Наталия Ломовская. Сердцевина граната

   – Я заменила тебе мать, да! Я тебя вырастила и, слава богу, вырастила нормальным человеком! А ты хочешь сделать из девочки домашнего зверька, плюшевую кошечку!
   – У Киры плохое здоровье! Если с ней что-то случится – как дальше жить? Мы же будем винить себя в этом! Пусть занимается дома, мы можем себе это позволить.
   – Ты хочешь всю жизнь носить ее на руках? Она не поблагодарит тебя за это потом. Ей нужно привыкать к людям, она и так дикарка, она даже не умеет разговаривать с посторонним человеком! Ей нужно завести друзей!
   Кира все-таки пошла в школу. В дорогой лицей, прославленный, впрочем, не ценами за обучение, а внимательным отношением ко всем ученикам. У Киры появилась подруга, некрасивая толстощекая девочка со скобками на передних зубах, дочь известной и невыносимо вульгарной поп-дивы. Впрочем, достоинства и недостатки матери вряд ли могли сказаться на воспитании дочери. Дива давно уже проживала в Лондоне с очередным мужем, а дочка росла в Петербурге у родителей своего отца. Молодой режиссер, первый, стартовый супруг дивы, обрел популярность только после смерти – те пять картин, что он снял, ерзая в узких штанишках бюджета, внезапно оказались раздерганы на цитаты и кадры, о них писали и говорили. Для девочки Наташи отец давно стал только тенью на белой стене, узнаваемым силуэтом в ядовитом свечении экрана, его участие в Наташиной жизни было подразумеваемо и соизмеримо с тем участием, которое принимает в нашей жизни хороший фильм, или книга, или берущая за душу песня. Все же у нее был отец, она знала его имя. А Кира своего отца не знала. Она носила фамилию матери, даже отчество было дано ей взаймы. Два или три раза она спросила мать – кто ее отец? Где он? Но мать отделывалась сказками – крошечную девочку, удивительно красивую, нашли в сердцевине цветка лилии, она появилась на свет благодаря волшебству. Но этого волшебства Кира не смогла предъявить своей подруге – отлично осведомленной внучке врачей. В двенадцать лет самой увлекательной сказкой кажется жизнь. Время новых сказок приходит позже, вместе с усталостью от жизни. И Кира ушла из школы, откуда ее через час должна была забрать Галина, ушла, оставив сумку с книгами и тетрадями.
   – Я чуть с ума не сошла. Она вернулась домой поздно вечером. Сказала, что гуляла, что была в кино. Думала о жизни. Так и сказала…
   – Вот видите! – следователь обрадовался чересчур уж явно. – В двенадцать лет убегают из школы в кино – на полдня. В двадцать лет прогулки могут быть чуть дольше… Но мы ее найдем. Может быть, какой-то намек отыщется в личных вещах? Какие-то визитные карточки, записные книжки? Мы с вами вместе посмотрим…
   В комнате Киры пахло духами и молодостью. Здесь жила молодая девушка, почти ребенок, в отделке преобладали бело-голубые тона, – огромный белый медведь на голубом покрывале, белая вязаная шаль на спинке стула, невинно-распутные белые домашние туфельки, отороченные голубым пухом.
   Хозяйки не стали мешать Кленову осматриваться – беседовали за дверью, в холле. Следователь уже знал, что домашнее хозяйство вела старшая – никакая домработница, никакая приходящая помощница не переступала порога этого дома. А жаль. Прислуга часто владеет чужими тайнами и охотно ими делится. Но нет, так нет. В комнате Киры не прибирались с момента ее исчезновения. Это правильно. Да и раньше она, по словам Галины, неохотно пускала домашних в светелку. Предпочитала наводить порядок сама.
   Главных сюрпризов Кленов ожидал от огромного секретера, похожего на спящего бегемота. Три ящика, и в каждом может храниться маленькая тайна, которая позволит успокоить несчастную мать и успокоиться следователю. Помимо антикварного бегемота, в комнате стояли кровать, гардероб, туалетный столик с зеркалом и еще какой-то стул-недомерок.
   Гардероб был забит одеждой. Ряды платьев, блузок, юбок… Кленов присвистнул. Все оттенки белого! Белый снег, белые лилии, белая кость… Кира Морозова была помешана на белом цвете и ничего другого не носила. Стиль в одежде тоже выдерживала – никаких брюк, никакого мини. Длинные, струящиеся или узкие, облегающие платья. Туфли – тут же, в ряд на специальных полочках – классические лодочки с более или менее высоким каблуком или без каблука вовсе. Ни шпилек, ни платформ.
   Осмотр туалетного столика ничего не дал. Обычные косметические причиндалы – тоники какие-то, дезодоранты, кремы. Внимание Кленова привлек огромный флакон белого стекла, увенчанный словно бы фигурой ангела или бабочки – кружевные крылья из серебряной проволоки клубились вокруг субтильного тельца неведомого создания. Запах свежести, запах озона после летней грозы, запах разваленного пополам спело-розового арбуза… И еще повеяло страстью – словно рядом с Евгением Эдуардовичем в комнате находилась обнаженная, полная желания и нежности женщина. Кленов даже обернулся – настолько сильной была навеянная запахом фантазия. На духах – этикетка. Крошечная, серебряная. И надпись, одно-единственное слово «Кира». Именные духи? И пониже – «Марк». Что такое «Марк»? Где-то он слышал это название. Очевидно, парфюмерная фирма. Бывшая жена бы с ходу определила, что за Марк такой, это она захлебывалась от счастья, повторяя: «Ланком, Каран, Шанель». Так и «Марк», верно, из той же оперы.
   Стройный дуэт голосов в холле не умолкал. Кленов открыл дверь.
   – Это что? – поинтересовался он у Александры Леонидовны, сунув ей в вялую руку флакон.
   – Не знаю… Духи, наверное, – растерялась она.
   – Да я сам вижу, что духи! Они принадлежали вашей пропавшей дочери?
   – Очевидно, да, если стоят у нее в комнате, – вступила Галина Леонидовна.
   – И она все время пользовалась этими духами?
   Александра осторожно понюхала флакон, точно там мог быть нашатырь или серная кислота.
   – Может быть, последнее время. Раньше я их не видела. Кира могла купить их совсем недавно. Видите, флакон едва почат, значит…
   – Ладно, – прекратил пустой разговор Кленов и снова сунулся в комнату. Духи он на столик не вернул. Прихватил с собой. Они ему понадобятся. Чутье подсказывало – это зацепка, ниточка, это звено цепи, которая приведет его к беглянке.
   Им начал овладевать азарт, знакомый любому следователю – азарт ищейки, идущей по следу. Запах духов, название которых Кленов смог прочитать самостоятельно, остался с ним, повис на кончиках пальцев. Душа Киры, ее ароматная сущность была теперь близка ему, он чувствовал ее, как чувствуют приближение грозы или разнос у начальства.
   Секретер он оставил на сладкое, но тут выяснилась неприятная деталь. Все три ящика были заперты.
   – Она всегда их запирала, – пояснила Александра на его безмолвный вопрос. – С детства. Мы даже никогда не интересовались… У подростка могут быть свои тайны, правда ведь?
   Кленов покрутил головой. Он не знал, могут ли быть у подростка тайны. Сам вырос в питерской коммуналке, где семья Кленовых занимала одну, хоть и большую комнату. Спал на раскладушке за шкафом, уроки делал за обеденным столом. В их семье и во всей коммуналке невозможно было утаить даже такое интимное дело, как поход в туалет.
   Бегемоту пришлось вскрывать пасть с помощью столового ножа. Операция прошла удачно, Кленову удалось отжать замки и ознакомиться с содержимым первого ящика. Журналы. «Мир театра», «Кулисы», даже развратно-глянцевый «Салонные истории», который у понимающих людей давно уже именовался «салонными истериями». Журнальчик, где служители Мельпомены обоих полов самозабвенно предавались нарциссизму, а также публиковались душераздирающие истории их жизней, любовей и в отдельных, особо антикварных случаях – смертей. На нетребовательный взгляд Кленова, читать такой журнал было заведомо бессмысленно. Зачем тебе знать, каков твой кумир в жизни, если его личность представляет собой лишь цепочку отражений более-менее удачных ролей? Так задумавшись, Кленов перебирал журналы, пока сыщицкий инстинкт не подергал его за рукав и не предложил обратить внимание на довольно занятную деталь. В каждом журнале фигурировал один и тот же персонаж, ради которого, очевидно, эти разрозненные фолианты тут и были собраны.
   Диана Юстицкая.
   Она красовалась на обложке «Салонных историй». Породистое, холеное лицо. И помимо броских заголовков, журнал украшал автограф. Витиеватый почерк, черт разберешь. Но несомненная подпись – Юстицкая. «Милой девочке Кире с искренним пожеланием счастливого творческого пути». Вряд ли под творческим путем подразумевается, скажем, проектирование особняков или создание финансовых отчетов. Скорее всего Кира поделилась с кумиром своей мечтой – пойти по ее стопам. Интересно, мать об этом знала?
   Поставив мысленно галочку, Кленов двинулся дальше. Пара учебников по актерскому мастерству – мечты для девочки стали не просто мечтами, она активно претворяла их в жизнь. Несколько книг, в том числе увесистый том Шекспира. Вот интересно, есть ли в доме книги? В гостиной Кленов не заметил ни одной, в холле тоже. Только телефонная. В любом случае, эти книги Кира держала у себя, значит, работала с ними. Собиралась поступить в театральный? Второй и третий ящики картину прояснили и дополнили. Справочник «Образование в Петербурге», ненавязчивые брошюрки для абитуриентов.
   Больше ничего. Ни писем, ни фотографий. Записная книжка – и в ней почти пусто. Сейчас ни к чему записывать телефоны, адреса и дни рождений знакомых на бумаге. Все можно поместить в мобильный телефон. Ее мобильник остался дома. Эта линия сейчас проверяется, быть может, ниточка выведет к беглянке. Для начала стоит уточнить – знакома ли Кира Леонидовна Морозова с Дианой Юстицкой и узнать, в какой институт девушка подала документы, поступила ли?
   – Вы знали, что ваша дочь мечтала стать актрисой?
   – Ваш вопрос поставил меня в тупик, – созналась Александра, немного помолчав. – Я понимаю, это бросит на меня тень… Нет. Кира ни с кем не делилась своими планами. Год назад она поступила на факультет журналистики. С большим энтузиазмом принялась за учебу, но потом все забросила. Просто перестала ходить на лекции, и скоро ее, разумеется, отчислили.
   – Как вы к этому отнеслись?
   – Да никак, – улыбнулась Александра. Улыбка преобразила ее лицо – вспыхнули погасшие глаза, даже румянец появился на скулах. – Она молода, деньги у нас есть, как видите… Кира вольна была выбирать ту профессию, которая придется ей по нраву, а то и вовсе можно не работать…
   – Всю жизнь жить с вами на ваши деньги? – не удержался Кленов.
   – Ну, зачем вы так, – мягко упрекнула Морозова. – Она могла войти в дело, унаследовать его, так сказать. Кира, с ее вкусом, была прирожденным флористом… У меня ведь тоже нет никакого образования, и я также оставила институт на первом курсе. Правда, по другой причине. Потом она вышла бы замуж, посвятила свою жизнь семье, детям…
   Но Александра сказала это так, словно для нее замужество Киры и ее смерть стояли примерно на одной ступени. Кленов понял, что перед ним одна из тех фанатичных матерей, которые видят смысл своей жизни в ребенке и тем чаще всего портят ему его собственную жизнь. Из таких матерей выходят змеи-тещи и стервы-свекрови.
   – Так значит, вам бы не понравилось, если бы Кира выбрала профессию актрисы и попыталась поступить в соответствующий институт? – скучно спросил Кленов. Ответ он знал.
   – Конечно, но я позволила бы все, – уже на истерической нотке высказалась Александра и уткнулась – всхлипывать в платок. – Она всегда интересовалась театром… Но все знали – Кира не создана для сцены.
   – Почему?
   – Если Киру что-то пугало или расстраивало, она теряла голос. Могла молчать день, два, три. Мы водили ее к врачам. Все говорили в один голос, что девочка очень ранима и впечатлительна, что на этом фоне у нее может развиваться временная афония.
   Кленов мало что понимал, но на всякий случай кивнул.

Глава 4

Гелиос

   Диана Юстицкая приняла Кленова в своей гримерной после утреннего спектакля. Кленов на спектакле честно отсидел, даже цветов для звезды принес! На такой букет ушла бы половина его зарплаты, но он достался ему даром.
   Едва только обмолвился о том, что пойдет к актрисе Юстицкой, порасспросит о Кире, Александра Леонидовна вручила ему свою визитную карточку и черкнула на обороте несколько слов.
   – Зайдете в один из моих магазинов, там вам подберут букет. Она же все-таки актриса, женщина, ей будет приятно получить цветы от такого славного юноши…
   «Славный юноша» прозвучало совсем по-матерински, и это отчего-то покоробило Евгения Эдуардовича. Только потом он узнал – Александра Морозова была не только не старше, но моложе его на полгода. Что же это она, черт возьми, так рано себя в старухи записала?
   Цветочные магазины торговой сети «Деметра» – это, кажется, что-то из мифологии? – разбросаны были по всему городу, и один из них помещался как раз на Октябрьской, неподалеку от скромных апартаментов Кленова. Не раз и не два пробегал он мимо маленького магазинчика, который даже снаружи выглядел уютно, как выстланная шелком шкатулка. В витрине «цвели» ветви яблони и невероятные позолоченные розы, «порхали» радужные райские бабочки. Кленов перешагнул порог магазина и сразу же задохнулся от насыщенного аромата. За первым шоком последовал второй. К нему двигалась нимфа, нимфа в образе девицы сказочной красоты, в воздушном платье цвета морской волны, отороченном белой пеной. Несомненно, она поднялась с морского дна, чтобы посрамить анорексичных красоток, помешанных на диетах, а мимоходом и пленить сердце зазевавшегося следователя Кленова.
   – Чем могу быть полезна? – мелодично вопросила прекрасная океанида.
   У Кленова было слишком много вариантов для ответа, и часть из них смутила бы даже солдата-срочника, потому он вообще воздержался от вербального способа общения. Просто выудил из кармана и ткнул куда-то в облако белой пены картонный прямоугольник, уповая на то, что это именно нужная визитка. Иначе пришлось бы выворачивать перед нимфой карманы, а в них завалялось много лишнего: пакетике презервативом, пара барбарисок, мятые десятки и даже аккуратный кусок туалетной бумаги – на случай оказии.
   Кленову было предложено сесть и подождать, и он безвольно опустился на прохладный кожаный диванчик. Выяснилось, кстати, что нимфа в магазине была не одна – вокруг кружились две ее товарки, одетые в такие же, видимо, форменные костюмы – пышная юбка и строгий френч голубовато-зеленого цвета. Впрочем, нимфы-подружки были наняты, очевидно, только для того, чтобы оттенять красоту первой. Она-то и суетилась за прилавком, заинтересованно поглядывая на Кленова. Евгений Эдуардович порадовался, что именно сегодня вздумал начистить видавшие виды ботинки, а вместо вытянуто-потертой джинсовой сбруи надел костюм. Имелось в виду, разумеется, культурно-массовое мероприятие, посещение театра, но сейчас прикид тоже пришелся ко времени.
   Его несколько задело, что нимфы ни о чем не спрашивают. Он, например, всегда полагал, что самые шикарные цветы – красные розы, и женщине нужно дарить только их. Свою жену, тогда будущую, а теперь бывшую, он, помнится, покорил именно огромным кустом темно-красных роз на длинных стеблях. Стебли были толстые, как бревна, сами розы ничем не пахли, но Вероника все равно была счастлива. Хотя, если припомнить, чем дело кончилось, то, может, красные розы – не такая уж хорошая идея?
   Букет, собранный океанической нимфой, был прекрасен и утончен. Он состоял из бледно-лиловых ирисов и бледно-розовых роз. В нем присутствовала торжественная, дорогостоящая простота. Потрясенный Кленов принял букет на сгиб руки, как младенца, и двинулся к выходу. И ушел бы, не сказав ни слова, если бы не легкий, как запах ирисов, смешок нимф за спиной.
   Евгений Эдуардович повернулся как по команде «кругом», сделал четкую отмашку головой, которая от такого неосторожного обращения немедленно возобновила кружение, и сказал:
   – Спасибо. Как вас зовут?
   – Пожалуйста! Кого? – защебетали нимфы.
   Ему хватило ума не выделять одну из девушек и быть любезным со всеми.
   – Простите меня, юные леди, – прочувственно обратился он к нимфам. – Я, правду сказать, несколько отвык от общества прекрасных дам. Позвольте представиться – Кленов Евгений. Живу неподалеку, но к вам зашел в первый раз. Теперь знаю дорогу. Позволите узнать ваши имена?
   Второстепенные нимфы назвались Олей и Ритой. Главная откликалась на имя Наташа.
   Букет, видимо, и в самом деле был собран по неведомым правилам комильфо, потому что Юстицкая приняла его с благодарной улыбкой. Впрочем, может быть, она сама была чересчур комильфо для того, чтобы отшвырнуть его не глядя в кучу цветов, принесенных поклонниками?
   После краткого периода расшаркиваний и реверансов следователь Кленов перешел к делу. Тут его ждало печальное разочарование – Диана Юстицкая Киру не помнила.
   – Они часто приходят, – поделилась она с Евгением Эдуардовичем. – Девочки, которым хочется шагнуть на сцену. Я благословляю их, ведь они этого ждут. На самом деле никому, никому из них не пожелаю подобной судьбы.
   Кленов подивился про себя – надо же, еще чем-то и недовольна! Интересно, кстати, сколько ей лет? Юстицкая сияет, как настоящая звезда – ухоженные кожа и волосы, блестят глаза, и все это озаряется свечением дорогих камушков – в ушах и на пальцах. И чем ей не нравится «подобная судьба»?
   Кленов решил времени не терять и, спустившись в сырую пасть метрополитена, через четверть часа уже шел по Моховой – к зданию Академии театрального искусства. Перед входом он замедлил шаг, достал из бумажника фотографию Киры Морозовой, вгляделся. Пожалуй, слишком она бледная и худая, чтобы считаться красавицей… Но глаза, глаза!
   В холле было тихо и прохладно. Из стеклянной будочки не бультерьер-охранник выглядывал – выглядывала хрупкая старушка, божий одуванчик в кружевном воротничке, в седеньких мелких кудряшках.
   – Вы куда, молодой человек?
   Кленов продемонстрировал «одуванчику» удостоверение и прошествовал на второй этаж, где и имел место быть деканат. Он без труда обнаружил доску объявлений. Список фамилий поступивших – счастливый мартиролог! Каменщикова, Монаков, Морозова… Итак, Кира действительно побывала здесь незадолго до своего исчезновения, да и раньше заглядывала. И ей удалось поступить! Надо же…
   – Вам кого? – поинтересовалась длинноногая дама, похожая на птицу-секретаря. Птица выпорхнула из дверей деканата и смотрела на Кленова с птичьим интересом. Кленов показал удостоверение. Птица вспорхнула, защебетала и указала Евгению Эдуардовичу на двери, за которыми, по ее словам, помещался Великий и Ужасный, Заслуженный и Народный мастер курса Злотников. Именно к нему на растерзание и поступила маменькина дочка Кира Морозова. И тут следовало бы за нее опасаться. Злотников, безусловно знакомый Кленову по многочисленным фильмам, где он сначала специализировался на ролях отважных юнг и лихих гусаров, а после, постарев и располнев, начал играть благородных отцов. По физиономии он истинный бабник, отметил про себя Кленов. Ни одной не пропустит.
   – Как же, как же, – рокочущим, роскошным басом произнес Злотников. – Кира Морозова… Будет прок, полагаю. А что случилось? Она что-то натворила? Такая, знаете, эксцентричная особа, м-да…
   «Масленые твои зенки», – подумал Кленов. Но вслух сказал коротко и ясно:
   – Да нет, ничего.

Деметра и Зевс

   – Ты должен мне помочь, – сказала Александра вместо приветствия.
   – Во-первых, добрый день, – ответил Краснов. Как всегда – спокоен, корректен, сдержан. Кажется, ничто не может возмутить этого олимпийского спокойствия. Даже несанкционированное появление персоны нон-грата в его кабинете. Дубовые панели глушат звук, под ногами – мягкий, благородного синего тона ковер. Сам хозяин сидит за монументальным, похожим на надгробие письменным столом и пялится в монитор. Александре подумалось: интересно, сидел ли он там до моего шумного появления в приемной, или уселся только теперь, чтобы продемонстрировать – я отвлекаю важного человека от важной работы! Вряд ли мне когда-нибудь удастся загнать его в угол. Всякий раз после разговора с ним оставалось странное ощущение – словно я пыталась поймать шилом шарик ртути. Его глаза похожи на ртуть. Холодноватое, металлическое серое свечение. Это – глаза моей дочери.
   – Добрый день.
   В который раз Александра сдалась и приняла его правила игры.
   – Не желаешь присесть?
   Села. Совершенно неудобное для Александры кресло. Слишком мягкое, и чтобы встать с него, понадобятся некоторые усилия. Слишком уютное. В ее бедной голове сразу началось легкое кружение.
   – Чай, кофе? Сок? Может быть, выпьешь чуть-чуть? Я вижу, ты расстроена.
   – Кофе. С коньяком.
   Александра никогда не пила так рано. Но иначе не выдержать.
   Принесли на инкрустированный столик перед Александрой поднос, сервированный на двоих. Хозяин встал, достал из бара бутылку коньяка.
   Кофе был огненно-горяч и вкусен, а коньяк придавал ему особый, неповторимый аромат.
   Александра, всегда чувствительная к запахам, и сейчас безошибочно определила, что для Краснова эта рюмка коньяка – не первая на сегодня. Хотя только пробило полдень. Мало того – сквозь сандалово-кожаные нотки его одеколона, сквозь ментоловый холод дыхания, сквозь кофе и коньяк она уловила шлейф вчерашнего алкоголя.
   – Я тебя слушаю. Тебе нужна помощь. Деньги?
   – Нет. Разве я когда-нибудь приходила к тебе за деньгами?
   – Мне кажется, в этом не было необходимости.
   Краснов деликатно указал Александре на ее шесток. В этом и впрямь необходимости не было. Деньгами он обеспечивал свою несостоявшуюся супругу исправно. Сначала это были доллары в безликих белых конвертах, их привозил немолодой мужчина, смахивающий на Челентано, шофер Краснова. Потом они стали приходить на личный счет Киры. Не слишком много, не слишком мало. Необходимо и достаточно.
   – Что-нибудь с девочкой?
   Наконец догадался спросить.
   – Да. Кира… Она пропала.
   Встал, заходил по кабинету.
   – Поясни.
   Тут Александре потребовалось все самообладание, чтобы не устроить истерики.
   – Она ушла из дома. Это в лучшем случае. В худшем – стала жертвой преступления.
   – Ты заявляла в милицию?
   Да! А ты как думал! Что я буду сидеть в своем кабинете и жрать коньяк до обеда, а потом приду к тебе на кофе с тем же коньяком? Но всего этого Александра не сказала.
   – Да. Конечно. Они убеждают меня, что Кира именно ушла из дома. Что она вернется или как-нибудь даст о себе знать. Что никаких… Никаких криминальных трупов у них не появлялось, что маньяков в области не водится. Что нужно просто ждать…
   – Может, они и правы, – протянул Краснов, достал из хрустальной коробочки сигарету, предложил гостье. Александра никогда не курила, но сигарету взяла зачем-то.
   – Это очень крепкие, «Житан», – предупредил ее бывший – муж? возлюбленный? Бывший отец ее бывшей дочери?
   Такую мысль Александре не следовало допускать в голову. Она разревелась. Слезы ее определенно не красили. На щеках сразу же появились красные пятна, отекли веки и волосы под слоем лака стали безжизненно-скользкими. К тому же макияж, нанести который Александре стоило немалых трудов, погиб.
   – Успокойся, дорогая, – голос Краснова звучал непривычно мягко. На него всегда действовали женские слезы. К тому же он никогда не видел Александру плачущей. – Успокойся. Вот, возьми платок.
   Она не взяла платка – в последнюю секунду подумала, что не хочет оставлять на нем потеки туши, мазки помады, постыдную слизь. Александра достала из сумочки пачку бумажных салфеток, утерлась. Краснов стоял рядом, пристально смотрел, как она утирается, сморкается, прерывисто вздыхает. В его взгляде было сочувствие и что-то еще неуловимое – так автомобилист смотрит на раздавленную им кошку. Дворовую, бродячую, полосатую, никому не нужную и немилую кошку. Живая все же тварь.
   – Успокойся. Я обещаю – мы ее найдем. Я подниму все свои связи. Ты меня слышишь?
   – Да, – ответила Александра, уводя глаза с линии огня его взгляда. – Живая тварь, да. Помоги мне. Помоги нам. До свидания. Сделай что-нибудь. Я знаю, ты можешь. Ты можешь почти все. Ты не стал отцом для своей дочери. Ты не стал моим мужем. Ты не… Но ты сможешь ее найти. Я знаю.

Деметра и Гелиос

   Большую часть монолога она произносила уже на улице. За рулем автомобиля. Стоя в пробке, потом под светофором. Александра говорила громко, но никто не обращал на нее внимания. Может быть, думали, что она разговаривает по телефону.
   Ей не хотелось домой. Дома Галина сидит над картами. Пахнет кофе, валерьянкой и тревогой. Но куда податься? На работу? Заехать проинспектировать один из магазинов? Пойти в кино? В кабак? За много лет жизни в Петербурге Александра не завела себе подруг. Она делилась своими тайнами с Герберами и доверяла мечты туберозам. Да и какие уже мечты и тайны? Будь у нее подруга – она не смогла бы обсудить с ней ни кулинарного рецепта, ни подробностей бразильского сериала, ни распродажи в ближайшем бутике. Приготовлением пищи занималась Галина, сериалов Александра не смотрела, а гардероб ее последние десять лет составляли деловые костюмы-близнецы, отличающиеся лишь цветом. Так что обсудить с гипотетической подругой Александра могла только тонкости своего изящного бизнеса и те странные мечты, которые нежно одолевали ее в свободные минуты. Но разве об этом говорят вслух? Только шепотом, только с цветами…