– Значит, беретесь? – уточнила Екатерина с заметным облегчением.
– Беремся! – Дядя Вася ударил кулаком по столу, как будто печать поставил, и достал из ящика типовой бланк договора. – Вот тут подпишите и вот тут…
Екатерина подписала где нужно, отсчитала аванс и удовлетворенно откинулась на спинку кресла. Дядя Вася спрятал договор и, сложив перед собой руки, проговорил:
– А теперь скажите мне, Екатерина Васильевна, что в вашей квартире может заинтересовать злоумышленников?
– Понятия не имею! – клиентка пожала плечами.
Теперь, когда мы заключили с ней официальный договор с подписями и печатями, она выглядела куда увереннее.
– Я так понимаю, что больших денег или других ценностей вы в квартире не храните?
– Да у меня их и нет. Все деньги, которые у меня были, – и за проданную новгородскую квартиру, и накопления – я вложила в эту самую квартиру. Так что сейчас живу почти от зарплаты до зарплаты. Ну, на оплату ваших услуг у меня хватит, – добавила она, заметив сомнение в глазах дяди Васи.
– Да, ради такой незначительной суммы серьезные люди не станут заморачиваться! – пробормотал мой шеф, побарабанив пальцами по столу.
– Тем более что и эти деньги у меня на банковском счету!
– Ясно… – протянул дядя Вася. – А что вы знаете о тех людях, которые жили в этой квартире до вас?
– Ничего, – ответила клиентка, не задумываясь.
– То есть как это – ничего? – удивился шеф. – Ведь вы должны были с ними контактировать, когда покупали квартиру?
– Представьте себе – нет! – ответила Екатерина. – Я имела дело только с женщиной-риелтором, у которой была генеральная доверенность на ведение всех дел. Она и документы все подписывала по доверенности, и к нотариусу со мной ходила… Единственное, что я знаю про бывших владельцев, – их имена: Татьяна и Сергей Капустины. Эти имена были указаны в доверенности.
– Как же так получилось? – поинтересовался дядя Вася.
– Риелторша мне сказала, хозяева в отъезде, за границей, и оставили ей поручение и доверенность. Мне, честно говоря, некогда было вдаваться во все эти детали, для меня важно было, что квартира хорошая, цена приемлемая и документы в порядке, – а кто бывшие хозяева и где они находятся, меня мало волновало…
Она помолчала несколько секунд и продолжила другим тоном, мрачным и озабоченным:
– Впрочем, когда начались эти странности с квартирой, я подумала о том же, что и вы, – что это как-то связано с прежними владельцами. И позвонила риелторше – выяснить, кто они были, чем занимались, почему уехали за рубеж.
– Ну и что она сказала? – спросил дядя Вася, не дождавшись продолжения.
– Ничего! – Екатерина развела руками.
– То есть как это – ничего?
– Мне не удалось до нее дозвониться. Мобильный телефон, который она мне дала, не отвечал.
– Вот как! – Дядя Вася снова побарабанил пальцами по столу. Возможно, такое звуковое сопровождение стимулировало его умственную деятельность. – А что, кроме этого мобильного телефона, у вас ничего нет? Согласитесь, это как-то странно…
– Да нет, есть, конечно. – Екатерина порылась в сумке и выложила на стол белый с золотом прямоугольник визитной карточки. – Я ведь с ней столкнулась в крупном агентстве недвижимости, куда пришла, чтобы подыскать себе квартиру. Там мне ничего хорошего по моим деньгам не предложили, но тут появилась она, Нина Петровна, отвела в сторонку и сказала, что у нее есть подходящий вариант. Она объяснила мне, что все агенты придерживают лучшие варианты, чтобы продать их помимо фирмы, на свой страх и риск. Мол, фирма берет себе очень большие проценты, а так – и мне лучше, не придется переплачивать, и ей ни с кем не нужно делиться…
Дядя Вася придвинул к себе визитку.
На картонке был отпечатан логотип известного риелторского агентства, а ниже, более мелким шрифтом, – «Баранкина Нина Петровна, специалист по недвижимости».
– А в это агентство вы не стали обращаться? – осведомился Василий Макарович.
– А смысл? – Екатерина пожала плечами. – Ведь это был ее личный вариант, так что в фирме о прежних хозяевах квартиры наверняка ничего не знают.
– Но там вам хотя бы могли помочь найти эту Нину Петровну!
– Ну вот вы этим и займитесь! Я с вами заключила договор, так что вам, как говорится, и карты в руки!
После этого она сказала, что спешит на работу, и удалилась, на прощание присовокупив, чтобы мы не тянули резину и поскорее приступали к заданию.
– Даром деньги с клиентов мы не берем! – обиделся дядя Вася.
После ухода клиентки мы с дядей Васей несколько минут просидели молча. Наконец я не выдержала и нарушила молчание:
– Дядя Вася, я же вам сигналила! Не нравится мне эта история! И клиентка не нравится – нервная она какая-то!
– Мне и самому не очень нравится! – ответил он, поморщившись. – А что делать? Ты вот это видела? – И он бросил передо мной на стол несколько платежек.
Разумеется, я их видела – ведь не кто иной, как я, выполняет в нашем скромном агентстве обязанности главного бухгалтера. Это были уведомления о налоговых платежах за первое полугодие, и внести эти платежи нужно было в десятидневный срок. В противном случае нам грозили серьезные штрафные санкции.
– А ты говоришь – клиентка не нравится! – протянул Василий Макарович. – Кстати, на мой взгляд, она нормальная женщина. И даже толковая. Вон как здорово насчет букета сообразила! Опять же в технике неплохо разбирается. Видеокамеру сумела установить. А что нервная… Ты бы, тезка, тоже нервничала, если бы к тебе в квартиру неизвестно кто в твое отсутствие приходил!
Тут я вынуждена была с ним согласиться.
– Ну и что мы теперь будем делать?
– Ну что делать? Не в засаде же у нее в квартире сидеть. Во-первых, люди опытные могут заметить, кто там входит-выходит. А во-вторых, клиентке тоже не нужно, чтобы у нее в квартире посторонний человек все время торчал. Человек на ответственной работе, ей дома покоя хочется, тишины…
– Все ясно, мы пойдем другим путем… – усмехнулась я.
– Точно! Я поеду в агентство недвижимости, наведу там справки насчет этой Нины Петровны Баранкиной, а ты съезди в дом клиентки и попытайся там что-нибудь разведать – с дворником поговори, с соседями, ну, что я тебя учу, ты девочка большая…
Спорить с таким разделением труда я не стала, хотя себе дядя Вася, как всегда, наметил более легкий фронт работ. В конце концов он начальник, значит, его слово – закон. Единственное, что я себе позволила, – это чисто технический вопрос.
– В каком качестве мне выступать? Изображать родственницу бывших жильцов, приехавшую к ним из провинции?
– Не советую. Можешь проколоться на деталях. Родственница должна про них хоть что-то знать, а ты ровным счетом ничего не знаешь, кроме имен…
– Бывает, что и родственники ничего друг о друге не знают, – проговорила я, чтобы оставить за собой последнее слово. На самом деле я понимала: на этот раз шеф прав.
– Ну так какую же выбрать легенду? – вслух задумалась я.
– Сама думай, – отмахнулся шеф, – ты же профессионал…
Ага, теперь он меня считает профессионалом! А когда дело доходит до обсуждения серьезных операций, не принимает мое мнение всерьез!
Я задумалась над легендой – и тут мне на глаза попались налоговые платежки. Идея созрела моментально.
Я села к компьютеру и в пять минут напечатала несколько похожих бумажек, только построже – чтобы в глаза бросались слова «штрафные санкции» и «постановление суда». Бумаги выглядели вполне официально, не хватало только печатей. Но тут у нас с дядей Васей имелся отработанный механизм: специально для таких случаев мы приобрели наборный штамп, на котором можно было установить любое название организации – от прокуратуры до общества охраны китов и кашалотов.
Я достала штамп из ящика и шлепнула его на одну из бумажек – проверить, что там набрано.
На листке появился неожиданный текст: «Органы грудной клетки в норме».
– Дядя Вася, что это такое? – Я показала шефу на странный оттиск. – Вы что, в свободное от работы время занимаетесь частной медицинской практикой?
Он заметно смутился.
– Да понимаешь, тезка, одному моему знакомому мальчику понадобилась справка о флюорографии. В кружке требовали, а он сходить не успевал…
– Мальчику? – удивилась я. – С каких это пор у вас появились знакомые мальчики? Что-то вы, Василий Макарович, темните!
– Ну, это племянник одного моего знакомого… то есть знакомой… – Он окончательно запутался в показаниях и смущенно уставился в стол.
– Ах вы, старый ловелас! – рассмеялась я. – Это что, племянник той… гм… полной немолодой блондинки из двенадцатой квартиры? Всегда подозревала, что вы донжуан!
– Ну почему старый?! – возмутился он. – И не такая уж она полная… И что значит – немолодая? Маргарита Николаевна только-только на пенсию вышла…
– То-то она при встрече не здоровается и на меня волком смотрит! – веселилась я. – Наверное, думает, что мы с вами находимся в преступной связи!
– Уж ты скажешь, – надулся дядя Вася, – ничего такого…
– Ладно, это меня не касается! – отмахнулась я. – Лучше помогите мне набрать на штампе нужный текст, у вас это хорошо получается.
Как уже говорилось, дядя Вася в свободное от работы время мастерил модели бронетехники. Благодаря этому хобби он очень хорошо управлялся с мелкими работами, и через десять минут на всех моих липовых бумажках красовался лиловый штамп: «Служба судебных приставов Василеостровского района».
Я рассудила, что эта организация, с одной стороны, достаточно серьезная, чтобы внушить почтение обывателям, а с другой – довольно новая, и никто толком не знает, чем она занимается.
Для большей убедительности я помяла все бумажки и удовлетворилась достигнутым результатом.
Теперь нужно заскочить ненадолго домой, чтобы подобрать соответствующий прикид.
– Этого негодяя оставляю здесь! – категорически сказала я. – Видеть его не могу! И не кормите его, он наказан.
– Хм, – дядя Вася отвел глаза, и я опомнилась.
Можно себе представить, во что превратит его квартиру голодный Бонни!
– Делайте что хотите! – рассердилась я и ушла.
Дома я быстренько перебрала одежду и остановилась на сером официальном костюме, который приобрела давно по настоянию свекрови. Она говорила, что такой костюм должен быть в гардеробе каждой приличной женщины – для разных официальных мероприятий.
Права оказалась свекровь, костюм пригодился для развода, в суд его надевала. Одна беда – костюм был дорогой, так что я повязала легкомысленный шелковый платочек и надела совершенно не подходящие к нему коричневые туфли на среднем каблуке. Волосы зачесала гладко, губы едва тронула помадой – сойдет. Ну, еще тени голубые на глаза. Сейчас так никто не носит, но зато это здорово меняет лицо.
Через четверть часа я остановилась около того дома, где проживала наша новая клиентка и который в ближайшее время должен был стать местом нашего расследования. Дом этот располагался совсем недалеко, на Третьей линии Васильевского острова, так что мне даже не пришлось воспользоваться транспортом.
Дом был красивый, дореволюционной постройки и отлично отремонтированный. Единственное, что меня немного смутило, – в воздухе перед домом витал какой-то неприятный аромат.
Перед входом в дом лениво возил метлой по тротуару гордый сын степей, таджикский гастарбайтер. Остановившись рядом с ним, я поправила очки (без диоптрий, я надела их для пущей солидности) и строго осведомилась:
– Третья линия, дом двенадцать? Я из службы судебных приставов!
Дворник побледнел, замер, взял метлу на изготовку и затараторил:
– Моя регистрация есть! Марфа Семеновна моя паспорт в ящик убрал, а так регистрация есть! Моя участковый платил, моя Степан Степаныч платил, моя всем платил! Регистрация есть, как положено!..
– Да я вовсе не к вам, – успокоила я гастарбайтера. – И не по поводу регистрации. В этом доме проживают господа Капустины?
Вместо того чтобы успокоиться, гастарбайтер еще больше перепугался:
– Это моя ни при чем! Моя Марфа Семеновна говорил, что нельзя капуста в дворницкая хранить, что капуста запахнет, санитарный врач придет, сердиться будет!
Я принюхалась: вот, оказывается, чем пахло возле этого памятника архитектуры начала прошлого века!
Поняв, что больше ничего полезного от запуганного дворника не узнаю, я направилась к подъезду.
В этот момент оттуда вышел высокий немолодой мужчина с йоркширским терьером под мышкой. Он галантно придержал передо мной дверь, таким образом решив за меня проблему проникновения на объект. В ответ на это владелец йорка ожидал от меня улыбки, но не дождался: я не хотела выходить из роли сурового судебного пристава.
Поднявшись на третий этаж, я остановилась перед квартирой нашей заказчицы и с весьма строгим видом позвонила.
Естественно, мне никто не открыл.
Это меня ничуть не удивило: хозяйка квартиры, наша новая клиентка, находилась на работе, а если в ее квартире был кто-то неизвестный, то он тем более не выдаст своего присутствия.
Я еще раз громко, требовательно позвонила.
При этом спиной почувствовала чей-то взгляд.
Поскольку на лестничной площадке, кроме меня, никого не было, смотрели мне в спину через глазок соседней квартиры. Причем, по моим ощущениям, той, что слева.
Я демонстративно взглянула на часы, потрясла в воздухе своими бумагами и возмущенно проговорила:
– Безобразие!
Затем развернулась, изобразила на лице раздумье и шагнула к той самой двери, за которой чувствовала чье-то присутствие.
Слух у меня хороший, и я отчетливо расслышала за дверью удаляющийся шорох – тот, кто следил за мной в глазок, на всякий случай отступил от двери.
Я позвонила.
На этот раз послышались приближающиеся шаги, и высокий женский голос нараспев проговорил:
– Иду-у!
Шаги затихли перед дверью, и тот же голос осведомился:
– Кто здесь?
– Служба судебных приставов! – отчеканила я жестким официальным голосом.
За дверью брякнуло, звякнуло, дверь приоткрылась на цепочку, и из-за нее выглянуло остренькое женское личико, похожее на лисью мордочку. Сходство усиливали рыжие волосы, забранные в невзрачный жиденький хвостик.
– Судебный пристав? – переспросила обладательница лисьей мордочки с испугом и вместе с тем с острым интересом.
– Совершенно верно! – проговорила я громко. – Разыскиваю соседей ваших, Капустиных!
– Капустиных? – переспросила «лисичка» странным голосом и, откинув цепочку, открыла передо мной дверь. – А вы заходите, заходите, чего ж на лестнице стоять!
Я вошла в квартиру и огляделась.
Собственно, в первую очередь я разглядела хозяйку квартиры.
Это была рыжеволосая женщина в районе сорока пяти, с остреньким любопытным личиком, одетая в трикотажные домашние брючки и розовую футболку с изображением Микки-Мауса. На ногах у нее были розовые же пушистые тапочки с мышиными мордочками.
И бровки аккуратно так выщипаны, и губки подмазаны морковного цвета помадой.
Не спрашивайте почему, но я сразу поняла, что живет соседка Кати Руслановой одна, никаким мужчиной в квартире и не пахло. Чистенько было в прихожей, аккуратненько, на вешалке только дамская курточка и плащ. Это только подтверждает мое первое впечатление.
– Проходите, проходите! – суетилась хозяйка. – Вот сюда, пожалуйста, на кухню.
Кухня тоже была выдержана в розовых тонах, занавески в рюшечку, прихваточки в мелкий цветочек, розовый же чайник и настенный календарь с кошками.
В свое время, когда у меня был загородный дом, я занималась интерьером, много читала на эту тему. Так вот, совершенно точно вам скажу, что ни один мужчина такой кухни не потерпит. Если не сможет жену отговорить, то просто сбежит. Уж не знаю почему, аппетит, что ли, у них от рюшечек пропадает…
Я вспомнила, что представляю официальную организацию, и навесила на лицо самое мрачное выражение.
– Сюда, сюда! – Хозяйка подвинула мне хлипкий пластмассовый стульчик. – Может, чаю?
– Хм… Я, собственно, соседей ваших разыскиваю, Капустиных… Сергея… – я сделала вид, что заглядываю в бумаги, – Михайловича и Татьяну… Леонидовну.
– А по какому вопросу? – вякнула соседка.
– По вопросу вручения судебного постановления! – отчеканила я, твердо глядя в глаза «лисичке».
Она вздрогнула и отшатнулась. Что ж, вполне обычная реакция на слово «судебный».
– Налоги они не платят! – продолжала я в том же духе. – За два года накопилось! Из налоговой устали уведомления посылать, в суд на них подали! Вот, принесла! – Я потрясла в воздухе бумагами.
«Лисичка» вытянула шею, чтобы рассмотреть, что там написано, но я ловко свернула бумаги. На лице ее отразилось разочарование и еще что-то. Не то беспокойство, не то недовольство.
– Все же чайку… – пробормотала она.
– Можно, – солидно согласилась я, – а то убегалась уже вся…
Чай у нее был жидкий и пахнул веником. Как говорит дядя Вася, когда не в духе, – «пол помыли, в стакан налили». И печенье вкусом напоминало сухую штукатурку. Нет, точно, никакой мужчина к этой квартире и близко не подходит!
– Так когда я могу их застать, Капустиных? – спросила я. – Сергея и… – я пошуршала бумагами, – Татьяну Леонидовну?
– А они тут больше не живут, – тихим голосом ответила соседка, а сама смотрела на меня очень внимательно.
Пристально так смотрела, глазами обшаривала.
– Как это – не живут? – Я так резко отставила чашку, что жидкий чай расплескался на клеенку. – Что вы мне, гражданка, голову морочите? Вот же у меня адрес – Третья линия, дом двенадцать, квартира девять!
– Они квартиру продали…
– Значит, должны были в налоговую сообщить о перемене адреса! – В голосе моем звучало праведное возмущение.
– Они за границу уехали, в Америку… – неуверенно обронила соседка.
– Так… – зловеще протянула я, войдя в образ. – Укрывательство от налогов! За это, между прочим, срок полагается!
– Такие приличные люди… – бормотала «лисичка», – никогда за ними ничего подобного не водилось…
– У вас с ними связь имеется? – Я бросила пробный камень.
– Не то чтобы… – замялась соседка. – Прислали они мне письмецо. Дескать, все в порядке, все нравится, в Россию в ближайшее время возвращаться не собираемся. И адреса своего не указали – мол, еще постоянного жилья нету… А скажите, это какие налоги они не платили? Не за квартиру?
– То нам неведомо, – я убрала бумаги в сумку, – налог на имущество, а какой – я знать не знаю. Мое дело – судебное постановление вручить о взыскании. Оплатить в пятидневный срок, а если не оплатят – будут начислены штрафные санкции. Имущество опишем…
Я сама собой восхитилась – до чего голос суровый. Вошла, в общем, в образ. Соседка же вела себя странно. Она явно заволновалась, покусала губы, а потом спросила, заглядывая мне в глаза:
– А велика ли там сумма? Если не очень большая, так я могла бы заплатить… Уж больно люди приличные, никогда за ними ничего такого не водилось…
– Не положено, – строго сказала я, – на чье имя постановление, тот и платить должен. Так что пойду я.
Тут приятная наша беседа была прервана странными звуками. Кто-то бил громко – бом-бом-бом…
– Что это? – Я едва не подскочила на месте.
– Это часы, – улыбнулась соседка, – часы у меня старинные…
Я и сама уже догадалась. Все вместе это бомканье напоминало песенку про чибиса. Перед моими глазами предстал кабинет пения, и учительница Аглая Самсоновна барабанит по клавишам расстроенного пианино, а мы все, второй «Б» класс, тянем кто в лес, кто по дрова: «У дороги чибис, у дороги чибис, он кричит, волнуется, чудак…»
Подумать только, какая ерунда лезет в голову! Да еще на работе…
Соседка проводила меня до двери и закрыла эту дверь на все замки. Я помедлила на площадке, сделав вид, что застегиваю сумку, встав при этом так, чтобы меня не видно было в глазок. И приникла к двери.
Не знаю, зачем я это сделала, просто так, на всякий случай. И услышала, как за дверью кто-то возится, потом «лисичка» пробормотала с досадой: «Черт, куда он задевался», потом удовлетворенно хмыкнула, потом полминуты была полная тишина, а после снова раздался приглушенный голос соседки:
– Семен, это я!
Больше я ничего не расслышала, очевидно, она ушла разговаривать в комнату. Однако было над чем подумать.
С одной стороны, я ничего не узнала. Ну, продали прежние хозяева квартиру и уехали. С другой стороны, соседка эта, «лисичка», ведет себя странно.
Сами посудите, запустила незнакомого человека, то есть меня, в квартиру. Документа я ей никакого не предъявила, сказала только, что судебный исполнитель. Да мало ли кто что скажет! Эта женщина не произвела на меня впечатления легковерной дуры. Напротив, сразу видно, что «лисичка» себе на уме. И дальше – вдруг предложила заплатить за соседей недоимку! Вот уж это альтруизм, граничащий с идиотизмом! Люди уехали надолго, может быть, навсегда. Ей ничего не поручали, и, по ее же словам, в особой дружбе она с бывшими соседями не состояла. То есть маловероятно, что ей деньги вернут. А по глазам видно, что эта соседка – такая выжига, зимой снега у нее не выпросишь, а тут вдруг сама предлагает заплатить.
Нет, явно что-то тут не то. Либо прежние хозяева квартиры уехали не так далеко, не в Америку, и она знает, как их найти, либо… Либо не знаю, что и думать.
Потом она сразу стала звонить какому-то Семену. И совершенно ясно, что отношения у нее с этим Семеном чисто деловые, причем серьезные. Что не бывший он ей муж, не любовник, не парикмахер и не массажист. Уж такие вещи я по голосу определю.
За такими мыслями я вышла из подъезда, обогнула дом и пошла в сторону проспекта. На углу в том же доме находилось небольшое кафе. Я не стала заходить, чтобы лишний раз не маячить.
Разумеется, дядя Вася будет недоволен. Фактически ничего я не выяснила, а про мои догадки и умозаключения он скажет, что все это неясно, неточно и вообще недоказуемо. Ладно, посмотрим, что он выяснит у риелтора.
Катя вышла из дома, где проживал частный детектив, и пошла по улице. Мысли ее были безрадостны. Похоже, ничего она своим визитом не добилась, только деньги зря отдала. А их у нее и так немного.
В самом деле, неужели она всерьез надеялась, что ей поможет частный детектив? Да еще такой – немолодой, неухоженный недотепа, бывший милиционер. Нищий, невезучий… С чего ему вздумалось идти в частные детективы?
Она тут же одернула себя – совершенно ни к чему думать плохо о незнакомом человеке. Только потому, что у нее, Кати, плохое настроение. И неприятности. Настоящие или выдуманные. Впрочем, если она все выдумала, то это означает, что у нее еще бо́льшие неприятности.
Тридцать пять лет. Ни мужа, ни детей. Единственный близкий человек, мама, умерла весной. И этого уже не поправишь.
Вот это действительно плохо. Но… «Ты это переживешь, – сказала ей мама, пока могла еще говорить и думать, – все переживают. Ты привыкнешь. Со временем».
Что ж, наверное, мама была права, сейчас боль уже не такая сильная. Во всем остальном можно найти хорошие стороны. Она ничем и никем не связана, она может устроить жизнь по своему вкусу, она востребована на работе, ее вот только что повысили, у нее вполне приличная зарплата, неплохие перспективы карьерного роста, и у нее удобная и просторная своя собственная квартира.
Вот в этом-то все дело.
У Кати с детства был спокойный и ровный характер. «Серьезная девочка», – говорили маме воспитатели в садике и учителя в школе. Мама только пожимала плечами – что тут плохого?
В школе Катя училась хорошо, была очень ответственной и старательной, никогда ничего не забывала, ее ставили в пример одноклассникам. Постепенно выяснилась главная черта ее характера – Катя не любила тратить время зря. Если поваляться на диване, то только с книжкой, если смотреть любимый сериал по телевизору, то обязательно что-нибудь делать руками – пуговицу пришить, вязать. Она никогда не трепалась с подружками часами по телефону, не болталась во дворе, не шушукалась, не обсуждала парней. При этом умудрялась сохранять хорошие отношения со всеми, вовсе не была синим чулком, занималась спортом. И вообще к старшим классам стала очень хорошенькой.
– Уж слишком ты у меня организованная… – вздыхала мама, слушая дружные похвалы учителей, – нельзя воспринимать жизнь так серьезно…
Катя смеялась и отмахивалась – чем ты недовольна? Мама не умела или не хотела объяснить, только постоянно твердила, что на жизнь смотреть надо проще.
После окончания школы Катя поступила в институт тут же, у них в городе, хотя учителя советовали ехать в Петербург или в Москву – голова у девчонки светлая, при хорошем образовании очень многого может достичь. Но мама что-то стала прихварывать, и не хотелось оставлять ее одну. Отец давно умер, с тех пор мама так и не оправилась.
На третьем курсе к Кате на лекциях подсел симпатичный парень, да так и просидел года два. Долго они просто дружили, гуляли, болтали, вместе готовились к экзаменам, а потом как-то отношения перешли в другое русло. После института решили пожениться – чего тянуть, все замуж выходят, и Кате тоже пора… Мама была не против, ей Володя нравился – простой такой парень, без затей, характер хороший.
Мама даже переехала на время к двоюродной сестре за город, чтобы молодым было посвободнее.
Через год при виде мужа Кате хотелось повеситься.
Он все время был рядом. Кроме тех восьми часов, что ходил на работу. Он именно ходил – работу он выбрал по территориальному принципу: чтобы поближе к дому. Вечерами он пил пиво и смотрел по телевизору футбол или хоккей, в зависимости от времени года. Были еще баскетбол и синхронное плавание. Он требовал, чтобы Катя сидела с ним рядом на диване и разделяла его страсти. Катя ничего не понимала ни в футболе, ни в хоккее, а вид девушек с прищепками на носу вызывал у нее нервный смех. И пиво она не любит. Муж обижался – не хочет разделять его интересы, а у них все должно быть общее. Кате же безумно жалко было потраченного впустую времени. Она и так достаточно много тратила его на домашние дела и на приготовление обедов.
Выяснилось, что муж любит покушать. В этом не было ничего удивительного – Катя росла с отцом, в полной семье и прекрасно запомнила, что такое мужчина в доме. Мужчина любит вкусно поесть, любит прийти в чистый уютный дом, а каким образом все это получается, предпочитает не знать.
Но опять-таки жалко было потраченного времени. Тем более что муж взял моду подшучивать и критиковать: его мама, мол, делала не так, вот бы Кате у нее поучиться. Слава тебе, господи, свекровь жила далеко в Сибири, даже на свадьбу не приехала; денег, правда, прислала.
Муж везде разбрасывал свои вещи. Катя находила грязные носки в раковине на кухне, у себя под подушкой, в гостиной на диване – только не в стиральной машине.
«Все это мелочи, – говорила мама, приезжая изредка повидать дочь, – привыкнете друг к другу, притретесь, смотри на это проще…»
Через год Катя поймала себя на мысли, что не хочет притираться к мужу. В самом деле, что они – две детали какого-нибудь формовочного пресса? Или шлифовального станка?
Еще она поняла, что не испытывает к мужу совершенно никаких чувств, кроме скуки.
Скучно было сидеть с ним у телевизора, скучно смотреть, как он ест – торопливо, жадно, как будто сутки работал в поле или шел двадцать километров через болото с полной выкладкой. Скучно было готовить ему по утрам завтрак – всегда одну и ту же яичницу-болтушку с колбасой. Хоть бы омлет попросил, что ли, с тоской думала Катя. Или сырники…
Еще муж отчего-то взял моду подшучивать над ее мамой, хотя от тещи ему не было никаких неприятностей – виделись-то редко. Он бесконечно рассказывал пошлые анекдоты и пел матерные частушки «Мимо тещиного дома…» и так далее. Катю тихо трясло, а муж смеялся – что такого, все так делают…
Вообще при ближайшем рассмотрении он оказался ужасно бесцеремонным типом. Он без спросу лазил в ее компьютер, что-то там записывал и переустанавливал. Он читал ее эсэмэски в мобильном телефоне, а на все замечания, что чужие письма читать неприлично, искренне пожимал плечами – что, мол, такого секретного там может быть? Мы же с тобой одна семья…
Когда же комп после его фокусов сломался, Катя разозлилась всерьез, и они здорово поскандалили. Катя вышла из себя, вспомнила ему все и даже попрекнула тем, что он живет в ее квартире. Об этом, впрочем, тут же пожалела.
Муж, конечно, обиделся со всеми вытекающими отсюда последствиями. Он хлопнул дверью и не пришел ночевать. Вечер Катя блаженствовала в тишине, а потом начала психовать. К рассвету, когда она решилась уже обзванивать больницы, в дверях заскрипел ключ. Он пришел – голодный, замерзший и слегка под градусом. Пахло от него дешевыми сигаретами и подгорелой кашей. У Кати не было сил для нового скандала.
В тот раз они помирились, жизнь вошла в привычную колею, и Кате по-прежнему было с ним скучно. Он ничего не читал, смотрел только боевики и фильмы ужасов, с друзьями общался исключительно за кружкой пива. Разговаривать им было не о чем. К тому же он в разговоре с ней все время употреблял грубые слова, Катя подозревала, что нарочно. Так, еду он называл жрачкой, кафе – тошниловкой, деньги – баблом.
«Жрачка – в корыте для поросят, – говорила ему Катя, – а у людей – еда или пища…»
Муж в ответ обзывал ее занудой, а ее просто трясло от таких слов, и аппетит пропадал начисто.
И в постели Кате с ним тоже было скучно. И ничего нельзя было с этим поделать. На все ее намеки он не реагировал. Не с подружками же такие вопросы обсуждать. Этак через два дня весь город про Катины интимные проблемы знать будет…
Они продержались два года. А накануне годовщины свадьбы Катя пришла домой в неурочное время и застала мужа в их семейной постели… не с лучшей подругой, нет, потому что у нее не имелось закадычных подруг. Было много приятельниц, со всеми сохранились у нее хорошие отношения – и в школе, и в институте, и на работе.
Девица эта, чью голую спину Катя увидела еще из прихожей, считалась общей приятельницей и даже была на их свадьбе. Две чашки подарила, с картинками охоты.
Катя и сейчас точно помнит, что единственное чувство, которое она испытывала в этот момент, – чувство освобождения. Ей было легко, как будто с души свалился мельничный жернов. Какая неожиданная удача, какой сказочный подарок ей поднесла судьба – быстро и навсегда освободиться от постылого брака!
Насчет семейной постели – это расхожий штамп, на самом деле парочка расположилась в гостиной, чтобы, надо думать, Катя не унюхала в своей кровати запах чужой женщины.
– Беремся! – Дядя Вася ударил кулаком по столу, как будто печать поставил, и достал из ящика типовой бланк договора. – Вот тут подпишите и вот тут…
Екатерина подписала где нужно, отсчитала аванс и удовлетворенно откинулась на спинку кресла. Дядя Вася спрятал договор и, сложив перед собой руки, проговорил:
– А теперь скажите мне, Екатерина Васильевна, что в вашей квартире может заинтересовать злоумышленников?
– Понятия не имею! – клиентка пожала плечами.
Теперь, когда мы заключили с ней официальный договор с подписями и печатями, она выглядела куда увереннее.
– Я так понимаю, что больших денег или других ценностей вы в квартире не храните?
– Да у меня их и нет. Все деньги, которые у меня были, – и за проданную новгородскую квартиру, и накопления – я вложила в эту самую квартиру. Так что сейчас живу почти от зарплаты до зарплаты. Ну, на оплату ваших услуг у меня хватит, – добавила она, заметив сомнение в глазах дяди Васи.
– Да, ради такой незначительной суммы серьезные люди не станут заморачиваться! – пробормотал мой шеф, побарабанив пальцами по столу.
– Тем более что и эти деньги у меня на банковском счету!
– Ясно… – протянул дядя Вася. – А что вы знаете о тех людях, которые жили в этой квартире до вас?
– Ничего, – ответила клиентка, не задумываясь.
– То есть как это – ничего? – удивился шеф. – Ведь вы должны были с ними контактировать, когда покупали квартиру?
– Представьте себе – нет! – ответила Екатерина. – Я имела дело только с женщиной-риелтором, у которой была генеральная доверенность на ведение всех дел. Она и документы все подписывала по доверенности, и к нотариусу со мной ходила… Единственное, что я знаю про бывших владельцев, – их имена: Татьяна и Сергей Капустины. Эти имена были указаны в доверенности.
– Как же так получилось? – поинтересовался дядя Вася.
– Риелторша мне сказала, хозяева в отъезде, за границей, и оставили ей поручение и доверенность. Мне, честно говоря, некогда было вдаваться во все эти детали, для меня важно было, что квартира хорошая, цена приемлемая и документы в порядке, – а кто бывшие хозяева и где они находятся, меня мало волновало…
Она помолчала несколько секунд и продолжила другим тоном, мрачным и озабоченным:
– Впрочем, когда начались эти странности с квартирой, я подумала о том же, что и вы, – что это как-то связано с прежними владельцами. И позвонила риелторше – выяснить, кто они были, чем занимались, почему уехали за рубеж.
– Ну и что она сказала? – спросил дядя Вася, не дождавшись продолжения.
– Ничего! – Екатерина развела руками.
– То есть как это – ничего?
– Мне не удалось до нее дозвониться. Мобильный телефон, который она мне дала, не отвечал.
– Вот как! – Дядя Вася снова побарабанил пальцами по столу. Возможно, такое звуковое сопровождение стимулировало его умственную деятельность. – А что, кроме этого мобильного телефона, у вас ничего нет? Согласитесь, это как-то странно…
– Да нет, есть, конечно. – Екатерина порылась в сумке и выложила на стол белый с золотом прямоугольник визитной карточки. – Я ведь с ней столкнулась в крупном агентстве недвижимости, куда пришла, чтобы подыскать себе квартиру. Там мне ничего хорошего по моим деньгам не предложили, но тут появилась она, Нина Петровна, отвела в сторонку и сказала, что у нее есть подходящий вариант. Она объяснила мне, что все агенты придерживают лучшие варианты, чтобы продать их помимо фирмы, на свой страх и риск. Мол, фирма берет себе очень большие проценты, а так – и мне лучше, не придется переплачивать, и ей ни с кем не нужно делиться…
Дядя Вася придвинул к себе визитку.
На картонке был отпечатан логотип известного риелторского агентства, а ниже, более мелким шрифтом, – «Баранкина Нина Петровна, специалист по недвижимости».
– А в это агентство вы не стали обращаться? – осведомился Василий Макарович.
– А смысл? – Екатерина пожала плечами. – Ведь это был ее личный вариант, так что в фирме о прежних хозяевах квартиры наверняка ничего не знают.
– Но там вам хотя бы могли помочь найти эту Нину Петровну!
– Ну вот вы этим и займитесь! Я с вами заключила договор, так что вам, как говорится, и карты в руки!
После этого она сказала, что спешит на работу, и удалилась, на прощание присовокупив, чтобы мы не тянули резину и поскорее приступали к заданию.
– Даром деньги с клиентов мы не берем! – обиделся дядя Вася.
После ухода клиентки мы с дядей Васей несколько минут просидели молча. Наконец я не выдержала и нарушила молчание:
– Дядя Вася, я же вам сигналила! Не нравится мне эта история! И клиентка не нравится – нервная она какая-то!
– Мне и самому не очень нравится! – ответил он, поморщившись. – А что делать? Ты вот это видела? – И он бросил передо мной на стол несколько платежек.
Разумеется, я их видела – ведь не кто иной, как я, выполняет в нашем скромном агентстве обязанности главного бухгалтера. Это были уведомления о налоговых платежах за первое полугодие, и внести эти платежи нужно было в десятидневный срок. В противном случае нам грозили серьезные штрафные санкции.
– А ты говоришь – клиентка не нравится! – протянул Василий Макарович. – Кстати, на мой взгляд, она нормальная женщина. И даже толковая. Вон как здорово насчет букета сообразила! Опять же в технике неплохо разбирается. Видеокамеру сумела установить. А что нервная… Ты бы, тезка, тоже нервничала, если бы к тебе в квартиру неизвестно кто в твое отсутствие приходил!
Тут я вынуждена была с ним согласиться.
– Ну и что мы теперь будем делать?
– Ну что делать? Не в засаде же у нее в квартире сидеть. Во-первых, люди опытные могут заметить, кто там входит-выходит. А во-вторых, клиентке тоже не нужно, чтобы у нее в квартире посторонний человек все время торчал. Человек на ответственной работе, ей дома покоя хочется, тишины…
– Все ясно, мы пойдем другим путем… – усмехнулась я.
– Точно! Я поеду в агентство недвижимости, наведу там справки насчет этой Нины Петровны Баранкиной, а ты съезди в дом клиентки и попытайся там что-нибудь разведать – с дворником поговори, с соседями, ну, что я тебя учу, ты девочка большая…
Спорить с таким разделением труда я не стала, хотя себе дядя Вася, как всегда, наметил более легкий фронт работ. В конце концов он начальник, значит, его слово – закон. Единственное, что я себе позволила, – это чисто технический вопрос.
– В каком качестве мне выступать? Изображать родственницу бывших жильцов, приехавшую к ним из провинции?
– Не советую. Можешь проколоться на деталях. Родственница должна про них хоть что-то знать, а ты ровным счетом ничего не знаешь, кроме имен…
– Бывает, что и родственники ничего друг о друге не знают, – проговорила я, чтобы оставить за собой последнее слово. На самом деле я понимала: на этот раз шеф прав.
– Ну так какую же выбрать легенду? – вслух задумалась я.
– Сама думай, – отмахнулся шеф, – ты же профессионал…
Ага, теперь он меня считает профессионалом! А когда дело доходит до обсуждения серьезных операций, не принимает мое мнение всерьез!
Я задумалась над легендой – и тут мне на глаза попались налоговые платежки. Идея созрела моментально.
Я села к компьютеру и в пять минут напечатала несколько похожих бумажек, только построже – чтобы в глаза бросались слова «штрафные санкции» и «постановление суда». Бумаги выглядели вполне официально, не хватало только печатей. Но тут у нас с дядей Васей имелся отработанный механизм: специально для таких случаев мы приобрели наборный штамп, на котором можно было установить любое название организации – от прокуратуры до общества охраны китов и кашалотов.
Я достала штамп из ящика и шлепнула его на одну из бумажек – проверить, что там набрано.
На листке появился неожиданный текст: «Органы грудной клетки в норме».
– Дядя Вася, что это такое? – Я показала шефу на странный оттиск. – Вы что, в свободное от работы время занимаетесь частной медицинской практикой?
Он заметно смутился.
– Да понимаешь, тезка, одному моему знакомому мальчику понадобилась справка о флюорографии. В кружке требовали, а он сходить не успевал…
– Мальчику? – удивилась я. – С каких это пор у вас появились знакомые мальчики? Что-то вы, Василий Макарович, темните!
– Ну, это племянник одного моего знакомого… то есть знакомой… – Он окончательно запутался в показаниях и смущенно уставился в стол.
– Ах вы, старый ловелас! – рассмеялась я. – Это что, племянник той… гм… полной немолодой блондинки из двенадцатой квартиры? Всегда подозревала, что вы донжуан!
– Ну почему старый?! – возмутился он. – И не такая уж она полная… И что значит – немолодая? Маргарита Николаевна только-только на пенсию вышла…
– То-то она при встрече не здоровается и на меня волком смотрит! – веселилась я. – Наверное, думает, что мы с вами находимся в преступной связи!
– Уж ты скажешь, – надулся дядя Вася, – ничего такого…
– Ладно, это меня не касается! – отмахнулась я. – Лучше помогите мне набрать на штампе нужный текст, у вас это хорошо получается.
Как уже говорилось, дядя Вася в свободное от работы время мастерил модели бронетехники. Благодаря этому хобби он очень хорошо управлялся с мелкими работами, и через десять минут на всех моих липовых бумажках красовался лиловый штамп: «Служба судебных приставов Василеостровского района».
Я рассудила, что эта организация, с одной стороны, достаточно серьезная, чтобы внушить почтение обывателям, а с другой – довольно новая, и никто толком не знает, чем она занимается.
Для большей убедительности я помяла все бумажки и удовлетворилась достигнутым результатом.
Теперь нужно заскочить ненадолго домой, чтобы подобрать соответствующий прикид.
– Этого негодяя оставляю здесь! – категорически сказала я. – Видеть его не могу! И не кормите его, он наказан.
– Хм, – дядя Вася отвел глаза, и я опомнилась.
Можно себе представить, во что превратит его квартиру голодный Бонни!
– Делайте что хотите! – рассердилась я и ушла.
Дома я быстренько перебрала одежду и остановилась на сером официальном костюме, который приобрела давно по настоянию свекрови. Она говорила, что такой костюм должен быть в гардеробе каждой приличной женщины – для разных официальных мероприятий.
Права оказалась свекровь, костюм пригодился для развода, в суд его надевала. Одна беда – костюм был дорогой, так что я повязала легкомысленный шелковый платочек и надела совершенно не подходящие к нему коричневые туфли на среднем каблуке. Волосы зачесала гладко, губы едва тронула помадой – сойдет. Ну, еще тени голубые на глаза. Сейчас так никто не носит, но зато это здорово меняет лицо.
Через четверть часа я остановилась около того дома, где проживала наша новая клиентка и который в ближайшее время должен был стать местом нашего расследования. Дом этот располагался совсем недалеко, на Третьей линии Васильевского острова, так что мне даже не пришлось воспользоваться транспортом.
Дом был красивый, дореволюционной постройки и отлично отремонтированный. Единственное, что меня немного смутило, – в воздухе перед домом витал какой-то неприятный аромат.
Перед входом в дом лениво возил метлой по тротуару гордый сын степей, таджикский гастарбайтер. Остановившись рядом с ним, я поправила очки (без диоптрий, я надела их для пущей солидности) и строго осведомилась:
– Третья линия, дом двенадцать? Я из службы судебных приставов!
Дворник побледнел, замер, взял метлу на изготовку и затараторил:
– Моя регистрация есть! Марфа Семеновна моя паспорт в ящик убрал, а так регистрация есть! Моя участковый платил, моя Степан Степаныч платил, моя всем платил! Регистрация есть, как положено!..
– Да я вовсе не к вам, – успокоила я гастарбайтера. – И не по поводу регистрации. В этом доме проживают господа Капустины?
Вместо того чтобы успокоиться, гастарбайтер еще больше перепугался:
– Это моя ни при чем! Моя Марфа Семеновна говорил, что нельзя капуста в дворницкая хранить, что капуста запахнет, санитарный врач придет, сердиться будет!
Я принюхалась: вот, оказывается, чем пахло возле этого памятника архитектуры начала прошлого века!
Поняв, что больше ничего полезного от запуганного дворника не узнаю, я направилась к подъезду.
В этот момент оттуда вышел высокий немолодой мужчина с йоркширским терьером под мышкой. Он галантно придержал передо мной дверь, таким образом решив за меня проблему проникновения на объект. В ответ на это владелец йорка ожидал от меня улыбки, но не дождался: я не хотела выходить из роли сурового судебного пристава.
Поднявшись на третий этаж, я остановилась перед квартирой нашей заказчицы и с весьма строгим видом позвонила.
Естественно, мне никто не открыл.
Это меня ничуть не удивило: хозяйка квартиры, наша новая клиентка, находилась на работе, а если в ее квартире был кто-то неизвестный, то он тем более не выдаст своего присутствия.
Я еще раз громко, требовательно позвонила.
При этом спиной почувствовала чей-то взгляд.
Поскольку на лестничной площадке, кроме меня, никого не было, смотрели мне в спину через глазок соседней квартиры. Причем, по моим ощущениям, той, что слева.
Я демонстративно взглянула на часы, потрясла в воздухе своими бумагами и возмущенно проговорила:
– Безобразие!
Затем развернулась, изобразила на лице раздумье и шагнула к той самой двери, за которой чувствовала чье-то присутствие.
Слух у меня хороший, и я отчетливо расслышала за дверью удаляющийся шорох – тот, кто следил за мной в глазок, на всякий случай отступил от двери.
Я позвонила.
На этот раз послышались приближающиеся шаги, и высокий женский голос нараспев проговорил:
– Иду-у!
Шаги затихли перед дверью, и тот же голос осведомился:
– Кто здесь?
– Служба судебных приставов! – отчеканила я жестким официальным голосом.
За дверью брякнуло, звякнуло, дверь приоткрылась на цепочку, и из-за нее выглянуло остренькое женское личико, похожее на лисью мордочку. Сходство усиливали рыжие волосы, забранные в невзрачный жиденький хвостик.
– Судебный пристав? – переспросила обладательница лисьей мордочки с испугом и вместе с тем с острым интересом.
– Совершенно верно! – проговорила я громко. – Разыскиваю соседей ваших, Капустиных!
– Капустиных? – переспросила «лисичка» странным голосом и, откинув цепочку, открыла передо мной дверь. – А вы заходите, заходите, чего ж на лестнице стоять!
Я вошла в квартиру и огляделась.
Собственно, в первую очередь я разглядела хозяйку квартиры.
Это была рыжеволосая женщина в районе сорока пяти, с остреньким любопытным личиком, одетая в трикотажные домашние брючки и розовую футболку с изображением Микки-Мауса. На ногах у нее были розовые же пушистые тапочки с мышиными мордочками.
И бровки аккуратно так выщипаны, и губки подмазаны морковного цвета помадой.
Не спрашивайте почему, но я сразу поняла, что живет соседка Кати Руслановой одна, никаким мужчиной в квартире и не пахло. Чистенько было в прихожей, аккуратненько, на вешалке только дамская курточка и плащ. Это только подтверждает мое первое впечатление.
– Проходите, проходите! – суетилась хозяйка. – Вот сюда, пожалуйста, на кухню.
Кухня тоже была выдержана в розовых тонах, занавески в рюшечку, прихваточки в мелкий цветочек, розовый же чайник и настенный календарь с кошками.
В свое время, когда у меня был загородный дом, я занималась интерьером, много читала на эту тему. Так вот, совершенно точно вам скажу, что ни один мужчина такой кухни не потерпит. Если не сможет жену отговорить, то просто сбежит. Уж не знаю почему, аппетит, что ли, у них от рюшечек пропадает…
Я вспомнила, что представляю официальную организацию, и навесила на лицо самое мрачное выражение.
– Сюда, сюда! – Хозяйка подвинула мне хлипкий пластмассовый стульчик. – Может, чаю?
– Хм… Я, собственно, соседей ваших разыскиваю, Капустиных… Сергея… – я сделала вид, что заглядываю в бумаги, – Михайловича и Татьяну… Леонидовну.
– А по какому вопросу? – вякнула соседка.
– По вопросу вручения судебного постановления! – отчеканила я, твердо глядя в глаза «лисичке».
Она вздрогнула и отшатнулась. Что ж, вполне обычная реакция на слово «судебный».
– Налоги они не платят! – продолжала я в том же духе. – За два года накопилось! Из налоговой устали уведомления посылать, в суд на них подали! Вот, принесла! – Я потрясла в воздухе бумагами.
«Лисичка» вытянула шею, чтобы рассмотреть, что там написано, но я ловко свернула бумаги. На лице ее отразилось разочарование и еще что-то. Не то беспокойство, не то недовольство.
– Все же чайку… – пробормотала она.
– Можно, – солидно согласилась я, – а то убегалась уже вся…
Чай у нее был жидкий и пахнул веником. Как говорит дядя Вася, когда не в духе, – «пол помыли, в стакан налили». И печенье вкусом напоминало сухую штукатурку. Нет, точно, никакой мужчина к этой квартире и близко не подходит!
– Так когда я могу их застать, Капустиных? – спросила я. – Сергея и… – я пошуршала бумагами, – Татьяну Леонидовну?
– А они тут больше не живут, – тихим голосом ответила соседка, а сама смотрела на меня очень внимательно.
Пристально так смотрела, глазами обшаривала.
– Как это – не живут? – Я так резко отставила чашку, что жидкий чай расплескался на клеенку. – Что вы мне, гражданка, голову морочите? Вот же у меня адрес – Третья линия, дом двенадцать, квартира девять!
– Они квартиру продали…
– Значит, должны были в налоговую сообщить о перемене адреса! – В голосе моем звучало праведное возмущение.
– Они за границу уехали, в Америку… – неуверенно обронила соседка.
– Так… – зловеще протянула я, войдя в образ. – Укрывательство от налогов! За это, между прочим, срок полагается!
– Такие приличные люди… – бормотала «лисичка», – никогда за ними ничего подобного не водилось…
– У вас с ними связь имеется? – Я бросила пробный камень.
– Не то чтобы… – замялась соседка. – Прислали они мне письмецо. Дескать, все в порядке, все нравится, в Россию в ближайшее время возвращаться не собираемся. И адреса своего не указали – мол, еще постоянного жилья нету… А скажите, это какие налоги они не платили? Не за квартиру?
– То нам неведомо, – я убрала бумаги в сумку, – налог на имущество, а какой – я знать не знаю. Мое дело – судебное постановление вручить о взыскании. Оплатить в пятидневный срок, а если не оплатят – будут начислены штрафные санкции. Имущество опишем…
Я сама собой восхитилась – до чего голос суровый. Вошла, в общем, в образ. Соседка же вела себя странно. Она явно заволновалась, покусала губы, а потом спросила, заглядывая мне в глаза:
– А велика ли там сумма? Если не очень большая, так я могла бы заплатить… Уж больно люди приличные, никогда за ними ничего такого не водилось…
– Не положено, – строго сказала я, – на чье имя постановление, тот и платить должен. Так что пойду я.
Тут приятная наша беседа была прервана странными звуками. Кто-то бил громко – бом-бом-бом…
– Что это? – Я едва не подскочила на месте.
– Это часы, – улыбнулась соседка, – часы у меня старинные…
Я и сама уже догадалась. Все вместе это бомканье напоминало песенку про чибиса. Перед моими глазами предстал кабинет пения, и учительница Аглая Самсоновна барабанит по клавишам расстроенного пианино, а мы все, второй «Б» класс, тянем кто в лес, кто по дрова: «У дороги чибис, у дороги чибис, он кричит, волнуется, чудак…»
Подумать только, какая ерунда лезет в голову! Да еще на работе…
Соседка проводила меня до двери и закрыла эту дверь на все замки. Я помедлила на площадке, сделав вид, что застегиваю сумку, встав при этом так, чтобы меня не видно было в глазок. И приникла к двери.
Не знаю, зачем я это сделала, просто так, на всякий случай. И услышала, как за дверью кто-то возится, потом «лисичка» пробормотала с досадой: «Черт, куда он задевался», потом удовлетворенно хмыкнула, потом полминуты была полная тишина, а после снова раздался приглушенный голос соседки:
– Семен, это я!
Больше я ничего не расслышала, очевидно, она ушла разговаривать в комнату. Однако было над чем подумать.
С одной стороны, я ничего не узнала. Ну, продали прежние хозяева квартиру и уехали. С другой стороны, соседка эта, «лисичка», ведет себя странно.
Сами посудите, запустила незнакомого человека, то есть меня, в квартиру. Документа я ей никакого не предъявила, сказала только, что судебный исполнитель. Да мало ли кто что скажет! Эта женщина не произвела на меня впечатления легковерной дуры. Напротив, сразу видно, что «лисичка» себе на уме. И дальше – вдруг предложила заплатить за соседей недоимку! Вот уж это альтруизм, граничащий с идиотизмом! Люди уехали надолго, может быть, навсегда. Ей ничего не поручали, и, по ее же словам, в особой дружбе она с бывшими соседями не состояла. То есть маловероятно, что ей деньги вернут. А по глазам видно, что эта соседка – такая выжига, зимой снега у нее не выпросишь, а тут вдруг сама предлагает заплатить.
Нет, явно что-то тут не то. Либо прежние хозяева квартиры уехали не так далеко, не в Америку, и она знает, как их найти, либо… Либо не знаю, что и думать.
Потом она сразу стала звонить какому-то Семену. И совершенно ясно, что отношения у нее с этим Семеном чисто деловые, причем серьезные. Что не бывший он ей муж, не любовник, не парикмахер и не массажист. Уж такие вещи я по голосу определю.
За такими мыслями я вышла из подъезда, обогнула дом и пошла в сторону проспекта. На углу в том же доме находилось небольшое кафе. Я не стала заходить, чтобы лишний раз не маячить.
Разумеется, дядя Вася будет недоволен. Фактически ничего я не выяснила, а про мои догадки и умозаключения он скажет, что все это неясно, неточно и вообще недоказуемо. Ладно, посмотрим, что он выяснит у риелтора.
Катя вышла из дома, где проживал частный детектив, и пошла по улице. Мысли ее были безрадостны. Похоже, ничего она своим визитом не добилась, только деньги зря отдала. А их у нее и так немного.
В самом деле, неужели она всерьез надеялась, что ей поможет частный детектив? Да еще такой – немолодой, неухоженный недотепа, бывший милиционер. Нищий, невезучий… С чего ему вздумалось идти в частные детективы?
Она тут же одернула себя – совершенно ни к чему думать плохо о незнакомом человеке. Только потому, что у нее, Кати, плохое настроение. И неприятности. Настоящие или выдуманные. Впрочем, если она все выдумала, то это означает, что у нее еще бо́льшие неприятности.
Тридцать пять лет. Ни мужа, ни детей. Единственный близкий человек, мама, умерла весной. И этого уже не поправишь.
Вот это действительно плохо. Но… «Ты это переживешь, – сказала ей мама, пока могла еще говорить и думать, – все переживают. Ты привыкнешь. Со временем».
Что ж, наверное, мама была права, сейчас боль уже не такая сильная. Во всем остальном можно найти хорошие стороны. Она ничем и никем не связана, она может устроить жизнь по своему вкусу, она востребована на работе, ее вот только что повысили, у нее вполне приличная зарплата, неплохие перспективы карьерного роста, и у нее удобная и просторная своя собственная квартира.
Вот в этом-то все дело.
У Кати с детства был спокойный и ровный характер. «Серьезная девочка», – говорили маме воспитатели в садике и учителя в школе. Мама только пожимала плечами – что тут плохого?
В школе Катя училась хорошо, была очень ответственной и старательной, никогда ничего не забывала, ее ставили в пример одноклассникам. Постепенно выяснилась главная черта ее характера – Катя не любила тратить время зря. Если поваляться на диване, то только с книжкой, если смотреть любимый сериал по телевизору, то обязательно что-нибудь делать руками – пуговицу пришить, вязать. Она никогда не трепалась с подружками часами по телефону, не болталась во дворе, не шушукалась, не обсуждала парней. При этом умудрялась сохранять хорошие отношения со всеми, вовсе не была синим чулком, занималась спортом. И вообще к старшим классам стала очень хорошенькой.
– Уж слишком ты у меня организованная… – вздыхала мама, слушая дружные похвалы учителей, – нельзя воспринимать жизнь так серьезно…
Катя смеялась и отмахивалась – чем ты недовольна? Мама не умела или не хотела объяснить, только постоянно твердила, что на жизнь смотреть надо проще.
После окончания школы Катя поступила в институт тут же, у них в городе, хотя учителя советовали ехать в Петербург или в Москву – голова у девчонки светлая, при хорошем образовании очень многого может достичь. Но мама что-то стала прихварывать, и не хотелось оставлять ее одну. Отец давно умер, с тех пор мама так и не оправилась.
На третьем курсе к Кате на лекциях подсел симпатичный парень, да так и просидел года два. Долго они просто дружили, гуляли, болтали, вместе готовились к экзаменам, а потом как-то отношения перешли в другое русло. После института решили пожениться – чего тянуть, все замуж выходят, и Кате тоже пора… Мама была не против, ей Володя нравился – простой такой парень, без затей, характер хороший.
Мама даже переехала на время к двоюродной сестре за город, чтобы молодым было посвободнее.
Через год при виде мужа Кате хотелось повеситься.
Он все время был рядом. Кроме тех восьми часов, что ходил на работу. Он именно ходил – работу он выбрал по территориальному принципу: чтобы поближе к дому. Вечерами он пил пиво и смотрел по телевизору футбол или хоккей, в зависимости от времени года. Были еще баскетбол и синхронное плавание. Он требовал, чтобы Катя сидела с ним рядом на диване и разделяла его страсти. Катя ничего не понимала ни в футболе, ни в хоккее, а вид девушек с прищепками на носу вызывал у нее нервный смех. И пиво она не любит. Муж обижался – не хочет разделять его интересы, а у них все должно быть общее. Кате же безумно жалко было потраченного впустую времени. Она и так достаточно много тратила его на домашние дела и на приготовление обедов.
Выяснилось, что муж любит покушать. В этом не было ничего удивительного – Катя росла с отцом, в полной семье и прекрасно запомнила, что такое мужчина в доме. Мужчина любит вкусно поесть, любит прийти в чистый уютный дом, а каким образом все это получается, предпочитает не знать.
Но опять-таки жалко было потраченного времени. Тем более что муж взял моду подшучивать и критиковать: его мама, мол, делала не так, вот бы Кате у нее поучиться. Слава тебе, господи, свекровь жила далеко в Сибири, даже на свадьбу не приехала; денег, правда, прислала.
Муж везде разбрасывал свои вещи. Катя находила грязные носки в раковине на кухне, у себя под подушкой, в гостиной на диване – только не в стиральной машине.
«Все это мелочи, – говорила мама, приезжая изредка повидать дочь, – привыкнете друг к другу, притретесь, смотри на это проще…»
Через год Катя поймала себя на мысли, что не хочет притираться к мужу. В самом деле, что они – две детали какого-нибудь формовочного пресса? Или шлифовального станка?
Еще она поняла, что не испытывает к мужу совершенно никаких чувств, кроме скуки.
Скучно было сидеть с ним у телевизора, скучно смотреть, как он ест – торопливо, жадно, как будто сутки работал в поле или шел двадцать километров через болото с полной выкладкой. Скучно было готовить ему по утрам завтрак – всегда одну и ту же яичницу-болтушку с колбасой. Хоть бы омлет попросил, что ли, с тоской думала Катя. Или сырники…
Еще муж отчего-то взял моду подшучивать над ее мамой, хотя от тещи ему не было никаких неприятностей – виделись-то редко. Он бесконечно рассказывал пошлые анекдоты и пел матерные частушки «Мимо тещиного дома…» и так далее. Катю тихо трясло, а муж смеялся – что такого, все так делают…
Вообще при ближайшем рассмотрении он оказался ужасно бесцеремонным типом. Он без спросу лазил в ее компьютер, что-то там записывал и переустанавливал. Он читал ее эсэмэски в мобильном телефоне, а на все замечания, что чужие письма читать неприлично, искренне пожимал плечами – что, мол, такого секретного там может быть? Мы же с тобой одна семья…
Когда же комп после его фокусов сломался, Катя разозлилась всерьез, и они здорово поскандалили. Катя вышла из себя, вспомнила ему все и даже попрекнула тем, что он живет в ее квартире. Об этом, впрочем, тут же пожалела.
Муж, конечно, обиделся со всеми вытекающими отсюда последствиями. Он хлопнул дверью и не пришел ночевать. Вечер Катя блаженствовала в тишине, а потом начала психовать. К рассвету, когда она решилась уже обзванивать больницы, в дверях заскрипел ключ. Он пришел – голодный, замерзший и слегка под градусом. Пахло от него дешевыми сигаретами и подгорелой кашей. У Кати не было сил для нового скандала.
В тот раз они помирились, жизнь вошла в привычную колею, и Кате по-прежнему было с ним скучно. Он ничего не читал, смотрел только боевики и фильмы ужасов, с друзьями общался исключительно за кружкой пива. Разговаривать им было не о чем. К тому же он в разговоре с ней все время употреблял грубые слова, Катя подозревала, что нарочно. Так, еду он называл жрачкой, кафе – тошниловкой, деньги – баблом.
«Жрачка – в корыте для поросят, – говорила ему Катя, – а у людей – еда или пища…»
Муж в ответ обзывал ее занудой, а ее просто трясло от таких слов, и аппетит пропадал начисто.
И в постели Кате с ним тоже было скучно. И ничего нельзя было с этим поделать. На все ее намеки он не реагировал. Не с подружками же такие вопросы обсуждать. Этак через два дня весь город про Катины интимные проблемы знать будет…
Они продержались два года. А накануне годовщины свадьбы Катя пришла домой в неурочное время и застала мужа в их семейной постели… не с лучшей подругой, нет, потому что у нее не имелось закадычных подруг. Было много приятельниц, со всеми сохранились у нее хорошие отношения – и в школе, и в институте, и на работе.
Девица эта, чью голую спину Катя увидела еще из прихожей, считалась общей приятельницей и даже была на их свадьбе. Две чашки подарила, с картинками охоты.
Катя и сейчас точно помнит, что единственное чувство, которое она испытывала в этот момент, – чувство освобождения. Ей было легко, как будто с души свалился мельничный жернов. Какая неожиданная удача, какой сказочный подарок ей поднесла судьба – быстро и навсегда освободиться от постылого брака!
Насчет семейной постели – это расхожий штамп, на самом деле парочка расположилась в гостиной, чтобы, надо думать, Катя не унюхала в своей кровати запах чужой женщины.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента