Страница:
Последний рассказ Курта заинтересовал всего более; как знать, если бы прочие были изложены столь же четко и если б дознания проводились по всем правилам логического расследования событий, а не выбивания признаний у первого встречного, быть может, и в предыдущих двух случаях картина была бы схожей? Кое-что общее, однако, уже наличествовало; и если припомнить все прочтенное на ту же тему раньше, еще в академии, то один признак присутствовал во многих случаях, а именно – полная неудача при попытке изгнать вредоносный дух прочь. Иногда это получалось – и тогда, наверное, речь и в самом деле можно было вести о некоем духе, не имеющем отношения к миру человеческому. Можно ли утверждать, что во всех остальных эпизодах, если покопаться (в буквальном смысле), то обнаружились бы останки того, чья неупокоенная душа попросту пытается привлечь к себе внимание?..
Курт вздохнул, отодвинул от себя стопки пожелтевших листов и подпер кулаками голову. Еще пару месяцев назад он сказал бы – да; однако теперь, когда его допустили в ту часть библиотеки академии, куда обычным курсантам и выпускникам вход был воспрещен, он по-иному смотрел уже на многое. Он не порицал своих наставников за то, что на занятиях не преподавали тех знаний, которые он почерпнул за последние два месяца – знаний, каковые в свои двадцать два уже имел в своем распоряжении он, но которые были неведомы двум его старшим сослуживцам в Друденхаусе, да и всем тем, кто не имел отношения к академии святого Макария; искушение они несли немалое, и Курт без ложной скромности отмечал, что не всякий способен оное искушение выдержать. И теперь он мог сказать, что причиной к подобным явлениям может явиться как душа человека, требующая завершения его дел на земле или должного погребения, или мести, так и пришлый дух, который (что сказали бы многие из прочих выпускников, услышав это?..) не всегда может изгнать даже самый благочестивый носитель сана. Бывали случаи, когда к оному изгнанию приходилось привлекать священнослужителя со способностями, за одно владение которыми еще полвека назад жгли заживо и медленно, и никто иной провести экзорсизм был просто не в состоянии, да и сама процедура изгнания сильно отличалась от общепринятой церковной…
Размышления эти были ни к чему – Курт это осознавал; заниматься, как верно выразился Ланц, ловлей чудовищ в шкафах начальство ему не позволит: майстер обер-инквизитор Вальтер Керн верил в способность своего подчиненного находить в деле мелочи, на которые никто не обращает внимания, доверял его интуиции, однако всему есть пределы. Да и сам он понимал, насколько в глупом положении окажется, если явится в дом Мозера с подобными идеями. Все, что у него было, – это испуганные глаза мальчишки, его бледное лицо и жалобный шепот – «помогите мне»…
Быть может, впрямь стоит попытаться надавить на отцовскую любовь и уломать Мозера-старшего спалить этот шкаф от греха, и пусть парень успокоится…
– Так я и думал, что найду тебя здесь, – гулко отражаясь от камня стен, послышался голос помощника за спиной; Курт медленно обернулся, пытаясь по лицу Бруно понять, какие новости его ожидают и для чего понадобилось его разыскивать. Подопечный прикрыл дверь за собою, войдя и остановившись у порога, и кивнул через плечо назад: – Что-то, похоже, нешуточное случилось: из магистрата прибежал солдат – весь в мыле. Сказал, что тебя там ожидают.
– Меня? В магистрате?
Этого Курт не мог и предположить – со светскими властями он никогда не общался, это было и обязанностью, и даже в некотором роде долгом Вальтера Керна; никого лично майстер инквизитор там не знал, лишь был весьма поверхностно, едва ли не просто в лицо, знаком с бюргермайстером, знал его по имени, но это и все…
Бруно в ответ лишь пожал плечами:
– Сказал – тебя. Он, кстати, ждет внизу, в приемной зале, так что все свои вопросы задавай ему.
– Не нравится это мне… – пробормотал Курт, спешно собирая листы со стола, и, рассовав их торопливо по местам, распахнул дверь.
Подопечный шагал за ним молча, ничего не говоря и ни о чем не спрашивая, – его постоянное присутствие рядом в последнее время все чаще подразумевалось, если не было необходимости в особых указаниях; и когда, сойдя вниз, Курт приблизился к курьеру магистратской службы, в ответ на его настороженный взгляд он лишь отмахнулся:
– При нем можно говорить все.
А при них? – спросил несчастный взгляд курьера, когда, словно тени или призраки, неведомо откуда за спиною майстера инквизитора возникли оба его старших сослуживца; вслух, однако, тот ничего не сказал, лишь вздохнув и переступив с ноги на ногу.
– Мне, собственно, добавить нечего, – выговорил посыльный, стараясь изъясняться четко и смешиваясь под взглядами служителей Друденхауса, – только то, что я уже сказал вашему помощнику. Бюргермайстер Бертольд Хальтер просит майстера инквизитора второго ранга Курта Гессе прибыть в здание магистрата и, если это будет возможным, незамедлительно. Все, что мне известно и что позволено сообщить, – это то, что встреча со следователем Конгрегации есть просьба заключенного, арестованного этим утром.
– Lepide[9]… – пробормотал Ланц за спиной, и Курт нахмурился.
– Заключенного? По какой причине и что за заключенный?
– Простите, – почти жалобно отозвался курьер, – я лишь гонец, большего я не знаю и не могу сказать. Бюргермайстер ожидает вас в любое удобное для вас время, однако же его просьба, если возможно, поспешить, ибо дело весьма важное. Это все, майстер инквизитор.
– Хорошо, я явлюсь в течение этого часа, – кивнул Курт и, когда курьер, раскланявшись, удалился, обернулся к сослуживцам, глядя в их непонимающие глаза таким же не понимающим ничего взглядом. – Что б это могло означать?
– А за минуту до его прихода, – тихо заметил Бруно, – в рабочую комнату к майстеру Керну вошел агент из магистрата… Я его ненароком увидел, – пояснил он в ответ на строгие взоры окружавших его следователей. – Так вот, я и думаю: не зайти ли тебе к нему? Ведь все равно придется доложить о такой новости, как приглашение инквизитора в магистрат, если я верно помню все ваши запутанные предписания.
– После расскажешь, в чем дело! – крикнул ему вдогонку Райзе, когда Курт, молча развернувшись, через ступеньку побежал по лестнице наверх, на сей раз велев подопечному остаться на месте.
К начальству он вошел попросту, без стука, чем заслужил недовольный и гневный взгляд, однако, как и ожидалось, в присутствии агента отповеди Керн себе не позволил – лишь нахмурил морщинистый лоб, сдвинув седые брови к переносице, и исподволь изобразил кулаком удушение.
– А вот и он, – сообщил обер-инквизитор, как Курту показалось, несколько устало, и стоящий напротив человек обернулся, чуть склонив голову и торопливо поздоровавшись. – По твою душу, – пояснил Керн. – Как раз намеревался послать за тобой, а ты, как тот волк в басне… Ну, – вновь обратясь к своему посетителю, вздохнул он, – повтори теперь все, что сказал мне.
– Хорошо, – с готовностью кивнул агент, снова поклонившись одной головой, и развернулся к Курту – четко и ровно, словно солдат на плацу. – Сегодняшним утром был арестован некто, по не ведомому мне пока обвинению, и препровожден в магистратскую тюрьму. Из слухов известно, что взяли его за убийство, и слухи подтверждаются тем, что в подвал внесли небольшой куль, сквозь полотно на котором проступают кровавые пятна. Солдаты молчат, но выглядят… плохо.
– Что значит – плохо? – уточнил Курт, и агент замялся.
– Плохо – значит… им плохо. Бледные и… и молчат. Мне не удалось узнать, что произошло. Но зато я знаю, что этот заключенный едва ли не с первых минут требует встречи с инквизитором, причем не просто с кем-то из следователей Друденхауса, а именно с вами, майстер Гессе. Его, насколько мне удалось понять, пытались допрашивать, однако вместо ответов он требует вас.
– Знаю, – кивнул Курт, и на него уставились две пары удивленных глаз – начальства и агента; два мгновения висела тишина, а потом Керн тяжело поднялся, кивнув замершему напротив человеку и молча указав узловатым пальцем на дверь.
Агент отступил, переводя взгляд с одного собеседника на другого; во взгляде явственно читалось, кроме оторопи, откровенное разочарование никчемностью его информации, наверняка добытой с большим трудом. За дверь он выскользнул тихо, запамятовав даже попрощаться, и Курт сочувственно усмехнулся:
– Бедолага. Ведь, наверное, усердствовал угодить…
– Первое, Гессе, – оборвал его сердитый голос, и он невольно вытянулся на месте в струнку. – Прекрати врываться ко мне без предупреждения.
– Виноват, Вальтер, простите; я узнал, что у вас агент, и торопился, чтобы…
– Второе, – вновь не дав ему договорить, продолжил Керн. – Сегодня ты что-то слишком много знаешь. Колись, Гессе. Что происходит?
Глава 2
Курт вздохнул, отодвинул от себя стопки пожелтевших листов и подпер кулаками голову. Еще пару месяцев назад он сказал бы – да; однако теперь, когда его допустили в ту часть библиотеки академии, куда обычным курсантам и выпускникам вход был воспрещен, он по-иному смотрел уже на многое. Он не порицал своих наставников за то, что на занятиях не преподавали тех знаний, которые он почерпнул за последние два месяца – знаний, каковые в свои двадцать два уже имел в своем распоряжении он, но которые были неведомы двум его старшим сослуживцам в Друденхаусе, да и всем тем, кто не имел отношения к академии святого Макария; искушение они несли немалое, и Курт без ложной скромности отмечал, что не всякий способен оное искушение выдержать. И теперь он мог сказать, что причиной к подобным явлениям может явиться как душа человека, требующая завершения его дел на земле или должного погребения, или мести, так и пришлый дух, который (что сказали бы многие из прочих выпускников, услышав это?..) не всегда может изгнать даже самый благочестивый носитель сана. Бывали случаи, когда к оному изгнанию приходилось привлекать священнослужителя со способностями, за одно владение которыми еще полвека назад жгли заживо и медленно, и никто иной провести экзорсизм был просто не в состоянии, да и сама процедура изгнания сильно отличалась от общепринятой церковной…
Размышления эти были ни к чему – Курт это осознавал; заниматься, как верно выразился Ланц, ловлей чудовищ в шкафах начальство ему не позволит: майстер обер-инквизитор Вальтер Керн верил в способность своего подчиненного находить в деле мелочи, на которые никто не обращает внимания, доверял его интуиции, однако всему есть пределы. Да и сам он понимал, насколько в глупом положении окажется, если явится в дом Мозера с подобными идеями. Все, что у него было, – это испуганные глаза мальчишки, его бледное лицо и жалобный шепот – «помогите мне»…
Быть может, впрямь стоит попытаться надавить на отцовскую любовь и уломать Мозера-старшего спалить этот шкаф от греха, и пусть парень успокоится…
– Так я и думал, что найду тебя здесь, – гулко отражаясь от камня стен, послышался голос помощника за спиной; Курт медленно обернулся, пытаясь по лицу Бруно понять, какие новости его ожидают и для чего понадобилось его разыскивать. Подопечный прикрыл дверь за собою, войдя и остановившись у порога, и кивнул через плечо назад: – Что-то, похоже, нешуточное случилось: из магистрата прибежал солдат – весь в мыле. Сказал, что тебя там ожидают.
– Меня? В магистрате?
Этого Курт не мог и предположить – со светскими властями он никогда не общался, это было и обязанностью, и даже в некотором роде долгом Вальтера Керна; никого лично майстер инквизитор там не знал, лишь был весьма поверхностно, едва ли не просто в лицо, знаком с бюргермайстером, знал его по имени, но это и все…
Бруно в ответ лишь пожал плечами:
– Сказал – тебя. Он, кстати, ждет внизу, в приемной зале, так что все свои вопросы задавай ему.
– Не нравится это мне… – пробормотал Курт, спешно собирая листы со стола, и, рассовав их торопливо по местам, распахнул дверь.
Подопечный шагал за ним молча, ничего не говоря и ни о чем не спрашивая, – его постоянное присутствие рядом в последнее время все чаще подразумевалось, если не было необходимости в особых указаниях; и когда, сойдя вниз, Курт приблизился к курьеру магистратской службы, в ответ на его настороженный взгляд он лишь отмахнулся:
– При нем можно говорить все.
А при них? – спросил несчастный взгляд курьера, когда, словно тени или призраки, неведомо откуда за спиною майстера инквизитора возникли оба его старших сослуживца; вслух, однако, тот ничего не сказал, лишь вздохнув и переступив с ноги на ногу.
– Мне, собственно, добавить нечего, – выговорил посыльный, стараясь изъясняться четко и смешиваясь под взглядами служителей Друденхауса, – только то, что я уже сказал вашему помощнику. Бюргермайстер Бертольд Хальтер просит майстера инквизитора второго ранга Курта Гессе прибыть в здание магистрата и, если это будет возможным, незамедлительно. Все, что мне известно и что позволено сообщить, – это то, что встреча со следователем Конгрегации есть просьба заключенного, арестованного этим утром.
– Lepide[9]… – пробормотал Ланц за спиной, и Курт нахмурился.
– Заключенного? По какой причине и что за заключенный?
– Простите, – почти жалобно отозвался курьер, – я лишь гонец, большего я не знаю и не могу сказать. Бюргермайстер ожидает вас в любое удобное для вас время, однако же его просьба, если возможно, поспешить, ибо дело весьма важное. Это все, майстер инквизитор.
– Хорошо, я явлюсь в течение этого часа, – кивнул Курт и, когда курьер, раскланявшись, удалился, обернулся к сослуживцам, глядя в их непонимающие глаза таким же не понимающим ничего взглядом. – Что б это могло означать?
– А за минуту до его прихода, – тихо заметил Бруно, – в рабочую комнату к майстеру Керну вошел агент из магистрата… Я его ненароком увидел, – пояснил он в ответ на строгие взоры окружавших его следователей. – Так вот, я и думаю: не зайти ли тебе к нему? Ведь все равно придется доложить о такой новости, как приглашение инквизитора в магистрат, если я верно помню все ваши запутанные предписания.
– После расскажешь, в чем дело! – крикнул ему вдогонку Райзе, когда Курт, молча развернувшись, через ступеньку побежал по лестнице наверх, на сей раз велев подопечному остаться на месте.
К начальству он вошел попросту, без стука, чем заслужил недовольный и гневный взгляд, однако, как и ожидалось, в присутствии агента отповеди Керн себе не позволил – лишь нахмурил морщинистый лоб, сдвинув седые брови к переносице, и исподволь изобразил кулаком удушение.
– А вот и он, – сообщил обер-инквизитор, как Курту показалось, несколько устало, и стоящий напротив человек обернулся, чуть склонив голову и торопливо поздоровавшись. – По твою душу, – пояснил Керн. – Как раз намеревался послать за тобой, а ты, как тот волк в басне… Ну, – вновь обратясь к своему посетителю, вздохнул он, – повтори теперь все, что сказал мне.
– Хорошо, – с готовностью кивнул агент, снова поклонившись одной головой, и развернулся к Курту – четко и ровно, словно солдат на плацу. – Сегодняшним утром был арестован некто, по не ведомому мне пока обвинению, и препровожден в магистратскую тюрьму. Из слухов известно, что взяли его за убийство, и слухи подтверждаются тем, что в подвал внесли небольшой куль, сквозь полотно на котором проступают кровавые пятна. Солдаты молчат, но выглядят… плохо.
– Что значит – плохо? – уточнил Курт, и агент замялся.
– Плохо – значит… им плохо. Бледные и… и молчат. Мне не удалось узнать, что произошло. Но зато я знаю, что этот заключенный едва ли не с первых минут требует встречи с инквизитором, причем не просто с кем-то из следователей Друденхауса, а именно с вами, майстер Гессе. Его, насколько мне удалось понять, пытались допрашивать, однако вместо ответов он требует вас.
– Знаю, – кивнул Курт, и на него уставились две пары удивленных глаз – начальства и агента; два мгновения висела тишина, а потом Керн тяжело поднялся, кивнув замершему напротив человеку и молча указав узловатым пальцем на дверь.
Агент отступил, переводя взгляд с одного собеседника на другого; во взгляде явственно читалось, кроме оторопи, откровенное разочарование никчемностью его информации, наверняка добытой с большим трудом. За дверь он выскользнул тихо, запамятовав даже попрощаться, и Курт сочувственно усмехнулся:
– Бедолага. Ведь, наверное, усердствовал угодить…
– Первое, Гессе, – оборвал его сердитый голос, и он невольно вытянулся на месте в струнку. – Прекрати врываться ко мне без предупреждения.
– Виноват, Вальтер, простите; я узнал, что у вас агент, и торопился, чтобы…
– Второе, – вновь не дав ему договорить, продолжил Керн. – Сегодня ты что-то слишком много знаешь. Колись, Гессе. Что происходит?
Глава 2
В здании магистрата Курта ожидали – топчущийся у стены человек явно был выставлен в приемную лишь для того, чтобы дождаться появления майстера инквизитора и сопроводить его к бюргермайстеру лично.
Здесь Курт был впервые и, идя следом за своим провожатым, рассматривал окружающее, стараясь не вертеть головой, отмечая, что зданию лет, наверное, столько же, сколько и первой, старой, башне Друденхауса. Выстроено оно было по старым канонам, отчего внутренность aedificii administrationis urbis[10] более напоминала собою родовое гнездо какого-нибудь не особенно богатого наместника в провинции в смеси с некоторыми чертами церковной постройки.
Личная рабочая комната бюргермайстера, судя по ее неправдоподобной аккуратности и вместе с тем пыльности, использовалась для работы нечасто; столь же редко глава магистрата, похоже, вообще переступал порог этой комнаты, и Курт припомнил, что Керна он никогда не видел ни приходящим, ни уходящим, а всегда лишь за своим рабочим столом. Чем майстер обер-инквизитор мог там заниматься при столь редко выпадающих на долю Друденхауса расследованиях, он понятия не имел, однако же был убежден, что именно бюргермайстеру и полагалось бы находиться на своем месте с подобной же регулярностью и исполнительностью.
Бертольд Хальтер ему не понравился с первых же мгновений, лишь только тот шагнул навстречу, приветствуя и хмурясь. Во-первых, для должности управления столь немалым городом он был довольно молод – лет неполных сорока. Невзирая на собственный ранний и в буквальном смысле стремительный cursus honorum[11], Курт подобным личностям не доверял, вполне отдавая себе отчет, однако, что в этом есть некоторая вина академии, наставники которой пребывали в возрасте почтенном, тем самым приучив его воспринимать авторитетно лишь персон, что называется, в солидных годах. Во-вторых, бюргер-майстер поднялся попросту на волне беспорядков, последовавших за восстанием ткачей Кёльна, и попытайся он пройти выборы должным образом, ни одного голоса в свою копилку он бы не получил.
Хальтер выглядел усталым, однако, если усталость в лице главы кёльнского Друденхауса была какой-то привычной и словно сжившейся с ним, то лицо бюргермайстера выражало утомление, каковое испытывать ему доводилось явно нечасто. Отвечая на приветствие, Курт всеми силами старался соблюсти в лице должную уважительность; дабы изгнать из мыслей и ощущений неприязнь к человеку напротив себя, он припомнил множество весьма полезных дел, совершенных при новом бюргермайстере, включая поддерживаемое до сих пор равновесие между буйствующими студентами, добрыми горожанами, торговцами, остатками уличных шаек и нищими, что, по чести сказать, все же требовало некоторых умственных и физических напряжений. Кроме того, когда Друденхаусу потребовалась дополнительная стража, бюргер-майстер прислал людей, не дожидаясь даже просьб – по личной инициативе…
– Нам с вами не доводилось до сей поры беседовать очно, – заметил Хальтер, – и хочу воспользоваться случаем, дабы выразить свое восхищение по поводу преступления, расследованного вами этим летом.
На мгновение Курт стиснул губы, чтобы не улыбнуться невпопад; ему вообразилось мигом то, как было возможно беседовать с ним не очно (перекрикиваться с крыш Друденхауса и ратуши, не видя друг друга?..), и отметилось восхищение преступлением, по поводу которого он проводил дознание. При желании после таких слов еще лет тридцать – тридцать пять назад бюргермайстера можно было бы прихватить за сочувствие к еретикам…
– Моя работа, – отозвался он просто и, не спросив дозволения, уселся на высокий стул напротив совершенно пустого, если не считать одинокой чернильницы, стола. – Вы просили меня явиться незамедлительно; случилось что-то, что должно заинтересовать Конгрегацию?
Хальтер вздохнул, обойдя стол, и тяжело приземлился напротив, упершись в него локтями.
– Не знаю, – ответил он наконец, и, встретив удивленный взгляд своего гостя, кивнул: – Сейчас я все проясню, майстер Гессе. Вам придется набраться терпения и выслушать некую историю, дабы иметь перед собою полную картину событий.
– Я слушаю, – согласился Курт коротко, и бюргермайстер снова вздохнул; в мысли пришло, что слишком много вздохов он слышал за последние сутки, и это не к добру…
– Ведь в Друденхаусе уже известно, что вчерашним днем пропала девочка, верно? – почти без вопросительных интонаций произнес бюргермайстер, и Курт молча кивнул. – Сегодня утром мы намеревались начать поиски; начать думали с опроса знакомых матери и подруг самой девочки – ведь всякое может быть, вы понимаете…
Прав был Райзе, отметил Курт мысленно, снова кивнув – не то соглашаясь с услышанным, не то попросту показав, что слушает внимательно.
– Девочка из хорошей семьи, – продолжал Хальтер, – но и это вы уже наверняка тоже знаете… Ее родители поставляют лед для всего Кёльна; не думайте, что это не Бог весть какое занятие – занятие это сложное, требующее затрат, и в результате прибыльное, и от него зависят многие, кто уже привык слаживать свое дело с поставками льда. Мясники, знаете ли, молочники… Сейчас родители в беспокойстве, я б сказал, – в панике; если это помешает их работе, каковая, скажу вам откровенно, уже несколько сбилась, то убытки понесут многие, а вместе с ними и городская казна… Но, простите, я увлекся, хотя и сказано все это было для того, чтобы пояснить вам, сколь серьезно произошедшее… – Хальтер исподволь бросил взгляд на Курта и, не увидев на его лице раздражения, вновь разразился тяжелым воздыханием. – Итак, нынешним утром мы намеревались начать поиски; и мы их начали. Наши дознаватели уже занялись опросом знакомых, но вдруг произошло непредвиденное – к магистрату явился мусорщик, чтобы дать свидетельские показания.
Кстати, еще и мусорщики, прибавил Курт еще одну заслугу к списку положительных черт бюргермайстера Хальтера; на своем веку городов он повидал всего ничего, однако мог поручиться за то, что в подобной чистоте содержались явно немногие. Разумеется, весной под ногами хлюпала грязь, на улицах чавкали лужи, однако гниющих отбросов, выметаемых жителями из домов и сбрасываемых из окон, не накапливалось: мусорщиков было двое, работали они сравнительно аккуратно, а жители, не желающие блюсти чистоту города, штрафовались с завидной исправностью.
Правда, за пределами Кёльна, невдалеке от стен, образовалась массивная свалка, и что делать с ней, магистрат еще не решил. Время от времени под охраной солдат какой-нибудь узник, осужденный на общественные работы, поджигал окраины мусорных островов, дабы не плодились крысы; порой свалка горела сама по себе, и тогда горожане посмеивались – «инквизиторы упражняются, дабы не терять навык…»
– А рассказал он, что видел девочку, похожую по описанию на ту, что мы разыскиваем – во всем. Была девочка не одна, а с парнем – со взрослым парнем, с мужчиной, понимаете? И видел он их у свалки. Разумеется, я тут же вызвал людей – немного, дабы не поднимать паники и не будоражить горожан – и послал прочесать всю эту помойку… – Хальтер умолк, глядя чуть в сторону, мимо глаз собеседника, и лишь через полминуты тишины вновь поднял взгляд к его лицу. – Мы нашли их – обоих. Он был пьян настолько, что ничего не соображал, а она…
– Убита? – подсказал Курт; собеседник болезненно поморщился, и щеки его над аккуратной бородкой побелели.
– Не просто убита, – понизив голос, словно мог кто-то услышать их в этой комнате, возразил бюргермайстер. – Жестоко убита – и даже это сказано слабо. Это… Это было страшно. Я такого никогда еще не видел. Располосована. Вскрыта, как дичь. Он распотрошил ее, понимаете?
В висок толкнулась тупая боль, сместившись к переносице и став острой, точно в мозг вонзалось зубило, погружаясь все глубже и глубже, и ладони под тонкой кожей перчаток покрылись липким мерзким потом.
– Еще что-то?
От того, что старался держать голос под контролем, это прозвучало холодно, сухо, так что Хальтер бросил на него взгляд жесткий и неприязненный.
– Да, – отозвался он почти с вызовом. – Еще кое-что. Он связал девочку ее одеждой и… Я понимаю, что наши лекари не столь сведущи в тонкостях, как майстер Райзе, однако даже они смогли определить, что… это с ней сделали не раз.
– До или после смерти? – уточнил Курт, осторожно переведя дыхание, и бюргермайстер вскочил, стукнув по столу кулаком:
– Да откуда я знаю?! Лекарь, который осматривал ее, до сих пор сидит в подсобной комнате и пьет – кружками! Хотите, я покажу вам тело? И вы сами определите, что сделали до смерти, а что – после!
– Позже непременно, – ответил Курт спокойно, и Хальтер опустился на стул, потирая ладонями лицо и опасливо переводя дыхание.
– Прошу прощения, – глухо проронил он, снова опираясь локтями о стол и не глядя на сидящего напротив. – Просто я – тело видел. Понимаете, майстер Гессе, у меня самого сын в том же возрасте и дочь годом старше, и я…
– Понимаю. Продолжайте, прошу вас.
– Обоих мы перевезли тихо, – через силу снова заговорил Хальтер. – Если бы горожане узнали… Мне ни к чему беспорядке в моем… в нашем городе, а я убежден, что парня попросту выхватили бы у стражи из рук и порвали б в клочья на месте. Даже родителям девочки я пока ничего не сообщал… честно вам сказать – просто не могу вообразить, как такое можно сказать и… показать.
– Итак, мы добрались до парня, – напомнил Курт. – Это и есть тот арестованный, который требовал встречи с инквизитором?
– Не просто с инквизитором, майстер Гессе, – возразил Хальтер со вздохом, – а именно с вами. Знаете, когда я сказал, что мы взяли его ничего не соображающим, я немного… ошибся в подборе слова. Он просто не оказал сопротивления, хотя нож, которым он ее убил, все еще был в руке. Парень вообще был словно в полусне, а когда его повязали – лишь тогда стал вырываться и кричать, что «этого не делал». Только это он и говорит с той минуты; но это его рук дело, без сомнений: кроме того, что мы нашли его над телом убитой, с нею его видели накануне вечером – стража на воротах, и тогда девочка была еще жива. Я так думаю, когда увидел, что натворил – очнулся и протрезвел…
– Он был допрошен? Предполагаете причину его действий?
– Пытались узнать, – улыбка Хальтера была похожа на волчий оскал. – Настойчиво. Но это все, что мы от него слышим; сперва твердил, что ничего не сделал, а после стал требовать вас. Как вы понимаете, если некто требует встречи с инквизитором, отказать ему я не имею права, посему я и послал за вами с просьбой явиться.
– Итак, вы хотите, чтобы я побеседовал с ним? – переспросил Курт, и тот кивнул. – Хорошо, я это сделаю. Что это за человек, кто он в городе, вы знаете о нем хоть что-то?
– Мы о нем знаем почти все, – зло вытолкнул сквозь зубы Хальтер. – Он – преступник, вот что я о нем знаю. Он с детства копошится в этих кварталах – знаете, которые опустели после чумы десять лет назад.
– Знаю, – тихо откликнулся Курт, начиная предчувствовать, что события вот-вот обернутся вовсе неприятным образом.
– Ну, а поскольку он умудрился выжить… ведь не только мы отлавливаем этих подонков, они и сами режут друг друга направо и налево, вы ж понимаете… Так вот, поскольку он умудрился выжить, можете вполне логичным образом предположить, что среди своих сообщников он ходит, я бы так выразился, не в простых чинах – у него под рукой с пяток головорезов, которые исполняют его поручения.
– Если вам так много о нем известно, отчего же он до сих пор не повешен? – усмехнулся Курт невесело. – Отчего бы вообще не устроить облаву и не выловить оттуда всех?
– Не все так просто, – вздохнул Хальтер, и он невольно покривился. – Облава в старых кварталах – дело сложное и почти бессмысленное. Ко всему прочему, майстер Гессе, застать этого человека на месте преступления ранее не удавалось – лишь слухи, даже без свидетелей, вот и все, что у меня на него было. Я знаю, в Друденхаусе принято полагать, что магистрат целыми днями смотрит в окно и ничем не занимается, а казням и наказаниям предает лишь тех, кто подвернулся под руку, однако же, смею заверить, ваши сослуживцы ошибаются. Разумеется, случаются… недоразумения, однако я стараюсь, чтобы в городе был порядок. Если же я начну уделять излишне много своего внимания подобным личностям, пострадают, так скажем, те, кто должен быть мною защищен, а именно – простые горожане…
– Иными словами, с местными преступниками у магистрата соглашение о минимальном вмешательстве? Или у вас лично? – подвел итог Курт и, увидев, как глаза бюргермайстера скользнули в сторону, качнул головой. – Бог с ним… Это не мое дело. Итак, стало быть – этот человек уже был замечен, хотя и бездоказательно, в…
– …грабежах. Кражи – это уже мелочь. Убийства – об этом лишь слухи, не могу сказать с уверенностью, но могу предположить, что, скорее всего, так. На таких местах в шайке, какое занимает он, люди, ни разу не смочившие нож в крови, не держатся.
– Возраст, имя; хоть это вам известно?
– Может, лет двадцать пять – двадцать шесть… Точные года его я вам не назову – представления не имею, это меня как-то не интересовало, – несколько едко заметил Хальтер. – Если это интересует вас – можете заглянуть в метрические записи. Его имя Вернер Хаупт.
– Ясно, – проронил Курт сухо, рывком поднявшись, и мгновение стоял недвижно, глядя в окно за плечом бюргермайстера и не произнося ни единого звука. – Если это все, что вы хотите и можете мне сказать, то, наверное, нам стоит перейти к тому, ради чего, собственно, я здесь?
– Да, конечно, – торопливо согласился Хальтер, почти вскочив со своего места и направившись к двери. – Понимаете ли, майстер Гессе, ведь нельзя же более тянуть – надо сообщить семье, надо, в конце концов, примерно наказать этого мерзавца, а поскольку в дело… пока еще не могу понять, как… вмешался вдруг Друденхаус, то мы не можем ничего предпринять. Если до людей дойдет… а наши солдаты – они ведь не глухонемые, и терпение у них далеко не ангельское, проболтаются сегодня же… Так вот, если до людей дойдет, от нас вполне справедливо станут требовать незамедлительной казни, а я не могу действовать, пока вы…
– Я понимаю, – оборвал его Курт настойчиво, и тот спохватился:
– Да, прошу прощения, я вас задерживаю. Я позову стража, он вас проводит.
– Не сто́ит, – возразил он с невольной усмешкой. – Я знаю, где магистратская тюрьма.
Взгляд на него Хальтер бросил подозревающий и настороженный, однако возразить то ли не посмел, то ли попросту поленился и лишь указал широким жестом в коридор, приглашая выйти из комнаты.
Вероятно, именно последнее предположение и было верным, ибо уже внутри здания, когда он затворил за собою старую тяжелую дверь, к нему метнулся солдат – собранный и бледный, не задав ни единого вопроса, но зато на ходу приветствуя и выражая готовность провести к нужной камере. Нужная камера оказалась в самом дальнем конце темного, мерзко пахнущего коридора – зарешеченная ниша в стене, в которой невозможно было стоять, выпрямившись, в ширину и длину не превышающая трех шагов. На мгновение Курт подумал о том, что либо Судьба издевается над ним, либо же это ее своеобразный юмор, не понятный простому смертному…
Здесь Курт был впервые и, идя следом за своим провожатым, рассматривал окружающее, стараясь не вертеть головой, отмечая, что зданию лет, наверное, столько же, сколько и первой, старой, башне Друденхауса. Выстроено оно было по старым канонам, отчего внутренность aedificii administrationis urbis[10] более напоминала собою родовое гнездо какого-нибудь не особенно богатого наместника в провинции в смеси с некоторыми чертами церковной постройки.
Личная рабочая комната бюргермайстера, судя по ее неправдоподобной аккуратности и вместе с тем пыльности, использовалась для работы нечасто; столь же редко глава магистрата, похоже, вообще переступал порог этой комнаты, и Курт припомнил, что Керна он никогда не видел ни приходящим, ни уходящим, а всегда лишь за своим рабочим столом. Чем майстер обер-инквизитор мог там заниматься при столь редко выпадающих на долю Друденхауса расследованиях, он понятия не имел, однако же был убежден, что именно бюргермайстеру и полагалось бы находиться на своем месте с подобной же регулярностью и исполнительностью.
Бертольд Хальтер ему не понравился с первых же мгновений, лишь только тот шагнул навстречу, приветствуя и хмурясь. Во-первых, для должности управления столь немалым городом он был довольно молод – лет неполных сорока. Невзирая на собственный ранний и в буквальном смысле стремительный cursus honorum[11], Курт подобным личностям не доверял, вполне отдавая себе отчет, однако, что в этом есть некоторая вина академии, наставники которой пребывали в возрасте почтенном, тем самым приучив его воспринимать авторитетно лишь персон, что называется, в солидных годах. Во-вторых, бюргер-майстер поднялся попросту на волне беспорядков, последовавших за восстанием ткачей Кёльна, и попытайся он пройти выборы должным образом, ни одного голоса в свою копилку он бы не получил.
Хальтер выглядел усталым, однако, если усталость в лице главы кёльнского Друденхауса была какой-то привычной и словно сжившейся с ним, то лицо бюргермайстера выражало утомление, каковое испытывать ему доводилось явно нечасто. Отвечая на приветствие, Курт всеми силами старался соблюсти в лице должную уважительность; дабы изгнать из мыслей и ощущений неприязнь к человеку напротив себя, он припомнил множество весьма полезных дел, совершенных при новом бюргермайстере, включая поддерживаемое до сих пор равновесие между буйствующими студентами, добрыми горожанами, торговцами, остатками уличных шаек и нищими, что, по чести сказать, все же требовало некоторых умственных и физических напряжений. Кроме того, когда Друденхаусу потребовалась дополнительная стража, бюргер-майстер прислал людей, не дожидаясь даже просьб – по личной инициативе…
– Нам с вами не доводилось до сей поры беседовать очно, – заметил Хальтер, – и хочу воспользоваться случаем, дабы выразить свое восхищение по поводу преступления, расследованного вами этим летом.
На мгновение Курт стиснул губы, чтобы не улыбнуться невпопад; ему вообразилось мигом то, как было возможно беседовать с ним не очно (перекрикиваться с крыш Друденхауса и ратуши, не видя друг друга?..), и отметилось восхищение преступлением, по поводу которого он проводил дознание. При желании после таких слов еще лет тридцать – тридцать пять назад бюргермайстера можно было бы прихватить за сочувствие к еретикам…
– Моя работа, – отозвался он просто и, не спросив дозволения, уселся на высокий стул напротив совершенно пустого, если не считать одинокой чернильницы, стола. – Вы просили меня явиться незамедлительно; случилось что-то, что должно заинтересовать Конгрегацию?
Хальтер вздохнул, обойдя стол, и тяжело приземлился напротив, упершись в него локтями.
– Не знаю, – ответил он наконец, и, встретив удивленный взгляд своего гостя, кивнул: – Сейчас я все проясню, майстер Гессе. Вам придется набраться терпения и выслушать некую историю, дабы иметь перед собою полную картину событий.
– Я слушаю, – согласился Курт коротко, и бюргермайстер снова вздохнул; в мысли пришло, что слишком много вздохов он слышал за последние сутки, и это не к добру…
– Ведь в Друденхаусе уже известно, что вчерашним днем пропала девочка, верно? – почти без вопросительных интонаций произнес бюргермайстер, и Курт молча кивнул. – Сегодня утром мы намеревались начать поиски; начать думали с опроса знакомых матери и подруг самой девочки – ведь всякое может быть, вы понимаете…
Прав был Райзе, отметил Курт мысленно, снова кивнув – не то соглашаясь с услышанным, не то попросту показав, что слушает внимательно.
– Девочка из хорошей семьи, – продолжал Хальтер, – но и это вы уже наверняка тоже знаете… Ее родители поставляют лед для всего Кёльна; не думайте, что это не Бог весть какое занятие – занятие это сложное, требующее затрат, и в результате прибыльное, и от него зависят многие, кто уже привык слаживать свое дело с поставками льда. Мясники, знаете ли, молочники… Сейчас родители в беспокойстве, я б сказал, – в панике; если это помешает их работе, каковая, скажу вам откровенно, уже несколько сбилась, то убытки понесут многие, а вместе с ними и городская казна… Но, простите, я увлекся, хотя и сказано все это было для того, чтобы пояснить вам, сколь серьезно произошедшее… – Хальтер исподволь бросил взгляд на Курта и, не увидев на его лице раздражения, вновь разразился тяжелым воздыханием. – Итак, нынешним утром мы намеревались начать поиски; и мы их начали. Наши дознаватели уже занялись опросом знакомых, но вдруг произошло непредвиденное – к магистрату явился мусорщик, чтобы дать свидетельские показания.
Кстати, еще и мусорщики, прибавил Курт еще одну заслугу к списку положительных черт бюргермайстера Хальтера; на своем веку городов он повидал всего ничего, однако мог поручиться за то, что в подобной чистоте содержались явно немногие. Разумеется, весной под ногами хлюпала грязь, на улицах чавкали лужи, однако гниющих отбросов, выметаемых жителями из домов и сбрасываемых из окон, не накапливалось: мусорщиков было двое, работали они сравнительно аккуратно, а жители, не желающие блюсти чистоту города, штрафовались с завидной исправностью.
Правда, за пределами Кёльна, невдалеке от стен, образовалась массивная свалка, и что делать с ней, магистрат еще не решил. Время от времени под охраной солдат какой-нибудь узник, осужденный на общественные работы, поджигал окраины мусорных островов, дабы не плодились крысы; порой свалка горела сама по себе, и тогда горожане посмеивались – «инквизиторы упражняются, дабы не терять навык…»
– А рассказал он, что видел девочку, похожую по описанию на ту, что мы разыскиваем – во всем. Была девочка не одна, а с парнем – со взрослым парнем, с мужчиной, понимаете? И видел он их у свалки. Разумеется, я тут же вызвал людей – немного, дабы не поднимать паники и не будоражить горожан – и послал прочесать всю эту помойку… – Хальтер умолк, глядя чуть в сторону, мимо глаз собеседника, и лишь через полминуты тишины вновь поднял взгляд к его лицу. – Мы нашли их – обоих. Он был пьян настолько, что ничего не соображал, а она…
– Убита? – подсказал Курт; собеседник болезненно поморщился, и щеки его над аккуратной бородкой побелели.
– Не просто убита, – понизив голос, словно мог кто-то услышать их в этой комнате, возразил бюргермайстер. – Жестоко убита – и даже это сказано слабо. Это… Это было страшно. Я такого никогда еще не видел. Располосована. Вскрыта, как дичь. Он распотрошил ее, понимаете?
В висок толкнулась тупая боль, сместившись к переносице и став острой, точно в мозг вонзалось зубило, погружаясь все глубже и глубже, и ладони под тонкой кожей перчаток покрылись липким мерзким потом.
– Еще что-то?
От того, что старался держать голос под контролем, это прозвучало холодно, сухо, так что Хальтер бросил на него взгляд жесткий и неприязненный.
– Да, – отозвался он почти с вызовом. – Еще кое-что. Он связал девочку ее одеждой и… Я понимаю, что наши лекари не столь сведущи в тонкостях, как майстер Райзе, однако даже они смогли определить, что… это с ней сделали не раз.
– До или после смерти? – уточнил Курт, осторожно переведя дыхание, и бюргермайстер вскочил, стукнув по столу кулаком:
– Да откуда я знаю?! Лекарь, который осматривал ее, до сих пор сидит в подсобной комнате и пьет – кружками! Хотите, я покажу вам тело? И вы сами определите, что сделали до смерти, а что – после!
– Позже непременно, – ответил Курт спокойно, и Хальтер опустился на стул, потирая ладонями лицо и опасливо переводя дыхание.
– Прошу прощения, – глухо проронил он, снова опираясь локтями о стол и не глядя на сидящего напротив. – Просто я – тело видел. Понимаете, майстер Гессе, у меня самого сын в том же возрасте и дочь годом старше, и я…
– Понимаю. Продолжайте, прошу вас.
– Обоих мы перевезли тихо, – через силу снова заговорил Хальтер. – Если бы горожане узнали… Мне ни к чему беспорядке в моем… в нашем городе, а я убежден, что парня попросту выхватили бы у стражи из рук и порвали б в клочья на месте. Даже родителям девочки я пока ничего не сообщал… честно вам сказать – просто не могу вообразить, как такое можно сказать и… показать.
– Итак, мы добрались до парня, – напомнил Курт. – Это и есть тот арестованный, который требовал встречи с инквизитором?
– Не просто с инквизитором, майстер Гессе, – возразил Хальтер со вздохом, – а именно с вами. Знаете, когда я сказал, что мы взяли его ничего не соображающим, я немного… ошибся в подборе слова. Он просто не оказал сопротивления, хотя нож, которым он ее убил, все еще был в руке. Парень вообще был словно в полусне, а когда его повязали – лишь тогда стал вырываться и кричать, что «этого не делал». Только это он и говорит с той минуты; но это его рук дело, без сомнений: кроме того, что мы нашли его над телом убитой, с нею его видели накануне вечером – стража на воротах, и тогда девочка была еще жива. Я так думаю, когда увидел, что натворил – очнулся и протрезвел…
– Он был допрошен? Предполагаете причину его действий?
– Пытались узнать, – улыбка Хальтера была похожа на волчий оскал. – Настойчиво. Но это все, что мы от него слышим; сперва твердил, что ничего не сделал, а после стал требовать вас. Как вы понимаете, если некто требует встречи с инквизитором, отказать ему я не имею права, посему я и послал за вами с просьбой явиться.
– Итак, вы хотите, чтобы я побеседовал с ним? – переспросил Курт, и тот кивнул. – Хорошо, я это сделаю. Что это за человек, кто он в городе, вы знаете о нем хоть что-то?
– Мы о нем знаем почти все, – зло вытолкнул сквозь зубы Хальтер. – Он – преступник, вот что я о нем знаю. Он с детства копошится в этих кварталах – знаете, которые опустели после чумы десять лет назад.
– Знаю, – тихо откликнулся Курт, начиная предчувствовать, что события вот-вот обернутся вовсе неприятным образом.
– Ну, а поскольку он умудрился выжить… ведь не только мы отлавливаем этих подонков, они и сами режут друг друга направо и налево, вы ж понимаете… Так вот, поскольку он умудрился выжить, можете вполне логичным образом предположить, что среди своих сообщников он ходит, я бы так выразился, не в простых чинах – у него под рукой с пяток головорезов, которые исполняют его поручения.
– Если вам так много о нем известно, отчего же он до сих пор не повешен? – усмехнулся Курт невесело. – Отчего бы вообще не устроить облаву и не выловить оттуда всех?
– Не все так просто, – вздохнул Хальтер, и он невольно покривился. – Облава в старых кварталах – дело сложное и почти бессмысленное. Ко всему прочему, майстер Гессе, застать этого человека на месте преступления ранее не удавалось – лишь слухи, даже без свидетелей, вот и все, что у меня на него было. Я знаю, в Друденхаусе принято полагать, что магистрат целыми днями смотрит в окно и ничем не занимается, а казням и наказаниям предает лишь тех, кто подвернулся под руку, однако же, смею заверить, ваши сослуживцы ошибаются. Разумеется, случаются… недоразумения, однако я стараюсь, чтобы в городе был порядок. Если же я начну уделять излишне много своего внимания подобным личностям, пострадают, так скажем, те, кто должен быть мною защищен, а именно – простые горожане…
– Иными словами, с местными преступниками у магистрата соглашение о минимальном вмешательстве? Или у вас лично? – подвел итог Курт и, увидев, как глаза бюргермайстера скользнули в сторону, качнул головой. – Бог с ним… Это не мое дело. Итак, стало быть – этот человек уже был замечен, хотя и бездоказательно, в…
– …грабежах. Кражи – это уже мелочь. Убийства – об этом лишь слухи, не могу сказать с уверенностью, но могу предположить, что, скорее всего, так. На таких местах в шайке, какое занимает он, люди, ни разу не смочившие нож в крови, не держатся.
– Возраст, имя; хоть это вам известно?
– Может, лет двадцать пять – двадцать шесть… Точные года его я вам не назову – представления не имею, это меня как-то не интересовало, – несколько едко заметил Хальтер. – Если это интересует вас – можете заглянуть в метрические записи. Его имя Вернер Хаупт.
– Ясно, – проронил Курт сухо, рывком поднявшись, и мгновение стоял недвижно, глядя в окно за плечом бюргермайстера и не произнося ни единого звука. – Если это все, что вы хотите и можете мне сказать, то, наверное, нам стоит перейти к тому, ради чего, собственно, я здесь?
– Да, конечно, – торопливо согласился Хальтер, почти вскочив со своего места и направившись к двери. – Понимаете ли, майстер Гессе, ведь нельзя же более тянуть – надо сообщить семье, надо, в конце концов, примерно наказать этого мерзавца, а поскольку в дело… пока еще не могу понять, как… вмешался вдруг Друденхаус, то мы не можем ничего предпринять. Если до людей дойдет… а наши солдаты – они ведь не глухонемые, и терпение у них далеко не ангельское, проболтаются сегодня же… Так вот, если до людей дойдет, от нас вполне справедливо станут требовать незамедлительной казни, а я не могу действовать, пока вы…
– Я понимаю, – оборвал его Курт настойчиво, и тот спохватился:
– Да, прошу прощения, я вас задерживаю. Я позову стража, он вас проводит.
– Не сто́ит, – возразил он с невольной усмешкой. – Я знаю, где магистратская тюрьма.
Взгляд на него Хальтер бросил подозревающий и настороженный, однако возразить то ли не посмел, то ли попросту поленился и лишь указал широким жестом в коридор, приглашая выйти из комнаты.
* * *
Здание тюрьмы, принадлежащей магистрату, Курт и впрямь нашел без труда – даже спустя десять с лишним лет путь через двор до приземистого старого корпуса он помнил четко до боли; однажды его остановил страж, но отступил в сторону, когда из-под куртки был извлечен Знак и довольно неучтиво ткнут ему почти в самое лицо. Во избежание недоразумений Курт просто оставил его висеть на виду, и больше его не задерживали – не то под натиском всемогущего Сигнума, не то потому, что далее попадалась стража, уже предупрежденная о его появлении.Вероятно, именно последнее предположение и было верным, ибо уже внутри здания, когда он затворил за собою старую тяжелую дверь, к нему метнулся солдат – собранный и бледный, не задав ни единого вопроса, но зато на ходу приветствуя и выражая готовность провести к нужной камере. Нужная камера оказалась в самом дальнем конце темного, мерзко пахнущего коридора – зарешеченная ниша в стене, в которой невозможно было стоять, выпрямившись, в ширину и длину не превышающая трех шагов. На мгновение Курт подумал о том, что либо Судьба издевается над ним, либо же это ее своеобразный юмор, не понятный простому смертному…