидата.
Филби сначала был зачислен преподавателем в разведывательно-диверсионную школу «Д», но вскоре понял, что, работая там, он так же далек от секретов СИС, как и будучи корреспондентом «Таймс».
Осенью 1940 года из-за отсутствия практических результатов секцию «Д» вместе со школой передали в ведение Министерства экономической войны. Большинство сотрудников было уволено, но Филби в числе немногих был оставлен во вновь организованной школе, получившей наименование «Станция-17».
Карьера Филби в СИС была головокружительной. Уже в 1941 году он получает ответственный пост в контрразведке СИС и занимается контрразведывательным обеспечением всех военных операций западных участников антигитлеровской коалиции в Европе. Наконец в 1944 году ему поручают возглавить особо важный отдел СИС «по борьбе против международного коммунистического движения». С назначением на этот пост Филби одновременно становится одним из заместителей начальника всей секретной службы Великобритании.
С 1949 по 1951 год Филби возглавляет миссию связи английской разведки в Вашингтоне, он координирует работу СИС с ФБР и ЦРУ США.
В силу занимаемого положения и личных связей Филби проникает в святая святых американских спецслужб.
Весной 1951 года в кабинете одного из руководителей ЦРУ состоялось важное совещание. Кроме Аллена Даллеса (директор ЦРУ) за столом сидел Фрэнк Уизнер, руководитель службы по проведению сверхсекретных политических операций. Рядом с ним – его заместитель Фрэнк Линдзи. Ким Филби также должен был принять участие в разработке операции чрезвычайной важности. На английского гостя видного сотрудника британской секретной службы, считавшегося крупным экспертом по операциям против Советского Союза и других социалистических стран, ЦРУ возлагало особые надежды в этой акции. Филби ведь в своё время стоял у колыбели ЦРУ – американская разведка создавалась под руководством многоопытной британской секретной службы.
Англичанин был, как всегда, точен. Он прибыл минута в минуту. Сердечно приветствовав собравшихся, Филби занял своё место за столом совещания.
Центральному разведывательному управлению (ЦРУ) США было поручено разработать операцию по организации контрреволюционного мятежа в одной из балканских соцстран. Началом акции должна была стать заброска на территорию этой страны нескольких сот диверсантов. Непосредственным исполнителем операции был назначен заместитель Уизнера – Линдзи.
Ким Филби одобрил план, внеся в него существенные поправки. Аллен Даллес с подчеркнутым почтением слушал английского гостя. Он располагал о нем обширнейшей информацией. Даллесу было известно, что Филби набирался боевого опыта в Испании, что Франко лично прикрепил ему на грудь Красный военный крест. Знал Даллес о широких связях английского разведчика с правящими кругами гитлеровской Германии, о том, что Филби регулярно бывал до войны в Берлине, где запросто встречался с Риббентропом.
Благодаря информации, своевременно переданной советской разведке, одна из самых значительных операций ЦРУ закончилась драматически неожиданным провалом. Команда высаженных на берег диверсантов была встречена должным образом. Это была катастрофа. В штаб-квартире ЦРУ поселился траур. Все службы были поставлены на ноги. Были тщательно проанализированы все возможные гипотезы, связанные с провалом столь тщательно подготовленной операции. Все, кроме одной: Даллес, человек с воображением, мог представить всё, что угодно. Однако предположить, что в то августовское утро в его кабинете за столом напротив него сидел кадровый советский разведчик, он не мог даже в самом дурном сне.
А советский разведчик Ким Филби очередное задание Центра выполнил, как всегда, – блестяще!
К глубокому сожалению, в Центре в 1942 году возникло недоверие к Филби и всей «пятёрке». Всю поступавшую от них информацию было решено рассматривать не иначе, как дезинформацию. Основания? Во-первых, среди тех, кто с самого начала работал с ним, был «иностранный шпион» Малли и невозвращенец А. Орлов. Во-вторых, в 1942 году Филби не дал никаких материалов, характеризующих деятельность СИС в СССР, т. е. «подозрительно преуменьшал работу английской разведки против Советского Союза».
Однако глубокий анализ переданных Филби и другими членами «пятёрки» в 1944–1945 годах материалов полностью исключил предположение о дезинформации. Подлинность переданной нам Кимом информации была подтверждена документальными материалами, полученными нашей разведкой через другие оперативно-технические и агентурные возможности. Это, в частности, относилось и к переданному нам Кимом Филби агентурно-наблюдательному делу СИС о связях и сотрудничестве британской и советской разведок.
В июле 1944 года за плодотворную работу и передачу нам этого дела К. Филби от имени наркома госбезопасности была объявлена благодарность. Отношение к нему и к его группе коренным образом изменилось. Всей «пятёрке», в частности, в 1945 году была установлена пожизненная пенсия.
К сожалению, всплеск недоверия к Филби имел место вторично в 1948 году, но тогда он сравнительно быстро сошёл на нет.
Ким Филби достиг цели, поставленной ему советской разведкой в самом начале его разведывательной деятельности: он стал не только сотрудником английской разведки, но и одним из ее руководящих работников.
В августе 1945 года на стол Филби попали бумаги о том, что некий Константин Волков, советский вице-консул в Стамбуле, обратился в английское консульство с просьбой предоставить ему и его жене политическое убежище. Он написал, что в действительности является офицером НКВД. В подтверждение пообещал сообщить некоторые сведения об отделе НКВД, в котором служил в Центре. Более того, сообщил, что знает имена трех советских агентов, работающих в МИД Англии, и одного начальника контрразведывательной службы в Лондоне.
Действия Волкова угрожали полным провалом Филби и его друзьям. Филби успел в срочном порядке проинформировать Москву. Но опасность была столь очевидной, что он решил лично отправиться в Стамбул. На его счастье, пока он добирался до места и неспеша согласовывал все вопросы с МИДом, с послом Турции, с постоянным представителем разведки, Волкова успели отправить в Москву в «очередной отпуск».
В 1951 году англичане стали подозревать в работе на советскую разведку заведующего отделом МИДа Англии Дональда Маклейна. Филби немедленно сообщил об этом в Москву.
По этому вопросу Филби направил в МИД Англии записку, в которой рекомендовал обратить внимание на некоторых бывших сотрудников английского посольства в Вашингтоне, и именно среди них искать источник утечки в 1944–1945 годах секретной информации по внешнеполитическим вопросам и атомной проблематике.
Последующая работа МИ-5 по предложению Филби позволила контрразведке заново переоценить имевшуюся в ее распоряжении информацию и прийти к выводу о том, сто советским разведчиком мог быть Дональд Маклейн. Но в это время стадо известно: Маклейн исчез! Эта новость подтвердила правоту Филби.
Но самого важного обстоятельства руководители английских спецслужб еще не знали: Филби сам был советским разведчиком. Его докладная записка явилась результатом трезвой оценки острейшей ситуации, сложившейся вокруг его коллеги по «Кембриджской пятёрке» Дональда Маклейна. Ясно было, что провал Маклейна был стопроцентно неизбежен.
Поэтому, прежде чем дать рекомендации по поиску источника информации, Филби предпринял экстренные меры, чтобы предупредить Маклейна об угрозе ареста. Для его спасения он подключил к этому делу с согласия Центра другого своего единомышленника – Гая Бёрджесса.
Как уже известно, Филби, Маклейн и Бёрджесс входили в «Кембриджскую пятёрку», сотрудничавшую с советской разведкой. Прилагая все силы, чтобы сорвать арест Маклейна, Филби понимал рискованность этого шага для своей личной безопасности. Но он был готов дать необходимые объяснения следствию и умел, как говорят шахматисты, рассчитывать свои действия на несколько шагов вперед.
Приняв меры по спасению Маклейна, Филби направил свои соображения в СИС «медленной скоростью», т. е. дипломатической почтой. В случае возникновения подозрений о причастности его самого к делу Маклейна он таким образом обеспечивал себе отходные позиции, чтобы выиграть время для решения остальных задач, стоявших перед ним.
Дальше – больше. В высших английских кругах стало известно, что Маклейн, оказывается, исчез не один, а вместе с Гаем Бёрджессом, недавно вернувшимся в Лондон из Вашингтона, где он работал первым секретарем английского посольства в США.
В течение нескольких дней англичане шаг за шагом скрупулёзно анализировали обстоятельства дела и все имевшиеся сигналы. В результате руководством СИС было принято решение вызвать из Вашингтона в Лондон и самого Кима Филби. Они учли, что Филби поддерживал дружеские отношения с Бёрджессом, который по приезде в 1950 году на работу в Вашингтон некоторое время жил на квартире Филби.
В то же время решили не торопиться с вызовом Филби в Лондон. Директор разведки генерал Стюарт Мензис дал указание воздержаться от скоропалительных выводов, тем более когда они касались таких руководящих сотрудников СИС, как Ким Филби.
Спустя три дня английская резидентура в Вашингтоне получила подробную телеграмму из Лондона о бегстве Маклейна и Бёрджесса. Филби и его коллегам предстояло проинформировать о ней ФБР.
По возвращении в посольство Ким сказал, что поедет домой, чтобы выпить немного и отдохнуть. Известие об исчезновении Бёрджесса, между тем, подействовало на него как удар молнии.
В этой ситуации Филби решил, что пока ФБР и ЦРУ ещё не проанализировали случившееся в Лондоне, необходимо избавиться от имевшихся у него вещественных улик. Дома он упаковал фотоаппаратуру и несколько подготовленных для передачи в Центр плёнок со снимками документов, выехал за город и закопал все это в месте, которое присмотрел для этих целей заранее.
Вернувшись домой, Ким стал анализировать предшествующий исчезновению Маклейна и Бёрджесса ход событий. Дело в том, что он сам предусмотрел план спасения Маклейна с участием Бёрджесса, но исключал его отъезд из страны. Центр, в свою очередь, информировал Кима о разработанном для него лично плане нелегального выезда из США в случае неблагоприятного развития ситуации. Филби однозначно решил для себя, что будет бороться до конца. Он, однако, понимал, что неожиданный побег Бёрджесса кардинально изменил его положение. Английская контрразведка вместе с ФБР теперь самым тщательным образом изучит его биографию. И каждый раз они будут сталкиваться с фамилией Бёрджесса. Они не пройдут мимо совместной учёбы в Кембридже, когда у них были прокоммунистические взгляды, причастности Бёрджесса к поступлению Кима работу в СИС, поездки Бёрджесса в 1948 году в Стамбул, где Ким в то время был резидентом СИС, и, например, факта проживания Бёрджесса в Вашингтоне на квартире у Филби. Ким после того, как вместе с Бёрджессом отработал и согласовал с Центром план по спасению Маклейна, перед отъездом Гая в Лондон в довольно жесткой форме предупредил его: «Смотри, не вздумай сам убежать».
Предлагая Центру план спасения Маклейна с помощью Бёрджесса, Филби исходил из того, что Маклейн во время последннй командировки в Каир очень плохо себя чувствовал, имели место серьёзные срывы в поведении, и по возвращении в Лондон он находился в состоянии глубокой депрессии, на грани психического расстройства. Сказались годы нервной напряженной работы.
В этой связи Филби с Бёрджессом, наша лондонская резидентура и Центр пришли к выводу, с что самостоятельно бежать Маклейн не сможет и что ему нужен сопровождающий, который обеспечил бы конспиративный выезд ему из Англии. К тому времени Маклейн уже находился под оперативно-техническим контролем контрразведки и вряд ли сумел бы самостоятельно решить все вопросы выезда из страны. Более подходящей кандидатуры на роль сопровождающего, чем Бёрджесс, по мнению Филби, не было. Предлагая план спасения Маклейна при непосредственном участии Бёрджесса, Филби ни на минуту не сомневался в преданности Гая их общему делу и его способности действовать в экстремальной ситуации. Однако одного только не мог учесть Ким – что сам Бёрджесс был на грани нервного срыва в любой момент.