Наталья Уланова. Нельзя же все время смеяться

 
   Алина, недолго думая, отнесла бессовестного слона на холодный балкон и оставила наказанным в плетеной корзинке.
 
   «Там ему и место! – успокаивала она себя, возвращаясь в тепло. – Там ему и место!»
 
   Потом, она долго не решалась пройти на кухню… Всё заглядывала туда, заглядывала… Пока не встретилась со взглядом мамы, от которого уж не увернешься.
 
   – Иди, жалей. А то без тебя не проходит.
 
   – Да, да, подержи меня за палец, – губами сказал папа. Верхняя часть лица пока так и оставалась под полотенцем. – Ну что, может, пора снимать?
 
   – Нет, нет, – не разрешила мама.
 
   – Завтра на работе никто не поверит… Скажут, что жена сковородкой разукрасила.
 
   Алина скосилась на тяжелую сковороду. В ней еще оставались вкусные котлеты.
   Этих взрослых никогда не понять!
 
   – Слава Богу, что очки не разбились, – деловито вставила она свое слово.
 
   И теперь недоумевала еще больше. Её серьезность рассыпали по кухне радужным смехом.
 
   Жизнь вновь становилась похожей на сказку, если бы не мерзнущий на балконе слон. Ни в чем не повинный розовый слон… Ведь это она, Алина, бросила его папе в лицо. Она, а не он сам так неудачно влетел.
 
   …На балконе темно. На балконе холодно. На балконе страшно. Алина понимает это, прижавшись носом к холодному стеклу…
   Это нечестно, что слон там, а она здесь. Но что делать?
 
   Чтобы зайти туда, в темноту, приходится сделать над собой гигантское усилие. Два-три робких шага, и ледяной розовый слон у неё в руках! Слава Богу, что в этой кромешной тьме балкона никто не ухватился сзади за платье! А ведь могли!
 
   И вот снова тепло, хорошо и спокойно. Слон улыбается и вроде начинает отогреваться.
 
   – Если он тебе так уж не нравится, ты можешь с ним не играть.
 
   Мама смотрит пронзительно, выжидающе, в самые глаза. И Алина понимает, что сейчас она прочтет в них правду и, скорее всего, обидится на всю оставшуюся жизнь…

Рыжая Инка (Часть первая)

   Малышей из ясельной группы готовились вывести на прогулку. День стоял солнечный, и воспитательница сама рада была подышать свежим, немного даже пьяным, воздухом. Тетя Грета – техничка – стояла на коленях, завязывая последний ботинок, в предвкушении, что ближайший час можно будет спокойно посидеть одной и попить чаю в полной тишине.
 
   Карапузы неровным строем шли друг за дружкой по коридору. Шаг, второй, третий… Но стоило выйти на улицу, как тут же кто-то из них заваливался, заплетался в ногах и плюхался на мягкое место. Следующие натыкались на усевшегося, теряли равновесие и оказывались рядом. Слёзы, сопли, грязные руки и одежда – всё это – неминуемые составляющие так часто повторяющегося происшествия.
 
   Но в этот раз предусмотрительная воспитательница достала из сумки несколько заготовленных пустышек и успокоила ими самых громких малышей. На площадке сразу стало тихо и спокойно. Она наспех отряхнула пальтишки и усадила детишек по лавочкам беседки, что была закреплена за этой группой. И только собралась отойти к другим воспитательницам, заинтересованно рассматривающим фотографии недавно вышедшей замуж Галины Николаевны – высокой, молодой и самой красивой в этом детском саду воспитательницы, как обернулась на неожиданную возню.
 
   Рыжая приземистая девочка, совсем малышка, ухватившись за колечко, тянула соску изо рта её счастливого обладателя. Но зубы, крепко вцепившись в резину, не позволяли ей завладеть этим богатством. Недолго думая, рыженькая стукнула упирающегося мальчишку кулаком. Тот от удивления открыл рот, и соска тут же оказалась у победительницы.
 
   Девочка с тёмными кудряшками, так же оставшаяся без соски, конечно, хотела заполучить такую же, но понимала, что дать её должна только воспитательница, и потому сидела дисциплинированно и спокойно. Но сердечко колотилось от мысли, что это единственный шанс попробовать диковинку на вкус. Дома её категорически запрещали!
 
   Рыжая Инка с недовольным видом мусолила пустышку. Та ей явно не понравилась. Но отдавать захваченную добычу обратно принципиально не хотелось, и тогда она решила впихнуть щедро наслюнявленную соску своей тёмненькой соседке.
 
   Воспитательница, успокоившись, что всё в её группе в порядке, направилась к своим коллегам, совершенно не обратив внимания на то, какая возня завязалась на скамейке.
 
   Тёмненькая девочка отчаянно крутила головой, обороняясь от назойливой доброты. Боролись они долго и безрезультатно. Но втолкнуть соску соседке, Инке так и не удалось.
 
   Вот так характер натыкается на характер.
 
   Вспотевшие малышки внимательнее присмотрелись друг к другу и поняли, что с этой минуты будут вместе.
 
   Так началась эта странная, непонятная никому дружба.

* * *

   Когда тётя Грета натирала в группе паркет мастикой, а затем долго гудела полотёром, всем детям приходилось безмолвно и неподвижно сидеть на стульчиках.
   Это было трудно.
   Тогда воспитательница, Татьяна Борисовна, научила их играть в очень интересную игру «Молчанку», смысл которой заключался в том, кто дольше всех промолчит. Рот при этом своеобразным движением руки запирался на замок, и все сидели, переглядываясь и подозревая своего соседа в оброненном слове. Игра была увлекательнейшая!
   И на самом интересном месте тетя Грета так не вовремя стала подзывать к себе детей! Они должны были подходить к ней со снятыми и перевернутыми тапочками.
   Тетя Грета сидела над ведром, с ножом в руках, и энергично соскабливала с подошв грязь. При этом она ворчала и громко объявляла – у кого грязи накопилось больше, а у кого меньше.
   Наслоения на подошвах с потрохами выдавали тех, кто с особым рвением катался по натёртому паркету.
   Оставшиеся в очереди, затаив дыхание, ждали, в какую же из импровизированных групп определят их.
   Несмотря на ворчание и вечно недовольное лицо, дети любили свою техничку даже больше, чем меняющихся воспитательниц, и опростоволоситься в её глазах не хотелось никому.
   Тетя Грета была у них одна!
 
   Дети готовились к дневному сну.
   Провинившиеся были назначены в помощники, чтобы помочь тете Грете достать из кладовки раскладушки и расставить их в строго определенном порядке по комнате. Среди них была и Алина, тёмненькая кудрявая девочка. Раскладывать эти тяжелые раскладушки ей не очень-то и хотелось, но находиться в числе избранных было очень почётно.
   Сидевшая на стульчике невиновная Инка, иссверлив глазами подружку, решила, что как только тетя Грета выйдет из группы, она будет кататься по паркету так, чтобы грязи на её тапочках скопилось как можно больше.
 
   После мёртвого часа в группе случился какой-то шум. Алина никак не могла разобрать, в чём дело, а спросить об этом у Инки было невозможно, потому что за ней очень рано пришла мама и забрала домой.
   Но Инка почему-то совсем не радовалась, а озиралась и тайком утирала слёзы.
   Только на следующий день стало известно, что во время дневного сна, как только Татьяна Борисовна и тетя Грета на минутку, как они потом говорили, вышли из группы, Инка залезла в их раздевалку и тайком съела торт.
   Целый торт!
   Как она могла узнать, что он существует и находится именно там, для всех детей осталось загадкой.
   С этого дня Инка стала героем! Съесть торт у самой Татьяны Борисовны! Вот это смелый поступок!
   Её со всех сторон окружили любопытные дети и, тормоша из стороны в сторону, расспрашивали о том, какой был торт, как назывался, много ли было в нём крема и шоколада, и еще – почему она ни с кем не поделилась?
   Инка взахлёб описывала ситуацию, как она, со страхом быть пойманной, пробралась к раздевалке, чтобы только одним глазком посмотреть на торт, а потом взяла мармеладку, а потом шоколадку, а потом облизала розочку и не смогла остановиться…
   Алина стояла поодаль и, вытаращив глаза, слушала всё это. Она верила и не верила в произошедшее…
   А Инка, изредка встречаясь с ней глазами, тут же отводила их в сторону и с еще большим рвением припоминала подробности.
 
   Совсем скоро случился еще один скандал. На этот раз, всё в тот же тихий час, воспользовавшись отсутствием воспитательницы и технички, Инка слопала целую сумку помидоров.
   Тетя Грета отлучилась с утра из группы и, отстояв очередь, купила их в соседнем овощном магазине. Но домой почему-то не отнесла, а сразу вернулась в группу, хоть и жила в двух шагах от детского сада.
   Помидоры висели на гвоздике довольно высоко от пола.
   Недоумение, как Инка смогла перетащить тяжелую сумку под воспитательский стол и съесть их все до единой за рекордно короткое время, превратилось в еще одну загадку.
   Крик тети Греты был слышен на всю округу.
   На этот раз с Инкой никто не разговаривал, ограничившись выразительными, полными осуждения, взглядами. Она сидела в углу, но не ревела, а затравленно переживала повышенный к себе интерес.
   Утром её мама долго извинялась перед техничкой и заверяла, что больше ничего пропадать у них не будет.
   И правда, до самого последнего детсадовского дня тетя Грета кричала по какому угодно поводу, но обвинить Инку в пропаже – ни разу больше не пришлось.

* * *

   С утра Татьяна Борисовна объявила, что уходит из детского сада, потому что они с семьей переезжают в другой город. Муж у неё был военный и не раз заходил в группу. Все дети при виде формы замирали и стояли, как вкопанные. И только после его ухода медленно приходили в себя и уточняли друг у друга: сколько же звездочек было у него на погонах.
 
   Так что, известие грянуло, как гром среди ясного неба.
 
   Поверить в то, что Татьяны Борисовны завтра не будет, не мог никто….
 
   Дети окружили её и ревели в полный голос. Воспитательница обняла их всех, своих подросших воробышков, с которыми проводила утренники, ставила спектакли, учила правильно читать стихи, да что там говорить – многих ходить научила, прижала к себе и не утирала слёз. А они капали на её белый костюм, плюхаясь и расплываясь темными пятнами.
   Инка, до объявленного известия помогавшая тете Грете чистить вареный бурак, быстро смахнула капли с ткани.
   Тут в свою смену пришла любимая Галина Николаевна и тоже присоединилась к общему прощанию.
   Тетя Грета стояла с тазом нарезанного кружочками сладкого бурака и, не стесняясь своих слёз, пыталась напомнить, что все-таки время полдника.
   Она не отменила ненавистный бурак даже в такой день…
   Спорить с ней было бесполезно.
   И потому дети стали по одному отрываться от Татьяны Борисовны, запихивать в рот свой кружочек и быстренько возвращались продолжать обнимания.
   Через время было совершенно непонятно, кто первым запачкал воспитательнице белый костюм.
   Алина, которая знала правду, вздохнула с облегчением, что Инке хоть на этот раз не влетит.
 
   Дома же, ей давно запретили дружить с этой неспокойной девочкой. И если Алина позволяла себе какой-то каприз, то мама пристально всматривалась в её лицо, разводила руками и кричала в комнату, что из садика привели не её послушную дочку, а разбалованную Инку, которую она даже знать не желает! И пусть, идут скорее и поменяют обратно!
   Алина в ужасе бросалась к зеркалу и…облегченно вздыхала, что в отражении на неё смотрит она же, а не рыжая, вся конопушках, подружка, а мама просто как-то глупо ошибается!

* * *

   Утром в группе Инка объявила, что звать теперь её нужно Инесса. А еще лучше Инесса Николаевна.
   Между детьми тут же завязался горячий спор. Всем было интересно узнать, с чем именно связана такая перемена.
   Инка хлопала рыжими ресницами и не нашлась с ответом. Лепетала, что вроде ей так сказали дома.
   Затем кто-то предположил, что так её будут звать, когда она вырастет и станет учительницей. Дети тут же согласились. Согласилась и Инка.
 
   Алина робко тронула подружку за плечо и тихо спросила:
   – Инна, а как меня будут звать, когда я вырасту?
 
   – Тебя? А тебя никак! Алина и Алина, – она смерила девочку высокомерным взглядом. – Уйди, мне некогда! И на физкультуре сегодня встанешь сзади меня!
 
   – Почему это сзади тебя? Я же выше! – Алина прямо опешила от такого заявления.
 
   – Я выше! Я!!! – Инка стала подпрыгивать и, придерживаясь за Алинину руку, еле еле устаивала на цыпочках. Нос, шея – всё стремилось к потолку.
 
   Но тут мимо проходил Генка Шкуринский, самый красивый мальчик в группе, который быстро сориентировался в происходящем, и разрешил спор в пользу Алины.
   Правда победила и на этот раз.
 
   Инка показала язык им обоим и понеслась вниз по лестнице. Но, остановившись пролётом ниже, задрала голову и отчаянно закричала:
   – Я выше! Я Инесса Николаевна! Я вырасту и стану учительницей! А ты, Алинка-дуринка, никогда учительницей не будешь! И Генка на мне женится, а не на тебе! Тили-тили тесто, жених и невеста! ………
 
   Инка сказала очень обидные слова. Алина выскочила на улицу и спряталась в колючих кустах.
   Ветки искололи колени, руки, плечи, но она молча переносила боль.
   Ей совсем расхотелось жить…
 
   Но Инка как сбесилась в тот день. Она очень быстро разыскала Алину, силком вытащила её из кустов и, уперев руки в боки, задала всего один вопрос.
   Поодаль же стояла группка детей, с нетерпением ожидающая ответа.
 
   – Вот скажи нам, Алина, как звать твою маму?
   … … … … … …
   – …мама…
 
   Инка довольно обернулась к ребятам и утвердительно кивнула:
   – Вот! Что я вам говорила! Она даже не знает, как звать её маму!
 
   – Как не знаю!!! Знаю я! Маму звать…МАМА!!! – выкрикнула в сердцах Алина, но каким-то седьмым чувством уже ощущая какой-то подвох.
 
   Дети поначалу весело рассмеялись, но потом, видимо, пожалели хорошую девочку и стали наперебой объяснять, что у каждой мамы есть имя, и пусть она вечером спросит у своей, как же её зовут.
 
   Услышанное потрясло Алину до глубины души… Она никак не могла понять, как это у мамы, у самой мамы, может быть какое-то имя… А главное – для чего? Мама – она мама и есть!
 
   Она потупила взгляд и еле слышно произнесла:
   – Это наверно у ваших мам есть имя, а у моей нет! – и не выдержала, разревелась.
 
   Инка растерялась, подбежала к подружке, стала быстро её целовать и крепко прижимать к себе.
   Ей стало так жалко свою глупую непутевую Алинку, что она тут же пообещала всем, что вечером сходит к ней домой и узнает, как звать тётю Лиду.
 
   Инкины слова понравились всем, кроме Алины. Она не представляла, как Инка появится у них в доме, ведь мама не разрешает им дружить. И второе, как можно решиться задать маме такой вопрос!
   И потому, Алина целый день выбирала момент, чтобы под благовидным предлогом отозвать Инку в сторону и уговорить не приходить вечером.
 
   Наконец момент был выбран. Просьба была озвучена в раздевалке. Но Инка упорно настаивала на своём визите.
   Ситуация получалась безвыходная.
   Единственное, на что она со скрипом вдруг согласилась – это поменяться шкафчиками для одежды.
   Она давно, оказывается, хотела, чтобы на её дверце была картинка с вишенками, а не с шариками.
   Сегодня Инке явно фартило.
 
   Вечером Алина кругами ходила вокруг мамы, никак не решаясь задать этот сложный вопрос.
   Она так боялась обидеть её своими глупыми словами и подозрением!
 
   «Какая же Инка – плохая девочка! Это всё из-за неё! Не буду дружить с ней в жизни!» – решение было принято окончательное и бесповоротное.
 
   И как-то сразу полегчало.
 
   Но уже через секунду мелькнуло дневное воспоминание, в котором Инка – такая смелая и уверенная в себе – выступала впереди, а чуть поодаль выжидали другие дети.
 
   От пережитого волнения Алина никак не могла припомнить: был ли среди них Гена…
 
   Ничего иного не оставалось, как идти к маме и…спрашивать…
   …
   …
   …
   И никак ведь не решиться…
   …
   …
   …
   Никак…
 
   – Доченька, да что с тобой сегодня? – мама перестала переворачивать котлеты.
   – …ничего… – выдавила из себя Алина и убежала с кухни.
 
   За ужином она попросила ещё одну порцию второго.
   Давилась, но ела, изо всех сил изображая голод, и тянула время, чтобы все ушли, а она осталась с мамой наедине.
   Домашние по-доброму посмеивались над сегодняшним аппетитом, но Алине было невесело.
 
   …Среди ночи она горячо зашептала маме в ухо:
   – Мамочка, как тебя зовут?
 
   Мама со сна охнула, отстранилась, а потом, долго привыкая к темноте, глухо ответила:
   – Лида… А что?!..
 
   – Лида?!! – Алина аж выдохнула.
 
   «Оказывается, всё правда! У мамы есть имя! И Инка права… Она… хорошая!»
 
   – А мама? Что такое тогда мама?!!
 
   Женщина прижала к себе горячую дочку, коснулась губами лба.
 
   – оооооооо, да у тебя температура! Виктор, вставай скорее!!! Ребёнок весь горит, а ты спишь!
 
   Утром Алина в садик не пошла. Она была по-своему счастлива и несчастна одновременно.
 
   Всю неделю она с трепетом ждала момента, как войдет в группу и объявит детям имя своей мамы.
 
   По дороге в садик они с мамой встретили Гену. Его провожала старшая сестра. Увидев друг друга, они взялись за руки и попросились от ворот идти до группы самостоятельно.
   По дороге Алина дала Генке грушу, а от него получила яблоко.
   Яблоки она совсем не любила, но это было какое-то очень вкусное!
 
   Всю прогулку дети играли в «немцы-русские».
   Гонялись по площадке до темноты в глазах, обзывали фашистами своих противников, брали в плен, пытали, с ненавистью выкручивая руки и заплёвывая друг другу лицо, пока другая сторона не успевала отбить своего пленённого друга.
 
   Алина что было духу убегала от Инки-фашистки, вроде радуясь игре, но больше думая: когда же, она, наконец, сможет назвать детям мамино имя.
 
   Но было всё как-то некогда, не вовремя, не к месту.
 
   Время шло тягостно, тягуче. …Но никто из ребят никогда об этом даже не спросил…

Рыжая Инка (Часть вторая)

   И ведь было такое время, … было, … когда они, беззаботные и счастливые дети, выбегали на большой перемене в поле, что через дорогу от школы, брались за руки и кружились, радостно выкрикивая прямо в небо:
 
   «Какое счастье, что мы живем в Советском Союзе! Мы самые счастливые дети на свете!»
 
   И были совершенно искренними.
 
   Затем целовались, обнимались, дарили друг другу только что сорванные полевые цветы и переполненные необъяснимой радостью неслись учиться дальше.
 
   И уже в классе, в четырех стенах, случалось многое, разное.
 
   Там дрались, кусались, плевались.
   Делили пополам парты, проводя толстую жирную черту посередине и зорко следя, чтобы краешек чужого локтя не коснулся границы.
   Щедро ставили синяки и порой ломали руки.
   Дружно тянулись отвечать и выкрикивали с места, завидовали пятеркам и подтирали двойки, прятали дневники и переписывали друг у друга задания.
   Выбирали мужей и назначали жен.
   Давили под партой ноги и, немного оттолкнувшись, выпихивали соседа с парты, а тот – от неожиданности – скользил по гладкой, крашеной масляной краской поверхности и сваливался в проход.
   Девчонки били по мальчишеским коротко остриженным головам самыми толстыми книжками, желательно «Родная речь», а они, бедняги, терпели боль и ничем не могли ответить, потому что с детства свято помнили, что женщин обижать нельзя.
   Откусывали друг у друга бутерброды, яблоки и передавали дальше, а вечером отчитывались родителям, что завтрак съеден и никакие Инка, Светка, Юлька, Андрей, Эмиль, Феликс, и уж тем более Эльдар – ничего не просили, и после их заразных слюней никто ничего не ел, честное слово!
   А расшалившихся до мокрой одежды и ничего не видящих глаз – можно было вернуть на место одним только выкриком: «Директор идет!» или «Милиционер!», неизвестно кем обронённым.
   На эти слова реагировали все!
   И буквально через секунду класс заполнялся до отказа, и маленький народ сидел по своим местам, с опаской озираясь на предусмотрительно плотно запертую дверь. Ждали в напряжении.
   Что интересно, ни директор, ни милиционер, ни разу так и не появились. Хотя, ожидали их часто, даже можно сказать – ежедневно.
   Но никакие запреты и даже этот страх постоянного ожидания не мешали девчонкам приносить в класс резинки и прыгать до умопомрачения, пока кто-то из мальчишек, изловчившись, не подрезал им их, натянутых до предела, ножницами или лезвием.
   Далеко убежать такому герою не удавалось никогда… Лупили его больно и от души, но сей факт всё равно не покрывал девчоночьего горя.
   Резинка с узлом – это уже не то… Такие есть у всех…
   А ведь только вчера они наконец-таки вскладчину смогли купить ровно три метра настоящей цельной резины, а не вынимать кусочками из своих трусишек, а потом запихивать их подальше в угол шкафа, чтобы мама не скоро нашла.
   И с какой гордостью они начинали сегодняшнюю игру, с удовольствием наблюдая завистливые взгляды противных девчонок из параллельного класса.
   Не успели, как следует напрыгаться в своём счастье, а теперь…опять будет узел? …
   И не унять рыданий до скончания века, если бы техничка, что первая не позволяла прыгать, не бросила в сердцах швабру с пропахшей керосином тряпкой и не сшила бы разорванные концы неизвестно откуда взявшимися иголкой с ниткой.
   И счастливые девчонки прыгали дальше, покоряя первую, вторую, третью высоту.
   А мальчишки сидели рядом на корточках, и от изредка вздымающихся подолов их коричневых форм у них перехватывало дыхание.
 
   Так они и жили, связанные чем-то необъяснимо сильным, и все вместе, разом, не любили свою первую учительницу.
   Потому что она была второй… И совершенно, совершенно другой!

* * *

   А начиналось ведь всё совершенно иначе. Красиво и счастливо, как в доброй сказке.
 
   Каждый из них запомнил свой первый школьный день навсегда.
   На ступеньках их встречала самая красивая учительница в школе – Виолетта Эрвандовна, у которой хотели учиться все начальные классы, но повезло именно им.
   Малышня в одинаковых синих брючках-юбочках, белых рубашечках-кофточках сразу приметила, как выигрышно и броско на общем фоне строгой одежды смотрится её красное платье.

* * *

   Алина в то утро проснулась рано, но лежала с закрытыми глазами и напряженно ждала, когда же родители встанут и выйдут из спальни, чтобы можно было скорее вскочить и самой надеть школьную форму.
   И чтобы потом зашла мама, разбудить свою первоклассницу, а она уже вот – стоит себе готовенькая.
   Оделась она быстро, за какую-то секунду, и вытянулась в струнку вся такая гордая, счастливая и торжественная.
   В комнате было темно, но свет девочка не зажигала, время от времени, оборачиваясь к окну и наблюдая, как красиво просыпается солнышко.
   А мама всё не шла и не шла, занимаясь какими-то непонятными и совершенно ведь ни ко времени делами.
   Алина уже подумывала о том, что и папа бы сошел на крайний случай, чего уж тут делать-то… И только высунулась в дверной проем, чтобы посмотреть, чем там занимаются эти взрослые, как наткнулась на маму, которая шла будить дочку.
   Охнули обе.
   А потом мамочка, привыкнув к темноте, всё увидела! Она включила свет, расцеловала свою дочечку, продолжая искренне удивляться и нахвалить, что какая та – молодец, умница, большая девочка, золотой ребенок, уже оделась сама.
   Алина стояла счастливая-счастливая и жмурилась от переполнявшего избытка чувств.
 
   В тот день всё начиналось хорошо.
   Папа размазывал по хлебу желтое масло, а сверху поливал малиновым вареньем. Это выглядело так красиво и смотрелось так празднично, что у Алины не только потекли слюнки, но и появилось ощущение, как где-то внутри эти картинки отщелкиваются с яркой вспышкой, чтобы остаться в воспоминаниях на всю жизнь.
 
   А потом началось…
   Первое недоумение вызвал факт, что мама не идет на первый звонок, потому что опаздывает на работу. Поэтому, из дома вышли вдвоем с папой.
   Алина шла по двору и серьезно верила в то, что у всех встретившихся им и улыбающихся соседей сегодня такой же праздник, как и у неё!
   Иначе и быть не могло.
 
   Свернув к соседнему дому, они увидели, как из подъезда выходит торжественная Инка. Она тоже шла с папой.
   Увидев это, Алина тут же успокоилась и перестала расстраиваться по поводу оставшейся дома мамы.
   Если уж и Инка так идёт, значит, всё правильно!
 
   Девочки обрадовались друг другу, выпустили руки из отцовских ладоней и радостно устремились навстречу. В первый класс они шли вместе, и заранее решили, что сидеть будут за одной партой.
 
   Алина, наконец, подавила волнение, которое будило её среди ночи, и о котором она так боялась сказать вслух. Но вот Инке – решилась…
 
   – Инночка, а тебе написали записочки?
 
   – Какие такие записочки? – Инка посмотрела, нахмурив брови.
 
   – Ну… как нашу учительницу зовут… Как детей… Какой у нас класс… Куда задания записывать… Ну…это…как в класс идти… Вдруг мы потеряемся!
 
   Инка не отвечала. Она шла, о чем-то задумавшись, а Алина семенила рядом, незаметно всматриваясь ей в глаза и понимая, что сморозила какую-то глупость, – непозволительную ученице первого класса.
   И, сглотнув горькую слюну непонимания, она решила никого и ни о чём не спрашивать. Но еще крепче вцепилась в ладошку подружки, заметив, как много детей и взрослых идет в одном с ними направлении.
 
   – Через дырку перелезем? – спросила Инка почти у самой школы.
 
   Алина незаметно обернулась на отцов, которые шли чуть позади, увлеченно беседуя, многозначительно посмотрела на Инку и как бы между прочим ответила:
 
   – Конечно через дырку! А как же еще…
 
   И они стремглав помчались к каменному забору, из которого кто-то давным-давно для быстроты и удобства проникновения в школу вынул несколько белых кубиков. Лаз был небольшим. И пробраться через него можно было двумя способами: боком или вперед ногами.
   В первом случае в дыру нужно было просунуть одну ногу и быстренько ею нащупать почву по ту сторону стены. Затем, согнувшись пополам и стараясь не перепачкать спину, переместиться под кладкой и скоренько подтянуть вторую. И как-то там одновременно протаскивался портфель.
   Во втором случае портфель выбрасывался первым. И как только слышался звук его приземления, пальцы впивались в расщелину над лазом, ноги быстренько перебирали нижние кирпичи, выбрасывались наружу, находили землю, упирались в неё и семенили мелкими шажками, пока уцепившиеся руки не вытягивались до предела. Вот в этот момент нужно было рывком подтянуть изогнувшееся тело, стараясь при этом не удариться головой, и выпрямиться уже на той стороне из такого вот своеобразного мостика. (Легче показать, чем описать… Уверяю, что в действии это занимало пару секунд (прим. ав.).
 
   Второй способ считался самым быстрым, рисковым и эффектным. Решались на него немногие, потому как здорово обтирался зад, а о шершавый камень со лба частенько сдиралась кожа. Но решившихся сразу выделяли и посматривали на них с завистливым восхищением.
 
   Вот и сейчас Инка и Алина, подбежав к каменному забору, лишь махнули опешившим отцам ладошками и через мгновение уже были на территории школы. Те что-то им прокричали и быстрым шагом направились к центральному входу. Перелезть вот также у них не получилось бы при всем их желании…
 
   Алина содрала немножко кожу на попке. И уже вылезая, она видела же, как Инка резко одёрнула юбку и выпрямилась, перестав рассматривать что-то у себя на том же месте.
 
   – Ты тоже ободралась? – сочувственно спросила Алина.
 
   – Да нет, ты что! …А вон наши папы идут. Бежим к ним скорее.
 
   Алина, отряхнулась, опасливо прикоснулась к саднившей коже. Потом осмотрела себя. И глядя вслед убегающей Инке – поняла: какая же та красивая в своей плиссированной юбочке и кружевной кофточке.
 
   Но тут рыжую малышку остановила какая-то взрослая тетенька и что-то ей объяснила. Родители стояли чуть поодаль, к детям их не пускали.
   Инка на бегу подхватила Алину за руку и бесцеремонно потянула к зданию школы, объясняя скороговоркой, что уже сейчас начнется главная линейка и будут запускать в класс.
   Алина постоянно оборачивалась назад, страшно беспокоясь, что потеряет из виду своего папу. И вдруг он чего-то сам пропустит и не увидит. Но тот как чувствовал, время от времени поднимал вверх руку и одобрительно ей махал.
   Учительница в красном платье указала им, куда надо встать, и они, крепко держась за руки, втиснулись в маленькую толпу таких же желторотых первоклашек.
   Линейка началась, заиграла музыка, взрослые стали произносить речи. И тут Инка зашептала Алине в самое ухо, что та пришла в первый класс с неправильным портфелем, и раз не верит – пусть посмотрит на неё и других ребят.
 
   Алина стала озираться и увидела, что у всех за спинами ранцы, и только она держит за ручку бордовый портфель.
 
   – Убедилась? Сейчас тебя выгонят, не пустят в школу, – Инка выпустила её руку и даже как будто чуть отошла в сторону.
 
   Алина же придвинулась к ней поближе. Инка отошла еще.
 
   Тут, еще раз осмотрев детей и что-то сообразив, Алина перебросила портфель за спину, удерживая ручку у плеча.
 
   – Инночка, посмотри, так похоже, что у меня правильный портфель?
 
   Инка серьезно осмотрела её со всех сторон и сказала:
   – Вроде, похоже…
 
   – Меня пустят теперь в школу?
 
   – Сегодня наверно пустят, а завтра уже нет. Только никому не говори, что я тебе это сказала, ладно? А то меня тоже выгонят из-за тебя.
 
   Алина облегченно вздохнула и пообещала, что будет молчать. А сама вспоминала, с какой радостью они выбирали с мамой этот портфель, как она, счастливая, возвращалась с ним домой и, беззастенчиво хвастаясь, показала во дворе всем-всем соседям. А теперь он оказался неправильным?..
   Еще раз обернувшись и выискивая глазами папу, она увидела, что тот показывает ей на часы и просит разрешения уйти. Она одобрительно мотнула головой, а у самой глаза наполнились слезами. Папа еще раз махнул ей и стал уходить из школы. Она поднималась на цыпочки, стараясь не упустить из виду его удаляющуюся спину, не верила, что это происходит, и недоумевала, как можно было оставить её в такой день и уйти. Тем более что Инкин папа как стоял, так и стоит на месте, и издалека им улыбается…