Страница:
Что такое игра? Это один из труднейших вопросов психологии как человека, так и животных. Мы совершенно точно знаем, что имеем в виду, когда говорим, что котенок, щенок или ребенок играет, но дать настоящее определение этому крайне важному виду деятельности чрезвычайно трудно. Все формы игры обладают одним общим свойством: они коренным образом отличаются от "серьезной" деятельности: но в то же время в них прослеживается явное сходство с конкретными, вполне серьезными ситуациями - и не просто сходство, а имитация. Это справедливо даже в отношении абстрактных игр взрослых людей - ведь покер или шахматы позволяют им дать выход определенным интеллектуальным способностям. Однако, несмотря на лежащее в ее основе уподобление, игра - понятие чрезвычайно широкое. Она охватывает и чопорный церемониал старинного менуэта, и чурки столярничающего мальчугана. Когда крольчонок от избытка энергии скрадывает след, хотя за ним не гонится никакой хищник, это игра, и ребенок, который изображает машиниста, тоже играет. Читатель, возможно, уже решил, что ему предстоит выслушать отвлеченную лекцию об общих признаках этого вида деятельности у людей и животных. Но я возвращаюсь к теме, обозначенной названием главы, - к кошачьим играм. Быть может, некоторые наблюдения над конкретными примерами бросят свет на проблему игр.
Котенок играет со своей традиционной игрушкой - клубком шерсти. Он неизменно начинает с того, что трогает его лапкой - сначала осторожно и вопросительно, вытянув ее и загнув подушечку внутрь. Затем он выпускает когти, подтягивает клубок к себе и тут же отталкивает или отпрыгивает назад и припадает к полу. Весь подобравшись, он настороженно поднимает голову и так внезапно, что кажется, будто он неминуемо должен удариться подбородком о пол. Задние ноги выполняют своеобразные чередующиеся движения он то переступает ими, то скребет, словно отыскивая твердую опору для прыжка. Внезапно он описывает в воздухе широкую дугу и падает на игрушку, выставив вперед сведенные вместе передние лапы, Если игра достигла определенной кульминации, он даже может начать кусаться. Котенок снова толкает клубок, который теперь закатывается под буфет, в щель, слишком узкую, чтобы котенок мог пролезть туда. Изящным "отработанным" движением котенок подсовывает под буфет одну лапу и выуживает свою игрушку наружу. Те, кому доводилось хоть раз видеть, как кошка ловит мышь, немедленно замечают, что наш котенок, которого мы разлучили с матерью чуть ли не слепым, проделывает все сугубо специализированные движения, помогающие кошке в охоте на основную ее добычу - на мышей. Ведь для диких кошек мыши - это их "хлеб насущный".
Если мы теперь усовершенствуем игрушку, привязав ее к нитке и подвесив так, чтобы она болталась, котенок продемонстрирует совсем иную систему охотничьих движений. Он высоко подпрыгивает и хватает жертву обеими лапами, сводя их широким захватывающим движением. Во время этого прыжка лапы кажутся неестественно большими, так как когти выпущены, пальцы растопырены, а пятые рудиментарные пальцы согнуты под прямым углом к лапе. Это хватательное движение, которое котята с восторгом проделывают в игре, абсолютно точно, до мельчайших деталей, совпадает с тем движением, которым пользуются кошки, схватывающие взлетающую с земли птицу.
Биологический смысл еще одного движения, часто наблюдающегося в игре, менее очевиден, так как практически кошки пользуются им очень редко. Котенок стремительным, направленным вверх ударом вывернутой подушечки мс выпущенными когтями подцепляет игрушку снизу, перебрасывает ее через плечо, так что она описывает крутую дугу, и стремительно прыгает за ней. Или же - особенно имея дело с большими предметами - котенок садится перед игрушкой, напряженно выпрямляется, подцепляет ее лапами снизу с обеих сторон и швыряет через голову по еще более крутой дуге. Часто котенок следит за полетом игрушки глазами, делает высокий прыжок и приземляется там же, где падает она. В жизни такие движения используются при ловле рыбы: первая система - для ловли мелкой рыбешки, а вторая - для крупной.
Но еще более интересны и красивы движения котят, играющих либо друг с другом, либо с матерью. Биологический их смысл не так легко объяснить, как смысл охотничьих движений, поскольку, когда кошки играют вместе, инстинктивные движения, практическое применение которых имеет весьма широкий диапазон, проделываются в прихотливом смешении и над одним и тем же объектом.
Притаившись за угольным ящиком, котенок выслеживает своего брата, который уселся посреди кухни и не подозревает об этой засаде. А первый котенок содрогается от нетерпения, точно кровожадный тигр, хлещет себя хвостом по бокам и проделывает головой и хвостом движения, также наблюдающиеся у взрослых кошек. Его внезапный прыжок относится к совсем иной системе движения, назначение которых не охота, а драка. Вместо того чтобы прыгнуть на своего брата как на добычу - впрочем, это тоже не исключается, - котенок на бегу принимает угрожающую позу, выгибает спину и боком приближается к противнику. Второй котенок тоже выгибает спину, и оба некоторое время стоят так, вздыбив шерсть и изогнув хвосты. Насколько мне известно, взрослые кошки подобной позиции по отношению друг к другу никогда не занимают. Каждый котенок ведет себя скорее так, словно перед ним собака, и все-таки их схватка развивается как подлинная драка двух взрослых кротов. Крепко вцепившись друг в друга передними лапами, они кувыркаются самым невероятным образом, одновременно дергая задними лапами так, что, будь на месте второго противника человек, у него после игры были бы расцарапаны все руки. Сжимая братца в железной хватке передних лап, котенок энергично бьет его задними лапами с выпущенными когтями. В настоящей драке такие секущие, рвущие удары нацеливаются в незащищенный живот врага, что может привести к самым печальным результатам. Побоксировав немного, котята выпускают друг друга, и тут обычно начинается увлекательная погоня, во время которой можно наблюдать еще одну систему грациозных движений. Когда убегающий котенок видит, что другой его настигает, он внезапно проделывает сальто-мортале, мягким, совершенно бесшумным движением проскальзывает под своего противника, вцепляется передними лапами в его нежное брюшко, а задними бьет его по мордочке.
Чем же эти игривые движения отличаются от серьезных? Внешнее сходство настолько полно, что даже самый опытный глаз бывает неспособен уловить различие. Но тем не менее такое отличие существует. В этих играх, соединяющих в себе движения поимки добычи, драки с другой кошкой и отражения нападения врага, партнеру, изображающему добычу или противника, никогда не причиняется серьезного вреда. Во время игры стремление кусать и рвать когтями по-настоящему полностью заторможено. В реальных же ситуациях этот запрет утрачивает силу под воздействием эмоций, вызывающих соответствующие двигательные реакции. Конкретное психологическое состояние животного открывает тогда путь для конкретного типа поведения - и только для него. Для игры характерно, что в ней сугубо специфическое поведение не опирается на соответствующее эмоциональное состояние. Всякая игра родственна театральному искусству в том смысле, что играющей "делает вид", будто им владеют эмоции, которых на самом деле он не испытывает. Во время игры самые различные системы движения, служащие самым разным биологическим целям, выполняются без всякого порядка, потому что конкретное эмоциональное состояние, вызывающее каждое из них в действительной жизни, тут полностью отсутствует. Движения драки выполняются без злобы, бегства - без страха, охоты - без желания утолить голод. И неверно, будто в игре реальные эмоции все же присутствуют, хотя и в смягченной форме. Нет, в игре они отсутствуют полностью, и, если какая-нибудь из них действительно проснется в одном из участников, игра немедленно прерывается. Потребность играть возникает из другого источника, более общего по своему характеру, чем те частные побуждения, которые в определенных ситуациях обеспечивают необходимой энергией каждое из описанных выше движений.
Однако эта более общая потребность в игре, это желание совершать активные действия ради них самих представляют собой удивительный феномен, свойственный только наиболее психически развитым из всех живых существ. Бриджес очень удачно выразил это в поэтической форме:
Создавая, познаю
Радость созидания,
Хоть назавтра она
Станет точно отзвук сна,
Тень воспоминанья.
И не случайно мы бываем растроганы, наблюдая за игрой молодых животных, не случайно игра представляется нам более высоким видом деятельности, чем соответствующие ей серьезные типы поведения, назначение которых - сохранять жизнь вида. Игра отличается от серьезных действий не только негативно, но и позитивно. В игре - особенно у молодых животных - всегда присутствует элемент открытия. Игра типична для развивающегося организма. У сложившегося животного потребность в ней затухает. Я определил игру как vorahmung (предварительная имитация), используя термин Карла Грооса, чтобы подчеркнуть, что игровые эквиваленты некоторых врожденных, полученных по наследству движений присутствуют в жизни каждого животного еще до того, как оно начинает применять их в реальных ситуациях. Гроос придает игре большое воспитательное значение и утверждает, что различные движения совершенствуются благодаря частым игровым повторениям. У нас есть основания усомниться в верности последнего утверждения как общего принципа, поскольку инстинктивные, унаследованные движения развиваются подобно органам и не требуют специальной практики, что полностью подтверждается многочисленными наблюдениями. Собственно говоря, совершенство и грандиозность движений, которые проделывает котенок при "ловле мыши" или в других играх, показывают, что эти движения не нуждаются в улучшении и что их вообще уже невозможно улучшить.
Тем не менее игра чему-то учит котенка. Он узнает, не как нужно ловить мышь, но что такое мышь. Первое разведывательное движение лапки, протянутой к клубку шерсти, первая еще сдержанная нерешительная попытка зацепить его когтями заключают вопрос: тот ли передо мной предмет, к которому что-то стремится во мне, который я могу выследить, загнать, поймать и в конце концов съесть? Унаследованный стереотип восприятия добычи, то есть те унаследованные механизмы, которые вызывают "инстинктивные" охотничьи движения, сам по себе прост. Все маленькие круглые мягкие предметы, все, что быстро движется, катясь или скользя, и, главное, все, что "убегает", заставляя кошку автоматически, без какого-либо предварительного опыта проделывать прекрасные, изящные, изысканные движения "поимки мыши".
ЧЕЛОВЕК И КОШКА
Спокойна, сдержанна и терпелива,
Томна, загадочно мудра,
Жестоко беспристрастна.
У.Уотсон. Этюд в контрастах
Те кто любит собак, нередко терпеть не могут кошек, а те, кто любит кошек - особенно женщины, - не выносят собак. И у тех, и у других это, на мой взгляд, свидетельствует об известной мелочности характера, - я считаю, что по-настоящему любит и понимает животных только тот человек, которому эти два наиболее близких нам животных внушают равную симпатию. У того, кто любит природу истинной любовью, наибольший восторг и благоговение вызывает бесконечное разнообразие живых существ и бесчисленные способы, которыми природа создает совершенные гармонии.
С точки зрения изучения человеческой психики крайне интересно наблюдать, насколько по-разному ведут себя с животными равно осведомленные в этой области люди. Все они стремятся узнать животное, как можно лучше - ради ли него самого или ради развития науки. Многие натуралисты считают, что влиять на жизнь животных следует как можно меньше, и тщательно избегают каких-либо прямых контактов с ними; так ведут себя орнитологи и фотографы, которые наблюдают за животными из укрытия, причем успешными эти наблюдения могут быть только в том случае, если животные не подозревают о присутствии наблюдателя. Полную противоположность им составляет человек, который вступает с животными в самый тесный контакт, так что животное воспринимает его как особь собственного вида, и это позволяет ему совсем иным способом проникнуть в глубины психики данного вида. Оба метода вполне оправданы, оба имеют свои преимущества и свои недостатки, оба допускают возможность всяческих вариантов и комбинаций. Выбор метода зависит не только от наблюдателя, но и от вида, который он намерен изучать. Чем выше психический уровень животного и чем оно общительнее, тем более необходим для подлинного его понимания личный контакт. Никто не сумеет правильно оценить умственные качества собаки, если сам хоть раз не был объектом собачьей любви; то же относится ко многим другим животным, ведущим групповой образ жизни, например, к воронам, галкам, большим попугаям, диким гусям и обезьянам.
С кошками положение несколько иное - все известные мне настоящие любители собак, кроме того, и прекрасные знатоки их, но сказать того же о любителях кошек я не могу. Духовный мир кошки утончен и дик, он не раскрывается перед людьми, навязывающими животным свою любовь (собаки в этом отношении более податливы). Если владелец животного умеет не навязывать свою любовь насильно, это можно считать неплохим доказательством настоящего понимания животных и природы. Кошка не ведет групповой образ жизни, она остается независимой, дикой маленькой пантерой, и в ее характере нет и следа той инфантильности одомашнивания, которая делает собаку таким благодарным объектом для внимания и баловства. Но многие любители кошек не понимают этой кошачьей потребности к независимости. Ошибочное утверждение, будто держать большую собаку в городской квартире жестоко, мы слышим постоянно, но о кошках мне этого слышать не доводилось. На самом же деле для собаки квартира - не более чем вместительная конура, поскольку хозяин обычно ходит гулять со своим псом или берет его с собой, когда идет по делу. Для кошки же квартира - это лишь большая клетка. Я не хочу сказать, что для кошек, особенно породистых, такое заключение мучительно, но они, несомненно, утрачивают ту необузданную дикость, которая для меня лично составляет главное их очарование. Я не устаю дивиться тому, что разделяю свой дом с миниатюрными тиграми, которые приходят и уходят, когда им вздумается, которые охотятся и устраивают свои любовные дела так, словно все еще живут первозданной жизнью в диких лесах. Когда утром мой большой полосатый Томас II (наполовину ангорский кот) величественно возвращается домой львиной походкой, весь в запекшейся крови, с исцарапанной мордой и вновь располосованным многострадальным ухом, мне очень хотелось узнать, кто был его противником в полночном поединке и милости какой дамы они оспаривали. Меня всегда поражало, что добродушное ласковое существо, которое басисто мурлычет у меня на коленях, - этот тот же угрюмый разбойник, чьи жуткие вопли я слышал несколько часов назад на улице.
Нестесненная свобода, которой пользуется подобный обитатель вашего дома, ничуть не уменьшает его зависимости от человека. Самые гордые и своенравные из моих котов, хотя они и жили своей особой дикой жизнью и, случалось, по несколько дней не возвращались домой, тем не менее отличались удивительной ласковостью. Если животное ластится к вам, сидит у вас на коленях и терпит, когда вы его гладите, это вовсе не признак подлинной привязанности, особенно когда речь идет о кошке. Есть только один способ узнать, ценит животное ваше общество в действительности или нет, - возьмите его с собой на улицу, и пусть оно само решит, остаться ли с вами или пойти своей дорогой. Оба моих молодых кота, Томас I и Томас II, которых я сам вырастил, узнавали меня на улице, даже когда стали совсем взрослыми. Оба приветствовали меня особым звенящим губным криком "фрр", который взрослые кошки выражают искреннюю любовь, и оба сопровождали меня в длительных прогулках по окрестным лесам. Во время подобных экскурсий, конечно, следует учитывать, какой путь выбрала бы сам кошка. Нельзя требовать, чтобы она пересекала широкие открытые пространства, где ей негде укрыться и где она может стать жертвой первой встречной собаки. И вот приходится пробираться через густой подлесок, приспосабливая свой шаг к кошачьей походке. Первое время я удивлялся, как быстро утомляется и начинает отставать такое крепкое, здоровое и сильное животное. Кому из моих читателей приходилось видеть, чтобы кошка тяжело дышала и высовывала язык, точно собака? Зрелище поистине редчайшее! Но взрослая, вполне здоровая и полная сил кошка уже через полчаса совершенно выматывается, даже если человек, за которым она следует, идет неторопливым шагом. Поэтому, гуляя с кошками, не подвергайте их подобным испытаниям, или они скоро откажутся от этих прогулок. Однако, если в выборе пути вы учтете вкусы своего полосатого друга и приспособитесь к его шагу, вы сможете увидеть немало любопытного, особенно пропустив его вперед и следуя за ним, бесшумно ступая босыми ногами. Он видит, слышит и чует множество самых разных вещей, которые без него ускользнули бы от вашего внимания. До чего осторожно и опасливо пробирается он вперед, готовый в любой миг обратиться в бегство! К несчастью, наблюдать за тем, как он охотится, удается очень редко, потому что серьезная охота начинается только в сумерках.
Многие мои коты - и особенно кошки - дома были гораздо ласковее обоих Томасов, но если мы встречались на улице, никто из них не обращал на меня ни малейшего внимания. Они бесцеремонно "показывали мне спину" и не только не приветствовали меня звонким "фрр", но воспринимали как наглую назойливость любую попытку присоединиться к ним, сколько бы стараний я ни прилагал, чтобы проделать это незаметно.
Я отнюдь не ставлю себе целью доказать, что кошку нельзя держать в городской квартире. Городские жители и так слишком мало соприкасаются с природой, и красивая, неиспорченная кошка, конечно, принесет на улицы города ее отблеск. Однако я утверждаю, что ощутить все очарование кошки можно, только предоставив ей полную свободу. А мои самые приятные воспоминания о кошках связаны с тихими лесными прогулками в обществе кота. И еще я утверждаю, что завоевать настоящую, а не кажущуюся любовь кошки можно, только если не мешать ей жить на ее собственный лад и тактично искать ее общества в естественной для нее обстановке. Одновременно приходится смириться с тем, что, относясь с таким уважением к внутренним потребностям кошки, вы подвергаете ее всем опасностям, которые могут грозить этому маленькому хищнику. Ни один из моих котов не умер естественной смертью. Томас I угодил лапой в капкан и погиб от заражения крови, а Томас II пал жертвой своих охотничьих страстей - он задушил несколько кроликов во дворе соседнего фермера, и тот, застигнув его на месте преступления, тут же с ним разделался. Но такова уж природа львов, тигров и орлов, что они редко обретают мирный конец. И такова же сущность кошки, за которую я ее люблю, замкнутого в себе, неукротимого дикого зверя. Как ни странно, именно этим объясняется и домашняя "уютность" кошки, так как по-настоящему ощущает дом только тот, кто проводит большую часть жизни вне его стен. И мурлыкающая кошка у топящейся печки кажется нам символом домашнего уюта именно потому, что она не пленница, а независимое существо, почти равное мне и просто поселившееся под одной со мной крышей.
ЖИВОТНЫЕ, КОТОРЫЕ ЛГУТ
В следующей главе я докажу, насколько ошибаются те, кто считает кошку - самое гордое и самое честное из всех наших домашних животных - коварной обманщицей. Однако я вовсе не считают эту неспособность обманывать признаком превосходства кошки. Наоборот, это умение, свойственное собакам, на мой взгляд, доказывает, что они в психическом отношении стоят гораздо выше. Нет никаких сомнений, что умные собаки в какой-то степени умеют притворяться, и ниже я приведу примеры такого поведения, которое я наблюдал.
Мой старый Булли, попадая в глупое положение, прекрасно отдавал себе в этот отчет и в таких случаях проявлял необычайное и совершенно необъяснимое понимание весьма сложных ситуаций. Умные собаки явно знают, когда они оказываются смешными с точки зрения человека. И если над ними при этом смеются, многие из них приходят в ярость или погружаются в уныние. Джек Лондон в своей превосходной "собачьей" повести "Белый Клык" описывает такую реакцию, используя, очевидно, собственные наблюдения. В то время, о котором я пишу, Булли был уже очень стар, и зрение начало изменять ему, а потому он довольно часто лаял на своих, включая и меня. Я тактично не замечал его ошибки и не делал ему выговора, что повергало его в тягостное смущение. Затем он проделал штуку, которую я счел простым совпадением, но потом убедился, что это было сознательное искажение реальных фактов, то есть плод блестящей работы ума. Я открыл калитку и еще не успел ее притворить, как Булли с громкие лаем бросился ко мне. Узнав меня, он на секунду замер в растерянном смущении, а потом, задев мою ногу, помчался дальше к калитке, перебежал дорогу и продолжал яростно лаять у ворот нашего соседа, словно с самого начала адресовал свои угрозы проживавшему там врагу. На этот раз я ему поверил, решив, что краткое смущение мне почудилось и я просто не понял намерений собаки. У нашего соседа и в самом деле был пес, с которым Булли враждовал, а потому он действительно мог облаивать этого пса, а не меня. Однако это начало повторяться чуть ли не каждый день, и я пришел к выводу, что Булли сознательно искал возможность замаскировать тот грустный факт, что он залаял на хозяина. И краткое смущение, когда он внезапно узнавал меня, становилось все короче и короче - просто хочется сказать, что он "лгал" все более и более умело. Теперь нередко случалось, что, узнав меня и пробежав мимо, булли оказывался там, где и лаять-то было не на что, например, в пустом углу двора. Но он останавливался и усердно лаял на глухой забор.
Это поведение можно, конечно, объяснить с помощью физиологического стимула, но, бесспорно, тут участвовал и интеллект собаки, ибо Булли прибегал к точно такой же "лжи" совсем по другому поводу. Ему, как и всем остальным нашим собакам, было запрещено гоняться за домашней птицей, и хотя он страшно негодовал, когда куры принимались клевать из его миски, но не осмеливался их разогнать, вернее, не осмеливался сделать это открыто; он с возмущенным лаем кидался в самую их гущу, так что они бросались врассыпную, отчаянно кудахтая. Булли же, вместо того чтобы погнаться за какой-нибудь курицей и попытаться ее схватить, продолжал бежать по прямой и лаять точно так же, как в тех случаях, когда он облаивал меня. И точно так же он часто оказывался в таком углу двора, где лаять было абсолютно не на что. Впрочем, в этих случаях у него не хватало сообразительности подобрать себе какой-нибудь другой объект для нападения, помимо кур.
Сюзи изобрела точно такую же хитрость, когда ей было всего семь месяцев. Ей ужасно нравится распугивать дико клохчущих кур - она прыгает в самую их гущу с заливистым лаем, а затем, ни на секунду не умолкая, мчится дальше в сад. Возвращается она удивительно быстро, с самым невинным видом, но тут же спешит приласкаться ко мне, выдавая, что совесть у нее нечиста, - совсем как маленькая девочка.
Стаси практиковала обман другого рода. Известно, многие собаки не только чувствительны к физической боли, но и любят, чтобы их жалели, и очень быстро выучиваются злоупотреблять сочувствием мягкосердечных людей. Как-то, когда Стаси сопровождала меня в велосипедной поездке, у нее от переутомления воспалилось сухожилие левой передней лапы. Она захромала, и несколько дней я должен был входить пешком. Позже я все время следил, не утомилась ли она, и резко снижал скорость, едва она начинала прихрамывать. Стаси очень быстро сообразила, в чем дело, и стоило мне теперь свернуть на дорогу, которая ей не нравилась, как она немедленно начинала припадать на левую лапу. Когда я отправлялся из дому в госпиталь, где ей предстояло несколько часов сторожить мой велосипед, она начинала хромать так жалостно, что прохожие негодующе на меня поглядывали. Однако стоило нам повернуть в сторону манежа, что означало загородную прогулку, как боль в лапе пропадала без следа. Особенно прозрачной эта хитрость становилась по субботам. Утром по дороге на служебный пост бедная собачка еле ковыляла за велосипедом на трех лапах, но днем, когда мы отправлялись на двадцатикилометровую прогулку и я ехал очень быстро, Стаси не бежала позади велосипеда, а мчалась впереди по давно знакомым тропам. Однако в понедельник хромота возвращалась.
В заключение я расскажу две небольшие истории, в которых действуют не собаки, а обезьяны. Тем не менее эти истории тут вполне уместны, так как они доказывают, что наиболее умные животные способны и лгать и понимать, когда им лгут.
Профессор Вольфганг Келер, чьи исследования интеллекта шимпанзе принесли ему мировую известность, как-то поставил перед молодым самцом-шимпанзе классическую задачу с подвешенной к потолку гроздь бананов, которую обезьяне полагалось достать, придвинув под бананы стоящий в углу ящик. Шимпанзе осмотрелся, потом повернулся не к ящику, а к профессору и схватил его за руку. Надо сказать, что мимика и жесты шимпанзе на редкость выразительны. Желая позвать куда-нибудь другого шимпанзе или человека, который пользуется их расположением, они испускают просительные звуки и тянут его за руку. Прибегнув к этому методу, молодой шимпанзе повел профессора Келера в противоположный угол комнаты. Профессор подчинялся настояниям животного, потому что хотел узнать, чем оно так заинтересовалось. Он не заметил, что его ведут прямо к бананам, и разгадал истинные намерения шимпанзе, только когда тот вскарабкался по нему, точно по древесному стволу, энергично оттолкнулся от его лысины, схватил бананы и был таков. Шимпанзе решил задачу новым и более остроумным способом.
Котенок играет со своей традиционной игрушкой - клубком шерсти. Он неизменно начинает с того, что трогает его лапкой - сначала осторожно и вопросительно, вытянув ее и загнув подушечку внутрь. Затем он выпускает когти, подтягивает клубок к себе и тут же отталкивает или отпрыгивает назад и припадает к полу. Весь подобравшись, он настороженно поднимает голову и так внезапно, что кажется, будто он неминуемо должен удариться подбородком о пол. Задние ноги выполняют своеобразные чередующиеся движения он то переступает ими, то скребет, словно отыскивая твердую опору для прыжка. Внезапно он описывает в воздухе широкую дугу и падает на игрушку, выставив вперед сведенные вместе передние лапы, Если игра достигла определенной кульминации, он даже может начать кусаться. Котенок снова толкает клубок, который теперь закатывается под буфет, в щель, слишком узкую, чтобы котенок мог пролезть туда. Изящным "отработанным" движением котенок подсовывает под буфет одну лапу и выуживает свою игрушку наружу. Те, кому доводилось хоть раз видеть, как кошка ловит мышь, немедленно замечают, что наш котенок, которого мы разлучили с матерью чуть ли не слепым, проделывает все сугубо специализированные движения, помогающие кошке в охоте на основную ее добычу - на мышей. Ведь для диких кошек мыши - это их "хлеб насущный".
Если мы теперь усовершенствуем игрушку, привязав ее к нитке и подвесив так, чтобы она болталась, котенок продемонстрирует совсем иную систему охотничьих движений. Он высоко подпрыгивает и хватает жертву обеими лапами, сводя их широким захватывающим движением. Во время этого прыжка лапы кажутся неестественно большими, так как когти выпущены, пальцы растопырены, а пятые рудиментарные пальцы согнуты под прямым углом к лапе. Это хватательное движение, которое котята с восторгом проделывают в игре, абсолютно точно, до мельчайших деталей, совпадает с тем движением, которым пользуются кошки, схватывающие взлетающую с земли птицу.
Биологический смысл еще одного движения, часто наблюдающегося в игре, менее очевиден, так как практически кошки пользуются им очень редко. Котенок стремительным, направленным вверх ударом вывернутой подушечки мс выпущенными когтями подцепляет игрушку снизу, перебрасывает ее через плечо, так что она описывает крутую дугу, и стремительно прыгает за ней. Или же - особенно имея дело с большими предметами - котенок садится перед игрушкой, напряженно выпрямляется, подцепляет ее лапами снизу с обеих сторон и швыряет через голову по еще более крутой дуге. Часто котенок следит за полетом игрушки глазами, делает высокий прыжок и приземляется там же, где падает она. В жизни такие движения используются при ловле рыбы: первая система - для ловли мелкой рыбешки, а вторая - для крупной.
Но еще более интересны и красивы движения котят, играющих либо друг с другом, либо с матерью. Биологический их смысл не так легко объяснить, как смысл охотничьих движений, поскольку, когда кошки играют вместе, инстинктивные движения, практическое применение которых имеет весьма широкий диапазон, проделываются в прихотливом смешении и над одним и тем же объектом.
Притаившись за угольным ящиком, котенок выслеживает своего брата, который уселся посреди кухни и не подозревает об этой засаде. А первый котенок содрогается от нетерпения, точно кровожадный тигр, хлещет себя хвостом по бокам и проделывает головой и хвостом движения, также наблюдающиеся у взрослых кошек. Его внезапный прыжок относится к совсем иной системе движения, назначение которых не охота, а драка. Вместо того чтобы прыгнуть на своего брата как на добычу - впрочем, это тоже не исключается, - котенок на бегу принимает угрожающую позу, выгибает спину и боком приближается к противнику. Второй котенок тоже выгибает спину, и оба некоторое время стоят так, вздыбив шерсть и изогнув хвосты. Насколько мне известно, взрослые кошки подобной позиции по отношению друг к другу никогда не занимают. Каждый котенок ведет себя скорее так, словно перед ним собака, и все-таки их схватка развивается как подлинная драка двух взрослых кротов. Крепко вцепившись друг в друга передними лапами, они кувыркаются самым невероятным образом, одновременно дергая задними лапами так, что, будь на месте второго противника человек, у него после игры были бы расцарапаны все руки. Сжимая братца в железной хватке передних лап, котенок энергично бьет его задними лапами с выпущенными когтями. В настоящей драке такие секущие, рвущие удары нацеливаются в незащищенный живот врага, что может привести к самым печальным результатам. Побоксировав немного, котята выпускают друг друга, и тут обычно начинается увлекательная погоня, во время которой можно наблюдать еще одну систему грациозных движений. Когда убегающий котенок видит, что другой его настигает, он внезапно проделывает сальто-мортале, мягким, совершенно бесшумным движением проскальзывает под своего противника, вцепляется передними лапами в его нежное брюшко, а задними бьет его по мордочке.
Чем же эти игривые движения отличаются от серьезных? Внешнее сходство настолько полно, что даже самый опытный глаз бывает неспособен уловить различие. Но тем не менее такое отличие существует. В этих играх, соединяющих в себе движения поимки добычи, драки с другой кошкой и отражения нападения врага, партнеру, изображающему добычу или противника, никогда не причиняется серьезного вреда. Во время игры стремление кусать и рвать когтями по-настоящему полностью заторможено. В реальных же ситуациях этот запрет утрачивает силу под воздействием эмоций, вызывающих соответствующие двигательные реакции. Конкретное психологическое состояние животного открывает тогда путь для конкретного типа поведения - и только для него. Для игры характерно, что в ней сугубо специфическое поведение не опирается на соответствующее эмоциональное состояние. Всякая игра родственна театральному искусству в том смысле, что играющей "делает вид", будто им владеют эмоции, которых на самом деле он не испытывает. Во время игры самые различные системы движения, служащие самым разным биологическим целям, выполняются без всякого порядка, потому что конкретное эмоциональное состояние, вызывающее каждое из них в действительной жизни, тут полностью отсутствует. Движения драки выполняются без злобы, бегства - без страха, охоты - без желания утолить голод. И неверно, будто в игре реальные эмоции все же присутствуют, хотя и в смягченной форме. Нет, в игре они отсутствуют полностью, и, если какая-нибудь из них действительно проснется в одном из участников, игра немедленно прерывается. Потребность играть возникает из другого источника, более общего по своему характеру, чем те частные побуждения, которые в определенных ситуациях обеспечивают необходимой энергией каждое из описанных выше движений.
Однако эта более общая потребность в игре, это желание совершать активные действия ради них самих представляют собой удивительный феномен, свойственный только наиболее психически развитым из всех живых существ. Бриджес очень удачно выразил это в поэтической форме:
Создавая, познаю
Радость созидания,
Хоть назавтра она
Станет точно отзвук сна,
Тень воспоминанья.
И не случайно мы бываем растроганы, наблюдая за игрой молодых животных, не случайно игра представляется нам более высоким видом деятельности, чем соответствующие ей серьезные типы поведения, назначение которых - сохранять жизнь вида. Игра отличается от серьезных действий не только негативно, но и позитивно. В игре - особенно у молодых животных - всегда присутствует элемент открытия. Игра типична для развивающегося организма. У сложившегося животного потребность в ней затухает. Я определил игру как vorahmung (предварительная имитация), используя термин Карла Грооса, чтобы подчеркнуть, что игровые эквиваленты некоторых врожденных, полученных по наследству движений присутствуют в жизни каждого животного еще до того, как оно начинает применять их в реальных ситуациях. Гроос придает игре большое воспитательное значение и утверждает, что различные движения совершенствуются благодаря частым игровым повторениям. У нас есть основания усомниться в верности последнего утверждения как общего принципа, поскольку инстинктивные, унаследованные движения развиваются подобно органам и не требуют специальной практики, что полностью подтверждается многочисленными наблюдениями. Собственно говоря, совершенство и грандиозность движений, которые проделывает котенок при "ловле мыши" или в других играх, показывают, что эти движения не нуждаются в улучшении и что их вообще уже невозможно улучшить.
Тем не менее игра чему-то учит котенка. Он узнает, не как нужно ловить мышь, но что такое мышь. Первое разведывательное движение лапки, протянутой к клубку шерсти, первая еще сдержанная нерешительная попытка зацепить его когтями заключают вопрос: тот ли передо мной предмет, к которому что-то стремится во мне, который я могу выследить, загнать, поймать и в конце концов съесть? Унаследованный стереотип восприятия добычи, то есть те унаследованные механизмы, которые вызывают "инстинктивные" охотничьи движения, сам по себе прост. Все маленькие круглые мягкие предметы, все, что быстро движется, катясь или скользя, и, главное, все, что "убегает", заставляя кошку автоматически, без какого-либо предварительного опыта проделывать прекрасные, изящные, изысканные движения "поимки мыши".
ЧЕЛОВЕК И КОШКА
Спокойна, сдержанна и терпелива,
Томна, загадочно мудра,
Жестоко беспристрастна.
У.Уотсон. Этюд в контрастах
Те кто любит собак, нередко терпеть не могут кошек, а те, кто любит кошек - особенно женщины, - не выносят собак. И у тех, и у других это, на мой взгляд, свидетельствует об известной мелочности характера, - я считаю, что по-настоящему любит и понимает животных только тот человек, которому эти два наиболее близких нам животных внушают равную симпатию. У того, кто любит природу истинной любовью, наибольший восторг и благоговение вызывает бесконечное разнообразие живых существ и бесчисленные способы, которыми природа создает совершенные гармонии.
С точки зрения изучения человеческой психики крайне интересно наблюдать, насколько по-разному ведут себя с животными равно осведомленные в этой области люди. Все они стремятся узнать животное, как можно лучше - ради ли него самого или ради развития науки. Многие натуралисты считают, что влиять на жизнь животных следует как можно меньше, и тщательно избегают каких-либо прямых контактов с ними; так ведут себя орнитологи и фотографы, которые наблюдают за животными из укрытия, причем успешными эти наблюдения могут быть только в том случае, если животные не подозревают о присутствии наблюдателя. Полную противоположность им составляет человек, который вступает с животными в самый тесный контакт, так что животное воспринимает его как особь собственного вида, и это позволяет ему совсем иным способом проникнуть в глубины психики данного вида. Оба метода вполне оправданы, оба имеют свои преимущества и свои недостатки, оба допускают возможность всяческих вариантов и комбинаций. Выбор метода зависит не только от наблюдателя, но и от вида, который он намерен изучать. Чем выше психический уровень животного и чем оно общительнее, тем более необходим для подлинного его понимания личный контакт. Никто не сумеет правильно оценить умственные качества собаки, если сам хоть раз не был объектом собачьей любви; то же относится ко многим другим животным, ведущим групповой образ жизни, например, к воронам, галкам, большим попугаям, диким гусям и обезьянам.
С кошками положение несколько иное - все известные мне настоящие любители собак, кроме того, и прекрасные знатоки их, но сказать того же о любителях кошек я не могу. Духовный мир кошки утончен и дик, он не раскрывается перед людьми, навязывающими животным свою любовь (собаки в этом отношении более податливы). Если владелец животного умеет не навязывать свою любовь насильно, это можно считать неплохим доказательством настоящего понимания животных и природы. Кошка не ведет групповой образ жизни, она остается независимой, дикой маленькой пантерой, и в ее характере нет и следа той инфантильности одомашнивания, которая делает собаку таким благодарным объектом для внимания и баловства. Но многие любители кошек не понимают этой кошачьей потребности к независимости. Ошибочное утверждение, будто держать большую собаку в городской квартире жестоко, мы слышим постоянно, но о кошках мне этого слышать не доводилось. На самом же деле для собаки квартира - не более чем вместительная конура, поскольку хозяин обычно ходит гулять со своим псом или берет его с собой, когда идет по делу. Для кошки же квартира - это лишь большая клетка. Я не хочу сказать, что для кошек, особенно породистых, такое заключение мучительно, но они, несомненно, утрачивают ту необузданную дикость, которая для меня лично составляет главное их очарование. Я не устаю дивиться тому, что разделяю свой дом с миниатюрными тиграми, которые приходят и уходят, когда им вздумается, которые охотятся и устраивают свои любовные дела так, словно все еще живут первозданной жизнью в диких лесах. Когда утром мой большой полосатый Томас II (наполовину ангорский кот) величественно возвращается домой львиной походкой, весь в запекшейся крови, с исцарапанной мордой и вновь располосованным многострадальным ухом, мне очень хотелось узнать, кто был его противником в полночном поединке и милости какой дамы они оспаривали. Меня всегда поражало, что добродушное ласковое существо, которое басисто мурлычет у меня на коленях, - этот тот же угрюмый разбойник, чьи жуткие вопли я слышал несколько часов назад на улице.
Нестесненная свобода, которой пользуется подобный обитатель вашего дома, ничуть не уменьшает его зависимости от человека. Самые гордые и своенравные из моих котов, хотя они и жили своей особой дикой жизнью и, случалось, по несколько дней не возвращались домой, тем не менее отличались удивительной ласковостью. Если животное ластится к вам, сидит у вас на коленях и терпит, когда вы его гладите, это вовсе не признак подлинной привязанности, особенно когда речь идет о кошке. Есть только один способ узнать, ценит животное ваше общество в действительности или нет, - возьмите его с собой на улицу, и пусть оно само решит, остаться ли с вами или пойти своей дорогой. Оба моих молодых кота, Томас I и Томас II, которых я сам вырастил, узнавали меня на улице, даже когда стали совсем взрослыми. Оба приветствовали меня особым звенящим губным криком "фрр", который взрослые кошки выражают искреннюю любовь, и оба сопровождали меня в длительных прогулках по окрестным лесам. Во время подобных экскурсий, конечно, следует учитывать, какой путь выбрала бы сам кошка. Нельзя требовать, чтобы она пересекала широкие открытые пространства, где ей негде укрыться и где она может стать жертвой первой встречной собаки. И вот приходится пробираться через густой подлесок, приспосабливая свой шаг к кошачьей походке. Первое время я удивлялся, как быстро утомляется и начинает отставать такое крепкое, здоровое и сильное животное. Кому из моих читателей приходилось видеть, чтобы кошка тяжело дышала и высовывала язык, точно собака? Зрелище поистине редчайшее! Но взрослая, вполне здоровая и полная сил кошка уже через полчаса совершенно выматывается, даже если человек, за которым она следует, идет неторопливым шагом. Поэтому, гуляя с кошками, не подвергайте их подобным испытаниям, или они скоро откажутся от этих прогулок. Однако, если в выборе пути вы учтете вкусы своего полосатого друга и приспособитесь к его шагу, вы сможете увидеть немало любопытного, особенно пропустив его вперед и следуя за ним, бесшумно ступая босыми ногами. Он видит, слышит и чует множество самых разных вещей, которые без него ускользнули бы от вашего внимания. До чего осторожно и опасливо пробирается он вперед, готовый в любой миг обратиться в бегство! К несчастью, наблюдать за тем, как он охотится, удается очень редко, потому что серьезная охота начинается только в сумерках.
Многие мои коты - и особенно кошки - дома были гораздо ласковее обоих Томасов, но если мы встречались на улице, никто из них не обращал на меня ни малейшего внимания. Они бесцеремонно "показывали мне спину" и не только не приветствовали меня звонким "фрр", но воспринимали как наглую назойливость любую попытку присоединиться к ним, сколько бы стараний я ни прилагал, чтобы проделать это незаметно.
Я отнюдь не ставлю себе целью доказать, что кошку нельзя держать в городской квартире. Городские жители и так слишком мало соприкасаются с природой, и красивая, неиспорченная кошка, конечно, принесет на улицы города ее отблеск. Однако я утверждаю, что ощутить все очарование кошки можно, только предоставив ей полную свободу. А мои самые приятные воспоминания о кошках связаны с тихими лесными прогулками в обществе кота. И еще я утверждаю, что завоевать настоящую, а не кажущуюся любовь кошки можно, только если не мешать ей жить на ее собственный лад и тактично искать ее общества в естественной для нее обстановке. Одновременно приходится смириться с тем, что, относясь с таким уважением к внутренним потребностям кошки, вы подвергаете ее всем опасностям, которые могут грозить этому маленькому хищнику. Ни один из моих котов не умер естественной смертью. Томас I угодил лапой в капкан и погиб от заражения крови, а Томас II пал жертвой своих охотничьих страстей - он задушил несколько кроликов во дворе соседнего фермера, и тот, застигнув его на месте преступления, тут же с ним разделался. Но такова уж природа львов, тигров и орлов, что они редко обретают мирный конец. И такова же сущность кошки, за которую я ее люблю, замкнутого в себе, неукротимого дикого зверя. Как ни странно, именно этим объясняется и домашняя "уютность" кошки, так как по-настоящему ощущает дом только тот, кто проводит большую часть жизни вне его стен. И мурлыкающая кошка у топящейся печки кажется нам символом домашнего уюта именно потому, что она не пленница, а независимое существо, почти равное мне и просто поселившееся под одной со мной крышей.
ЖИВОТНЫЕ, КОТОРЫЕ ЛГУТ
В следующей главе я докажу, насколько ошибаются те, кто считает кошку - самое гордое и самое честное из всех наших домашних животных - коварной обманщицей. Однако я вовсе не считают эту неспособность обманывать признаком превосходства кошки. Наоборот, это умение, свойственное собакам, на мой взгляд, доказывает, что они в психическом отношении стоят гораздо выше. Нет никаких сомнений, что умные собаки в какой-то степени умеют притворяться, и ниже я приведу примеры такого поведения, которое я наблюдал.
Мой старый Булли, попадая в глупое положение, прекрасно отдавал себе в этот отчет и в таких случаях проявлял необычайное и совершенно необъяснимое понимание весьма сложных ситуаций. Умные собаки явно знают, когда они оказываются смешными с точки зрения человека. И если над ними при этом смеются, многие из них приходят в ярость или погружаются в уныние. Джек Лондон в своей превосходной "собачьей" повести "Белый Клык" описывает такую реакцию, используя, очевидно, собственные наблюдения. В то время, о котором я пишу, Булли был уже очень стар, и зрение начало изменять ему, а потому он довольно часто лаял на своих, включая и меня. Я тактично не замечал его ошибки и не делал ему выговора, что повергало его в тягостное смущение. Затем он проделал штуку, которую я счел простым совпадением, но потом убедился, что это было сознательное искажение реальных фактов, то есть плод блестящей работы ума. Я открыл калитку и еще не успел ее притворить, как Булли с громкие лаем бросился ко мне. Узнав меня, он на секунду замер в растерянном смущении, а потом, задев мою ногу, помчался дальше к калитке, перебежал дорогу и продолжал яростно лаять у ворот нашего соседа, словно с самого начала адресовал свои угрозы проживавшему там врагу. На этот раз я ему поверил, решив, что краткое смущение мне почудилось и я просто не понял намерений собаки. У нашего соседа и в самом деле был пес, с которым Булли враждовал, а потому он действительно мог облаивать этого пса, а не меня. Однако это начало повторяться чуть ли не каждый день, и я пришел к выводу, что Булли сознательно искал возможность замаскировать тот грустный факт, что он залаял на хозяина. И краткое смущение, когда он внезапно узнавал меня, становилось все короче и короче - просто хочется сказать, что он "лгал" все более и более умело. Теперь нередко случалось, что, узнав меня и пробежав мимо, булли оказывался там, где и лаять-то было не на что, например, в пустом углу двора. Но он останавливался и усердно лаял на глухой забор.
Это поведение можно, конечно, объяснить с помощью физиологического стимула, но, бесспорно, тут участвовал и интеллект собаки, ибо Булли прибегал к точно такой же "лжи" совсем по другому поводу. Ему, как и всем остальным нашим собакам, было запрещено гоняться за домашней птицей, и хотя он страшно негодовал, когда куры принимались клевать из его миски, но не осмеливался их разогнать, вернее, не осмеливался сделать это открыто; он с возмущенным лаем кидался в самую их гущу, так что они бросались врассыпную, отчаянно кудахтая. Булли же, вместо того чтобы погнаться за какой-нибудь курицей и попытаться ее схватить, продолжал бежать по прямой и лаять точно так же, как в тех случаях, когда он облаивал меня. И точно так же он часто оказывался в таком углу двора, где лаять было абсолютно не на что. Впрочем, в этих случаях у него не хватало сообразительности подобрать себе какой-нибудь другой объект для нападения, помимо кур.
Сюзи изобрела точно такую же хитрость, когда ей было всего семь месяцев. Ей ужасно нравится распугивать дико клохчущих кур - она прыгает в самую их гущу с заливистым лаем, а затем, ни на секунду не умолкая, мчится дальше в сад. Возвращается она удивительно быстро, с самым невинным видом, но тут же спешит приласкаться ко мне, выдавая, что совесть у нее нечиста, - совсем как маленькая девочка.
Стаси практиковала обман другого рода. Известно, многие собаки не только чувствительны к физической боли, но и любят, чтобы их жалели, и очень быстро выучиваются злоупотреблять сочувствием мягкосердечных людей. Как-то, когда Стаси сопровождала меня в велосипедной поездке, у нее от переутомления воспалилось сухожилие левой передней лапы. Она захромала, и несколько дней я должен был входить пешком. Позже я все время следил, не утомилась ли она, и резко снижал скорость, едва она начинала прихрамывать. Стаси очень быстро сообразила, в чем дело, и стоило мне теперь свернуть на дорогу, которая ей не нравилась, как она немедленно начинала припадать на левую лапу. Когда я отправлялся из дому в госпиталь, где ей предстояло несколько часов сторожить мой велосипед, она начинала хромать так жалостно, что прохожие негодующе на меня поглядывали. Однако стоило нам повернуть в сторону манежа, что означало загородную прогулку, как боль в лапе пропадала без следа. Особенно прозрачной эта хитрость становилась по субботам. Утром по дороге на служебный пост бедная собачка еле ковыляла за велосипедом на трех лапах, но днем, когда мы отправлялись на двадцатикилометровую прогулку и я ехал очень быстро, Стаси не бежала позади велосипеда, а мчалась впереди по давно знакомым тропам. Однако в понедельник хромота возвращалась.
В заключение я расскажу две небольшие истории, в которых действуют не собаки, а обезьяны. Тем не менее эти истории тут вполне уместны, так как они доказывают, что наиболее умные животные способны и лгать и понимать, когда им лгут.
Профессор Вольфганг Келер, чьи исследования интеллекта шимпанзе принесли ему мировую известность, как-то поставил перед молодым самцом-шимпанзе классическую задачу с подвешенной к потолку гроздь бананов, которую обезьяне полагалось достать, придвинув под бананы стоящий в углу ящик. Шимпанзе осмотрелся, потом повернулся не к ящику, а к профессору и схватил его за руку. Надо сказать, что мимика и жесты шимпанзе на редкость выразительны. Желая позвать куда-нибудь другого шимпанзе или человека, который пользуется их расположением, они испускают просительные звуки и тянут его за руку. Прибегнув к этому методу, молодой шимпанзе повел профессора Келера в противоположный угол комнаты. Профессор подчинялся настояниям животного, потому что хотел узнать, чем оно так заинтересовалось. Он не заметил, что его ведут прямо к бананам, и разгадал истинные намерения шимпанзе, только когда тот вскарабкался по нему, точно по древесному стволу, энергично оттолкнулся от его лысины, схватил бананы и был таков. Шимпанзе решил задачу новым и более остроумным способом.