Страница:
– Ясно. А я на химию завтра пойду… О чем я говорила? – Миранда нахмурилась.
– О Вуде, – Кристина помахала фотографией перед ее носом.
– Точно. О Вуде… Знаешь, а рассказывать-то, оказывается, нечего, если подумать. Зря я тебя обнадежила. Он такой… всегда сам по себе. Нет, конечно, если что-то попросишь, он всегда помогает. Он неплохой, но… странный, в общем.
– Хорошо учится?
– С чего ты взяла?
– Ты сказала, он помогает. В учебе?
– Да нет, учится средне. Но в чем действительно разбирается, так это в истории. И как у него все в голове умещается? Я помню только свой и мамин день рождения. Все. На большее меня не хватает. А Вуд может с ходу ответить, когда кого родили, короновали, казнили и всякое такое. Мистер Коллинз его за это просто обожает.
– Понятно. Ну, мне пора. Надо собираться, – Кристина поднялась на ноги, бросив взгляд на часы. – Сейчас за мной Патрик приедет.
– А почему ты сама не ездишь? У тебя машина есть?
– Есть. Родители подарили на шестнадцатилетие. Только знаешь, – Кристина помедлила, прежде чем признаться, – я терпеть не могу сама водить.
– Почему?
– Боюсь.
– Чего?
– Сама не знаю. Наверное, в аварию попасть. Поэтому езжу редко, а чтобы каждый день в школу – ну уж нет!
– Надо же… Ой, Крис, забыла тебе сказать! – Миранда постучала пальцем по виску. – Совсем из головы вылетело. Саманта народ в субботу собирает, устраивает у себя барбекю по случаю дня рождения. Поехали?
– Меня она не приглашала.
– Ну и что? Здесь на такие вечеринки все наши приходят без приглашения. Это нормально. Так как?
– Не знаю, надо подумать, – уклончиво ответила Кристина, аккуратно укладывая подаренную фотографию в свой блокнот, и скользнула благодарным взглядом по фотоальбому, оставшемуся лежать на кровати. – А ты собираешься?
– Конечно! Там будет весело: Саманта умеет устраивать классные вечеринки. А вот насчет Вуда не уверена.
– При чем здесь Вуд?
– При том, – хмыкнула Миранда. – Он такие мероприятия, как правило, игнорирует, впрочем, как и ты. По-моему, совершенно напрасно.
– Это с какой стороны посмотреть… – услышав, что Ника на вечеринке не будет, Кристина тут же приняла окончательное решение. – Нет, я не поеду. Мне и так есть чем заняться.
На улице раздался короткий сигнал клаксона.
– Патрик приехал, я пойду, – заторопилась она.
– Давай, мне тоже пора. Из больницы звонили, просили приехать подменить Сару Браун: у нее, кажется, младший сын заболел.
– Тебя подбросить? Сделаем небольшой крюк, я попрошу Патрика.
– Не нужно, спасибо, я и на своей домчусь. Мне все равно ночью надо будет возвращаться на чем-то, а мама к вечеру домой вернется.
– Дело твое.
– Послушай, Крис, – Миранда почему-то замялась.
– Что?
– Только ты не обижайся, хорошо? Может, все-таки появишься у Саманты?
Кристина торопливо засовывала книги в сумку.
– Зачем?
– Ты постоянно всех сторонишься. Девчонки в школе всякое болтают. Считают тебя заносчивой принцессой. Я-то знаю, что ты нормальная девчонка, но им этого не объяснить.
– А ты и не объясняй. Подумаешь… Черт с ними, пусть говорят, что хотят, мне все равно.
Уже в дверях Кристина вспомнила о записке, которую нашла у себя в школьном шкафчике пару дней назад. Кто-то в довольно грубых выражениях советовал ей не воображать, что она чем-то отличается от остальных, что она умнее и все в том же духе. Подписи не было, но почерк, несомненно, был женским.
Говоря, что ее мало заботит чужое мнение, Кристина лгала: оно ее заботило и еще как! Недаром она тогда столько проплакала из-за этой проклятой записки. Конечно, всем без исключения нравиться невозможно, однако вызывать неприязнь до такой степени, чтобы получать подобные послания, – это вообще невыносимо.
Тут ее осенило.
– Миранда, слушай, а ты почерк Валерии знаешь? – спросила она и пояснила, прочитав недоумение в зеленых глазах подруги: – Я имею в виду, могла бы определить, она это написала или нет?
И Кристина вытащила из бокового кармана сумки скомканный листок бумаги.
– А что это?
Ответа Миранде не потребовалось. Дочитав записку до конца, она топнула ногой и в сердцах воскликнула:
– Нет, она никогда не угомонится!
– То есть?
– Разумеется, это Валерия. Кому же еще такое в голову могло прийти? Тут и почерк знать не нужно, хотя да, это писала она. Вот дура! МакАдамс подсовывает этот бред каждой девчонке, которая, по ее мнению, может стать ей соперницей. Все боится, что кто-то кроме нее может стать королевой выпускного бала. Ненормальная!
– Я ни на что «ее» не претендую, в том числе на корону, – Кристина смотрела, как Миранда расхаживает по комнате и ругается, сопровождая свои слова энергичными жестами.
– Ты – нет. Я – нет. Тебе и мне это прекрасно известно. Но дамочка точно не в себе. Ха! Значит, именно она о тебе всякие сплетни и распускает.
Кристина замерла.
– Какие еще сплетни?
– Глупости всякие, забудь. В прошлом году она так же доводила Ким Вилл, когда та в блондинку перекрасилась. МакАдамс решила, что Ким похорошела, и принялась ее доставать. Да, точно, и записки всякие подбрасывала. До конца года дурью маялась. А теперь, значит, ты ее враг номер один. Обалдеть!
– Я ей вроде ничего такого не делала.
– Конечно, не делала. И не надо. Валерия сама напридумывает себе Бог знает что, а потом бесится. Я уверена, тебя она терпеть не может из-за того, что ты сейчас в центре внимания: новенькая, хорошенькая, да еще и богатая. Ой!
Миранда хлопнула себя по губам и испуганно уставилась на Кристину, но та только махнула рукой, давая понять, что ничуть не обиделась, и сказала:
– Да ну, брось, какая я хорошенькая. До нее мне точно далеко.
– Дело не в том, что ты на сахарную Барби не похожа, а в том, что ты не уродина, не дурочка, не калека, словом, ты понимаешь. Просто не обращай на нее внимания и старайся не принимать близко к сердцу ее выходки.
Сигнал за окном прозвучал чуть дольше и настойчивее. Похоже, Патрик куда-то торопился.
– Ладно, – Кристина улыбнулась. – Хорошо, что выяснили. Ну, я пошла. Завтра увидимся.
На душе у нее прояснилось. Теперь она знала, кто написал записку, и больше не переживала по этому поводу. Сейчас самым важным было совсем другое – у нее в сумке лежала одна вещь, благодаря которой она могла простить кого угодно, даже судьбу, за то, что она забросила ее в эту забытую Богом дыру.
В школе она постоянно искала Вуда в толпе учеников, в столовой, во дворе, где угодно. Проезжая по городу, она не отводила взгляда от окна, надеясь случайно увидеть его на улице.
Теперь Ник ей не просто нравился. Она ощущала сильнейшую потребность видеть его, благодаря чему посещение школы из принудительной неприятной обязанности превратилось в ожидание еще одной встречи с ним, только это случалось не так часто, как ей бы хотелось, в основном на занятиях по истории, где они, действительно, занимались вместе, но и эти уроки Ник пропускал.
Миранда предполагала, что его частые прогулы были связаны с магазином мистера Вуда: кроме внука, помогать там было некому, да и здоровье у старика было уже не то, чтобы в одиночку целыми днями стоять за прилавком, заниматься закупкой товаров и вести бухгалтерию.
Тем выше ценила Кристина возможность любоваться Ником во время их редких, но таких желанных встреч. На занятиях она заставляла себя не смотреть в его сторону, чтобы не провоцировать сплетни, но не могла. Иногда она настолько глубоко погружалась в свои приятные наблюдения, что приходила в себя только со звонком или, как бывало чаще, от того, что Миранда пихала ее локтем или толкала ногой под столом.
Слава Богу, ее успеваемость от этого не страдала. Пока.
Со временем Кристина досконально изучила внешность Ника, его манеру одеваться и говорить.
Когда она узнала, что он левша, то несколько дней после этого старалась писать только левой рукой, чтобы почувствовать, что ощущает он, когда его кисть двигается не как у всех, а слева направо.
Иногда она надевала черную рубашку на белую майку и стояла перед зеркалом, вспоминая тот день, когда впервые встретила Ника, похожего в своей одежде на католического священника.
Но не это было для Кристины главным. Не одежда и не движения. Больше всего ее занимал он сам, его мимика и особенно глаза. Она заметила, что у Ника всегда было немного грустное лицо. Не то, что встречается у пессимистов (опущенные вниз уголки губ, унылое выражение лица, которое с годами превращается в брюзгливую маску) или тех, у кого случилось что-то плохое. Его грусть таилась прежде всего в глазах, за густыми ресницами. Ник постоянно щурился, но не от того, что у него было плохое зрение, а просто по привычке. И выражение его глаз как раз и создавало впечатление какой-то тайной печали и отстраненности. Возникало ощущение, что Вуд находится в другом времени и пространстве, отдавая окружающим предметам и людям лишь малую толику своего внимания.
На его красивых губах часто появлялась слабая улыбка, когда он думал, что на него никто не смотрит; и на занятиях Кристина нередко отмечала, что Ник сидит, отвернувшись к окну, с этой самой тенью улыбки, невыразимо печальной. Когда она видела его таким, у нее щемило сердце. Но стоило кому-то обратиться к нему с вопросом, эта тень мгновенно исчезала, равно как и в ситуации, когда он просто находился в окружении других людей. Тогда он превращался в обычного парня, насколько Ник Вуд вообще мог быть обычным, и налет отстраненности мгновенно пропадал, словно он не хотел, чтобы кто-то посторонний вторгся в его мысли, в его собственное закрытое пространство.
Возможно, именно по причине этого внешнего отчуждения другие ученики сторонились его. Вуд и в самом деле был странным, как сказала Миранда, и Кристина соглашалась с ее оценкой; однако странность его заключалась лишь в том, что он был не таким, как остальные ребята, которые могли подолгу обсуждать трансляцию гонок Формулы 1 или бейсбольного матча, рваться после занятий в тренажерный зал или слоняться в перерывах по школьным коридорам, задирая колкими замечаниями проходящих мимо девчонок.
Кристину словно магнитом притягивала его грусть и немногословность. Вуд никак не шел у нее из головы, и на тех редких занятиях, когда он появлялся в классе, она постоянно ловила себя на том, что опять завороженно смотрит на уголки его губ, приподнятые в таинственной тени улыбки.
Она и раньше наслаждалась уединением по вечерам, читая книгу или мечтая с дневником на подоконнике. Теперь же ей просто не терпелось улизнуть к себе сразу же по возвращении из школы. Каждый вечер она тихонько закрывала дверь своей комнаты, чтобы родители нечаянно не услышали поворот ключа и не сделали свои нелепые взрослые выводы. Ей нужно было всего лишь ее одиночество, скрытое от посторонних глаз и всевозможных домыслов.
Убедившись, что родители легли спать, Кристина доставала подарок Миранды, забиралась на подоконник и в тусклом свете уличного фонаря или луны, если не было облачности, любовалась фотографией, положив ее на укрытые пледом колени.
На снимке Ник был напряженным, сосредоточенным на броске, с цепким внимательным взглядом. Но ее воображение с легкостью дорисовывало именно того Ника, который нравился ей больше всего: обманчиво безмятежного, наблюдающего происходящее вокруг со стороны, словно его нисколько не волновало хаотичное движение мира. Отчасти он напоминал ей Гамлета, отчасти – Байрона, отчасти кого-то, кого она никак не могла вспомнить, но чей прекрасный и таинственный образ жил в ее подсознании и тревожил своим неуловимым присутствием.
Кристина смотрела на драгоценную фотографию, касалась ее кончиками пальцев, и в такие минуты уходила от окружающей действительности в свои мечты. Она не услышала бы стук в дверь, настолько была погружена в созерцание маленького любительского снимка. В один вечер она могла смотреть на него минут десять, в другой – больше часа, но никогда не забывала возвращать его на место, в укрытие страниц дневника, и запирать ящик стола.
Если бы так же просто можно было спрятать куда-нибудь свои беспокойные мысли!
Неудивительно, что с некоторых пор ей стал сниться Ник. После таких снов она подолгу не открывала глаза по утрам и старалась удержать в себе ощущение, пусть иллюзорное, близости с ним, такой желанной и недосягаемой для нее.
Однажды ночью Кристина увидела его в весеннем саду. Вокруг благоухало чудесное майское утро. Пышные кроны деревьев были усыпаны розоватыми цветами: Кристина могла поклясться, что чувствовала во сне их густой яблочно-грушевый запах. Легкий ветерок доносил до нее восхитительные ароматы цветущего разнотравья. Теплый воздух был таким густым и вкусным, что его хотелось пить.
Ник стоял на залитой солнцем лужайке в облегающих черных бриджах и белоснежной рубашке с широкими рукавами и глубоко распахнутым воротником. В его руке радужными бликами сверкала тренировочная шпага. Он держал ее настолько уверенно и изящно, что Кристина не могла отвести взгляд от его фигуры.
Она не видела во сне ни себя, ни противника Ника и не знала, с кем он дрался. Однако по его настроению и по типу шпаги поняла, что поединок был тренировочным. Лицо его оставалось спокойным даже в моменты самых невероятных и стремительных выпадов, а серые глаза цепко следили за движениями невидимого для Кристины противника, и в них искрился мальчишеский азарт и самое настоящее удовольствие. Тонкие крылья изящного носа трепетали от возбуждения, на безупречных губах играла улыбка превосходства.
Ник стоял спиной к солнцу и растрепанные светлые волосы, казалось, сами светились в его лучах волшебным ореолом. Он был потрясающе красив и выглядел так, словно сошел со страниц рыцарского романа.
Проснувшись, Кристина долго гнала от себя явь, пытаясь вернуть ускользающий сон, до того ей было в нем хорошо, до того он был теплым, радостным и солнечным. Она так и не увидела, чем закончился поединок, но знала, что победил Ник: его движения были слишком умелыми, слишком отточенными, глаза – яркими и смеющимися.
Наконец, когда реальность окончательно взяла верх, Кристина потянулась и встала с постели. За окном, как и во сне, светило солнце! Она присела на подоконник и рассмеялась – звонко, счастливо. Сон продолжался, ведь она увидит Ника сегодня в школе. Она не сомневалась, что увидит!
А что до его костюма и шпаги… она посмотрела на прикроватную тумбочку, где лежала раскрытая книга, и с улыбкой покрутила пальцем у виска своему отражению в зеркале. Пожалуй, нужно заканчивать читать Дюма запоем, ведь реальность… реальность, она, оказывается, гораздо лучше.
На уроках истории, когда Ник появлялся в классе, и ей удавалось услышать его голос, если мистер Коллинз задавал ему вопрос или втягивал в дискуссию, она замирала и даже забывала дышать. Вместо этого она открыто любовалась им, ведь, когда Ник говорил, все на него смотрели, значит, и ее никто не заподозрит в повышенном внимании. В такие редкие минуты Кристина впитывала его голос, его интонации, вслушивалась, как он произносит те или иные фразы, как звучит его спокойствие или нетерпение, скука или увлеченность.
Ее интересовало буквально все, что было связано с Ником. Чем он увлекается, кроме истории? Какие книги любит читать? Какую музыку слушает? О чем думает, когда отрешенно смотрит в окно на занятиях? Почему предпочитает одеваться в одежду черного цвета? Как он живет? Какие занавески на его окнах?
Разумеется, никто ей не мог ничего этого рассказать, поэтому однажды Кристина решила сделать себе подарок – прогуляться на Западную улицу после уроков. Патрик был в отъезде с отцом, поэтому ей пришлось ехать в школу на своем «Ниссане». Она пропустила автобус и, чтобы не опоздать к началу занятий, ехала со скоростью, намного превышающей ту, которой придерживалась, когда была вынуждена садиться за руль.
На школьной парковке Кристина выбралась из машины мокрая, как мышь, от пережитого стресса, зато ничто не мешало ей в конце учебного дня задержаться в читальном зале, пережидая, пока основная масса учеников разойдется по домам. Где-то через полтора часа после того, как прозвенел звонок с последнего занятия, она вышла из школы, села в свою машину и с черепашьей скоростью направилась в сторону, противоположную той, откуда она обычно приезжала на учебу.
Из-за своих постоянных отказов изучить Хиллвуд получше, она заблудилась и довольно долго искала нужный адрес. Добравшись почти до самой окраины города, она оставила «Ниссан» на парковке у придорожного кафе, а сама села на автобусной остановке и больше часа разглядывала маленький бакалейный магазин. Водители редких автобусов, видя сидящую на скамейке девушку, притормаживали, но Кристина упорно игнорировала их и наблюдала за тем, как в магазин выходят и выходят покупатели.
Она смотрела на окна второго этажа и гадала, дома ли Ник или где-то внизу помогает деду, как рассказывала ей Миранда. Ее очень увлекла такая игра, и она не замечала ничего и никого вокруг, предаваясь своим приятным фантазиям.
Несколько раз она вставала и делала шаг к дверям с большим медным колокольчиком, а потом садилась назад на скамейку с бьющимся сердцем и ругала себя за малодушие.
Наконец, в очередной раз посмотрев на часы, Кристина поднялась и направилась в строну кафе, к своей машине, но не прошла и десятка шагов, как нос к носу столкнулась с Томом Ленси.
Только этого не хватало!
Кристина давно заметила, а Миранда подтвердила ее подозрения, что нравилась Тому. Что с этим делать, она не знала, а ее вежливую холодность и намеки парень явно не понимал. Видно, они получались у нее уж слишком прозрачными и тонкими для его восприятия.
Ленси пару раз даже отваживался пригласить ее на танцы, но Кристина неизменно отказывалась, придумывая различные отговорки. Иногда она ловила на себе его красноречивые взгляды в столовой или в спортзале, но они только раздражали ее, поскольку все вокруг наверняка это тоже замечали. Во всяком случае, Миранда точно. Кристина постоянно отбивалась от ее подколок по поводу недвусмысленного внимания Ленси.
А теперь ей предстояло в очередной раз отбиваться от него самого. Вот черт, и дернуло его оказаться у нее на пути в такое неподходящее время! А место и вовсе неподходящее…
Том, словно прочитав ее мысли, радостно воскликнул:
– Привет, Кристина! А ты что тут делаешь?
Уж он-то наверняка не считает место и время их встречи неподходящим. Вон как обрадовался!
– Привет, – Кристина изо всех сил старалась не выглядеть растерянной. – Собираюсь ехать домой вообще-то. А ты?
– И я домой. Я вон в том доме живу, – и он показал на зеленую крышу, видневшуюся из-за высоких деревьев на противоположной стороне улицы. – Только в магазин забегу. Постой! А ты вроде не в этом районе живешь, так ведь?
Кристина обреченно кивнула и почувствовала укол совести – все-таки придется соврать. А что еще ей остается?
– Нужно было повидать одного знакомого, – и она неопределенно махнула рукой в сторону.
– Знакомого? – моргнул Том. – Твоего? А я вроде слышал, что ты не очень…
– Папа просил передать документы, – еще раз соврала Кристина, перебив Ленси.
Опять кто-то что-то о ней говорил, опять кто-то что-то слышал… Когда же это закончится?
– Понятно, – к ее облегчению, Том не стал ее дальше расспрашивать. Наверное, как всегда постеснялся, и слава Богу. Он же тут родился и вырос, наверняка всех соседей знает. Как бы она выкручивалась, если бы он решился уточнить, кого она тут заехала повидать?
Однако Ленси не уходил. Чтобы продемонстрировать, что она торопится, Кристина нетерпеливо вздохнула и перевесила сумку с одного плеча на другое. Наверное, со стороны ее актерские потуги выглядели нелепо. Ну да ладно, сейчас главное – отвязаться от парня. А что он подумает – второй вопрос.
– Тогда пока, увидимся завтра в школе, – наконец, разочарованно выдавил Том.
– Да, счастливо, – с явной поспешностью отозвалась Кристина и повернулась, чтобы удрать.
– Постой!
Она закатила глаза.
– Ты… это… правда спешишь? А то мы могли бы прогуляться. Я бы тебя проводил потом.
– Нет, спасибо, не сегодня. Мне пора, – Кристина постаралась придать своему голосу оттенок крайней озабоченности и, не дожидаясь очередной блестящей идеи Ленси на тему того, как ее задержать, повернула за угол и чуть ли не бегом направилась к машине, проклиная себя за странный поступок, а заодно и Тома за его появление и вполне, в общем-то, объяснимое занудство. И надо же было ему объявиться так не вовремя!
По дороге домой Кристина никак не могла решить, радоваться ей или огорчаться тому обстоятельству, что самого Ника она сегодня не встретила. Но, ставя машину в гараж, она пришла к выводу, что это даже к лучшему. Все равно она была счастлива даже тем, что смотрела в его окна, а это не так уж и мало, если подумать…
В тот день занятие по литературе отменили: заболела преподавательница. Кристина хорошо к ней относилась, ей нравилось, как мисс Картер вела уроки, по крайней мере те, что были посвящены творчеству Бронте. Поэтому об отмене литературы она узнала с искренним сожалением.
Эта новость оказалась невеселой еще и по той причине, что у Кристины в расписании за литературой следовала алгебра, не будь которой, она отправилась бы домой. А так ей предстояло впустую болтаться по школе, пережидая неожиданное окно.
Впрочем, расстраивалась Кристина недолго. Поразмыслив, чем бы заняться после обеда, она решила посидеть в библиотеке и перечитать последнюю главу «Грозового перевала», совместив таким образом приятное с полезным, поскольку через неделю им предстояло писать по этому произведению эссе. Кое-какие наброски она уже сделала, но все равно впечатления не мешало обновить.
Уйдя с головой в сплетение сложных чувств и поступков главных героев, она не сразу поняла, что рядом с ее столом кто-то стоит. Она подняла глаза, затуманенные охватившими ее переживаниями, и поэтому не сразу сообразила: ее внимания жаждал Ленси. Сколько он тут стоял, она не бралась определить, да и не собиралась, в общем-то. Чего ей смущаться? Что ее застали врасплох за чтением? Она же не «Плейбой» тайно листала под столом!
Увидев, что Кристина обратила на него внимание, Том мгновенно залился краской.
– Привет, – промычал он, глядя в книгу, раскрытую у нее на коленях.
Кристина не стала ему напоминать, что они виделись и здоровались буквально полчаса назад в столовой, и только терпеливо вздохнула, приготовившись выслушать причину его появления.
– Кристина, ты это… вроде говорила, что у тебя есть сборник формул по тригонометрии.
– Есть, – подтвердила она, уже догадываясь, какой будет его следующая фраза, а вернее, просьба.
Она, не глядя, потянулась к сумке, и в этот момент услышала то, что и ожидала:
– Ты не могла бы… дать мне его до конца этого урока? У меня сейчас физкультура. Я, может, полистаю его в раздевалке. В домашнем задании пара ответов не сходится. Хотел проверить… Если тебе самой он не нужен, конечно, – торопливо закончил Том свою непривычно длинную речь, которая, судя по его увлажнившемуся лбу и вискам, далась ему с немалым трудом.
Кристина, не перебивая, снисходительно выслушала его до конца и в порыве великодушия предложила, снимая сумку с соседнего стула:
– Нет, мне самой он не нужен. У меня все сошлось с ответами. Хочешь, садись, посмотрим твое домашнее задание вместе?
Следующие две минуты Том озадаченно хмурился, обдумывая столь заманчивое предложение. На его веснушчатом лице отражалась настоящая борьба: с одной стороны, ему очень хотелось посидеть рядом с Кристиной и пообщаться, хотя бы по такому банальному поводу, а с другой – он не мог пропустить физкультуру: тренер не приветствовал прогулы и, независимо от причины, заставлял отсутствовавших отрабатывать нормативы в удвоенном количестве.
Кристина это прекрасно знала, поэтому, предлагая помощь, в душе была уверена, что Ленси не останется.
Так и случилось. Тяжело вздохнув, он взял у нее из рук справочник и вышел из читального зала, все же немного помедлив на пороге.
Проводив его выразительным взглядом, каким смотрят на излишне стеснительных маленьких детей, Кристина покачала головой и уже было вернулась к роману, как дверь вновь отворилась и в библиотеку быстрым шагом вошла Миранда. Отыскав подружку глазами, она помахала ей рукой и начала энергично пробираться между рядами столов.
– О Вуде, – Кристина помахала фотографией перед ее носом.
– Точно. О Вуде… Знаешь, а рассказывать-то, оказывается, нечего, если подумать. Зря я тебя обнадежила. Он такой… всегда сам по себе. Нет, конечно, если что-то попросишь, он всегда помогает. Он неплохой, но… странный, в общем.
– Хорошо учится?
– С чего ты взяла?
– Ты сказала, он помогает. В учебе?
– Да нет, учится средне. Но в чем действительно разбирается, так это в истории. И как у него все в голове умещается? Я помню только свой и мамин день рождения. Все. На большее меня не хватает. А Вуд может с ходу ответить, когда кого родили, короновали, казнили и всякое такое. Мистер Коллинз его за это просто обожает.
– Понятно. Ну, мне пора. Надо собираться, – Кристина поднялась на ноги, бросив взгляд на часы. – Сейчас за мной Патрик приедет.
– А почему ты сама не ездишь? У тебя машина есть?
– Есть. Родители подарили на шестнадцатилетие. Только знаешь, – Кристина помедлила, прежде чем признаться, – я терпеть не могу сама водить.
– Почему?
– Боюсь.
– Чего?
– Сама не знаю. Наверное, в аварию попасть. Поэтому езжу редко, а чтобы каждый день в школу – ну уж нет!
– Надо же… Ой, Крис, забыла тебе сказать! – Миранда постучала пальцем по виску. – Совсем из головы вылетело. Саманта народ в субботу собирает, устраивает у себя барбекю по случаю дня рождения. Поехали?
– Меня она не приглашала.
– Ну и что? Здесь на такие вечеринки все наши приходят без приглашения. Это нормально. Так как?
– Не знаю, надо подумать, – уклончиво ответила Кристина, аккуратно укладывая подаренную фотографию в свой блокнот, и скользнула благодарным взглядом по фотоальбому, оставшемуся лежать на кровати. – А ты собираешься?
– Конечно! Там будет весело: Саманта умеет устраивать классные вечеринки. А вот насчет Вуда не уверена.
– При чем здесь Вуд?
– При том, – хмыкнула Миранда. – Он такие мероприятия, как правило, игнорирует, впрочем, как и ты. По-моему, совершенно напрасно.
– Это с какой стороны посмотреть… – услышав, что Ника на вечеринке не будет, Кристина тут же приняла окончательное решение. – Нет, я не поеду. Мне и так есть чем заняться.
На улице раздался короткий сигнал клаксона.
– Патрик приехал, я пойду, – заторопилась она.
– Давай, мне тоже пора. Из больницы звонили, просили приехать подменить Сару Браун: у нее, кажется, младший сын заболел.
– Тебя подбросить? Сделаем небольшой крюк, я попрошу Патрика.
– Не нужно, спасибо, я и на своей домчусь. Мне все равно ночью надо будет возвращаться на чем-то, а мама к вечеру домой вернется.
– Дело твое.
– Послушай, Крис, – Миранда почему-то замялась.
– Что?
– Только ты не обижайся, хорошо? Может, все-таки появишься у Саманты?
Кристина торопливо засовывала книги в сумку.
– Зачем?
– Ты постоянно всех сторонишься. Девчонки в школе всякое болтают. Считают тебя заносчивой принцессой. Я-то знаю, что ты нормальная девчонка, но им этого не объяснить.
– А ты и не объясняй. Подумаешь… Черт с ними, пусть говорят, что хотят, мне все равно.
Уже в дверях Кристина вспомнила о записке, которую нашла у себя в школьном шкафчике пару дней назад. Кто-то в довольно грубых выражениях советовал ей не воображать, что она чем-то отличается от остальных, что она умнее и все в том же духе. Подписи не было, но почерк, несомненно, был женским.
Говоря, что ее мало заботит чужое мнение, Кристина лгала: оно ее заботило и еще как! Недаром она тогда столько проплакала из-за этой проклятой записки. Конечно, всем без исключения нравиться невозможно, однако вызывать неприязнь до такой степени, чтобы получать подобные послания, – это вообще невыносимо.
Тут ее осенило.
– Миранда, слушай, а ты почерк Валерии знаешь? – спросила она и пояснила, прочитав недоумение в зеленых глазах подруги: – Я имею в виду, могла бы определить, она это написала или нет?
И Кристина вытащила из бокового кармана сумки скомканный листок бумаги.
– А что это?
Ответа Миранде не потребовалось. Дочитав записку до конца, она топнула ногой и в сердцах воскликнула:
– Нет, она никогда не угомонится!
– То есть?
– Разумеется, это Валерия. Кому же еще такое в голову могло прийти? Тут и почерк знать не нужно, хотя да, это писала она. Вот дура! МакАдамс подсовывает этот бред каждой девчонке, которая, по ее мнению, может стать ей соперницей. Все боится, что кто-то кроме нее может стать королевой выпускного бала. Ненормальная!
– Я ни на что «ее» не претендую, в том числе на корону, – Кристина смотрела, как Миранда расхаживает по комнате и ругается, сопровождая свои слова энергичными жестами.
– Ты – нет. Я – нет. Тебе и мне это прекрасно известно. Но дамочка точно не в себе. Ха! Значит, именно она о тебе всякие сплетни и распускает.
Кристина замерла.
– Какие еще сплетни?
– Глупости всякие, забудь. В прошлом году она так же доводила Ким Вилл, когда та в блондинку перекрасилась. МакАдамс решила, что Ким похорошела, и принялась ее доставать. Да, точно, и записки всякие подбрасывала. До конца года дурью маялась. А теперь, значит, ты ее враг номер один. Обалдеть!
– Я ей вроде ничего такого не делала.
– Конечно, не делала. И не надо. Валерия сама напридумывает себе Бог знает что, а потом бесится. Я уверена, тебя она терпеть не может из-за того, что ты сейчас в центре внимания: новенькая, хорошенькая, да еще и богатая. Ой!
Миранда хлопнула себя по губам и испуганно уставилась на Кристину, но та только махнула рукой, давая понять, что ничуть не обиделась, и сказала:
– Да ну, брось, какая я хорошенькая. До нее мне точно далеко.
– Дело не в том, что ты на сахарную Барби не похожа, а в том, что ты не уродина, не дурочка, не калека, словом, ты понимаешь. Просто не обращай на нее внимания и старайся не принимать близко к сердцу ее выходки.
Сигнал за окном прозвучал чуть дольше и настойчивее. Похоже, Патрик куда-то торопился.
– Ладно, – Кристина улыбнулась. – Хорошо, что выяснили. Ну, я пошла. Завтра увидимся.
На душе у нее прояснилось. Теперь она знала, кто написал записку, и больше не переживала по этому поводу. Сейчас самым важным было совсем другое – у нее в сумке лежала одна вещь, благодаря которой она могла простить кого угодно, даже судьбу, за то, что она забросила ее в эту забытую Богом дыру.
* * *
Теперь Кристина практически не расставалась с фотографией Ника Вуда. Собираясь в школу, она брала ее с собой, а возвращаясь домой, прятала ее в свой дневник – ту самую тетрадь в кожаном переплете, которая хранилась в ящике, запертом на ключ.В школе она постоянно искала Вуда в толпе учеников, в столовой, во дворе, где угодно. Проезжая по городу, она не отводила взгляда от окна, надеясь случайно увидеть его на улице.
Теперь Ник ей не просто нравился. Она ощущала сильнейшую потребность видеть его, благодаря чему посещение школы из принудительной неприятной обязанности превратилось в ожидание еще одной встречи с ним, только это случалось не так часто, как ей бы хотелось, в основном на занятиях по истории, где они, действительно, занимались вместе, но и эти уроки Ник пропускал.
Миранда предполагала, что его частые прогулы были связаны с магазином мистера Вуда: кроме внука, помогать там было некому, да и здоровье у старика было уже не то, чтобы в одиночку целыми днями стоять за прилавком, заниматься закупкой товаров и вести бухгалтерию.
Тем выше ценила Кристина возможность любоваться Ником во время их редких, но таких желанных встреч. На занятиях она заставляла себя не смотреть в его сторону, чтобы не провоцировать сплетни, но не могла. Иногда она настолько глубоко погружалась в свои приятные наблюдения, что приходила в себя только со звонком или, как бывало чаще, от того, что Миранда пихала ее локтем или толкала ногой под столом.
Слава Богу, ее успеваемость от этого не страдала. Пока.
Со временем Кристина досконально изучила внешность Ника, его манеру одеваться и говорить.
Когда она узнала, что он левша, то несколько дней после этого старалась писать только левой рукой, чтобы почувствовать, что ощущает он, когда его кисть двигается не как у всех, а слева направо.
Иногда она надевала черную рубашку на белую майку и стояла перед зеркалом, вспоминая тот день, когда впервые встретила Ника, похожего в своей одежде на католического священника.
Но не это было для Кристины главным. Не одежда и не движения. Больше всего ее занимал он сам, его мимика и особенно глаза. Она заметила, что у Ника всегда было немного грустное лицо. Не то, что встречается у пессимистов (опущенные вниз уголки губ, унылое выражение лица, которое с годами превращается в брюзгливую маску) или тех, у кого случилось что-то плохое. Его грусть таилась прежде всего в глазах, за густыми ресницами. Ник постоянно щурился, но не от того, что у него было плохое зрение, а просто по привычке. И выражение его глаз как раз и создавало впечатление какой-то тайной печали и отстраненности. Возникало ощущение, что Вуд находится в другом времени и пространстве, отдавая окружающим предметам и людям лишь малую толику своего внимания.
На его красивых губах часто появлялась слабая улыбка, когда он думал, что на него никто не смотрит; и на занятиях Кристина нередко отмечала, что Ник сидит, отвернувшись к окну, с этой самой тенью улыбки, невыразимо печальной. Когда она видела его таким, у нее щемило сердце. Но стоило кому-то обратиться к нему с вопросом, эта тень мгновенно исчезала, равно как и в ситуации, когда он просто находился в окружении других людей. Тогда он превращался в обычного парня, насколько Ник Вуд вообще мог быть обычным, и налет отстраненности мгновенно пропадал, словно он не хотел, чтобы кто-то посторонний вторгся в его мысли, в его собственное закрытое пространство.
Возможно, именно по причине этого внешнего отчуждения другие ученики сторонились его. Вуд и в самом деле был странным, как сказала Миранда, и Кристина соглашалась с ее оценкой; однако странность его заключалась лишь в том, что он был не таким, как остальные ребята, которые могли подолгу обсуждать трансляцию гонок Формулы 1 или бейсбольного матча, рваться после занятий в тренажерный зал или слоняться в перерывах по школьным коридорам, задирая колкими замечаниями проходящих мимо девчонок.
Кристину словно магнитом притягивала его грусть и немногословность. Вуд никак не шел у нее из головы, и на тех редких занятиях, когда он появлялся в классе, она постоянно ловила себя на том, что опять завороженно смотрит на уголки его губ, приподнятые в таинственной тени улыбки.
Она и раньше наслаждалась уединением по вечерам, читая книгу или мечтая с дневником на подоконнике. Теперь же ей просто не терпелось улизнуть к себе сразу же по возвращении из школы. Каждый вечер она тихонько закрывала дверь своей комнаты, чтобы родители нечаянно не услышали поворот ключа и не сделали свои нелепые взрослые выводы. Ей нужно было всего лишь ее одиночество, скрытое от посторонних глаз и всевозможных домыслов.
Убедившись, что родители легли спать, Кристина доставала подарок Миранды, забиралась на подоконник и в тусклом свете уличного фонаря или луны, если не было облачности, любовалась фотографией, положив ее на укрытые пледом колени.
На снимке Ник был напряженным, сосредоточенным на броске, с цепким внимательным взглядом. Но ее воображение с легкостью дорисовывало именно того Ника, который нравился ей больше всего: обманчиво безмятежного, наблюдающего происходящее вокруг со стороны, словно его нисколько не волновало хаотичное движение мира. Отчасти он напоминал ей Гамлета, отчасти – Байрона, отчасти кого-то, кого она никак не могла вспомнить, но чей прекрасный и таинственный образ жил в ее подсознании и тревожил своим неуловимым присутствием.
Кристина смотрела на драгоценную фотографию, касалась ее кончиками пальцев, и в такие минуты уходила от окружающей действительности в свои мечты. Она не услышала бы стук в дверь, настолько была погружена в созерцание маленького любительского снимка. В один вечер она могла смотреть на него минут десять, в другой – больше часа, но никогда не забывала возвращать его на место, в укрытие страниц дневника, и запирать ящик стола.
Если бы так же просто можно было спрятать куда-нибудь свои беспокойные мысли!
* * *
Подобно многим творческим эмоциональным натурам Кристина часто видела сны. Сюжетные, цветные, яркие, ее сновидения становились для нее захватывающими историями, которые она долго помнила после пробуждения.Неудивительно, что с некоторых пор ей стал сниться Ник. После таких снов она подолгу не открывала глаза по утрам и старалась удержать в себе ощущение, пусть иллюзорное, близости с ним, такой желанной и недосягаемой для нее.
Однажды ночью Кристина увидела его в весеннем саду. Вокруг благоухало чудесное майское утро. Пышные кроны деревьев были усыпаны розоватыми цветами: Кристина могла поклясться, что чувствовала во сне их густой яблочно-грушевый запах. Легкий ветерок доносил до нее восхитительные ароматы цветущего разнотравья. Теплый воздух был таким густым и вкусным, что его хотелось пить.
Ник стоял на залитой солнцем лужайке в облегающих черных бриджах и белоснежной рубашке с широкими рукавами и глубоко распахнутым воротником. В его руке радужными бликами сверкала тренировочная шпага. Он держал ее настолько уверенно и изящно, что Кристина не могла отвести взгляд от его фигуры.
Она не видела во сне ни себя, ни противника Ника и не знала, с кем он дрался. Однако по его настроению и по типу шпаги поняла, что поединок был тренировочным. Лицо его оставалось спокойным даже в моменты самых невероятных и стремительных выпадов, а серые глаза цепко следили за движениями невидимого для Кристины противника, и в них искрился мальчишеский азарт и самое настоящее удовольствие. Тонкие крылья изящного носа трепетали от возбуждения, на безупречных губах играла улыбка превосходства.
Ник стоял спиной к солнцу и растрепанные светлые волосы, казалось, сами светились в его лучах волшебным ореолом. Он был потрясающе красив и выглядел так, словно сошел со страниц рыцарского романа.
Проснувшись, Кристина долго гнала от себя явь, пытаясь вернуть ускользающий сон, до того ей было в нем хорошо, до того он был теплым, радостным и солнечным. Она так и не увидела, чем закончился поединок, но знала, что победил Ник: его движения были слишком умелыми, слишком отточенными, глаза – яркими и смеющимися.
Наконец, когда реальность окончательно взяла верх, Кристина потянулась и встала с постели. За окном, как и во сне, светило солнце! Она присела на подоконник и рассмеялась – звонко, счастливо. Сон продолжался, ведь она увидит Ника сегодня в школе. Она не сомневалась, что увидит!
А что до его костюма и шпаги… она посмотрела на прикроватную тумбочку, где лежала раскрытая книга, и с улыбкой покрутила пальцем у виска своему отражению в зеркале. Пожалуй, нужно заканчивать читать Дюма запоем, ведь реальность… реальность, она, оказывается, гораздо лучше.
* * *
Кристине безумно хотелось побольше узнать о Нике, но Миранда рассказала ей все, что знала, а больше спросить было не у кого. Тех крупиц информации, что были о нем известны, ей катастрофически не хватало.На уроках истории, когда Ник появлялся в классе, и ей удавалось услышать его голос, если мистер Коллинз задавал ему вопрос или втягивал в дискуссию, она замирала и даже забывала дышать. Вместо этого она открыто любовалась им, ведь, когда Ник говорил, все на него смотрели, значит, и ее никто не заподозрит в повышенном внимании. В такие редкие минуты Кристина впитывала его голос, его интонации, вслушивалась, как он произносит те или иные фразы, как звучит его спокойствие или нетерпение, скука или увлеченность.
Ее интересовало буквально все, что было связано с Ником. Чем он увлекается, кроме истории? Какие книги любит читать? Какую музыку слушает? О чем думает, когда отрешенно смотрит в окно на занятиях? Почему предпочитает одеваться в одежду черного цвета? Как он живет? Какие занавески на его окнах?
Разумеется, никто ей не мог ничего этого рассказать, поэтому однажды Кристина решила сделать себе подарок – прогуляться на Западную улицу после уроков. Патрик был в отъезде с отцом, поэтому ей пришлось ехать в школу на своем «Ниссане». Она пропустила автобус и, чтобы не опоздать к началу занятий, ехала со скоростью, намного превышающей ту, которой придерживалась, когда была вынуждена садиться за руль.
На школьной парковке Кристина выбралась из машины мокрая, как мышь, от пережитого стресса, зато ничто не мешало ей в конце учебного дня задержаться в читальном зале, пережидая, пока основная масса учеников разойдется по домам. Где-то через полтора часа после того, как прозвенел звонок с последнего занятия, она вышла из школы, села в свою машину и с черепашьей скоростью направилась в сторону, противоположную той, откуда она обычно приезжала на учебу.
Из-за своих постоянных отказов изучить Хиллвуд получше, она заблудилась и довольно долго искала нужный адрес. Добравшись почти до самой окраины города, она оставила «Ниссан» на парковке у придорожного кафе, а сама села на автобусной остановке и больше часа разглядывала маленький бакалейный магазин. Водители редких автобусов, видя сидящую на скамейке девушку, притормаживали, но Кристина упорно игнорировала их и наблюдала за тем, как в магазин выходят и выходят покупатели.
Она смотрела на окна второго этажа и гадала, дома ли Ник или где-то внизу помогает деду, как рассказывала ей Миранда. Ее очень увлекла такая игра, и она не замечала ничего и никого вокруг, предаваясь своим приятным фантазиям.
Несколько раз она вставала и делала шаг к дверям с большим медным колокольчиком, а потом садилась назад на скамейку с бьющимся сердцем и ругала себя за малодушие.
Наконец, в очередной раз посмотрев на часы, Кристина поднялась и направилась в строну кафе, к своей машине, но не прошла и десятка шагов, как нос к носу столкнулась с Томом Ленси.
Только этого не хватало!
Кристина давно заметила, а Миранда подтвердила ее подозрения, что нравилась Тому. Что с этим делать, она не знала, а ее вежливую холодность и намеки парень явно не понимал. Видно, они получались у нее уж слишком прозрачными и тонкими для его восприятия.
Ленси пару раз даже отваживался пригласить ее на танцы, но Кристина неизменно отказывалась, придумывая различные отговорки. Иногда она ловила на себе его красноречивые взгляды в столовой или в спортзале, но они только раздражали ее, поскольку все вокруг наверняка это тоже замечали. Во всяком случае, Миранда точно. Кристина постоянно отбивалась от ее подколок по поводу недвусмысленного внимания Ленси.
А теперь ей предстояло в очередной раз отбиваться от него самого. Вот черт, и дернуло его оказаться у нее на пути в такое неподходящее время! А место и вовсе неподходящее…
Том, словно прочитав ее мысли, радостно воскликнул:
– Привет, Кристина! А ты что тут делаешь?
Уж он-то наверняка не считает место и время их встречи неподходящим. Вон как обрадовался!
– Привет, – Кристина изо всех сил старалась не выглядеть растерянной. – Собираюсь ехать домой вообще-то. А ты?
– И я домой. Я вон в том доме живу, – и он показал на зеленую крышу, видневшуюся из-за высоких деревьев на противоположной стороне улицы. – Только в магазин забегу. Постой! А ты вроде не в этом районе живешь, так ведь?
Кристина обреченно кивнула и почувствовала укол совести – все-таки придется соврать. А что еще ей остается?
– Нужно было повидать одного знакомого, – и она неопределенно махнула рукой в сторону.
– Знакомого? – моргнул Том. – Твоего? А я вроде слышал, что ты не очень…
– Папа просил передать документы, – еще раз соврала Кристина, перебив Ленси.
Опять кто-то что-то о ней говорил, опять кто-то что-то слышал… Когда же это закончится?
– Понятно, – к ее облегчению, Том не стал ее дальше расспрашивать. Наверное, как всегда постеснялся, и слава Богу. Он же тут родился и вырос, наверняка всех соседей знает. Как бы она выкручивалась, если бы он решился уточнить, кого она тут заехала повидать?
Однако Ленси не уходил. Чтобы продемонстрировать, что она торопится, Кристина нетерпеливо вздохнула и перевесила сумку с одного плеча на другое. Наверное, со стороны ее актерские потуги выглядели нелепо. Ну да ладно, сейчас главное – отвязаться от парня. А что он подумает – второй вопрос.
– Тогда пока, увидимся завтра в школе, – наконец, разочарованно выдавил Том.
– Да, счастливо, – с явной поспешностью отозвалась Кристина и повернулась, чтобы удрать.
– Постой!
Она закатила глаза.
– Ты… это… правда спешишь? А то мы могли бы прогуляться. Я бы тебя проводил потом.
– Нет, спасибо, не сегодня. Мне пора, – Кристина постаралась придать своему голосу оттенок крайней озабоченности и, не дожидаясь очередной блестящей идеи Ленси на тему того, как ее задержать, повернула за угол и чуть ли не бегом направилась к машине, проклиная себя за странный поступок, а заодно и Тома за его появление и вполне, в общем-то, объяснимое занудство. И надо же было ему объявиться так не вовремя!
По дороге домой Кристина никак не могла решить, радоваться ей или огорчаться тому обстоятельству, что самого Ника она сегодня не встретила. Но, ставя машину в гараж, она пришла к выводу, что это даже к лучшему. Все равно она была счастлива даже тем, что смотрела в его окна, а это не так уж и мало, если подумать…
* * *
Ее эйфория продолжалась недолго, недели три от силы, пока одно событие, на первый взгляд, совершенно заурядное, не заставило ее прийти в себя и спуститься с небес на землю, а точнее рухнуть из своего иллюзорного рая в весьма реальный и болезненный ад.В тот день занятие по литературе отменили: заболела преподавательница. Кристина хорошо к ней относилась, ей нравилось, как мисс Картер вела уроки, по крайней мере те, что были посвящены творчеству Бронте. Поэтому об отмене литературы она узнала с искренним сожалением.
Эта новость оказалась невеселой еще и по той причине, что у Кристины в расписании за литературой следовала алгебра, не будь которой, она отправилась бы домой. А так ей предстояло впустую болтаться по школе, пережидая неожиданное окно.
Впрочем, расстраивалась Кристина недолго. Поразмыслив, чем бы заняться после обеда, она решила посидеть в библиотеке и перечитать последнюю главу «Грозового перевала», совместив таким образом приятное с полезным, поскольку через неделю им предстояло писать по этому произведению эссе. Кое-какие наброски она уже сделала, но все равно впечатления не мешало обновить.
Уйдя с головой в сплетение сложных чувств и поступков главных героев, она не сразу поняла, что рядом с ее столом кто-то стоит. Она подняла глаза, затуманенные охватившими ее переживаниями, и поэтому не сразу сообразила: ее внимания жаждал Ленси. Сколько он тут стоял, она не бралась определить, да и не собиралась, в общем-то. Чего ей смущаться? Что ее застали врасплох за чтением? Она же не «Плейбой» тайно листала под столом!
Увидев, что Кристина обратила на него внимание, Том мгновенно залился краской.
– Привет, – промычал он, глядя в книгу, раскрытую у нее на коленях.
Кристина не стала ему напоминать, что они виделись и здоровались буквально полчаса назад в столовой, и только терпеливо вздохнула, приготовившись выслушать причину его появления.
– Кристина, ты это… вроде говорила, что у тебя есть сборник формул по тригонометрии.
– Есть, – подтвердила она, уже догадываясь, какой будет его следующая фраза, а вернее, просьба.
Она, не глядя, потянулась к сумке, и в этот момент услышала то, что и ожидала:
– Ты не могла бы… дать мне его до конца этого урока? У меня сейчас физкультура. Я, может, полистаю его в раздевалке. В домашнем задании пара ответов не сходится. Хотел проверить… Если тебе самой он не нужен, конечно, – торопливо закончил Том свою непривычно длинную речь, которая, судя по его увлажнившемуся лбу и вискам, далась ему с немалым трудом.
Кристина, не перебивая, снисходительно выслушала его до конца и в порыве великодушия предложила, снимая сумку с соседнего стула:
– Нет, мне самой он не нужен. У меня все сошлось с ответами. Хочешь, садись, посмотрим твое домашнее задание вместе?
Следующие две минуты Том озадаченно хмурился, обдумывая столь заманчивое предложение. На его веснушчатом лице отражалась настоящая борьба: с одной стороны, ему очень хотелось посидеть рядом с Кристиной и пообщаться, хотя бы по такому банальному поводу, а с другой – он не мог пропустить физкультуру: тренер не приветствовал прогулы и, независимо от причины, заставлял отсутствовавших отрабатывать нормативы в удвоенном количестве.
Кристина это прекрасно знала, поэтому, предлагая помощь, в душе была уверена, что Ленси не останется.
Так и случилось. Тяжело вздохнув, он взял у нее из рук справочник и вышел из читального зала, все же немного помедлив на пороге.
Проводив его выразительным взглядом, каким смотрят на излишне стеснительных маленьких детей, Кристина покачала головой и уже было вернулась к роману, как дверь вновь отворилась и в библиотеку быстрым шагом вошла Миранда. Отыскав подружку глазами, она помахала ей рукой и начала энергично пробираться между рядами столов.