Страница:
Однако это чуть позже. А пока – работа в картине «Судьба Марины» в Киеве, через год, в 1954 году – «Укротительница тигров» в том же Ленинграде. Первые герои Быкова – симпатичные, уверенные в своих силах, но не очень-то счастливые ребята. Несмотря на досадное сходство рисунка ролей, не отличавшихся глубиной драматического материала, богатейшие возможности оригинального, многогранного дарования артиста налицо. Сашко и Петя Мокин, благодаря прекрасной игре актера, разнохарактерные персонажи: живой и задорный Сашко – «личный кучер» председателя колхоза – запомнился удивительной непосредственностью и странноватой затаенной грустью, некой страдательной задумчивостью. Робкий, застенчивый Петя Мокин, с его неразделенной любовью и наивными признаниями, вносил в фильм свою, отнюдь не комедийную, щемящую ноту, неожиданно сближающую историю с реальностью, в которой далеко не всем и не все удается.
Леонид Быков очень пригодился и в так называемых «деревенских» комедиях из якобы счастливой колхозной жизни, в которых еще слышались отголоски и перепевы пырьевских «Кубанских казаков», правда, без нарочитого бутафорского изобилия и напористой звонкоголосой мощи. «Судьба Марины», «Ссора в Лукашах» и тот же «Максим Перепелица» – картины на пресловутую деревенскую тему.
Особо полюбился зрителям жизнерадостный и обаятельный Максим Перепелица в одноименном фильме. Веселый и находчивый, неистощимый на шутки герой Быкова стал настоящим народным героем, давая яркое представление о чувстве юмора актера, о его своеобразной мягкой и проникновенной манере исполнения. Одно только появление его героя на экране создавало легкокомедийный климат. Таким был и его Туз из «Ссоры в Лукашах». Славные, забавные, неустроенные в личной жизни герои Быкова заметно выделялись, заставляя зрителей относиться к ним с нежностью и покровительством, признавая в них не только симпатичных неудачников, терпящих крах в любовных делах.
Роль механика Туза в комедии «Ссора в Лукашах» во многом напоминает Максима Перепелицу и выглядит цепью эстрадных реприз. Колхозный парень не к месту стреляет греческими поговорками, вызывая вспышки смеха у зрителей. В трактовке Леонида Быкова безделье Туза – не свойство его характера, а следствие обстоятельств. Виктор Туз испытывает к поломанным тракторам и простаивающим маслобойкам неодолимую робость. Ну, не лежит у парня душа к технике! Ведь он был весь в искусстве! Ему бы ночь напролет дирижировать колхозным оркестром, декламировать монолог Арбенина или распевать песенки с местными красавицами… Увлеченность Туза столь заразительна, что председатель, кажется, готов простить непутевому механику погрешности в работе, но сам Быков, полный доброго сочувствия к своему горе-механику, осуждает этого обаятельного лентяя, не лишенного исполнительского таланта. И верит, что его Туз еще проявит себя в любимом деле, по которому так трогательно грустит.
Если бы раньше он задумался о правильном выборе профессии, о призвании и месте в жизни, не пришлось бы ему сейчас заниматься машинами. Когда же колхозу понадобилось отправить человека на курсы механизаторов, другой кандидатуры не нашлось. Механика из Туза не получилось: технику он не любил и не знал. Простаивал ли трактор, ломался ли движок или отказывал сепаратор – Туз ничего не мог с этим сделать. Данное обстоятельство вносило сумятицу и сильно осложняло жизнь Лукашей, пока в село не приехал на побывку лейтенант Костя Ласточкин…
Партнерша Леонида Быкова Инга Будкевич так вспоминала время съемок: «С Быковым было очень легко работать. Он был очень добрый, много шутил, балагурил, даже во время съемок строил «рожи». Словом, был в жизни такой же, как его персонаж. Этот фильм и сегодня часто показывают, бывает, сразу по нескольким каналам. Меня встречают на улице, благодарят. До меня на мою роль пробовалась ленинградская актриса Людмила Макарова, а взяли меня. Мы жили в школе в Тарусе коммуной. Вместе с Лавровым, Быковым готовили, убирались. Когда ко мне приехал муж Эдуард Изотов, Леша придумал песенку: «Приехал муж Будкевич, но не муж, а красота….». Его коньком была импровизация – он вечно что-то придумывал, в том числе и частушки «на злобу дня», но они всегда были веселыми, доброжелательными. Наверное, ни на одной площадке больше не было такой теплой душевной атмосферы».
Время съемок в этом фильме стало счастливым периодом жизни Быкова. Он активно снимается. Режиссеры Ленинграда, Киева и Москвы стараются заполучить столь многопланового актера, чтобы как можно полнее использовать богатейшие возможности молодого дарования. Даже второстепенные роли выходят у Быкова яркими и самобытными. Его герои становились друзьями и полноправными спутниками главных персонажей в исполнении таких звезд экрана, как Павел Кадочников, Алексей Баталов, Михаил Ульянов, Николай Рыбников… Будь на месте Быкова другой актер, второстепенные персонажи вполне могли бы и остаться в тени образов, созданных известными актерами. Однако благодаря феномену исполнительского таланта Быкова этого не произошло.
Неразделенная любовь, непутевость, подкупающая искренность… – основные характеристики первых быковских героев. Как ни соблазнительно видеть свое имя в титрах, молодой актер стал отказываться от ролей, копирующих однажды им найденное и скользящих по поверхности характеров и явлений. Каждую свою новую работу Леонид Быков стремился наделить многообразием оттенков собственной индивидуальности, понимая, что в актерской профессии повторяться нельзя. Он искал свой путь, стараясь разнообразить роли, преодолев рамки амплуа. «Актер не должен, не имеет права повторяться, – говорил Быков в одном из интервью, – иначе он погибнет, заштампуется неминуемо. Самое страшное, по-моему, это превратиться в актера-амплуа. Некоторое время еще можно экспериментировать успех, а потом крах, катастрофа. Такие случаи, к сожалению, не редки».
Боясь навсегда остаться в рамках лирико-комического амплуа и до бесконечности эксплуатировать одну и ту же маску (в театре Быков тоже немало переиграл комедийных ролей), понимая всю опасность типажного застоя для себя, как художника, актер, соглашаясь на новые предложения, старался выбирать роли самого разного плана. Так в его послужном списке появились фильмы: «Чужая родня», «Дорогой мой человек», «Добровольцы», «Майские звезды». А вот отрицательные роли Леонид Быков не жаловал. А если такое и случалось, в его исполнительской трактовке присутствовала попытка найти причины дурных поступков персонажа, осудить их и поверить в возможность исправления. Вот как Леонид Федорович объяснял свою позицию на данный счет: «Каждый актер и режиссер бывает прокурором или адвокатом. Я всегда адвокат, какую бы роль ни играл, всегда стараюсь найти в самой отталкивающей личности хотя бы маленькую черточку, доказывающую, что еще не все потеряно, что осталось в ней что-то человеческое… Так стараюсь играть все персонажи, которые принято называть отрицательными. Это мой творческий принцип. С ним можно соглашаться или нет, но я на том стою». В этом весь Быков, относящийся к редкому типу творческой натуры, спрашивающей с себя строже самых суровых критиков.
Мера таланта, помноженная на убедительность, буквально с первых шагов помогли Быкову найти свою тему в кино – воплощать на экране образы своих современников. Его герои – отражение единого личностного типа. Это стало красноречивой иллюстрацией, подтверждающей слова великого Шекспира, некогда провозгласившего: «Актеры – зеркало и краткая летопись своего времени». Исполнители действительно отображают и запечатлевают время, в котором живут, в сценических и экранных образах воплощая его характеры и события. Вот и Леонид Быков, живя делами и мыслями, надеждами и тревогами своего времени, придавал художественную убедительность и жизненную достоверность обобщенному портрету молодого современника, правдиво созданному им на экране.
Творческий путь актера можно разделить на три периода. Первый – поразительно естественное киновосхождение Быкова. Второй – сложный, трудный период поиска своего пути в кинорежиссуре. Третий – обретение Быковым своего режиссерского голоса. Михаил Ульянов, снимавшийся с Леонидом Быковым в фильме «Добровольцы», сравнил его с жаворонком, спевшем в голубом небе, «раскованно и удивительно искренне свои последние, как оказалось, к великой горести, песни: «В бой идут одни «старики», «Аты-баты, шли солдаты…». Как точно Михаил Ульянов почувствовал душу Леонида Быкова! Ведь именно в этих работах удивительным образом слились воедино традиции украинского театра, поиски современного языка кино и появление одной из самых замечательных и неповторимых в киноискусстве авторских быковских страниц.
Вот как определил место Быкова в кино его друг и режиссер Николай Мащенко: «У нас не принято было превращать людей в звезд, наоборот, на таких набрасывалась сразу и власть, и критики – звездная болезнь! Чуть актер голову поднимет – сразу звездная болезнь… И, как Леня говорил: «Трудно быть одним из очереди, но мы обязаны не выпадать из этой очереди». Ну, это все было сказано, конечно, с улыбкой, но он твердо знал, что он-то не из очереди. Он – исключительная личность. Это очереди стояли, чтобы увидеть его на экране». С ним солидарна и звезда нескольких поколений Татьяна Конюхова: «Леонид Быков входит в плеяду талантливейших артистов и режиссеров советского кино. Мне довелось работать с ним на съемках моей первой картины «Судьба Марины». Уже тогда в нем угадывался огромный творческий потенциал выдающегося художника, которому под силу найти и реализовать свою тему в кино. Я счастлива судьбе за эту встречу. Ей дано было стать камертоном всей моей дальнейшей актерской биографии».
С этим трудно не согласиться. Даже по прошествии трех десятков лет со дня смерти Леонида Федоровича Быкова, зрительская любовь к нему осталась неизменной. Для многих он по-прежнему остается олицетворением человечности, искренности и доброты. Зная его фильмы почти наизусть, мы продолжаем смотреть их и сопереживать его героям, они, как чудодейственный бальзам, снимают с души накопившийся в ходе наших будней стресс.
Кто сказал, что незаменимых людей нет? И сегодня все так же остро ощущается эта утрата. И никому пока не удалось заменить в искусстве столь обаятельную и талантливую личность. Не напрасно Леонид Быков показал нам с экрана, как нужно улыбаться, даже если это улыбка сквозь слезы. Жизнеутверждающая стойкость всегда была и будет сущностью нашего народа. Ее почувствовал и выразил в своих фильмах великий актер, режиссер и человек огромной душевной щедрости Леонид Быков.
«Судьба Марины»
Леонид Быков очень пригодился и в так называемых «деревенских» комедиях из якобы счастливой колхозной жизни, в которых еще слышались отголоски и перепевы пырьевских «Кубанских казаков», правда, без нарочитого бутафорского изобилия и напористой звонкоголосой мощи. «Судьба Марины», «Ссора в Лукашах» и тот же «Максим Перепелица» – картины на пресловутую деревенскую тему.
Особо полюбился зрителям жизнерадостный и обаятельный Максим Перепелица в одноименном фильме. Веселый и находчивый, неистощимый на шутки герой Быкова стал настоящим народным героем, давая яркое представление о чувстве юмора актера, о его своеобразной мягкой и проникновенной манере исполнения. Одно только появление его героя на экране создавало легкокомедийный климат. Таким был и его Туз из «Ссоры в Лукашах». Славные, забавные, неустроенные в личной жизни герои Быкова заметно выделялись, заставляя зрителей относиться к ним с нежностью и покровительством, признавая в них не только симпатичных неудачников, терпящих крах в любовных делах.
Роль механика Туза в комедии «Ссора в Лукашах» во многом напоминает Максима Перепелицу и выглядит цепью эстрадных реприз. Колхозный парень не к месту стреляет греческими поговорками, вызывая вспышки смеха у зрителей. В трактовке Леонида Быкова безделье Туза – не свойство его характера, а следствие обстоятельств. Виктор Туз испытывает к поломанным тракторам и простаивающим маслобойкам неодолимую робость. Ну, не лежит у парня душа к технике! Ведь он был весь в искусстве! Ему бы ночь напролет дирижировать колхозным оркестром, декламировать монолог Арбенина или распевать песенки с местными красавицами… Увлеченность Туза столь заразительна, что председатель, кажется, готов простить непутевому механику погрешности в работе, но сам Быков, полный доброго сочувствия к своему горе-механику, осуждает этого обаятельного лентяя, не лишенного исполнительского таланта. И верит, что его Туз еще проявит себя в любимом деле, по которому так трогательно грустит.
Если бы раньше он задумался о правильном выборе профессии, о призвании и месте в жизни, не пришлось бы ему сейчас заниматься машинами. Когда же колхозу понадобилось отправить человека на курсы механизаторов, другой кандидатуры не нашлось. Механика из Туза не получилось: технику он не любил и не знал. Простаивал ли трактор, ломался ли движок или отказывал сепаратор – Туз ничего не мог с этим сделать. Данное обстоятельство вносило сумятицу и сильно осложняло жизнь Лукашей, пока в село не приехал на побывку лейтенант Костя Ласточкин…
Партнерша Леонида Быкова Инга Будкевич так вспоминала время съемок: «С Быковым было очень легко работать. Он был очень добрый, много шутил, балагурил, даже во время съемок строил «рожи». Словом, был в жизни такой же, как его персонаж. Этот фильм и сегодня часто показывают, бывает, сразу по нескольким каналам. Меня встречают на улице, благодарят. До меня на мою роль пробовалась ленинградская актриса Людмила Макарова, а взяли меня. Мы жили в школе в Тарусе коммуной. Вместе с Лавровым, Быковым готовили, убирались. Когда ко мне приехал муж Эдуард Изотов, Леша придумал песенку: «Приехал муж Будкевич, но не муж, а красота….». Его коньком была импровизация – он вечно что-то придумывал, в том числе и частушки «на злобу дня», но они всегда были веселыми, доброжелательными. Наверное, ни на одной площадке больше не было такой теплой душевной атмосферы».
Время съемок в этом фильме стало счастливым периодом жизни Быкова. Он активно снимается. Режиссеры Ленинграда, Киева и Москвы стараются заполучить столь многопланового актера, чтобы как можно полнее использовать богатейшие возможности молодого дарования. Даже второстепенные роли выходят у Быкова яркими и самобытными. Его герои становились друзьями и полноправными спутниками главных персонажей в исполнении таких звезд экрана, как Павел Кадочников, Алексей Баталов, Михаил Ульянов, Николай Рыбников… Будь на месте Быкова другой актер, второстепенные персонажи вполне могли бы и остаться в тени образов, созданных известными актерами. Однако благодаря феномену исполнительского таланта Быкова этого не произошло.
Неразделенная любовь, непутевость, подкупающая искренность… – основные характеристики первых быковских героев. Как ни соблазнительно видеть свое имя в титрах, молодой актер стал отказываться от ролей, копирующих однажды им найденное и скользящих по поверхности характеров и явлений. Каждую свою новую работу Леонид Быков стремился наделить многообразием оттенков собственной индивидуальности, понимая, что в актерской профессии повторяться нельзя. Он искал свой путь, стараясь разнообразить роли, преодолев рамки амплуа. «Актер не должен, не имеет права повторяться, – говорил Быков в одном из интервью, – иначе он погибнет, заштампуется неминуемо. Самое страшное, по-моему, это превратиться в актера-амплуа. Некоторое время еще можно экспериментировать успех, а потом крах, катастрофа. Такие случаи, к сожалению, не редки».
Боясь навсегда остаться в рамках лирико-комического амплуа и до бесконечности эксплуатировать одну и ту же маску (в театре Быков тоже немало переиграл комедийных ролей), понимая всю опасность типажного застоя для себя, как художника, актер, соглашаясь на новые предложения, старался выбирать роли самого разного плана. Так в его послужном списке появились фильмы: «Чужая родня», «Дорогой мой человек», «Добровольцы», «Майские звезды». А вот отрицательные роли Леонид Быков не жаловал. А если такое и случалось, в его исполнительской трактовке присутствовала попытка найти причины дурных поступков персонажа, осудить их и поверить в возможность исправления. Вот как Леонид Федорович объяснял свою позицию на данный счет: «Каждый актер и режиссер бывает прокурором или адвокатом. Я всегда адвокат, какую бы роль ни играл, всегда стараюсь найти в самой отталкивающей личности хотя бы маленькую черточку, доказывающую, что еще не все потеряно, что осталось в ней что-то человеческое… Так стараюсь играть все персонажи, которые принято называть отрицательными. Это мой творческий принцип. С ним можно соглашаться или нет, но я на том стою». В этом весь Быков, относящийся к редкому типу творческой натуры, спрашивающей с себя строже самых суровых критиков.
Мера таланта, помноженная на убедительность, буквально с первых шагов помогли Быкову найти свою тему в кино – воплощать на экране образы своих современников. Его герои – отражение единого личностного типа. Это стало красноречивой иллюстрацией, подтверждающей слова великого Шекспира, некогда провозгласившего: «Актеры – зеркало и краткая летопись своего времени». Исполнители действительно отображают и запечатлевают время, в котором живут, в сценических и экранных образах воплощая его характеры и события. Вот и Леонид Быков, живя делами и мыслями, надеждами и тревогами своего времени, придавал художественную убедительность и жизненную достоверность обобщенному портрету молодого современника, правдиво созданному им на экране.
Творческий путь актера можно разделить на три периода. Первый – поразительно естественное киновосхождение Быкова. Второй – сложный, трудный период поиска своего пути в кинорежиссуре. Третий – обретение Быковым своего режиссерского голоса. Михаил Ульянов, снимавшийся с Леонидом Быковым в фильме «Добровольцы», сравнил его с жаворонком, спевшем в голубом небе, «раскованно и удивительно искренне свои последние, как оказалось, к великой горести, песни: «В бой идут одни «старики», «Аты-баты, шли солдаты…». Как точно Михаил Ульянов почувствовал душу Леонида Быкова! Ведь именно в этих работах удивительным образом слились воедино традиции украинского театра, поиски современного языка кино и появление одной из самых замечательных и неповторимых в киноискусстве авторских быковских страниц.
Вот как определил место Быкова в кино его друг и режиссер Николай Мащенко: «У нас не принято было превращать людей в звезд, наоборот, на таких набрасывалась сразу и власть, и критики – звездная болезнь! Чуть актер голову поднимет – сразу звездная болезнь… И, как Леня говорил: «Трудно быть одним из очереди, но мы обязаны не выпадать из этой очереди». Ну, это все было сказано, конечно, с улыбкой, но он твердо знал, что он-то не из очереди. Он – исключительная личность. Это очереди стояли, чтобы увидеть его на экране». С ним солидарна и звезда нескольких поколений Татьяна Конюхова: «Леонид Быков входит в плеяду талантливейших артистов и режиссеров советского кино. Мне довелось работать с ним на съемках моей первой картины «Судьба Марины». Уже тогда в нем угадывался огромный творческий потенциал выдающегося художника, которому под силу найти и реализовать свою тему в кино. Я счастлива судьбе за эту встречу. Ей дано было стать камертоном всей моей дальнейшей актерской биографии».
С этим трудно не согласиться. Даже по прошествии трех десятков лет со дня смерти Леонида Федоровича Быкова, зрительская любовь к нему осталась неизменной. Для многих он по-прежнему остается олицетворением человечности, искренности и доброты. Зная его фильмы почти наизусть, мы продолжаем смотреть их и сопереживать его героям, они, как чудодейственный бальзам, снимают с души накопившийся в ходе наших будней стресс.
Кто сказал, что незаменимых людей нет? И сегодня все так же остро ощущается эта утрата. И никому пока не удалось заменить в искусстве столь обаятельную и талантливую личность. Не напрасно Леонид Быков показал нам с экрана, как нужно улыбаться, даже если это улыбка сквозь слезы. Жизнеутверждающая стойкость всегда была и будет сущностью нашего народа. Ее почувствовал и выразил в своих фильмах великий актер, режиссер и человек огромной душевной щедрости Леонид Быков.
«Судьба Марины»
Леонид Быков дебютировал в кино в 1953 году, сразу после окончания Харьковского театрального института. Сейчас мало кто помнит фильм режиссеров Исаака Шмарука и Виктора Ивченко «Судьба Марины». Маленькая роль Сашко, сыгранная Быковым, эпизодическая, довольно схематичная. Однако дебютанту удалось наполнить ее живым юмором, озорством, энергией молодости и украинской певучестью. Его герой, деревенский паренек Сашко – личный кучер председателя колхоза, влюблен в красавицу Галинку (Татьяна Конюхова). Предмет его воздыханий, долгое время отдает предпочтение другому – он и шире в плечах, и выше Сашко, красивее, кучерявее и крепче стоит на ногах. Что и говорить, шофер в деревне в ту пору – большой человек, всегда при деньгах. Однако не житейская, а душевная определенность героя оказывается важнее для девушки.
В других ролях в картине снимались такие звезды, как: Николай Гриценко, Борис Андреев, Михаил Кузнецов. В прокате 1954 года картина заняла второе место. Авторы умело соединили производственную тему с личной историей. Зрителям оказались близки герои фильма. Именно это обстоятельство сыграло положительную роль в дальнейшей судьбе Быкова: его заметили и запомнили не только зрители, но и режиссеры. Так на исходе «малокартинья», на всплеске новой волны, оказалась нужной и своевременной художественная индивидуальность молодого актера. Первый киноэкзамен был сдан.
Позже одна из партнерш Быкова по фильму, Роза Макагонова, вспоминала: «К сожалению, моя память слишком несовершенна и воспоминания в большинстве случаев носят не конкретный, а эмоциональный характер. Ну, вероятно, как и у многих актеров… Тем более что мне пришлось общаться с Быковым на заре туманной актерской юности, во время съемок фильма «Судьба Марины». Это был и мой, и его первый фильм. А первый фильм в юности – это всегда радость. И все было окрашено этой радостью, что, вероятно, нас и объединяло. У меня навсегда осталось вот то ощущение радости бытия. Радости, которой он озарял всех окружающих, той жадной радости, с которой он работал.
Чаще всего я видела его смеющимся, но иногда грустным. Это была та самая пушкинская грусть, помните: «Мне грустно и легко, печаль моя светла…»
Леня был недоволен своей внешностью… Был необыкновенно лиричен, поэтичен, всегда влюблен во что-то или в кого-то. Он был романтик. И ему мешал его нос. Как Сирано… Он был рыцарь. Настоящий рыцарь по отношению ко всем женщинам и товарищ в то же время. С ним можно было, как с подружкой, поделиться своими горестями и получить мудрый (как ни странно, в том возрасте) совет».
Главная партнерша по фильму Татьяна Конюхова так вспоминает первую встречу с Леонидом Быковым: «Я сидела в довольно темной, пасмурной комнате вместе с режиссером Виктором Ивченко, который обосновался там. Где-то рядом стоял трам-тарарам – это работала съемочная группа. За окном начинала бушевать яркая, брызжущая солнцем весна. Шли кинопробы картины «Судьба Марины», на которую я попала сразу после оглушительного успеха «Майской ночи».
Моего партнера долго искали. Во время сосредоточенной работы над сценарием в дверь ворвалась помощник режиссера и ввела кого-то в комнату. И я вдруг почувствовала, что за моей спиной возникла фигура. Я повернула голову и ужаснулась: в дверях стояла худощавая фигурка среднего роста, а лицо вошедшего было похоже на персонаж из нынешней передачи «Куклы» (десять лет назад, когда Татьяна Конюхова в преддверии 70-летия Быкова, о котором я писала статью, рассказывала мне об этой судьбоносной встрече, передача «Куклы» была одной из самых рейтинговых телепрограмм. – Н.Т.). Словно подвижная резиновая маска: нос напоминал грушу, глаза – треугольнички под припухшими веками. При виде такого я вся сжалась и подумала: «Ой, и вот этого человека мне надо будет в картине полюбить?»
Мы познакомились. Нас посадили рядышком. Режиссер странно, как мне показалось, насмешливо посмотрел на эту странную пару. Пока мы сидели, я вдруг почувствовала от этой фигуры какое-то странное движение, идущую в мою сторону волну – то, что теперь называется энергетикой. Словно рядом, на пределе своих возможностей, работал мотор.
Насколько он был ярким человеком, настолько же очень скромным. Ну, вот никакой. Но стоит ему открыть рот и начать что-нибудь рассказывать, и не влюбиться в него было нельзя! Он становился таким красивым, таким обаятельным… Эти лукавые, смешливые глазки, такие добрые, искренние под немного нависшими веками…
Пока я сидела и разглядывала моего будущего партнера, режиссер завязал с Леней разговор об его театральной работе, о гастролях. Актер отвечал спонтанно, сдержанно. Я почувствовала в его словах скрытое напряженное состояние и обратила внимание на руки, вроде бы спокойно лежащие на коленях, но постоянно двигающиеся, живущие самостоятельной жизнью. При внешней сдержанности хозяин их был очень нервным человеком. Это потом помогало мне в работе. И когда мы стали с ним встречаться на съемочной площадке, я уже знала об этой его особенности: все внутри, а внешне смешинки искрами блеснут, поворот глаз и улыбка – такая выразительная, что, казалось, в этот момент все рядом с ним преображалось, озаряясь каким-то неведомым светом. Он меня мог совершенно неожиданно рассмешить, называя почему-то на свой манер: «Конюховская!»
Кинопробы прошли необычайно легко. И потом уже мы встретились с ним на съемочной площадке, на натуре. Слякоть, грязь. Лето начиналось медленно, чернозем раскис. Актеров нужно было соответственно обстановке одеть. Снимали мы под Полтавой. Настоящее украинское село – хаты с горницами, с деревянными надраенными полами, по которым ходили босиком, кровати с огромными подушками.
В первый съемочный день, когда я пришла в хату, снятую для хозяйственных нужд под костюмерную, в проходе увидела нелепую фигуру, идущую впереди, – в кирзовых сапогах, телогрейке, в смешной драной кепке или шапке, загородившую всю дорогу. Походка степенная, важная. Словно почувствовав мой взгляд, фигура обернулась… А я была на каблучках, модно одетая, с роскошной копной волос своего собственного цвета (меня тогда еще не успели выкрасить в блондинку). И тут я увидела, что это Леня Быков! Он выглядел, словно только что спрыгнул с телеги – естественен и органичен. В движениях была свобода, исходившая от того, что он четко понимал, что ему предстоит сделать. Его можно было сразу ставить в кадр. И он сыграл бы, не задумываясь, как, впрочем, позже и происходило на площадке.
Леня, прежде всего, уже тогда был роскошный театральный актер. Он приехал на съемки после ошеломительного успеха в Харькове его Павки Корчагина. И мог часами рассказывать о своих партнерах – Александре Сердюке и Полине Куманченко, в которую он, по-моему, был влюблен. Больше всего он любил рассказывать о контакте на сцене, который рождает импровизацию. И он так живо и увлекательно об этом говорил. В этом чувствовался огромный запас энергетики. Все, что он делал, он делал вдохновенно: играл ли, пел ли (он был бесподобно одарен музыкально). Молодежь после съемок любила собираться за полночь, петь…
Мы звали его Алешей, Алексеем, а кто и Алешенькой. Я просто влюбилась в этого человека, не влюбиться было нельзя – в его талант, в такую смешную, но обаятельную внешность. Все в нем было так гармонично, что даже если рассматривать по отдельности его лицо… боже, какая нелепость. И вдруг это все вместе: с этой светло-золотистой копной волос, с этими смешинками в глазах. Что-то такое есенинское, нежное… Забыть это невозможно.
Он был очень заботливым и внимательным – всегда приносил что-нибудь вкусненькое: те же ягодки, которые неизвестно где раздобывал.
Леня был необычайно музыкален. Это и проявилось потом в его фильмах. Его любимые песни были «Ой, у лузи, лузи… червона калына». Он выводил ее так, что хотелось плакать…
Он был естественным во всем, потрясающе пластичным, хотя не был худеньким, а атлетически сложенным, таким ладненьким, поджарым, мускулистым и невероятно стремительным и очень органичным, артистичным. Это был сгусток вдохновения, очарования. И в то же время в нем чувствовался огромный запас лиризма, доброты, нежности. Ритм жизни у него был учащенный: как на часах есть стрелки – одна указывает часы, другая минуты, но есть еще одна, отсчитывающая секунды – так учащенно, как мне кажется, билось у него сердце. Он должен был все успеть. Вот это было в нем главное».
В другом интервью актриса неосторожно признавалась: «Единственный, кем я когда-либо страстно увлеклась, и этого никогда не забуду, был Леня Быков, но в него не влюбиться было нельзя. Это такое неповторимое чудо, такая ярчайшая индивидуальность! Я даже папочке отослала тогда письмо, где написала: «Мне кажется, наконец-то я по-настоящему влюбилась…» Он мне ответил примерно так: «С Богом, дочка!» Но чего благословлять-то, ведь Леонид был женат, жена ждала ребеночка. И я зажала свои чувства в кулак. Кончились съемки, я отправилась на Север, а он остался на Юге…»
О том, как попал актер на картину «Судьба Марины», рассказывает в своем интервью ассистент режиссера Игорь Ветров: «Шел 1953 год… Тогда и свела меня судьба с Леонидом Быковым. Для картины, в числе других, нам нужен был симпатичный сельский паренек – лиричный кучер-весельчак Сашко. На эту роль и пригласили Быкова, тогда актера Харьковского театра им. Т. Г. Шевченко.
…Я сам привез Леню из гостиницы на студию. Правда, несколько рано, почти за два часа до начала кинопробы. Дело в том, что примерно час уходит на костюм и грим, а потом ведь и режиссер фильма Исаак Петрович Шмарук просил возможность «поработать» с актером. Он хотел это сделать прямо на съемочной площадке, в павильоне.
С костюмом и гримом Леня управился минут за сорок, и мы направились к месту съемки. Там уже была подготовлена декорация «под натуру», с живописным мостиком через ручей и деревьями на фоне. Режиссер уже был в павильоне, тоже готовился – прикидывал мизансцену. Я оставил Леню с Исааком Петровичем и отправился готовить к съемке его партнершу. В павильоне появился я уже перед самым началом сцены.
Как всегда в такое время, особенно чувствуется ритм, в каком живет вся группа. Механики и ассистенты торопятся с установкой камеры, прокладывают «рельсы» для тележки, здесь же осветители проверяют свои «Диги» – треск от этих приборов и вой стоит невероятный, пока отрегулируют в них угли. Не спеша, появляются в павильоне наши аристократы – звуковики. Тогда они еще работали солидно, основательно, с большим «журавлем» – так именовался штатив с выдвижной штангой для микрофона. В это же время художник Коля Юров со своими ассистентами готовил декорацию, тут же хлопотали костюмеры, гримеры, реквизитор… Словом, к началу пробы на съемочной площадке собралось десятка два людей. Все что-то энергично доказывали, оживленно спорили, спешили… В этой суете, как ни странно, не забывали и о главных виновниках – актерах. Обычно им отводили спокойное местечко где-то в сторонке.
Там они и просматривали еще раз свой текст или же старались покурить для успокоения у входа в павильон. Это проделывалось тайком от бдительного глаза пожарников. Все становилось на свои места, когда через динамик раздавалась команда режиссера:
– Приготовиться к съемке!
Леня скромно пристроился на лавочке среди деревьев в самом углу декорации. Сюда же, на скамейку, предусмотрительный реквизитор уже принес гармошку – наш Сашко по сценарию должен был на ней играть. Защелкали, зажглись осветительные приборы, и ассистент оператора Николай Максименко позвал актеров «в кадр» – на мостик. Там должен был происходить основной разговор.
У камеры, на тележке «Долли» пристроился наш оператор-постановщик Владимир Войтенко. Художник-постановщик Николай Юров что-то уточнил с ним и побежал через мостик к микрофону – принялся снова передвигать деревья, стоявшие за актером. По просьбе оператора Леня поправил фуражку так, чтобы тень от козырька не ложилась на глаза. Стоял он на мостике с каким-то отсутствующим выражением лица. Девушка, его партнерша, оживленно переговаривалась с гримерами. То и дело она просила зеркало и старательно прихорашивалась, поправляла упрямый локон.
Исаак Петрович сидел за своим режиссерским столиком и мрачно наблюдал за актерами. По выражению его лица не сложно было понять и настроение. Я решил не попадать сейчас ему в поле зрения.
Постепенно в павильоне утихла предсъемочная суета. Костюмеры убрали видные только им пылинки, гримеры напоследок промокнули актерам лица и отошли в сторонку. Режиссер-постановщик по-прежнему мрачно смотрел туда, где должен был сиять весельем колхозный ездовой Сашко. Веселья там пока не наблюдалось. Я подошел к режиссеру и доложил:
– У всех готово, Исаак Петрович. Можно снимать.
Он глянул на меня и только головою покачал.
– Это вы так думаете, Игорь. А я еще раз попытаюсь прорепетировать. Давайте тишину, и чтобы актеров уже никто не дергал.
Я подал команду:
– Приготовились к съемке! Полная тишина!
Всякое движение на съемочной площадке прекратилось. В павильоне все замерло. Слышны были чьи-то шаги в коридоре, потом прозвенел большой медный колокол и инспектор тишины, старичок Бондарец, высоким звонким голоском прокричал:
– Генеральная репетиция!
Я на всякий случай махнул рукой, и актеры двинулись к мостику. Синхронно их движению беззвучно ехала по рельсам камера на тележке, плыл над головами микрофон. «Диги» не трещали и не «пели». Все было отработано до мелочей. Я обратил внимание, что в павильон зашел Семен Леонтьевич, директор нашей картины. Он старался не пропускать ни одной пробы. Об актерах у него всегда было собственное мнение, часто не сходное с мнением режиссера, ножевое.
В других ролях в картине снимались такие звезды, как: Николай Гриценко, Борис Андреев, Михаил Кузнецов. В прокате 1954 года картина заняла второе место. Авторы умело соединили производственную тему с личной историей. Зрителям оказались близки герои фильма. Именно это обстоятельство сыграло положительную роль в дальнейшей судьбе Быкова: его заметили и запомнили не только зрители, но и режиссеры. Так на исходе «малокартинья», на всплеске новой волны, оказалась нужной и своевременной художественная индивидуальность молодого актера. Первый киноэкзамен был сдан.
Позже одна из партнерш Быкова по фильму, Роза Макагонова, вспоминала: «К сожалению, моя память слишком несовершенна и воспоминания в большинстве случаев носят не конкретный, а эмоциональный характер. Ну, вероятно, как и у многих актеров… Тем более что мне пришлось общаться с Быковым на заре туманной актерской юности, во время съемок фильма «Судьба Марины». Это был и мой, и его первый фильм. А первый фильм в юности – это всегда радость. И все было окрашено этой радостью, что, вероятно, нас и объединяло. У меня навсегда осталось вот то ощущение радости бытия. Радости, которой он озарял всех окружающих, той жадной радости, с которой он работал.
Чаще всего я видела его смеющимся, но иногда грустным. Это была та самая пушкинская грусть, помните: «Мне грустно и легко, печаль моя светла…»
Леня был недоволен своей внешностью… Был необыкновенно лиричен, поэтичен, всегда влюблен во что-то или в кого-то. Он был романтик. И ему мешал его нос. Как Сирано… Он был рыцарь. Настоящий рыцарь по отношению ко всем женщинам и товарищ в то же время. С ним можно было, как с подружкой, поделиться своими горестями и получить мудрый (как ни странно, в том возрасте) совет».
Главная партнерша по фильму Татьяна Конюхова так вспоминает первую встречу с Леонидом Быковым: «Я сидела в довольно темной, пасмурной комнате вместе с режиссером Виктором Ивченко, который обосновался там. Где-то рядом стоял трам-тарарам – это работала съемочная группа. За окном начинала бушевать яркая, брызжущая солнцем весна. Шли кинопробы картины «Судьба Марины», на которую я попала сразу после оглушительного успеха «Майской ночи».
Моего партнера долго искали. Во время сосредоточенной работы над сценарием в дверь ворвалась помощник режиссера и ввела кого-то в комнату. И я вдруг почувствовала, что за моей спиной возникла фигура. Я повернула голову и ужаснулась: в дверях стояла худощавая фигурка среднего роста, а лицо вошедшего было похоже на персонаж из нынешней передачи «Куклы» (десять лет назад, когда Татьяна Конюхова в преддверии 70-летия Быкова, о котором я писала статью, рассказывала мне об этой судьбоносной встрече, передача «Куклы» была одной из самых рейтинговых телепрограмм. – Н.Т.). Словно подвижная резиновая маска: нос напоминал грушу, глаза – треугольнички под припухшими веками. При виде такого я вся сжалась и подумала: «Ой, и вот этого человека мне надо будет в картине полюбить?»
Мы познакомились. Нас посадили рядышком. Режиссер странно, как мне показалось, насмешливо посмотрел на эту странную пару. Пока мы сидели, я вдруг почувствовала от этой фигуры какое-то странное движение, идущую в мою сторону волну – то, что теперь называется энергетикой. Словно рядом, на пределе своих возможностей, работал мотор.
Насколько он был ярким человеком, настолько же очень скромным. Ну, вот никакой. Но стоит ему открыть рот и начать что-нибудь рассказывать, и не влюбиться в него было нельзя! Он становился таким красивым, таким обаятельным… Эти лукавые, смешливые глазки, такие добрые, искренние под немного нависшими веками…
Пока я сидела и разглядывала моего будущего партнера, режиссер завязал с Леней разговор об его театральной работе, о гастролях. Актер отвечал спонтанно, сдержанно. Я почувствовала в его словах скрытое напряженное состояние и обратила внимание на руки, вроде бы спокойно лежащие на коленях, но постоянно двигающиеся, живущие самостоятельной жизнью. При внешней сдержанности хозяин их был очень нервным человеком. Это потом помогало мне в работе. И когда мы стали с ним встречаться на съемочной площадке, я уже знала об этой его особенности: все внутри, а внешне смешинки искрами блеснут, поворот глаз и улыбка – такая выразительная, что, казалось, в этот момент все рядом с ним преображалось, озаряясь каким-то неведомым светом. Он меня мог совершенно неожиданно рассмешить, называя почему-то на свой манер: «Конюховская!»
Кинопробы прошли необычайно легко. И потом уже мы встретились с ним на съемочной площадке, на натуре. Слякоть, грязь. Лето начиналось медленно, чернозем раскис. Актеров нужно было соответственно обстановке одеть. Снимали мы под Полтавой. Настоящее украинское село – хаты с горницами, с деревянными надраенными полами, по которым ходили босиком, кровати с огромными подушками.
В первый съемочный день, когда я пришла в хату, снятую для хозяйственных нужд под костюмерную, в проходе увидела нелепую фигуру, идущую впереди, – в кирзовых сапогах, телогрейке, в смешной драной кепке или шапке, загородившую всю дорогу. Походка степенная, важная. Словно почувствовав мой взгляд, фигура обернулась… А я была на каблучках, модно одетая, с роскошной копной волос своего собственного цвета (меня тогда еще не успели выкрасить в блондинку). И тут я увидела, что это Леня Быков! Он выглядел, словно только что спрыгнул с телеги – естественен и органичен. В движениях была свобода, исходившая от того, что он четко понимал, что ему предстоит сделать. Его можно было сразу ставить в кадр. И он сыграл бы, не задумываясь, как, впрочем, позже и происходило на площадке.
Леня, прежде всего, уже тогда был роскошный театральный актер. Он приехал на съемки после ошеломительного успеха в Харькове его Павки Корчагина. И мог часами рассказывать о своих партнерах – Александре Сердюке и Полине Куманченко, в которую он, по-моему, был влюблен. Больше всего он любил рассказывать о контакте на сцене, который рождает импровизацию. И он так живо и увлекательно об этом говорил. В этом чувствовался огромный запас энергетики. Все, что он делал, он делал вдохновенно: играл ли, пел ли (он был бесподобно одарен музыкально). Молодежь после съемок любила собираться за полночь, петь…
Мы звали его Алешей, Алексеем, а кто и Алешенькой. Я просто влюбилась в этого человека, не влюбиться было нельзя – в его талант, в такую смешную, но обаятельную внешность. Все в нем было так гармонично, что даже если рассматривать по отдельности его лицо… боже, какая нелепость. И вдруг это все вместе: с этой светло-золотистой копной волос, с этими смешинками в глазах. Что-то такое есенинское, нежное… Забыть это невозможно.
Он был очень заботливым и внимательным – всегда приносил что-нибудь вкусненькое: те же ягодки, которые неизвестно где раздобывал.
Леня был необычайно музыкален. Это и проявилось потом в его фильмах. Его любимые песни были «Ой, у лузи, лузи… червона калына». Он выводил ее так, что хотелось плакать…
Он был естественным во всем, потрясающе пластичным, хотя не был худеньким, а атлетически сложенным, таким ладненьким, поджарым, мускулистым и невероятно стремительным и очень органичным, артистичным. Это был сгусток вдохновения, очарования. И в то же время в нем чувствовался огромный запас лиризма, доброты, нежности. Ритм жизни у него был учащенный: как на часах есть стрелки – одна указывает часы, другая минуты, но есть еще одна, отсчитывающая секунды – так учащенно, как мне кажется, билось у него сердце. Он должен был все успеть. Вот это было в нем главное».
В другом интервью актриса неосторожно признавалась: «Единственный, кем я когда-либо страстно увлеклась, и этого никогда не забуду, был Леня Быков, но в него не влюбиться было нельзя. Это такое неповторимое чудо, такая ярчайшая индивидуальность! Я даже папочке отослала тогда письмо, где написала: «Мне кажется, наконец-то я по-настоящему влюбилась…» Он мне ответил примерно так: «С Богом, дочка!» Но чего благословлять-то, ведь Леонид был женат, жена ждала ребеночка. И я зажала свои чувства в кулак. Кончились съемки, я отправилась на Север, а он остался на Юге…»
О том, как попал актер на картину «Судьба Марины», рассказывает в своем интервью ассистент режиссера Игорь Ветров: «Шел 1953 год… Тогда и свела меня судьба с Леонидом Быковым. Для картины, в числе других, нам нужен был симпатичный сельский паренек – лиричный кучер-весельчак Сашко. На эту роль и пригласили Быкова, тогда актера Харьковского театра им. Т. Г. Шевченко.
…Я сам привез Леню из гостиницы на студию. Правда, несколько рано, почти за два часа до начала кинопробы. Дело в том, что примерно час уходит на костюм и грим, а потом ведь и режиссер фильма Исаак Петрович Шмарук просил возможность «поработать» с актером. Он хотел это сделать прямо на съемочной площадке, в павильоне.
С костюмом и гримом Леня управился минут за сорок, и мы направились к месту съемки. Там уже была подготовлена декорация «под натуру», с живописным мостиком через ручей и деревьями на фоне. Режиссер уже был в павильоне, тоже готовился – прикидывал мизансцену. Я оставил Леню с Исааком Петровичем и отправился готовить к съемке его партнершу. В павильоне появился я уже перед самым началом сцены.
Как всегда в такое время, особенно чувствуется ритм, в каком живет вся группа. Механики и ассистенты торопятся с установкой камеры, прокладывают «рельсы» для тележки, здесь же осветители проверяют свои «Диги» – треск от этих приборов и вой стоит невероятный, пока отрегулируют в них угли. Не спеша, появляются в павильоне наши аристократы – звуковики. Тогда они еще работали солидно, основательно, с большим «журавлем» – так именовался штатив с выдвижной штангой для микрофона. В это же время художник Коля Юров со своими ассистентами готовил декорацию, тут же хлопотали костюмеры, гримеры, реквизитор… Словом, к началу пробы на съемочной площадке собралось десятка два людей. Все что-то энергично доказывали, оживленно спорили, спешили… В этой суете, как ни странно, не забывали и о главных виновниках – актерах. Обычно им отводили спокойное местечко где-то в сторонке.
Там они и просматривали еще раз свой текст или же старались покурить для успокоения у входа в павильон. Это проделывалось тайком от бдительного глаза пожарников. Все становилось на свои места, когда через динамик раздавалась команда режиссера:
– Приготовиться к съемке!
Леня скромно пристроился на лавочке среди деревьев в самом углу декорации. Сюда же, на скамейку, предусмотрительный реквизитор уже принес гармошку – наш Сашко по сценарию должен был на ней играть. Защелкали, зажглись осветительные приборы, и ассистент оператора Николай Максименко позвал актеров «в кадр» – на мостик. Там должен был происходить основной разговор.
У камеры, на тележке «Долли» пристроился наш оператор-постановщик Владимир Войтенко. Художник-постановщик Николай Юров что-то уточнил с ним и побежал через мостик к микрофону – принялся снова передвигать деревья, стоявшие за актером. По просьбе оператора Леня поправил фуражку так, чтобы тень от козырька не ложилась на глаза. Стоял он на мостике с каким-то отсутствующим выражением лица. Девушка, его партнерша, оживленно переговаривалась с гримерами. То и дело она просила зеркало и старательно прихорашивалась, поправляла упрямый локон.
Исаак Петрович сидел за своим режиссерским столиком и мрачно наблюдал за актерами. По выражению его лица не сложно было понять и настроение. Я решил не попадать сейчас ему в поле зрения.
Постепенно в павильоне утихла предсъемочная суета. Костюмеры убрали видные только им пылинки, гримеры напоследок промокнули актерам лица и отошли в сторонку. Режиссер-постановщик по-прежнему мрачно смотрел туда, где должен был сиять весельем колхозный ездовой Сашко. Веселья там пока не наблюдалось. Я подошел к режиссеру и доложил:
– У всех готово, Исаак Петрович. Можно снимать.
Он глянул на меня и только головою покачал.
– Это вы так думаете, Игорь. А я еще раз попытаюсь прорепетировать. Давайте тишину, и чтобы актеров уже никто не дергал.
Я подал команду:
– Приготовились к съемке! Полная тишина!
Всякое движение на съемочной площадке прекратилось. В павильоне все замерло. Слышны были чьи-то шаги в коридоре, потом прозвенел большой медный колокол и инспектор тишины, старичок Бондарец, высоким звонким голоском прокричал:
– Генеральная репетиция!
Я на всякий случай махнул рукой, и актеры двинулись к мостику. Синхронно их движению беззвучно ехала по рельсам камера на тележке, плыл над головами микрофон. «Диги» не трещали и не «пели». Все было отработано до мелочей. Я обратил внимание, что в павильон зашел Семен Леонтьевич, директор нашей картины. Он старался не пропускать ни одной пробы. Об актерах у него всегда было собственное мнение, часто не сходное с мнением режиссера, ножевое.