Неизвестен Автор. По водным просторам

   "Первобытные" первую минуту молчали, не зная, что им предпринять. Ввязываться в драку было безрассудно: в лучшем случае они могли бы побить двух-трех подростков, но одежда уже была наверху, где стояли взрослые.
   Между тем мальчиков вокруг злосчастных глушителей собралось уже около десятка.
   - Ребята,- рассказывал ремесленникам Глеб.- Они рыбу тут взрывчаткой губят... вот эти. Раза два в неделю приезжают, а то и чаще. Вчера тоже были. Столько уже напортили - страсть!
   - Валя, что же это будет?! - простонал полуодетый.
   Ребята прыснули со смеху.
   - Оставьте их, друзья - проговорил Дмитрий Павлович. Он не торопясь спустился вниз. Видно было, что он очень доволен и тоже рассмешен, но старался казаться серьезным.
   Приход археолога вывел из оцепенения долговязого:
   - Ваши ребята? - закричал он.
   - Нет, я бездетный.
   - Вы не шутите, гражданин,- кипятился голый браконьер.- От меня не отвертитесь! Я знаю! Вы - зачинщик. Вы уже к нам однажды приставали! Это ваши штучки!
   Голый долговязый шагнул ближе к Дмитрию Павловичу. А у того лицо вдруг побледнело, глаза не по-доброму сузились и крепко сжались кулаки.
   - Ох, смотри, Валя, даст тебе сейчас леща товарищ ученый,- предостерег один из ребят,- да так даст - сразу побежишь пенсию оформлять.
   - Вот что, гражданин,- процедил сквозь зубы долговязый, обращаясь к Дмитрию Павловичу.- Я вас не знаю и знать не желаю. Я представитель местной власти. Понятно? Я требую...
   Он так и не успел договорить, чего требует, заметил приближавшихся двух экскурсантов, сразу обмяк и опустил голову.
   - Меня Снежков, видимо, знает? - спросил один из подошедших.
   - Да и со мной он уже знаком немного, Степан Иванович,- договорил за глушителя археолог.- Беседовали мы с ним несколько дней назад. Они, как сегодня, набили рыбы и с добычей домой на велосипедах возвращались. Я их догнал, спросил - кто такие? Так вот этот гражданин любезно посоветовал мне ехать своей дорогой и не совать носа не в свои дела.
   - Ошибаетесь вы, Снежков. Это общие дела. И товарища археолога они касаются, и паренька того, что привел вас сюда, как бычков, на веревочке.
   - В толк не возьму,- залепетал браконьер в сорочке.- В воду меня кидали, водой обливали, дрянью какой-то глаза чуть не выбили. И я же виноват? По ведь существует же определенный порядок!
   Все засмеялись.
   - Видите ли,- спокойно пояснил Степан Иванович,- не всегда жизнь послушно укладывается в приготовленные для нее формочки. Конечно, глаже бы получилось, если бы сперва выписали ордер на ваш арест, а потом вас культурненько доставили в милицию. Что поделаешь - не так вышло. А паренек, что дорогу вам сюда указал, тоже советский гражданин. Других средств посодействовать вашему задержанию у него не было...
   Он действовал, как подсказали ему смекалка и совесть. И, надо сказать, хорошо действовал. А вот у вас, дорожный мастер, позволительно спросить: давно ли вы казенный тол бросать в воду начали?
   - Экономия у меня образовалась, товарищ секретарь,- неуверенно пролепетал голый.- Это не в ущерб производству, ей-богу.
   - Бога вспомнил,- вставил один из ремесленников.- Значит, не ждет доброго!
   - Что полагается, то и получит,- подтвердил С-Гепап Иванович.- Я уж обещаю...
   Игорек почувствовал, что он снова нашел свое. место в кругу друзей. Он стоял рядом с Глебом. Стоял еще бледный, взволнованный, тяжело дышал, плечом тесно прижимался к плечу товарища. Теперь опять все хорошо!..
   * * *
   Валентина Потемкина
   КОРОТКОЕ ВЕСЛО
   В этом году мы решили на все лето поехать рыбачить на озеро.
   Собственно, настоящими рыболовами были только двое: профессор живописи Федор Иванович Каштанов и молодой художник Вася Кулик.
   Дочь Каштанова Ирина и ее подруга Лиля - молодые актрисы - мечтали о купанье в холодной озерной воде, об отдыхе вдали от суматошных городских улиц, о робинзонаде в шалаше.
   Но шалашом оказался новый двухэтажный дом "Рыболоваспортсмена", где в светлых комнатах, пахнущих свежими бревнами, подавали самовар и толстые граненые стаканы. Позади террасы буйно разросся салат, и директор базы, в смятеньи перед таким обилием, предлагал его всем приезжающим. Иногда мы отправлялись на лодках на другой конец озера, километров за семь, ловить леща, и тогда появлялись и костер, и шалаш, и традиционная картошка, печеная в золе.
   Но большей частью рыбачили неподалеку от дома в устье речушки, покрытом белыми кувшинками, где бойко хватал 'окунь, а иногда попадалась довольно крупная плотва с розовеющим брюшком, похожая на подъязков. Здесь удили с лодок на вечерней заре, а днем каждый занимался своими делами.
   Каштанов и Вася уходили писать этюды, я запиралась в комнате и переводила с английского, девушки шли купаться и загорать. С озера вместе с ветром доносились их голоса: звонкий, пронзительный Лили и низкий, грудной Ирины.
   Иногда же Ирина уходила на этюды с Васей. Она несла его скамеечку или этюдник, а Вася краснел и улыбался. Он удивитсльно краснел - нежно, по-девичьи. Они шли полем, плечо к плечу, почти одного роста, оба светлоголовые, чем-то неуловимо похожие друг на друга.
   С субботы на воскресенье дом оживал, наполнялся шумом, мужскими голосами, табачным дымом. Это собирались из города рыболовы. К лодкам выстраивалась очередь, бойко торговал ларек, всюду слышались милые, сердцу рыбачка рассказы о тонкостях ловли и хитрой рыбьей повадке. Энтузиасты приезжали пораньше и вечернюю зорю уже встречали на воде, другие успевали раскинуть удочки или распустить кружки только под утро.
   В полдень возвращались с уловом, варили уху, шумно перебивая друг друга, рассказывали о своих волнениях, радовались удаче и скорбели о потерях.
   А в понедельник в доме снова наступала тишина, наполненная только шуршанием волны, набегающей на песчаный берег.
   Пустые лодки стайкой жались к мосткам, озеро по-прежнему голубело чистой далью, а в воде возле берегов отражались темные ветлы и далекие клубящиеся облака. Нам всем очень по душе была эта невозмутимая тишина.
   Однажды, когда мы после обеда из дежурной ухи и жареной мелкой плотички обсуждали план вечерней ловли, к террасе подошел человек. Он был высок, крепок, ладно скроен. За плечами висели рюкзак и удочки в аккуратном чехле. Человек широко улыбнулся, показав ровные, белые сверкающие зубы.
   - Здравствуйте, Ирина Федоровна! Не узнаете? А я вот сказал, что приеду, и - приехал. Неужели, забыли?
   - Нет, щзчему же? - как-то слишком спокойно произнесла Ирина.-Папа, это тот товарищ, что помог мне на выставке.
   Помнишь, я говорила? - И добавила, обращаясь ко всем: - На Дрезденской было столько народу! Жара, духотища. А я так напряженно смотрела... Когда, наконец, протискалась к "Венере"
   Джорджоне, у меня закружилась голова... И вот товарищ...
   - Корольков,- подсказал человек.
   - Товарищ Корольков помог найти стул и...
   - Я сказал: если б перед спящей Венерой закачался мужчина, я это понял бы, но девушка...
   - В общем, будьте знакомы.
   - Очень давно мечтал встретиться с вами...- почтительно поклонился Корольков Каштанову.- Я горячий поклонник вашей живописи.
   - Художник? - спросил Федор Иванович, окидывая гостя пристальным зорким взглядом.
   - Нет, я инженер. Но ваше имя...
   - Рыбак?
   - О, да! Рыбалка - это моя страсть. Недавно мне привезли из Чехословакии спиннинг...
   Сияя великолепными зубами, Корольков поздоровался со мной и Лплей и подошел к Васе. Тот неловко встал из-за стола, толкнув соседний стул.
   - Кулик.
   - Простите... как?
   - Кулик,- повторил Вася и покраснел.
   - Это мой друг,- сказала Ирина, глядя прямо в глаза Король кову.
   - Очень приятно! - холодно сказал он и тряхнул Васину руку.
   Прошло две недели. Девушки но-прежпему с утра уходили на озеро. Но теперь с ними шел Корольков. Он отлично плавал, и они вдвоем с Ириной заплывали на островок. Ирина, загорелая, очень оживленная, как-то вдруг похорошела за последние дни. Она все реже ходила на этюды с Васей и чаще звала его на озеро. Он отговаривался хорошей погодой - каждый день могут начаться дожди, освещение изменится, но все-таки убирал свои Г1ЦНК с красками и, как-то особенно часто спотыкаясь, брел на берег. Там садился на сломанную ветлу и старался не смотреть в ту сторону, куда широкими бросками, смеясь и перекликаясь, дружно уплывали Ирина и Корольков.
   - Безумно нравятся смелые люди! - глядя им вслед, мрачно говорила Лиля.
   Вася молчал.
   - Как это можно-не уметь плавать!..-продолжала она и окидывала презрительным взглядом сутулую фигуру соседа.
   - Сами-то вы тоже... не умеете,- слабо защищался тот.
   - Я - женщина!
   Она яростно плевала па зеленый листок, прилепляла его на свой остренький носик и ложилась на песок загорать.
   Теперь за обедом у нас стала появляться жареная щука и даже судаки, которых ловил на спиннинг Корольков. Рыба как-то удивительно охотно шла на его снасти. И чистил он ее легко и ловко, словно играя ножом.
   - Удачник,- говорила Лиля и вздыхала.- В жизни, как и на сцепе, есть люди, которые рождаются, чтобы стать героями.
   А другие всегда на ролях характерных или комиков. Они никогда не будут героями,это не их амплуа.
   - Ничего, Лилька, мы еще сыграем Жанну д'Лрх! - смеялась Ирина.
   - Ты - может быть. А у меня вершков не хватает.- И маленькая Лиля вздыхала еще безнадежнее.
   Прежде в те вечера, когда не ездили на рыбалку, мы, поскучав в сумерках, расходились по своим комнатам спать. Теперь же Корольков заменил на террасе давно перегоревшую лампочку новой, и на приветливый свет собирались не только ночные жуки и бабочки, но и все обитатели дома, вместе с директором и уборщицей. Корольков затевал общие игры, пение и даже танцы. Оказалось, что директор - очень загорелый, угрюмый человек, контуженный на фронте,- умеет играть на баяне, а продавщица киоска Нюра пост арии из опер, но почему-то главным образом мужские партии. Особенно же любит "Смейся, паяц, над разбитой любовью". А сам Корольков показывал фокусы. Он болтал всякую чепуху н сиял улыбками, а хлебные шарики тем временем незаметно перелетали из-под одной шляпы в другую. I !отом втирал в руку гривенник и заставлял бутылку висеть в воздухе на краю стола.
   Ко всем людям Корольков относился равнодушно-приветливо.
   Только в его отношении к Васе всегда сквозила плохо скрытая ирония. Однажды на террасе он при всех зло раскритиковал Васин пейзаж. Нашел его скучным, примитивным, серым.
   - Советую вам, по дружбе, бросить живопись. Вы же сами видите, что это не ваше дело,- закончил он.
   Вася ничего не сказал. За него ответил Каштйчоз.
   - Слишком просто, говорите? А ведь все великие художники в конце концов отказывались от эффектов. Передавая природу совсем простой, они делали ее тем самым более величественной.
   Вот, например, Ренуар писал: "В природе мы поражаемся зрелищем заходящего солнца, но если бы этот эф)фект продолжался постоянно, он утомил бы нас, тогда как все, что не эффектно,- не утомляет". Так-то, молодой человек! А вы говорите: слишком просто! К счастью никакие глупости, которые приходится нам слышать от критиков, не заставят художника бросить живопись.
   Каштанов озорно блеснул своими молодыми глазами и взял ящик с красками:
   - Хочу оседлать вечернее солнце. Ириша, ты не пойдешь со мной, дружок?
   - Пет, папа, я...-начала Ирина и посмотрела на Королькова.
   - Ну, как знаешь.- Каштанов уже спускался с террасы.
   - Можно мне с вамп? - Вася схватил свой этюдник и. стараясь не. встречаться глазами с Ириной, побежал за профессором.
   В начале августа вдруг потянул северо-восточный ветер и совершенно перестал брать судак. Плохо ловилась и другая рыба.
   - Ушла в ямы,- решил Каштанов.
   Ночи стали прохладными и особенно темными.
   - Надо ставить донки на налима,- сказал Федор Иванович, и тут же оказалось, что Корольков уже знает прекрасные места, где непременно должен быть налим.
   - Помните, Ирина, холодные ключи у островка!..
   - Да, да!-радостно отозвалась девушка.-Знаешь, папа, там плывешь, все хорошо, теплая вода и вдруг-ледяная струя.
   Даже обжигает. Так неожиданно!
   - Что ж, попробуем,- согласился Каштанов.
   И к вечеру мы перебрались на лодках на островок. Корольков с яростным наслаждением рубил ветки для шалаша. Они покорно падали под сильными ударами топорика. После особенно ловких взмахов Корольков оборачивался к Ирине. И ее взгляды невольно тянулись в его сторону. Оба они, что бы ни делали, о чем бы ни говорили, казалось, видели в этот вечер только друг друга.
   Вася и Лиля ушли в глубь островка собирать хворост. Вскоре с визгом и хохотом, но совершенно без хвороста прибежала Лиля.
   Оказывается, Вася, о чем-то глубоко задумавшись, наступил на осиное гнездо. Осы накинулись на юношу.
   - Бегите зигзагами! Зигзагами бегите!-кричала Лиля.
   Вася бежал по всем правилам, но все же одна оса-мстительница нагнала его почти у самого шалаша и ужалила в щеку.
   Кожа сразу вспухла, и глаз как-то жалостно скривился.
   Трудно было удержаться от смеха. Даже Ирина, обычно переживавшая неловкости Васи, как свои собственные, сегодня смеялась, пожалуй, громче всех.
   Ночью я проснулась от тихого разговора. Сквозь отверстие шалаша виден был догорающий костер. Около него сидели Вася и Ирина. Неподалеку сонно набегала па берег вода.
   - Может быть мне уехать? - спрашивал Вася. Голос его был необычно глух.
   Ирина молчала, вороша хворостиной тлеющие угли.
   - Скажи, уехать?
   - Колокольчик...-сказала Ирина и пошла к удочкам. Там на берегу чернел силуэт Королькова.
   - Хорошо, я уеду. Завтра!-громко бросил ей вслед Вася.
   Ирина остановилась. Она словно колебалась, затем решительно направилась к берегу. Корольков уже вынимал севшего на донку налима.
   На другой день мы вернулись в Дом рыбака, но Вася не уехал. Не уехал он и в следующие дни, потому что случилось событие, разом все изменившее.
   Было раннее воскресное утро. Сквозь сон я услышала какойто шум. Кто-то пробежал по коридору.
   - Люди тонут!
   Набросив халат, я выбежала на террасу. Откуда-то издалека с озера доносились слабые голоса:
   - Спасите! Помогите!
   На террасе Нюра показывала уборщице:
   - Видишь, чернеет? Видно, лодка перевернулась...
   - А кто в лодке-то?
   - Кто ж его знает.
   - Спа-си-те!..-снова донеслось с озера.
   -- Что же вы стоите! - крикнула Лнля и бросилась к причалу. Но там стояла только одна старая с разбитыми веслами лодчонка на замке. Лиля рванула цепь.
   - Лиля! Подожди! - хотела я ей помочь.
   Но девушка не слышала. Она сорвала замок, оттолкнула лодку от берега и вскочила в нее на ходу.
   На террасу выбежали Каштанов и Ирина.
   - Что случилось?
   - Не знаю,- сказала я.- Очевидно, с кем-то несчастье. Вот и катер пошел на помощь.
   Моторка "Рыболова-спортсмена", пыхтя, отчаливала от берега.
   - Пока дойдет...- задумчиво бросил Каштанов.
   Мы поняли его опасения.
   - Спа-си-те! - голос явно слабел.
   - Неужели там нет никого поблизости? - нервно воскликнула Ирина.
   - Как нет! Эвон рыбачок сидит. От него рукой подать,- сказала уборщица.- Видите, лодочка?
   - Так что же он?..- Ирина даже топнула ногой.
   - Вот груз поднял... За весла взялся... Поехал.
   Мы все следили за темной точкой, и только глазастая уборщица различала в лодке человека.
   Действительно, точка зашевелилась и пошла, но... в противоположную сторону.
   - -Что такое? - Каштанов поправил очки.- Послушайте! Да ведь лодка-то уходит!
   - Стало быть так. Связываться не хочет,- объяснила уборщица.
   - Как не хочет связываться? Почему?
   - Да ведь утопающего спасать, того и гляди сам в воду нырнешь.
   - Негодяй!.. Вот негодяй!..-шептала Ирина.
   - Глядите-ка, другой рыбачок на выручку спешит!
   Теперь и мы увидели, как к тонущим приближалась откудато появившаяся лодка. Вот обе точки соединились. Что там происходит? Крики прекратились. Но, может быть, люди уже погибли?
   - А этот-то за мыс улепетывает,- сказала Нюра! - Ишь, шкандыбает, словно одно весло короче другого.
   Рыболов-спортсмен, кн. 7
   - Ничего, он ответит еще! - грозно пообещал Каштанов.- На базе известно, кто лодки сегодня брал.
   - Это, конечно,- неопределенно протянула уборщица.- Только ведь день воскресный, рыбачков выехало много...
   В это время катер подошел к месту аварии. Но даль расстояния по-прежнему скрывала от пас события.
   И только позднее удалось узнать все, что случилось на озере.
   Муж и жена поехали рыбачить. Мы видели их накануне вечером.
   Она - крупная, седовласая, румяная женщина, часто заразительно громко смеялась. Он - кругленький, коротенький человечек, долго обстоятельно выбирал лодку, "чтобы не текла".
   Утром они встали на якорь, подождали - не клюет. Решили переменить место. Стали вынимать груз, оба наклонились, и лодка перевернулась. Тогда-то мы и услышали крики о помощи.
   Катер привез пострадавших супругов и, ко всеобщему удивлению, Васю Кулика. Это он бросился спасать. Но перепуганные супруги разом схватились за борт его лодки, стали карабкаться в нее и тут же опрокинули вместе с Васей. Когда подошел катер, все трое барахтались в воде. Вася совсем было захлебнулся. Ему сделали на катере искусственное дыхание.
   В доме его растерли спиртом и уложили в постель. Он краснел и смущенно улыбался, уверяя, что чувствует себя прекрасно.
   Ирина поила его отваром из сухой малины.
   С озера возвращались рыболовы и, узнав всю историю, заходили к Васе, жали его руку, хлопали по плечу, предлагали коньяку и водки.
   Приехал Корольков с букетом водяных лилий для Ирины. Он очень жалел, что в заливе, где все утро таскал окуней, ничего не было слышно. Ирина ушла, чтобы поставить кувшинки в глубокое блюдо с водой, но тотчас же вернулась к постели Васи и уже весь вечер не отходила от него. Тут же сидела Лиля с забинтованными пальцами. Она сорвала кожу, когда сбивала замок с лодки, а потом гребла, не замечая ссадин.
   - Ты-то, пигалица, зачем бросилась? - спрашивал с притворной суровостью Каштанов.- Сперва подумала бы, какой от тебя толк будет утопающим?
   - Некогда думать было, Федор Иванович.
   Теперь всех интересовало, кто же был в лодке,- тот, что трусливо скрылся за мысом?
   Весь остаток дня Дом рыбака гудел, как улей. Все негодовали, требовали от директора, чтобы он нашел дезертира,
   - Среди рыбачков таких нет,- решительно заявляли одни.
   - Значит, есть. Лодка была "Рыболова-спортсмена", люди видели,поправляли другие.
   - Паршивая овца все стадо портит,- сказал директор. Он был особенно огорчен: все его поиски оказались напрасными.
   Рыболовы возвращались, но никто не сознавался в постыдном поступке.
   - Странно,- говорил Каштанов - что за такое нельзя даже привлечь к ответственности. Считается, что это только этическое преступление, и суду не подлежит.
   - Эх, попался бы он мне где-нибудь один на один!..-директор расправил плечи под старой выгоревшей гимнастеркой.
   На другой день база опустела.
   Я вышла рано утром на берег, В прохладном ли воздухе, или в чуть посветлевшей зелени, или в крикс птиц, потянувшихся к югу, неуловимо чувствовалось приближение осени.
   Под старым тополем стояли Ирина и Корольков. Против обыкновения, он не улыбался. На лице его было горестное недоумение. Ирина что-то горячо говорила, до меня долетели слова.
   - И чтобы никогда, слышите? Чтобы никогда я вас больше не видела!
   Он молчал, покусывая травинку. С тополя медленно слетел лист: жёлтый с одной стороны и седой - с другой. Наконец, Корольков спросил:
   - Ну хорошо, допустим. Допустим, все было именно так. Но вы-то почему сердитесь? Ведь если бы в лодке были вы... Тогда я разумеется ни минуты нс колебался бы, это ясно! И вы это знаете.
   Ирина резко обернулась к нему. Удивление, презрение, гнев прошли по ее лицу. Она молча быстро направилась к дому.
   - Ирина!
   На террасе хлопнула'дверь.
   В тот же день Корольков уехал. Он сказал, что его неожиданно вызвали на работу до окончания отпуска. Прощаясь, сиял своей ослепительной улыбкой и каждому сумел сказать чтонибудь приятное. Только с Ириной простился молча.
   Вечером, увидя девушку одну возле потемневшего озера, я подошла и обняла ее. Она доверчиво прижалась.
   - Скажи, Ирина, почему ты подумала, что это был он?
   Она невесело усмехнулась. Покосилась на меня и вдруг, сбежав к лодкам, прыгнула в старенькую однопарку. Взяла лежащие на дне весла и показала мне. Одно весло было короче другого.
   - Много народу приехало. Хорошие лодки разобрали. Вот ему н пришлось...
   Она брезгливо бросила весла, посмотрела вверх н как-то особенно тепло сказала:
   - Вася проснулся...
   В доме, действительно, светилось окно Васиной комнаты.
   * * *
   Алексей Никитин
   ПО ГОРНЫМ РЕКАМ ВОСТОКА
   НА ЧЕРЕМШАНКЕ
   Несколько лет назад в конце августа я был командирован на отдаленный участок горной тайги Нижнего Амура, где прокладывалась шоссейная дорога. Как всегда, в моем походном рюкзаке лежали на всякий случаи несколько лесок и десяток крючков с поводками. Но особенных надежд на рыбалку я не питал: никакой реки в том районе, куда я ехал, не было.
   Маленький поселок строителей дороги расположился между сопками в живописном распадке. По долине, в зарослях ивняка и черемухи, протекала небольшая речонка, почти ручей, известная под названием Черемшанки. Черемша, этот вид дикого чеснока, обильно росла по заболоченным берегам речки, откуда та и получила свое название.
   Первые три дня я даже и не пытался ловить рыбу, но потом все же не вытерпел, в один из свободных вечеров вырезал небольшое удилище и решил наловить на уху хоть пескарей да гольянов.
   Горстка не без труда добытых червей, тоненькая жилкозая леска с маленьким крючком составили все мое. "вооружение".
   Отправился я вниз по течению. Берега густо поросли кустарником, пробираться сквозь него было почти невозможно. Я шел прямо по каменистому руслу. Воды хватало едва по щиколотку.
   Местами речушка круто поворачивала из стороны в сторону, образуя небольшие ямки. Здесь течение было слабее, глубина доходила до метра. В прозрачной, как хрусталь, холодной воде не было видно ни одной рыбешки...
   "Надо же, однако, где-нибудь начинать",- подумал я и наугад забросил удочку в одну из таких ямок. К моему изумлению, почти мгновенно по дну метнулась тень, и леску резко повело под берег, подмытый водой. Короткая подсечка - сырое жидкое удилище согнулось в дугу, и на берег, сверкая радугой чудесного оперения, вылетел довольно крупный хариус. На душе сразу стало веселее. Оправив червя, я забросил удочку вторично. Не успел крючок опуститься на дно, как из-под берега выскочило сразу несколько хариусов, и они стали отнимать червяка друг у друга, взбаламутив воду. Вот один, более ловкий, высвободился из мути и потащил за собой леску. Подсечка... Хариус перевернулся несколько раз в воде и сошел. Постояв секунду, он бросился в бегство вверх по речке, временами с шумом вылетая из воды. А недавние его соперники \оже кинулись врассыпную. И снова в неглубокой ямке наступило спокойствие, как будто здесь вовсе и нс было рыбы.
   К следующему повороту ручья я подходил уже осторожнее.
   Вылез на берег и, раздвинув кусты и высокую, в рост человека, траву, осторожно опустил леску в воду... Мгновенный рывок - рыба сама засеклась и кидается из стороны в сторону. Поднять се на жиденьком сыром удилище невозможно. Я тихо сползаю в воду и, намокнув по колено, вывожу буяна к отмели. Это ленок грамм на семьсот. Красавец! Весь в крапинках, спина зеленоватая, под цвет дна, а плавники оранжевые.
   Вот и уха! Но солнце еще только склоняется над далекими сопками. Еще дышат дневным жаром заросли. И только по долине речки чуть веет первой вечерней прохладой. Сейчас должен начаться самый лучший клев!
   Закукаиив свой улов, я стал пробираться дальше. Трудно представить себе более непролазное бездорожье. Краснотал заплел, как паутиной, тонкими и гибкими прутьями берега речки. Нога то и дело проваливается в водомоины между кочками, скрытыми под слоями прошлогодней травы. Мириады мошек вьются над головой и лезут в нос, в глаза, в уши... Кажется, идешь в сером облаке.
   Вот новый поворот речки, маленькая каменистая отмель и против нее-ямка метра три шириной. Течение ручья образует слабый водоворот. Тихо кружатся в воде первые сухие листики - грустные вестники наступающей осени... Тишина леса нарушается только журчанием холодной, чистой воды да удивленным беспокойным попискнванием трясогузки, которая бесстрашно прыгает почти у моих ног и, раскачивая изящным хвостиком, поглядывает на меня бисерным черным глазком... Девственная тайга, где из года в год по берегам ложатся умирать нетоптанные травы,- царство нестреляных птиц и сильной, нспуганой горной рыбы!
   Насадив па крючок лучшего червя, я тихим взмахом удилища плавно положил леску к противоположному берегу. Легкое грузило медленно тянет ее вниз. Но что это? Леска идет все быстрее, быстрее и струной натягивается против течения. Не без волнения я подсек и почувствовал, как крупная рыба повернулась в глубине омутка, тускло сверкнув беловатым брюхом, и с силой бросилась вниз по течению. "Спокойно,- шепчу я себе,- поменьше шуму!"
   Минута или десять минут борьбы - в эти" мгновения забываешь счет времени,- и вот крупный, килограмма на полтора ленок, наконец, в руках. Крючок засел глубоко в мясистой пасти.
   Не так просто его отцепить.
   Чуть дрожащими от волнения руками я насаживаю нового червя и закидываю удочку в вершину ямки. Грузило легло на дно - это видно по чуть дрогнувшей леске. Но в чем же дело? Проходит пять, десять минут - поклевки нет.