– Вот ты можешь у нас представить где-нибудь в Подмосковье такую картину – два ангелочка в лесу почти ночью ягоды собирают! Прямо старина какая-то. Владимир Красное Солнышко! Им ведь и правда некого бояться. Лес знают, не заблудятся, педофилов не наблюдается, зверей тоже нет.
– Здесь самый страшный зверь – комар. Я уже вся чешусь. А ты?
– И я. Мы правильно сделали, что сюда приехали. Этот остров действительно особенный.
Когда они вернулись домой, было совсем темно. Вместе с темнотой пришел дождь. Полил сразу и очень сильно. Они шли по поселку, а коза как привязанная бежала за ними. Какой-то мальчишка на велике дурашливо замемекал им вслед. Овчарка рассердилась. Васса долго стучала в дверь. Наконец пришаркала старуха, скинула крючок и спросила, чего им надо. Васса сказала, что они тут живут.
– Если эта склерозная бабка нас не вспомнит, придется идти на берег и ночевать под какой-нибудь лодкой. Я бы в общем-то не прочь, но только в хорошую погоду, – сказала Овчарка.
Однако их узнали, и впустили, и даже напоили чаем. За окном лило как из ведра. Подруги разделись, намазались одеколоном, чтоб не чесались комариные укусы, и улеглись. Они долго лежали молча. Наконец Овчарка сказала:
– Холод жуткий. Согреться не могу.
– Ага. У меня ноги ледяные.
– Послушай, давай сверху куртки положим и еще какое-нибудь барахло. Теплее будет.
– Давай.
Они вылезли из кроватей и, ступая на цыпочках по холодному полу, направились к своим сумкам. Они навалили поверх одеял все, что можно, и легли опять. Овчарка грела свои ступни руками.
– Вот будет хорошо, если тут крыша протекает.
– Вполне возможно. Дождь сильный, а домик древний, – сказала Васса в темноте.
– Ты умеешь поднять настроение. А что твои знакомые говорили о здешней погоде?
– Ну, что иногда в августе здесь бывает дождь.
– Твои знакомые, наверное, как маленькие детки, слова все время путают. Вот и в твоем случае надо было сказать «всегда», а они сказали «иногда». Чего ж их винить, эти два слова очень похожи.
– Кончай издеваться, – сказала Васса, и они снова надолго замолчали.
Потом Овчарка спросила:
– Ты о чем думаешь?
– Да ни о чем.
– Ври больше. О Москве ты думаешь. И о своем разводе. А мы ведь договорились – никаких грустных мыслей в ближайшие три недели.
Васса печально усмехнулась:
– Я не думаю. Оно само думается. Мыслям не прикажешь – лезут ведь в голову, и все.
– Не печалься. Вот увидишь, я тебе помогу.
– Ох, Овчарка, ты если бы все знала, может, со мной и разговаривать в жизни больше не стала бы. Он, Валерка, про меня знаешь что всем рассказывает? Скоро на улицу нельзя выйти будет. На работе и то все шепчутся. И в том, что он говорит, – не только одни враки.
– Что это я знать должна, скажи на милость? Ты с ним сколько прожила?
– Пять лет.
– Стало быть, он тебя знает лет шесть-семь, да?
– Ну и что?
– А я с тобой знакома больше восемнадцати лет. Срок?
– Срок, – согласилась Васса.
– А я тебя уж знаю ой-ой-ой как. И кого я послушаю – твоего дурацкого мужа или себя, по-твоему?
– Не знаю, Овчарка.
– Иди ты! Хуже нет, когда мужик треплется. Как худая баба на лавке у подъезда. Я бы постыдилась. А что в офисе твоем болтают – так им там тоже делать нечего. Распустила. Вернешься – загрузи их работой по самое не балуйся – они и минутки свободной не найдут, чтобы рот открыть. Ты ведь там босс, хозяин-барин, черт побери! А с твоим я поговорю. Он ведь меня боится. Помнишь, как я его остудила тогда, а? Что бы ты без меня делала?
– Как такое забудешь?
Года три назад Васса сильно разругалась с мужем, он влепил ей оплеуху, и Васса, прихватив Катьку, переехала на время к Овчарке. На звонки по совету подруги она не отвечала. Прошла неделя, и муж Вассы заявился к Овчарке на работу. Овчарке позвонили с вахты, сказали, что к ней просится мужчина, звать его так-то. Овчарка ответила, чтобы его не пускали ни под каким видом. Когда вечером Овчарка вышла из офиса, то увидела, что муж Вассы трется за турникетом, ожидая ее.
– Вот настырный, – рассердилась Овчарка, – такое упорство бы на благую цель.
Она ретировалась и зашла в комнатку охраны на первом этаже. Охранники Овчарку знали. Овчарка сказала, что там приперся ее бывший, а ей неохота его видеть. Парни предложили пойти и выставить его так, чтобы он башкой посчитал ступени.
– Нет, – сказала Овчарка, – пока не надо. Вот можно я у вас из окна вылезу?
– Десять баксов – одно вылезание из окна, – пошутили парни.
Овчарка таким образом избежала встречи с мужем Вассы. Она пришла домой, рассказала обо всем подруге.
– Долго он такой блокады не выдержит, прикопается не сегодня, так завтра. Надо тебе с ним поговорить. Раскаялся мужик, это видно. Вот ты только скажи: он тебе нужен?
Васса подумала, подняла глаза на Овчарку:
– Нужен.
– Ну, тогда нет вопросов. Только мы его еще чуть-чуть помурыжим, в воспитательных целях. На звонки по-прежнему не отвечать. Из дома тоже не выходи, Катьку из сада я, как обычно, сама заберу. А через два-три дня коротенько по телефону с ним поговоришь. У тебя синяк на скуле прошел?
– Давно.
– Так вот, скажешь, что пока с ним встретиться не можешь, потому что у тебя челюсть еще не срослась. И скажи, что ты подумываешь о том, чтобы в суд подать за тяжкие телесные повреждения. И что мы с тобой твою травму освидетельствовали, а результаты освидетельствования этого у меня в надежном месте спрятаны. Тут блеф не повредит. И я, пожалуй, их уничтожу, если он тебе за эти все терзания подарит большой бриллиантовый кулон. За моральный ущерб. Пусть потратится, он ведь у нас богатый.
– Овчарка, не смешно!
– Делай, как я говорю. Потом, еще через недельку, встретишься с ним в кафе, не более чем на двадцать минут.
Через месяц отношения между Вассой и ее мужем вроде наладились, но Васса все еще жила у Овчарки. И вот настал день, когда муж Вассы приехал с букетом забирать домой жену и дочку. Овчарка встретила его на пороге.
– Кулон где? – без всяких «здрасте» сказала она.
Валера протянул футляр.
Овчарка скрылась в квартире, потом вышла оттуда, заперла дверь на ключ.
– Что это ты делаешь?
– Запираю двери, не видишь.
– Позови, пожалуйста, Вассу.
– Васса отсюда не выйдет.
– Дай ключи.
– Попробуй отними. Только не советую. Вот что. Ты мне дашь обещание сейчас, что ни разу больше на нее руку не поднимешь. А если сбрехнешь – то у меня разговор будет короткий, у меня, знаешь ли, подруга всего одна. Клянись здоровьем и жизнью своей дочери. Надеюсь, она для тебя что-нибудь значит.
Спустя пять минут Овчарка отперла двери и из квартиры вышла Васса, красивая, в сиреневом костюме, пахнущая духами и улыбающаяся.
– Ты как после курорта, – сказала Овчарка, – вот твой муж, поезжай. А еще отдохнуть от него захочешь, так пожалуйста, приходи. Гляди, – сказала она Вассиному мужу как бы в шутку, – какая у тебя жена, чего тебе еще надо. Ее счастье будет, если ты не изменишься и ничего не усвоишь из того, что я тебе сказала. Просватаем ее без проблем.
Муж Вассы схватил жену за руку и скатился вниз по лестнице как ошпаренный. Овчарка захохотала и вернулась в квартиру.
Они вспоминали, вспоминали этот случай, смеясь по обыкновению, а потом заснули.
Когда они проснулись наутро, дождь по-прежнему барабанил по стеклу. Овчарка долго лежала в постели, потому что на холод вылезать было неохота. В конце концов, если бы не зов природы, она бы так и провалялась весь день. Вассы не было. Овчарка натянула джинсы, штормовку и побежала под дождем за огород в сортир. Когда она вернулась, повесила штормовку на спинку стула и завалилась обратно в постель, явилась Васса с красным пакетом в руках.
– Я ходила в турбюро, экскурсию на гору с маяком отменили, потому что ливень. Деньги мне вернули.
– Ну вот, – огорчилась Овчарка, – в комнате сидеть можно было и в Москве.
– Только что прибыл катер с десятью эмчеэсовцами. Ты помнишь «Лорелею»?
– Какую еще «Лорелею»?
– Тайфун «Лорелея».
– Так ведь говорили, что он рассыплется в море.
– Не рассыпался. И даже идет сюда. В Мурманске ночью сегодня деревья повалил, посрывал крыши. Говорят, жертв нет. Так что этот дождь неспроста. Вон и наша хозяйка говорит, что здесь в августе такого отродясь не было. Ты бы поглядела, что там с морем творится. Эти эмчеэсовцы все прибыли зеленые. Говорят, в море больше никто не выйдет сегодня.
Овчарка вскочила на кровати и в восторге запрыгала по ней в одной футболке и трусах:
– Тайфун! Вот здорово! Не может быть, чтоб мне так повезло! Я на острове, и сюда прет тайфун! – Пружины жалобно стонали.
– Вряд ли тут есть что-то здоровское, – сказала Васса и поставила сохнуть на пол раскрытый зонтик. – Если тайфун досюда дойдет, то все разнесет в щепки. Здесь почти все дома деревянные. Эти из МЧС говорят, что, если он придет все-таки, придется всех прятать в катакомбах под монастырем. Они уже пошли к монахам договариваться. Овчарка, когда мы отсюда съедем, нам придется оплатить новый диван. Наш бюджет этого не выдержит.
Тут Овчарка перестала прыгать, потому что ей в голову пришла тревожная мысль.
– А что, есть вероятность, что тайфун не дойдет досюда?
– Есть. По радио сказали, что он набрал силу и вряд ли рассыплется теперь. Просто он может обойти остров стороной.
– Ой, хоть бы не обошел!
Они отправились на кухню. Хозяйка раздобрилась, дала им к чаю пирогов с грибами. Она все время охала:
– Всю жизнь прожила тут, и вот тебе – буря идет! Это все отчего? Шибко все стали умные, ракеты запускают, за границей детей без матери, говорят, уже могут родить. А Бог вот и показывает нам, что не такие уж мы и шибко умные. Вот и послал напасть! Только если что, вместе с грешниками ведь и безгрешные пропадут. Я вот, к примеру, чем виновата? – Оказалось, что старушка уже сложила в узел чистое белье, свои золотые сережки и два кольца, две тысячи рублей денег, пенсионное удостоверение, ветеранское, паспорт, старую икону Богородицы и положила узел при входе, чтоб в случае чего схватить и бежать. Овчаркины восторги она не одобрила: – Все равно что малый ребенок глупый. Тебе все развлеченье. А у нас всех одна только жизнь, и та у Бога в руках.
Овчарка после завтрака пошла на причал поглядеть погоду. Замерзшая Васса сказала, что останется дома. Овчарка прихватила с собой Вассин зонтик, но скоро его закрыла – ветер вывертывал его наизнанку, почти вырывал из рук. Дождь хлестал по лицу, и Овчарка натянула по самые глаза штормовку и шла глядя не вперед, а под ноги. Море почернело. На причале привязанные лодочки прыгали как пенопластовые.
«Похоже, будет», – подумала взволнованно Овчарка.
На причале она встретила все того же матроса со «Святителя Николая». Неподалеку трудники относили в сарай подальше от моря свежий тес, который сгрузили вчера с баржи. Матрос им помогал. Наконец они все перетаскали. Они накрыли тес рубероидом, прижали его аккуратно кирпичами и закрыли сарай на большой замок.
«Пустое дело, если «Лорелея» придет, – сарайчик почти у самой воды», – подумала Овчарка.
Она поздоровалась с матросом и спросила почему-то про коричневую сумку Шуры Каретной. Матросу было не до сумки. Овчарку это тоже не должно вроде бы занимать. Но почему-то занимало.
– Какая сумка? – спросил он.
Овчарка напомнила какая.
– А, так Аслан ее еще сегодня утром отдал, – сказал матрос, морщась от дождя, который колотил его по лицу.
– Кому?
– Ну, Шуре этой, как ее там, Каретовой. Пришла в белом такая, сказала, что это ее.
– А это точно Каретная была?
– С чего ей врать? Я-то саму ее не видел – я эмчеэсовцев тогда еще вез. Ну, Аслан, как я его и учил, спросил, какая именно сумка. Она и сказала, мол, такая-то. Даже сказала, что там ручка одна немного надорвана. Все чин чином. Мы в сумку эту даже не заглядывали. Если эта Каретная чего и недосчиталась, так это не мы виноваты. – Он вытащил из кармана мокрый платок и стал вытирать лицо. – А ты что, козу прикупила?
Овчарка обернулась и выругалась про себя – на причале у нее за спиной стояла вчерашняя коза. Она все время мемекала.
– Вот привязалась! – рассердилась она. – Чего ей надо от меня, не пойму. Чего орешь, дура?
– Доить просит – вон вымя какое. Доить умеешь?
– Нет. – Овчарка чувствовала себя полной идиоткой.
– Ну ничего, научишься, – хохотнул парень и пошел к трудникам.
Овчарка увидела, что палатка, где работал Аслан, закрыта, тенты рядом с ней для любителей попить пиво на дорожку убраны, как и два пластмассовых столика. Она попыталась спрятаться от козы за палаткой, но та ее мгновенно отыскала. Овчарка дошла до магазина на площади. На улице было пустынно – полудикие коты и бродячие собаки попрятались кто куда, людей ей тоже встретилось по дороге немного. Овчарка купила сосисок и порошковое пюре – на обед, чтоб больше не выходить сегодня им с Вассой на ливень. Ей хотелось сырных чипсов, без которых она в Москве и дня не могла прожить. Но в магазине их не было. Овчарка зашла даже в столовую, но и там их не оказалось. Она отправилась домой, ворча:
– Нет, этот остров меня доконает! Здесь нет сырных чипсов! Здесь гуляют сумасшедшие козы! Если здесь еще и тайфуна не будет, я улечу ближайшим кукурузником! Эй, ты, – обратилась она к козе, – я тебя доить не буду, даже не надейся! Не умею и не хочу! Иди к своей хозяйке, она тебя, наверное, заждалась.
Вернувшись домой, она спросила старуху хозяйку, не знает ли она, чья это коза.
– У нее ошейник и бубенчик, она точно не бесхозная.
Старушка, выглянув в окно, долго смотрела на мокрую козу и сказала:
– Что-то не видела я ни у кого такой. Подоить бы ее надо, чего мучить-то. Доить умеешь?
– Нет, – сквозь зубы процедила Овчарка, ругаясь про себя.
– Ну, это дело простое, научу.
Козу отвели в сарай в огороде. Принесли ведерко.
– Вымя сперва вымыть надо и вытереть насухо. А перед дойкой-то что-нибудь вкусное дать, – учила старушка.
Она сунула козе морковку. У Овчарки дело сразу пошло на лад. Теперь коза стояла спокойно. Старушка держала козу за ошейник. Васса стояла в дверях и издевалась:
– Ты свой талант в землю зарыла. Тебе надо в доярки было идти. Ой, пойду возьму фотик. Не каждый день такое увидишь. Вот нащелкаю компроматов!
Она убежала и вернулась с «мыльницей». Когда сверкнула вспышка, коза вырвалась от старухи и пошла нарезать круги по сараю, мекая дурным голосом и все сшибая на своем пути: ведра, грабли, старушку. В конце концов она выскочила из сарая. В сарае царил полный разгром. Овчарка помогла старушке подняться. Старушка заковыляла к выходу, Васса бормотала извинения. Ведерко с молоко чудом осталось в целости. Выйдя, старуха увидела, что коза топчется на свекольной грядке и ест ботву.
– Ой, гони, гони! – закричала она. – Все ж пожрет!
Васса, которая чувствовала себя виноватой, вооружилась прутиком и выгнала козу за забор.
– Догадалась, – ворчала Овчарка Вассе, неся ведерко к дому, – ты б еще петарду взорвала!
– Я не знала. У меня вспышка очень редко срабатывает.
Они пообедали. Хотя было всего три часа дня, небо вдруг почернело, словно наступили сумерки. Дождь не переставал. Хотели зажечь счет, но выяснилось, что электричество отключили. А потом в поселке завыли собаки. Все, как по команде. Хозяйка закрестилась, Овчарке тоже стало не по себе.
– Чего это они, – тихо сказала она Вассе, – может, тайфун чуют?
– Наверняка. Жаль, радио не работает.
– Да тут и без радио все понятно. День, а темно как ночью. Слушай, может, козу в сарай пустить?
– Ага, я так и знала, что ты к ней неравнодушна.
– Да ну тебя! Мокнет она, жалко ее, живое существо все-таки.
Тут кто-то так громко в дверь забарабанил, что все подскочили. Это оказалась соседка хозяйки. Всклокоченная и мокрая.
– Евсевна, что делается-то! На Тамарином причале человека убили до смерти! Кровищи! Правильно говорят, беда одна не приходит.
Овчарка, которая тоже вышла на крыльцо, спросила:
– А кого убили?
– А я знаю? Черного какого-то.
– А где этот Тамарин причал? – не отставала Овчарка.
– Да почитай через дорогу, в двух шагах, вон с ангаром рядом. Вот, попомни мои слова: пришла беда – отворяй ворота. Сегодня его зарезали, а завтра нас!
– Да кому мы нужны-то, – возразила ей хозяйка, – мы ж не черные какие-нибудь, плохих дел не делали. Да и брать с нас ничего не возьмешь.
– Да сейчас за рубль зарежут и не задумаются!
Они еще долго стояли в дверях.
Овчарка побежала в комнату и стала спешно натягивать кроссовки.
– Одевайся и ты, – сказала она Вассе, – пойдем на причал, посмотрим.
Когда они выходили, старухи все болтали и согревались на кухне самогоночкой.
По тропинке они дошли до старого рассохшегося ангара для гидросамолетов, построенного еще при совке. У обеих кроссовки были мокрые насквозь, джинсы – по колено в грязи. Собаки продолжали выть. Темные дома без единого огонька грустно мокли под дождем. На Тамарином причале возле милицейского газика толпилось человек десять, и среди них Оварка заметила вездесущую Грушу с диктофоном. Ей никто не желал разъяснять, что же все-таки произошло, Мент, очень хмурый, в плащ-палатке, разговаривал с двумя эмчеэсовцами. У тех тоже лица были проблемнее некуда. Всем троим явно не слишком нравилось, что преступность на Бабьем острове уже не нулевая. Овчарка огорчилась, что пришла позже Груши. «Тоже мне героический журналист», – подумала она.
Эмчеэсовцы прикрыли тело рогожкой. Убитый лежал на боку, скрючившись, а кровь если и была, то ливень ее давно смыл. Рядом, прямо на досках причала, сидел какой-то оборванный мужик в черной шапочке-чеченке, уткнув лицо себе в колени. Овчарка слушала разговоры вокруг.
– Слушай, как это Аслан в катавасии такой оказался. Такой ведь мужик спокойный был и не пил.
– Теперь Богу рассказывает, какой он спокойный… Да не он ведь первый начал. Этот накирялся до чертей и полез. Я видел. Нарывался прямо. Ты глянь, он и теперь-то ничего не соображает. Обыкновенное дело…
– Какое там обыкновенное. Ну для Большой земли обыкновенное… Это там по пьяни все друг друга, как кур, режут… А я тут вот тридцать лет как живу, ничего такого не помню.
– Здесь самый страшный зверь – комар. Я уже вся чешусь. А ты?
– И я. Мы правильно сделали, что сюда приехали. Этот остров действительно особенный.
Когда они вернулись домой, было совсем темно. Вместе с темнотой пришел дождь. Полил сразу и очень сильно. Они шли по поселку, а коза как привязанная бежала за ними. Какой-то мальчишка на велике дурашливо замемекал им вслед. Овчарка рассердилась. Васса долго стучала в дверь. Наконец пришаркала старуха, скинула крючок и спросила, чего им надо. Васса сказала, что они тут живут.
– Если эта склерозная бабка нас не вспомнит, придется идти на берег и ночевать под какой-нибудь лодкой. Я бы в общем-то не прочь, но только в хорошую погоду, – сказала Овчарка.
Однако их узнали, и впустили, и даже напоили чаем. За окном лило как из ведра. Подруги разделись, намазались одеколоном, чтоб не чесались комариные укусы, и улеглись. Они долго лежали молча. Наконец Овчарка сказала:
– Холод жуткий. Согреться не могу.
– Ага. У меня ноги ледяные.
– Послушай, давай сверху куртки положим и еще какое-нибудь барахло. Теплее будет.
– Давай.
Они вылезли из кроватей и, ступая на цыпочках по холодному полу, направились к своим сумкам. Они навалили поверх одеял все, что можно, и легли опять. Овчарка грела свои ступни руками.
– Вот будет хорошо, если тут крыша протекает.
– Вполне возможно. Дождь сильный, а домик древний, – сказала Васса в темноте.
– Ты умеешь поднять настроение. А что твои знакомые говорили о здешней погоде?
– Ну, что иногда в августе здесь бывает дождь.
– Твои знакомые, наверное, как маленькие детки, слова все время путают. Вот и в твоем случае надо было сказать «всегда», а они сказали «иногда». Чего ж их винить, эти два слова очень похожи.
– Кончай издеваться, – сказала Васса, и они снова надолго замолчали.
Потом Овчарка спросила:
– Ты о чем думаешь?
– Да ни о чем.
– Ври больше. О Москве ты думаешь. И о своем разводе. А мы ведь договорились – никаких грустных мыслей в ближайшие три недели.
Васса печально усмехнулась:
– Я не думаю. Оно само думается. Мыслям не прикажешь – лезут ведь в голову, и все.
– Не печалься. Вот увидишь, я тебе помогу.
– Ох, Овчарка, ты если бы все знала, может, со мной и разговаривать в жизни больше не стала бы. Он, Валерка, про меня знаешь что всем рассказывает? Скоро на улицу нельзя выйти будет. На работе и то все шепчутся. И в том, что он говорит, – не только одни враки.
– Что это я знать должна, скажи на милость? Ты с ним сколько прожила?
– Пять лет.
– Стало быть, он тебя знает лет шесть-семь, да?
– Ну и что?
– А я с тобой знакома больше восемнадцати лет. Срок?
– Срок, – согласилась Васса.
– А я тебя уж знаю ой-ой-ой как. И кого я послушаю – твоего дурацкого мужа или себя, по-твоему?
– Не знаю, Овчарка.
– Иди ты! Хуже нет, когда мужик треплется. Как худая баба на лавке у подъезда. Я бы постыдилась. А что в офисе твоем болтают – так им там тоже делать нечего. Распустила. Вернешься – загрузи их работой по самое не балуйся – они и минутки свободной не найдут, чтобы рот открыть. Ты ведь там босс, хозяин-барин, черт побери! А с твоим я поговорю. Он ведь меня боится. Помнишь, как я его остудила тогда, а? Что бы ты без меня делала?
– Как такое забудешь?
Года три назад Васса сильно разругалась с мужем, он влепил ей оплеуху, и Васса, прихватив Катьку, переехала на время к Овчарке. На звонки по совету подруги она не отвечала. Прошла неделя, и муж Вассы заявился к Овчарке на работу. Овчарке позвонили с вахты, сказали, что к ней просится мужчина, звать его так-то. Овчарка ответила, чтобы его не пускали ни под каким видом. Когда вечером Овчарка вышла из офиса, то увидела, что муж Вассы трется за турникетом, ожидая ее.
– Вот настырный, – рассердилась Овчарка, – такое упорство бы на благую цель.
Она ретировалась и зашла в комнатку охраны на первом этаже. Охранники Овчарку знали. Овчарка сказала, что там приперся ее бывший, а ей неохота его видеть. Парни предложили пойти и выставить его так, чтобы он башкой посчитал ступени.
– Нет, – сказала Овчарка, – пока не надо. Вот можно я у вас из окна вылезу?
– Десять баксов – одно вылезание из окна, – пошутили парни.
Овчарка таким образом избежала встречи с мужем Вассы. Она пришла домой, рассказала обо всем подруге.
– Долго он такой блокады не выдержит, прикопается не сегодня, так завтра. Надо тебе с ним поговорить. Раскаялся мужик, это видно. Вот ты только скажи: он тебе нужен?
Васса подумала, подняла глаза на Овчарку:
– Нужен.
– Ну, тогда нет вопросов. Только мы его еще чуть-чуть помурыжим, в воспитательных целях. На звонки по-прежнему не отвечать. Из дома тоже не выходи, Катьку из сада я, как обычно, сама заберу. А через два-три дня коротенько по телефону с ним поговоришь. У тебя синяк на скуле прошел?
– Давно.
– Так вот, скажешь, что пока с ним встретиться не можешь, потому что у тебя челюсть еще не срослась. И скажи, что ты подумываешь о том, чтобы в суд подать за тяжкие телесные повреждения. И что мы с тобой твою травму освидетельствовали, а результаты освидетельствования этого у меня в надежном месте спрятаны. Тут блеф не повредит. И я, пожалуй, их уничтожу, если он тебе за эти все терзания подарит большой бриллиантовый кулон. За моральный ущерб. Пусть потратится, он ведь у нас богатый.
– Овчарка, не смешно!
– Делай, как я говорю. Потом, еще через недельку, встретишься с ним в кафе, не более чем на двадцать минут.
Через месяц отношения между Вассой и ее мужем вроде наладились, но Васса все еще жила у Овчарки. И вот настал день, когда муж Вассы приехал с букетом забирать домой жену и дочку. Овчарка встретила его на пороге.
– Кулон где? – без всяких «здрасте» сказала она.
Валера протянул футляр.
Овчарка скрылась в квартире, потом вышла оттуда, заперла дверь на ключ.
– Что это ты делаешь?
– Запираю двери, не видишь.
– Позови, пожалуйста, Вассу.
– Васса отсюда не выйдет.
– Дай ключи.
– Попробуй отними. Только не советую. Вот что. Ты мне дашь обещание сейчас, что ни разу больше на нее руку не поднимешь. А если сбрехнешь – то у меня разговор будет короткий, у меня, знаешь ли, подруга всего одна. Клянись здоровьем и жизнью своей дочери. Надеюсь, она для тебя что-нибудь значит.
Спустя пять минут Овчарка отперла двери и из квартиры вышла Васса, красивая, в сиреневом костюме, пахнущая духами и улыбающаяся.
– Ты как после курорта, – сказала Овчарка, – вот твой муж, поезжай. А еще отдохнуть от него захочешь, так пожалуйста, приходи. Гляди, – сказала она Вассиному мужу как бы в шутку, – какая у тебя жена, чего тебе еще надо. Ее счастье будет, если ты не изменишься и ничего не усвоишь из того, что я тебе сказала. Просватаем ее без проблем.
Муж Вассы схватил жену за руку и скатился вниз по лестнице как ошпаренный. Овчарка захохотала и вернулась в квартиру.
Они вспоминали, вспоминали этот случай, смеясь по обыкновению, а потом заснули.
Когда они проснулись наутро, дождь по-прежнему барабанил по стеклу. Овчарка долго лежала в постели, потому что на холод вылезать было неохота. В конце концов, если бы не зов природы, она бы так и провалялась весь день. Вассы не было. Овчарка натянула джинсы, штормовку и побежала под дождем за огород в сортир. Когда она вернулась, повесила штормовку на спинку стула и завалилась обратно в постель, явилась Васса с красным пакетом в руках.
– Я ходила в турбюро, экскурсию на гору с маяком отменили, потому что ливень. Деньги мне вернули.
– Ну вот, – огорчилась Овчарка, – в комнате сидеть можно было и в Москве.
– Только что прибыл катер с десятью эмчеэсовцами. Ты помнишь «Лорелею»?
– Какую еще «Лорелею»?
– Тайфун «Лорелея».
– Так ведь говорили, что он рассыплется в море.
– Не рассыпался. И даже идет сюда. В Мурманске ночью сегодня деревья повалил, посрывал крыши. Говорят, жертв нет. Так что этот дождь неспроста. Вон и наша хозяйка говорит, что здесь в августе такого отродясь не было. Ты бы поглядела, что там с морем творится. Эти эмчеэсовцы все прибыли зеленые. Говорят, в море больше никто не выйдет сегодня.
Овчарка вскочила на кровати и в восторге запрыгала по ней в одной футболке и трусах:
– Тайфун! Вот здорово! Не может быть, чтоб мне так повезло! Я на острове, и сюда прет тайфун! – Пружины жалобно стонали.
– Вряд ли тут есть что-то здоровское, – сказала Васса и поставила сохнуть на пол раскрытый зонтик. – Если тайфун досюда дойдет, то все разнесет в щепки. Здесь почти все дома деревянные. Эти из МЧС говорят, что, если он придет все-таки, придется всех прятать в катакомбах под монастырем. Они уже пошли к монахам договариваться. Овчарка, когда мы отсюда съедем, нам придется оплатить новый диван. Наш бюджет этого не выдержит.
Тут Овчарка перестала прыгать, потому что ей в голову пришла тревожная мысль.
– А что, есть вероятность, что тайфун не дойдет досюда?
– Есть. По радио сказали, что он набрал силу и вряд ли рассыплется теперь. Просто он может обойти остров стороной.
– Ой, хоть бы не обошел!
Они отправились на кухню. Хозяйка раздобрилась, дала им к чаю пирогов с грибами. Она все время охала:
– Всю жизнь прожила тут, и вот тебе – буря идет! Это все отчего? Шибко все стали умные, ракеты запускают, за границей детей без матери, говорят, уже могут родить. А Бог вот и показывает нам, что не такие уж мы и шибко умные. Вот и послал напасть! Только если что, вместе с грешниками ведь и безгрешные пропадут. Я вот, к примеру, чем виновата? – Оказалось, что старушка уже сложила в узел чистое белье, свои золотые сережки и два кольца, две тысячи рублей денег, пенсионное удостоверение, ветеранское, паспорт, старую икону Богородицы и положила узел при входе, чтоб в случае чего схватить и бежать. Овчаркины восторги она не одобрила: – Все равно что малый ребенок глупый. Тебе все развлеченье. А у нас всех одна только жизнь, и та у Бога в руках.
Овчарка после завтрака пошла на причал поглядеть погоду. Замерзшая Васса сказала, что останется дома. Овчарка прихватила с собой Вассин зонтик, но скоро его закрыла – ветер вывертывал его наизнанку, почти вырывал из рук. Дождь хлестал по лицу, и Овчарка натянула по самые глаза штормовку и шла глядя не вперед, а под ноги. Море почернело. На причале привязанные лодочки прыгали как пенопластовые.
«Похоже, будет», – подумала взволнованно Овчарка.
На причале она встретила все того же матроса со «Святителя Николая». Неподалеку трудники относили в сарай подальше от моря свежий тес, который сгрузили вчера с баржи. Матрос им помогал. Наконец они все перетаскали. Они накрыли тес рубероидом, прижали его аккуратно кирпичами и закрыли сарай на большой замок.
«Пустое дело, если «Лорелея» придет, – сарайчик почти у самой воды», – подумала Овчарка.
Она поздоровалась с матросом и спросила почему-то про коричневую сумку Шуры Каретной. Матросу было не до сумки. Овчарку это тоже не должно вроде бы занимать. Но почему-то занимало.
– Какая сумка? – спросил он.
Овчарка напомнила какая.
– А, так Аслан ее еще сегодня утром отдал, – сказал матрос, морщась от дождя, который колотил его по лицу.
– Кому?
– Ну, Шуре этой, как ее там, Каретовой. Пришла в белом такая, сказала, что это ее.
– А это точно Каретная была?
– С чего ей врать? Я-то саму ее не видел – я эмчеэсовцев тогда еще вез. Ну, Аслан, как я его и учил, спросил, какая именно сумка. Она и сказала, мол, такая-то. Даже сказала, что там ручка одна немного надорвана. Все чин чином. Мы в сумку эту даже не заглядывали. Если эта Каретная чего и недосчиталась, так это не мы виноваты. – Он вытащил из кармана мокрый платок и стал вытирать лицо. – А ты что, козу прикупила?
Овчарка обернулась и выругалась про себя – на причале у нее за спиной стояла вчерашняя коза. Она все время мемекала.
– Вот привязалась! – рассердилась она. – Чего ей надо от меня, не пойму. Чего орешь, дура?
– Доить просит – вон вымя какое. Доить умеешь?
– Нет. – Овчарка чувствовала себя полной идиоткой.
– Ну ничего, научишься, – хохотнул парень и пошел к трудникам.
Овчарка увидела, что палатка, где работал Аслан, закрыта, тенты рядом с ней для любителей попить пиво на дорожку убраны, как и два пластмассовых столика. Она попыталась спрятаться от козы за палаткой, но та ее мгновенно отыскала. Овчарка дошла до магазина на площади. На улице было пустынно – полудикие коты и бродячие собаки попрятались кто куда, людей ей тоже встретилось по дороге немного. Овчарка купила сосисок и порошковое пюре – на обед, чтоб больше не выходить сегодня им с Вассой на ливень. Ей хотелось сырных чипсов, без которых она в Москве и дня не могла прожить. Но в магазине их не было. Овчарка зашла даже в столовую, но и там их не оказалось. Она отправилась домой, ворча:
– Нет, этот остров меня доконает! Здесь нет сырных чипсов! Здесь гуляют сумасшедшие козы! Если здесь еще и тайфуна не будет, я улечу ближайшим кукурузником! Эй, ты, – обратилась она к козе, – я тебя доить не буду, даже не надейся! Не умею и не хочу! Иди к своей хозяйке, она тебя, наверное, заждалась.
Вернувшись домой, она спросила старуху хозяйку, не знает ли она, чья это коза.
– У нее ошейник и бубенчик, она точно не бесхозная.
Старушка, выглянув в окно, долго смотрела на мокрую козу и сказала:
– Что-то не видела я ни у кого такой. Подоить бы ее надо, чего мучить-то. Доить умеешь?
– Нет, – сквозь зубы процедила Овчарка, ругаясь про себя.
– Ну, это дело простое, научу.
Козу отвели в сарай в огороде. Принесли ведерко.
– Вымя сперва вымыть надо и вытереть насухо. А перед дойкой-то что-нибудь вкусное дать, – учила старушка.
Она сунула козе морковку. У Овчарки дело сразу пошло на лад. Теперь коза стояла спокойно. Старушка держала козу за ошейник. Васса стояла в дверях и издевалась:
– Ты свой талант в землю зарыла. Тебе надо в доярки было идти. Ой, пойду возьму фотик. Не каждый день такое увидишь. Вот нащелкаю компроматов!
Она убежала и вернулась с «мыльницей». Когда сверкнула вспышка, коза вырвалась от старухи и пошла нарезать круги по сараю, мекая дурным голосом и все сшибая на своем пути: ведра, грабли, старушку. В конце концов она выскочила из сарая. В сарае царил полный разгром. Овчарка помогла старушке подняться. Старушка заковыляла к выходу, Васса бормотала извинения. Ведерко с молоко чудом осталось в целости. Выйдя, старуха увидела, что коза топчется на свекольной грядке и ест ботву.
– Ой, гони, гони! – закричала она. – Все ж пожрет!
Васса, которая чувствовала себя виноватой, вооружилась прутиком и выгнала козу за забор.
– Догадалась, – ворчала Овчарка Вассе, неся ведерко к дому, – ты б еще петарду взорвала!
– Я не знала. У меня вспышка очень редко срабатывает.
Они пообедали. Хотя было всего три часа дня, небо вдруг почернело, словно наступили сумерки. Дождь не переставал. Хотели зажечь счет, но выяснилось, что электричество отключили. А потом в поселке завыли собаки. Все, как по команде. Хозяйка закрестилась, Овчарке тоже стало не по себе.
– Чего это они, – тихо сказала она Вассе, – может, тайфун чуют?
– Наверняка. Жаль, радио не работает.
– Да тут и без радио все понятно. День, а темно как ночью. Слушай, может, козу в сарай пустить?
– Ага, я так и знала, что ты к ней неравнодушна.
– Да ну тебя! Мокнет она, жалко ее, живое существо все-таки.
Тут кто-то так громко в дверь забарабанил, что все подскочили. Это оказалась соседка хозяйки. Всклокоченная и мокрая.
– Евсевна, что делается-то! На Тамарином причале человека убили до смерти! Кровищи! Правильно говорят, беда одна не приходит.
Овчарка, которая тоже вышла на крыльцо, спросила:
– А кого убили?
– А я знаю? Черного какого-то.
– А где этот Тамарин причал? – не отставала Овчарка.
– Да почитай через дорогу, в двух шагах, вон с ангаром рядом. Вот, попомни мои слова: пришла беда – отворяй ворота. Сегодня его зарезали, а завтра нас!
– Да кому мы нужны-то, – возразила ей хозяйка, – мы ж не черные какие-нибудь, плохих дел не делали. Да и брать с нас ничего не возьмешь.
– Да сейчас за рубль зарежут и не задумаются!
Они еще долго стояли в дверях.
Овчарка побежала в комнату и стала спешно натягивать кроссовки.
– Одевайся и ты, – сказала она Вассе, – пойдем на причал, посмотрим.
Когда они выходили, старухи все болтали и согревались на кухне самогоночкой.
По тропинке они дошли до старого рассохшегося ангара для гидросамолетов, построенного еще при совке. У обеих кроссовки были мокрые насквозь, джинсы – по колено в грязи. Собаки продолжали выть. Темные дома без единого огонька грустно мокли под дождем. На Тамарином причале возле милицейского газика толпилось человек десять, и среди них Оварка заметила вездесущую Грушу с диктофоном. Ей никто не желал разъяснять, что же все-таки произошло, Мент, очень хмурый, в плащ-палатке, разговаривал с двумя эмчеэсовцами. У тех тоже лица были проблемнее некуда. Всем троим явно не слишком нравилось, что преступность на Бабьем острове уже не нулевая. Овчарка огорчилась, что пришла позже Груши. «Тоже мне героический журналист», – подумала она.
Эмчеэсовцы прикрыли тело рогожкой. Убитый лежал на боку, скрючившись, а кровь если и была, то ливень ее давно смыл. Рядом, прямо на досках причала, сидел какой-то оборванный мужик в черной шапочке-чеченке, уткнув лицо себе в колени. Овчарка слушала разговоры вокруг.
– Слушай, как это Аслан в катавасии такой оказался. Такой ведь мужик спокойный был и не пил.
– Теперь Богу рассказывает, какой он спокойный… Да не он ведь первый начал. Этот накирялся до чертей и полез. Я видел. Нарывался прямо. Ты глянь, он и теперь-то ничего не соображает. Обыкновенное дело…
– Какое там обыкновенное. Ну для Большой земли обыкновенное… Это там по пьяни все друг друга, как кур, режут… А я тут вот тридцать лет как живу, ничего такого не помню.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента