Страница:
Автор неизвестен
Бюллетень поэзии 'Manuscriptum'
Бюллетень поэзии "Manuscriptum"
Содержание:
Александр Юринсон. Новые стихотворения. Алексей Холкин. Стихотворения. Елена Калинина. Стихотворения. Юрий Канащенков. Стихотворения. Юрий Канащенков. Войдя в этот мир. Книга стихов. Юрий Канащенков. Гость. Книга стихов. Вадим Лебедев. Стихотворения. Александр Лекомцев. Стихотворения. Юлия Рюмшина. Стихотворения. Саша Ротай. Стихотворения. Валерия Крестова. Стихотворения.
* Александр Юринсон. Новые стихотворения *
x x x
Слушай меня: мир переполнен нечистью, Что означает бессмысленность благодеяния. Нас не расслабишь, не запугаешь вечностью. Мы выросли в саду отрицанья и знания. После смерти мы станем холмами и ямами. Век машин отведет нам резервации, Где мы будем трезвонить ямбами, Думая, что тем самым спасаем нации. Боги, в которых мы верили и не верили, Примут нас равнодушно и выделят пенсии. То-то мы позабавимся со свирелями В тех краях, где общаются только песнями!
x x x
Мне приходит время умолкнуть - пожалуйста! Я и так половину жизни отдал подполью. Только не надо сочувствия (в скобках - жалости) Мне не впервой свыкаться с подобной ролью. Я никогда не молчал, но не все услышится: Одни - немы, другие - глухи, а третьи - пройдохи. Мысль находит разум, когда запишется. Вычтем налоги векам - останутся крохи. Годы, как войны, грудь покрывают ранами Или медалями. Под тем и другим - пусто. Я выхожу из игры не с пустыми карманами, Но зарекаюсь ходить в казино искусства.
x x x
Выйти из дома можно и утром, и вечером. Ночью не видно дорог, но их и не нужно. Если помочь самому себе уже нечем, То вполне подойдут и дружба, и служба. Все дороги уводят от мира к Риму, Движешься ли пешком или в чем-то сидя. Пересеченная местность уводит мимо Цели - той, которой в глаза не видел. За поворотом небо, под небом море. Ни тебе Эльдорадо, ни двух Америк. Чайки кричат, всхлипам в подушку вторя. Ветер гудит. Волны слюнявят берег.
x x x
Возле пропасти вечности я слонялся без Определенных занятий - удел певца, Чье перо оставляет хотя бы порез На теле души - не потребителя, так творца. Возле вечности я покупал и крал То, что нравилось, то, что хотел иметь, То, чем потом владел, пока не умирал Тот из меня, который мешает петь. В пропасти вечности я наблюдал полет Птиц далеко летящих издалека, Видя заснеженные поля, уходящий год И самого себя в зеркале потолка.
x x x
Возле меня пахнет смертью литературы. Я не боюсь приспускать никакие знамена. На шахматном поле поэзии нет фигуры, Способной заменить Аполлона. Мы жили неплохо: спали, пили, ели, Трахались, врали, сидели часами в сортире, Но ни один из нас не сыграл на свирели, Не говоря уж о лире. Наша судьба в чьих-то (да в чьих же?!) лапах. Скажешь не то - будет тебе оплеуха. Вдыхайте, пока дозволено, этот запах Смерти - иначе - освобожденья духа.
x x x
Вот, например, поэзия, - тоже дело, Если, конечно, не думать о ней иначе. Я тоже ее любил, потом - надоела: Слишком мало души и много удачи. Вот надышусь вдохновением, взмою над городом, Полечу куда-нибудь в сельскую местность. Облака висят, будто седые бороды. Руки рек держат в объятьях окрестность. Песня народная долом струится паточно. Прочих напитков может отведать каждый. Я за жизнь выпил более, чем достаточно, Хоть никогда не испытывал острой жажды.
x x x
Живи, как знаешь. Я тебе не учитель. Надо "по коням!" - я кричал "по окопам!.." Сердцу не скажешь "стучите... теперь не стучите", Прикасаясь металлом чувств, как стетоскопом. Мне из окна виден кусочек мира. Пляшет метель. Едут машины мимо. Душа - прообраз стандартной квартиры, Как бы она ни была неповторима. Гости уйдут. Снег превратится в лужи. Солнце погаснет. Вечность останется в прошлом. Нам не будет уже ни лучше, ни хуже. Только мечты. Только о чем-то хорошем.
x x x
Я был немым, а порою - горланил песни. Нервы сделал резиной, потом - железом. Снисходил до наипошлейшей лести. Напивался пьяным, гулял тверезым. Жизнь хоть завтра можно начать сначала, Только ком оно нужно, начало это, Если конца не видно? Душа не знала, Какая на этом свете нехватка света. Хороша жизнь, которая как пословица Или роман - без героя или с героем. Жаль, что поэтами не рождаются и не становятся, Ну да мы и без камня город построим.
x x x
Начинаешь рождаться - и зрение Угадает в обломках морока Бесконечное повторение, Но - не того, что дорого. И выходишь. Туда. Наружу. Снова в осень, в листву шуршащую, В льдом подернувшуюся лужу. В это самое - в Настоящее. А глаза уже это видели. Языком уже это названо. И - улыбки родителей На лице прорастают язвами.
x x x
Раньше и я питался верой, Но подавился ею, как костью. Так случается осенью серой Ждать то ли с обыском, то ли гостью. Шлифуя ржавую горечь чужими Стихами, жить, где зимуют раки, Где реки лижут большое вымя Озера, где буераки Леса, исхоженного грибниками, Мешают чинной прогулке. Плакать, Размазывая по лицу руками, Как осень по огороду - слякоть.
x x x
Начинания пахнут детством. Между пошлостью и эстетством Есть лазейка в почет и прибыль. Начинать с нее - верная гибель. Понимание - тоже поза. Петь мешает в зобу заноза. И смешно наблюдать, как эпос Превращается в детский ребус. Становись в хоровод, уроды! Мы прошли зачатье и роды. Покривляемся - все равно ведь Не указ нам ни Бог, ни совесть.
x x x
За порогом дождь, а здесь еще хуже: Спертый воздух, холодный ужин, Старый журнал, паутина в банке И остальные приметы изнанки. Циник живет, уплетая пошлость. Кто-то закусывает ее прошлым, Стекая в сон на высокой ноте И просыпаясь в своей блевоте. Я в мечтах о полете птицы. Презираю тупые лица И прикидываюсь идиотом На закрытые двери: кто там?
x x x
Чтобы выйти на улицу, надо Чтоб была сметена баррикада Лени, страха перед процессом Одевания, схожим с инцестом. Город хлюпает под ногами. Под дождем гниет даже камень. Что сказать о продукте чресел, Если сам ты не царь, а плесень? Там, где берег граничит с морем, Волны шепчут тоскливым хором, Что не будет ни вам, ни вашим Детям ни городов, ни пашен.
x x x
Оборвется сон и ночь с молоком Потечет по губам пополам с грехом, И начнется пляска густых теней, И неясно будет, в котором сне Очутился тот, кто давно не спит, Кто с самим собою водой разлит, Чей не виден профиль в замочный лаз, Но гнилым дыханием в этот час Он с тобой присутствует, он всегда Под ногами путается, следа, Отпечатка пальца, других улик Не оставив там, где возник на миг.
x x x
Помножу себя на ближайший берег. Скажу, что тот, кто во что-то верит, Достоин жизни с землей в обнимку, Где приласкают, почешут спинку. Хоть я отброс, но другим отбросам Всегда казался немым вопросом, Не тем, в котором хотя б мычанье, Но бесконечностью на молчанье Помноженной. В этом моя загвоздка. В этом суть моего перекрестка. И разбегающиеся дороги. И гравий строк о босые ноги.
x x x
Цель курицы - быть во щах. Будущее - в самих вещах: В пьянке бутылочному стеклу Лежать осколками на полу. Жизнь - струна, прямизной берет. Изгибы - покуда она поет. Рвется не там, где прикажет рок, А там, где перетрет смычок. В мыслях не было жить среди Прошлого, говоря себе: жди Завтра то, без чего дыра Памяти пожирает твое вчера.
x x x
Так выходишь из мертвой петли, Что в глазах рябил от земли И того, что на ней горой В беспорядке лежит. Порой Нужно броситься головой В омут, чтобы понять: живой Я пока еще, если страх Горло давит, щекочет пах. И душа так - что твой борей Изо рта и из двух ноздрей Свищет, словно табачный дым, Но никто не кричит "горим!"
x x x
Изначально земля тверда. Состоит из огня и льда. Пахнет родиной. то есть тем, Что осталось от предков. Всем Одинакова и кругла, Что не скажешь из-за угла, Прячась от ветра или шальной Пуль, прижавшись к стене спиной.
x x x
Морок смотрит из каждой строчки. Многоточие хуже точки: Недосказанность - это свойство Бездушевного беспокойства. Но идя из глубин навстречу Миру, те, что уже далече, Становясь нашим дням контекстом, "Бе" и "ме" искупают жестом. Погляди, как мелькают руки! Это возгласы! это звуки! Их родившие тьмы и дали Знают горечь твоей печали.
x x x
Мы одинаковы в том, что наши Уста хотим пронести мимо чаши, И в покаянии за порогом, Точно уже узнав, что не Богом Мы придуманы - из пустого Бессловесного мрака Слово Нас назвало, шепча стыдливо Наши помыслы. Так Годива, Если верить былым рассказам, Наблюдала, как горний разум Выжег любопытное зренье Соглядатаю откровенья.
x x x
Это агония, когда с языка Спускается в образе паука Строка паутиной или слюной Слепленная с еще одной. Это не молодость. Это не Жизнь - ни в себе, ни вовне. Это даже не мысли - слова. Брожение серого вещества. Движение между пустых углов. Стучание о стены голов. Это поиск ответа, но Которого даже быть не должно.
x x x
Сон нейдет и ну его на фиг! Город входит в окно, как график. Время ломаных линий короче Восьми часов ежедневной ночи. Что приятнее и больнее, Чем душе (или иже с нею) На промасленном покрывале Разложить себя на детали И собрать (где былая бодрость?) Как Калашникова - на скорость, Пока прут языки рассвета, Как грибы на исходе лета?
x x x
Снов не помню. Помню лишь - был или нет. Будят меня ни кошмары, ни даже свет В окно, ни будильник, ни телефон, ни с лица Сползшая маска. Должно быть, у подлеца Сон беспробуден, ибо когда ж еще Совести (заподозрим такой расчет Природы, иначе - инстинкт выживания) отдохнуть От беготни от себя, превратившей в ртуть Необычайно твердый зеркальный сплав, Мир, отразившись в котором, себя узнав, В отвращении выгнется в полный рост, Бисером брызг разметав ее между звезд.
x x x
То родишь, что зачнешь сегодня. Мертвый груз - то, что ты не поднял. Что не понял, теперь уж мимо Пролетит, ибо мысль - гонима. Дни уходят своей дорогой, Награждая тебя изжогой И нарывами осыпая. Тело мечется, засыпая, Тело корчится, увядая. Голова уже вся седая, Рот пускает сквозь слюни трели, Как младенец из колыбели.
* Алексей Холкин. СТИХОТВОРЕНИЯ *
Здравствуй, Петербург!
Всем погибшим твоим Поэтам
Здравствуй, город на костях, на костях... Твои храмы на крови (не пролей!). Нынче я в твоих гостях, да - гостях, о некрополь безнадежных любвей!
Саван ночи мне на плечи обрушь, и пусть время вспять идет до утра. Видишь: тени неприкаянных душ гулким эхом по колодцам-дворам.
Встану с ними в хоровод, хоровод. Стану частью выраженья лица... Я не гость твоих промозглых погод, я - твой узник, до любого конца.
x x x
"Зеркалу" Тарковского
Мне зеркало смотрит в глаза, не мигая, и я цепенею под пристальным взглядом, и я стекленею, уже отражая себя и предметы, которые рядом.
Чем дальше - тем больше: швыряю в лицо вам я то, что вы есть, только без искажений.
....и Бог Иоанна становится Словом одним из возможных своих отражений.
x x x
Ирине
Не зная, тебя забываю, что в общем нелепо, как память тебя забываю в случайном трамвае, как вечную память тоске петербургского неба... Тебя оставляю в покое, в нигде - оставляю.
Не зная тебя, забываю твои горизонты, и памятник памяти ставлю надгробным трофеем. И в Красную Книгу судьбы одиноким бизоном уходит последняя нежность ко всем Дульсинеям...
Март. Наваждение.
Ирине
Тебя узнаю в разных лицах, фигурах прохожих, проезжих, в метро, на проспектах,
при солнечном свете, при лунном, в случайных,
ничуть на тебя не похожих, похожих лишь так,
как - влюбленные только и дети.
Я вижу тебя на иконах и киноэкранах, в мадоннах, роденовских грешницах, императрицах, читаю тебя между строк в петербургских туманах и в собственных снах... Ну скажи,
что мне это не снится.
x x x
Бедненький наш Моц-арт, мы по тебе плачем. Это - с любви сдача. (В рифму идет - соц-арт).
Все мы - твои Сальери,
плача, тебя убили.
(Каждому бы - по вере,
каждому - по могиле).
Ну а тебе - в общей, музыка пусть - пухом... Мы же - слабы духом, все на судьбу ропщем.
Стало для нас былью время погод летных. По полосе взлетной бегаем без крыльев...
x x x
Рассвет полыхнул над изодранной в клочья идеей отечества Ванек-и-встанек. Тараня все айсберги, денно и нощно уходит ко дну безнадежный "Титаник".
... ... ...
Кто верит в перформанс, кто верить не хочет, кто тонет, кто шепчет в пространство "Спаси и...", и кто-то рыдает, а кто-то хохочет из тех, что играют в игрушку "Россия".
Предновогоднее
Тебе, СПб.
Я с черного неба просыплюсь на крыши, в ладони раскрытые аэропорта. Укрою тебя простыней и услышу толчки аритмии в холодных аортах.
Подправлю твоих монферранов работу и к судьбам добавлю немного погоды. ....и пусть эпитафию этому году ногами напишут по мне пешеходы.
x x x
Не собрать ушедших строчек между пальцами и дальше... (Многоточье - сумма точек, только в нем чуть больше фальши).
Как в индийских кинолентах все слова сентиментальны все о жизненных моментах, до летального банальных.
x x x
Мне страшно,
ведь душа проходит...
С. Есенин
Считаю стертые ступени, смотрю в слепые зеркала и вижу, что душа прошла: ни отраженья нет, ни тени.
И понимаю - проглядел, не разобрался, в чем тут дело, когда свое пустое тело, проснувшись поутру, надел.
x x x
Телеграфным столбом - крест (Человека сменил бог). Перемена любых мест, все равно на какой срок
в сумме будет всегда ноль (мы не примем в расчет миг). Смысла нет выбирать роль, начитавшись чужих книг.
НА КОВАЛЕВСКОМ У САШ-БАША. 24.04.93.
Слова в случайном разговоре
не столь случайны, когда над мертвым миром (морем)
кружатся чайки,
когда их крики режут уши
опасной бритвой, когда в затылок дышат души
слепой молитвой,
когда звенит ушедших время
и нет спасенья. И крылья тяжелы, как бремя
невоскресенья...
Слова, что отчества - посмертны,
и столь же строги: В миру Поэты слишком смертны,
лишь в песнях - Боги.
И так к лицу им нимб терновый,
как quique suum. Уходят, захлебнувшись Словом...
Для нас, не всуе.
x x x
В провале лестниц, где эхо "ма-ма", ступеньки клавиш, перила-струны сыграй, убийца с приставкой "само-", последний блюз для своей фортуны.
Изобрази ей такие звуки, чтоб сердце сжалось до междометья. Сыграй, в полнеба раскинув руки, свое распятье на дне столетья.
x x x
Плыву случайной небесной синью, забытым богом в пространствах таю... Я сам придумал свою россию, поверив в то, что над ней летаю.
Я затыкаю клоками ваты дыру на месте дороги к раю. ....быть может, крылья великоваты своих же строчек не понимаю.
x x x
мне остается только дождь и привкус этих крыш железный мне остается только дождь бессмысленный и бесполезный мне остается только дождь в расколотом хрустальном мире где изреченное есть ложь где проживая ты живешь но и при свете не найдешь себя в прокуренной квартире
и остается только дождь
x x x
Не судьба - проходные дворы. Мне судьба - проходными дворами уходя, выпадать из игры, оставляя следы номерами
всех, не ставших моими, домов... Мне судьба - в слишком братских могилах зарифмованных до смерти слов прятать образы странных и милых.
x x x
Я в гости прихожу к себе под утро, ошибившись дверью... И пробуждение - потеря, по сути равная судьбе.
Я в гости прихожу домой, но как-то странно и случайно. И ощущение - что тайна подсмотрена (чужая) мной.
Весна по Гераклиту
Ирине
Все тает, все течет, все изменяется, и дважды не войти в одну весну. В глазах твоих, где небо отражается, я тоже отражаюсь и тону.
Все тает, все течет, все изменяется... Весну не зафиксировать в словах. ....Глагол "люблю" природой не склоняется, он - вечная весна в твоих глазах.
x x x
Инне
Дожить бы мне до воскресенья (до воскресения...) - шалея, поймать твой взгляд, листом осенним летящий по пустым аллеям.
Летящий через судьбы, даты, холодным ветром вдаль влекомый, как ощущение утраты, такой знакомо-незнакомый.
Поймать твой взгляд, как этот город, поняв, что скрыто между строчек... Поднять его, как черный ворот озябшей петербургской ночи.
x x x
Инне
Остановите этот миг, остановите эту осень. Как в горле застревает крик застрянет время между сосен
фонарных призрачных лесов, на землю опадет листвою... И тиканье любых часов уже не разлучит с тобою.
x x x
А. С.
Зеркально отраженный взгляд Вслепую бороздит пространства, встречая сочетаний ряд как иллюзорность постоянства,
встречая сочетанья рук, на наши трепетно похожих... И в сердце замирает звук шагов полуночных прохожих.
* Елена Калинина. СТИХОТВОРЕНИЯ 8
Итак, начнем сеанс несовпадений В сомнениях, во взглядах и мечтах. У каждого своя реальность ощущений; Иных не удивит и динозавр в кустах.
ЛОШАДИ
Лошади, ах восхитительные лошади, Лишь вы, быть может, на исходе века Сложенные крылья растревожите В душе опустошенной человека.
Прошлые стремленья добрые отброшены, Прошли мы путь от конки до экспресса, И все же не заменят вас, лошади, Грохочущие детища прогресса.
Бескрылость - вот примета времени.
Пора мечтателям отчаяться,
Но лишь нога коснется стремени,
Как крылья вновь обозначаются.
Сколько же в вас красоты природой вложено, Изысканная грация в движениях. В мире ложном продажности, пошлости Вы - мечты заветной воплощение.
Не спеша шагайте всадники по площади, Эхо гулкое пробьется через стены. Ярче жить нам помогите, лошади, Вырваться из суетного плена.
Бескрылость - вот примета времени.
Пора мечтателям отчаяться,
Но лишь нога коснется стремени,
Как крылья вновь обозначаются.
x x x
Раскололся когда-то Царь-колокол,
И стоит он с осколком отколотым,
Как с разинутой пастью черной,
На молчание обреченный.
Не разбудит тупую апатию Звон величественный, раскатистый, Хоть всего-то частица отбита От огромного монолита.
В монолитной же массе - ничтожества
Торжествуют, когда их множество,
А вина за их серость безликую
Гложет горсточку индивидуумов.
Оболочки на душах непрочные Злобно топчет толпа порочная, Но перчаткой белой пощечина Позабавит лишь свору склочную.
Вечно в ногу идти не хочется
Замечтавшимся в одиночестве.
Жжет мучительное счастье творчества
Наделенных даром пророчества.
Все-то мысли у них раскольные, Все-то судьбы у них обломаны. В них - раскаяние Раскольникова И унылые сны Обломова.
Но мечтания их и сомнения
Не у всех вызывают прозрение
- Зло и разум одним узлом связаны
В наказание за несказанное,
В наказание за неуслышанное - Не звенит чистый голос возвышенный. ....Что ж старуха так смотрит сердито, У разбитого сидя корыта?
x x x
Все в космосе бездонном безупречно, Веками выкован порядок в небесах. Куда ни сунься - всюду бесконечность. На строго отведенных им местах Галактики, созвездия, планеты Лишь иногда внесет сумбур метеорит, Да прошмыгнет павлиний хвост кометы... Земля сей космос бодро бороздит, На ней же - множество вопросов без ответов:
Как зарождалась та Земля
Из хаоса небытия?
Кто сотворил наш пестрый мир
Живой объект потешных игр?
Кто - то рассудок нам дарил,
То чувством колдовским пьянил,
То рьямо, с наслажденьем рвал
Души прозрачный матерьял?
Что за неведомая сила
Беду иной раз мудро отводила,
То все надежды жгла в один момент,
Когда, казалось, до спасенья - миллиметр?
Зачем же молодой Христос
Свой крест тяжелый в гору нес?
Голгофы страшный силуэт
Да нам оставленный завет
От искушений не спасли
Нас, грешных жителей Земли. Так и живем земными судьбами своими, Но может все-таки настанет судный день, И выйдут все и головы поднимут, И в недоступной чистой высоте ЕГО увидят, призванного ими?
Проходит жизнь. А все же это странно. И зубы ноют, и душа болит. Все в прошлом суета, а впереди туманно. Земля - планета где-то в космосе летит...
Состояние
Жжет внутри - невыносимо (Хоть и холодно снаружи) Оболочка моя - символ Не спасающий от стужи
(Да к тому же и от жжения) Форму рушит содержание Швы трещат от напряжения Только тщетны все старания
Не вернуть то состоянье: Сладкий сон самообмана, Невесомость ожиданья, Ненасытность мыслей пьяных...
Задыхаюсь вспоминая. Ух! Стал воздух непрозрачен Непригоден для дыханья В нем чертями цифры скачут
И магические знаки. Ветер трепетно терзает Закорючки да зигзаги Да круги перед глазами
Торжество бесовских формул! Наползают кучно танки Жрут простор лавиной черной (Как в психической атаке)
Коченею. (И сгораю!) На заброшенной платформе. Что там шпарит с шумным паром? (Вещий сон мешает вспомнить
Стертый временем случайно) Может вырвался на волю Паровоз монументальный? И увлекшись новой ролью
Налетел. А мог бы мимо! Или давит Немезида Страшной карой? Нестерпимо! Как вернуться в день забытый?
Тень сплошная разливаясь Пенится зловещим зельем Вьется нетопырей стая Им, ночным зверям - веселье...
Ха! Вдруг выскользнет, как мыло Канет блажь - то состоянье А ведь это - все, что было Все богатство. (Состояние)
x x x
Болото. Поле. Лес. Уже конец столетья.
Нависла туча на сплетение ветвей,
Смягчает полумрак природы разноцветье
...Заворожила взгляд росинка на руке
Я в глубину прозрачную всмотрюсь Мир отраженный - суть иллюзии покоя Нет. В душу заглянуть (бессмертную) - боюсь Какая муть. Пройдусь и успокоюсь. Грязь (под ногами). Я сейчас вернусь В реальный мир. Вдали грохочет поезд Набитый. Может втиснусь? Ну и пусть Там давка - я от вечности в ней скроюсь. Но будет день (другой) - и я ворвусь Под своды гулкие безлюдной дикой воли.
Вновь тайны бытия разбередят сомненья
Когда прикроет слякоть белый снег
Я поспешу - на "страшный суд", в уединенье
Болото. Поле. Лес. Еще ХХ век....
Душа
Вся зажалась, взъерошилась, скорчилась Среди буйства кичащейся нечисти, Та, что нас начиняет творчеством И живет бесконечно в вечности. Аж до пяток упала, безвольная, Но затем в закоулки тесные Прошмыгнула искра крамольная И прожгла оболочки телесные. В ней по штату эмоции числятся И "трудиться она обязана", Чтоб подольше остаться чистою От идеи сверху навязанной. Нас с былыми владельцами связывает И в потомка вселится исподволь, Наша сущность - всегда одноразовая, Инвентарь неизменный для исповеди.
x x x
Или бред, иль навязчивый сон. Завывая, кружит ветер бешеный. Темнота, словно стая ворон, Налетает на глушь озверевшую.
Кто-то полем промерзшим бредет
В неизвестности мрака кромешного.
Странный голос как-будто зовет
Не тебя ль? Так какого же лешего...
Позабудь эту ересь да пей, Черствым хлебом соленым закусывай, Лишь в душе не копайся своей, Что зовется загадочной русскою.
Разогнавшись, ворвется метель
В тесноту комнатенки замызганной,
И тяжелый спасительный хмель
Унесет, и начнется все сызнова.
По заснеженной жесткой стерне Ты волчицей ободранной рыскаешь, И холодной бесстрастной луне Диким воем тоску свою выскажешь.
Так давай, не раздумывай, пей
Эту горькую гадость невкусную,
Лишь в душе не копайся своей,
Что зовется загадочной русскою.
Расколдует раскатистый звон На рассвете все сны окаянные. Внемлют лики старинных икон Запоздалым словам покаяния.
Видишь выход из царства теней?
Там, где свечка оплывшая тусклая.
Этот свет не в душе ли твоей,
Что зовется загадочной русскою?
x x x
Там, где рисунки выбиты на скалах, Давно, в суровых северных краях, Стихия море потемневшее вздымала, И стойбище сковал холодный страх.
Людей тщедушных ветер леденил,
Сек тело и врывался с визгом в уши,
Лавиной непрерывной ливень лил,
Водой бурлящей заливая сушу.
Тогда к своим священным истуканам, Своим земным языческим богам Они пошли на ощупь за шаманом, Хоть ринулась навстречу им река.
Но тщетно пенился прожорливый поток,
Шли люди, впереди был виден Бог.
Шли люди, впереди был виден Бог.
Природа все стервозней развлекалась, Людей к подножью идола прижав, Земная твердь нещадно сокращалась, Воде свои владения отдав.
"О многоликий, как ты допустил",
Кричал шаман, сон идола нарушив,
"Такое торжество враждебных сил,
Что пожирают жадно наши души!
Вновь жертву ищет жало урагана, А ты укрылся в рыхлых облаках, Так получай!" - и бил в безумстве пьяном Дубиной деревянные бока.
Шаман наотмашь колотил намокший бок,
Чтоб Бог его услышал и помог,
Чтоб Бог его услышал и помог.
Стихия понемногу выдыхалась, Скатилось море к прежним берегам, По небу яркая полоска выгибалась И волны жались к влажным валунам.
Но шквал внезапно идола свалил,
Остаток сил неистово обрушив,
Шальной поток в пучине закружил
И уволок... Молил шаман: "Послушай:
Лишиться Бога - кара на века нам. Вернись, к тебе протянута рука..." Нет, море подхватило истукана, Казалось, он шепнул издалека:
"Истек невидимой духовной власти срок,
Я от безумства вас не уберег,
Пусть мудрость вам дарует новый Бог!"
x x x
А за окном осенний вечер, как в кино А там, на западе, как встарь, горит заря Нам сущность вечности понять не суждено Приходит мудрость с опозданием, а зря Нас долго кружит хоровод беспечных игр Потом - рутина повседневной суеты А в нас таится бесконечный дивный мир И дремлют тайны не открытой красоты.
Тройка
Эти рыжие лошади словно взбесились. Тройка мчится как сказочный символ России.
Бесконечной дорогой разбитой
Вразнобой барабанят копыта. Бубенцы будоражат занудные будни, Но былинных героев будить безрассудно.
Суть свободы надежно забыта
За безликими бедами быта. Кто-то в бричке стоит в ореоле из пыли, Взвились гривы, как огненно-рыжие крылья,
Содержание:
Александр Юринсон. Новые стихотворения. Алексей Холкин. Стихотворения. Елена Калинина. Стихотворения. Юрий Канащенков. Стихотворения. Юрий Канащенков. Войдя в этот мир. Книга стихов. Юрий Канащенков. Гость. Книга стихов. Вадим Лебедев. Стихотворения. Александр Лекомцев. Стихотворения. Юлия Рюмшина. Стихотворения. Саша Ротай. Стихотворения. Валерия Крестова. Стихотворения.
* Александр Юринсон. Новые стихотворения *
x x x
Слушай меня: мир переполнен нечистью, Что означает бессмысленность благодеяния. Нас не расслабишь, не запугаешь вечностью. Мы выросли в саду отрицанья и знания. После смерти мы станем холмами и ямами. Век машин отведет нам резервации, Где мы будем трезвонить ямбами, Думая, что тем самым спасаем нации. Боги, в которых мы верили и не верили, Примут нас равнодушно и выделят пенсии. То-то мы позабавимся со свирелями В тех краях, где общаются только песнями!
x x x
Мне приходит время умолкнуть - пожалуйста! Я и так половину жизни отдал подполью. Только не надо сочувствия (в скобках - жалости) Мне не впервой свыкаться с подобной ролью. Я никогда не молчал, но не все услышится: Одни - немы, другие - глухи, а третьи - пройдохи. Мысль находит разум, когда запишется. Вычтем налоги векам - останутся крохи. Годы, как войны, грудь покрывают ранами Или медалями. Под тем и другим - пусто. Я выхожу из игры не с пустыми карманами, Но зарекаюсь ходить в казино искусства.
x x x
Выйти из дома можно и утром, и вечером. Ночью не видно дорог, но их и не нужно. Если помочь самому себе уже нечем, То вполне подойдут и дружба, и служба. Все дороги уводят от мира к Риму, Движешься ли пешком или в чем-то сидя. Пересеченная местность уводит мимо Цели - той, которой в глаза не видел. За поворотом небо, под небом море. Ни тебе Эльдорадо, ни двух Америк. Чайки кричат, всхлипам в подушку вторя. Ветер гудит. Волны слюнявят берег.
x x x
Возле пропасти вечности я слонялся без Определенных занятий - удел певца, Чье перо оставляет хотя бы порез На теле души - не потребителя, так творца. Возле вечности я покупал и крал То, что нравилось, то, что хотел иметь, То, чем потом владел, пока не умирал Тот из меня, который мешает петь. В пропасти вечности я наблюдал полет Птиц далеко летящих издалека, Видя заснеженные поля, уходящий год И самого себя в зеркале потолка.
x x x
Возле меня пахнет смертью литературы. Я не боюсь приспускать никакие знамена. На шахматном поле поэзии нет фигуры, Способной заменить Аполлона. Мы жили неплохо: спали, пили, ели, Трахались, врали, сидели часами в сортире, Но ни один из нас не сыграл на свирели, Не говоря уж о лире. Наша судьба в чьих-то (да в чьих же?!) лапах. Скажешь не то - будет тебе оплеуха. Вдыхайте, пока дозволено, этот запах Смерти - иначе - освобожденья духа.
x x x
Вот, например, поэзия, - тоже дело, Если, конечно, не думать о ней иначе. Я тоже ее любил, потом - надоела: Слишком мало души и много удачи. Вот надышусь вдохновением, взмою над городом, Полечу куда-нибудь в сельскую местность. Облака висят, будто седые бороды. Руки рек держат в объятьях окрестность. Песня народная долом струится паточно. Прочих напитков может отведать каждый. Я за жизнь выпил более, чем достаточно, Хоть никогда не испытывал острой жажды.
x x x
Живи, как знаешь. Я тебе не учитель. Надо "по коням!" - я кричал "по окопам!.." Сердцу не скажешь "стучите... теперь не стучите", Прикасаясь металлом чувств, как стетоскопом. Мне из окна виден кусочек мира. Пляшет метель. Едут машины мимо. Душа - прообраз стандартной квартиры, Как бы она ни была неповторима. Гости уйдут. Снег превратится в лужи. Солнце погаснет. Вечность останется в прошлом. Нам не будет уже ни лучше, ни хуже. Только мечты. Только о чем-то хорошем.
x x x
Я был немым, а порою - горланил песни. Нервы сделал резиной, потом - железом. Снисходил до наипошлейшей лести. Напивался пьяным, гулял тверезым. Жизнь хоть завтра можно начать сначала, Только ком оно нужно, начало это, Если конца не видно? Душа не знала, Какая на этом свете нехватка света. Хороша жизнь, которая как пословица Или роман - без героя или с героем. Жаль, что поэтами не рождаются и не становятся, Ну да мы и без камня город построим.
x x x
Начинаешь рождаться - и зрение Угадает в обломках морока Бесконечное повторение, Но - не того, что дорого. И выходишь. Туда. Наружу. Снова в осень, в листву шуршащую, В льдом подернувшуюся лужу. В это самое - в Настоящее. А глаза уже это видели. Языком уже это названо. И - улыбки родителей На лице прорастают язвами.
x x x
Раньше и я питался верой, Но подавился ею, как костью. Так случается осенью серой Ждать то ли с обыском, то ли гостью. Шлифуя ржавую горечь чужими Стихами, жить, где зимуют раки, Где реки лижут большое вымя Озера, где буераки Леса, исхоженного грибниками, Мешают чинной прогулке. Плакать, Размазывая по лицу руками, Как осень по огороду - слякоть.
x x x
Начинания пахнут детством. Между пошлостью и эстетством Есть лазейка в почет и прибыль. Начинать с нее - верная гибель. Понимание - тоже поза. Петь мешает в зобу заноза. И смешно наблюдать, как эпос Превращается в детский ребус. Становись в хоровод, уроды! Мы прошли зачатье и роды. Покривляемся - все равно ведь Не указ нам ни Бог, ни совесть.
x x x
За порогом дождь, а здесь еще хуже: Спертый воздух, холодный ужин, Старый журнал, паутина в банке И остальные приметы изнанки. Циник живет, уплетая пошлость. Кто-то закусывает ее прошлым, Стекая в сон на высокой ноте И просыпаясь в своей блевоте. Я в мечтах о полете птицы. Презираю тупые лица И прикидываюсь идиотом На закрытые двери: кто там?
x x x
Чтобы выйти на улицу, надо Чтоб была сметена баррикада Лени, страха перед процессом Одевания, схожим с инцестом. Город хлюпает под ногами. Под дождем гниет даже камень. Что сказать о продукте чресел, Если сам ты не царь, а плесень? Там, где берег граничит с морем, Волны шепчут тоскливым хором, Что не будет ни вам, ни вашим Детям ни городов, ни пашен.
x x x
Оборвется сон и ночь с молоком Потечет по губам пополам с грехом, И начнется пляска густых теней, И неясно будет, в котором сне Очутился тот, кто давно не спит, Кто с самим собою водой разлит, Чей не виден профиль в замочный лаз, Но гнилым дыханием в этот час Он с тобой присутствует, он всегда Под ногами путается, следа, Отпечатка пальца, других улик Не оставив там, где возник на миг.
x x x
Помножу себя на ближайший берег. Скажу, что тот, кто во что-то верит, Достоин жизни с землей в обнимку, Где приласкают, почешут спинку. Хоть я отброс, но другим отбросам Всегда казался немым вопросом, Не тем, в котором хотя б мычанье, Но бесконечностью на молчанье Помноженной. В этом моя загвоздка. В этом суть моего перекрестка. И разбегающиеся дороги. И гравий строк о босые ноги.
x x x
Цель курицы - быть во щах. Будущее - в самих вещах: В пьянке бутылочному стеклу Лежать осколками на полу. Жизнь - струна, прямизной берет. Изгибы - покуда она поет. Рвется не там, где прикажет рок, А там, где перетрет смычок. В мыслях не было жить среди Прошлого, говоря себе: жди Завтра то, без чего дыра Памяти пожирает твое вчера.
x x x
Так выходишь из мертвой петли, Что в глазах рябил от земли И того, что на ней горой В беспорядке лежит. Порой Нужно броситься головой В омут, чтобы понять: живой Я пока еще, если страх Горло давит, щекочет пах. И душа так - что твой борей Изо рта и из двух ноздрей Свищет, словно табачный дым, Но никто не кричит "горим!"
x x x
Изначально земля тверда. Состоит из огня и льда. Пахнет родиной. то есть тем, Что осталось от предков. Всем Одинакова и кругла, Что не скажешь из-за угла, Прячась от ветра или шальной Пуль, прижавшись к стене спиной.
x x x
Морок смотрит из каждой строчки. Многоточие хуже точки: Недосказанность - это свойство Бездушевного беспокойства. Но идя из глубин навстречу Миру, те, что уже далече, Становясь нашим дням контекстом, "Бе" и "ме" искупают жестом. Погляди, как мелькают руки! Это возгласы! это звуки! Их родившие тьмы и дали Знают горечь твоей печали.
x x x
Мы одинаковы в том, что наши Уста хотим пронести мимо чаши, И в покаянии за порогом, Точно уже узнав, что не Богом Мы придуманы - из пустого Бессловесного мрака Слово Нас назвало, шепча стыдливо Наши помыслы. Так Годива, Если верить былым рассказам, Наблюдала, как горний разум Выжег любопытное зренье Соглядатаю откровенья.
x x x
Это агония, когда с языка Спускается в образе паука Строка паутиной или слюной Слепленная с еще одной. Это не молодость. Это не Жизнь - ни в себе, ни вовне. Это даже не мысли - слова. Брожение серого вещества. Движение между пустых углов. Стучание о стены голов. Это поиск ответа, но Которого даже быть не должно.
x x x
Сон нейдет и ну его на фиг! Город входит в окно, как график. Время ломаных линий короче Восьми часов ежедневной ночи. Что приятнее и больнее, Чем душе (или иже с нею) На промасленном покрывале Разложить себя на детали И собрать (где былая бодрость?) Как Калашникова - на скорость, Пока прут языки рассвета, Как грибы на исходе лета?
x x x
Снов не помню. Помню лишь - был или нет. Будят меня ни кошмары, ни даже свет В окно, ни будильник, ни телефон, ни с лица Сползшая маска. Должно быть, у подлеца Сон беспробуден, ибо когда ж еще Совести (заподозрим такой расчет Природы, иначе - инстинкт выживания) отдохнуть От беготни от себя, превратившей в ртуть Необычайно твердый зеркальный сплав, Мир, отразившись в котором, себя узнав, В отвращении выгнется в полный рост, Бисером брызг разметав ее между звезд.
x x x
То родишь, что зачнешь сегодня. Мертвый груз - то, что ты не поднял. Что не понял, теперь уж мимо Пролетит, ибо мысль - гонима. Дни уходят своей дорогой, Награждая тебя изжогой И нарывами осыпая. Тело мечется, засыпая, Тело корчится, увядая. Голова уже вся седая, Рот пускает сквозь слюни трели, Как младенец из колыбели.
* Алексей Холкин. СТИХОТВОРЕНИЯ *
Здравствуй, Петербург!
Всем погибшим твоим Поэтам
Здравствуй, город на костях, на костях... Твои храмы на крови (не пролей!). Нынче я в твоих гостях, да - гостях, о некрополь безнадежных любвей!
Саван ночи мне на плечи обрушь, и пусть время вспять идет до утра. Видишь: тени неприкаянных душ гулким эхом по колодцам-дворам.
Встану с ними в хоровод, хоровод. Стану частью выраженья лица... Я не гость твоих промозглых погод, я - твой узник, до любого конца.
x x x
"Зеркалу" Тарковского
Мне зеркало смотрит в глаза, не мигая, и я цепенею под пристальным взглядом, и я стекленею, уже отражая себя и предметы, которые рядом.
Чем дальше - тем больше: швыряю в лицо вам я то, что вы есть, только без искажений.
....и Бог Иоанна становится Словом одним из возможных своих отражений.
x x x
Ирине
Не зная, тебя забываю, что в общем нелепо, как память тебя забываю в случайном трамвае, как вечную память тоске петербургского неба... Тебя оставляю в покое, в нигде - оставляю.
Не зная тебя, забываю твои горизонты, и памятник памяти ставлю надгробным трофеем. И в Красную Книгу судьбы одиноким бизоном уходит последняя нежность ко всем Дульсинеям...
Март. Наваждение.
Ирине
Тебя узнаю в разных лицах, фигурах прохожих, проезжих, в метро, на проспектах,
при солнечном свете, при лунном, в случайных,
ничуть на тебя не похожих, похожих лишь так,
как - влюбленные только и дети.
Я вижу тебя на иконах и киноэкранах, в мадоннах, роденовских грешницах, императрицах, читаю тебя между строк в петербургских туманах и в собственных снах... Ну скажи,
что мне это не снится.
x x x
Бедненький наш Моц-арт, мы по тебе плачем. Это - с любви сдача. (В рифму идет - соц-арт).
Все мы - твои Сальери,
плача, тебя убили.
(Каждому бы - по вере,
каждому - по могиле).
Ну а тебе - в общей, музыка пусть - пухом... Мы же - слабы духом, все на судьбу ропщем.
Стало для нас былью время погод летных. По полосе взлетной бегаем без крыльев...
x x x
Рассвет полыхнул над изодранной в клочья идеей отечества Ванек-и-встанек. Тараня все айсберги, денно и нощно уходит ко дну безнадежный "Титаник".
... ... ...
Кто верит в перформанс, кто верить не хочет, кто тонет, кто шепчет в пространство "Спаси и...", и кто-то рыдает, а кто-то хохочет из тех, что играют в игрушку "Россия".
Предновогоднее
Тебе, СПб.
Я с черного неба просыплюсь на крыши, в ладони раскрытые аэропорта. Укрою тебя простыней и услышу толчки аритмии в холодных аортах.
Подправлю твоих монферранов работу и к судьбам добавлю немного погоды. ....и пусть эпитафию этому году ногами напишут по мне пешеходы.
x x x
Не собрать ушедших строчек между пальцами и дальше... (Многоточье - сумма точек, только в нем чуть больше фальши).
Как в индийских кинолентах все слова сентиментальны все о жизненных моментах, до летального банальных.
x x x
Мне страшно,
ведь душа проходит...
С. Есенин
Считаю стертые ступени, смотрю в слепые зеркала и вижу, что душа прошла: ни отраженья нет, ни тени.
И понимаю - проглядел, не разобрался, в чем тут дело, когда свое пустое тело, проснувшись поутру, надел.
x x x
Телеграфным столбом - крест (Человека сменил бог). Перемена любых мест, все равно на какой срок
в сумме будет всегда ноль (мы не примем в расчет миг). Смысла нет выбирать роль, начитавшись чужих книг.
НА КОВАЛЕВСКОМ У САШ-БАША. 24.04.93.
Слова в случайном разговоре
не столь случайны, когда над мертвым миром (морем)
кружатся чайки,
когда их крики режут уши
опасной бритвой, когда в затылок дышат души
слепой молитвой,
когда звенит ушедших время
и нет спасенья. И крылья тяжелы, как бремя
невоскресенья...
Слова, что отчества - посмертны,
и столь же строги: В миру Поэты слишком смертны,
лишь в песнях - Боги.
И так к лицу им нимб терновый,
как quique suum. Уходят, захлебнувшись Словом...
Для нас, не всуе.
x x x
В провале лестниц, где эхо "ма-ма", ступеньки клавиш, перила-струны сыграй, убийца с приставкой "само-", последний блюз для своей фортуны.
Изобрази ей такие звуки, чтоб сердце сжалось до междометья. Сыграй, в полнеба раскинув руки, свое распятье на дне столетья.
x x x
Плыву случайной небесной синью, забытым богом в пространствах таю... Я сам придумал свою россию, поверив в то, что над ней летаю.
Я затыкаю клоками ваты дыру на месте дороги к раю. ....быть может, крылья великоваты своих же строчек не понимаю.
x x x
мне остается только дождь и привкус этих крыш железный мне остается только дождь бессмысленный и бесполезный мне остается только дождь в расколотом хрустальном мире где изреченное есть ложь где проживая ты живешь но и при свете не найдешь себя в прокуренной квартире
и остается только дождь
x x x
Не судьба - проходные дворы. Мне судьба - проходными дворами уходя, выпадать из игры, оставляя следы номерами
всех, не ставших моими, домов... Мне судьба - в слишком братских могилах зарифмованных до смерти слов прятать образы странных и милых.
x x x
Я в гости прихожу к себе под утро, ошибившись дверью... И пробуждение - потеря, по сути равная судьбе.
Я в гости прихожу домой, но как-то странно и случайно. И ощущение - что тайна подсмотрена (чужая) мной.
Весна по Гераклиту
Ирине
Все тает, все течет, все изменяется, и дважды не войти в одну весну. В глазах твоих, где небо отражается, я тоже отражаюсь и тону.
Все тает, все течет, все изменяется... Весну не зафиксировать в словах. ....Глагол "люблю" природой не склоняется, он - вечная весна в твоих глазах.
x x x
Инне
Дожить бы мне до воскресенья (до воскресения...) - шалея, поймать твой взгляд, листом осенним летящий по пустым аллеям.
Летящий через судьбы, даты, холодным ветром вдаль влекомый, как ощущение утраты, такой знакомо-незнакомый.
Поймать твой взгляд, как этот город, поняв, что скрыто между строчек... Поднять его, как черный ворот озябшей петербургской ночи.
x x x
Инне
Остановите этот миг, остановите эту осень. Как в горле застревает крик застрянет время между сосен
фонарных призрачных лесов, на землю опадет листвою... И тиканье любых часов уже не разлучит с тобою.
x x x
А. С.
Зеркально отраженный взгляд Вслепую бороздит пространства, встречая сочетаний ряд как иллюзорность постоянства,
встречая сочетанья рук, на наши трепетно похожих... И в сердце замирает звук шагов полуночных прохожих.
* Елена Калинина. СТИХОТВОРЕНИЯ 8
Итак, начнем сеанс несовпадений В сомнениях, во взглядах и мечтах. У каждого своя реальность ощущений; Иных не удивит и динозавр в кустах.
ЛОШАДИ
Лошади, ах восхитительные лошади, Лишь вы, быть может, на исходе века Сложенные крылья растревожите В душе опустошенной человека.
Прошлые стремленья добрые отброшены, Прошли мы путь от конки до экспресса, И все же не заменят вас, лошади, Грохочущие детища прогресса.
Бескрылость - вот примета времени.
Пора мечтателям отчаяться,
Но лишь нога коснется стремени,
Как крылья вновь обозначаются.
Сколько же в вас красоты природой вложено, Изысканная грация в движениях. В мире ложном продажности, пошлости Вы - мечты заветной воплощение.
Не спеша шагайте всадники по площади, Эхо гулкое пробьется через стены. Ярче жить нам помогите, лошади, Вырваться из суетного плена.
Бескрылость - вот примета времени.
Пора мечтателям отчаяться,
Но лишь нога коснется стремени,
Как крылья вновь обозначаются.
x x x
Раскололся когда-то Царь-колокол,
И стоит он с осколком отколотым,
Как с разинутой пастью черной,
На молчание обреченный.
Не разбудит тупую апатию Звон величественный, раскатистый, Хоть всего-то частица отбита От огромного монолита.
В монолитной же массе - ничтожества
Торжествуют, когда их множество,
А вина за их серость безликую
Гложет горсточку индивидуумов.
Оболочки на душах непрочные Злобно топчет толпа порочная, Но перчаткой белой пощечина Позабавит лишь свору склочную.
Вечно в ногу идти не хочется
Замечтавшимся в одиночестве.
Жжет мучительное счастье творчества
Наделенных даром пророчества.
Все-то мысли у них раскольные, Все-то судьбы у них обломаны. В них - раскаяние Раскольникова И унылые сны Обломова.
Но мечтания их и сомнения
Не у всех вызывают прозрение
- Зло и разум одним узлом связаны
В наказание за несказанное,
В наказание за неуслышанное - Не звенит чистый голос возвышенный. ....Что ж старуха так смотрит сердито, У разбитого сидя корыта?
x x x
Все в космосе бездонном безупречно, Веками выкован порядок в небесах. Куда ни сунься - всюду бесконечность. На строго отведенных им местах Галактики, созвездия, планеты Лишь иногда внесет сумбур метеорит, Да прошмыгнет павлиний хвост кометы... Земля сей космос бодро бороздит, На ней же - множество вопросов без ответов:
Как зарождалась та Земля
Из хаоса небытия?
Кто сотворил наш пестрый мир
Живой объект потешных игр?
Кто - то рассудок нам дарил,
То чувством колдовским пьянил,
То рьямо, с наслажденьем рвал
Души прозрачный матерьял?
Что за неведомая сила
Беду иной раз мудро отводила,
То все надежды жгла в один момент,
Когда, казалось, до спасенья - миллиметр?
Зачем же молодой Христос
Свой крест тяжелый в гору нес?
Голгофы страшный силуэт
Да нам оставленный завет
От искушений не спасли
Нас, грешных жителей Земли. Так и живем земными судьбами своими, Но может все-таки настанет судный день, И выйдут все и головы поднимут, И в недоступной чистой высоте ЕГО увидят, призванного ими?
Проходит жизнь. А все же это странно. И зубы ноют, и душа болит. Все в прошлом суета, а впереди туманно. Земля - планета где-то в космосе летит...
Состояние
Жжет внутри - невыносимо (Хоть и холодно снаружи) Оболочка моя - символ Не спасающий от стужи
(Да к тому же и от жжения) Форму рушит содержание Швы трещат от напряжения Только тщетны все старания
Не вернуть то состоянье: Сладкий сон самообмана, Невесомость ожиданья, Ненасытность мыслей пьяных...
Задыхаюсь вспоминая. Ух! Стал воздух непрозрачен Непригоден для дыханья В нем чертями цифры скачут
И магические знаки. Ветер трепетно терзает Закорючки да зигзаги Да круги перед глазами
Торжество бесовских формул! Наползают кучно танки Жрут простор лавиной черной (Как в психической атаке)
Коченею. (И сгораю!) На заброшенной платформе. Что там шпарит с шумным паром? (Вещий сон мешает вспомнить
Стертый временем случайно) Может вырвался на волю Паровоз монументальный? И увлекшись новой ролью
Налетел. А мог бы мимо! Или давит Немезида Страшной карой? Нестерпимо! Как вернуться в день забытый?
Тень сплошная разливаясь Пенится зловещим зельем Вьется нетопырей стая Им, ночным зверям - веселье...
Ха! Вдруг выскользнет, как мыло Канет блажь - то состоянье А ведь это - все, что было Все богатство. (Состояние)
x x x
Болото. Поле. Лес. Уже конец столетья.
Нависла туча на сплетение ветвей,
Смягчает полумрак природы разноцветье
...Заворожила взгляд росинка на руке
Я в глубину прозрачную всмотрюсь Мир отраженный - суть иллюзии покоя Нет. В душу заглянуть (бессмертную) - боюсь Какая муть. Пройдусь и успокоюсь. Грязь (под ногами). Я сейчас вернусь В реальный мир. Вдали грохочет поезд Набитый. Может втиснусь? Ну и пусть Там давка - я от вечности в ней скроюсь. Но будет день (другой) - и я ворвусь Под своды гулкие безлюдной дикой воли.
Вновь тайны бытия разбередят сомненья
Когда прикроет слякоть белый снег
Я поспешу - на "страшный суд", в уединенье
Болото. Поле. Лес. Еще ХХ век....
Душа
Вся зажалась, взъерошилась, скорчилась Среди буйства кичащейся нечисти, Та, что нас начиняет творчеством И живет бесконечно в вечности. Аж до пяток упала, безвольная, Но затем в закоулки тесные Прошмыгнула искра крамольная И прожгла оболочки телесные. В ней по штату эмоции числятся И "трудиться она обязана", Чтоб подольше остаться чистою От идеи сверху навязанной. Нас с былыми владельцами связывает И в потомка вселится исподволь, Наша сущность - всегда одноразовая, Инвентарь неизменный для исповеди.
x x x
Или бред, иль навязчивый сон. Завывая, кружит ветер бешеный. Темнота, словно стая ворон, Налетает на глушь озверевшую.
Кто-то полем промерзшим бредет
В неизвестности мрака кромешного.
Странный голос как-будто зовет
Не тебя ль? Так какого же лешего...
Позабудь эту ересь да пей, Черствым хлебом соленым закусывай, Лишь в душе не копайся своей, Что зовется загадочной русскою.
Разогнавшись, ворвется метель
В тесноту комнатенки замызганной,
И тяжелый спасительный хмель
Унесет, и начнется все сызнова.
По заснеженной жесткой стерне Ты волчицей ободранной рыскаешь, И холодной бесстрастной луне Диким воем тоску свою выскажешь.
Так давай, не раздумывай, пей
Эту горькую гадость невкусную,
Лишь в душе не копайся своей,
Что зовется загадочной русскою.
Расколдует раскатистый звон На рассвете все сны окаянные. Внемлют лики старинных икон Запоздалым словам покаяния.
Видишь выход из царства теней?
Там, где свечка оплывшая тусклая.
Этот свет не в душе ли твоей,
Что зовется загадочной русскою?
x x x
Там, где рисунки выбиты на скалах, Давно, в суровых северных краях, Стихия море потемневшее вздымала, И стойбище сковал холодный страх.
Людей тщедушных ветер леденил,
Сек тело и врывался с визгом в уши,
Лавиной непрерывной ливень лил,
Водой бурлящей заливая сушу.
Тогда к своим священным истуканам, Своим земным языческим богам Они пошли на ощупь за шаманом, Хоть ринулась навстречу им река.
Но тщетно пенился прожорливый поток,
Шли люди, впереди был виден Бог.
Шли люди, впереди был виден Бог.
Природа все стервозней развлекалась, Людей к подножью идола прижав, Земная твердь нещадно сокращалась, Воде свои владения отдав.
"О многоликий, как ты допустил",
Кричал шаман, сон идола нарушив,
"Такое торжество враждебных сил,
Что пожирают жадно наши души!
Вновь жертву ищет жало урагана, А ты укрылся в рыхлых облаках, Так получай!" - и бил в безумстве пьяном Дубиной деревянные бока.
Шаман наотмашь колотил намокший бок,
Чтоб Бог его услышал и помог,
Чтоб Бог его услышал и помог.
Стихия понемногу выдыхалась, Скатилось море к прежним берегам, По небу яркая полоска выгибалась И волны жались к влажным валунам.
Но шквал внезапно идола свалил,
Остаток сил неистово обрушив,
Шальной поток в пучине закружил
И уволок... Молил шаман: "Послушай:
Лишиться Бога - кара на века нам. Вернись, к тебе протянута рука..." Нет, море подхватило истукана, Казалось, он шепнул издалека:
"Истек невидимой духовной власти срок,
Я от безумства вас не уберег,
Пусть мудрость вам дарует новый Бог!"
x x x
А за окном осенний вечер, как в кино А там, на западе, как встарь, горит заря Нам сущность вечности понять не суждено Приходит мудрость с опозданием, а зря Нас долго кружит хоровод беспечных игр Потом - рутина повседневной суеты А в нас таится бесконечный дивный мир И дремлют тайны не открытой красоты.
Тройка
Эти рыжие лошади словно взбесились. Тройка мчится как сказочный символ России.
Бесконечной дорогой разбитой
Вразнобой барабанят копыта. Бубенцы будоражат занудные будни, Но былинных героев будить безрассудно.
Суть свободы надежно забыта
За безликими бедами быта. Кто-то в бричке стоит в ореоле из пыли, Взвились гривы, как огненно-рыжие крылья,