Страница:
Когда же рост ЦРГ начался, не было никакого смысла сообщать, что, возможно, советская угроза не столь велика, как это казалось изначально. Напротив, общие антикоммунистические настроения получили полную свободу развития. Кроме того, происходило сращивание постоянного недоверия ЦРГ к СССР с традиционным антикоммунизмом СИС. Тревога, которую такая «разведка» породила в США, сыграла важную роль в развитии «холодной войны».
Даже некоторые сотрудники ЦРГ считали, что информация их ведомства об СССР не соответствует действительности, и пытались сделать кое-какие шаги. В 1949 году небольшая группа офицеров подготовила совершенно секретную справку о намерениях Советского Союза. В документе, озаглавленном «Проект-головоломка», рассматривались вопросы мирового коммунистического движения. Авторы справки пришли к выводу, что даже если допустить, что Советский Союз манипулирует действиями западноевропейских коммунистических партий, таких, как ИКП и ФКП, у него нет планов установления мирового господства. Эта мысль оказалась настолько крамольной, что документ был положен под сукно и не имел хождения даже внутри самого ЦРУ(15). Напротив, там утверждалась доктрина советского экспансионизма. ЦРУ заявило, что СССР намерен захватить Финляндию и Австрию; Тито и греческие партизаны полностью находятся под его пятой;
Франция в любой момент может стать коммунистической, если она не решится на авторитарное правление генерала де Голля; Итальянская коммунистическая партия готовит вооруженное восстание; нестабильность в Европе может серьезно повлиять на положение в Англии.
Такая паническая позиция вполне устраивала правительство. Трумэн в то время боролся за принятие «Плана Маршалла» (план предоставления помощи на восстановление и развитие в основном для тех стран, которые готовы были отстранить коммунистов от власти), потому что конгресс все не решался его одобрить. Президенту нужно было нечто такое, что могло бы потрясти американское общество и заставить его немедленно высказаться в пользу принятия «Плана Маршалла». Для его реализации президенту было необходимо наличие постоянной угрозы. Коммунистический переворот в Чехословакии решил первую задачу, а доклады ЦРУ о зловещих намерениях Советского Союза помогали решать вторую. Тайные операции способствовали одобрению «Плана Маршалла», так как воздвигали преграды на пути его коммунистических противников.
В декабре 1947 года ЦРУ начало операции в Италии с целью не допустить победы Итальянской коммунистической партии на предстоящих выборах. Около 10 млн. долларов было потрачено на подкупы, финансирование предвыборной кампании христианских демократов (печатание и распространение антикоммунистических пропагандистских материалов). На последовавших выборах христианские демократы получили парламентское большинство в 40 мест. В то же время во Франции ЦРУ тайно трудилось над тем, чтобы внести раскол во Всеобщую конфедерацию труда – профсоюз, в котором главенствовали коммунисты. Оно преуспело в этом, истратив всего лишь миллион долларов. В Греции ЦРУ взяло на себя операции СИС в поддержку националистов против коммунистической партии(16).
Эти акции явились предтечами тайных операций ЦРУ, осуществляемых в иностранных государствах и в настоящее время. Первоначальный успех вдохновил сотрудников ЦРУ, занятых организацией и проведением тайных операций, на то, чтобы потребовать создания постоянной группы планирования и осуществления подобного рода деятельности. В результате в августе 1948 года было создано Управление координации политики (УКП) – странное и вводящее в заблуждение название. Во главе УКП был поставлен жесткий, честолюбивый, агрессивный и чрезвычайно работоспособный любитель спиртного Фрэнк Уизнер, к тому же непреклонный ненавистник коммунизма. Это означало радикальный отход от американской внешней политики мирного времени. И в самом деле, ни одна страна в прошлом официально не провозглашала тайные операции частью своей внешнеполитической деятельности. Позже деятельность такого рода была определена одним из сотрудников ЦРУ как «специфическая работа, проводимая за рубежом в поддержку национальных внешнеполитических целей; при этом осуществляется она таким образом, что роль правительства либо незаметна вообще, либо не признается публично»(17). Оказалось, что с помощью тайных операций можно урегулировать проблемы, не поддающиеся урегулированию традиционными способами.
В сложном послевоенном мире США раз за разом оказывались перед лицом задач, которые было невозможно разрешить обычными дипломатическими методами. Тайные операции «являются более мощным средством, чем дипломатия, и в то же время не столь отвратительны, как война» и тем самым помогают найти выход. Опыт ЦРУ в Италии, Франции и Греции показал, что при помощи тайных операций можно достигнуть желаемых результатов. Поскольку они проводились в секрете, США не выглядели каким-то международным пугалом. То, что американскому правительству удавалось сохранить свой высокоморальный облик, приносило определенные политические выгоды. Все свершалось, хотя конгресс, невзирая на советскую угрозу, неохотно шел на увеличение военных расходов. Дело в том, что ассигнования на тайные операции были спрятаны в общем бюджете ЦРУ и укрыты от взглядов чересчур любопытных конгрессменов. Короче говоря, тайные операции рассматривались как замечательное лекарство от всех международных болезней. Учитывая, что в УКП доминировали бывшие офицеры УСС с их преувеличенными оценками успехов операций военных лет, начинало создаваться впечатление, что при помощи тайных операций можно творить чудеса.
Такие операции начали проводиться на Украине, в Литве, Польше и Албании. Они усилились в Италии, Франции и Греции. Тайные операции распространились на Иран и Гватемалу, а позже на Индонезию, Анголу, Кубу и Чили. (Таких стран было много больше, просто те правительства, которые по своей инициативе обратились к ЦРУ, естественно, не афишировали это.) Одним словом, если мы включим в систему тайных операций секретное финансирование антикоммунистических публикаций, внедрение своих людей в газеты и ведущие информационные агентства, подкуп политиков и профсоюзных чиновников, то в мире вряд ли сыщется хотя бы одна страна, которая в 40 – 50-х годах не стала бы ареной тайных операций ЦРУ. При этом не делалось разницы между дружественными и враждебными государствами.
Финансовые ресурсы и цинизм этой организации не имели границ. Когда Итальянская коммунистическая партия на выборах 1953 года восстановила позиции, набрав 37% голосов избирателей – всего лишь на 3% меньше, чем христианские демократы, в дело вступило ЦРУ. Уильям Колби, будущий директор ЦРУ, срочно отправился из Стокгольма в Рим. Он имел приказ организовать с помощью американского посла в Италии Клера Бут-Люса и римской католической церкви перекачку средств в антикоммунистические партии. Для этой цели было выделено 25 млн. долларов в год. Во Франции усилилась финансовая поддержка антикоммунистических профсоюзов, а один из министров был внесен в платежную ведомость ЦРУ. Существовал план (правда, он был отвергнут) подкупить за 700 тыс. долларов все целиком Национальное собрание парламента Франции(18).
Операция в Албании была грандиозным предприятием, проводимым совместно с СИС. Предполагалось специально подготовить албанских эмигрантов и тайно забросить их на родину с целью поднять восстание против правительства Энвера Ходжи. Тренировочные лагеря были созданы на Мальте и Кипре. Высадка проводилась либо как парашютный десант в горных районах, либо с кораблей на албанское побережье напротив принадлежавшего Греции острова Корфу. Столь же амбициозной была и украинская операция. Она заключалась в поддержке попыток борьбы националистов против советского контроля. ЦРУ финансировало националистические организации, готовило их кадры и помогало забрасывать агентов назад в страну для организации восстания.
Вероятно, самым ярким примером тайных операций того времени являются действия США по возвращению на трон шаха Ирана в 1953 году. Премьер-министр Ирана Мохаммед Мосаддык с помощью Иранской компартии сверг шаха и национализировал Англо-иранскую нефтяную компанию. СИС и ЦРУ вступили в дело с целью исправить положение. ЦРУ поручило своему специалисту по проведению тайных операций Киму Рузвельту тратить до 2 млн. долларов в месяц на развертывание пропагандистской кампании с целью возвратить шаха на трон. В результате Мосаддык был устранен от власти, а Рузвельт тайно награжден медалью.
Насколько в конечном итоге были эффективны все эти операции ЦРУ? Можно попытаться ответить кратко: в отсутствие стройной внешнеполитической доктрины тайные операции – чуть больше чем трюк, который удается лишь тогда, когда внутри страны уже наметилось движение в ту сторону, куда хочет подтолкнуть его ЦРУ. В тех случаях, когда это было не так, тайные операции либо проваливались, либо имели обратный эффект. Они провалились на Украине, в Литве, Польше и Албании. Сотни агентов и миллионы долларов были потеряны в Литве и на Украине, где действия ЦРУ скорее мешали, чем содействовали движению сопротивления. Эти провалы оставили неприятное наследие, последствия чего полностью проявились лишь спустя двадцать лет. Многие из эмигрантов, завербованных американцами для проведения тайных операций, раньше сотрудничали с нацистами, а позже были секретно перевезены в США. Только в 70-х годах начали всплывать факты, свидетельствующие о том, что значительное число нацистских военных преступников спокойно, с ведома ЦРУ, доживали свой век в США как граждане этой страны.
В Польше ЦРУ невольно стало орудием в руках коммунистической власти, которая использовала старую тактику большевиков, значительно усовершенствованную, после революции. Создавались фальшивые подпольные группы сопротивления, которые вначале выкачивали у правительственной оппозиции твердую валюту, а потом устраивали пропагандистские шоу, излагая публично всю подноготную. Однако классическим примером провала, видимо, все же явились операции в Албании. Туда между 1949 и 1953 годами были засланы на смерть сотни агентов. Выброшенные с парашютами с самолетов или высаженные с катеров на побережье, они тут же попадали в руки албанских властей, которые либо расстреливали их на месте, либо устраивали показательные суды, чтобы продемонстрировать населению, какая судьба ожидает диверсантов и предателей. Это была совместная операция СИС и ЦРУ под двойным командованием. От ЦРУ ею руководил Джеймс Маккаргар, а от СИС – Ким Филби. Официальное объяснение разгрома операции состоит в том, что Филби, внедренный в СИС сотрудник КГБ, информировал о ней Москву. Однако тщательный анализ не подтверждает эту точку зрения.
В последние два года проведения операции Филби не имел к ней никакого отношения. В июне 1951 года, после бегства Берджесса и Маклина, он был отозван из Вашингтона. Более того, хотя в роли «руководителя» Филби в общих чертах знал об операции, ему не были заранее известны такие детали, как время и место высадки. Конкретные сроки зависели от погоды, времени приливов и других местных факторов, поэтому решения принимали оперативные руководители на месте.
Филби мог сообщить КГБ о существовании операции как таковой, и это была весьма ценная информация. Однако сомнительно, что КГБ использовал Филби для выяснения деталей. С какой стати КГБ стал бы рисковать своим наиболее ценным агентом, которому наконец удалось проникнуть в самое сердце СИС и ЦРУ, заставляя его информировать об операции, заведомо не имевшей шансов на успех. Тем более следует учитывать, что между СССР и Албанией существовали не самые теплые отношения. Показательно то, что Филби, в целом не стеснявшийся рассказывать о своих предательствах, ни словом не упоминал Албанию. Энвер Ходжа, лидер Албании, открыто заявлял, что операция провалилась в результате бдительности албанских органов госбезопасности, успеха «радиоигры», которую они вели, и некомпетентного руководства со стороны СИС и ЦРУ, «а вовсе не в результате заслуг какого-то Кима Филби, как утверждают некоторые»(19).
Наиболее вероятное объяснение разгрома операции состоит в том, что албанским властям удалось внедриться в эмигрантские организации, из которых вербовали агентов для проведения тайных операций. Скорее всего один из коммунистов, внедренных в среду эмигрантов, постарался, чтобы его тайно забросили в Албанию. Попав туда, он сдал свою группу органам госбезопасности, которые заставили радиста работать на себя. С этого момента весь ход операции был под контролем албанских властей, которые вели «радиоигру», чтобы заманить остальные группы СИС – ЦРУ и обречь их на гибель.
В любом случае Албания вскоре стала близким другом Китая и превратилась в такую «головную боль» для Советского Союза, какой бы она не могла быть, даже если бы ЦРУ преуспело в своих начинаниях и привело там к власти прозападное правительство.
Операции в Италии, по словам Уильяма Колби, были необходимы, потому что Москва в 50-х годах ежегодно вливала в Итальянскую компартию 50 млн. долларов, а проникновение коммунистов в правительство создало бы «подрывную пятую колонну» в оборонной системе НАТО.
Но слова Колби о финансировании Москвой итальянских коммунистов звучат весьма неубедительно. Другой сотрудник ЦРУ, Роберт Эймори, работавший в то время в отделе разведки и в силу этого скептически относившийся к тайным операциям, считал, что угроза коммунизма в Италии сильно преувеличена. Это произошло потому, что в действие вступила группа лиц (Бут-Люс, Джеральд Миллер, глава европейских операций УКП, и персонал итальянского отдела в Госдепартаменте), чрезвычайно чувствительных в отношении «советской угрозы». Какова же была политическая цена этих страхов? Исследователь Тревор Барнс приходит к следующему выводу «Крайний антикоммунизм христианских демократов, поддерживаемый и стимулируемый финансовыми вливаниями ЦРУ, стал. видимо, суррогатом назревших реформ и в результате в долгосрочном плане не ослаблял позиций коммунистов»(20).
Весьма сложно оценить влияние ЦРУ на политику Франции в то время. Средства, потраченные на подкуп и субсидирование антикоммунистических профсоюзов, тайное финансирование газет и журналов, очевидно, оказывали определенное действие. Однако привести специфические примеры успехов ЦРУ весьма сложно. Возможно, главный результат заключался в том, что французская политика стала осложняться деятельностью множества мелких партий. Это обстоятельство скорее помогало, а не мешало коммунистам.
Заявление о том, что ЦРУ спасло Европу от коммунизма, – явное преувеличение. То, что ни одна из европейских стран не стала коммунистической, объясняется в гораздо большей степени открытой американской помощью – «Планом Маршалла», устоявшимися внутренними связями, традиционным политическим и экономическим консерватизмом, а вовсе не махинациями клики руководителей тайных операций в Вашингтоне.
Больше всего восторженных отзывов получила совместная операция СИС и ЦРУ, проведенная в 1953 году в Иране. Самая высокая похвала исходила из самого ЦРУ[40], приводившего эту операцию в качестве хрестоматийного примера эффективности тайных действий. Удалось успешно подкупить несколько ключевых фигур в Иране (два агента получали ежемесячно по 50 тыс. долларов каждый), развернулась пропагандистская кампания с целью запугать народ захватом власти коммунистами; армейские части, настроенные против Мосаддыка, получили американское вооружение. Все говорит за то, что Мосаддык был националистом, а не коммунистом. Он организовал Народный фронт, поставив вопрос о том, кто должен владеть иранской нефтью. Мосаддык отказался легализовать коммунистическую партию и не принимал ее помощи(21). Хотя цели ЦРУ были достигнуты, трудно сказать, насколько велико было его влияние в замене Мосаддыка шахом. Иранская армия, полиция и политические лидеры, похоже, играли в перевороте гораздо большую роль, чем та, которая отводится им ЦРУ.
В 1954 году в Гватемале ЦРУ свергло законно избранное правительство, во главе которого стоял политик левой ориентации Хокобо Гусман Арбенс. На этот раз ЦРУ широко использовало так называемую «технику большой лжи», состоящую в утверждении, что, чем грандиознее ложь, тем больше ей верят. Перед ЦРУ стояла задача убедить средний класс Гватемалы в том, что правительство Арбенса не более чем марионетка Советского Союза. В преддверии путча радиостанция «Голос освобождения» (на самом деле радио ЦРУ) регулярно передавала сообщения о движении советских судов с грузом оружия, предназначенного для Гватемалы. (Эта выдумка подействовала столь успешно, что ЦРУ, видимо полагаясь на короткую людскую память, вновь применило ее против Никарагуа в 1984 году, но на сей раз безрезультатно.) После путча в Гватемале пришло к власти правительство Карлоса Кастильо Армаса. которое оказалось настолько коррумпированным, что даже руководитель операции сотрудник ЦРУ Дэвид Этлп Филлипс сожалел о содеянном(22).
Короче говоря, тайное вмешательство ЦРУ во внутренние дела тех стран, где США опасались роста влияния коммунистов, часто приносило результат, обратный желаемому. Но хуже всего было то, что эта деятельность лишала США морального превосходства перед Советским Союзом. У Соединенных Штатов была высокая репутация страны, уважающей чужой суверенитет и право других государств на самоопределение. Тайные акции ЦРУ приводили к тому, что многие переставали видеть различие между США и СССР. В тех странах, где проводилась большая часть тайных операций (а это главным образом были страны «третьего мира»), люди уже не видели разницы между ЦРУ и КГБ. Обе организации являлись для них символами империализма. Не желая того, оперативники ЦРУ, занимающиеся проведением тайных операций, приобрели в глазах народов тот же облик, что и их постоянные оппоненты.
И все же очень часто эти американцы – сотрудники ЦРУ – были по-настоящему благородными людьми и. как ни иронично это звучит, зачастую исповедовали либеральные взгляды. Разведывательная деятельность имеет тенденцию привлекать людей религиозных, с альтруистическими склонностями, и при этом весьма одаренных. Упоминавшийся выше Дэвид Этли Филлипс, сотрудник ЦРУ в Гватемале, называет Уильяма Колби, являвшегося директором ЦРУ с 1973 по 1976 год, не иначе как «солдат-пастор». Эти люди верили, что они идут в «крестовый поход», но по иронии судьбы, так же как и их противники марксисты, они считали, будто благородство цели оправдывает применение любых средств. Они зачастую по собственной инициативе решали, какие тайные операции необходимо осуществить в поддержку американского внешнеполитического курса, а затем воплощали свои идеи в жизнь под самым минимальным контролем.
Первоначально ЦРУ смотрело на Госдепартамент как на конкурента и держало его в неведении относительно своих дел. Иногда возникали такие ситуации, когда тайные действия ЦРУ вступали в прямой конфликт с политикой, проводимой Госдепартаментом. Но во время правления братьев Даллесов был заключен союз, который оказался гораздо опаснее предшествовавшего ему соперничества. Аллен Даллес, бывший сотрудник УСС, вернулся в разведку в 1951 году в качестве руководителя тайных операций. В 1953 году он стал директором ЦРУ. Его брат Джон Фостер Даллес уже был госсекретарем с устоявшейся репутацией блестящего воина «холодной войны», выступающего за освобождение Восточной Европы и «отбрасывание коммунизма». Тайные операции казались острым и эффективным оружием для достижения этих целей. Узы между Госдепартаментом и ЦРУ стали настолько тесными, что ЦРУ без труда удалось отбить попытку конгресса создать комитет для надзора за его деятельностью. Аллен Даллес имел полное право сказать: «Разведка для нашего правительства играет большую роль по сравнению с ролью разведок для любого другого правительства земного шара».(23)
Вовсе не все были счастливы в результате создавшегося положения. Оглядываясь назад, Лайман Киркпатрик, занимавший во времена Даллеса пост генерального инспектора ЦРУ, говорит: «Имеется в виду период, на который, стараясь быть объективным, я взираю со все большим и большим ужасом. Меня ужасают эти два брата Даллеса, которые пять раз на дню совещались по телефону, встречались каждый вечер, осуществляли операции по бомбардировке Индонезии, не имея никакой военной подготовки для руководства действиями подобного рода»(24).
А вот точка зрения КГБ на ЦРУ того периода. «Аллен Даллес через своего брата Джона Фостера Даллеса получил огромную власть, которую президент Эйзенхауэр не мог ограничить, а Джон Фостер Даллес – не хотел. (Вполне вероятно, что Эйзенхауэр вообще мало что знал об этом.) Со своей стороны Аллен Даллес был весьма покладистым руководителем и не всегда мог произнести необходимое «нет». В результате наряду с весьма разумными ребятами получили право творить все, что угодно, и почти бесконтрольно настоящие маньяки, причем в большом количестве. Грязные трюки, приумножаясь, жили собственной жизнью. Конечно, если мыслить категориями глобальной борьбы, грязных трюков нельзя избежать. Но, проведенные без цели и надлежащего контроля, они ведут к затрате огромных ресурсов и часто оказывают обратное действие. Так сумасшедший мулла приходит на смену Мосаддыку»(25).
Естественно, в ведомстве, где доминируют люди, занятые тайными операциями, сбор информации и ее оценка отходят на второй план. Корни этого восходят к временам УСС. Донован и его сотрудники видели, как английская система двух независимых организаций – УСО (специальные операции) и СИС (разведка) – порождает непримиримое соперничество. Председатель Объединенного комитета по разведке Уильям Кэвендиш-Бентинк вспоминает о своей поездке в Вашингтон во время войны: «Я помню, как сказал Биллу Доновану: «Не создавайте две организации – одну, наподобие нашего УСО, для проламывания черепов и перерезания глоток и другую, вроде СИС, для целей разведки. Они тотчас затеют свару друг с другом и попытаются отхватывать одна от другой лучшие куски, вместо того чтобы отхватывать их у неприятеля. Создайте одну организацию под единым контролем». Никак не мог подумать, что я окажусь повивальной бабкой такого чудовища, как ЦРУ»(26).
Воспоминание о том, чему они сами являлись свидетелями, и знание проблем, возникавших перед англичанами, заставили руководящих сотрудников УСС, ставших становым хребтом ЦРУ, пойти на то, чтобы свести тайные операции и разведывательную деятельность под одну крышу. Но очарование тайных операций – чувство власти, деньги, приобщенность к таинственному, патриотический призыв, ощущение того, что ты находишься на передовых позициях «холодной войны», – влечет сильнее, чем оценка разведывательных данных. Ветераны тайных операций с восхищением вспоминали дни войны, молодое пополнение успело ощутить прелесть реальной власти, поэтому как те, так и другие не желали ничего изменять. (Когда адмирал Стэнсфилд Тернер, став в 1977 году директором ЦРУ, решил умерить проведение тайных операций, его указания просто проигнорировали.) Политики перестали обращаться в ЦРУ за информацией и ее анализом, по мере того как все сильнее деградировали подразделения ЦРУ, занимавшиеся этой работой. Но потребовался шок от взрыва советской атомной бомбы, чтобы до конца понять, насколько безнадежно плохо справлялось ЦРУ со своими основными обязанностями(27).
29 августа 1949 года, когда над Центральной Азией занималась заря, в небе над казахстанской степью поднялось облако в форме огромного гриба. Через четыре года после того, как США взорвали первую бомбу. Советский Союз тоже вступил в атомный век. Президент Трумэн, который заверял американцев в том, что атомная монополия США продержится 10 – 15 лет, отказывался верить первым сообщениям о взрыве. Чтобы убедить его, пришлось представить результаты анализа радиоактивного дождя из зараженного облака(28). Но даже после этого он утверждал: такой анализ еще не означает, что у русских есть атомная бомба. В своем обращении к американскому народу 23 сентября 1949 года. то есть больше чем через три недели после сообщения, он все еще старался дать понять, что в России произошла авария с ядерным устройством. Президент говорил об «атомном взрыве», не употребив ни разу слова «бомба».
Даже некоторые сотрудники ЦРГ считали, что информация их ведомства об СССР не соответствует действительности, и пытались сделать кое-какие шаги. В 1949 году небольшая группа офицеров подготовила совершенно секретную справку о намерениях Советского Союза. В документе, озаглавленном «Проект-головоломка», рассматривались вопросы мирового коммунистического движения. Авторы справки пришли к выводу, что даже если допустить, что Советский Союз манипулирует действиями западноевропейских коммунистических партий, таких, как ИКП и ФКП, у него нет планов установления мирового господства. Эта мысль оказалась настолько крамольной, что документ был положен под сукно и не имел хождения даже внутри самого ЦРУ(15). Напротив, там утверждалась доктрина советского экспансионизма. ЦРУ заявило, что СССР намерен захватить Финляндию и Австрию; Тито и греческие партизаны полностью находятся под его пятой;
Франция в любой момент может стать коммунистической, если она не решится на авторитарное правление генерала де Голля; Итальянская коммунистическая партия готовит вооруженное восстание; нестабильность в Европе может серьезно повлиять на положение в Англии.
Такая паническая позиция вполне устраивала правительство. Трумэн в то время боролся за принятие «Плана Маршалла» (план предоставления помощи на восстановление и развитие в основном для тех стран, которые готовы были отстранить коммунистов от власти), потому что конгресс все не решался его одобрить. Президенту нужно было нечто такое, что могло бы потрясти американское общество и заставить его немедленно высказаться в пользу принятия «Плана Маршалла». Для его реализации президенту было необходимо наличие постоянной угрозы. Коммунистический переворот в Чехословакии решил первую задачу, а доклады ЦРУ о зловещих намерениях Советского Союза помогали решать вторую. Тайные операции способствовали одобрению «Плана Маршалла», так как воздвигали преграды на пути его коммунистических противников.
В декабре 1947 года ЦРУ начало операции в Италии с целью не допустить победы Итальянской коммунистической партии на предстоящих выборах. Около 10 млн. долларов было потрачено на подкупы, финансирование предвыборной кампании христианских демократов (печатание и распространение антикоммунистических пропагандистских материалов). На последовавших выборах христианские демократы получили парламентское большинство в 40 мест. В то же время во Франции ЦРУ тайно трудилось над тем, чтобы внести раскол во Всеобщую конфедерацию труда – профсоюз, в котором главенствовали коммунисты. Оно преуспело в этом, истратив всего лишь миллион долларов. В Греции ЦРУ взяло на себя операции СИС в поддержку националистов против коммунистической партии(16).
Эти акции явились предтечами тайных операций ЦРУ, осуществляемых в иностранных государствах и в настоящее время. Первоначальный успех вдохновил сотрудников ЦРУ, занятых организацией и проведением тайных операций, на то, чтобы потребовать создания постоянной группы планирования и осуществления подобного рода деятельности. В результате в августе 1948 года было создано Управление координации политики (УКП) – странное и вводящее в заблуждение название. Во главе УКП был поставлен жесткий, честолюбивый, агрессивный и чрезвычайно работоспособный любитель спиртного Фрэнк Уизнер, к тому же непреклонный ненавистник коммунизма. Это означало радикальный отход от американской внешней политики мирного времени. И в самом деле, ни одна страна в прошлом официально не провозглашала тайные операции частью своей внешнеполитической деятельности. Позже деятельность такого рода была определена одним из сотрудников ЦРУ как «специфическая работа, проводимая за рубежом в поддержку национальных внешнеполитических целей; при этом осуществляется она таким образом, что роль правительства либо незаметна вообще, либо не признается публично»(17). Оказалось, что с помощью тайных операций можно урегулировать проблемы, не поддающиеся урегулированию традиционными способами.
В сложном послевоенном мире США раз за разом оказывались перед лицом задач, которые было невозможно разрешить обычными дипломатическими методами. Тайные операции «являются более мощным средством, чем дипломатия, и в то же время не столь отвратительны, как война» и тем самым помогают найти выход. Опыт ЦРУ в Италии, Франции и Греции показал, что при помощи тайных операций можно достигнуть желаемых результатов. Поскольку они проводились в секрете, США не выглядели каким-то международным пугалом. То, что американскому правительству удавалось сохранить свой высокоморальный облик, приносило определенные политические выгоды. Все свершалось, хотя конгресс, невзирая на советскую угрозу, неохотно шел на увеличение военных расходов. Дело в том, что ассигнования на тайные операции были спрятаны в общем бюджете ЦРУ и укрыты от взглядов чересчур любопытных конгрессменов. Короче говоря, тайные операции рассматривались как замечательное лекарство от всех международных болезней. Учитывая, что в УКП доминировали бывшие офицеры УСС с их преувеличенными оценками успехов операций военных лет, начинало создаваться впечатление, что при помощи тайных операций можно творить чудеса.
Такие операции начали проводиться на Украине, в Литве, Польше и Албании. Они усилились в Италии, Франции и Греции. Тайные операции распространились на Иран и Гватемалу, а позже на Индонезию, Анголу, Кубу и Чили. (Таких стран было много больше, просто те правительства, которые по своей инициативе обратились к ЦРУ, естественно, не афишировали это.) Одним словом, если мы включим в систему тайных операций секретное финансирование антикоммунистических публикаций, внедрение своих людей в газеты и ведущие информационные агентства, подкуп политиков и профсоюзных чиновников, то в мире вряд ли сыщется хотя бы одна страна, которая в 40 – 50-х годах не стала бы ареной тайных операций ЦРУ. При этом не делалось разницы между дружественными и враждебными государствами.
Финансовые ресурсы и цинизм этой организации не имели границ. Когда Итальянская коммунистическая партия на выборах 1953 года восстановила позиции, набрав 37% голосов избирателей – всего лишь на 3% меньше, чем христианские демократы, в дело вступило ЦРУ. Уильям Колби, будущий директор ЦРУ, срочно отправился из Стокгольма в Рим. Он имел приказ организовать с помощью американского посла в Италии Клера Бут-Люса и римской католической церкви перекачку средств в антикоммунистические партии. Для этой цели было выделено 25 млн. долларов в год. Во Франции усилилась финансовая поддержка антикоммунистических профсоюзов, а один из министров был внесен в платежную ведомость ЦРУ. Существовал план (правда, он был отвергнут) подкупить за 700 тыс. долларов все целиком Национальное собрание парламента Франции(18).
Операция в Албании была грандиозным предприятием, проводимым совместно с СИС. Предполагалось специально подготовить албанских эмигрантов и тайно забросить их на родину с целью поднять восстание против правительства Энвера Ходжи. Тренировочные лагеря были созданы на Мальте и Кипре. Высадка проводилась либо как парашютный десант в горных районах, либо с кораблей на албанское побережье напротив принадлежавшего Греции острова Корфу. Столь же амбициозной была и украинская операция. Она заключалась в поддержке попыток борьбы националистов против советского контроля. ЦРУ финансировало националистические организации, готовило их кадры и помогало забрасывать агентов назад в страну для организации восстания.
Вероятно, самым ярким примером тайных операций того времени являются действия США по возвращению на трон шаха Ирана в 1953 году. Премьер-министр Ирана Мохаммед Мосаддык с помощью Иранской компартии сверг шаха и национализировал Англо-иранскую нефтяную компанию. СИС и ЦРУ вступили в дело с целью исправить положение. ЦРУ поручило своему специалисту по проведению тайных операций Киму Рузвельту тратить до 2 млн. долларов в месяц на развертывание пропагандистской кампании с целью возвратить шаха на трон. В результате Мосаддык был устранен от власти, а Рузвельт тайно награжден медалью.
Насколько в конечном итоге были эффективны все эти операции ЦРУ? Можно попытаться ответить кратко: в отсутствие стройной внешнеполитической доктрины тайные операции – чуть больше чем трюк, который удается лишь тогда, когда внутри страны уже наметилось движение в ту сторону, куда хочет подтолкнуть его ЦРУ. В тех случаях, когда это было не так, тайные операции либо проваливались, либо имели обратный эффект. Они провалились на Украине, в Литве, Польше и Албании. Сотни агентов и миллионы долларов были потеряны в Литве и на Украине, где действия ЦРУ скорее мешали, чем содействовали движению сопротивления. Эти провалы оставили неприятное наследие, последствия чего полностью проявились лишь спустя двадцать лет. Многие из эмигрантов, завербованных американцами для проведения тайных операций, раньше сотрудничали с нацистами, а позже были секретно перевезены в США. Только в 70-х годах начали всплывать факты, свидетельствующие о том, что значительное число нацистских военных преступников спокойно, с ведома ЦРУ, доживали свой век в США как граждане этой страны.
В Польше ЦРУ невольно стало орудием в руках коммунистической власти, которая использовала старую тактику большевиков, значительно усовершенствованную, после революции. Создавались фальшивые подпольные группы сопротивления, которые вначале выкачивали у правительственной оппозиции твердую валюту, а потом устраивали пропагандистские шоу, излагая публично всю подноготную. Однако классическим примером провала, видимо, все же явились операции в Албании. Туда между 1949 и 1953 годами были засланы на смерть сотни агентов. Выброшенные с парашютами с самолетов или высаженные с катеров на побережье, они тут же попадали в руки албанских властей, которые либо расстреливали их на месте, либо устраивали показательные суды, чтобы продемонстрировать населению, какая судьба ожидает диверсантов и предателей. Это была совместная операция СИС и ЦРУ под двойным командованием. От ЦРУ ею руководил Джеймс Маккаргар, а от СИС – Ким Филби. Официальное объяснение разгрома операции состоит в том, что Филби, внедренный в СИС сотрудник КГБ, информировал о ней Москву. Однако тщательный анализ не подтверждает эту точку зрения.
В последние два года проведения операции Филби не имел к ней никакого отношения. В июне 1951 года, после бегства Берджесса и Маклина, он был отозван из Вашингтона. Более того, хотя в роли «руководителя» Филби в общих чертах знал об операции, ему не были заранее известны такие детали, как время и место высадки. Конкретные сроки зависели от погоды, времени приливов и других местных факторов, поэтому решения принимали оперативные руководители на месте.
Филби мог сообщить КГБ о существовании операции как таковой, и это была весьма ценная информация. Однако сомнительно, что КГБ использовал Филби для выяснения деталей. С какой стати КГБ стал бы рисковать своим наиболее ценным агентом, которому наконец удалось проникнуть в самое сердце СИС и ЦРУ, заставляя его информировать об операции, заведомо не имевшей шансов на успех. Тем более следует учитывать, что между СССР и Албанией существовали не самые теплые отношения. Показательно то, что Филби, в целом не стеснявшийся рассказывать о своих предательствах, ни словом не упоминал Албанию. Энвер Ходжа, лидер Албании, открыто заявлял, что операция провалилась в результате бдительности албанских органов госбезопасности, успеха «радиоигры», которую они вели, и некомпетентного руководства со стороны СИС и ЦРУ, «а вовсе не в результате заслуг какого-то Кима Филби, как утверждают некоторые»(19).
Наиболее вероятное объяснение разгрома операции состоит в том, что албанским властям удалось внедриться в эмигрантские организации, из которых вербовали агентов для проведения тайных операций. Скорее всего один из коммунистов, внедренных в среду эмигрантов, постарался, чтобы его тайно забросили в Албанию. Попав туда, он сдал свою группу органам госбезопасности, которые заставили радиста работать на себя. С этого момента весь ход операции был под контролем албанских властей, которые вели «радиоигру», чтобы заманить остальные группы СИС – ЦРУ и обречь их на гибель.
В любом случае Албания вскоре стала близким другом Китая и превратилась в такую «головную боль» для Советского Союза, какой бы она не могла быть, даже если бы ЦРУ преуспело в своих начинаниях и привело там к власти прозападное правительство.
Операции в Италии, по словам Уильяма Колби, были необходимы, потому что Москва в 50-х годах ежегодно вливала в Итальянскую компартию 50 млн. долларов, а проникновение коммунистов в правительство создало бы «подрывную пятую колонну» в оборонной системе НАТО.
Но слова Колби о финансировании Москвой итальянских коммунистов звучат весьма неубедительно. Другой сотрудник ЦРУ, Роберт Эймори, работавший в то время в отделе разведки и в силу этого скептически относившийся к тайным операциям, считал, что угроза коммунизма в Италии сильно преувеличена. Это произошло потому, что в действие вступила группа лиц (Бут-Люс, Джеральд Миллер, глава европейских операций УКП, и персонал итальянского отдела в Госдепартаменте), чрезвычайно чувствительных в отношении «советской угрозы». Какова же была политическая цена этих страхов? Исследователь Тревор Барнс приходит к следующему выводу «Крайний антикоммунизм христианских демократов, поддерживаемый и стимулируемый финансовыми вливаниями ЦРУ, стал. видимо, суррогатом назревших реформ и в результате в долгосрочном плане не ослаблял позиций коммунистов»(20).
Весьма сложно оценить влияние ЦРУ на политику Франции в то время. Средства, потраченные на подкуп и субсидирование антикоммунистических профсоюзов, тайное финансирование газет и журналов, очевидно, оказывали определенное действие. Однако привести специфические примеры успехов ЦРУ весьма сложно. Возможно, главный результат заключался в том, что французская политика стала осложняться деятельностью множества мелких партий. Это обстоятельство скорее помогало, а не мешало коммунистам.
Заявление о том, что ЦРУ спасло Европу от коммунизма, – явное преувеличение. То, что ни одна из европейских стран не стала коммунистической, объясняется в гораздо большей степени открытой американской помощью – «Планом Маршалла», устоявшимися внутренними связями, традиционным политическим и экономическим консерватизмом, а вовсе не махинациями клики руководителей тайных операций в Вашингтоне.
Больше всего восторженных отзывов получила совместная операция СИС и ЦРУ, проведенная в 1953 году в Иране. Самая высокая похвала исходила из самого ЦРУ[40], приводившего эту операцию в качестве хрестоматийного примера эффективности тайных действий. Удалось успешно подкупить несколько ключевых фигур в Иране (два агента получали ежемесячно по 50 тыс. долларов каждый), развернулась пропагандистская кампания с целью запугать народ захватом власти коммунистами; армейские части, настроенные против Мосаддыка, получили американское вооружение. Все говорит за то, что Мосаддык был националистом, а не коммунистом. Он организовал Народный фронт, поставив вопрос о том, кто должен владеть иранской нефтью. Мосаддык отказался легализовать коммунистическую партию и не принимал ее помощи(21). Хотя цели ЦРУ были достигнуты, трудно сказать, насколько велико было его влияние в замене Мосаддыка шахом. Иранская армия, полиция и политические лидеры, похоже, играли в перевороте гораздо большую роль, чем та, которая отводится им ЦРУ.
В 1954 году в Гватемале ЦРУ свергло законно избранное правительство, во главе которого стоял политик левой ориентации Хокобо Гусман Арбенс. На этот раз ЦРУ широко использовало так называемую «технику большой лжи», состоящую в утверждении, что, чем грандиознее ложь, тем больше ей верят. Перед ЦРУ стояла задача убедить средний класс Гватемалы в том, что правительство Арбенса не более чем марионетка Советского Союза. В преддверии путча радиостанция «Голос освобождения» (на самом деле радио ЦРУ) регулярно передавала сообщения о движении советских судов с грузом оружия, предназначенного для Гватемалы. (Эта выдумка подействовала столь успешно, что ЦРУ, видимо полагаясь на короткую людскую память, вновь применило ее против Никарагуа в 1984 году, но на сей раз безрезультатно.) После путча в Гватемале пришло к власти правительство Карлоса Кастильо Армаса. которое оказалось настолько коррумпированным, что даже руководитель операции сотрудник ЦРУ Дэвид Этлп Филлипс сожалел о содеянном(22).
Короче говоря, тайное вмешательство ЦРУ во внутренние дела тех стран, где США опасались роста влияния коммунистов, часто приносило результат, обратный желаемому. Но хуже всего было то, что эта деятельность лишала США морального превосходства перед Советским Союзом. У Соединенных Штатов была высокая репутация страны, уважающей чужой суверенитет и право других государств на самоопределение. Тайные акции ЦРУ приводили к тому, что многие переставали видеть различие между США и СССР. В тех странах, где проводилась большая часть тайных операций (а это главным образом были страны «третьего мира»), люди уже не видели разницы между ЦРУ и КГБ. Обе организации являлись для них символами империализма. Не желая того, оперативники ЦРУ, занимающиеся проведением тайных операций, приобрели в глазах народов тот же облик, что и их постоянные оппоненты.
И все же очень часто эти американцы – сотрудники ЦРУ – были по-настоящему благородными людьми и. как ни иронично это звучит, зачастую исповедовали либеральные взгляды. Разведывательная деятельность имеет тенденцию привлекать людей религиозных, с альтруистическими склонностями, и при этом весьма одаренных. Упоминавшийся выше Дэвид Этли Филлипс, сотрудник ЦРУ в Гватемале, называет Уильяма Колби, являвшегося директором ЦРУ с 1973 по 1976 год, не иначе как «солдат-пастор». Эти люди верили, что они идут в «крестовый поход», но по иронии судьбы, так же как и их противники марксисты, они считали, будто благородство цели оправдывает применение любых средств. Они зачастую по собственной инициативе решали, какие тайные операции необходимо осуществить в поддержку американского внешнеполитического курса, а затем воплощали свои идеи в жизнь под самым минимальным контролем.
Первоначально ЦРУ смотрело на Госдепартамент как на конкурента и держало его в неведении относительно своих дел. Иногда возникали такие ситуации, когда тайные действия ЦРУ вступали в прямой конфликт с политикой, проводимой Госдепартаментом. Но во время правления братьев Даллесов был заключен союз, который оказался гораздо опаснее предшествовавшего ему соперничества. Аллен Даллес, бывший сотрудник УСС, вернулся в разведку в 1951 году в качестве руководителя тайных операций. В 1953 году он стал директором ЦРУ. Его брат Джон Фостер Даллес уже был госсекретарем с устоявшейся репутацией блестящего воина «холодной войны», выступающего за освобождение Восточной Европы и «отбрасывание коммунизма». Тайные операции казались острым и эффективным оружием для достижения этих целей. Узы между Госдепартаментом и ЦРУ стали настолько тесными, что ЦРУ без труда удалось отбить попытку конгресса создать комитет для надзора за его деятельностью. Аллен Даллес имел полное право сказать: «Разведка для нашего правительства играет большую роль по сравнению с ролью разведок для любого другого правительства земного шара».(23)
Вовсе не все были счастливы в результате создавшегося положения. Оглядываясь назад, Лайман Киркпатрик, занимавший во времена Даллеса пост генерального инспектора ЦРУ, говорит: «Имеется в виду период, на который, стараясь быть объективным, я взираю со все большим и большим ужасом. Меня ужасают эти два брата Даллеса, которые пять раз на дню совещались по телефону, встречались каждый вечер, осуществляли операции по бомбардировке Индонезии, не имея никакой военной подготовки для руководства действиями подобного рода»(24).
А вот точка зрения КГБ на ЦРУ того периода. «Аллен Даллес через своего брата Джона Фостера Даллеса получил огромную власть, которую президент Эйзенхауэр не мог ограничить, а Джон Фостер Даллес – не хотел. (Вполне вероятно, что Эйзенхауэр вообще мало что знал об этом.) Со своей стороны Аллен Даллес был весьма покладистым руководителем и не всегда мог произнести необходимое «нет». В результате наряду с весьма разумными ребятами получили право творить все, что угодно, и почти бесконтрольно настоящие маньяки, причем в большом количестве. Грязные трюки, приумножаясь, жили собственной жизнью. Конечно, если мыслить категориями глобальной борьбы, грязных трюков нельзя избежать. Но, проведенные без цели и надлежащего контроля, они ведут к затрате огромных ресурсов и часто оказывают обратное действие. Так сумасшедший мулла приходит на смену Мосаддыку»(25).
Естественно, в ведомстве, где доминируют люди, занятые тайными операциями, сбор информации и ее оценка отходят на второй план. Корни этого восходят к временам УСС. Донован и его сотрудники видели, как английская система двух независимых организаций – УСО (специальные операции) и СИС (разведка) – порождает непримиримое соперничество. Председатель Объединенного комитета по разведке Уильям Кэвендиш-Бентинк вспоминает о своей поездке в Вашингтон во время войны: «Я помню, как сказал Биллу Доновану: «Не создавайте две организации – одну, наподобие нашего УСО, для проламывания черепов и перерезания глоток и другую, вроде СИС, для целей разведки. Они тотчас затеют свару друг с другом и попытаются отхватывать одна от другой лучшие куски, вместо того чтобы отхватывать их у неприятеля. Создайте одну организацию под единым контролем». Никак не мог подумать, что я окажусь повивальной бабкой такого чудовища, как ЦРУ»(26).
Воспоминание о том, чему они сами являлись свидетелями, и знание проблем, возникавших перед англичанами, заставили руководящих сотрудников УСС, ставших становым хребтом ЦРУ, пойти на то, чтобы свести тайные операции и разведывательную деятельность под одну крышу. Но очарование тайных операций – чувство власти, деньги, приобщенность к таинственному, патриотический призыв, ощущение того, что ты находишься на передовых позициях «холодной войны», – влечет сильнее, чем оценка разведывательных данных. Ветераны тайных операций с восхищением вспоминали дни войны, молодое пополнение успело ощутить прелесть реальной власти, поэтому как те, так и другие не желали ничего изменять. (Когда адмирал Стэнсфилд Тернер, став в 1977 году директором ЦРУ, решил умерить проведение тайных операций, его указания просто проигнорировали.) Политики перестали обращаться в ЦРУ за информацией и ее анализом, по мере того как все сильнее деградировали подразделения ЦРУ, занимавшиеся этой работой. Но потребовался шок от взрыва советской атомной бомбы, чтобы до конца понять, насколько безнадежно плохо справлялось ЦРУ со своими основными обязанностями(27).
29 августа 1949 года, когда над Центральной Азией занималась заря, в небе над казахстанской степью поднялось облако в форме огромного гриба. Через четыре года после того, как США взорвали первую бомбу. Советский Союз тоже вступил в атомный век. Президент Трумэн, который заверял американцев в том, что атомная монополия США продержится 10 – 15 лет, отказывался верить первым сообщениям о взрыве. Чтобы убедить его, пришлось представить результаты анализа радиоактивного дождя из зараженного облака(28). Но даже после этого он утверждал: такой анализ еще не означает, что у русских есть атомная бомба. В своем обращении к американскому народу 23 сентября 1949 года. то есть больше чем через три недели после сообщения, он все еще старался дать понять, что в России произошла авария с ядерным устройством. Президент говорил об «атомном взрыве», не употребив ни разу слова «бомба».