Наумов Евгений. Утро вечера мудренее

   - Обманул, тр-репач, - процедил Генка. Он открыл калитку и поплелся на свою половину участка, машинально ощупывая деревья: ладонь чувствовала холодную и влажную шершавую кору.
   Он разочарованно присел на валявшийся бочонок из-под удобрений. Перед ним стройными рядами тянулись стволы деревьев, которые еще надо было укутать соломой, перевязать сверху веревками и сделать это не так-сяк, а на совесть - учитель ботаники Егор Сергеевич сам будет проверять, а у него глаза - ой-ой! И неизвестно еще, кто раньше выполнит работу.
   Рухнули сладкие мечты старосты класса, как он подходит к Ивану Ивановичу, вскидывает вверх руку и звонким голосом рапортует о трудовой победе коллектива.
   И директор жмет ему руку, поворачивается к завучу и говорит удивленно:
   - Подумайте только, какие молодцы! Другие классы еще только начинают работу, а эти уже закончили. Вот это темпы! И с высоким качеством.
   А завуч как бы мимоходом заметит:
   - Это и не удивительно. Ведь у них староста кто - Геннадий Лысюра!
   - Ах, да-да! - спохватится директор. - Как же мы его до сих пор не замечали? Нужно немедленно...
   Что именно "нужно", Лысюра представлял себе довольно смутно, но дальнейшее рисовалось ему в самом радужном свете. Какие-то почетные грамоты, поздравления, прикалывания к груди значков, поездки, встречи делегаций. И музыка, музыка...
   Но вот взгляд его остановился на голых черных стволах деревьев, и он в один миг упал с облаков на землю.
   - Значит, так, - забормотал он, ломая попавшийся под руку сучок, - завтра же разберем этого трепача на собрании, покажем ему, где раки зимуют. Гнать его в шею, гнать... отовсюду.
   Он встал и поплелся к калитке. Ну, не попадайся, Синицын! Временами Лысюра вскипал, словно чайник, и тогда ему казалось, что у него из ноздрей горячий пар валит. Про воскресник он даже забыл.
   В калитке он вдруг столкнулся с кем-то. И с кем же? С Синицыным, собственной персоной!
   - Ага! - зарычал Генка и схватил Макара за грудки. - Ага!
   - Что ты заладил: "ага-ага", - недовольно бросил Синицын и оторвал его руки от своего пальто. - Может, ты еще скажешь "агу". Только я уже давно вышел из ясельного возраста.
   - Ты еще и насмехаешься! - Генка потряс кулаками. - Всех подвел, обманул!
   Синицын, однако, почему-то нахально ухмылялся, стоя перед разъяренным приятелем. Лысюра вошел в раж.
   - Ну, Синицын, пощады не жди! Смотри - саженцы-то голые! Голые! Где же твое обещание?
   Он уже забыл, что Синицын вчера никакого обещания не давал, а только сказал, что подумает.
   - Ты так визжишь: голые, голые! - пренебрежительно бросил Макар, - что можно подумать, будто ты сам голый.
   Генка только шипел от злости. Потом сказал зловеще:
   - Ладно, что с тобой разговаривать. Разберемся позже.
   И он решительно зашагал прочь.
   - Постой! - крикнул Синицын.
   - Ну чего? - нехотя остановился Генка.
   - Зачем так сразу... "разберемся"? - замямлил Макар. Он и так уж был напуган вчерашним "разбирательством". - Может, я еще и выполню...
   - Когда? Сейчас все придут...
   - Во, во! Как соберутся все, тогда и сделаю. Не веришь? В один момент все деревья будут укутаны. Лысюра подошел вплотную и отчеканил:
   - Я уже не верю ни одному твоему слову. Заврался ты. А когда соберутся, потребую, чтобы тебя отстранили от воскресника.
   Он, конечно, на испуг брал. Но Макар опешил.
   - Не надо! - схватил старосту за рукав. - Я сейчас... сделаю.
   Он повернулся к шеренгам саженцев, поднял руки и замахал ими, будто собираясь вспорхнуть и улететь.
   - Груши, яблони, вишни и сливы! - забормотал он, тараща глаза так, что Лысюра попятился от него. - Слушайте меня, слушайте! Вон там солома лежит, сейчас она вспорхнет и к вам прилетит. Обернет вас, укутает, веревками опутает. Будете вы зимушку зимовать и горя не знать. Внимание, внимание! По моему слову выполняйте желание!
   И, напыжившись, хриплым голосом Синицын произнес:
   - ОЗУРКНОЗНИБОР!
   Лысюра от страха зажмурился, даже голову руками прикрыл. Он ожидал, что загремит гром, засверкает молния и прилетят неизвестно откуда могущественные джины с блестящими кольцами в носу и кривыми когтями на руках. Но ничего такого не произошло. Только начался какой-то сильный свист и шелест вокруг. Генка приоткрыл один глаз и увидел такое, что снова испугался и еще плотнее зажмурился.
   По саду летала солома, которая до этого спокойно лежала в кучках между деревьями. Будто соломенная метель бушевала на пришкольном участке!
   Пыль запорошила глаза Синицыну. Он протер их и увидел: в сплошной метели показались просветы, солома с гудением завихрялась вокруг каждого деревца, словно образовались там воздушные воронки. Все быстрее кружилась солома в таких воронках, она цеплялась за кору деревьев, наматывалась на стволы, окутывала их ровными пухлыми одеялами, и вот уже с разбойничьим посвистом замелькали обрывки веревок. Они захлестывались вокруг соломенных одеял, прижимали их к деревьям и сами же крепко связывались в узлы.
   Прямо над головой Синицына одна веревка зацепилась за сучок, начала дергаться, вытягиваясь в струнку, но ничего не получалось. Макар смотрел во все глаза: что же будет дальше? Веревка вдруг изогнулась и другим концом сбросила петлю с сучка - совсем как живая змея!
   Он с трудом перевел дух.
   - Вот это да! Видал, Генка, что делалось?
   Повернулся к Лысюре и остолбенел. От ботинок до самых подмышек Генка был аккуратно укутан соломой, перевязан лохматыми веревками так, что на спине и пятках у него торчали кокетливые девчачьи бантики.
   - Генка... ты чего? - пятясь, хрипло спросил Синицын.
   Лысюра отнял руки от лица, приоткрыл один глаз, потом другой. На лице его появилась широкая радостная улыбка.
   - Си-и-ила! - протянул он при виде стройных рядов деревьев, аккуратно укутанных желтой соломой. - Уже готово? Не успел, понимаешь, чихнуть, а ты раз-раз! - и хоть на выставку достижений народного хозяйства. Дай пожму твою...
   Он сделал движение к Синицыну, желая пожать ему руку, но сразу же покачнулся и упал носом в рыхлую землю.
   - Что такое? - невнятно проворчал он и вдруг отчаянно заорал. Кто меня связал?
   Макар подскочил к нему и начал торопливо распутывать бантики:
   - Не волнуйся, не волнуйся! Тебя по ошибке, наверное, укутали.
   - Хороша ошибка! - разъярился Лысюра, сдирая с себя плотно подогнанную солому. - Что я им - дерево, что ли? Я староста класса, понял?
   - Да я-то знаю. А им, видать, невдомек. Ты же стоял неподвижно, как дерево. Да еще на нашем участке. Вот они и приняли тебя за дерево.
   Оба почему-то говорили "они", хотя никого не видели в саду в то время, когда здесь летала солома. Но ведь ясно, что один "кто-то" не мог за минутку укутать сто деревьев, да еще Лысюру впридачу!
   - А я, понимаешь, испугался, что ты в дерево превратился, тараторил Синицын. - Хорошо, если в яблоньку или вишню, хоть польза будет, а если в дуб?
   Он принялся отряхивать товарища от соломы, причем так лупил его по спине, что заклубилась прошлогодняя пыль из подкладки.
   - Сам ты дуб, - со злостью отпихнул его Лысюра, но при виде укутанных саженцев снова пришел в хорошее настроение. - Слушай, а какое волшебное слово ты сказал, что солома сама полетела?
   - Так я тебе и признаюсь! - присвистнул Макар. - Тайный секрет. Хватит и того, что я на твоих глазах чудо сделал. Я хотел при всех, чтобы потом не говорили, что я обманщик.
   - При всех? - ужаснулся Лысюра. - При всех ни в коем случае не делай чудес!
   - Это почему? - опешил Макар.
   Лысюра оглянулся, как вчера, по сторонам.
   - Сам не понимаешь? Каждый попросит тебя сделать какое-нибудь чудо лично для него. Ну, вот Пономаренко захочет стать сильнее всех, он давно об этом мечтает; Живцов потребует, чтобы его "Любознательный" всё на свете знал; Черепанов - чтобы редкую марку ему достать... Да мало ли что каждый попросит. Чудес на всех не напасешься.
   - И верно, - растерялся Синицын.
   - А кто-то тоже захочет учиться на пятерки...
   Тут Генка попал в точку: Макар не хотел, чтобы и другие учились на одни пятерки, отвечали без запинки на любые вопросы. Тогда на него, Синицына, никто и внимания не будет обращать.
   - Это все захотят учиться на пятерки, а уроки не готовить и в учебники не заглядывать, - горячо поддакнул он.
   Лысюра добавил:
   - Как пишется в плакатах: "Без труда не вытащишь и рыбку из пруда", "Кончил дело - гуляй смело!"
   - А как же мы скажем про это? - задумался Макар, глядя на укутанные деревья. - Догадаются же, что без чудес тут не обошлось: ведь еще вчера эти деревья были голые...
   - Вот что, - решил Генка. - Выкрутимся так: своим ребятам скажем, что это мы сделали, пришли на участок спозаранку, а Нине Борисовне что весь класс сделал.
   - Не поверят, - закряхтел Синицын. - Вдвоем - это же всю ночь надо биться, и то не получится.
   - Не беспокойся, - махнул рукой староста. - Я знаю, что говорить.
   - Может, обратно их раскутать? - неуверенно начал Синицын. - А то начнут допытываться, что и как, - хлопот с этим чудом не оберешься.
   - Что ты, что ты! - переполошился Лысюра. - Ни в коем случае. Вот только надо что-то сделать, а не пойму что.
   Он прищурился и огляделся вокруг.
   - Что сделать? - не понял Макар.
   - Да вот, понимаешь, здесь что-то не так. Посмотришь на участок и кажется, что тут не люди работали, а какие-то волшебники-невидимки. Чисто, понимаешь, аккуратно... Мы, когда в прошлом году укутывали деревья, так намусорили, что Егор Сергеевич два часа потом ругался.
   Подумал и добавил:
   - Два с половиной часа.
   Синицын догадался:
   - Надо солому рассыпать кругом!
   - Правильно! - заорал Генка, и они вдвоем принялись за "работу". Распотрошили не одну кучу соломы и разбросали по всему участку. Старались, пыхтели, с ног до головы обсыпали сами себя соломенной трухой.
   Вдруг из-за низенького забора послышались голоса:
   - Эй, что вы там делаете? Зачем солому разбрасываете?
   Друзья испуганно замерли. Но тут же облегченно вздохнули: над забором торчали головы одноклассников.
   - Наши...
   Лысюра стал размахивать пучком соломы:
   - Заходите, ребята! Сейчас вы ахнете!
   И впрямь, едва ребята появились на участке, у них вырвались крики удивления.
   - А ведь наши деревья уже укутаны!
   - Здесь и делать нечего!
   - А мы спешили...
   Лысюра сиял, словно электрическая лампочка.
   - Видали? Это я с Синицыным, - подбоченясь, он небрежно кивнул на Макара. Тот только хлопал глазами. - С рассвета вкалывали в поте лица. За вас, понимаешь, старались. Скажите спасибо, высморкайтесь и спать идите.
   - А кто вас просил? - вдруг ощетинился Живцов.
   - Как - кто? - осекся Лысюра и только тут заметил, что все смотрят на него как-то недружелюбно. - Да вы что, ребята? Ведь вчера сами же просили Синицына, то есть обязывали... Вынесли решение.
   - Никто его не обязывал, - вмешался Пономаренко, по обыкновению зажмуриваясь, когда он говорил что-то резкое. - Ему просто вынесли общественное суровое порицание. Ты что, забыл?
   А Зойка вдруг взвизгнула:
   - Это ты заставил его работать всю ночь! - сжав кулачки, она подступила к старосте. - Ребята, он же все время талдычил вчера, помните, чтобы Макар всю ночь работал на участке. Ах ты, рабовладелец несчастный!
   Лысюра попятился:
   - Какой я тебе рабовладелец? Я, если хочешь знать, и сам работал с ним вместе...
   Он зачем-то ткнул ей под нос пучок соломы.
   - Как же, заставишь тебя! - ехидно бросила Поспелова. - Руководил, наверное, а не работал. Знаем!
   Живцов рубанул воздух ладонью:
   - В общем, вы как хотите, а мне чужая работа не нужна. Положено мне укутать четыре саженца, вот я и укутаю.
   И он решительно направился на соседний участок.
   - Я тоже! И я! - раздались голоса. Все потянулись за ним.
   Лысюра побледнел.
   - Да вы что, с ума сошли? Там же участок четвертого "Б"! Мы с ними соревнуемся.
   - А куда нам идти? - огрызнулся Черепанов. - Участки других классов за городом. Не поедем же мы туда?
   - Да зачем вам куда-то ехать? - надрывался Лысюра. - Работа наша сделана, садись, отдыхай. В землю поплевывай.
   - Отдыхать? - изумился Пономаренко. - Мы еще и не работали.
   - Что мы - тунеядцы? - Зойка стала потрошить кучу соломы.
   Все принялись за дело.
   Лысюра насторожился. Издали послышались веселые голоса, шум...
   - Бэшники идут!
   Первым показался длинный Пашка Многолет.
   - Эй, чего на наш участок залезли? - еще издали гаркнул он. Его рыжая голова в кепочке замоталась над забором - он побежал. С налету распахнул калитку и остолбенел:
   - Уха из петуха!
   За ним толпились, напирали, заглядывали через его плечо остальные. Спустя минуту, рассыпавшись по участку, они придирчиво ощупывали укутанные деревья.
   - На совесть сделано!
   - Что да, то да!
   Пашка Многолет прищурился:
   - Значит, свою работу сделали и нашу захватили? Хотите показать, что мы слабаки? Втихую пораньше пришли... Мы так не уговаривались! По мордасам захотели?
   К нему подошел Зина Живцов, сказал спокойно:
   - Зачем ты так? Просто хотим помочь вам. Видишь, сегодня ночью были заморозки. Нужно спешить, а то деревья погибнут.
   Пашка заглянул в его глаза, расслабился:
   - Ну, раз так, ладно. Давайте вместе работать.
   И работа закипела! Синицыну и Лысюре, стоявшим в нерешительности поодаль, казалось, что на их глазах происходит новое чудо: так же завихрялась между деревьями солома, один за другим укутывались голые стволы, только теперь в саду раздавались звонкие веселые голоса да под плывущими по воздуху охапками соломы мелькали ноги в брюках или чулках. Иногда охапки сталкивались, валились на землю, и тогда неудачники, хохоча от восторга, тузили друг друга. К ним подскакивали другие, начиналась куча мала.
   Синицын подошел к Лысюре, дернул его за рукав:
   - Давай и мы... - он кивнул, - поработаем. А то стоим, все на нас косятся.
   - И пусть косятся! - мотнул головой Лысюра. - Что мы - мало сделали? Сто штук! Пусть попробуют столько укутать, а потом говорят, - он скривился, передразнивая кого-то: - "Нам чужой работы не надо, мы не тунеядцы..." Я ведь для коллектива старался, для своего класса...
   Макар с удивлением слушал Генку. "Я старался, я, я..." Получается, что даже Синицын тут ни при чем, а чудо сотворил сам староста класса Лысюра, один, собственными натруженными руками, и никто ему при этом не помогал.
   Тут открылась калитка и вошли Нина Борисовна и Егор Сергеевич. Они остановились в удивлении.
   Нина Борисовна выглядела очень смешно: в синих спортивных брюках и синей куртке - совсем как старшеклассница.
   - Смотрите, что делается! - зашумел ботаник. - А кое-кто боялся, что ребята еще спят. Они вон половину деревьев обработали. И как обработали! - он ходил по "волшебному" участку. - Идеально, просто идеально!
   Нина Борисовна громко чихнула от налетевшей соломенной пыли. И увидела стоявших перед ней Лысюру и Синицына.
   - Когда же вы успели сделать? Ведь сейчас только... - она взглянула на часы, - четверть одиннадцатого.
   Лысюра смутился, но ненадолго.
   - А наш класс пришел на час раньше! - выпалил он. - Свое задание выполнили, теперь вот... помогаем отстающим.
   - Это же чудесно! - восхитилась Нина Борисовна. - А я думала, что за сегодня не управимся. Вы и не подозреваете, какие вы молодцы, - и она, полуобняв, увлекла за собой озадаченных таким оборотом Генку и Макара. - Мы-то, оказывается, опоздали! Но ничего, сейчас наверстаем.
   ВСТРЕЧА С КОБРОЙ
   Вечером Синицын столкнулся в подъезде нос к носу с Гошей Шурубурой. Тот шел, волоча за собой ранец прямо по ступеням. Одна лямка у ранца совсем оторвалась.
   - Ага, попался! - притворно налетел на него Макар. Тот остановился, глядя исподлобья. С тех пор, как Гоша разбил волшебный стаканчик, он старался избегать Синицына.
   - Да ты не бойся, - положил Макар руку ему на плечо. - Думаешь, я злюсь на тебя за то мороженое? Зря. У меня его сколько хочешь. Не веришь?
   Гоша недоверчиво засопел.
   - Угостить? Какое ты любишь?
   Гоша что-то пробурчал и попытался протиснуться слева.
   - Эскимо хочешь?
   Шурубура метнулся вправо и полез вдоль перил вверх, перехватываясь руками. Но Синицын притиснул его к перилам.
   - Постой, куда ты рвешься?
   Гоша, пыхтя, напирал изо всех сил. Синицын вдруг перед самым его носом громко хлопнул в ладоши.
   Тот остолбенел и не сводил глаз с раскрытой ладони Макара. А на ней плясал и кувыркался маленький-маленький клоун в пестрой одежде и длинном колпаке с кисточкой. Рядом с ним скакала крохотная собачонка и лаяла писклявым голосом.
   Гоша медленно протянул к диковинному человечку палец. И клоун стал бить по пальцу длинной палкой, а собачка наскакивала на него и пыталась укусить. Гоша чувствовал легкое щекотание от ударов лилипута и размяк от невиданного зрелища.
   - Где достал? - прошептал он чуть слышно.
   Тут послышались шаги, заскрипела дверь подъезда. Макар сжал ладонь, и оба обернулись.
   В подъезд пошла соседка Агафья Сидоровна, которую за сплетни и злой язык прозвали Коброй. Особенно не любила она детей, говорила, что они "кругом пакостят", и всячески старалась им досадить. Увидев ребят, она оживилась.
   - Сейчас начнется, - Гоша схватил уцелевшую лямку ранца.
   - Ага! - пронзительно завопила соседка. - Кучами в подъездах собираются! Пройти людям не дают! Курят, бумажки жгут! Пожары разводят!
   И тут же спокойным деловитым тоном спросила:
   - Ну-ка, что там спрятали? Несите сюда, показывайте.
   Но видя, что ребята и не думают подходить к ней, опять перешла на крик:
   - Сейчас милицию позову! Мигом заарестуют!
   Ребята и рады были удрать на улицу, но Агафья Сидоровна стала в двери и подбоченилась. Мимо не проскочишь: она умела ловко и очень больно дергать за ухо.
   Синицыну в голову неожиданно пришла счастливая мысль.
   - Агафья Сидоровна, - умильно проговорил он. - У нас скоро турнир кавээн будет, так мы хотим пригласить вас почетным участником.
   - Кто это - мы?
   - Мы, пионеры четвертых классов.
   - А чего мне делать там, на турнике вашем? - сварливо спросила она.
   - Не на турнике, а на турнире, - поправил Макар. - Это соревнование такое: кто больше всех знает.
   - А-а, - протянула она, смягчаясь. - Дело хорошее. Кто же вас надоумил, чертенят? Я ведь действительно много знаю, поучить вас могу...
   - Вот-вот, - подхватил с невинным видом Синицын, чинно проходя мимо нее и держа за руку Гошу. - Потому и говорят, что вы все на свете про всех знаете.
   - Ах ты сморчок! - вскипела Кобра. - Значит, я сплетница?
   Растопырив руки, она кинулась на Синицына, но было поздно. Ребята бросились наутек. Сзади долго слышались крики Кобры.
   - Куда же ты спрятал человечка? - спросил Гоша, отдышавшись. - Я тоже хочу этот фокус показывать.
   - Никакой это не фокус, - мрачно сказал Синицын. - Волшебство одно, понимаешь?
   - Жмешься, значит? - скривился Шурубура. - Ладно, попросишь и ты у меня что-нибудь. Мне отец обещал фонарик круглый достать, на сто метров бьет, даже посмотреть тебе не дам. И мороженое твое фокусное не надо: ешь, ешь, а в животе пусто.
   - Это потому, что ты жадный, - упрекнул его Макар. - А фонариков таких я могу хоть десять штук достать.
   - Ха-ха-ха... - начал было издевательским тоном Гоша, но поперхнулся. Синицын протягивал ему сверкающий новый фонарик.
   - Тот самый... на три батарейки! - Гоша вытаращил глаза. Схватил его и начал осматривать. Нажал кнопку - и ослепительный сноп света ударил в сгущающуюся темноту.
   - Мечта, - сказал Гоша унылым голосом.
   - Бери насовсем, - разрешил Макар.
   Гоша поднял на Синицына совершенно счастливые глаза.
   - Правда?
   Потом он вздохнул:
   - Эх, жалко, батареек нигде не достать. А эти скоро сядут...
   - Сколько надо? - спросил Макар лениво. Шурубура зашевелил губами:
   - Шесть! И две лампочки.
   Получив все это, он упрятал дары поглубже в ранец и окончательно поверил, что Макар Синицын - могущественный волшебник: даже батарейки достал, а их в магазинах никогда не бывает!
   - Я волшебник Кара-Чунг, - глухим голосом привычно говорил Синицын. - Что захочу, то и сделаю. Ты понял, Шурубура?
   - Понял, - прошептал Гоша. - Теперь я верю, что есть волшебники. А раньше не верил, потому что никогда они не появлялись, сколько я ни просил. Думал, брехня все это, одно кино.
   Он долго молчал, вздыхая, потом начал допытываться:
   - А вот этот дом ты можешь перевернуть вверх тормашками? Сделаешь так, чтобы у меня выросло шесть рук?
   - Зачем тебе шесть рук? - удивился Макар.
   - А вот если Коляша полезет ко мне, я ему ка-ак дам! Пока он двумя руками, я ему шестью...
   Долго сидели в этот вечер Синицын и радостный Шурубура. Наконец с балкона раздался певучий голос:
   - Го-оша! Где ты?
   - Я здесь! - гаркнул Шурубура и направил прорезавшийся ослепительный луч света на балкон. - Мам, я тебя вижу, а ты меня нет!
   - Не балуйся! - мама Шурубуры прикрыла глаза руками. - Иди скорее домой. Ужинать пора.
   Гоша с грустью повернулся к Макару.
   - Ну, я пошел... Зовут.
   - Приходи ко мне завтра, а? - предложил Синицын. - Будем вместе играть. У меня лото есть! И кубик Рубика...
   Гоша так и подскочил.
   - Да ну! - но тут же насупился. - Не пустят. Пока все уроки не выучу, не выпускают. Да еще проверяют.
   - Уроки? - протянул Макар удивленно. - Уроки... Хочешь никогда не учить уроков, а знать всегда на пятерку?
   - Спрашиваешь! Еще давно, с первого класса мечтаю.
   - Ну так иди ложись спать, - Синицын лукаво прищурился. - Утро вечера мудренее.
   Гоша приблизил свое лицо к лицу Синицына. Его глаза блестели, как звезды.
   - Правда? - засопел он. - Да я тебе... я тебе свой ножик подарю! Смотри, четыре лезвия, во! Одно, правда, сломанное...
   И он торопливо сунул в руки Синицына свой бесценный дар. Макар хотел засмеяться и сказать, что может достать тысячи таких ножиков, но посмотрел в большие глаза Гоши... и почему-то ничего не сказал. Только торопливо сунул ножик в карман.
   ДОЛГОЖДАННЫЙ ПРИЗ! НО...
   Макар не обманул Гошу. На следующий день тот уже стучался рано утром в квартиру Синицыных. И только Макар открыл дверь, Шурубура ворвался в прихожую, чуть не сбив его с ног.
   - Вот был концерт! - завопил он. - Вот удивились все!
   - Чему удивились? - Макар заулыбался.
   - А тому, что я знаю уроки! Когда я им сказал, что уже выучил, они подняли меня на смех...
   - Кто - они?
   - Мама и Людка, сестренка. Налетели на меня - ты ничего не учил, садись за уроки! А я им говорю: спрашивайте.
   - Что спрашивать? - давился от смеха Макар.
   - Ну, пусть погоняют, думаю, - подмигнул Гоша. - Сестричка моя косички кверху и хвать задачник! Я говорю: то-то и то-то. Посмотрела в тетрадку, а задачка-то уже написана! И упражнение по-русскому выполнено. Вот лица у них вытянулись! Проверяли, проверяли...
   - А я что говорил, - важно подбоченился Макар.
   - Слушай, - Гоша понизил голос, - ведь упражнения и задачка в тетрадках моим почерком написаны. Фокус-покус!
   - А что тут удивительного?
   - Ведь я-то их не писал, точно! Сам впервые увидел. Вот посмотри, даже строчки загибаются вверх, как у меня. Как же это, а?
   - А чего смотреть? Ты что, хотел, чтобы чужим почерком у тебя в тетрадке было написано? Тогда все сказали бы, что не ты выполнил задание.
   - Верно, - согласился Гоша. - Но кто же все-таки моим почерком писал в тетрадке, а? Ты не знаешь случайно?
   - Не ломай над этим голову. У тебя своих забот мало, что ли?
   Откровенно говоря, Синицын был сейчас рад не меньше, чем простодушный Гоша. А может, даже больше. И вот почему.
   В последнее время ему стало страшно скучно жить на белом свете. Уроки учить не надо, они уже всегда заранее написаны и приготовлены, а времени свободного хоть отбавляй. Вот тут и начиналась для Макара мука мученская. Первое время он целыми днями болтался на улице, играя с кем попало и во что попало. Но это было не очень интересно, потому что только с настоящими друзьями можно увлекательно играть и путешествовать по незнакомым улицам или просто пойти в кино, а потом оживленно обмениваться мнениями: "Тот ему кэ-эк даст!", "А тот ему кэ-эк врежет!"
   Но Синицыну не с кем было ходить в кино, спорить о прочитанной книге. Едва только он приглашал кого-нибудь на интересный сеанс, как слышал в ответ: "А уроки?" Правда, кое-кто находил время пойти иногда в кино с Макаром, тем более что он всегда каким-то чудом доставал билеты, но это случалось не каждый день, да и соглашались разделить с ним компанию не те, кого хотелось бы Макару.
   Играя с кем-нибудь во дворе, в самый разгар веселья Макар вдруг слышал: "Ну, хватит, пойду уроки учить! А то сегодня задали ой-ой-ой!" И Макар Синицын, всесильный волшебник, начинал униженно упрашивать, умолять: "Ну, еще немножко, да успеешь ты выучить эти уроки..." Мальчишка неохотно соглашался, но в конце концов и он уходил, и Синицын оставался один.
   И вот что странно: избавившись навсегда от заботы об уроках, Синицын ежедневно только и слышал вокруг: "Уроки! Уроки!" На переменах в школе Макару казалось, что уж в это время никто и не заикнется об уроках, но нет! Кому-то вдруг придет в голову решать у доски хитроумную задачку, тотчас вокруг такого собирается толпа, шумят, спорят, каждый предлагает свое решение и с пеной у рта отстаивает его. Сначала Макар с чувством превосходства ввязывался в эти споры, но потом и это забросил. Он всегда знал решение - и самое правильное.
   Постепенно Синицын заскучал. Он часто валился на диван и до одурения смотрел в потолок. Телевизор тоже не радовал его - что толку сидеть перед ним в одиночку, да и передач интересных мало, все про трудовые успехи да разные достижения. А Макар мог без всякого труда всего достигнуть. Когда дома не было мамы, он хлопал в ладоши и требовал какую-нибудь диковинную игрушку. Наигравшись, выбрасывал ее. Скоро все игрушки надоели ему, жизнь стала казаться неинтересной...