Наталья Ефремова. Осколки памяти

   Опять прав, черт его подери!
   Кое-как справившись с тем, ради чего она сюда так стремилась и пережила такое унижение, Кристина ополоснула руки и лицо прохладной водой и села, вернее, плюхнулась обратно на плетеный короб для белья. Подставив пальцы под струю из-под крана, она огляделась уже более осмысленно.
   Ванная комната, впрочем, как и спальня, оказалась очень уютной. Она была оформлена в том же приятном сочетании древесных и травяных оттенков, со множеством деревянных полочек, украшенных толстыми свечами и круглыми серыми камешками.
   Ей в глаза бросились два махровых халата на дверных крючках, вырезанных из сосны и покрытых блестящим лаком: цвета морской волны тот, что поменьше, и темно-серый – побольше. Кристина со смущением призналась себе, что маленький халат, если судить по покрою и отделке, явно принадлежал женщине, а большой – мужчине. Ей и Нику, надо полагать. Кому же еще?
   Отвернувшись от халатов, чей вид так странно на нее подействовал, Кристина наткнулась взглядом на полочку под большим овальным зеркалом, где в довольно представительном количестве присутствовали бутылочки, баночки и тюбики, которым и положено присутствовать в любой ванной.
   Она протянула руку и взяла с края полки желтую бутылочку с дозатором. Пенка для умывания для нормальной кожи. Ее, наверное.
   Понюхав колпачок, Кристина зажмурилась от вкусного ванильного запаха. Что там еще есть? Ночной питательный крем. Очищающая маска для лица. Мда… целый арсенал, не оставляющий сомнений в том, что он принадлежит женщине, то есть ей, Кристине.
   Она не очень ловко вернула бутылочку с пенкой на место, сетуя на то, что руки не желают ее слушаться, потом зачем-то потянулась к шампуню и открыла крышку. Ей в лицо нежно пахнуло узнаваемым чистым запахом лаванды. Аромат был таким притягательным, что Кристина не удержалась и вылила себе на ладонь немного тягучей сиреневой жидкости с перламутровыми разводами. Определенно, она любила шампуни с запахом лаванды.
   Она сидела и водила пальцем по лужице в ладони, закручивая перламутровые разводы в спирали, но тут ее отвлек голос за дверью, слегка приглушенный шумом льющейся воды:
   – У вас все в порядке?
   – Да, – отозвалась Кристина, торопливо смывая шампунь с ладони. – Я уже иду. Сама! – добавила она, немного опасаясь, что Ник выполнит свою угрозу и войдет до того, как она будет к этому готова.
   Эта ванная, обычная, со вкусом отделанная ванная супружеской спальни очень ее смущала. Ника здесь только не хватало, в это маленьком пространстве, наполненном такими милыми вещами. Он и без того ее подавляет, а здесь тем более.
   Под конец Кристина плеснула себе в лицо еще одну пригоршню холодной воды и неуверенно поднялась с короба, опираясь одной рукой на полотенцесушитель, а другой – на край раковины.
   Она собиралась выйти из ванной спокойно и хотя бы внешне уверенно, чтобы доказать Нику, что может обойтись и без него.
   Может обойтись без него, черт бы его побрал опять!
   Кристина приоткрыла дверь и, стоя на пороге, увидела, как он ждет ее у двери, готовый в любую минуту прийти на помощь. Вздернув подбородок, она шагнула в комнату, но тут ее босая нога поехала по гладкой плитке пола, и она в буквальном смысле вывалилась из ванной прямо в руки Ника.
   – Да что же это такое? – с отчаянием простонала Кристина, почувствовав вспышку боли, вызванную очередным резким движением.
   – Это – прямое следствие вашего упрямства и нежелания признать, что моя помощь вам все-таки необходима, – ответил мрачный голос у нее над головой. – Поэтому не геройствуйте и позвольте мне вернуть вас в постель тем же способом, каким вы ее покинули.
   С коротким вздохом Кристина покорно вскинула руки, чтобы обхватить Ника за шею, и увидела, как он внезапно изменился в лице. Осуждающий взгляд, который буравил ее минуту назад, стал растерянным и каким-то, как ей показалось, беззащитным.
   – Вы… там что… Что вы там делали? – дрогнувшим голосом спросил Ник.
   – А что, по-вашему, я могла там делать? – устало поинтересовалась Кристина, желавшая только одного – поскорее вернуться обратно в постель, неважно каким способом. – Вы продолжите задавать наводящие вопросы или мне прямо описать всю последовательность действий, не упуская ни одной мелкой детали?
   Ник посмотрел на ее волосы какими-то больными глазами.
   – Просто… у вас такой запах, что я подумал… Впрочем, неважно, что именно я подумал. Забудьте.
   Однако произошедшие в нем перемены так озадачили Кристину, что она, нахмурившись, принюхалась и догадалась.
   – Этот запах? – спросила она, поднося ладонь к лицу Ника.
   Он только кивнул в ответ, и Кристина с изумлением увидела, как на его высоких скулах заиграли желваки, а губы сжались в тонкую полосу.
   Что она такого сделала?
   Утруждать себя дальнейшим выяснением причин странной реакции Ника на запах лавандового шампуня у нее просто не было сил: слабость вновь накатывала на нее предательскими волнами. Прикрыв глаза, Кристина позволила донести себя до кровати и уложить под одеяло.
   Оказавшись в своем убежище, она тут же отвернулась от Ника и заплакала. Воинственный настрой куда-то мигом испарился.
   Как она себя ведет? И зачем? Кто бы он ни был, он помогал ей и заботился о ней, а она только огрызается. А с другой стороны, что ей еще остается? Радоваться? Наслаждаться ситуацией? Что-то не выходит пока.
   Слезы текли по щекам, капали с кончика носа, щекотали уголки губ, и вскоре Кристине пришлось передвинуться с мокрого пятна на подушке. Ощутив на своем плече мягкое прикосновение теплой руки, она обернулась и встретилась с тревожным взглядом: Ник присел на корточки рядом с кроватью так, что его лицо оказалось на одном уровне с ее, заплаканным и потерянным.
   В его серых дымчатых глазах Кристина заметила темные крапинки. На миг залюбовавшись ими, она тут же отругала себя за нелепые мысли. Мир вокруг с ума сходит, а она разглядывает какие-то крапинки в глазах совершенно незнакомого ей человека, кем бы он там себя ни называл.
   Ник Вуд смотрел на нее взглядом, напоминающим ей кого-то очень давно знакомого, запечатленного в памяти, но неуловимого. Поэтому она решила, что эти воспоминания – всего лишь надуманная реакция на его слова о том, что он ее муж. Она просто должна его помнить, вот подсознание и создает размытые образы в подтверждение его слов. Это самообман, убеждала себя Кристина, банальный самообман.
   Она повторяла про себя снова и снова, что не знает Ника, никогда не видела его прежде и поэтому не помнит, но глаза против ее воли скользили по его безупречному лицу, останавливаясь на небрежной мальчишеской челке, глубоких складках, идущих от крыльев носа к уголкам губ, на четкой линии гладкого подбородка с еле заметной ямочкой. Он молчал и, как ей показалось, печально наблюдал за ней.
   От Ника приятно пахло снегом и хвоей. Капельки на волосах высохли, но румянец еще не исчез со щек, и это его очень украшало.
   Сердце подсказывало Кристине, что она ошибается, заставляя себя воспринимать его чужим, но разум утверждал обратное. И, разрываясь между доводами рассудка, собственным страхом и желанием поверить Нику, Кристина лишь также молча смотрела на него.
   Первым пришел в себя Ник и, с видимым усилием стряхнув оцепенение, заговорил. Теперь его голос звучал совсем по-другому, тихо и ласково:
   – Кристи (она вновь вздрогнула), все будет хорошо. Поверь мне, пожалуйста. Я с тобой… И ты… ты дома. Все обязательно вернется, только не плачь. Я ведь рядом, и я о тебе позабочусь. Успокойся, ладно?
   Он говорил с ней, точно с ребенком, тихонько поглаживая ее по голове. И она действительно понемногу успокаивалась, почти убаюканная его прикосновениями, мягким бархатным голосом и удивительно доброй улыбкой.
   Все будет хорошо.
   Сейчас она ему верила. Просто не могла не верить.
   Внезапно Ник хитро сощурился, словно его посетила гениальная идея.
   – Знаешь, что я придумал?
   Кристина вопросительно посмотрела на него и шмыгнула носом.
   – Я все-таки принесу сюда немного перекусить. Уверен, ты не откажешься от легкого обеда.
   – Нет… А который час?
   – Почти пять, – сообщил он, взглянув на наручные часы. – Поздновато, конечно, но мы можем совместить обед и ужин. Что скажешь?
   Кристина только сейчас поняла, что ей хочется есть, но от волнения она совсем позабыла об этом.
   – Хорошо, – чуть слышно проговорила она. – Давай. Я бы выпила горячего чая, наверное.
   – Я мигом. Дай мне десять минут, ладно? – И Ник скрылся за дверью.
   Пока его не было, Кристина лежала на спине, вглядываясь в зеленый полог над кроватью. Ее паника и переживания, вызванные шокирующими новостями, куда-то пропали.
   Странно, как быстро меняются ее чувства и эмоции. Неужели так было всегда? Или это последствия пережитого стресса? Только что она готова была грубить и отвергать любые попытки Ника к сближению, а сейчас с нетерпением прислушивается к шороху стрелок каминных часов и звукам за дверью, желая, чтобы он поскорее вернулся.
   Все ее мысли в эту минуту странным образом были заполнены им и только им. Она не помнила ни одного лица из прошлого, даже себя саму, но была твердо уверена, что красивее этого мужчины никого не встречала. Взгляд его серых глаз, казалось, обнимал, обволакивал ее теплом и трепетным восхищением. В те минуты, когда не нужно было отражать ее язвительные выпады, Ник так бережно обращался с ней, что не оставалось сомнений – она действительно дорога ему.
   Может, он на самом деле ее муж, этот потрясающий незнакомец?
   Вскоре Ник вернулся, держа в руках поднос, на котором уместились две супницы с золотистым бульоном и корзинка с булочками. На локте у него висела плетеная сумочка с фруктами.
   – Это раз, – он переставил содержимое подноса на столик у кровати и опять исчез, но не прошло и пяти минут, как появился вновь.
   Теперь он принес чайник, чашки, шоколад и тарелку с сухофруктами. Тонкие лепесточки абрикосов были уложены вместе с черносливом, разноцветным изюмом, кружочками яблок и сочными дольками персиков.
   Ник помог Кристине подняться и удобно устроил у нее за спиной подушку. От булочек она отказалась, но бульон он заставил ее проглотить.
   – Ты обязательно должна поесть, – сказал он. – Если бы ты видела, как у тебя осунулось лицо и какие темные круги под глазами! Поешь хотя бы чуть-чуть.
   – Я что, так плохо выгляжу? – поинтересовалась Кристина, покорно принимаясь за еду.
   – Я этого не говорил. Наоборот, сейчас твои глаза кажутся просто огромными и невероятно синими.
   Засмущавшись, Кристина потянулась к чашке чая.
   Ник обратил внимание, что повязка на ее левой руке чуть повыше локтя сбилась и потемнела.
   – Нужно поменять тебе повязку.
   Она недоуменно посмотрела на него, потом на свою руку, а Ник объяснил:
   – Остальные порезы на этой руке неглубокие, а с этим не повезло. Стекло глубоко вошло. Швы наложили, но ты, наверное, резко повернулась.
   Он принес со столика с лекарствами бинт, ножницы, спирт и еще что-то в белой баночке. Пока он раскладывал все это поверх одеяла у нее на коленях, Кристина попробовала сжать руку в кулак и тут же пожалела об этом: повязка набухла, на ней отчетливо проступила кровь, и руку в этом месте обожгла сильная боль.
   – Напрасно, – сказал Ник, глядя на ее сжатые губы, сквозь которые со свистом вырывался воздух: Кристина пыталась сдержать стон, и это ей удалось, но на ресницах повисли слезинки.
   – Ну что ты, Кристи, не плачь, сейчас все будет хорошо.
   Он вытер ее глаза кончиками пальцев и попросил:
   – Пожалуйста, повернись ко мне.
   Когда она подчинилась, Ник аккуратно расстриг старую повязку, обработал рану и начал накладывать свежий бинт. Кровь уже почти не сочилась, но рана впечатляла своими размерами.
   – Не смотри, – бросил он, когда Кристина попыталась скосить глаза на руку. – Незачем.
   Она зажмурилась и с запоздалым сожалением вдруг подумала о том, что, будучи в ванной, так и не взглянула на себя в зеркало: не хватило сил устоять на ногах. А любопытно было бы познакомиться со своей внешностью, которую она тоже не помнила.
   Почувствовав новый прилив боли в руке, Кристина напряглась и едва слышно застонала.
   – Терпи, – проговорил Ник, завязывая узел. – Терпи, Кристи. Могло быть и хуже.
   На последней фразе его голос дрогнул, и Кристина открыла глаза. Уже, наверное, можно смотреть. Новая белоснежная повязка крепко обхватывала предплечье. Ник заканчивал обрезать кончики бинта.
   Взгляд Кристины упал на его руки, и тревожное чувство овладело ею, словно она уже видела когда-то раньше эти тонкие пальцы. Пальцы музыканта или, быть может, художника.
   Прикосновения Ника действовали на нее пугающе остро и так… знакомо.
   Кристина вгляделась в его лицо.
   Нет, ничего. Как она ни ворошила память, как мучительно ей это ни давалось, в ее голове не сохранилось ни крупинки воспоминаний. Ничего, что дало бы ей возможность узнать эти глубокие серые глаза, строгий рот, светлые густые волосы. Ничего, что позволило бы вспомнить эти точеные руки и то, как они касаются ее. Ее мысли беспокойно метались в пустоте, не заполненной воспоминаниями. Их отсутствие давало столько тревожного простора, что Кристина, как ни старалась, ничего не могла сейчас вспомнить.
   Ничего.
   Она вновь откинулась назад на подушку, поудобнее устраивая руку. И правда, боль под повязкой утихла и не причиняла уже такого беспокойства.
   Мучило ее совсем другое.
   Что же это за наваждение? Что за странное смутное состояние, когда мыслям не на что опереться, не к чему вернуться? Кристина пыталась вспомнить Ника, вспомнить прошлую жизнь, вспомнить саму себя, но это ей никак не удавалось.
   Ник сказал, что все вернется. В свое время. А когда?
   Она хотела, чтобы все вернулось прямо сейчас.
 
   Он вышел из ванной, вытирая влажные руки полотенцем. Кристина лежала на кровати с закрытыми глазами.
   Глядя на нее, он страстно желал, чтобы в его душе не было этого смятения, этой неуверенности в том, правильно ли он поступает. Ему хотелось, чтобы все вернулось, чтобы стало, как прежде. И он слишком хорошо помнил, до сих пор помнил, каким было это «прежде» и чем оно для него закончилось.
   Не к этому окончанию он стремился вернуться, совсем не к этому. Но как сделать, чтобы все встало на свои места?
   Именно так, как хотелось ему?

Часть третья
ЯНТАРНОЕ ОЗЕРО

Глава 5. Подарок судьбы

   – Ты куда это на ночь глядя? – миссис Риверс удивленно подняла глаза от книги, услышав звук приближающихся шагов.
   Кристина сбегала вниз по лестнице, на ходу застегивая молнию своей синей куртки. Белая шапочка и перчатки выглядывали из больших нарядных карманов.
   Она опаздывала и думала о том, что Ник наверняка уже ждет ее в парке. А тут, как назло, еще мама оказалась в холле. И что вдруг ей взбрело в голову почитать здесь, а не в гостиной? Перед глазами невольно возник образ сторожевой собаки, красивой, холеной, но она подавила в себе нарастающее раздражение и как можно спокойнее сказала:
   – Прогуляюсь немного.
   – С Мирандой? Надолго? Вернешься к ужину? Папа звонил, скоро будет.
   Кристина умышленно проигнорировала первый вопрос, чтобы не лгать, и уклончиво ответила:
   – Не знаю. Мам, я совсем не хочу есть, так что ужинайте без меня, ладно?
   Оливия нахмурилась и неодобрительно покачала головой. Потом побарабанила ногтями с аккуратным французским маникюром по обложке книги и неуверенно добавила:
   – Послушай, Кристина, может, не стоит вам гулять так поздно? Скоро стемнеет. Мало ли что…
   Кристина отмахнулась, поражаясь мнительности матери:
   – Мама, да ладно тебе! Что со мной может случиться в этом болоте? Здесь кроме смены суток ничего вообще не происходит. А! Бывают еще солнечные дни. Но это уже из области невероятного. Так что не переживай, все будет хорошо. Пока!
   Оливия поджала губы:
   – Знаешь, Кристина, я порядком устала от твоих высказываний по поводу Хиллвуда еще в первые месяцы после переезда. Мы с Эдвардом надеялись, что ты привыкнешь.
   – Напрасно надеялись, мама. Мы это уже не раз обсуждали. Давай не будем портить друг другу вечер, хорошо? Я пойду.
   – Хорошо, только не задерживайся долго, папа будет беспокоиться, – сказала Оливия со вздохом и вернулась к роману Даниэлы Стил.

* * *

   Кристина спешила в парк, который начинался совсем недалеко от ее дома, на берегу озера. На городок опускались мутные осенние сумерки, окутывая запутанный клубок улиц легким туманом. В домах зажигались огни, и обыденная суета потихоньку затихала. По дороге ей почти никто не встретился: погода не очень располагала к прогулкам, и жители Хиллвуда проводили время дома, у своих телевизоров. Иных развлечений здесь было не так уж и много.
   При мысли о развлечениях Кристине тут же вспомнилось строительство пансионата на Янтарном озере. С одной стороны, в эту глушь ехать совершенно незачем: скучно и уныло, пойти особенно некуда, достопримечательностей никаких. Кому понравится тут отдыхать? А с другой, может, отец и его компаньоны не так уж и не правы в своих оценках своеобразной красоты Висконсина. Если посмотреть на все это беспристрастно, то приходится признать, что место для будущего пансионата выбрано очень удачно – вдали от суеты, в небольшом заливе, закрытом от ветров лесистыми холмами. Семьям, пожилым людям, да и молодым романтикам должно понравиться. Каждый ищет в отдыхе свое: кто-то развлечения, а кто-то – покой.
   Покоя и тишины в Хиллвуде было с избытком.
   «А ведь я стала терпимее относиться к этой дыре, – с удивлением отметила про себя Кристина. – И все благодаря Нику. Не будь его, я бы медленно сошла с ума и не спасли бы ни книги, ни Миранда».
   Она прибавила шаг.
   Со стороны озера тянуло холодным воздухом, в котором уже явно чувствовалась приближающаяся зима. Плотные низкие облака затянули все небо, воздух, и тот казался густым и серым. Несмотря на все это, сейчас Кристине нравилась такая погода, которая заставляла других лишь зябко поеживаться, поднимать воротники и кутаться в теплые шарфы.
   И это тоже благодаря Нику.
   Сердце заколотилось, и она прижала руки к груди, но замедлять шаг, чтобы справиться с охватившим ее волнением, не стала: ее ждет Ник!
   Еще несколько дней назад она не могла даже представить себе, что будет спешить на встречу с ним, а сейчас у нее всего лишь колотится сердце и только. Подумаешь… Хорошо, что от счастья не теряют рассудок. Или ей просто повезло остаться в здравом уме после того, как он подошел к ней?
   А кто говорит, что она сейчас в здравом уме?
   Кристина, не удержавшись, громко хихикнула и тут же сконфуженно огляделась: не видит ли какой-нибудь случайный прохожий, как она идет и хихикает на всю улицу. Вот картина была бы!
   У ворот парка ей показалось, что на рукав ее куртки упали дождинки, и она пожалела, что не захватила зонт, но это были всего лишь капли влаги, которые ветер сорвал с низко провисших проводов.
   Ника она увидела сразу: он ждал ее недалеко от входа, прислонившись спиной к толстому старому клену. Как всегда, он был одет в черные джинсы и темно-зеленую куртку с меховой оторочкой на капюшоне, по цвету почти сливающейся с его растрепанными волосами. Несмотря на пронизывающий ветер, который здесь ощущался гораздо сильнее, чем в городе, его куртка была расстегнута, и под ней виднелся черный свитер. Шарф Ник, похоже, не носил никогда. По крайней мере, Кристина еще ни разу не видела его в шарфе.
   Она подошла к нему сзади, стараясь ступать как можно тише, но шуршание прелой листвы и хруст веточек у нее под ногами выдали ее присутствие, и Ник обернулся. Глаза у него были странные, словно им владели какие-то тяжелые мысли, но при виде ее он улыбнулся, и его лицо осветилось.
   – Привет, Кристи!
   – Привет, Ник! Прости меня, я задержалась, одевалась долго.
   – Ничего, – он медленно оглядел ее с головы до ног, и, похоже, ее внешний вид ему понравился, потому что он удовлетворенно кивнул. – Ну что, пойдем?
   Как только они углубились в парк по дорожке, огибавшей берег озера, вокруг сразу стало тихо. Среди деревьев и густого еще подлеска ветер почти не ощущался, но над их головами голые кроны тоскливо раскачивались в такт его порывам. Вдалеке слышался резкий плеск волн. Кристина живо представила себе, как холодная вода накатывает на вязкий илистый берег, и зябко поежилась.
   Сначала они с Ником молчали, ступая по толстому ковру из опавших листьев. Желтые звездочки клена, припорошенные бурыми сосновыми иголками, чередовались с вишневыми пятнышками осины и длинными неряшливыми прядями увядшей травы. Изредка попадались островки резных листочков дуба.
   – Как хорошо здесь, – Кристина, с удовольствием вдыхала влажный воздух, в котором ощущался аромат близкой воды, мха и намокшей древесной коры. Ноздри щекотал запах прелой листвы и черной земли, обнажившейся из-под поредевшей травы.
   – Да, – не сразу отозвался Ник.
   Высокий и худой, с дымчато-серыми, как небо, глазами, он странным образом вписывался в этот печальный осенний лес.
   – Ты здесь часто бываешь?
   – Да. Мне здесь нравится.
   – И мне. Знаешь, тут прямо как в настоящем лесу: и звуки, и запахи, и тишина.
   – Это и есть лес, Кристи. Парк – просто название. Ограждение от ворот, в которые ты вошла, в обе стороны идет совсем недалеко, на несколько метров, а дальше – кусты. На самом деле, лес начинается прямо от дороги. Или дорога теряется в лесу. Он здесь везде.
   – А парк большой? Мы не заблудимся? – Кристина огляделась, вспомнив предостережение матери и ощутив смутное беспокойство.
   Вокруг них быстро сгущались вечерние тени. В зарослях кустарника раздавались таинственные шорохи.
   Она непроизвольно придвинулась ближе к Нику.
   – Нет, не заблудимся, – он улыбнулся, заметив ее движение. – Не бойся, ведь ты со мной.
   Он вдруг спросил:
   – Послушай, ты что, пешком сюда пришла?
   – Да, а что?
   – Ты же говорила, что водишь машину. Почему ты так редко ею пользуешься?
   Кристина замялась.
   – Ну, как тебе сказать… Я вроде бы неплохо вожу, но когда сижу за рулем, у меня от ужаса колени дрожат, я начинаю панически бояться всего: смены сигналов светофора, пешеходов и себя саму, что нажму не ту педаль, или собью кого-нибудь, или врежусь в столб.
   Она выпалила это и посмотрела на Ника.
   – Ты не смеешься надо мной? – смущенно спросила она.
   – А почему я должен смеяться?
   – Пару раз, когда я пыталась объяснить свое нежелание водить, это вызвало насмешки, и мне… и я перестала рассказывать. Просто все находят это немного странным. А ты думаешь…
   – Просто у тебя было мало практики, – перебил Ник, – вот что я думаю. Все это поправимо. И вывод один.
   – Какой вывод?
   – Я отвезу тебя домой. Потому что скоро совсем стемнеет, а одну я тебя пешком обратно не отпущу. Во всем есть свои плюсы. Например, в том, что сейчас нет дождя, ведь я на мотоцикле.
   Они немного помолчали.
   – Ник, – Кристина смотрела себе под ноги: из-за темноты дорога с трудом угадывалась под ногами, – ты все время меня расспрашиваешь, а сам ничего не рассказываешь. Так нечестно.
   – Разве?
   – Я просто постоянно тебе что-то о себе говорю, а о тебе почти ничего не знаю. Почему?
   – Наверное, я просто не привык. О чем ты хочешь узнать?
   – О твоей семье, о родных, например.
   – Тут как раз особо нечего рассказывать. У меня никого нет, кроме деда. Хотя он один стоит целой толпы родственников. Я тебя обязательно с ним познакомлю.
   – А где твои родители?
   Ник помрачнел:
   – Я не знаю.
   – Прости, не хочешь, не рассказывай, не надо было мне об этом спрашивать.
   – Ты тут ни при чем, так что все нормально. Я действительно не знаю, где они и кто они вообще. И, честно говоря, не хочу знать.
   Кристина в растерянности остановилась.
   – И твой дедушка один тебя растил? С самого рождения?
   Ник смотрел куда-то вверх, где жалобно кричала какая-то птица.
   – Я еще никому этого не говорил… Дед нашел меня однажды утром у своего дома. Тогда он еще жил в Мэдисоне. Я лежал на крыльце рядом с утренней газетой и двумя бутылками молока, – с чуть заметной горькой усмешкой он посмотрел на Кристину и добавил: – Мне не было еще и года. Просто подбросили, как щенка, и все. А могли бы, скажем, утопить, так что…
   Он замолчал, но через минуту продолжил:
   – Дед решил перебраться сюда, чтобы поменьше людей задавали ему всякие ненужные вопросы.
   «Как я например», – мысленно добавила Кристина.
   – Он говорит, что я стал для него подарком судьбы. А я считаю, что подарком судьбы для меня стал он.
   Голос Ника звенел от напряжения, и Кристина поняла, насколько трудно ему говорить о своем прошлом. Она видела, как болезненно он переживал страшное предательство родителей. Переживал, но старался не показывать вида, хотя его выдавали руки, которые он то сжимал в кулаки, то прятал в карманы крутки. Его выдавали горькие складки у рта, хорошо различимые даже в сумерках. Его выдавали тонкие, изящные крылья носа, подрагивающие от обиды и безуспешных попыток скрыть свое состояние.
   Дернуло же ее спросить Ника о родителях! Но ведь она не предполагала, что его история окажется такой печальной. Ей, выросшей в благополучной семье, казалось естественным иметь отца и мать, с детства знать их заботу и ласку. А Ник был один… У Кристины перехватило дыхание: ее захлестнула волна щемящей нежности. Ей очень хотелось его обнять, но она не решилась и только робко проговорила: