Наталья Александрова. Дама в очках, с мобильником, на мотоцикле

   И после такой дороги ее ожидает такой нелюбезный прием!
   Первым побуждением Надежды Николаевны было развернуться и немедленно уехать домой, но она вспомнила, что поезд в Козодоеве останавливается только раз в сутки, так что до завтрашнего дня ей все равно никуда не деться.
   – Надя, это ты? – донесся наконец из-за двери тот же приглушенный голос. – Ты одна?
   Надежда растерялась, не зная, что ответить, но ее провожатый пришел на помощь:
   – Одна она, одна, я сейчас ухожу!
   Он и правда развернулся и удалился прочь по коридору, оставив Надежду в растерянности перед закрытой дверью.
   – Заходи! – раздалось наконец из номера.
   Надежда толкнула дверь и вошла внутрь.
   В комнате, куда она попала, было почти темно. На окнах задернуты плотные шторы, свет не горел. В глубине помещения в кресле угадывалась человеческая фигура.
   – Галь, это ты, что ли? – недоумевая, спросила Надежда и вгляделась в эту фигуру.
   – Я, – ответил голос из темноты. Впрочем, в этом голосе не было уверенности.
   – А что вообще здесь происходит? Что это ты в темноте сидишь, никого к себе не пускаешь?
   – А-а… – протянул голос из темноты. – Ты меня не видела… увидишь – больше не будешь спрашивать!
   Щелкнул выключатель, и на столе вспыхнула настольная лампа под розовым абажуром. В ее неярком свете Надежда Николаевна увидела в кресле свою подругу. Впрочем, узнать Галину было трудно.
   Лицо ее было перекошено, как будто Галка чего-то жутко испугалась. Глаза, обычно довольно большие и выразительные, превратились в узенькие заплывшие щелочки. Под глазами образовались огромные темные мешки. Губы ужасно распухли, да к тому же рот искривился. Кроме того, все лицо было жуткого багрово-синего цвета, как будто представляло собой сплошной кровоподтек.
   – Боже мой! – Надежда Николаевна не смогла сдержать удивленный вопль. – Что это с тобой сделали?
   – Ага! – В голосе Галины, как ни странно, прозвучало торжество. – Теперь ты больше не спрашиваешь, почему я сижу в темноте и не выхожу из своего номера!
   – Извини, – пробормотала Надежда виновато. – Я не хотела тебя обидеть… само вырвалось…
   – Можешь не извиняться, – небрежно отмахнулась Галина. – Видела женщину на ресепшене?
   – С косой вокруг головы?
   – Ну да, она самая, Аней зовут… Так вот, когда она меня увидела – вообще в обморок упала…
   На этот раз Надежда промолчала. Она боялась опять ляпнуть что-нибудь бестактное. Поэтому Галина заговорила сама:
   – Ну, что стоишь? Располагайся. И можешь не произносить никаких воспитательных слов, сама себя ругаю последними словами. Но понимаешь, как стала я с Игорем ходить всюду на тусовки… Там бабы кругом молодые, красивые. Некоторые меня старше, а выглядят… Думаю – чем же я хуже? А они косятся, смотрят так пренебрежительно, как на букашку какую-то или на вошь.
   – Да и наплевать на них! – с сердцем сказала Надежда.
   – Да, тебе легко говорить, ты человек не публичный… – протянула Галка с совершенно непередаваемым выражением, так что Надежда Николаевна порадовалась, что в комнате темно, иначе Галка заметила бы ее гримасу и обиделась.
   – Как тебя угораздило? – спросила она. – Врачи напортачили?
   – Да нет, доктор очень хороший, Иван Петрович, опытный… Просто это у моего организма такая особенность – аллергия на некоторые препараты. А без них все очень долго заживает.
   – Ужас какой! – Надежда решила не щадить Галку. – Это же надо – самой на такое решиться!
   – Я же не знала, – возразила подруга, – и потом, Иван Петрович говорит, что все пройдет, только нужно время. Главное – чтобы Игорь не узнал, если он меня в таком виде узреет – я повешусь!
   Надежда промолчала. Она раздвинула шторы, открыла форточку и взялась распаковывать чемодан.
   – Ты надолго, Надя? – спросила Галка после того, как смазала лицо какой-то мазью и накапала в глаза капель.
   – Послезавтра хочу уехать, – призналась Надежда, – вот выясню, как у тебя дела, пообщаемся, поболтаем, да я и двину до дому. Там Саша один, работает много, устает…
   Тут Надежда подумала некстати, что муж не слишком расстроился, узнав о ее отъезде, предвкушая, очевидно, тихие вечера в компании кота. А можно еще друга пригласить, в шахматы поиграть в тишине и покое. Можно за столом газету читать, пить крепкий кофе, да мало ли еще вещей, которые не разрешает делать жена?
   – Вот и я тут застряла… – всхлипнула Галка, – а Игореша там совсем один…
   – Не реви, – строго сказала Надежда, – делать нечего, нужно ждать улучшения. Что уж теперь, после драки-то кулаками махать… Нужно взбодриться.
   – Какая уж тут бодрость… – Галка совсем сникла.
   – Так что – ты тут так и сидишь безвылазно в своем номере? – ужаснулась Надежда.
   – Да нет, – вздохнула Галя. – Иван Петрович мне велел гулять, дышать свежим воздухом, иначе, сказал, это безобразие очень долго не заживет. Так что я выхожу, но только когда совсем стемнеет. Когда меня никто не увидит… может, раз уж ты приехала, погуляем вместе? А то знаешь, как надоело бродить в одиночестве, как тень отца Гамлета! Случайные прохожие шарахаются…
   – Ну давай, – согласилась Надежда. – Я тоже с удовольствием прогуляюсь…
   Ей, конечно, хотелось отдохнуть после дороги, но она решила, что дружба – прежде всего, и раз уж приехала в это захолустье, то надо поддержать подругу.
   – Но сейчас еще слишком светло! – проговорила Галина, раздвинув шторы и выглянув в окно. – А пока… извини, ты не могла бы сходить в аптеку? Мне очень нужен спрей для маскировки синяков… вот тут записано его название!
   Она протянула Надежде смятый листочек с неразборчивыми каракулями.
   – И почему это у врачей всегда такой плохой почерк? – вздохнула Надежда.
   – Ну так что – сходишь? Или так и будешь в листок пялиться?
   У Галки от стресса и сидения в четырех стенах явно испортился характер.
   – А зачем я сюда приехала? – огрызнулась Надежда, которую кольнуло вдруг нехорошее предчувствие.
   Но она отнесла его за счет дорожной усталости и отправилась в аптеку.
 
   Аптеку Надежда нашла без проблем. Она располагалась в первом этаже типовой бетонной пятиэтажки. Внутри было пусто, только парень с бритым затылком, лениво облокотившись о прилавок, болтал с молодой румяной девушкой-фармацевтом, на налитой фигуре которой едва сходился форменный белый халат.
   – Ты это зря насчет Верки, – говорил парень, растягивая слова. – Если тебе что сказали, так это брехня…
   – Ну да, брехня! – недоверчиво отвечала девица. – Я вас сама видела! Ты ее у выхода тискал!
   – Да ничего я ее не тискал, там просто тесно было… ты чё, Лариска, ты же ее видела – разве это мой кадр? Да она же страшнее Фредди Крюгера! Я такую не то что тискать – мне с ней одним воздухом дышать и то неинтересно!
   – Девушка, – нетерпеливо проговорила Надежда, протягивая через плечо парня бумажку с названием лекарства, – у вас есть такой спрей? Это от ушибов…
   – Тетя, – парень обернулся и неприязненно оглядел Надежду, – ты чё – не видишь, мы разговариваем?
   – Вы можете разговаривать в свободное время, а сейчас ваша подруга на работе!
   – Ты откуда такая деловая взялась? – процедил парень и сплюнул на пол. – Что-то я тебя раньше в наших местах не наблюдал!
   – А что, аптека только для местных? – сухо осведомилась Надежда. – И кстати, молодой человек, вам никогда не говорили, что с незнакомыми людьми принято разговаривать на вы?
   – Понаехали тут! – Парень исподлобья уставился на Надежду, но все же отступил на полшага, пропустив ее к прилавку.
   – Девушка, – Надежда Николаевна снова обратилась к фармацевту, – так как насчет этого спрея?
   – Нет у нас никакого спрея! – ответила девица неприязненно.
   – Но вы даже не взглянули на рецепт! – возмутилась Надежда.
   – Все, что надо, я видела! – огрызнулась девица. – И нечего тут у нас свои порядки устанавливать!
   – А начальник у вас есть? – сухо осведомилась Надежда Николаевна.
   – Есть, да далеко лезть! – отрезала девица. – Вот, хотите – есть новое средство от геморроя, вам пригодится!
   Надежда Николаевна была женщина смелая и решительная. И если ее разозлить, могла держаться твердо. И постоять за себя умела. Но в данном случае она ужасно устала после тяжелой дороги, и не хотелось в незнакомом месте ввязываться в скандал. Тут их еще двое…
   Надежда возмущенно фыркнула, развернулась и направилась к выходу.
   За спиной она услышала приглушенный издевательский смех «сладкой парочки».
   К счастью, рядом с пансионатом она увидела круглосуточный магазин, в котором был аптечный киоск, где толковая продавщица средних лет нашла ей нужный спрей.
   Вместо Ани за стойкой сидела курносая веснушчатая девчушка. Она углубилась в глянцевый яркий журнал и даже не взглянула на Надежду Николаевну.
   – Вот что, дорогая моя подруга, – сказала Надежда Галке по возвращении, – больше ногой не двину, пока не приму душ и чаю не напьюсь! Сил моих больше нет!
   – Конечно, Надя. – Галка обрадовалась спрею и была сама кротость, тем более что тут же явилась к ним Аня и предложила переехать в другой номер – там, дескать, попросторнее, и вид из окна лучше.
   Вид и правда был на парк. Огромные деревья в сумерках были похожи на сказочных великанов, возле разрушенной усадьбы таинственно горел одинокий фонарь.
   Ужин по просьбе Галки принесли в номер. Надежда с опаской попробовала нечто необъяснимое, лежащее на тарелке. Оказались ленивые голубцы, причем вкусные. И к чаю ватрушка была свежей, пахла ванилью. Галка, увидев ватрушку, только вздохнула – она с трудом пропихивала в себя только вязкое и жидкое.
   После ужина, примирившего Надежду с жизнью, Галка смотрела телевизор, а Надежда попыталась позвонить мужу, но отчего-то не было связи. Она прилегла на кровать и провалилась в сон до утра.
 
   Утром выяснилось, что Галке нужно в клинику на осмотр. Она наскоро проглотила завтрак – пшенную кашу и какао. Полагалась еще булочка с маком, но у Галки были проблемы с пережевыванием твердой пищи.
   Булочка была такой вкусной, что Надежда едва не съела две, в последний момент призвав себя к порядку. Какао она не пила с детства, и сейчас оно ей очень понравилось. Она подумала даже, что неплохо готовить его дома, но вспомнила, что какао на чистом молоке да еще с сахаром – дико калорийный продукт.
   Галка достала откуда-то марлевую маску, что надевают хирурги на операции, но явившаяся Аня воспротивилась:
   – Пойдете через холл, проживающие увидят – еще всполошатся, что вы заразная, потом неприятностей не оберешься.
   – Если они ее без маски увидят, то еще больше всполошатся, – заметила Надежда.
   – И я о том же, – поддакнула Галка.
   Утром она была полна энергии и не обижалась по пустякам.
   В конце концов за небольшую мзду Аня согласилась провести Галку по служебной лестнице. А там Василий Верленович машину подгонит прямо к дверям, авось никто не заметит.
   Они ушли. Надежда причесалась и подкрасила губы, радуясь, что не пришла ей в голову дикая мысль обратиться к пластическому хирургу. Сидела бы теперь с такой рожей, как у Галки, из дома не выйти, да еще неизвестно, что будет, когда все заживет. Вполне возможно, что собственный муж не узнает…
   Утро было чудесным. Надежда решила не тратить времени зря, а прогуляться в отсутствие подруги по городу, при свете и солнышке. Посмотрит на парк, воздухом подышит…
   – Хорошей прогулки! – проводила ее Аня широкой улыбкой.
   Коса ее по утреннему времени не была обвернута вокруг головы, а свободно змеилась вдоль спины.

* * *

   Надежда прошла вдоль полуразрушенной парковой ограды и оказалась возле калитки. Собственно, от этой калитки остались только два каменных столба, увенчанных какими-то диковинными птицами. Должно быть, сама калитка была кованой, чугунной, и ее давно уже сдали на металлолом местные умельцы.
   Сразу за калиткой начиналась тропинка, уходящая в глубь парка, и Надежда решительно ступила на нее.
   Едва она вошла в парк, ее окружили тонкие и терпкие запахи – запах осенней листвы, влаги и увядания, запах прежней, давно ушедшей и забытой жизни.
   Надежда шла по тропинке, шурша листьями, и представляла, каким был этот парк, допустим, сто лет назад.
   По этим дорожкам и аллеям прогуливались дамы в широкополых шляпах, барышни в кисейных платьях, мужчины в светлых костюмах и лайковых перчатках… по таким же осенним листьям пробегали борзые и охотничьи собаки…
   В кустах зашуршало, и на тропинку перед Надеждой Николаевной выбежал красивый черно-белый спаниель.
   На какое-то мгновение Надежде показалось, что таким образом материализовались ее мысли о прошлом, она даже закрыла на секунду глаза и снова их открыла…
   Спаниель никуда не делся. Он стоял перед Надеждой, приветливо виляя хвостом.
   – Маркиз, не приставай к прохожим! – донесся из-за кустов приятный мужской голос, и на тропинку вышел, опираясь на трость, немолодой мужчина в светлом плаще и старомодной шляпе. Надежда вспомнила, что уже видела этого человека, когда проезжала мимо парка сразу по прибытии в Козодоев.
   В наши дни встреча с незнакомым мужчиной в пустынном парке может быть небезопасной, но этот мужчина, как и его спаниель, с первого взгляда вызвал у Надежды доверие.
   – Он не пристает, – улыбнувшись незнакомцу, проговорила Надежда. – Он просто подошел познакомиться.
   – Ну и как? – спросил мужчина. – Познакомились?
   – Ну, я теперь знаю, что его зовут Маркиз. А меня – Надежда Николаевна…
   – А меня – Сергей Сергеевич, – представился мужчина и старомодным жестом приподнял шляпу.
   Доверие, которое с первой секунды почувствовала к нему Надежда Николаевна, упрочилось.
   – Хорошее имя – Надежда! – проговорил ее новый знакомый, приближаясь. – Не слишком распространенное, а главное – оптимистичное. Надежда – это последнее, что остается с нами в любых испытаниях… Вы ведь недавно в нашем городе?
   – Только вчера приехала.
   – И как он вам? – В голосе Сергея Сергеевича прозвучала интонация, какая бывает у любящих родителей, когда они говорят о своем болезненном, но горячо любимом ребенке.
   – Ну, честно говоря, первое впечатление было не очень благоприятным, – призналась Надежда. – Но когда я увидела этот парк, это меня со многим примирило…
   – Да, – оживился мужчина. – Это замечательный парк! Он почти без изменений сохранился с начала девятнадцатого века! Конечно, усадьба сильно пострадала, но сам парк, его планировка почти такие же, как двести лет назад!
   – Да что вы говорите? – Надежда недоверчиво оглядела окружающие деревья. – Что, всем этим деревьям по двести лет?
   – Нет, конечно. – Сергей Сергеевич скромно улыбнулся. – До революции его поддерживали, чистили, вовремя заменяли состарившиеся деревья, и потом, когда закончилась Гражданская война и жизнь вошла в колею, здесь жил один энтузиаст, который следил за парком… В последние годы его, конечно, запустили, но пока все еще можно привести в порядок. Если, конечно…
   – Если что? – переспросила Надежда, расслышав в голосе собеседника грустную интонацию.
   – Если его не вырубят.
   – Зачем же его вырубать? – осведомилась Надежда Николаевна и заботливо прикоснулась к морщинистому стволу старого дуба. – Кому он мешает?
   – Не то чтобы мешает. – Сергей Сергеевич поморщился. – Как всегда, здесь замешаны деньги. Очень большие деньги. Через наш город пройдет скоростная дорога, так вот кому-то оказалось выгодно провести ее прямо через парк.
   – Как жаль! – Надежда вздохнула и огляделась по сторонам.
   Она словно заново увидела увядающую красоту старого парка, почувствовала наполняющий его аромат прошлого. Сквозь деревья проглядывали желтоватые стены усадьбы.
   – Жаль! – согласился с ней мужчина. – А вы сюда надолго? У вас здесь родственники?
   – Нет, ненадолго. Может быть, на несколько дней… Родственников у меня здесь нет, я приехала к подруге…
   Надежда подумала, что нет смысла рассказывать все подробности своего визита этому незнакомому человеку, и так она ему рассказала слишком много.
   – Действительно, будет очень жаль, если не станет этого парка, – проговорил Сергей Сергеевич напоследок. – Ведь вы совершенно правы, без этого парка наш город лишится своего лица!
   – А что, это имение действительно называлось Державино? – спросила Надежда Николаевна, вспомнив слова водителя, который привез ее с вокзала в пансионат. – Оно каким-то образом связано с Гаврилой Романовичем Державиным?
   – Ну, в каком-то смысле связано, – улыбнулся ее собеседник. – В начале девятнадцатого века имение принадлежало Петру Степановичу Державину, внучатому племяннику поэта. Существует предание, что знаменитый дядя несколько раз приезжал сюда, гостил подолгу и что именно в этом парке он написал свое знаменитое стихотворение «Приглашение к обеду». Там есть такие слова:

 
…стерлядь золотая,
Каймак и борщ уже стоят;
В графинах вина, пунш, блистая
То льдом, то искрами, манят…
 

   По этим стихам мы видим, что племянник принимал дядю с традиционным русским гостеприимством…
   – Так только ради этого стоит сохранить парк и имение! – воскликнула Надежда Николаевна.
   – Я-то с вами согласен, – вздохнул Сергей Сергеевич. – Но сами знаете, когда в деле замешаны большие деньги, все остальные соображения отходят не то что на второй – на десятый план… Маркиз, брось сейчас же эту гадость! Что я тебе сказал!
   Последние слова Сергея Сергеевича относились, разумеется, к спаниелю, который откопал в опавших листьях дохлую крысу и умчался с ней в кусты. Хозяин бросился за ним следом, на прощание махнув рукой Надежде Николаевне. Она проводила его взглядом и отправилась домой… то есть в пансионат.
   Ей было грустно – жаль парка, этих деревьев, которые помнили Гаврилу Романовича Державина, жаль всей атмосферы тихого запустения. С другой стороны, скоростная магистраль – это прогресс, сонный город встряхнется и обновится.
   И все равно жаль парка…
 
   Возвращаясь в пансионат, Надежда проходила мимо той самой аптеки, где ей накануне нахамили. На тротуаре перед аптекой стояли несколько человек, среди которых Надежда Николаевна узнала вчерашнюю хамоватую девицу-фармацевта. Она была заплакана и визгливым, истеричным голосом оправдывалась перед красной от злости теткой средних лет, по всей видимости, хозяйкой аптеки.
   – А я что, Марьсергевна? Я разве что могу? Что мне, гоняться за ними? Я не могу свое место покидать! Я не охранник! На мне материальные ценности!
   – Ах за ними? Значит, ты их все-таки видала?
   – Да никого я не видала! Только мне и дела, что смотреть! Я не охранник, я провизор!
   – Из твоей зарплаты вычту! – орала тетка. – Все до копейки мне возместишь! Знаешь, сколько это стекло стоит?
   Надежда взглянула на аптеку и увидела, что большое витринное окно вдребезги разбито.
   – Вычтете? – взвизгнула девица. – Да из чего там вычитать! Вы мне, Марьсергевна, такие гроши платите, что стыдно про это говорить! Уборщица и та больше получает!
   – А ты больше не нарабатываешь! – гудела хозяйка. – Только и знаешь, что с парнями лясы точить! Как твоя смена, так никакого оборота! Больше на электричество уходит, чем ты наторгуешь! А тут еще за стекло это платить придется…
   – А я вам говорила, Марьсергевна, – наймите охранника! В каждой приличной аптеке охранник полагается… я свое место покидать не могу, на мне материальные ценности…
   – Еще и охранника тебе! – вызверилась хозяйка. – Мало тебе твоих дружков? Они у тебя все хулиганы известные! Женщина, а вы что смотрите? Вы почему интересуетесь?
   Последние слова относились к Надежде, которая остановилась, разглядывая разбитую витрину.
   – Вот вы, к примеру, в эту аптеку заходили? Имеете на этот счет свое особое мнение? – продолжала хозяйка, найдя в лице Надежды нового собеседника.
   – Заходила, вчера вечером… – отозвалась Надежда. – Лучше бы я этого не делала… ничего, кроме хамства, я тут не нашла…
   – Ага! – обрадовалась хозяйка и снова повернулась к подчиненной. – Вот и женщина того же мнения, что тебя пора гнать! Только прежде ты мне это стекло компенсируешь!
   – Подумаешь, женщина! – отлаивалась девица. – Это еще надо разобраться, кто кому нахамил… и кто такая эта женщина, тоже надо разобраться… я ее тут вообще никогда не видела! Может, это как раз она стекло…
   Надежда Николаевна вовсе не собиралась вмешиваться в конфликт совершенно незнакомых людей, но слова наглой девицы возмутили ее до глубины души.
   – Что?! – воскликнула она, побелев от гнева. – Я – стекла бью? Да вы, девушка, в своем уме? Да вы вообще думаете, что говорите? Это, может быть, ваш бритоголовый приятель руку приложил! Вы с ним вчера явно не поладили!
   – Ага! – оживилась хозяйка. – Значит, снова вчера у тебя Валерка ошивался? Я тебе сколько раз говорила, чтобы его близко не было? Все, мое терпение кончилось!
   – Ничего он не ошивался! – визжала девица. – У него такой привычки нету, чтобы ошиваться! Все она врет, эта тетка! И ничего ей Валера не сделал, и даже слова не сказал! Она сама кому хочешь нахамит! Она сама первая стала права качать!..
   – Ах ты, зараза! – вскипела Надежда Николаевна, но внезапно опомнилась.
   Что она тут делает? Почему выслушивает эти идиотские обвинения? Почему ввязалась в чужой скандал?
   Она развернулась и быстро зашагала к пансионату.
   Возле здания пансионата появились высокие самодельные леса, или скорее, козлы, сколоченные из досок. На этих козлах молодой маляр в заляпанном комбинезоне красил стену оптимистичной розовой краской. Когда Надежда Николаевна проходила мимо, он зацепил ведро с краской ногой, ведро грохнулось на землю, краска выплеснулась во все стороны розовым фонтаном. На тротуаре образовалось небольшое розовое озерцо, и даже кусты по сторонам дорожки покрылись гламурными розовыми разводами. Надежда удивительно ловко успела отскочить и остановилась в сторонке, осматривая одежду.
   Кажется, обошлось, юбка была в порядке, только на правой туфле появилась небольшая розовая клякса. Надежда подумала, что с туфли краску можно оттереть одеколоном или жидкостью для снятия лака и что она отделалась малым.
   Вдруг сверху на нее заорали:
   – Чего стоишь, ворона?
   – Это вы мне? – Надежда удивленно задрала голову и уставилась на маляра.
   – Тебе, а кому же еще? Ходят тут всякие, а если, не дай Бог, что – кому отвечать? Мне отвечать!
   – Да вы что, молодой человек? – проговорила Надежда Николаевна с обидой. – Вы же на меня ведро уронили – и вы же мне недовольство высказываете?
   – А ты почему ходишь, где не положено? Ежели здесь ведутся работы, значит, опасная зона, нечего тут ходить!
   – А если опасная зона, так нужно ограждение ставить! – возмущенно воскликнула Надежда. – Нет, ну это надо же! Что за город такой – на каждом шагу на хамство нарываешься! А еще говорят, что в провинции люди лучше, воспитаннее!
   Она опасливо обошла козлы по широкой дуге и скрылась в дверях пансионата.

* * *

   Галка вернулась с осмотра недовольная. Вернее, недоволен был ее доктор, Иван Петрович.
   – Сказал, что у меня ослабленный организм, – заявила Галка едва ли не с гордостью, – очень, говорит, вы устали, очень переутомлены, оттого и осложнения. А я и думаю – ведь верно, всю жизнь на мне все ездили! Все, кому не лень…
   – Долго тебе еще? – поинтересовалась Надежда.
   – Если не буду в точности выполнять его предписания, то долго! – вздохнула Галка.
   – Так ты вроде и так только и делаешь, что с собой возишься. – Надежда не смогла скрыть недовольства.
   – А Иван Петрович сказал, что этого мало! – капризно заявила Галка. – Иван Петрович сказал, раз я не могу принимать заживляющие препараты, то нужно больше гулять на свежем воздухе и витамины получать естественным путем.
   – Это как? – не врубилась Надежда.
   – Питаться лучше, – снисходительно объяснила Галка.
   – Господи, да кормят в этом пансионате на убой! – воскликнула Надежда. – Вот скоро обед…
   – Что там обед – суп с фрикадельками да сосиски с гречневой кашей! – Галка замахала руками. – Мне фрукты нужны! Соки натуральные, пюре фруктовые…
   – Ты хочешь сказать…
   – Ну да. Надя, сходи на рынок, а? – Галка все же не совсем оскотинилась, и в голосе ее зазвучали просительные нотки. – Тут совсем недалеко, у Ани спросишь, как дойти. Купи яблок, груш, персиков и бананов. Нет, бананов, пожалуй, не надо, от них толстеют.
   Еще апельсинов, соковыжималку ручную для цитрусовых и терочку, я же не могу жевать.
   «А полы тебе помыть не надо?» – злобно подумала Надежда, из последних сил удерживая лицо.
   Вся эта история с Галкой начинала ей здорово надоедать. Мелькнула мысль позвонить Игорю, сказать, что с Галкой все плохо. Пускай он приезжает и сам с ней возится, разбирается с ее капризами. Но по здравом размышлении Надежда эту мысль пока отложила – не хотелось терять друзей, а Галка ведь и вправду после такого Надеждиного поступка рассорится с ней навсегда.
   – Ладно, схожу, – сказала она, неохотно поднимаясь, – как раз до обеда успею.