Страница:
за ветку коралла, рассерженно фыркнул на него, сплющив подвижный нос.
Внезапно перед самым объектом со дна что-то полыхнуло, подняв тучу
мути. Большие мягкие крылья на миг заняли половину экрана, и большой скат
изящными взмахами плавников совсем по-птичьи взлетел над коралловым лесом.
Ручка усиления дошла до предела, а изображение все меркло и меркло,
пока не превратилось в сплошную густо-синюю ночь. Уисс уходил все глубже.
- Иван Сергеевич, - раздался тревожный голос Кришана, - Уисс что-то
говорит, но я не могу понять...
- Почему?
- Совершенно другая система сигналов. Линейная. Это не рассказ. Это
что-то другое. Но что - не знаю. Почему он перешел на другие сигналы? Чего
он хочет?
- Это я вас должен спросить, чего он хочет... Дайте звук!
Стонущая, нереальная под этим ярким солнцем, над этим ласковым морем,
необычная мелодия полилась из динамика. Да, слух не обманывал - это
действительно была мелодия, диковинная, но все-таки понятная сердцу, и
столько нечеловеческой грусти и покорности было в ней, что холодели руки.
Нина подалась вперед, к экрану. Бхаттачария разминал пальцы. Пан сидел,
стиснув виски ладонями. Присмиревший Толя бесцельно наматывал на руку
какой-то желтый провод. Два других лаборанта, оторвавшись от приборов, во
все глаза смотрели на Пана с безмолвным вопросом.
А Карагодскому стало вдруг пусто. Он словно увидел себя со стороны -
важного, увенчанного званиями и ничего не значащего, потому что ничему не
отдавал он целиком всего себя, как Пан...
Левый экран давно погас - с телепередатчиком что-то случилось. А по
правому, в алых сполохах, едва уловимые глазом, неслись линии,
горизонтальные и вертикальные, то прямые, то ломаные, они сталкивались и
сгорали, оставляя мгновенные белые молнии.
- Это говорит не Уисс, - тихо и как-то чересчур спокойно произнес
Кришан. - Это кто-то другой. - Мне кажется, это спор, - добавил он,
помолчав. - Уисс спорит с кем-то. Но если верить гидрофонам, в радиусе
десяти километров нет ни одного дельфина, кроме...
Стонущая мелодия оборвалась, сменившись редкими тихими аккордами,
похожими на всхлип волн. По экрану, расходясь, поплыли фиолетовые круги.
- А это Уисс... Его "почерк"...
Пан горбился, словно собираясь прыгнуть в зеленый омут экрана. Движение
фиолетовых кругов прекратилось, они вошли друг в друга и замерли - шесть
колец, вложенных одно в другое, а в самом центре засветилась неверная
звездочка. Вот звездочка дрогнула, стала приближаться, и все ярче и острее
становились ее точеные лучи. Звезда росла, лучи ее протыкали круг за
кругом, и круги исчезали, освобождая путь - первый, второй. Но едва только
тонкие острия коснулись третьего круга, что-то случилось: звезда налилась
кровью, лучи превратились в судорожно трепещущие языки пламени. Синяя
молния прошила звезду наискось, звезда съежилась, расплылась и стала
желтым шаром солнца, встающего из моря...
- Кришан! - взмолился Пан. - Что это значит?
- Вероятнее всего то, что Уисс прекращает передачу по непредвиденным
обстоятельствам. А солнце - символ ожидания и надежды. Он надеется на
лучшее и призывает нас к терпению.
- Но почему? Что за обстоятельства?
Кришан пожал плечами.
- Остроконечная звезда - это у дельфинов, видимо, символ Знания,
движения Поиска. А концентрические круги - это формы Знания, его ступени.
Очень сложные "рачи", связанные скорее всего с философскими концепциями, о
которых мы не знаем ровно ничего... Вы видели, как, соприкоснувшись с
третьим кругом, звезда превратилась в горящее пятно - Глаз Гибели, символ
опасности... Значит, Знания Третьего круга таят в себе опасность...
- Для кого - для нас или для них? - спросил Карагодский.
Пан посмотрел на него с удивлением.
Утро только начиналось, и с прибрежных гор тянуло холодом и сыростью.
Только снизу, из серой пелены, от невидимого моря, тянуло уютным домашним
теплом.
Юрка остановился в нерешительности перед самшитовой стеной шоссейного
ограждения. До ближайшего подземного перехода надо было сделать крюк
метров в триста, а разве мог он сейчас терять хотя бы одну лишнюю минуту?
Джеймс, наверное, уже на берегу. Этот длинноногий англичанин всегда и
всюду поспевал раньше других.
Юрка умел пробираться сквозь самшит. Сначала он погрузил в плотную
зеленую стену обе руки. Когда коварный кустарник "привык" и острые колючки
перестали ранить кожу, он медленно ввел в стену плечо, потом ногу. Самое
главное - не торопиться, не "спугнуть" спящие ветки. И еще ни в коем
случае не думать, что тебе надо пробраться сквозь изгородь. Потому что - в
этом Юрка был уверен - кустарник умел читать мысли. Стоило только подумать
о конечной цели, сделать одно-единственное неосторожное движение - и
тысячи крошечных зубов вопьются в твои штаны, рубашку, тело и будут
держать мертвой хваткой до тех пор, пока ты не рванешься с воплем из
зеленой гущи.
Все обошлось благополучно, если не считать одной-двух царапин на щеке.
Перед тем как штурмовать вторую полосу заграждении. Юрка с наслаждением
потоптался на пустынном полотне дороги. Пластик, влажный от росы, смешно
хрюкал под босыми ступнями и приятно грел озябшие, подошвы.
Успешно преодолев второй ряд самшитовых зарослей, мальчик вышел к
узкому распадку. Огромные деревья с обеих сторон ущелья сплелись
вершинами, и под ними было всегда темно. В этой естественной трубе в любую
погоду, в любое время дня гудел ветер. Только утром он дул с гор, а
вечером с моря.
Заросли в распадке были непроходимы, но мальчик знал здесь свою тайную
тропу - каменистое ложе ручья. Весной ручей превращался в бурный желтый
поток с многочисленными порогами и водопадами, копаться в котором,
несмотря на запреты, было гораздо интереснее, чем в море. Летом ручей
пересыхал, оставляя едва заметную дорожку из гладко отшлифованного камня.
Дорожка была небезопасной: на нее выползали иногда юркие маленькие змейки,
от укуса которых нога распухала и поднималась температура. Но если ранку
сразу расковырять до крови, а потом поболтать ногами минут десять в
морской воде... Вы думаете, она заживет? Ничего подобного! Надо после
ванны приложить к ранке горячий круглый камешек, обязательно с дыркой
посередине, и тринадцать раз повторить вслух: "Змей, не смей!" Вот тогда
обязательно заживет.
Спускаясь по тропинке, Юрка чуть не наступил на метрового полоза,
который тоже направлялся к морю. Полоз мгновенно свился в разноцветную
восьмерку, но с дороги не уполз - мокрая холодная трава была ему не по
нраву. Юрка присел на корточки, осторожно дотронулся до полоза - тот
вздрогнул и замер. Мальчик провел по оливковой, в желтых крапинках и
ромбах спине, и змея доверчиво развернулась, Юрка взял полоза в руки,
обвил вокруг шеи и вприпрыжку помчался по каменному желобу.
Труба вывела его к самой кромке прибоя, на узкую полоску темной гальки,
зажатую между обрывом, напоминавшим слоистый вафельный торт, и валунами
заброшенного волнолома. Море дышало мерно, и белые лапы прибоя лениво
царапали гальку. Только в тяжелые лбы валунов море ухало со всей силы -
земля вздрагивала под ногами. За валунами была бухточка, где даже в шторм
вода оставалась удивительно спокойной. Здесь они с Джеймсом держали свою
моторку и всякие рыболовные снасти.
Но сейчас здесь не было ни Джеймса, ни моторки, а только обидная
записка, придавленная камнем: "Прийти тобой второй рейс. Не можно так
длинно спать. Рыба хохочут. Джеймс".
- Рыба хохочут! - передразнил Юрка и показал записке язык. - Веснушка
курносая! Зануда! У меня мама скоро кандидатом будет, а все равно всегда
просыпает... Длинно спать! Сон - это самое полезное для здоровья. Нервную
систему укрепляет...
Полоз сочувственно дотронулся раздвоенным язычком до свежей царапины на
щеке. Язычок был холодный и щекотный.
Юрка вылез на валун. Туман уже начал отслаиваться от воды, между
пушистыми белыми клочьями и блестящей зеркальной поверхностью образовалось
чистое пространство, и этот узкий горизонтальный просвет уходил
далеко-далеко. В привольном бело-голубом далеке краснело маленькое
пятнышко моторки. До Джеймса было не меньше двух километров - вплавь никак
не добраться. Но ждать на берегу, пока Джеймс, лихо свесив ноги за борт,
бормочет какие-то волшебные английские слова, заклиная поплавок дернуться,
- нет, это выше сил!
Юрка, наклонившись к самой воде, чтобы дальше было слышно, просвистел
условленную трель:
- Фью-и-и-осс!
Что-то стремительное, темное и страшное встало перед Юркой во весь
огромный рост, окатило брызгами с ног до головы, свистнуло в лицо и,
прежде чем мальчик успел что-либо сообразить, исчезло.
Юрка как стоял, так и сел в воду в штанах и рубашке и сидел в воде по
плечи, боясь пошевелиться. Даже удрать сил не было.
Очередной накат ткнул в лицо и чуть не свалил на спину, а потом потащил
за плечи в глубину. Мальчик вскочил на ноги, фыркая и отплевываясь от
соленой воды, и протер заслезившиеся глаза.
Вокруг было по-прежнему тихо, спокойно и пусто.
Впрочем, нет. В сотне метров от валуна, немного правее далекой моторки,
торчал из воды плавник. Он не двигался ни туда, ни сюда - просто торчал на
месте, словно черно-зеленый флажок на зеркальной поверхности.
- Дельфин! - облегченно вздохнул Юрка. - Ах ты проказа! Негодник
этакий! Конечно, я не испугался, а просто поскользнулся. От неожиданности.
Вот перед тобой бы так выпрыгнули, посмотрел бы я, что бы ты делал...
Откуда я знал, что ты дельфин, а не акула?
Юрка отлично знал, что в Черном море из всего страшного акульего
племени водятся только безобидные пугливые катранчики, но это не меняло
дела. Он даже пожалел, что чудовище оказалось обычным дельфином, а не
"тигром морей". Вот если бы это была акула, вот тогда бы он...
Флажок нехотя двинулся от берега в открытое море.
Это никак не входило в Юркины планы. Он только что снял мокрую одежду,
разложил ее на гальке сушиться, а сам приготовился к долгой беседе, чтобы
хоть как-то скоротать время. Конечно, дельфин не ахти какой общительный
собеседник, но это все-таки лучше, чем разговаривать с мертвыми валунами.
- Дельфин, - закричал Юрка, махая рукой. - Куда ты? Иди ко мне! Здесь
хорошо, тихо!
К великому Юркиному удивлению, флажок остановился и даже сделал
несколько неуверенных зигзагов в направлении берега.
- Ко мне, ко мне!
Но флажок топтался на месте, не обнаруживая особого желания
приблизиться.
Мальчик испробовал все: он звал дельфина на все лады - и как собаку, и
как кошку, и как курицу, разыгрывая целые пантомимы, делая вид, что он
поймал рыбу, просто приглашал словами и жестами, улегшись на живот и
загребая руками, наконец, отыскав в карманах полиэтиленовую рыбку-блесну
на обрывке лески, попробовал приманить дельфина ею.
Все было бесполезно. Флажок торчал на месте как приклеенный.
Помог полоз.
Обеспокоенный странным поведением своего случайного хозяина, он долго
вертелся на шее, пытаясь вернуть утраченный покой, а потом вдруг довольно
ощутимо цапнул мальчика за ухо. И вдруг Юрку осенило.
Наклонившись к воде, он просвистел боевой пароль:
- Фью-и-и-ссс!
Флажок дернулся и стал описывать замысловатые кривые, которые все ближе
подходили к берегу. А Юрка свистел и свистел, пока у него не зазвенело в
ушах от собственных трелей.
Дельфин сделал последний круг и неторопливо вошел в бухту. Он
остановился совсем недалеко от камня, на котором сидел мальчик. Вода в
бухточке была достаточно прозрачна, и Юрка мог детально рассмотреть своего
нового знакомого.
Дельфин как дельфин. Темно-зеленая спина, светло-серое брюшко. И совсем
не такой большой, как показалось со страху, - мелкий. И зубы в клюве
мелкие. А на крутом лбу белая отметина, как у Уисса.
Расставил в стороны боковые плавники и смотрит. Глаза озорные-озорные,
как у Джеймса, когда тот подстроит очередную каверзу. Только не серые, а
густо-карие, почти черные.
- Ну что смотришь? Страшно?
- А что такое - страшно?
Юрка оторопело уставился на дельфина. Он мог поклясться, что дельфин
рта не открывал. Но, кроме него, задавать вопросы было некому.
- Это ты меня спросил сейчас?
- Я, - ответил дельфин, не открывая рта.
Юрка с тоской посмотрел на далекую моторку Джеймса. Вот, оказывается,
какие дела. Он не только проспал утреннее свидание с Джеймсом, но и спит
до сих пор. И все это ему снится.
- Ты не спишь, - сказал дельфин.
Мальчик с опаской поджал под себя ноги и начал подниматься с камня. Сон
это или не сон, но если дельфин умеет читать мысли...
- А ты не умеешь? - спросил дельфин.
Да, с таким собеседником держи ухо востро. Хотя что страшного? Дельфины
добрые, они никогда не трогают человека. Если есть говорящие скворцы, то
почему не быть говорящим дельфинам? Скворец глупый, а дельфины умные,
почти как люди. Об этом мама сколько раз говорила. И Иван Сергеевич тоже.
Только вот почему Уисс ни разу не заговорил по-человечьи? А этот
говорит...
- Ты говорящий, да?
- Я не знаю, что такое "говорящий".
- Ну вот мы с тобой сейчас разговариваем. Как мы понимаем друг друга?
- Я не знаю. Я еще маленький. Мама знает.
- А где твоя мама?
- Близко. В море. Она отпустила меня играть.
- А почему ты не открываешь рта, когда говоришь?
- Рот открывают, когда едят. Когда думают, рта открывать не надо. Я
слышу твои мысли, но не знаю, зачем ты открываешь рот. Ты хочешь есть?
"Дурень", - подумал Юрка и тут же испугался: вдруг дельфиненок
обидится? "Это я на себя сказал - дурень, не обижайся". Но не тут-то было
- мысли словно с привязи сорвались, никогда Юрка не предполагал, что у
него такая суматоха в голове, а надо думать так, чтобы дельфиненок все
слышал, вернее, все ему слышать не надо, потому что в голову лезет всякая
чепуха, а ведь он, Юрка, сейчас представитель человечества перед
представителем дельфинов, надо думать что-то очень умное. Что же еще у
него спросить?..
- Я ничего не слышу. Ты думаешь очень сбивчиво и непонятно. Думай
громче и медленней.
И тут в целях спасения человеческого престижа Юрка решился на маленький
обман - ради науки, разумеется. Он заговорил:
- Люди всегда открывают рот, когда думают громко. Понимаешь, такое
свойство. Особое. Поэтому, когда я буду открывать рот, это не значит, что
я захотел есть, - это я думаю. Понятно?
- Понятно.
Туман уже почти совсем разошелся, открыв зеленоватое утреннее небо.
Вдоль побережья потянул бриз. Горы неохотно просыпались, потягивались,
поднимали к небу каменные головы, становясь на дневную вахту.
Мальчик зябко повел плечами, не очень ясно представляя, что,
собственно, делать с дельфиненком дальше. Первое удивление прошло,
знакомство состоялось, общий язык найден, что же дальше? В гости к себе
его не позовешь, с мальчишками во дворе не поиграешь, в турпоход не
пригласишь, телефильм не посмотришь... Интересно, что в подобных случаях
делают ученые?
Дельфиненок, видимо, испытывал те же сомнения. Он нервно шевелил
ластами, не зная, направиться ли ему в море, или остаться в бухте. Контакт
грозил прерваться в самом начале и самым печальным образом.
Юрка отыскал у горизонта красное пятнышко. Джеймс сидит там себе и не
знает, какие удивительные вещи здесь происходят.
- У тебя есть друзья?
- Все дельфины - друзья.
- Я говорю о таких, как ты.
- Есть. Очень много. Они далеко. В море.
- А здесь?
- Нет.
- Хочешь, я буду твоим другом?
- Хочу.
Юрка хотел по древнему мальчишечьему обычаю протянуть руку, но вовремя
спохватился - вряд ли ласты дельфина пригодны для рукопожатий.
- Меня зовут Юрка.
Дельфиненок попробовал изобразить это имя вслух, и у него получилось
что-то похожее на "Хрюлька". Мальчик чуть не свалился с камня от хохота.
Дельфиненок на радостях выпрыгнул из воды, хрюкнул еще раз и тоже скрипуче
засмеялся, открыв зубастый клюв.
- А тебя как зовут? - спросил Юрка, отсмеявшись.
- Фью-и-и-ссс, - лихо просвистел дельфиненок заветный пароль.
- Как, это твое имя?
- Так меня зовут.
- И потому ты приплыл на свист?
- Да.
- Вот это здорово! А почему ты не подплыл сразу?
- Я не хотел помешать тебе. Ты делал что-то очень сложное.
- Так это я тебя так подманивал!
Оба снова залились счастливым смехом, один - вытирая слезы и хлопая
себя по коленям, другой - высоко выпрыгивая из воды и разевая клюв.
- Ой, вот Джеймс будет смеяться! Умора!
- Кто такой Джеймс?
- Мой друг. Видишь, далеко лодка? Это Джеймс ловит там рыбу и
ничегошеньки не знает! Он скоро вернется. Мы подождем его, правда?
- Зачем ждать? Поплывем!
Юрка огорченно опустил голову.
- Хорошо тебе говорить - поплывем! Я не доплыву - далеко. И никто не
доплывет. Только чемпион какой-нибудь.
- Я помогу.
Мальчику даже страшно стало: а вдруг это все-таки сон и он сейчас
проснется? Проснется, так и не успев прокатиться на дельфине... Затаенная
мечта мальчишек всего мира, полузабытая детская сказка... Ну почему нет
никого на берегу? Почему его собственная автоматическая кинокамера
валяется сейчас на столе, в номере гостиницы?
- А как? - неуверенно спросил Юрка, уже по пояс войдя в воду.
- На спине. Я сильный.
Кожа у дельфиненка была удивительно мягкая и невероятно скользкая -
никак не ухватишься. Но после нескольких попыток мальчику удалось
устроиться довольно основательно: спинной плавник поддерживал сзади, как
спинка кресла, а коленки прочно упирались в боковые ласты. Из такого
сиденья не вылететь даже на большой скорости. И руки стали свободными.
Бриз потихоньку раскачал море, и накат усилился. Волны со скрежетом
грызли гальку, оставляя на берегу клочья пены. От берега пахло йодом и
солью.
Дельфиненок выходил из бухточки осторожно, опасаясь то ли за себя, то
ли за всадника. Когда волна откатывалась, он замирал, чтобы при новой
волне отвоевать еще один десяток метров, - и так раз пять.
Наконец валуны остались позади.
- Держись!
Тугой воздух ударил в лицо мальчику и засвистел в ушах. Из-под коленок
выросли два лохматых крыла водяной пыли. Юрка от неожиданности схватился
обеими руками за ласты, но потом выпрямился - сначала робко, потом
уверенно.
Какая моторка, какой катер! Такого он не испытывал никогда. Это был
изумительный полет. Можно было закрыть глаза и слушать, как замирает
сердце, когда ты повисаешь в пустоте, перелетая с волны на волну.
Когда мальчик открыл глаза, красная лодка была совсем близко. Они
подплыли неслышно и стремительно, и поэтому Джеймс их не заметил. Он
сидел, уставившись на поплавок, и клевал носом...
Триумф был полный. Пока Джеймс приходил в себя, дельфиненок с Юркой
подняли в воде такой тарарам, что чуть не перевернули лодку. Они
выписывали вокруг немыслимые спирали и восьмерки, уносились в открытое
море и возвращались снова.
Потом Юрка перелез со спины дельфина в моторку, а его место занял
Джеймс, и все началось сначала - англичанин, растеряв остатки хваленого
спокойствия, визжал, вопил, орал не своим голосом какие-то пиратские
песни, а дельфин свистел, скрипел, хрюкал - и все вокруг кружилось,
летело, падало и снова взлетало, и тощая фигурка светловолосого мальчишки
на живой зеленой торпеде неслась и неслась сквозь холодное пламя моря.
Наконец все трое умаялись и, совершенно измученные, улеглись отдыхать -
мальчишки на дно лодки, а дельфиненок рядом на волну.
И тут Юрка обнаружил интересную деталь: Джеймс совершенно свободно
лопотал с дельфином по-английски! Юрку это немного задело: ведь первым
установил контакт он, а не Джеймс, поэтому дельфин хотя бы из уважения
должен думать по-русски. Он спросил дельфина почти сердито:
- Откуда ты знаешь английский язык?
- Я не знаю, что такое английский язык.
- Но ведь ты слышишь мысли Джеймса?
- Да.
- И мои мысли слышишь?
- Да. Когда ты думаешь громко.
- А мы с Джеймсом понимаем друг друга очень плохо.
- Почему?
- Потому что мы говорим на разных языках. Ну, как тебе объяснить? Я,
например, называю берег "земля", а на языке Джеймса он называется "лэнд".
Дельфиненок подумал с минуту, потом свистнул.
- Я, кажется, понял. У нас тоже в разных морях есть разные свисты. Если
свистит дельфин из холодного моря, то дельфин из теплого моря этот свист
не поймет. Но все дельфины умеют думать одинаково...
- Выходит, и люди думают одинаково, а только говорят на разных языках?
- Вы с Джеймсом думаете одинаково, и я одинаково хорошо слышу ваши
мысли.
- Вот здорово! Если бы люди умели читать мысли, как дельфины, то не
надо было бы учить иностранные языки!
От полноты чувств Юрка изо всей силы хлопнул Джеймса по плечу.
- Слышишь, Джеймс, тогда мне не надо было бы зубрить английский! Ура!
Джеймс непонимающе нахмурился и спросил что-то у дельфиненка. Судя по
движению плавника, тот перевел. И Джеймс вдруг разулыбался до ушей и тоже
ударил Юрку по плечу:
- Энд я нет изучал русский язык! Ура!
Дельфиненок насмешливо заскрипел.
Юрка повернулся на спину и стал смотреть на облака. Еще час назад они
низко висели над морем, а сейчас поднялись высоко-высоко и походили на
белые пятнышки в сиренево-синем небе. И от этого мир стал большим и
просторным, а их лодка маленькой-маленькой. И бриз утих - ему просто не
хватало силы стронуть с места столько воздуха и света. Он свернулся
клубочком где-то в ущелье и ждал вечера. Когда солнце будет садиться,
облака снова опустятся ниже, и мир уменьшится. Тогда бриз выйдет на волю и
примется гонять вдоль побережья мелкую зыбь. А потом придет ночь, и море
сольется с небом: звезды вверху, звезды внизу, тишина вверху, тишина
внизу. А потом из моря встанет заспанная луна. Она будет идти по небу,
постепенно уменьшаясь и бледнея, так что утром от нее, как от растаявшей
во рту конфеты, останется только тонкий полупрозрачный диск. И потом все
повторится сначала...
- Ты приплывешь сюда завтра?
- Да.
- Послушай, тебя надо как-то назвать по-человечьи. Давай мы будем
называть тебя Свистун.
- Суистун! Хорошо, вери гуд, - как эхо отозвался Джеймс.
- Су-ис-ти-ун!!! - локомотивным сигналом пронеслось над морем, и все
трое засмеялись.
Все-таки это необычный дельфин, думал Юрка. Недаром у него знак на лбу.
То, что он приплыл на свист, конечно, здорово, но в этом нет ничего
необыкновенного: с помощью "дельфиньего эсперанто" можно не только звать,
но и переговариваться с дельфинами. Об этом в учебнике написано.
А вот о том, что с дельфинами можно разговаривать без всякого
"эсперанто", - об этом нигде не написано. Может, такого еще не случалось?
Иначе зачем изобретать всякие там ДЭСПы и прочие хитрые вещи?..
А может, случилось, да не поверили... Это вот Юрка знает, что дельфины
разумные существа, а если кто не знает? Услышит он голос внутри себя -
подумает, почудилось. А если человек несовременный, религиозный - подумает
еще невесть что.
Так что, если рассудить здраво, ничего особенного в сегодняшнем
происшествии нет. Просто счастливый случай.
Юрка потерся щекой о нежную кожу нового друга. Нет, все-таки произошло
чудо! Вообще чудес на свете много бывает, но все они приключаются
почему-то с другими. Но вот теперь...
Дельфиненок вздрогнул и метнулся от лодки.
- Мама зовет, - виновато сказал он.
Друзья понимающе переглянулись.
- Ну что ж, - со вздохом сказал Юрка. - До завтра!
- До завтра!
Дельфин скрылся в воде, словно его и не было.
- До завтра! - прозвучало где-то внутри, стуком крови в ушах.
И вдруг у самой кромки горизонта, уже начавшей таять в полуденном
мареве, донесся лихой разбойный пересвист:
- Хри-юль-ка! Джи-эй-им-иэс! Су-ис-ти-ун!
Мальчишки разом вскочили, замахали руками, до рези в глазах вглядываясь
в слепящую даль. Но ничего не увидели.
Джеймс молча завел мотор. Каким неуклюжим корытом показалась им сейчас
их алая крылатая лодка с инициалами "Джи" и "Ю" на покатом носу!
Уже у самого берега Джеймс спросил:
- Ты будешь рассказать отец за Свистун?
- Нет, - подумав, ответил Юрка. - Он все равно не поверит. Вот мама -
та бы поверила. Она ведь все-все про дельфинов знает. Но мама далеко...
Здесь, на высоте, было нежарко, но океан внизу под горячим дыханьем
пассата парил и туманился, как запотевшее стекло. Небо тоже не радовало
чистотой, хотя на нем не было ни облачка. Полуденное марево гасило краски,
и даже солнце в зените выглядело бледным и потным. Где-то там, в
стратосфере, нес обратным курсом океанскую влагу антипассат: ветры вблизи
экватора работали неутомимо и бесперебойно, как горизонты метро.
Полуденный пассат располагает к созерцанию и лени, но сегодня покой
океана был как занавес на сцене, который вот-вот взовьется и откроет поле
невиданных событий и небывалых действий.
С двух сторон шли навстречу друг другу два клина, две армии: одна -
безоружная и ничего не подозревающая, другая - закованная в сталь,
вооруженная до зубов хитрой механикой и готовая к неожиданной
сокрушительной атаке. С одной стороны верещали, свистели и скрипели
дельфины, ровняя строй тунцов, не уступающих им по размерам и силе, с
другой - верещали эхолоты, пересвистывались боцманы, скрипели лебедки,
пряча под воду цепкие ячейки необъятных тралов.
У каждой армии был свой предводитель. Одной беззвучно командовал
большой дельфин-альбинос с белым пятном на лбу, другой - седой и грузный
старик в белом капитанском кителе. Одного звали Сусип, другого - Тарас, но
они не знали друг о друге.
А между двумя сходящимися клиньями, как челноки в ткацкой машине,
сновали взад и вперед четыре "Флайфиша", оставляя за собой цветные
шерстистые нити - следы. Рыборазведчики трассировали курс, чтобы рулевые
Внезапно перед самым объектом со дна что-то полыхнуло, подняв тучу
мути. Большие мягкие крылья на миг заняли половину экрана, и большой скат
изящными взмахами плавников совсем по-птичьи взлетел над коралловым лесом.
Ручка усиления дошла до предела, а изображение все меркло и меркло,
пока не превратилось в сплошную густо-синюю ночь. Уисс уходил все глубже.
- Иван Сергеевич, - раздался тревожный голос Кришана, - Уисс что-то
говорит, но я не могу понять...
- Почему?
- Совершенно другая система сигналов. Линейная. Это не рассказ. Это
что-то другое. Но что - не знаю. Почему он перешел на другие сигналы? Чего
он хочет?
- Это я вас должен спросить, чего он хочет... Дайте звук!
Стонущая, нереальная под этим ярким солнцем, над этим ласковым морем,
необычная мелодия полилась из динамика. Да, слух не обманывал - это
действительно была мелодия, диковинная, но все-таки понятная сердцу, и
столько нечеловеческой грусти и покорности было в ней, что холодели руки.
Нина подалась вперед, к экрану. Бхаттачария разминал пальцы. Пан сидел,
стиснув виски ладонями. Присмиревший Толя бесцельно наматывал на руку
какой-то желтый провод. Два других лаборанта, оторвавшись от приборов, во
все глаза смотрели на Пана с безмолвным вопросом.
А Карагодскому стало вдруг пусто. Он словно увидел себя со стороны -
важного, увенчанного званиями и ничего не значащего, потому что ничему не
отдавал он целиком всего себя, как Пан...
Левый экран давно погас - с телепередатчиком что-то случилось. А по
правому, в алых сполохах, едва уловимые глазом, неслись линии,
горизонтальные и вертикальные, то прямые, то ломаные, они сталкивались и
сгорали, оставляя мгновенные белые молнии.
- Это говорит не Уисс, - тихо и как-то чересчур спокойно произнес
Кришан. - Это кто-то другой. - Мне кажется, это спор, - добавил он,
помолчав. - Уисс спорит с кем-то. Но если верить гидрофонам, в радиусе
десяти километров нет ни одного дельфина, кроме...
Стонущая мелодия оборвалась, сменившись редкими тихими аккордами,
похожими на всхлип волн. По экрану, расходясь, поплыли фиолетовые круги.
- А это Уисс... Его "почерк"...
Пан горбился, словно собираясь прыгнуть в зеленый омут экрана. Движение
фиолетовых кругов прекратилось, они вошли друг в друга и замерли - шесть
колец, вложенных одно в другое, а в самом центре засветилась неверная
звездочка. Вот звездочка дрогнула, стала приближаться, и все ярче и острее
становились ее точеные лучи. Звезда росла, лучи ее протыкали круг за
кругом, и круги исчезали, освобождая путь - первый, второй. Но едва только
тонкие острия коснулись третьего круга, что-то случилось: звезда налилась
кровью, лучи превратились в судорожно трепещущие языки пламени. Синяя
молния прошила звезду наискось, звезда съежилась, расплылась и стала
желтым шаром солнца, встающего из моря...
- Кришан! - взмолился Пан. - Что это значит?
- Вероятнее всего то, что Уисс прекращает передачу по непредвиденным
обстоятельствам. А солнце - символ ожидания и надежды. Он надеется на
лучшее и призывает нас к терпению.
- Но почему? Что за обстоятельства?
Кришан пожал плечами.
- Остроконечная звезда - это у дельфинов, видимо, символ Знания,
движения Поиска. А концентрические круги - это формы Знания, его ступени.
Очень сложные "рачи", связанные скорее всего с философскими концепциями, о
которых мы не знаем ровно ничего... Вы видели, как, соприкоснувшись с
третьим кругом, звезда превратилась в горящее пятно - Глаз Гибели, символ
опасности... Значит, Знания Третьего круга таят в себе опасность...
- Для кого - для нас или для них? - спросил Карагодский.
Пан посмотрел на него с удивлением.
Утро только начиналось, и с прибрежных гор тянуло холодом и сыростью.
Только снизу, из серой пелены, от невидимого моря, тянуло уютным домашним
теплом.
Юрка остановился в нерешительности перед самшитовой стеной шоссейного
ограждения. До ближайшего подземного перехода надо было сделать крюк
метров в триста, а разве мог он сейчас терять хотя бы одну лишнюю минуту?
Джеймс, наверное, уже на берегу. Этот длинноногий англичанин всегда и
всюду поспевал раньше других.
Юрка умел пробираться сквозь самшит. Сначала он погрузил в плотную
зеленую стену обе руки. Когда коварный кустарник "привык" и острые колючки
перестали ранить кожу, он медленно ввел в стену плечо, потом ногу. Самое
главное - не торопиться, не "спугнуть" спящие ветки. И еще ни в коем
случае не думать, что тебе надо пробраться сквозь изгородь. Потому что - в
этом Юрка был уверен - кустарник умел читать мысли. Стоило только подумать
о конечной цели, сделать одно-единственное неосторожное движение - и
тысячи крошечных зубов вопьются в твои штаны, рубашку, тело и будут
держать мертвой хваткой до тех пор, пока ты не рванешься с воплем из
зеленой гущи.
Все обошлось благополучно, если не считать одной-двух царапин на щеке.
Перед тем как штурмовать вторую полосу заграждении. Юрка с наслаждением
потоптался на пустынном полотне дороги. Пластик, влажный от росы, смешно
хрюкал под босыми ступнями и приятно грел озябшие, подошвы.
Успешно преодолев второй ряд самшитовых зарослей, мальчик вышел к
узкому распадку. Огромные деревья с обеих сторон ущелья сплелись
вершинами, и под ними было всегда темно. В этой естественной трубе в любую
погоду, в любое время дня гудел ветер. Только утром он дул с гор, а
вечером с моря.
Заросли в распадке были непроходимы, но мальчик знал здесь свою тайную
тропу - каменистое ложе ручья. Весной ручей превращался в бурный желтый
поток с многочисленными порогами и водопадами, копаться в котором,
несмотря на запреты, было гораздо интереснее, чем в море. Летом ручей
пересыхал, оставляя едва заметную дорожку из гладко отшлифованного камня.
Дорожка была небезопасной: на нее выползали иногда юркие маленькие змейки,
от укуса которых нога распухала и поднималась температура. Но если ранку
сразу расковырять до крови, а потом поболтать ногами минут десять в
морской воде... Вы думаете, она заживет? Ничего подобного! Надо после
ванны приложить к ранке горячий круглый камешек, обязательно с дыркой
посередине, и тринадцать раз повторить вслух: "Змей, не смей!" Вот тогда
обязательно заживет.
Спускаясь по тропинке, Юрка чуть не наступил на метрового полоза,
который тоже направлялся к морю. Полоз мгновенно свился в разноцветную
восьмерку, но с дороги не уполз - мокрая холодная трава была ему не по
нраву. Юрка присел на корточки, осторожно дотронулся до полоза - тот
вздрогнул и замер. Мальчик провел по оливковой, в желтых крапинках и
ромбах спине, и змея доверчиво развернулась, Юрка взял полоза в руки,
обвил вокруг шеи и вприпрыжку помчался по каменному желобу.
Труба вывела его к самой кромке прибоя, на узкую полоску темной гальки,
зажатую между обрывом, напоминавшим слоистый вафельный торт, и валунами
заброшенного волнолома. Море дышало мерно, и белые лапы прибоя лениво
царапали гальку. Только в тяжелые лбы валунов море ухало со всей силы -
земля вздрагивала под ногами. За валунами была бухточка, где даже в шторм
вода оставалась удивительно спокойной. Здесь они с Джеймсом держали свою
моторку и всякие рыболовные снасти.
Но сейчас здесь не было ни Джеймса, ни моторки, а только обидная
записка, придавленная камнем: "Прийти тобой второй рейс. Не можно так
длинно спать. Рыба хохочут. Джеймс".
- Рыба хохочут! - передразнил Юрка и показал записке язык. - Веснушка
курносая! Зануда! У меня мама скоро кандидатом будет, а все равно всегда
просыпает... Длинно спать! Сон - это самое полезное для здоровья. Нервную
систему укрепляет...
Полоз сочувственно дотронулся раздвоенным язычком до свежей царапины на
щеке. Язычок был холодный и щекотный.
Юрка вылез на валун. Туман уже начал отслаиваться от воды, между
пушистыми белыми клочьями и блестящей зеркальной поверхностью образовалось
чистое пространство, и этот узкий горизонтальный просвет уходил
далеко-далеко. В привольном бело-голубом далеке краснело маленькое
пятнышко моторки. До Джеймса было не меньше двух километров - вплавь никак
не добраться. Но ждать на берегу, пока Джеймс, лихо свесив ноги за борт,
бормочет какие-то волшебные английские слова, заклиная поплавок дернуться,
- нет, это выше сил!
Юрка, наклонившись к самой воде, чтобы дальше было слышно, просвистел
условленную трель:
- Фью-и-и-осс!
Что-то стремительное, темное и страшное встало перед Юркой во весь
огромный рост, окатило брызгами с ног до головы, свистнуло в лицо и,
прежде чем мальчик успел что-либо сообразить, исчезло.
Юрка как стоял, так и сел в воду в штанах и рубашке и сидел в воде по
плечи, боясь пошевелиться. Даже удрать сил не было.
Очередной накат ткнул в лицо и чуть не свалил на спину, а потом потащил
за плечи в глубину. Мальчик вскочил на ноги, фыркая и отплевываясь от
соленой воды, и протер заслезившиеся глаза.
Вокруг было по-прежнему тихо, спокойно и пусто.
Впрочем, нет. В сотне метров от валуна, немного правее далекой моторки,
торчал из воды плавник. Он не двигался ни туда, ни сюда - просто торчал на
месте, словно черно-зеленый флажок на зеркальной поверхности.
- Дельфин! - облегченно вздохнул Юрка. - Ах ты проказа! Негодник
этакий! Конечно, я не испугался, а просто поскользнулся. От неожиданности.
Вот перед тобой бы так выпрыгнули, посмотрел бы я, что бы ты делал...
Откуда я знал, что ты дельфин, а не акула?
Юрка отлично знал, что в Черном море из всего страшного акульего
племени водятся только безобидные пугливые катранчики, но это не меняло
дела. Он даже пожалел, что чудовище оказалось обычным дельфином, а не
"тигром морей". Вот если бы это была акула, вот тогда бы он...
Флажок нехотя двинулся от берега в открытое море.
Это никак не входило в Юркины планы. Он только что снял мокрую одежду,
разложил ее на гальке сушиться, а сам приготовился к долгой беседе, чтобы
хоть как-то скоротать время. Конечно, дельфин не ахти какой общительный
собеседник, но это все-таки лучше, чем разговаривать с мертвыми валунами.
- Дельфин, - закричал Юрка, махая рукой. - Куда ты? Иди ко мне! Здесь
хорошо, тихо!
К великому Юркиному удивлению, флажок остановился и даже сделал
несколько неуверенных зигзагов в направлении берега.
- Ко мне, ко мне!
Но флажок топтался на месте, не обнаруживая особого желания
приблизиться.
Мальчик испробовал все: он звал дельфина на все лады - и как собаку, и
как кошку, и как курицу, разыгрывая целые пантомимы, делая вид, что он
поймал рыбу, просто приглашал словами и жестами, улегшись на живот и
загребая руками, наконец, отыскав в карманах полиэтиленовую рыбку-блесну
на обрывке лески, попробовал приманить дельфина ею.
Все было бесполезно. Флажок торчал на месте как приклеенный.
Помог полоз.
Обеспокоенный странным поведением своего случайного хозяина, он долго
вертелся на шее, пытаясь вернуть утраченный покой, а потом вдруг довольно
ощутимо цапнул мальчика за ухо. И вдруг Юрку осенило.
Наклонившись к воде, он просвистел боевой пароль:
- Фью-и-и-ссс!
Флажок дернулся и стал описывать замысловатые кривые, которые все ближе
подходили к берегу. А Юрка свистел и свистел, пока у него не зазвенело в
ушах от собственных трелей.
Дельфин сделал последний круг и неторопливо вошел в бухту. Он
остановился совсем недалеко от камня, на котором сидел мальчик. Вода в
бухточке была достаточно прозрачна, и Юрка мог детально рассмотреть своего
нового знакомого.
Дельфин как дельфин. Темно-зеленая спина, светло-серое брюшко. И совсем
не такой большой, как показалось со страху, - мелкий. И зубы в клюве
мелкие. А на крутом лбу белая отметина, как у Уисса.
Расставил в стороны боковые плавники и смотрит. Глаза озорные-озорные,
как у Джеймса, когда тот подстроит очередную каверзу. Только не серые, а
густо-карие, почти черные.
- Ну что смотришь? Страшно?
- А что такое - страшно?
Юрка оторопело уставился на дельфина. Он мог поклясться, что дельфин
рта не открывал. Но, кроме него, задавать вопросы было некому.
- Это ты меня спросил сейчас?
- Я, - ответил дельфин, не открывая рта.
Юрка с тоской посмотрел на далекую моторку Джеймса. Вот, оказывается,
какие дела. Он не только проспал утреннее свидание с Джеймсом, но и спит
до сих пор. И все это ему снится.
- Ты не спишь, - сказал дельфин.
Мальчик с опаской поджал под себя ноги и начал подниматься с камня. Сон
это или не сон, но если дельфин умеет читать мысли...
- А ты не умеешь? - спросил дельфин.
Да, с таким собеседником держи ухо востро. Хотя что страшного? Дельфины
добрые, они никогда не трогают человека. Если есть говорящие скворцы, то
почему не быть говорящим дельфинам? Скворец глупый, а дельфины умные,
почти как люди. Об этом мама сколько раз говорила. И Иван Сергеевич тоже.
Только вот почему Уисс ни разу не заговорил по-человечьи? А этот
говорит...
- Ты говорящий, да?
- Я не знаю, что такое "говорящий".
- Ну вот мы с тобой сейчас разговариваем. Как мы понимаем друг друга?
- Я не знаю. Я еще маленький. Мама знает.
- А где твоя мама?
- Близко. В море. Она отпустила меня играть.
- А почему ты не открываешь рта, когда говоришь?
- Рот открывают, когда едят. Когда думают, рта открывать не надо. Я
слышу твои мысли, но не знаю, зачем ты открываешь рот. Ты хочешь есть?
"Дурень", - подумал Юрка и тут же испугался: вдруг дельфиненок
обидится? "Это я на себя сказал - дурень, не обижайся". Но не тут-то было
- мысли словно с привязи сорвались, никогда Юрка не предполагал, что у
него такая суматоха в голове, а надо думать так, чтобы дельфиненок все
слышал, вернее, все ему слышать не надо, потому что в голову лезет всякая
чепуха, а ведь он, Юрка, сейчас представитель человечества перед
представителем дельфинов, надо думать что-то очень умное. Что же еще у
него спросить?..
- Я ничего не слышу. Ты думаешь очень сбивчиво и непонятно. Думай
громче и медленней.
И тут в целях спасения человеческого престижа Юрка решился на маленький
обман - ради науки, разумеется. Он заговорил:
- Люди всегда открывают рот, когда думают громко. Понимаешь, такое
свойство. Особое. Поэтому, когда я буду открывать рот, это не значит, что
я захотел есть, - это я думаю. Понятно?
- Понятно.
Туман уже почти совсем разошелся, открыв зеленоватое утреннее небо.
Вдоль побережья потянул бриз. Горы неохотно просыпались, потягивались,
поднимали к небу каменные головы, становясь на дневную вахту.
Мальчик зябко повел плечами, не очень ясно представляя, что,
собственно, делать с дельфиненком дальше. Первое удивление прошло,
знакомство состоялось, общий язык найден, что же дальше? В гости к себе
его не позовешь, с мальчишками во дворе не поиграешь, в турпоход не
пригласишь, телефильм не посмотришь... Интересно, что в подобных случаях
делают ученые?
Дельфиненок, видимо, испытывал те же сомнения. Он нервно шевелил
ластами, не зная, направиться ли ему в море, или остаться в бухте. Контакт
грозил прерваться в самом начале и самым печальным образом.
Юрка отыскал у горизонта красное пятнышко. Джеймс сидит там себе и не
знает, какие удивительные вещи здесь происходят.
- У тебя есть друзья?
- Все дельфины - друзья.
- Я говорю о таких, как ты.
- Есть. Очень много. Они далеко. В море.
- А здесь?
- Нет.
- Хочешь, я буду твоим другом?
- Хочу.
Юрка хотел по древнему мальчишечьему обычаю протянуть руку, но вовремя
спохватился - вряд ли ласты дельфина пригодны для рукопожатий.
- Меня зовут Юрка.
Дельфиненок попробовал изобразить это имя вслух, и у него получилось
что-то похожее на "Хрюлька". Мальчик чуть не свалился с камня от хохота.
Дельфиненок на радостях выпрыгнул из воды, хрюкнул еще раз и тоже скрипуче
засмеялся, открыв зубастый клюв.
- А тебя как зовут? - спросил Юрка, отсмеявшись.
- Фью-и-и-ссс, - лихо просвистел дельфиненок заветный пароль.
- Как, это твое имя?
- Так меня зовут.
- И потому ты приплыл на свист?
- Да.
- Вот это здорово! А почему ты не подплыл сразу?
- Я не хотел помешать тебе. Ты делал что-то очень сложное.
- Так это я тебя так подманивал!
Оба снова залились счастливым смехом, один - вытирая слезы и хлопая
себя по коленям, другой - высоко выпрыгивая из воды и разевая клюв.
- Ой, вот Джеймс будет смеяться! Умора!
- Кто такой Джеймс?
- Мой друг. Видишь, далеко лодка? Это Джеймс ловит там рыбу и
ничегошеньки не знает! Он скоро вернется. Мы подождем его, правда?
- Зачем ждать? Поплывем!
Юрка огорченно опустил голову.
- Хорошо тебе говорить - поплывем! Я не доплыву - далеко. И никто не
доплывет. Только чемпион какой-нибудь.
- Я помогу.
Мальчику даже страшно стало: а вдруг это все-таки сон и он сейчас
проснется? Проснется, так и не успев прокатиться на дельфине... Затаенная
мечта мальчишек всего мира, полузабытая детская сказка... Ну почему нет
никого на берегу? Почему его собственная автоматическая кинокамера
валяется сейчас на столе, в номере гостиницы?
- А как? - неуверенно спросил Юрка, уже по пояс войдя в воду.
- На спине. Я сильный.
Кожа у дельфиненка была удивительно мягкая и невероятно скользкая -
никак не ухватишься. Но после нескольких попыток мальчику удалось
устроиться довольно основательно: спинной плавник поддерживал сзади, как
спинка кресла, а коленки прочно упирались в боковые ласты. Из такого
сиденья не вылететь даже на большой скорости. И руки стали свободными.
Бриз потихоньку раскачал море, и накат усилился. Волны со скрежетом
грызли гальку, оставляя на берегу клочья пены. От берега пахло йодом и
солью.
Дельфиненок выходил из бухточки осторожно, опасаясь то ли за себя, то
ли за всадника. Когда волна откатывалась, он замирал, чтобы при новой
волне отвоевать еще один десяток метров, - и так раз пять.
Наконец валуны остались позади.
- Держись!
Тугой воздух ударил в лицо мальчику и засвистел в ушах. Из-под коленок
выросли два лохматых крыла водяной пыли. Юрка от неожиданности схватился
обеими руками за ласты, но потом выпрямился - сначала робко, потом
уверенно.
Какая моторка, какой катер! Такого он не испытывал никогда. Это был
изумительный полет. Можно было закрыть глаза и слушать, как замирает
сердце, когда ты повисаешь в пустоте, перелетая с волны на волну.
Когда мальчик открыл глаза, красная лодка была совсем близко. Они
подплыли неслышно и стремительно, и поэтому Джеймс их не заметил. Он
сидел, уставившись на поплавок, и клевал носом...
Триумф был полный. Пока Джеймс приходил в себя, дельфиненок с Юркой
подняли в воде такой тарарам, что чуть не перевернули лодку. Они
выписывали вокруг немыслимые спирали и восьмерки, уносились в открытое
море и возвращались снова.
Потом Юрка перелез со спины дельфина в моторку, а его место занял
Джеймс, и все началось сначала - англичанин, растеряв остатки хваленого
спокойствия, визжал, вопил, орал не своим голосом какие-то пиратские
песни, а дельфин свистел, скрипел, хрюкал - и все вокруг кружилось,
летело, падало и снова взлетало, и тощая фигурка светловолосого мальчишки
на живой зеленой торпеде неслась и неслась сквозь холодное пламя моря.
Наконец все трое умаялись и, совершенно измученные, улеглись отдыхать -
мальчишки на дно лодки, а дельфиненок рядом на волну.
И тут Юрка обнаружил интересную деталь: Джеймс совершенно свободно
лопотал с дельфином по-английски! Юрку это немного задело: ведь первым
установил контакт он, а не Джеймс, поэтому дельфин хотя бы из уважения
должен думать по-русски. Он спросил дельфина почти сердито:
- Откуда ты знаешь английский язык?
- Я не знаю, что такое английский язык.
- Но ведь ты слышишь мысли Джеймса?
- Да.
- И мои мысли слышишь?
- Да. Когда ты думаешь громко.
- А мы с Джеймсом понимаем друг друга очень плохо.
- Почему?
- Потому что мы говорим на разных языках. Ну, как тебе объяснить? Я,
например, называю берег "земля", а на языке Джеймса он называется "лэнд".
Дельфиненок подумал с минуту, потом свистнул.
- Я, кажется, понял. У нас тоже в разных морях есть разные свисты. Если
свистит дельфин из холодного моря, то дельфин из теплого моря этот свист
не поймет. Но все дельфины умеют думать одинаково...
- Выходит, и люди думают одинаково, а только говорят на разных языках?
- Вы с Джеймсом думаете одинаково, и я одинаково хорошо слышу ваши
мысли.
- Вот здорово! Если бы люди умели читать мысли, как дельфины, то не
надо было бы учить иностранные языки!
От полноты чувств Юрка изо всей силы хлопнул Джеймса по плечу.
- Слышишь, Джеймс, тогда мне не надо было бы зубрить английский! Ура!
Джеймс непонимающе нахмурился и спросил что-то у дельфиненка. Судя по
движению плавника, тот перевел. И Джеймс вдруг разулыбался до ушей и тоже
ударил Юрку по плечу:
- Энд я нет изучал русский язык! Ура!
Дельфиненок насмешливо заскрипел.
Юрка повернулся на спину и стал смотреть на облака. Еще час назад они
низко висели над морем, а сейчас поднялись высоко-высоко и походили на
белые пятнышки в сиренево-синем небе. И от этого мир стал большим и
просторным, а их лодка маленькой-маленькой. И бриз утих - ему просто не
хватало силы стронуть с места столько воздуха и света. Он свернулся
клубочком где-то в ущелье и ждал вечера. Когда солнце будет садиться,
облака снова опустятся ниже, и мир уменьшится. Тогда бриз выйдет на волю и
примется гонять вдоль побережья мелкую зыбь. А потом придет ночь, и море
сольется с небом: звезды вверху, звезды внизу, тишина вверху, тишина
внизу. А потом из моря встанет заспанная луна. Она будет идти по небу,
постепенно уменьшаясь и бледнея, так что утром от нее, как от растаявшей
во рту конфеты, останется только тонкий полупрозрачный диск. И потом все
повторится сначала...
- Ты приплывешь сюда завтра?
- Да.
- Послушай, тебя надо как-то назвать по-человечьи. Давай мы будем
называть тебя Свистун.
- Суистун! Хорошо, вери гуд, - как эхо отозвался Джеймс.
- Су-ис-ти-ун!!! - локомотивным сигналом пронеслось над морем, и все
трое засмеялись.
Все-таки это необычный дельфин, думал Юрка. Недаром у него знак на лбу.
То, что он приплыл на свист, конечно, здорово, но в этом нет ничего
необыкновенного: с помощью "дельфиньего эсперанто" можно не только звать,
но и переговариваться с дельфинами. Об этом в учебнике написано.
А вот о том, что с дельфинами можно разговаривать без всякого
"эсперанто", - об этом нигде не написано. Может, такого еще не случалось?
Иначе зачем изобретать всякие там ДЭСПы и прочие хитрые вещи?..
А может, случилось, да не поверили... Это вот Юрка знает, что дельфины
разумные существа, а если кто не знает? Услышит он голос внутри себя -
подумает, почудилось. А если человек несовременный, религиозный - подумает
еще невесть что.
Так что, если рассудить здраво, ничего особенного в сегодняшнем
происшествии нет. Просто счастливый случай.
Юрка потерся щекой о нежную кожу нового друга. Нет, все-таки произошло
чудо! Вообще чудес на свете много бывает, но все они приключаются
почему-то с другими. Но вот теперь...
Дельфиненок вздрогнул и метнулся от лодки.
- Мама зовет, - виновато сказал он.
Друзья понимающе переглянулись.
- Ну что ж, - со вздохом сказал Юрка. - До завтра!
- До завтра!
Дельфин скрылся в воде, словно его и не было.
- До завтра! - прозвучало где-то внутри, стуком крови в ушах.
И вдруг у самой кромки горизонта, уже начавшей таять в полуденном
мареве, донесся лихой разбойный пересвист:
- Хри-юль-ка! Джи-эй-им-иэс! Су-ис-ти-ун!
Мальчишки разом вскочили, замахали руками, до рези в глазах вглядываясь
в слепящую даль. Но ничего не увидели.
Джеймс молча завел мотор. Каким неуклюжим корытом показалась им сейчас
их алая крылатая лодка с инициалами "Джи" и "Ю" на покатом носу!
Уже у самого берега Джеймс спросил:
- Ты будешь рассказать отец за Свистун?
- Нет, - подумав, ответил Юрка. - Он все равно не поверит. Вот мама -
та бы поверила. Она ведь все-все про дельфинов знает. Но мама далеко...
Здесь, на высоте, было нежарко, но океан внизу под горячим дыханьем
пассата парил и туманился, как запотевшее стекло. Небо тоже не радовало
чистотой, хотя на нем не было ни облачка. Полуденное марево гасило краски,
и даже солнце в зените выглядело бледным и потным. Где-то там, в
стратосфере, нес обратным курсом океанскую влагу антипассат: ветры вблизи
экватора работали неутомимо и бесперебойно, как горизонты метро.
Полуденный пассат располагает к созерцанию и лени, но сегодня покой
океана был как занавес на сцене, который вот-вот взовьется и откроет поле
невиданных событий и небывалых действий.
С двух сторон шли навстречу друг другу два клина, две армии: одна -
безоружная и ничего не подозревающая, другая - закованная в сталь,
вооруженная до зубов хитрой механикой и готовая к неожиданной
сокрушительной атаке. С одной стороны верещали, свистели и скрипели
дельфины, ровняя строй тунцов, не уступающих им по размерам и силе, с
другой - верещали эхолоты, пересвистывались боцманы, скрипели лебедки,
пряча под воду цепкие ячейки необъятных тралов.
У каждой армии был свой предводитель. Одной беззвучно командовал
большой дельфин-альбинос с белым пятном на лбу, другой - седой и грузный
старик в белом капитанском кителе. Одного звали Сусип, другого - Тарас, но
они не знали друг о друге.
А между двумя сходящимися клиньями, как челноки в ткацкой машине,
сновали взад и вперед четыре "Флайфиша", оставляя за собой цветные
шерстистые нити - следы. Рыборазведчики трассировали курс, чтобы рулевые