Страница:
– Да, но как я уже говорил...
– У меня нет больше вопросов, Ваша честь!
На этой мажорной ноте Кевин прервался и направился обратно к своему столу, с пылающим от гнева лицом: он умел в любую секунду возбуждать в себе это состояние – один из его приемов. Все взоры были прикованы к нему, внимание публики сосредоточилось на адвокате, так искренне переживающем за подзащитную. Краем глаза он заметил, что улыбка сошла с лица элегантного господина в последнем ряду – ее сменило выражение неподдельного гнева. Кевин ощутил необыкновенный подъем, словно бы уже находился на пути к триумфу.
Мириам сидела с убитым видом, чуть не плача. Она вскинула глаза. "Ей стыдно за меня – обожгло его сердце. – Мой Бог, для кого я все это делаю?"
– Мистер Баам, будут еще вопросы к мистеру Корнблу?
– Нет, Ваша честь. Мы хотели бы вызвать для свидетельских показаний Барбару Стенли, Ваша честь, – заявил прокурор округа с некоторой дрожью в голосе.
Кевин обнадеживающе потрепал Лоис Уилсон по руке. Он подходил к самой сути дела и процесса, к удару, после которого обвинение рассыплется как колосс на глиняных ногах, как замок из песка, как чучело из кукурузных початков. Он подбирался к сути. Сейчас он нанесет удар в самое уязвимое место, после чего государственному обвинителю не останется ничего, кроме как признать свое поражение.
Круглолицая толстощекая девочка, с кудряшками цвета корицы и челкой на лбу, нерешительно приблизилась к барьеру. Пока она шла по проходу, все украдкой бросали на нее любопытные взоры. Десятилетняя девочка-подросток была в светло-голубом платьице с оборочками, кружевным воротничком и пышными рукавчиками. Столь трогательный детский наряд, казалось, был призван подчеркнуть ее невинность. В то же время некоторая мешковатость просторного платья скрывала полноту этой маленькой толстушки.
Она волнуясь заняла свое место и подняла руку для присяги. Кевин кивнул и метнул взор на Мартина Баама. Девочка была неплохо подготовлена. Баам тоже провел предварительную работу по процессу; но Кевин все равно ощущал себя на коне – ведь он готовился куда более тщательно. Окружному прокурору не уйти от поражения.
– Барбара... – начал Мартин Баам, приближаясь к ней.
– Один момент, мистер Баам, – вмешался судья. Он наклонился к Барбаре Стенли. – Барбара, ты понимаешь, что только что присягнула говорить правду... и только правду?
Барбара мельком взглянула на публику, затем повернулась к судье и кивнула.
– И ты понимаешь, насколько важно может быть то, что ты здесь скажешь?
Она снова кивнула, в этот раз менее решительно.
Судья откинулся назад.
– Приступайте, мистер Баам.
– Благодарю, Ваша честь. – Баам выдвинулся к месту свидетеля. Прокурор, высокий жилистый мужчина, был на подъеме многообещающей политической карьеры. Это дело было ему совсем не по душе – больше всего он боялся связать свое имя с каким-нибудь грязным процессом, и посему надеялся, что Кевин со своей подзащитной Лоис Уилсон примут его предложение не поднимать лишнего шума. Однако они не пошли у него на поводу – и вот ему приходится разбираться с показаниями десятилетних детей.
– Я хотел бы, чтобы ты, Барбара, рассказала суду то, что уже говорила мистеру Корнблу в директорском кабинете, в тот самый день, когда все случилось. Не торопись, говори спокойно.
Девочка нервно оглянулась на Лоис. Кевин велел той пристально смотреть на детей, особенно на трех подружек, которые будут подтверждать обвинения Барбары Стенли.
– Ну... иногда, когда у нас были... занятия по искусству...
– Занятия по искусству, – повторил прокурор. – Объясни, пожалуйста, подробнее, что это такое, Барбара.
– Искусство или музыка. Тогда класс идет к учителю гуманитарных предметов или к учителю музыки, – девочка говорила заученно, как по бумажке, прикрыв глаза и словно бы припоминая все, чему ее научили перед процессом. Кевин видел, что она плохо справляется с возложенной на нее ролью. Ей с трудом удается попадать в задуманное прокурором русло поведения. Оглянувшись, он приметил несколько усмехающихся лиц среди публики. Однако джентльмен в черном смотрел напряженно, даже гневно.
– Понятно, – поддакнул Баам, кивая, – Итак, все ушли в другой кабинет, я правильно тебя понял?
– Угу. – Девочка кивнула, вздыхая.
– Пожалуйста, говори "да" или "нет", Барбара, когда отвечаешь на мои вопросы. Договорились?
"Вы уже давно договорились", – скрипнул зубами Кевин.
– Ну... то есть да.
– И вот, когда все уходили из классного кабинета... – подсказывал Баам.
"Ах ты, сказочник. Еще и помогаешь ребенку излагать свой сценарий", – подумал Кевин.
– Мисс Уилсон просила одну из нас остаться, – повторяла Барбара затверженный текст.
– Остаться? Остаться в классе наедине с ней?
– Ну... да.
– И?
– И однажды меня она тоже попросила.
– И ты что-нибудь рассказывала про тот раз мистеру Корнблу?
Барбара чуть развернулась, избегая взгляда Лоис. После чего порывисто вздохнула и продолжила рассказ.
– Мисс Уилсон попросила меня сесть рядом с ней и сказала, что, когда я вырасту, то стану очень красивой и симпатичной, только для этого нужно знать свое тело и заниматься им. Надо знать такие вещи, о которых взрослые не любят говорить.
Она запнулась и потупила глаза.
– Продолжай.
– Она сказала, что на теле есть особенные укромные места.
– Особенные укромные места?
– М-м... да.
– И что же она поведала тебе об этих местах, Барбара?
Девочка снова стрельнула взглядом в сторону своей бывшей "классной" и тут же опасливо повернулась к Бааму, как к своей единственной опоре.
– Так чему же она хотела научить тебя, Барбара? – повторил вопрос прокурор.
– Что чувствуешь нечто особенное, когда кто-нибудь... притрагивается к ним.
– Ясно. И что же она после этого делала? – Он подбадривающе кивнул.
– Она показывала мне эти места.
– Показывала? Каким образом?
– Показала, а потом попросила позволить ей потрогать, чтобы я это почувствовала.
– И ты позволила ей, Барбара?
Сжав губы, девочка кивнула.
– То есть – "да"?
– Да.
– И где же именно она трогала тебя?
– Тут и там, – сказала Барбара, указывая сначала на грудь, а потом между ног.
– Она только трогала тебя или делала что-то еще?
Барбара закусила нижнюю губу.
– Это трудно, Барбара, мы все понимаем. И тем не менее мы вызвали тебя для того, чтобы справедливость восторжествовала. То, что мы делаем, – хорошо, расскажи и избавься от дурного.
"Под исповедника работает", – ехидно подумал Кевин.
– Ты ведь все поняла, девочка моя?
Она кивнула.
– Смелее, расскажи суду. Чем еще занималась мисс Уилсон?
– Потом она... положила руку вот сюда, – сказала Барбара, укладывая правую ладонь пониже живота.
– Положила? Вот сюда? Прямо сюда? Ты имеешь в виду, под одежду?
– Да.
– И что произошло потом?
– Она стала спрашивать, что я чувствую. То есть не чувствую ли при этом что-то особенное, то есть необычное, – сбиваясь, продолжал ребенок. – Я сказала, что это просто щекотно, и тогда она рассердилась и убрала руку. Она сказала, что я еще слишком маленькая и не готова понять этого, но она попробует потом со мной в другой раз.
– И попробовала?
– Не со мной, – быстро сказала Барбара.
– А с твоими подружками, другими девочками из класса?
– Да, – пропыхтела толстушка.
– И, когда ты рассказала им, чем вы занимались с мисс Уилсон, оказалось, что с ними она делала то же самое, верно?
– Да.
Ропот прокатился среди присутствующих. Судья укоризненно взглянул на публику, и зал стих.
"Точно школьный учитель, – ядовито подумал Кевин, – наводит порядок в классной комнате".
– После чего вы решили рассказать все это мистеру Корнблу?
– Да.
– Хорошо, Барбар. Теперь мистер Тейлор наверняка тоже захочет задать тебе несколько вопросов. Будь так же правдива с ним, как ты была правдива со мной, – напутственно произнес Мартин Баам и обернулся к Кевину, укоризненно покачав головой.
Прокурор оказался способным актером, он имел понятие о драматических эффектах, которые могли произвести впечатление на присяжных и публику.
"Ничего, я это тебе еще припомню. Надо же: "будь с ним так же правдива, как и со мной"".
– Барбара, – Кевин начал, еще не вставая с места. – Полное имя, если не ошибаюсь, Барбара Элизабет Стенли? – Тон его был дружеским и располагающим.
– Да.
– В вашем классе есть еще одна девочка, которую зовут Барбара, не так ли?
Она кивнула, и Кевин не стал настаивать на прямом ответе. Он не собирался уподобляться сейчас прокурору, домогавшемуся правды от ребенка. Он тихо приближался к ней, по-прежнему улыбаясь.
– Только вот ее полное имя – Барбара Луиз Мартин, и, чтобы вас не путать, мисс Уилсон называла ее Барбара Луиз, а тебя – просто Барбара, это так?
– Да.
– Тебе нравится Барбара Луиз? Какие чувства ты к ней испытываешь?
Она пожала плечами.
– Тебе никогда не казалось, что мисс Уилсон, называя твою одноклассницу твоим именем, относится к твоей тезке лучше, чем к тебе?
Барбара покосилась на Лоис, заметно сощурив глаза.
– Да, – сказала она.
Видимо, обида глубоко гнездилась в ребенке, раз она смогла признаться в этом даже перед толпой.
– Потому что Барбара Луиз лучше учится. Или скажем так – является более успешной ученицей в классе?
– Не знаю.
– И потому что Барбаре Луиз никогда не делали замечаний за бранные слова, как тебе?
– Я не знаю.
– Ты никогда не пыталась подговорить других девочек, настроить их против Барбары Луиз?
– Нет.
– Теперь, Барбара, позволь напомнить тебе, что говорил судья. Ты должна говорить правду и только правду, поскольку находишься в суде присяжных. Ты говоришь правду?
– Да.
– Ты не передавала на уроках записки своим подругам – записки, в которых высмеивалась вторая Барбара?
Губы девочки задрожали.
– Разве мисс Уилсон не поймала тебя с одной из подобных записок? – спросил адвокат, утвердительно кивая.
Барбара подняла глаза на Лоис Уилсон, а затем перевела взгляд в зал, туда, где сидели ее родители.
– Мисс Уилсон вела достаточно подробные записи о происходящем на уроках в ее классе, – заявил Кевин, оборачиваясь к Корнблу. – И записки эти сохранились. – Кевин развернул вдвое сложенный лист. – "Давайте звать ее Барбара Лузер"[1], – написала ты как-то раз, не знаю уж, кому именно было адресовано такое послание, но скорее всего оно, как обычно делается, передавалось по классу, с парты на парту. Как следствие – множество учащихся стали называть ее именно так. Так? – Барбара не отвечала. – И твои подружки, с которыми вы вместе ходили жаловаться на мисс Уилсон, также присоединились к тебе и стали унижать одноклассницу, верно?
– Да, – произнесла Барбара уже сквозь слезы.
– Значит, ты просто лгала, отвечая на мой вопрос, не пыталась ли ты третировать одноклассницу, Барбару Луиз, не так ли? – с вызовом спросил Кевин, и в голосе его внезапно зазвучал металл.
Барбара Стенли закусила губу, пытаясь не разрыдаться.
– Разве не так? – настаивал он.
Она кивнула.
– Так, может, ты лгала и насчет остального? Когда отвечала на вопросы мистера Баама, а?
– Нет, – пропищала девочка.
Кевин спиной чувствовал обжигающие взгляды зрителей. По щеке бывшей ученицы мисс Уилсон скатилась крупная слеза: она не успела высохнуть на лице и повисла на подбородке.
– Ты же всегда хотела, чтобы мисс Уилсон относилась к тебе так же хорошо, как и к Барбаре Луиз? Так, Барбара?
Она передернула плечами.
– Ведь ты всегда стремилась стать лидером в классе, чтобы все, включая мальчиков, обращали на тебя внимание?
– Нет.
– В самом деле? И ты снова не лжешь? – Он метнул взор в присяжных. – Ты же сама говорила об этом Мэри Лестер, не так ли?
Девочка попыталась было усердно замотать головой, но Кевин усилил атаку.
– Я мог бы попросить Мэри прийти сюда, Барбара, чтобы напомнить тебе, что есть правда, а что ложь. Ты ведь рассказывала ей о том, как хочешь, чтобы все презирали Барбару Луиз, а любили только тебя? – спросил он бархатным голосом.
– Да...
– Значит, Барбара Луиз была популярной девочкой в классе, не так ли?
– Кгм... да.
– Именно такой ты и хотела стать, верно? Да и кто бы не хотел? – риторически продолжил он. – Ведь верно же? – еще раз спросил Кевин почти с насмешкой.
Барбара впала в ступор. Она не знала, должна ли отвечать на такой вопрос, и если должна, то как?
Но Кевину и не нужен был ответ. Он пускал в ход ораторские способности, с успехом воздействуя на аудиторию и, прежде всего, на присяжных. Что, впрочем, одно и то же. Мнение присяжных нередко подчиняется голосу толпы.
– И вот теперь ты, Барбара, вместе с остальными девочками обвиняешь мисс Уилсон в сексуальных домогательствах...
Барбара кивнула, чуть приподняв глаза. Кевин остановил на ней взор.
– Да, – наконец выдавила она.
– Это был твой первый сексуальный опыт и ты еще ни о чем подобном не слыхала, про "там" и "тут", Барбара? – быстро спросил он.
Публика ахнула, парализованная подобной атакой на ребенка со стороны адвоката, по рядам пронесся разгневанный гул голосов, послышались сердитые реплики. Это напоминало камерный оркестр, исполняющий за его спиной "Полет шмеля". Как бы ни грозен был шум, сейчас, в преддверии триумфа, он казался Кевину сладкой музыкой.
Судья между тем застучал, останавливая шум.
Барбара медленно кивнула.
– Это значит "да"?
– Да, – ответила она.
– А как насчет того случая, когда вы с Паулой, Сарой и Мэри позвали Джеральда с Тони к тебе домой после школы, когда родителей не было и все домашние разъехались? – вкрадчиво спросил Кевин.
Барбара густо покраснела. Она выглядела совершенно беспомощной.
Кевин придвинулся ближе и, понизив голос, почти шепотом, впрочем, достаточно громким, спросил:
– Ты знаешь, что Мэри рассказала мисс Уилсон про эту встречу у тебя дома, Барбара?
Барбара с ужасом посмотрела на него. Она замотала головой.
Кевин улыбнулся, показывая ряд ухоженных белоснежных зубов. Когда он посмотрел на Мартина Баама, то мгновенно заметил смущение на его лице. Кевин учтиво поклонился прокурору и ухмыльнулся присяжным, словно волк из сказки про Красную Шапочку, которому удалось доконать бабушку, а потом свалить все на внучку.
– Ведь ты не очень хорошо вела себя на уроках мисс Уилсон, не правда ли, детка? – спросил он снова беззаботно-дружеским тоном.
– Нет. – Барбара отерла слезу. – Но я не виновата, – торопливо добавила она, видимо, обрадованная тем, что вопросы изменили направление.
Кевин остановился, словно задумавшись, но затем снова повернулся к ней, точно палач, вспомнивший, что пытка еще не завершена.
– Так ты считаешь, мисс Уилсон тебя не любит и плохо к тебе относится? Устраивает тебе всякие неприятности?
– Да.
– Видимо, ты не хотела, чтобы она была твоим классным руководителем?
Барбара поежилась от пристального взора Лоис. Она пожала плечами.
– Так нет? Или да? – наседал Кевин.
– Я просто хотела, чтобы она перестала придираться.
– Понимаю. Все в порядке, Барбара. И когда же случился предполагаемый инцидент между тобой и мисс Уилсон? Какого примерно числа?
– Протестую, Ваша честь! – заявил Баам, поспешно вскакивая. – Не думаю, что девочка находится в таком возрасте, чтобы точно запоминать даты.
– Ваша честь, эту маленькую девочку защита рассматривает как главного свидетеля обвинения, выдвинутого против моего клиента. Мы не можем опираться на случайные воспоминания ребенка о столь немаловажном факте, который, по утверждению обвиняющей стороны, имел место. Обвинение весьма серьезно.
Кевин знал, что делает. Он шел напролом, рискуя всем, в том числе и собственной карьерой. Потому что это был его шанс.
Кевин продолжал:
– И, если показания окажутся неполными, воспоминания – обрывочными, в таком случае...
– Хорошо, мистер Тейлор. Вы обозначили свою позицию. Протест отклоняется. Задавайте ваш вопрос, мистер Тейлор.
– Благодарю, Ваша честь. Итак, Барбара, забудем про число. Скажи просто день недели. Когда это случилось: в понедельник, вторник?
Кевин задавал вопросы умышленно быстро, практически наскакивая на ребенка.
– Ммм... во вторник.
– Точно во вторник? – Он сделал еще один шаг по направлению к ней.
– Да.
– Но по расписанию, Барбара, во вторник у вас нет занятий по искусству, – возразил он, не без оснований рассчитывая, что приведет ее в замешательство.
Она беспомощно оглянулась вокруг и растерянно промямлила:
– Значит, в четверг.
– Значит, в четверг. И ты уверена, что это был не понедельник? – Она покачала головой. – Известно, что мисс Уилсон в перерыв часто уходила в учительскую, и почти никогда не оставалась в кабинете, когда там не было учащихся.
Барбара бессмысленно уставилась в пустоту.
– Так это был четверг?
– Да, – едва слышно вымолвила она.
– Значит, и с другими девочками это тоже случалось по четвергам? – спросил он, словно не меньше, чем она был озадачен этим фактом.
– Протестую, Ваша честь. Ее не готовили по остальным свидетельским показаниям.
– Напротив, – возразил Кевин, – я утверждаю обратное: девочка хорошо подготовлена.
– Что-о? – прогремел голос прокурора.
– Джентльмены. – Судья постучал молотком. – Протест принят. Мистер Тейлор, ограничьтесь в своих вопросах показаниями свидетельской стороны.
– Прекрасно, Ваша честь. Барбара, когда ты рассказала остальным девочкам о том, что с тобой случилось? Сразу после того, как вышла из класса? – спросил Кевин, не дожидаясь, пока она успеет оправиться.
– Нет.
– Ты рассказала им об этом у себя дома?
– Я...
– Случайно не в тот самый день, когда вы собирались с Джеральдом и Тони?
Девочка медлила с ответом, не то раздумывая, не то чувствуя расставленную ловушку.
– Ведь именно тогда ты и рассказала им обо всем, правильно? И по какой причине вы устроили сбор у тебя дома? Видимо, происходило нечто такое, что и натолкнуло тебя на мысль рассказать обо всем?
Слезы вновь заструились по лицу Барбары. Она потрясла головой.
– Если ты хочешь, чтобы тебе поверили, Барбара, ты должна все рассказать. Иначе какая цена твоему свидетельству против мисс Уилсон? Хорошие девочки рассказывают обо всем, – зачем-то добавил он. – И значит, ты должна объяснить причину, по которой ты вдруг заговорила о мисс Уилсон. Чем вы там таким занимались?
На лице Барбары проступил ужас.
– Если ты сейчас скажешь правду, все кончится, – пообещал он. – Тогда тебе не придется объяснять все остальное, – добавил он, почти шепотом. Девочку, казалось, парализовало. – Барбара? Барбара-а? – позвал Кевин. – Я еще здесь. Жду твоего ответа.
– Ваша честь, – вмешался Баам. – Мистер Тейлор оказывает давление на свидетельницу.
– Я так не думаю, мистер Баам, – отозвался судья. Он опять склонился к Барбаре. – Барбара, ты должна ответить на вопрос.
– Ты лгала мистеру Корнблу, потому что была настроена против мисс Уилсон? – снова быстро спросил Кевин. Это был грандиозный ход: обвинение трещит по швам, она уже готова дать положительный ответ. Боковым зрением Кевин отметил, как подействовали его слова на присяжных брови снова поползли вверх.
Барбара затрясла головой, но вместо ответа по ее щекам одна за другой струились слезы.
– Ты понимаешь, что можешь погубить карьеру и разрушить жизнь свой учительницы, наговаривая на нее? – Кевин отодвинулся в сторону так, чтобы девочка могла напрямую встретиться взглядом с Лоис Уилсон. – Это уже не игра Это дело не из разряда тех игр, которыми вы занимались там, у тебя дома, типа "укромных местечек", – добавил Кевин громким шепотом, и лицо девочки вспыхнуло, словно охваченное огнем. Глаза ее округлились от страха и отчаяния. Она затравленно смотрела на собравшуюся перед ней толпу.
– Если ты немедленно не расскажешь все, как было, будет только хуже. Еще не поздно все исправить. Не солги сейчас, и все можно будет изменить. Это лучше, чем продолжать нас обманывать, Барбара.
Кевин возвышался над ней, приняв грозный вид защитника справедливости и сверкая глазами. Потом отступил, как чемпион, готовый нанести последний, решающий удар и повергнуть противника в нокдаун.
– Ведь мисс Уилсон на самом деле никогда не трогала остальных девочек. Они просто согласились наговорить на нее – и именно из-за того, чем вы там занимались, у тебя дома, не так ли? Ты пригрозила им, что все расскажешь, если они не помогут тебе.
Барбара открыла рот. Лицо ее побагровело. Она в полном отчаянии смотрела на родителей. Кевин заслонил ее от прокурора, чтобы в этот решающий момент она не могла встретиться с ним взглядом и получить поддержку.
– Не обязательно рассказывать о том, что происходило у тебя дома, – сказал он снисходительным тоном, – но разве ты, Барбара, не говорила своим друзьям, что и как надо сказать? Барбара? – позвал он ее, добиваясь желанного ответа. – Когда сюда приведут остальных девочек, нам придется узнать все до конца: что и как случилось в тот день, и чем вы там занимались. Им придется рассказать все начистоту. А если ты сейчас ответишь мне, то нам не понадобится их слушать. Так это ты сказала им, что именно они должны говорить?
– Да, – пробормотала она, почти благодарная за отсрочку, которую он ей предоставил.
– Что?
– Да!
Она ударилась в слезы.
– И, стало быть, они рассказали мистеру Корнблу именно то, что ты им велела сказать, – заключил он.
Затем обратился к присяжным. На лице его при этом было причудливое сочетание праведного гнева и одновременно сострадания. Все присяжные посмотрели на девочку, затем перевели взгляд на Кевина.
– Но я не лгала, когда рассказывала ему! Я не обманывала! Не лгала! – крикнула Барбара сквозь слезы.
– Мне кажется, Барбара, ты успела немало соврать за то время, пока находишься здесь. – Повернувшись, он укоризненно покачал головой, глядя на окружного прокурора.
Барбара так рыдала, что ее пришлось увести из зала в боковую дверь.
Довольный собой, Кевин вернулся на место, поглядывая на публику. Большинство было шокировано происходящим, некоторые были донельзя смущены или же просто находились в полном смятении, не отдавая себе отчета в том, что, собственно, здесь творится. Мистер Корнбл насупился, сознавая, что выставлен дураком. Джентльмен в заднем ряду улыбался ему, как лучшему другу, а Мириам потерянно качала головой и терла платком глаза.
Лоис Уилсон ожидала сигнала. Кевин кивнул, и она, как он учил, посмотрела вокруг всепрощающим взором и стала вытирать свои старательно отрепетированные слезы.
Окружной прокурор поднялся с места. Одарив судью и остальных присутствующих холодным взором, он принял вид человека, которому уже известно, насколько бесплодным окажется обвинительное заключение.
2
– У меня нет больше вопросов, Ваша честь!
На этой мажорной ноте Кевин прервался и направился обратно к своему столу, с пылающим от гнева лицом: он умел в любую секунду возбуждать в себе это состояние – один из его приемов. Все взоры были прикованы к нему, внимание публики сосредоточилось на адвокате, так искренне переживающем за подзащитную. Краем глаза он заметил, что улыбка сошла с лица элегантного господина в последнем ряду – ее сменило выражение неподдельного гнева. Кевин ощутил необыкновенный подъем, словно бы уже находился на пути к триумфу.
Мириам сидела с убитым видом, чуть не плача. Она вскинула глаза. "Ей стыдно за меня – обожгло его сердце. – Мой Бог, для кого я все это делаю?"
– Мистер Баам, будут еще вопросы к мистеру Корнблу?
– Нет, Ваша честь. Мы хотели бы вызвать для свидетельских показаний Барбару Стенли, Ваша честь, – заявил прокурор округа с некоторой дрожью в голосе.
Кевин обнадеживающе потрепал Лоис Уилсон по руке. Он подходил к самой сути дела и процесса, к удару, после которого обвинение рассыплется как колосс на глиняных ногах, как замок из песка, как чучело из кукурузных початков. Он подбирался к сути. Сейчас он нанесет удар в самое уязвимое место, после чего государственному обвинителю не останется ничего, кроме как признать свое поражение.
Круглолицая толстощекая девочка, с кудряшками цвета корицы и челкой на лбу, нерешительно приблизилась к барьеру. Пока она шла по проходу, все украдкой бросали на нее любопытные взоры. Десятилетняя девочка-подросток была в светло-голубом платьице с оборочками, кружевным воротничком и пышными рукавчиками. Столь трогательный детский наряд, казалось, был призван подчеркнуть ее невинность. В то же время некоторая мешковатость просторного платья скрывала полноту этой маленькой толстушки.
Она волнуясь заняла свое место и подняла руку для присяги. Кевин кивнул и метнул взор на Мартина Баама. Девочка была неплохо подготовлена. Баам тоже провел предварительную работу по процессу; но Кевин все равно ощущал себя на коне – ведь он готовился куда более тщательно. Окружному прокурору не уйти от поражения.
– Барбара... – начал Мартин Баам, приближаясь к ней.
– Один момент, мистер Баам, – вмешался судья. Он наклонился к Барбаре Стенли. – Барбара, ты понимаешь, что только что присягнула говорить правду... и только правду?
Барбара мельком взглянула на публику, затем повернулась к судье и кивнула.
– И ты понимаешь, насколько важно может быть то, что ты здесь скажешь?
Она снова кивнула, в этот раз менее решительно.
Судья откинулся назад.
– Приступайте, мистер Баам.
– Благодарю, Ваша честь. – Баам выдвинулся к месту свидетеля. Прокурор, высокий жилистый мужчина, был на подъеме многообещающей политической карьеры. Это дело было ему совсем не по душе – больше всего он боялся связать свое имя с каким-нибудь грязным процессом, и посему надеялся, что Кевин со своей подзащитной Лоис Уилсон примут его предложение не поднимать лишнего шума. Однако они не пошли у него на поводу – и вот ему приходится разбираться с показаниями десятилетних детей.
– Я хотел бы, чтобы ты, Барбара, рассказала суду то, что уже говорила мистеру Корнблу в директорском кабинете, в тот самый день, когда все случилось. Не торопись, говори спокойно.
Девочка нервно оглянулась на Лоис. Кевин велел той пристально смотреть на детей, особенно на трех подружек, которые будут подтверждать обвинения Барбары Стенли.
– Ну... иногда, когда у нас были... занятия по искусству...
– Занятия по искусству, – повторил прокурор. – Объясни, пожалуйста, подробнее, что это такое, Барбара.
– Искусство или музыка. Тогда класс идет к учителю гуманитарных предметов или к учителю музыки, – девочка говорила заученно, как по бумажке, прикрыв глаза и словно бы припоминая все, чему ее научили перед процессом. Кевин видел, что она плохо справляется с возложенной на нее ролью. Ей с трудом удается попадать в задуманное прокурором русло поведения. Оглянувшись, он приметил несколько усмехающихся лиц среди публики. Однако джентльмен в черном смотрел напряженно, даже гневно.
– Понятно, – поддакнул Баам, кивая, – Итак, все ушли в другой кабинет, я правильно тебя понял?
– Угу. – Девочка кивнула, вздыхая.
– Пожалуйста, говори "да" или "нет", Барбара, когда отвечаешь на мои вопросы. Договорились?
"Вы уже давно договорились", – скрипнул зубами Кевин.
– Ну... то есть да.
– И вот, когда все уходили из классного кабинета... – подсказывал Баам.
"Ах ты, сказочник. Еще и помогаешь ребенку излагать свой сценарий", – подумал Кевин.
– Мисс Уилсон просила одну из нас остаться, – повторяла Барбара затверженный текст.
– Остаться? Остаться в классе наедине с ней?
– Ну... да.
– И?
– И однажды меня она тоже попросила.
– И ты что-нибудь рассказывала про тот раз мистеру Корнблу?
Барбара чуть развернулась, избегая взгляда Лоис. После чего порывисто вздохнула и продолжила рассказ.
– Мисс Уилсон попросила меня сесть рядом с ней и сказала, что, когда я вырасту, то стану очень красивой и симпатичной, только для этого нужно знать свое тело и заниматься им. Надо знать такие вещи, о которых взрослые не любят говорить.
Она запнулась и потупила глаза.
– Продолжай.
– Она сказала, что на теле есть особенные укромные места.
– Особенные укромные места?
– М-м... да.
– И что же она поведала тебе об этих местах, Барбара?
Девочка снова стрельнула взглядом в сторону своей бывшей "классной" и тут же опасливо повернулась к Бааму, как к своей единственной опоре.
– Так чему же она хотела научить тебя, Барбара? – повторил вопрос прокурор.
– Что чувствуешь нечто особенное, когда кто-нибудь... притрагивается к ним.
– Ясно. И что же она после этого делала? – Он подбадривающе кивнул.
– Она показывала мне эти места.
– Показывала? Каким образом?
– Показала, а потом попросила позволить ей потрогать, чтобы я это почувствовала.
– И ты позволила ей, Барбара?
Сжав губы, девочка кивнула.
– То есть – "да"?
– Да.
– И где же именно она трогала тебя?
– Тут и там, – сказала Барбара, указывая сначала на грудь, а потом между ног.
– Она только трогала тебя или делала что-то еще?
Барбара закусила нижнюю губу.
– Это трудно, Барбара, мы все понимаем. И тем не менее мы вызвали тебя для того, чтобы справедливость восторжествовала. То, что мы делаем, – хорошо, расскажи и избавься от дурного.
"Под исповедника работает", – ехидно подумал Кевин.
– Ты ведь все поняла, девочка моя?
Она кивнула.
– Смелее, расскажи суду. Чем еще занималась мисс Уилсон?
– Потом она... положила руку вот сюда, – сказала Барбара, укладывая правую ладонь пониже живота.
– Положила? Вот сюда? Прямо сюда? Ты имеешь в виду, под одежду?
– Да.
– И что произошло потом?
– Она стала спрашивать, что я чувствую. То есть не чувствую ли при этом что-то особенное, то есть необычное, – сбиваясь, продолжал ребенок. – Я сказала, что это просто щекотно, и тогда она рассердилась и убрала руку. Она сказала, что я еще слишком маленькая и не готова понять этого, но она попробует потом со мной в другой раз.
– И попробовала?
– Не со мной, – быстро сказала Барбара.
– А с твоими подружками, другими девочками из класса?
– Да, – пропыхтела толстушка.
– И, когда ты рассказала им, чем вы занимались с мисс Уилсон, оказалось, что с ними она делала то же самое, верно?
– Да.
Ропот прокатился среди присутствующих. Судья укоризненно взглянул на публику, и зал стих.
"Точно школьный учитель, – ядовито подумал Кевин, – наводит порядок в классной комнате".
– После чего вы решили рассказать все это мистеру Корнблу?
– Да.
– Хорошо, Барбар. Теперь мистер Тейлор наверняка тоже захочет задать тебе несколько вопросов. Будь так же правдива с ним, как ты была правдива со мной, – напутственно произнес Мартин Баам и обернулся к Кевину, укоризненно покачав головой.
Прокурор оказался способным актером, он имел понятие о драматических эффектах, которые могли произвести впечатление на присяжных и публику.
"Ничего, я это тебе еще припомню. Надо же: "будь с ним так же правдива, как и со мной"".
– Барбара, – Кевин начал, еще не вставая с места. – Полное имя, если не ошибаюсь, Барбара Элизабет Стенли? – Тон его был дружеским и располагающим.
– Да.
– В вашем классе есть еще одна девочка, которую зовут Барбара, не так ли?
Она кивнула, и Кевин не стал настаивать на прямом ответе. Он не собирался уподобляться сейчас прокурору, домогавшемуся правды от ребенка. Он тихо приближался к ней, по-прежнему улыбаясь.
– Только вот ее полное имя – Барбара Луиз Мартин, и, чтобы вас не путать, мисс Уилсон называла ее Барбара Луиз, а тебя – просто Барбара, это так?
– Да.
– Тебе нравится Барбара Луиз? Какие чувства ты к ней испытываешь?
Она пожала плечами.
– Тебе никогда не казалось, что мисс Уилсон, называя твою одноклассницу твоим именем, относится к твоей тезке лучше, чем к тебе?
Барбара покосилась на Лоис, заметно сощурив глаза.
– Да, – сказала она.
Видимо, обида глубоко гнездилась в ребенке, раз она смогла признаться в этом даже перед толпой.
– Потому что Барбара Луиз лучше учится. Или скажем так – является более успешной ученицей в классе?
– Не знаю.
– И потому что Барбаре Луиз никогда не делали замечаний за бранные слова, как тебе?
– Я не знаю.
– Ты никогда не пыталась подговорить других девочек, настроить их против Барбары Луиз?
– Нет.
– Теперь, Барбара, позволь напомнить тебе, что говорил судья. Ты должна говорить правду и только правду, поскольку находишься в суде присяжных. Ты говоришь правду?
– Да.
– Ты не передавала на уроках записки своим подругам – записки, в которых высмеивалась вторая Барбара?
Губы девочки задрожали.
– Разве мисс Уилсон не поймала тебя с одной из подобных записок? – спросил адвокат, утвердительно кивая.
Барбара подняла глаза на Лоис Уилсон, а затем перевела взгляд в зал, туда, где сидели ее родители.
– Мисс Уилсон вела достаточно подробные записи о происходящем на уроках в ее классе, – заявил Кевин, оборачиваясь к Корнблу. – И записки эти сохранились. – Кевин развернул вдвое сложенный лист. – "Давайте звать ее Барбара Лузер"[1], – написала ты как-то раз, не знаю уж, кому именно было адресовано такое послание, но скорее всего оно, как обычно делается, передавалось по классу, с парты на парту. Как следствие – множество учащихся стали называть ее именно так. Так? – Барбара не отвечала. – И твои подружки, с которыми вы вместе ходили жаловаться на мисс Уилсон, также присоединились к тебе и стали унижать одноклассницу, верно?
– Да, – произнесла Барбара уже сквозь слезы.
– Значит, ты просто лгала, отвечая на мой вопрос, не пыталась ли ты третировать одноклассницу, Барбару Луиз, не так ли? – с вызовом спросил Кевин, и в голосе его внезапно зазвучал металл.
Барбара Стенли закусила губу, пытаясь не разрыдаться.
– Разве не так? – настаивал он.
Она кивнула.
– Так, может, ты лгала и насчет остального? Когда отвечала на вопросы мистера Баама, а?
– Нет, – пропищала девочка.
Кевин спиной чувствовал обжигающие взгляды зрителей. По щеке бывшей ученицы мисс Уилсон скатилась крупная слеза: она не успела высохнуть на лице и повисла на подбородке.
– Ты же всегда хотела, чтобы мисс Уилсон относилась к тебе так же хорошо, как и к Барбаре Луиз? Так, Барбара?
Она передернула плечами.
– Ведь ты всегда стремилась стать лидером в классе, чтобы все, включая мальчиков, обращали на тебя внимание?
– Нет.
– В самом деле? И ты снова не лжешь? – Он метнул взор в присяжных. – Ты же сама говорила об этом Мэри Лестер, не так ли?
Девочка попыталась было усердно замотать головой, но Кевин усилил атаку.
– Я мог бы попросить Мэри прийти сюда, Барбара, чтобы напомнить тебе, что есть правда, а что ложь. Ты ведь рассказывала ей о том, как хочешь, чтобы все презирали Барбару Луиз, а любили только тебя? – спросил он бархатным голосом.
– Да...
– Значит, Барбара Луиз была популярной девочкой в классе, не так ли?
– Кгм... да.
– Именно такой ты и хотела стать, верно? Да и кто бы не хотел? – риторически продолжил он. – Ведь верно же? – еще раз спросил Кевин почти с насмешкой.
Барбара впала в ступор. Она не знала, должна ли отвечать на такой вопрос, и если должна, то как?
Но Кевину и не нужен был ответ. Он пускал в ход ораторские способности, с успехом воздействуя на аудиторию и, прежде всего, на присяжных. Что, впрочем, одно и то же. Мнение присяжных нередко подчиняется голосу толпы.
– И вот теперь ты, Барбара, вместе с остальными девочками обвиняешь мисс Уилсон в сексуальных домогательствах...
Барбара кивнула, чуть приподняв глаза. Кевин остановил на ней взор.
– Да, – наконец выдавила она.
– Это был твой первый сексуальный опыт и ты еще ни о чем подобном не слыхала, про "там" и "тут", Барбара? – быстро спросил он.
Публика ахнула, парализованная подобной атакой на ребенка со стороны адвоката, по рядам пронесся разгневанный гул голосов, послышались сердитые реплики. Это напоминало камерный оркестр, исполняющий за его спиной "Полет шмеля". Как бы ни грозен был шум, сейчас, в преддверии триумфа, он казался Кевину сладкой музыкой.
Судья между тем застучал, останавливая шум.
Барбара медленно кивнула.
– Это значит "да"?
– Да, – ответила она.
– А как насчет того случая, когда вы с Паулой, Сарой и Мэри позвали Джеральда с Тони к тебе домой после школы, когда родителей не было и все домашние разъехались? – вкрадчиво спросил Кевин.
Барбара густо покраснела. Она выглядела совершенно беспомощной.
Кевин придвинулся ближе и, понизив голос, почти шепотом, впрочем, достаточно громким, спросил:
– Ты знаешь, что Мэри рассказала мисс Уилсон про эту встречу у тебя дома, Барбара?
Барбара с ужасом посмотрела на него. Она замотала головой.
Кевин улыбнулся, показывая ряд ухоженных белоснежных зубов. Когда он посмотрел на Мартина Баама, то мгновенно заметил смущение на его лице. Кевин учтиво поклонился прокурору и ухмыльнулся присяжным, словно волк из сказки про Красную Шапочку, которому удалось доконать бабушку, а потом свалить все на внучку.
– Ведь ты не очень хорошо вела себя на уроках мисс Уилсон, не правда ли, детка? – спросил он снова беззаботно-дружеским тоном.
– Нет. – Барбара отерла слезу. – Но я не виновата, – торопливо добавила она, видимо, обрадованная тем, что вопросы изменили направление.
Кевин остановился, словно задумавшись, но затем снова повернулся к ней, точно палач, вспомнивший, что пытка еще не завершена.
– Так ты считаешь, мисс Уилсон тебя не любит и плохо к тебе относится? Устраивает тебе всякие неприятности?
– Да.
– Видимо, ты не хотела, чтобы она была твоим классным руководителем?
Барбара поежилась от пристального взора Лоис. Она пожала плечами.
– Так нет? Или да? – наседал Кевин.
– Я просто хотела, чтобы она перестала придираться.
– Понимаю. Все в порядке, Барбара. И когда же случился предполагаемый инцидент между тобой и мисс Уилсон? Какого примерно числа?
– Протестую, Ваша честь! – заявил Баам, поспешно вскакивая. – Не думаю, что девочка находится в таком возрасте, чтобы точно запоминать даты.
– Ваша честь, эту маленькую девочку защита рассматривает как главного свидетеля обвинения, выдвинутого против моего клиента. Мы не можем опираться на случайные воспоминания ребенка о столь немаловажном факте, который, по утверждению обвиняющей стороны, имел место. Обвинение весьма серьезно.
Кевин знал, что делает. Он шел напролом, рискуя всем, в том числе и собственной карьерой. Потому что это был его шанс.
Кевин продолжал:
– И, если показания окажутся неполными, воспоминания – обрывочными, в таком случае...
– Хорошо, мистер Тейлор. Вы обозначили свою позицию. Протест отклоняется. Задавайте ваш вопрос, мистер Тейлор.
– Благодарю, Ваша честь. Итак, Барбара, забудем про число. Скажи просто день недели. Когда это случилось: в понедельник, вторник?
Кевин задавал вопросы умышленно быстро, практически наскакивая на ребенка.
– Ммм... во вторник.
– Точно во вторник? – Он сделал еще один шаг по направлению к ней.
– Да.
– Но по расписанию, Барбара, во вторник у вас нет занятий по искусству, – возразил он, не без оснований рассчитывая, что приведет ее в замешательство.
Она беспомощно оглянулась вокруг и растерянно промямлила:
– Значит, в четверг.
– Значит, в четверг. И ты уверена, что это был не понедельник? – Она покачала головой. – Известно, что мисс Уилсон в перерыв часто уходила в учительскую, и почти никогда не оставалась в кабинете, когда там не было учащихся.
Барбара бессмысленно уставилась в пустоту.
– Так это был четверг?
– Да, – едва слышно вымолвила она.
– Значит, и с другими девочками это тоже случалось по четвергам? – спросил он, словно не меньше, чем она был озадачен этим фактом.
– Протестую, Ваша честь. Ее не готовили по остальным свидетельским показаниям.
– Напротив, – возразил Кевин, – я утверждаю обратное: девочка хорошо подготовлена.
– Что-о? – прогремел голос прокурора.
– Джентльмены. – Судья постучал молотком. – Протест принят. Мистер Тейлор, ограничьтесь в своих вопросах показаниями свидетельской стороны.
– Прекрасно, Ваша честь. Барбара, когда ты рассказала остальным девочкам о том, что с тобой случилось? Сразу после того, как вышла из класса? – спросил Кевин, не дожидаясь, пока она успеет оправиться.
– Нет.
– Ты рассказала им об этом у себя дома?
– Я...
– Случайно не в тот самый день, когда вы собирались с Джеральдом и Тони?
Девочка медлила с ответом, не то раздумывая, не то чувствуя расставленную ловушку.
– Ведь именно тогда ты и рассказала им обо всем, правильно? И по какой причине вы устроили сбор у тебя дома? Видимо, происходило нечто такое, что и натолкнуло тебя на мысль рассказать обо всем?
Слезы вновь заструились по лицу Барбары. Она потрясла головой.
– Если ты хочешь, чтобы тебе поверили, Барбара, ты должна все рассказать. Иначе какая цена твоему свидетельству против мисс Уилсон? Хорошие девочки рассказывают обо всем, – зачем-то добавил он. – И значит, ты должна объяснить причину, по которой ты вдруг заговорила о мисс Уилсон. Чем вы там таким занимались?
На лице Барбары проступил ужас.
– Если ты сейчас скажешь правду, все кончится, – пообещал он. – Тогда тебе не придется объяснять все остальное, – добавил он, почти шепотом. Девочку, казалось, парализовало. – Барбара? Барбара-а? – позвал Кевин. – Я еще здесь. Жду твоего ответа.
– Ваша честь, – вмешался Баам. – Мистер Тейлор оказывает давление на свидетельницу.
– Я так не думаю, мистер Баам, – отозвался судья. Он опять склонился к Барбаре. – Барбара, ты должна ответить на вопрос.
– Ты лгала мистеру Корнблу, потому что была настроена против мисс Уилсон? – снова быстро спросил Кевин. Это был грандиозный ход: обвинение трещит по швам, она уже готова дать положительный ответ. Боковым зрением Кевин отметил, как подействовали его слова на присяжных брови снова поползли вверх.
Барбара затрясла головой, но вместо ответа по ее щекам одна за другой струились слезы.
– Ты понимаешь, что можешь погубить карьеру и разрушить жизнь свой учительницы, наговаривая на нее? – Кевин отодвинулся в сторону так, чтобы девочка могла напрямую встретиться взглядом с Лоис Уилсон. – Это уже не игра Это дело не из разряда тех игр, которыми вы занимались там, у тебя дома, типа "укромных местечек", – добавил Кевин громким шепотом, и лицо девочки вспыхнуло, словно охваченное огнем. Глаза ее округлились от страха и отчаяния. Она затравленно смотрела на собравшуюся перед ней толпу.
– Если ты немедленно не расскажешь все, как было, будет только хуже. Еще не поздно все исправить. Не солги сейчас, и все можно будет изменить. Это лучше, чем продолжать нас обманывать, Барбара.
Кевин возвышался над ней, приняв грозный вид защитника справедливости и сверкая глазами. Потом отступил, как чемпион, готовый нанести последний, решающий удар и повергнуть противника в нокдаун.
– Ведь мисс Уилсон на самом деле никогда не трогала остальных девочек. Они просто согласились наговорить на нее – и именно из-за того, чем вы там занимались, у тебя дома, не так ли? Ты пригрозила им, что все расскажешь, если они не помогут тебе.
Барбара открыла рот. Лицо ее побагровело. Она в полном отчаянии смотрела на родителей. Кевин заслонил ее от прокурора, чтобы в этот решающий момент она не могла встретиться с ним взглядом и получить поддержку.
– Не обязательно рассказывать о том, что происходило у тебя дома, – сказал он снисходительным тоном, – но разве ты, Барбара, не говорила своим друзьям, что и как надо сказать? Барбара? – позвал он ее, добиваясь желанного ответа. – Когда сюда приведут остальных девочек, нам придется узнать все до конца: что и как случилось в тот день, и чем вы там занимались. Им придется рассказать все начистоту. А если ты сейчас ответишь мне, то нам не понадобится их слушать. Так это ты сказала им, что именно они должны говорить?
– Да, – пробормотала она, почти благодарная за отсрочку, которую он ей предоставил.
– Что?
– Да!
Она ударилась в слезы.
– И, стало быть, они рассказали мистеру Корнблу именно то, что ты им велела сказать, – заключил он.
Затем обратился к присяжным. На лице его при этом было причудливое сочетание праведного гнева и одновременно сострадания. Все присяжные посмотрели на девочку, затем перевели взгляд на Кевина.
– Но я не лгала, когда рассказывала ему! Я не обманывала! Не лгала! – крикнула Барбара сквозь слезы.
– Мне кажется, Барбара, ты успела немало соврать за то время, пока находишься здесь. – Повернувшись, он укоризненно покачал головой, глядя на окружного прокурора.
Барбара так рыдала, что ее пришлось увести из зала в боковую дверь.
Довольный собой, Кевин вернулся на место, поглядывая на публику. Большинство было шокировано происходящим, некоторые были донельзя смущены или же просто находились в полном смятении, не отдавая себе отчета в том, что, собственно, здесь творится. Мистер Корнбл насупился, сознавая, что выставлен дураком. Джентльмен в заднем ряду улыбался ему, как лучшему другу, а Мириам потерянно качала головой и терла платком глаза.
Лоис Уилсон ожидала сигнала. Кевин кивнул, и она, как он учил, посмотрела вокруг всепрощающим взором и стала вытирать свои старательно отрепетированные слезы.
Окружной прокурор поднялся с места. Одарив судью и остальных присутствующих холодным взором, он принял вид человека, которому уже известно, насколько бесплодным окажется обвинительное заключение.
2
"Брэмбл Инн" считался одним из лучших ресторанов в окрестностях Блисдейла. Это был недорогой английский ресторан, знаменитый ягненком на углях и домашним бисквитом, пропитанным вином и залитым сливками. Кевин и Мириам нравился местный интерьер, начиная с мощеной дорожки аллеи до большого холла со скамейками из древесины гикори[2] и камина, сложенного из кирпичей. Для семейной четы Тейлор ничто не казалось столь же романтичным, как в снежный вечер зайти на огонек в «Брэмбл Инн», посидеть за стойкой бара за коктейлями, под треск и постреливание дров и гудение огня в камине. Как всегда, в ресторанчике толпилась обычная клиентура из представителей «вышесреднего» класса, зажиточной инженерно-адвокатской прослойки. Кевин со многими был здесь знаком. Временами кто-то останавливался, чтобы выразить свои поздравления. В минуты, когда их оставляли в покое, он терся плечом о Мириам и нежно целовал в щеку.
Почти месяц назад Мириам купила черную кожаную юбку и куртку, которые были на ней в этот вечер – до сих пор она старательно прятала эти вещи в шкафу, дожидаясь случая. Хотела удивить Кевина. Плотно облегающая юбка подчеркивала линии пышных бедер и крепких ягодиц, выставляя напоказ совершенной формы ноги. Весьма соблазнительно, и в то же время не слишком бросалось в глаза. Она была сексапильной ровно настолько, чтобы в ней можно было спокойно посещать общественные места. Под курткой у нее была вязаная блузка бело-зеленых тонов, как будто специально придуманная, чтобы обтягивать аппетитную грудь и небольшие округлые плечи.
При росте сто семьдесят пять сантиметров, с роскошными волнистыми волосами, ниспадавшими на плечи, Мириам Тейлор быстро выделялась в любом окружении, достаточно ей было переступить порог. Она училась в манхэттенской школе моделей у Мари Саймоне и, не выступая на подиуме, сохранила осанку и стиль, который чувствовался в каждом ее движении.
Но Кевин сперва влюбился в ее голос – низкий, грудной, сексуальный, как у Лорен Бэколл. Он часто просил ее повторить фразу из любимого фильма: "Сэ-эм, свистеть – это же очень просто – нужно сложить губы трубочкой... вот так... и дунуть".
Почти месяц назад Мириам купила черную кожаную юбку и куртку, которые были на ней в этот вечер – до сих пор она старательно прятала эти вещи в шкафу, дожидаясь случая. Хотела удивить Кевина. Плотно облегающая юбка подчеркивала линии пышных бедер и крепких ягодиц, выставляя напоказ совершенной формы ноги. Весьма соблазнительно, и в то же время не слишком бросалось в глаза. Она была сексапильной ровно настолько, чтобы в ней можно было спокойно посещать общественные места. Под курткой у нее была вязаная блузка бело-зеленых тонов, как будто специально придуманная, чтобы обтягивать аппетитную грудь и небольшие округлые плечи.
При росте сто семьдесят пять сантиметров, с роскошными волнистыми волосами, ниспадавшими на плечи, Мириам Тейлор быстро выделялась в любом окружении, достаточно ей было переступить порог. Она училась в манхэттенской школе моделей у Мари Саймоне и, не выступая на подиуме, сохранила осанку и стиль, который чувствовался в каждом ее движении.
Но Кевин сперва влюбился в ее голос – низкий, грудной, сексуальный, как у Лорен Бэколл. Он часто просил ее повторить фразу из любимого фильма: "Сэ-эм, свистеть – это же очень просто – нужно сложить губы трубочкой... вот так... и дунуть".