Страница:
Наталья Сорокоумова и Ольга Бэйс
Тайна зеркального озера
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СТАРАЯ ЛЕГЕНДА
Глава 1
Вокруг были только серые холодные камни. От них исходила угроза. Они были враждебны, но ОНА не испытывала страха. ОНА точно знала, что ЕЙ нужно дойти, и ОНА обязательно дойдет.
Скалы остались позади, но ОНА продолжала чувствовать их, они будто пытались ЕЕ удержать, не пустить.
Вокруг не было ни души. Над головой синело пустое холодное небо: ни облаков, ни солнца. От звенящей тишины кружилась голова. Каждый шаг требовал такого напряжения сил, словно ОНА шла не по каменистой горной тропе, а по топкому болоту, по чавкающим кочкам, уходящим из-под ног.
Внезапно все изменилось так, будто кто-то сорвал чехол с картины или резким движением раздвинул оконные шторы, и ОНА остановилась, замерла, затаила дыхание, прижав ладони к груди, словно пытаясь этим движением унять громко застучавшее сердце.
В высоком голубом небе ярко сияло солнце, а почти у самых ЕЕ ног приветливо шелестели волны прекрасного горного озера. Напряжение исчезло, и ОНА вдруг почувствовала необычайную легкость, подняла руки и неожиданно стала медленно, без всякого усилия подниматься вверх. Оттуда, с высоты ЕЕ странного полета озеро казалось невероятно большим овальным зеркалом, и ЕЙ даже чудилось, что ОНА видит в нем свое отражение. Но в какой-то момент с поверхности загадочного озера на НЕЕ вдруг взглянуло чужое лицо с добрыми серыми глазами. Глаза просто смотрели, но было в этом взгляде что-то завораживающее, магическое, влекущее.
Сон ушел за ночью, но чувство полета осталось. Стоя перед зеркалом и укладывая в привычную прическу волосы, она с удивлением заметила, что давно не смотрела на свое отражение с таким удовольствием.
Из своей комнаты вышла мама и удивленно посмотрела на Кристину:
– Ты, кажется, опаздываешь? – заметила она.
– Ничего, мама, я успею.
Мать пожала плечами и ушла на кухню. Позавтракать Кристина уже не успевала, но настроение у нее осталось таким же приподнятым.
Гораздо быстрее, чем обычно, она добежала до своего магазинчика…
Девушка остановилась возле самого дальнего стеллажа, где, как она помнила, стояли научные издания. Скользнув взглядом по названиям, она задержалась на одном томе – темно-зеленном, с золотым тиснением, выглядящим солидно и представительно. Подчинившись внезапному порыву, Кристина поднялась на цыпочки и с трудом вытащила на свет книгу.
– Фольверт «История появления зеркал», – прочитала она и раскрыла наугад…
…«С давних пор зеркало считается магическим предметом, полным тайн и волшебства (а то и нечистой силы). Оно верно служило и служит по сию пору многим языческим культам различных народов, которые видят в нем космическую силу Солнца…
В Древнем Египте толковали крест, переходящий в окружность, как эротический жизненный ключ. А много веков спустя, в эпоху европейского Возрождения, в этом символе увидели изображение дамского туалетного зеркала с ручкой, в котором так любила разглядывать себя богиня любви Венера…
Первые зеркала представляли собой отполированные куски обсидиана, которые в древние времена были в ходу в Китае и Центральной Америке, а также это были отполированные бронзовые диски, нашедшие распространение в Средиземноморье…
Первые настоящие зеркала – плоские, не вогнутые, – в 1500 году стали делать во Франции. Но производство самых качественных зеркал, которые стоили огромных денег, принадлежало мастерам Венеции; позволить себе покупать эти зеркала могли только очень богатые люди. Даже картины Рафаэля не могли сравниться с ними по своей стоимости. Венецианские купцы выторговали секрет зеркал у фламандских мастеров и более полутора века держали в своих руках монополию на зеркальное производство …»
Она закрыла книгу, поставила её на место и взяла другую, поскромнее в оформлении и меньше в объеме. Это было переизданное творение Карла Лансберга «Магия зеркального отражения». И снова открыла наугад… Сердце забилось тревожно и часто, словно почуяло: вот оно, вот сейчас откроется тайна странного сна и чужого лица с загадочными серыми глазами…
…«…С давних пор и в наши дни многие люди верят, что зеркала обладают своей собственной памятью. А как иначе можно объяснить появление в старых зеркалах невиданных картин далекого прошлого или странных ликов, смотрящих в наш мир порой грустно, а порой кровожадно? Информация может записываться на атомарном уровне и оставаться там до тех пор, пока какое-нибудь внешнее воздействие (повышение-понижение температуры, влажности, изменения освещения) не вызовет движение этих атомов и, как следствие, появление чудных ликов.
Ламы на Тибете верят, что если правильно сосредоточиться, то, заглянув в обычное зеркало, можно увидеть свою судьбу. Водяные зеркала, ртутные зеркала, металлические зеркала – все они очень часто служили главным инструментом ворожбы для ведьм и колдунов, для черной и белой магии. Люди верили, что с помощью определенных заклинаний колдун способен спрятать душу человека в зеркало и навеки оставить её там – плачущую и несчастную. Существует множество историй о том, как в старых зеркалах, переходящих по наследству от поколения к поколению, или покупаемых любителями антиквариата вдруг появляются фигуры, лица, образы, которые даже способны разговаривать с нашим миром, но не могут покинуть своего зеркального плена…»
Кристина нетерпеливо перевернула страницу и жадно прочла:
«…В истории различных народов есть свои легенды, так или иначе связанные с зеркалами… Сказки о прекрасных принцах и заколдованных принцессах, живущих в Зазеркалье, о наказанных зеркальной тюрьмой гордецах и зазнайках… Например, у…»
– Прошу прощения, – сказали над ухом у Кристины и она, вздрогнув, едва сдержала нервный вздох. Быстро захлопнув книгу, она обернулась.
– Прошу прощения, – вежливо повторила посетительница. – Я не хотела вас напугать. Это ведь Лансберг у вас в руках?
– Верно, – кивнула Кристина. Увлекшись чтением, она не услышала треньканья колокольчика, висевшего над входом в магазин и оповещавшего продавца о приходе покупателя. – Это Лансберг.
– Вы увлекаетесь историями о зеркалах? – спросила девушка. Она была совсем юной, стройной и подвижной, но в глубине больших внимательных глаз, смотревших на Кристину, таилось что-то такое, отчего можно было немного растеряться. Удивительные глаза, – невольно подумалось Кристине… Совсем светлые, серые, почти прозрачные, как вода, обрамленные густыми, пушистыми до невозможности, длинными ресницами цвета пепла. Такого же цвета были и волосы до плеч – пепельные, густые, взбитые, как облако над лбом… И голос. Сквозь привычные звуки словно пробивался далекий-далекий шум падающей воды и звон разбивающихся о ровную гладь озера миллионов крупных брызг.
– А… Что? – переспросила Кристина. – Нет, не то чтобы я увлекалась… Просто взяла наугад…
– Правда? – немного разочарованно протянула девушка. – А я подумала, что вы можете мне что-нибудь порекомендовать. Я страсть как люблю зеркальные истории. Они всегда интересны и поучительны, разве нет? Впрочем, среди них попадаются и очень печальные сюжеты…
Её «водяной» взгляд заставил Кристину окончательно смешаться.
– Наверное, – пробормотала она. – Скорее всего. Вы хотите именно Лансберга или мне поискать что-то особенное?
– Пожалуй, я уже нашла то, что мне было нужно, – сказала девушка, чуть прищурив глаза. Кристина кивнула, на мгновение повернулась к стеллажу, втиснула книгу на место…
– Я бы могла порекомендовать вам… – начала Кристина, возвращаясь к разговору, но покупательницы в магазинчике уже не было. Не звякнул колокольчик над дверью, не простучали звонкие каблучки по доскам пола – она просто исчезла.
Кристина ошеломленно заглянула за стеллаж…
«Наваждение какое-то, – подумала она. – Это все сон… И мое настроение… И моя фантазия… И…»
В магазинчик вошли двое молодых людей.
– У вас есть медицинская литература? – спросил один из них…
Кристина ещё раз взглянула на зеленые корешки и ответила:
– Да, конечно, что именно вам нужно?
Кристина вспомнила, что не взяла с собой зонт, и это была ее единственная неудача за весь этот необычный день. Ей пришлось переждать, пока потоки дождя ослабеют, поэтому, когда она вышла из магазина, было уже совсем темно.
Она шла по темной и пустынной улице. В свете редких фонарей искрились алмазные капельки все еще моросящего мелкого и теплого дождя. На улице – ни души, и непривычную тишину пустого города нарушал только редкий стук тяжелых капель, срывающихся с намокших крыш. На душе было неспокойно, она по-прежнему чего-то ждала...
Скалы остались позади, но ОНА продолжала чувствовать их, они будто пытались ЕЕ удержать, не пустить.
Вокруг не было ни души. Над головой синело пустое холодное небо: ни облаков, ни солнца. От звенящей тишины кружилась голова. Каждый шаг требовал такого напряжения сил, словно ОНА шла не по каменистой горной тропе, а по топкому болоту, по чавкающим кочкам, уходящим из-под ног.
Внезапно все изменилось так, будто кто-то сорвал чехол с картины или резким движением раздвинул оконные шторы, и ОНА остановилась, замерла, затаила дыхание, прижав ладони к груди, словно пытаясь этим движением унять громко застучавшее сердце.
В высоком голубом небе ярко сияло солнце, а почти у самых ЕЕ ног приветливо шелестели волны прекрасного горного озера. Напряжение исчезло, и ОНА вдруг почувствовала необычайную легкость, подняла руки и неожиданно стала медленно, без всякого усилия подниматься вверх. Оттуда, с высоты ЕЕ странного полета озеро казалось невероятно большим овальным зеркалом, и ЕЙ даже чудилось, что ОНА видит в нем свое отражение. Но в какой-то момент с поверхности загадочного озера на НЕЕ вдруг взглянуло чужое лицо с добрыми серыми глазами. Глаза просто смотрели, но было в этом взгляде что-то завораживающее, магическое, влекущее.
* * *
Проснувшись, Кристина тревожно оглядела свою комнату и сразу поняла, по крайне мере, две вещи: во-первых, она проспала – будильник, который обычно стоял на трюмо рядом с ее кроватью, почему-то лежал на полу и предательски молчал, а во-вторых – она ни капельки не огорчилась по этому поводу, так как находилась еще под властью своего странного сна. Ее охватило необычное возбуждение, ожидание чего-то неопределенного, но интересного. В вещие сны Кристина верила почти свято, но до сих пор они предвещали ей, в основном, неприятности. Сегодня ее предчувствия были другими: определенно должно было произойти что-то хорошее.Сон ушел за ночью, но чувство полета осталось. Стоя перед зеркалом и укладывая в привычную прическу волосы, она с удивлением заметила, что давно не смотрела на свое отражение с таким удовольствием.
Из своей комнаты вышла мама и удивленно посмотрела на Кристину:
– Ты, кажется, опаздываешь? – заметила она.
– Ничего, мама, я успею.
Мать пожала плечами и ушла на кухню. Позавтракать Кристина уже не успевала, но настроение у нее осталось таким же приподнятым.
Гораздо быстрее, чем обычно, она добежала до своего магазинчика…
* * *
Полки, полки, полки… Стеллажи с книгами и журналами. Верные друзья и коллеги – это всегда были книги, и только книги. Кристина прошла мимо полок, осторожно прикасаясь к тугим корешкам, и с удовольствием вдохнула запах типографской краски…Волшебный запах …Девушка остановилась возле самого дальнего стеллажа, где, как она помнила, стояли научные издания. Скользнув взглядом по названиям, она задержалась на одном томе – темно-зеленном, с золотым тиснением, выглядящим солидно и представительно. Подчинившись внезапному порыву, Кристина поднялась на цыпочки и с трудом вытащила на свет книгу.
– Фольверт «История появления зеркал», – прочитала она и раскрыла наугад…
…«С давних пор зеркало считается магическим предметом, полным тайн и волшебства (а то и нечистой силы). Оно верно служило и служит по сию пору многим языческим культам различных народов, которые видят в нем космическую силу Солнца…
В Древнем Египте толковали крест, переходящий в окружность, как эротический жизненный ключ. А много веков спустя, в эпоху европейского Возрождения, в этом символе увидели изображение дамского туалетного зеркала с ручкой, в котором так любила разглядывать себя богиня любви Венера…
Первые зеркала представляли собой отполированные куски обсидиана, которые в древние времена были в ходу в Китае и Центральной Америке, а также это были отполированные бронзовые диски, нашедшие распространение в Средиземноморье…
Первые настоящие зеркала – плоские, не вогнутые, – в 1500 году стали делать во Франции. Но производство самых качественных зеркал, которые стоили огромных денег, принадлежало мастерам Венеции; позволить себе покупать эти зеркала могли только очень богатые люди. Даже картины Рафаэля не могли сравниться с ними по своей стоимости. Венецианские купцы выторговали секрет зеркал у фламандских мастеров и более полутора века держали в своих руках монополию на зеркальное производство …»
Она закрыла книгу, поставила её на место и взяла другую, поскромнее в оформлении и меньше в объеме. Это было переизданное творение Карла Лансберга «Магия зеркального отражения». И снова открыла наугад… Сердце забилось тревожно и часто, словно почуяло: вот оно, вот сейчас откроется тайна странного сна и чужого лица с загадочными серыми глазами…
…«…С давних пор и в наши дни многие люди верят, что зеркала обладают своей собственной памятью. А как иначе можно объяснить появление в старых зеркалах невиданных картин далекого прошлого или странных ликов, смотрящих в наш мир порой грустно, а порой кровожадно? Информация может записываться на атомарном уровне и оставаться там до тех пор, пока какое-нибудь внешнее воздействие (повышение-понижение температуры, влажности, изменения освещения) не вызовет движение этих атомов и, как следствие, появление чудных ликов.
Ламы на Тибете верят, что если правильно сосредоточиться, то, заглянув в обычное зеркало, можно увидеть свою судьбу. Водяные зеркала, ртутные зеркала, металлические зеркала – все они очень часто служили главным инструментом ворожбы для ведьм и колдунов, для черной и белой магии. Люди верили, что с помощью определенных заклинаний колдун способен спрятать душу человека в зеркало и навеки оставить её там – плачущую и несчастную. Существует множество историй о том, как в старых зеркалах, переходящих по наследству от поколения к поколению, или покупаемых любителями антиквариата вдруг появляются фигуры, лица, образы, которые даже способны разговаривать с нашим миром, но не могут покинуть своего зеркального плена…»
Кристина нетерпеливо перевернула страницу и жадно прочла:
«…В истории различных народов есть свои легенды, так или иначе связанные с зеркалами… Сказки о прекрасных принцах и заколдованных принцессах, живущих в Зазеркалье, о наказанных зеркальной тюрьмой гордецах и зазнайках… Например, у…»
– Прошу прощения, – сказали над ухом у Кристины и она, вздрогнув, едва сдержала нервный вздох. Быстро захлопнув книгу, она обернулась.
– Прошу прощения, – вежливо повторила посетительница. – Я не хотела вас напугать. Это ведь Лансберг у вас в руках?
– Верно, – кивнула Кристина. Увлекшись чтением, она не услышала треньканья колокольчика, висевшего над входом в магазин и оповещавшего продавца о приходе покупателя. – Это Лансберг.
– Вы увлекаетесь историями о зеркалах? – спросила девушка. Она была совсем юной, стройной и подвижной, но в глубине больших внимательных глаз, смотревших на Кристину, таилось что-то такое, отчего можно было немного растеряться. Удивительные глаза, – невольно подумалось Кристине… Совсем светлые, серые, почти прозрачные, как вода, обрамленные густыми, пушистыми до невозможности, длинными ресницами цвета пепла. Такого же цвета были и волосы до плеч – пепельные, густые, взбитые, как облако над лбом… И голос. Сквозь привычные звуки словно пробивался далекий-далекий шум падающей воды и звон разбивающихся о ровную гладь озера миллионов крупных брызг.
– А… Что? – переспросила Кристина. – Нет, не то чтобы я увлекалась… Просто взяла наугад…
– Правда? – немного разочарованно протянула девушка. – А я подумала, что вы можете мне что-нибудь порекомендовать. Я страсть как люблю зеркальные истории. Они всегда интересны и поучительны, разве нет? Впрочем, среди них попадаются и очень печальные сюжеты…
Её «водяной» взгляд заставил Кристину окончательно смешаться.
– Наверное, – пробормотала она. – Скорее всего. Вы хотите именно Лансберга или мне поискать что-то особенное?
– Пожалуй, я уже нашла то, что мне было нужно, – сказала девушка, чуть прищурив глаза. Кристина кивнула, на мгновение повернулась к стеллажу, втиснула книгу на место…
– Я бы могла порекомендовать вам… – начала Кристина, возвращаясь к разговору, но покупательницы в магазинчике уже не было. Не звякнул колокольчик над дверью, не простучали звонкие каблучки по доскам пола – она просто исчезла.
Кристина ошеломленно заглянула за стеллаж…
«Наваждение какое-то, – подумала она. – Это все сон… И мое настроение… И моя фантазия… И…»
В магазинчик вошли двое молодых людей.
– У вас есть медицинская литература? – спросил один из них…
Кристина ещё раз взглянула на зеленые корешки и ответила:
– Да, конечно, что именно вам нужно?
* * *
День прошел быстро и как-то особенно удачно. Завертевшись, Кристина перестала думать о странной покупательнице, но чувство чего-то недосказанного все же осталось. Под стать настроению, к концу рабочего дня свой сюрприз преподнесла погода, весной это обычное дело. Веселый шумный дождь обрушился на улицы окунувшегося в сумерки городка тонким серебряным полотном, звонко простучал по черепичным крышам, залил булыжную мостовую, забрызгал сверкающие витрины и окна домов, и воздух стал совершенно прозрачным, кристальным, удивительно сладким и густым, как всегда после дождя.Кристина вспомнила, что не взяла с собой зонт, и это была ее единственная неудача за весь этот необычный день. Ей пришлось переждать, пока потоки дождя ослабеют, поэтому, когда она вышла из магазина, было уже совсем темно.
Она шла по темной и пустынной улице. В свете редких фонарей искрились алмазные капельки все еще моросящего мелкого и теплого дождя. На улице – ни души, и непривычную тишину пустого города нарушал только редкий стук тяжелых капель, срывающихся с намокших крыш. На душе было неспокойно, она по-прежнему чего-то ждала...
Глава 2
Жизнь Кристины не отличалась особой яркостью. Она работала в небольшом книжном магазинчике, а ведь когда-то закончила университет и по диплому была учителем литературы. Но в школе у нее получалось все не так, как надо: не хватило характера, жесткости в голосе и действиях, уверенности в себе. Когда подруга предложила ей поработать за прилавком, она была уверена, что это временное занятие, но, тем не менее, вот уже пять лет ходила на работу по одной и той же дороге. Втянулась, привыкла. К тому же – вокруг были книги.
В личной жизни у нее был полный порядок, так как этой самой личной жизни практически не было. Время от времени случались какие-то знакомства, встречи, но все это было не то и не так: слишком много надежд и столько же разочарований. Подруги ее давно растворились в своих семейных проблемах и редко напоминали о себе случайными телефонными звонками.
Мать Кристины, замкнутая немногословная, по-своему любила дочь, но никогда не стремилась ее понять. В одной квартире просто жили две одинокие женщины, каждая один на один со своей судьбой.
Так уж случилось, что самыми частыми собеседниками Кристины оставались книги. Она не просто читала их, не просто следила за сюжетом любимых романов, но и входила в мир литературных героев так, будто на этих страницах была записана часть ее собственной жизни. Но книжных, чужих вымыслов ей иногда не хватало, ее воображение требовало каких-то других впечатлений.
Тогда Кристина садилась за старенькую, купленную недорого по случаю, пишущую машинку и страница за страницей переписывала свою параллельную жизнь, расцвечивая ее во все цвета счастья, каким она его себе представляла.
Кристина писала иногда стихи, иногда небольшие новеллы, трогательные и сентиментальные. Ни за что и никогда она не решилась бы показать кому-нибудь свои литературные пробы. Они не были рассчитаны на постороннего читателя, они были частью ее души, частью её второй – тайной жизни, её отдушиной в ежедневной рутине. Именно они давали ей возможность пережить такие минуты счастья, каких ей пока не удосужилась подарить судьба. Кристина прекрасно понимала искусственность этого параллельного мира грез, но жизнь дала ей на сегодня только этот шанс.
И вот на днях ему позвонил университетский приятель и сказал, что видел, похоже, именно эту легенду в музейном архиве одного достаточно древнего, но очень маленького приграничного городка.
Позвонив в этот музей по телефону, Игорь Алексеевич выяснил, что, скорее всего, это более поздний список, но именно той легенды, которая вызвала у него такой большой интерес. Он готов был сразу отправиться в путь, но дела задержали его в Москве, и теперь, когда в кармане пиджака лежал, наконец, билет на поезд, он волновал Скальдина не меньше, чем в юности волнует первое письмо от любимой.
Однако писатель болезненно и долго переживал случившееся. Даже любимая работа не могла отвлечь его от грустных мыслей. Он не хотел это признавать, однако ему было одиноко.
Но все проходит, постепенно он привык и к одиночеству, мир образов стал для него источником и сил, и надежд, и радости.
Он не был отшельником, встречался с друзьями, знакомился с женщинами, но сколько-нибудь серьезных увлечений себе не позволял, охраняя свое сердце от уже однажды пережитой боли.
В маленьком городке, куда Игорь Алексеевич прибыл к вечеру следующего дня, была всего одна гостиница, да и та наполовину пустовала. Ему достался крохотный одноместный номер без особых удобств, впрочем, наверное, это был лучший номер в этой гостинице.
Игорь Алексеевич разыскал на этаже душевую, которая приятно удивила его своей чистотой, и постарался под струями теплой воды не только смыть дорожную пыль, но и расслабиться – у него начинала болеть голова. Однако, когда он вернулся в номер, головная боль только усилилась.
За окном шелестел теплый весенний дождь, и было уже совсем темно, когда Скальдин, по совету гостиничного администратора, отправился в аптеку, ту, что, по словам того же администратора, была «где-то рядом».
В нескольких десятках шагов от него из-за поворота появился женский силуэт, и Игорь Алексеевич ускорил шаг.
В легком тумане мерцающего дождя стройная фигурка женщины казалась невесомой, плывущей над землей. Скальдину было приятно смотреть на грациозно скользящую незнакомку, он даже замешкался, не решаясь окликнуть ее. Он был уже совсем близко, но его не замечали и, похоже, не слышали его шагов. Женщина подняла руку, чтобы поправить выбившиеся из-под шелковой косынки волосы, и, подчиняясь какому-то непонятному импульсу, даже не успев подумать, Скальдин протянул руку и тронул тонкие, дрогнувшие от неожиданного прикосновения пальцы.
Кристина продрогла, и мысли ее вертелись вокруг горячей ванны и чашки ароматного чая, который можно пить маленькими глоточками, уютно устроившись под теплым мягким пледом в большом старом кресле. Она услышала за спиной чьи-то быстрые шаги, но они не вызвали никакой тревоги, она даже не захотела обернуться и посмотреть на неожиданного попутчика. Но вдруг Кристина почувствовала, как чья-то горячая рука слегка сжала ее озябшие пальцы, которыми она пыталась поправить сбившийся платок. Она вскрикнула и резко повернулась в сторону предполагаемой опасности.
Темная высокая фигура заслонила собой неяркий свет фонаря. Чтобы разглядеть незнакомца, Кристина подняла голову и увидела сначала глаза. Она сразу успокоилась: глаза были добрыми и усталыми, это явно не грабитель.
– Извините, я, кажется, напугал вас. Действительно, темная улица, незнакомый мужчина хватает за руку… Ради Бога! Простите, – торопливо произнес Скальдин, отступая.
– Придется простить, – улыбнулась Кристина.
– Я совсем не знаком с вашим городком,... Пытался самостоятельно отыскать аптеку... Не поможете ли сориентироваться?
– Разумеется, помогу, не оставлять же человека в трудной ситуации и в такую погоду.
– Надеюсь, что это не затруднит вас и не повлияет на ваши планы, – почему-то смущенно пролепетал Скальдин.
– Нет, не затруднит и не повлияет: я живу на той же улице.
Незнакомец пошел рядом, а Кристина пыталась найти причину внезапно охватившего ее волнения: может, всему виной идущий рядом человек? Нет, ерунда, она его даже толком не разглядела и вряд ли узнает, если случайно снова столкнется с ним на улице их маленького городка, где легче встретиться, чем разминуться. Чувствуя какую-то неловкость, она сказала первое, что пришло в голову:
– Что привело вас к нам, в провинцию? – по каким-то не вполне осознанным приметам Кристина решила, что гость из столицы.
– Я приехал в ваш музей.
– Вы историк?
– В известной мере: я пишу исторические романы.
– Не каждый день вот так запросто на улице можно встретить писателя. Может, я читала какой-нибудь из ваших романов?
– А вы читаете историческую литературу?
– Я люблю читать все, что связано с прошлым и с будущим.
– А что вы думаете о настоящем?
– А что о нем думать? Вчера оно было будущим, а завтра станет прошлым.
– А вы философ.
– Возможно, хотя женщина-философ, наверное, это довольно скучно.
– Это дело вкуса, я тоже скучный человек, есть такое мнение...
– Вот мы и пришли, надеюсь, вы больше не заблудитесь, – с сожалением сказала Кристина, останавливаясь напротив белых дверей аптеки.
– А если заблужусь?
– Мир не без добрых людей...
– Понял. Ну а имя ваше хотя бы можно узнать?
– Конечно. Меня зовут Кристина, но кокетка из меня никудышная, если вам будет нужна именно моя помощь, можете мне позвонить.
Кристина открыла сумочку, достала блокнот и ручку и записала на листочке номер своего телефона. Передав листок в руку мужчины, она вежливо попрощалась и почти бегом направилась к своему дому, тщетно пытаясь переключить свои мысли с этой необычной встречи на что-нибудь более спокойное и безопасное.
Скальдин стоял и смотрел вслед уходящей женщине, за спиной была освещенная дверь аптеки, которая была ему уже не нужна: от ноющей головной боли и следа не осталось.
Игорь Алексеевич вернулся в гостиницу, услужливый администратор предложил ему поужинать в небольшом кафе на первом этаже, но есть почему-то не хотелось, Скальдин почувствовал, что замерз и устал.
Несмотря на усталость, ночью он долго не мог уснуть и то, что его тревожило, не имело ничего общего с предстоящей работой.
Какие-то смутные видения не давали ему покоя. То сквозь сон чудилось, будто расступаются стены комнаты и со всех сторон начинает наползать сизый тяжелый туман, сквозь оборванные дыры которого то и дело проглядывают неживые образы странных призраков в черно-белых причудливо раскрашенных масках. Черные глаза масок смотрели на Скальдина и смущали своим неприкрытым любопытством.
То вдруг исчезал туман и в глаза ударял яркий белый широкий луч то ли фонаря, то ли далекого прожектора, и в белом круглом пятне света вырисовывались темные силуэты восточных танцовщиц, извивающихся в страстном танце без музыки...
А потом, когда сон окончательно завладел разумом писателя, все непонятные картины растворились, и он увидел длинную-длинную городскую улицу с разноцветными мозаиками многочисленных витрин, и только эти витрины освещали булыжники узкого тротуара и одинокую стройную фигурку, спешащую прочь под мелким моросящим дождем. Скальдин пошел за этой фигуркой, и идти было трудно, словно он двигался сквозь густую патоку невидимой реки, и патока стесняла движения, замедляла шаг, подошвы ботинок прилипали к булыжникам, но он упорно шел вперед и в самом конце улицы, под раскидистыми каштанами, роняющими тяжелые теплые капли на камни, догнал-таки ее. Он протянул к ней руку и, услышав шаги за спиной, обернулся…
Легкая и невесомая, таинственная красавица улыбалась ему, а он растерянно отступил и молча смотрел на неё, не зная, что ему сделать сейчас.
Красавица поманила его рукой, и он послушно, без лишних слов последовал за ней, а сердце гулко застучало в груди, и кровь прилила к вискам, зашумев в ушах. Они вдвоем завернули за угол, и неожиданно все дома и сам город пропали из виду, а перед взором изумленного Скальдина раскинулось бескрайнее озеро – тихое, ровное, окруженное безмолвными острыми скалами. Он замер у кромки воды и осторожно тронул носком ботинка поверхность озера. Вода не разбежалась крохотными волнами, как ожидалось, и Скальдин понял, что вода, собственно, не вода, а замерзшее стекло, зеркало.
Он шагнул на зеркальную поверхность. Красавица исчезла из виду, осталось только ощущение её тайного присутствия и тонкий душистый аромат то ли её духов, то ли каких-то пахучих цветов.
Он оглянулся несколько раз, пока шел по застывшему озеру. На середине он остановился и запрокинул голову. Высокое голубое небо раскинулось над ним и по нему плыли неуловимо-прозрачные облачка, гонимые невидимым ветром. Он опустил взгляд и под ногами увидел в зеркале свое отражение и отражение неба. Однако это было не то небо…
Там, в отражении, по хмурому небосводу тяжело двигались свинцовые тучи, и между ними скромно пробивался время от времени золотистый лучик солнца, ищущего лазейку в нагромождении темно-серых облаков. Облака двигались величаво, им было просто некуда спешить, и терпеливое солнце старательно согревало их, разрывало, разгоняло. И потом в какой-то неуловимый миг его сияние щедро брызнуло сквозь прорехи серости и за единую секунду превратило озеро в огромную тарелку, полную до краев нестерпимо ярким светом.
Скальдин присел, вглядываясь в отражения, и почудилось ему, будто сквозь этот блеск видит он с высоты птичьего полета странный город, не похожий ни на один виданный им, как будто город этот с высокими белыми шпилями башен и белыми же крепостными стенами построен на самом дне котлована, теперь заполненного замерзшей навечно водой. А он, Скальдин, стоит на толстой корке зеркального стекла и смотрит, как город внизу просыпается, как встает над ним солнце и как начинают шевелиться зеленые кудрявые рощи вокруг города, разбуженные утренним ветром.
…Позади раздался острожный звук шагов, он стремительно обернулся, но в глазах почему-то потемнело, и только послышался ему напоследок в шорохе разбуженного сознания тихий вопрос, поразивший его и одновременно смутивший:
– А ты веришь, что такое возможно?…
Ответить он не успел. Где-то в гостинице что-то слишком громко стукнуло, и Скальдин проснулся, образы сна растаяли, но остались ощущения, осталось чувство чего-то несбывшегося.
Если бы у Игоря Алексеевича Скальдина, серьезного писателя, человека с внушительным жизненным опытом, кто-нибудь решился спросить, верит ли он в судьбу, то скорее всего он не получил бы вразумительного ответа. Скальдин предпочитал об этом не думать, ему нравилось считать, что в своей жизни он единственный и полновластный хозяин. Это герои его романов попадали в ловушки, расставленные судьбой и его авторским воображением, и поэтому они ошибались, любили, страдали в то время, как их создатель жил спокойной, вполне предсказуемой жизнью, далекой от потрясений, с которыми приходится так часто сталкиваться фаталистам и авантюристам.
В личной жизни у нее был полный порядок, так как этой самой личной жизни практически не было. Время от времени случались какие-то знакомства, встречи, но все это было не то и не так: слишком много надежд и столько же разочарований. Подруги ее давно растворились в своих семейных проблемах и редко напоминали о себе случайными телефонными звонками.
Мать Кристины, замкнутая немногословная, по-своему любила дочь, но никогда не стремилась ее понять. В одной квартире просто жили две одинокие женщины, каждая один на один со своей судьбой.
Так уж случилось, что самыми частыми собеседниками Кристины оставались книги. Она не просто читала их, не просто следила за сюжетом любимых романов, но и входила в мир литературных героев так, будто на этих страницах была записана часть ее собственной жизни. Но книжных, чужих вымыслов ей иногда не хватало, ее воображение требовало каких-то других впечатлений.
Тогда Кристина садилась за старенькую, купленную недорого по случаю, пишущую машинку и страница за страницей переписывала свою параллельную жизнь, расцвечивая ее во все цвета счастья, каким она его себе представляла.
Кристина писала иногда стихи, иногда небольшие новеллы, трогательные и сентиментальные. Ни за что и никогда она не решилась бы показать кому-нибудь свои литературные пробы. Они не были рассчитаны на постороннего читателя, они были частью ее души, частью её второй – тайной жизни, её отдушиной в ежедневной рутине. Именно они давали ей возможность пережить такие минуты счастья, каких ей пока не удосужилась подарить судьба. Кристина прекрасно понимала искусственность этого параллельного мира грез, но жизнь дала ей на сегодня только этот шанс.
* * *
Игорь Алексеевич Скальдин уже два дня находился в состоянии нетерпеливого ожидания: его ждала интереснейшая работа. Два года назад в одном из провинциальных музеев Латвии он наткнулся на фрагмент списка древней легенды. Он сразу почувствовал, что это нечто необычное. Желание отыскать всю легенду превратилось почти в навязчивую идею. Но дальнейшие поиски материала ни к чему не привели.И вот на днях ему позвонил университетский приятель и сказал, что видел, похоже, именно эту легенду в музейном архиве одного достаточно древнего, но очень маленького приграничного городка.
Позвонив в этот музей по телефону, Игорь Алексеевич выяснил, что, скорее всего, это более поздний список, но именно той легенды, которая вызвала у него такой большой интерес. Он готов был сразу отправиться в путь, но дела задержали его в Москве, и теперь, когда в кармане пиджака лежал, наконец, билет на поезд, он волновал Скальдина не меньше, чем в юности волнует первое письмо от любимой.
* * *
Игорь Алексеевич Скальдин, известный в определенных кругах автор исторических романов, последние лет десять жил в Москве. Он занимал двухкомнатную квартиру в старом пятиэтажном доме. Квартира была небольшой, да и район был достаточно отдаленный, но Игоря Алексеевича это вполне устраивало: работал он преимущественно дома, и все, что ему было нужно, – это покой и тишина. Восемь лет назад от него ушла жена: хорошенькая и жизнерадостная, шумная и общительная, она очень скоро заскучала рядом с мужем, который был так погружен в прошлое, что совсем не умел позаботиться о настоящем. Детей у них не было, и развод прошел тихо и пристойно.Однако писатель болезненно и долго переживал случившееся. Даже любимая работа не могла отвлечь его от грустных мыслей. Он не хотел это признавать, однако ему было одиноко.
Но все проходит, постепенно он привык и к одиночеству, мир образов стал для него источником и сил, и надежд, и радости.
Он не был отшельником, встречался с друзьями, знакомился с женщинами, но сколько-нибудь серьезных увлечений себе не позволял, охраняя свое сердце от уже однажды пережитой боли.
* * *
Поезд отправлялся с Белорусского вокзала. Скальдин стоял у окна. Этот момент всегда вызывал у него томительное и болезненное чувство, словно поезд сейчас должен был увезти его не в другой город, а в другую жизнь, в другую судьбу. Это было и приятно и мучительно одновременно. Он попытался успокоить свое воображение, направив его в обычное русло, мысленно выстраивая конструкцию сюжетных переплетений своего будущего романа, ему очень хотелось написать что-то необычное, выходящее за рамки всего того, что он делал раньше. Вдохновение буквально переполняло его. Оно рвалось наружу и сдавливало горло, оно нашептывало уже что-то на ухо и щекотало затылок, как сквознячок. Скальдин чуть шевельнул уголками губ, улыбнувшись своим мыслям и чувствам: верно говорят, что вдохновение – как наркотик. Когда оно уходит – опускаются руки, одолевает сон и скука, мозг стареет и деградирует. Но – всплеск эмоций, и вот уже вокруг сияет солнце, поют птицы и оживший разум радостно парит в заоблачных далях в предвкушении работы. Это не объяснишь, это надо прочувствовать, пережить.В маленьком городке, куда Игорь Алексеевич прибыл к вечеру следующего дня, была всего одна гостиница, да и та наполовину пустовала. Ему достался крохотный одноместный номер без особых удобств, впрочем, наверное, это был лучший номер в этой гостинице.
Игорь Алексеевич разыскал на этаже душевую, которая приятно удивила его своей чистотой, и постарался под струями теплой воды не только смыть дорожную пыль, но и расслабиться – у него начинала болеть голова. Однако, когда он вернулся в номер, головная боль только усилилась.
За окном шелестел теплый весенний дождь, и было уже совсем темно, когда Скальдин, по совету гостиничного администратора, отправился в аптеку, ту, что, по словам того же администратора, была «где-то рядом».
* * *
Дождь сеял каплями легко и ненавязчиво, было тепло и безветренно. Прохожих на улице не было. «Пожалуй, без посторонней помощи найти аптеку не так уж просто», – подумал Скальдин. Он брел по темной незнакомой улице, надеясь встретить хоть кого-нибудь.В нескольких десятках шагов от него из-за поворота появился женский силуэт, и Игорь Алексеевич ускорил шаг.
В легком тумане мерцающего дождя стройная фигурка женщины казалась невесомой, плывущей над землей. Скальдину было приятно смотреть на грациозно скользящую незнакомку, он даже замешкался, не решаясь окликнуть ее. Он был уже совсем близко, но его не замечали и, похоже, не слышали его шагов. Женщина подняла руку, чтобы поправить выбившиеся из-под шелковой косынки волосы, и, подчиняясь какому-то непонятному импульсу, даже не успев подумать, Скальдин протянул руку и тронул тонкие, дрогнувшие от неожиданного прикосновения пальцы.
Кристина продрогла, и мысли ее вертелись вокруг горячей ванны и чашки ароматного чая, который можно пить маленькими глоточками, уютно устроившись под теплым мягким пледом в большом старом кресле. Она услышала за спиной чьи-то быстрые шаги, но они не вызвали никакой тревоги, она даже не захотела обернуться и посмотреть на неожиданного попутчика. Но вдруг Кристина почувствовала, как чья-то горячая рука слегка сжала ее озябшие пальцы, которыми она пыталась поправить сбившийся платок. Она вскрикнула и резко повернулась в сторону предполагаемой опасности.
Темная высокая фигура заслонила собой неяркий свет фонаря. Чтобы разглядеть незнакомца, Кристина подняла голову и увидела сначала глаза. Она сразу успокоилась: глаза были добрыми и усталыми, это явно не грабитель.
– Извините, я, кажется, напугал вас. Действительно, темная улица, незнакомый мужчина хватает за руку… Ради Бога! Простите, – торопливо произнес Скальдин, отступая.
– Придется простить, – улыбнулась Кристина.
– Я совсем не знаком с вашим городком,... Пытался самостоятельно отыскать аптеку... Не поможете ли сориентироваться?
– Разумеется, помогу, не оставлять же человека в трудной ситуации и в такую погоду.
– Надеюсь, что это не затруднит вас и не повлияет на ваши планы, – почему-то смущенно пролепетал Скальдин.
– Нет, не затруднит и не повлияет: я живу на той же улице.
Незнакомец пошел рядом, а Кристина пыталась найти причину внезапно охватившего ее волнения: может, всему виной идущий рядом человек? Нет, ерунда, она его даже толком не разглядела и вряд ли узнает, если случайно снова столкнется с ним на улице их маленького городка, где легче встретиться, чем разминуться. Чувствуя какую-то неловкость, она сказала первое, что пришло в голову:
– Что привело вас к нам, в провинцию? – по каким-то не вполне осознанным приметам Кристина решила, что гость из столицы.
– Я приехал в ваш музей.
– Вы историк?
– В известной мере: я пишу исторические романы.
– Не каждый день вот так запросто на улице можно встретить писателя. Может, я читала какой-нибудь из ваших романов?
– А вы читаете историческую литературу?
– Я люблю читать все, что связано с прошлым и с будущим.
– А что вы думаете о настоящем?
– А что о нем думать? Вчера оно было будущим, а завтра станет прошлым.
– А вы философ.
– Возможно, хотя женщина-философ, наверное, это довольно скучно.
– Это дело вкуса, я тоже скучный человек, есть такое мнение...
– Вот мы и пришли, надеюсь, вы больше не заблудитесь, – с сожалением сказала Кристина, останавливаясь напротив белых дверей аптеки.
– А если заблужусь?
– Мир не без добрых людей...
– Понял. Ну а имя ваше хотя бы можно узнать?
– Конечно. Меня зовут Кристина, но кокетка из меня никудышная, если вам будет нужна именно моя помощь, можете мне позвонить.
Кристина открыла сумочку, достала блокнот и ручку и записала на листочке номер своего телефона. Передав листок в руку мужчины, она вежливо попрощалась и почти бегом направилась к своему дому, тщетно пытаясь переключить свои мысли с этой необычной встречи на что-нибудь более спокойное и безопасное.
Скальдин стоял и смотрел вслед уходящей женщине, за спиной была освещенная дверь аптеки, которая была ему уже не нужна: от ноющей головной боли и следа не осталось.
Игорь Алексеевич вернулся в гостиницу, услужливый администратор предложил ему поужинать в небольшом кафе на первом этаже, но есть почему-то не хотелось, Скальдин почувствовал, что замерз и устал.
Несмотря на усталость, ночью он долго не мог уснуть и то, что его тревожило, не имело ничего общего с предстоящей работой.
Какие-то смутные видения не давали ему покоя. То сквозь сон чудилось, будто расступаются стены комнаты и со всех сторон начинает наползать сизый тяжелый туман, сквозь оборванные дыры которого то и дело проглядывают неживые образы странных призраков в черно-белых причудливо раскрашенных масках. Черные глаза масок смотрели на Скальдина и смущали своим неприкрытым любопытством.
То вдруг исчезал туман и в глаза ударял яркий белый широкий луч то ли фонаря, то ли далекого прожектора, и в белом круглом пятне света вырисовывались темные силуэты восточных танцовщиц, извивающихся в страстном танце без музыки...
А потом, когда сон окончательно завладел разумом писателя, все непонятные картины растворились, и он увидел длинную-длинную городскую улицу с разноцветными мозаиками многочисленных витрин, и только эти витрины освещали булыжники узкого тротуара и одинокую стройную фигурку, спешащую прочь под мелким моросящим дождем. Скальдин пошел за этой фигуркой, и идти было трудно, словно он двигался сквозь густую патоку невидимой реки, и патока стесняла движения, замедляла шаг, подошвы ботинок прилипали к булыжникам, но он упорно шел вперед и в самом конце улицы, под раскидистыми каштанами, роняющими тяжелые теплые капли на камни, догнал-таки ее. Он протянул к ней руку и, услышав шаги за спиной, обернулся…
Легкая и невесомая, таинственная красавица улыбалась ему, а он растерянно отступил и молча смотрел на неё, не зная, что ему сделать сейчас.
Красавица поманила его рукой, и он послушно, без лишних слов последовал за ней, а сердце гулко застучало в груди, и кровь прилила к вискам, зашумев в ушах. Они вдвоем завернули за угол, и неожиданно все дома и сам город пропали из виду, а перед взором изумленного Скальдина раскинулось бескрайнее озеро – тихое, ровное, окруженное безмолвными острыми скалами. Он замер у кромки воды и осторожно тронул носком ботинка поверхность озера. Вода не разбежалась крохотными волнами, как ожидалось, и Скальдин понял, что вода, собственно, не вода, а замерзшее стекло, зеркало.
Он шагнул на зеркальную поверхность. Красавица исчезла из виду, осталось только ощущение её тайного присутствия и тонкий душистый аромат то ли её духов, то ли каких-то пахучих цветов.
Он оглянулся несколько раз, пока шел по застывшему озеру. На середине он остановился и запрокинул голову. Высокое голубое небо раскинулось над ним и по нему плыли неуловимо-прозрачные облачка, гонимые невидимым ветром. Он опустил взгляд и под ногами увидел в зеркале свое отражение и отражение неба. Однако это было не то небо…
Там, в отражении, по хмурому небосводу тяжело двигались свинцовые тучи, и между ними скромно пробивался время от времени золотистый лучик солнца, ищущего лазейку в нагромождении темно-серых облаков. Облака двигались величаво, им было просто некуда спешить, и терпеливое солнце старательно согревало их, разрывало, разгоняло. И потом в какой-то неуловимый миг его сияние щедро брызнуло сквозь прорехи серости и за единую секунду превратило озеро в огромную тарелку, полную до краев нестерпимо ярким светом.
Скальдин присел, вглядываясь в отражения, и почудилось ему, будто сквозь этот блеск видит он с высоты птичьего полета странный город, не похожий ни на один виданный им, как будто город этот с высокими белыми шпилями башен и белыми же крепостными стенами построен на самом дне котлована, теперь заполненного замерзшей навечно водой. А он, Скальдин, стоит на толстой корке зеркального стекла и смотрит, как город внизу просыпается, как встает над ним солнце и как начинают шевелиться зеленые кудрявые рощи вокруг города, разбуженные утренним ветром.
…Позади раздался острожный звук шагов, он стремительно обернулся, но в глазах почему-то потемнело, и только послышался ему напоследок в шорохе разбуженного сознания тихий вопрос, поразивший его и одновременно смутивший:
– А ты веришь, что такое возможно?…
Ответить он не успел. Где-то в гостинице что-то слишком громко стукнуло, и Скальдин проснулся, образы сна растаяли, но остались ощущения, осталось чувство чего-то несбывшегося.
Если бы у Игоря Алексеевича Скальдина, серьезного писателя, человека с внушительным жизненным опытом, кто-нибудь решился спросить, верит ли он в судьбу, то скорее всего он не получил бы вразумительного ответа. Скальдин предпочитал об этом не думать, ему нравилось считать, что в своей жизни он единственный и полновластный хозяин. Это герои его романов попадали в ловушки, расставленные судьбой и его авторским воображением, и поэтому они ошибались, любили, страдали в то время, как их создатель жил спокойной, вполне предсказуемой жизнью, далекой от потрясений, с которыми приходится так часто сталкиваться фаталистам и авантюристам.