– Состояние ранбольной не внушает опасений. Контузии я не нахожу. Она действительно была в машине, в которую попали из гранатомета?
– Действительно, – ответил за прапорщика Василенко.
Блинковы, старший и младший, разинули рты.
– Фантастическое везение, – заметил врач. – Я, правда, не вполне понимаю, как она повредила лодыжку. Говорит, что просто споткнулась. Но чтобы с ее весом получить такое растяжение, нужно с третьего этажа спрыгнуть.
– Она несла на себе водителя, – пояснил Василенко.
– А, сегодняшний лейтенант, множественные осколочные ранения лица! – догадался врач. – Тогда все ясно. Он весит килограммов восемьдесят.
– Семьдесят девять, – механически поправил его Василенко. – Он штангист, весовая категория – до семидесяти девяти килограммов.
Врач понял его настроение.
– Не расстраивайтесь. Будет ваш лейтенант и штангу поднимать, и девушкам нравиться. Главное, глаза целы, а личико ему хорошо зашьют… Кто из вас муж ранбольной?
– Я, – мрачно сказал старший Блинков.
Врач посмотрел ему в глаза и ободряюще похлопал папу по плечу.
– Ну-ну, не стоит расстраиваться! Ваша жена легко отделалась. Поставьте в церкви свечку, если верите. И если не верите, все равно поставьте. Ей точно Бог помогает! Я бы на всякий случай понаблюдал ее в стационаре, но, раз она сама не хочет, настаивать не буду. Медицинский показаний для госпитализации нет. Пускай лежит в постели, лекарств ей никаких не нужно, а к вам – единственная просьба: обеспечить ей все условия. Это и сослуживцев касается, – добавил он, строго взглянув на Василенко.
– Так мы же обеспечиваем! – сказал Василенко. – Вон, уже сетку в окна вставили.
– Это зачем? – удивился врач.
– От гранатомета.
– Резонно, – заметил врач. – От гранатомета постельный режим не спасает. Но я вообще-то имел в виду, чтобы муж не заставлял ее готовить обеды, а сослуживцы – писать рапорта. Ей нельзя ни писать, ни читать, ни вставать надолго. – Врач обернулся к старшему Блинкову. – А если она вдруг начнет говорить что-нибудь странное или вести себя необычно, немедленно звоните мне. Телефон я оставил.
– Это вы называете «легко отделалась»? – спросил старший Блинков.
– Да, – кивнул врач. – Необычайно легко для таких обстоятельств.
Военные медики ушли. Минут через двадцать не прощаясь исчезли прапорщики с солдатами. Сетки они вставили во все окна – и на кухне, и в комнате Блинкова-младшего, и в родительской. Василенко провожал всех до двери и открывал им, сначала посмотрев на лестничную площадку в глазок.
А потом они с мамой стали разговаривать о служебных делах, а Блинковым снова было велено подождать.
Наконец, Василенко вышел к ним на кухню и сказал:
– Идите, она ждет. Олег Николаевич, ничего, если я пока душ приму? А то уже спать хочется.
Если папа и удивился, то виду не показал.
– Разумеется, – кивнул он. – Помойтесь да укладывайтесь. Митек, пустишь майора на свой диван? А для тебя раскладушку поставим.
Василенко улыбнулся.
– Невозмутимый вы мужик, Олег Николаевич! Моя жена полчаса выясняла бы, почему это чужой человек остается у нее ночевать и разрешения не спрашивает… А на раскладушке лягу я. В прихожей. Постельное белье не нужно.
– Хорошо хоть, не на коврике под дверью, – вздохнул папа и на «ты» попросил майора: – Андрей, скажи, что случилось, а то ведь Ольга темнить станет.
– Пожалуй, станет, – согласился Василенко. – Она боится вас напугать. Ладно, расскажу. В общем, мы добились большого трудового успеха…
Как и у многих людей, давно и дружно работающих вместе, у мамы с майором были непонятные для посторонних общие словечки. «Добиться большого трудового успеха» у них означало задержать иностранного разведчика, найти подпольный склад оружия и тому подобное.
В этот раз они вышли на след террористов, очень опасных профессионалов, обученных за границей в специальных лагерях. Трудовой успех был такой большой, что по их служебной машине шарахнули из гранатомета.
Майор с мамой собирались на встречу с перевербованным членом банды (теперь-то понятно, что это была ловушка!). Для подстраховки решили ехать двумя машинами: мама на служебной, а Василенко другой дорогой – на своей. К месту встречи они подъехали с разных сторон, и это спасло жизнь обоим.
Террорист, как было условлено, стоял у газетного киоска. Руки у него были пустые. Увидев машину контрразведки со знакомыми номерами, он схватил гранатомет и выстрелил.
Позже Василенко сообразил, что гранатомет ему подали из киоска. А тогда майору некогда было разбираться. Он успел выхватить свой «Стечкин» и открыть огонь мгновением раньше, чем террорист. Палил он в Божий свет как в копеечку, потому что сидел за рулем, слева, а преступник был справа. Но стрельба отвлекла гранатометчика, и тот попал не в дверцу, а в мотор маминой машины.
Водитель Валера был ранен осколками стекла, а мама, как говорят в таких случаях, отделалась испугом. То есть вытащила Валеру из полыхающей машины и, стреляя в нападавших, потащила его в сторону. Нападавших к тому моменту стало трое: гранатометчик, его сообщник в киоске и еще один в стоявшем поблизости джипе. У всех были автоматы. Но террористы не ожидали такой прыти от своих жертв. Думали, что добить женщину и раненого будет легко. А тут еще Василенко остановил свою машину и начал стрелять прицельно.
Короче говоря, Василенко с мамой отбились. Преступники удрали, не поняв, что у них обоих кончились патроны. Было непохоже, чтобы мама с Василенко в кого-нибудь попали. Зато сами остались живы. Так что мама была права, когда говорила Блинкову-младшему, что стреляла на «пятерку».
– И знаете, что она мне сказала? – заканчивая свой рассказ, интригующе спросил Василенко. – Говорит: «Валера кричал, что может сам идти, только ему глаза кровью залило. А я не разобралась и потащила его на себе. Растерялась, как дурочка с переулочка».
Блинков-младший почувствовал, что губы у него сами собой кривятся, и к глазам подступают слезы. Чтобы не реветь при Василенко, он вскочил и бросился в комнату к своей любимой контрразведчице, отважной и невозмутимой дурочке с переулочка.
Она лежала на диване, задрав на валик ногу в гипсовой лангетке. Лангетка – это половинка гипса вроде хоккейного щитка. Только этот щиток ей наложили на пятку. Блинков-младший остановился в дверях. Он подумал, что вряд ли все обошлось одной подвернувшейся лодыжкой. Мама, наверное, вся в синяках. Боясь прикоснуться к ней и сделать больно, Митек смотрел на маму и беззвучно плакал.
– Неужели я вижу слезы на глазах несгибаемого восьмиклассника?! – изумилась она. – Хочешь, я тебя обрадую, единственный сын? Завтра ты не пойдешь в школу!
Глава IV
Глава V
Глава VI
– Действительно, – ответил за прапорщика Василенко.
Блинковы, старший и младший, разинули рты.
– Фантастическое везение, – заметил врач. – Я, правда, не вполне понимаю, как она повредила лодыжку. Говорит, что просто споткнулась. Но чтобы с ее весом получить такое растяжение, нужно с третьего этажа спрыгнуть.
– Она несла на себе водителя, – пояснил Василенко.
– А, сегодняшний лейтенант, множественные осколочные ранения лица! – догадался врач. – Тогда все ясно. Он весит килограммов восемьдесят.
– Семьдесят девять, – механически поправил его Василенко. – Он штангист, весовая категория – до семидесяти девяти килограммов.
Врач понял его настроение.
– Не расстраивайтесь. Будет ваш лейтенант и штангу поднимать, и девушкам нравиться. Главное, глаза целы, а личико ему хорошо зашьют… Кто из вас муж ранбольной?
– Я, – мрачно сказал старший Блинков.
Врач посмотрел ему в глаза и ободряюще похлопал папу по плечу.
– Ну-ну, не стоит расстраиваться! Ваша жена легко отделалась. Поставьте в церкви свечку, если верите. И если не верите, все равно поставьте. Ей точно Бог помогает! Я бы на всякий случай понаблюдал ее в стационаре, но, раз она сама не хочет, настаивать не буду. Медицинский показаний для госпитализации нет. Пускай лежит в постели, лекарств ей никаких не нужно, а к вам – единственная просьба: обеспечить ей все условия. Это и сослуживцев касается, – добавил он, строго взглянув на Василенко.
– Так мы же обеспечиваем! – сказал Василенко. – Вон, уже сетку в окна вставили.
– Это зачем? – удивился врач.
– От гранатомета.
– Резонно, – заметил врач. – От гранатомета постельный режим не спасает. Но я вообще-то имел в виду, чтобы муж не заставлял ее готовить обеды, а сослуживцы – писать рапорта. Ей нельзя ни писать, ни читать, ни вставать надолго. – Врач обернулся к старшему Блинкову. – А если она вдруг начнет говорить что-нибудь странное или вести себя необычно, немедленно звоните мне. Телефон я оставил.
– Это вы называете «легко отделалась»? – спросил старший Блинков.
– Да, – кивнул врач. – Необычайно легко для таких обстоятельств.
Военные медики ушли. Минут через двадцать не прощаясь исчезли прапорщики с солдатами. Сетки они вставили во все окна – и на кухне, и в комнате Блинкова-младшего, и в родительской. Василенко провожал всех до двери и открывал им, сначала посмотрев на лестничную площадку в глазок.
А потом они с мамой стали разговаривать о служебных делах, а Блинковым снова было велено подождать.
Наконец, Василенко вышел к ним на кухню и сказал:
– Идите, она ждет. Олег Николаевич, ничего, если я пока душ приму? А то уже спать хочется.
Если папа и удивился, то виду не показал.
– Разумеется, – кивнул он. – Помойтесь да укладывайтесь. Митек, пустишь майора на свой диван? А для тебя раскладушку поставим.
Василенко улыбнулся.
– Невозмутимый вы мужик, Олег Николаевич! Моя жена полчаса выясняла бы, почему это чужой человек остается у нее ночевать и разрешения не спрашивает… А на раскладушке лягу я. В прихожей. Постельное белье не нужно.
– Хорошо хоть, не на коврике под дверью, – вздохнул папа и на «ты» попросил майора: – Андрей, скажи, что случилось, а то ведь Ольга темнить станет.
– Пожалуй, станет, – согласился Василенко. – Она боится вас напугать. Ладно, расскажу. В общем, мы добились большого трудового успеха…
Как и у многих людей, давно и дружно работающих вместе, у мамы с майором были непонятные для посторонних общие словечки. «Добиться большого трудового успеха» у них означало задержать иностранного разведчика, найти подпольный склад оружия и тому подобное.
В этот раз они вышли на след террористов, очень опасных профессионалов, обученных за границей в специальных лагерях. Трудовой успех был такой большой, что по их служебной машине шарахнули из гранатомета.
Майор с мамой собирались на встречу с перевербованным членом банды (теперь-то понятно, что это была ловушка!). Для подстраховки решили ехать двумя машинами: мама на служебной, а Василенко другой дорогой – на своей. К месту встречи они подъехали с разных сторон, и это спасло жизнь обоим.
Террорист, как было условлено, стоял у газетного киоска. Руки у него были пустые. Увидев машину контрразведки со знакомыми номерами, он схватил гранатомет и выстрелил.
Позже Василенко сообразил, что гранатомет ему подали из киоска. А тогда майору некогда было разбираться. Он успел выхватить свой «Стечкин» и открыть огонь мгновением раньше, чем террорист. Палил он в Божий свет как в копеечку, потому что сидел за рулем, слева, а преступник был справа. Но стрельба отвлекла гранатометчика, и тот попал не в дверцу, а в мотор маминой машины.
Водитель Валера был ранен осколками стекла, а мама, как говорят в таких случаях, отделалась испугом. То есть вытащила Валеру из полыхающей машины и, стреляя в нападавших, потащила его в сторону. Нападавших к тому моменту стало трое: гранатометчик, его сообщник в киоске и еще один в стоявшем поблизости джипе. У всех были автоматы. Но террористы не ожидали такой прыти от своих жертв. Думали, что добить женщину и раненого будет легко. А тут еще Василенко остановил свою машину и начал стрелять прицельно.
Короче говоря, Василенко с мамой отбились. Преступники удрали, не поняв, что у них обоих кончились патроны. Было непохоже, чтобы мама с Василенко в кого-нибудь попали. Зато сами остались живы. Так что мама была права, когда говорила Блинкову-младшему, что стреляла на «пятерку».
– И знаете, что она мне сказала? – заканчивая свой рассказ, интригующе спросил Василенко. – Говорит: «Валера кричал, что может сам идти, только ему глаза кровью залило. А я не разобралась и потащила его на себе. Растерялась, как дурочка с переулочка».
Блинков-младший почувствовал, что губы у него сами собой кривятся, и к глазам подступают слезы. Чтобы не реветь при Василенко, он вскочил и бросился в комнату к своей любимой контрразведчице, отважной и невозмутимой дурочке с переулочка.
Она лежала на диване, задрав на валик ногу в гипсовой лангетке. Лангетка – это половинка гипса вроде хоккейного щитка. Только этот щиток ей наложили на пятку. Блинков-младший остановился в дверях. Он подумал, что вряд ли все обошлось одной подвернувшейся лодыжкой. Мама, наверное, вся в синяках. Боясь прикоснуться к ней и сделать больно, Митек смотрел на маму и беззвучно плакал.
– Неужели я вижу слезы на глазах несгибаемого восьмиклассника?! – изумилась она. – Хочешь, я тебя обрадую, единственный сын? Завтра ты не пойдешь в школу!
Глава IV
Последствия трудового успеха
Было ясно, что террористы не успокоятся после неудавшегося покушения на маму и майора Василенко. Счет шел на дни, а может быть, и на часы. Либо контрразведчики успеют обезвредить всю банду, либо преступники устроят второе покушение.
Эти террористы были очень опасными противниками. Телерепортажи об их злодеяниях облетели весь мир. Много раз они похищали людей и требовали в обмен то деньги, то чтобы их сообщников освободили из тюрьмы.
И мама с майором решили спрятать подальше свои семьи.
Василенко сразу же после покушения отвез жену и дочку на вокзал и посадил на электричку. Где-то далеко под Москвой он совсем недавно купил садовый домик. В конце дачного сезона они дешевеют. Где именно, Василенко не сказал даже маме, а уж террористы тем более не могли об этом пронюхать.
Старшему Блинкову ужасно не хотелось бросать маму в таком опасном положении. Когда-то он воевал в Афганистане. Мама говорила, что он настоящий герой, потому что в него стреляли полтора года подряд, а в нее – только несколько раз в жизни. Но именно поэтому папа хорошо понимал, что будет для мамы только помехой. Со своей подзабытой солдатской выучкой, да еще и без оружия, он не сможет ее защитить, а поволноваться за себя заставит.
Без особой охоты папа признался, что его давно зовут поработать на Дальний Восток, в тайгу. Причем именно осенью, когда начинается сезон сбора женьшеня. Он может улететь хоть завтра, и дорогу ему оплатят. Но взять с собой сына не разрешат. Папа же не один пойдет в тайгу, а с экспедицией. У нее свой маршрут – сотни километров вдали от жилья. Городскому подростку не под силу целый месяц скитаться по тайге, а вернуться с середины маршрута невозможно.
Так Блинков-младший снова оказался лишним в жизни своих чересчур увлеченных работой родителей.
– Ты представляешь, Митек, что будет, если террористы тебя похитят? – сокрушалась мама. – Они же начнут меня шантажировать, и я не смогу завершить расследование!
– В чем проблема? – удивился папа. – Я думал, мы отправим его к дедушке в Керчь.
Но проблема все-таки была.
– В Керчь он ездит почти каждый год. Весь двор об этом знает, – объяснила мама. – А в Керчи все знают дедушку.
До пенсии Митькин дедушка был летчиком-испытателем. Про него даже сняли документальный фильм, которого в Москве никто не помнил. Зато в Керчи его повторяли по местному телевидению каждый год. Дедушку там узнавали на улицах и показывали приезжим курортникам как достопримечательность. Так что мама была права: террористам ничего не стоило найти Блинкова-младшего у дедушки.
– А давай сдадим тебя дяде Ване, – предложил старший Блинков.
Мама протестующе замахала руками. А потом подумала и сказала:
– А что, это мысль. Они не станут искать его под боком!
Дядя Ваня – полковник налоговой полиции Иван Сергеевич Кузин – жил в соседнем доме. А с его дочкой Иркой Блинков-младший учился в одном классе и вообще знал ее всю жизнь. Он то любил Ирку, то ненавидел. Иногда эти состояния сменялись раза по два в день. До обеда любит, после обеда ненавидит, а к ужину опять влюбляется.
Сейчас он подумал, что мысль спрятать его у Кузиных, может быть, и удачная с точки зрения борьбы с терроризмом. Но то, что они с Иркой перессорятся – это совершенно точно.
Спать легли поздно, и день был сегодня не из легких, но Блинков-младший долго не мог заснуть.
В коридоре на раскладушке свирепо храпел майор Василенко. Даже интересно было, как обычный человек, а не какой-нибудь буйвол может так реветь. Как в трубу. Блинков-младший думал, что охранник из Василенко никудышный. Под его храп можно взломать дверь отбойным молотком, а он и не проснется. Но когда среди ночи вдруг заработал лифт, Василенкин храп тут же оборвался.
Было слышно, как лифт с остановился, доехав до какого-то верхнего этажа. Хлопнула дверь квартиры, тявкнула спросонок чья-то собачонка… И Василенко снова захрапел. Блинков-младший понял, что майор и во сне – на страже.
Эти террористы были очень опасными противниками. Телерепортажи об их злодеяниях облетели весь мир. Много раз они похищали людей и требовали в обмен то деньги, то чтобы их сообщников освободили из тюрьмы.
И мама с майором решили спрятать подальше свои семьи.
Василенко сразу же после покушения отвез жену и дочку на вокзал и посадил на электричку. Где-то далеко под Москвой он совсем недавно купил садовый домик. В конце дачного сезона они дешевеют. Где именно, Василенко не сказал даже маме, а уж террористы тем более не могли об этом пронюхать.
Старшему Блинкову ужасно не хотелось бросать маму в таком опасном положении. Когда-то он воевал в Афганистане. Мама говорила, что он настоящий герой, потому что в него стреляли полтора года подряд, а в нее – только несколько раз в жизни. Но именно поэтому папа хорошо понимал, что будет для мамы только помехой. Со своей подзабытой солдатской выучкой, да еще и без оружия, он не сможет ее защитить, а поволноваться за себя заставит.
Без особой охоты папа признался, что его давно зовут поработать на Дальний Восток, в тайгу. Причем именно осенью, когда начинается сезон сбора женьшеня. Он может улететь хоть завтра, и дорогу ему оплатят. Но взять с собой сына не разрешат. Папа же не один пойдет в тайгу, а с экспедицией. У нее свой маршрут – сотни километров вдали от жилья. Городскому подростку не под силу целый месяц скитаться по тайге, а вернуться с середины маршрута невозможно.
Так Блинков-младший снова оказался лишним в жизни своих чересчур увлеченных работой родителей.
– Ты представляешь, Митек, что будет, если террористы тебя похитят? – сокрушалась мама. – Они же начнут меня шантажировать, и я не смогу завершить расследование!
– В чем проблема? – удивился папа. – Я думал, мы отправим его к дедушке в Керчь.
Но проблема все-таки была.
– В Керчь он ездит почти каждый год. Весь двор об этом знает, – объяснила мама. – А в Керчи все знают дедушку.
До пенсии Митькин дедушка был летчиком-испытателем. Про него даже сняли документальный фильм, которого в Москве никто не помнил. Зато в Керчи его повторяли по местному телевидению каждый год. Дедушку там узнавали на улицах и показывали приезжим курортникам как достопримечательность. Так что мама была права: террористам ничего не стоило найти Блинкова-младшего у дедушки.
– А давай сдадим тебя дяде Ване, – предложил старший Блинков.
Мама протестующе замахала руками. А потом подумала и сказала:
– А что, это мысль. Они не станут искать его под боком!
Дядя Ваня – полковник налоговой полиции Иван Сергеевич Кузин – жил в соседнем доме. А с его дочкой Иркой Блинков-младший учился в одном классе и вообще знал ее всю жизнь. Он то любил Ирку, то ненавидел. Иногда эти состояния сменялись раза по два в день. До обеда любит, после обеда ненавидит, а к ужину опять влюбляется.
Сейчас он подумал, что мысль спрятать его у Кузиных, может быть, и удачная с точки зрения борьбы с терроризмом. Но то, что они с Иркой перессорятся – это совершенно точно.
Спать легли поздно, и день был сегодня не из легких, но Блинков-младший долго не мог заснуть.
В коридоре на раскладушке свирепо храпел майор Василенко. Даже интересно было, как обычный человек, а не какой-нибудь буйвол может так реветь. Как в трубу. Блинков-младший думал, что охранник из Василенко никудышный. Под его храп можно взломать дверь отбойным молотком, а он и не проснется. Но когда среди ночи вдруг заработал лифт, Василенкин храп тут же оборвался.
Было слышно, как лифт с остановился, доехав до какого-то верхнего этажа. Хлопнула дверь квартиры, тявкнула спросонок чья-то собачонка… И Василенко снова захрапел. Блинков-младший понял, что майор и во сне – на страже.
Глава V
Одноклассники под наблюдением
Он проснулся из-за того, что старшие разговаривали в коридоре, у дверей его комнаты. Насколько можно было понять, папу снаряжали в опасный поход через двор в квартиру Кузиных.
– Я вызову подкрепление, и вас проводят! – настаивал Василенко.
Папа возражал:
– Какое подкрепление, Андрей Васильевич?! Это же смешно! А потом вы начнете меня в туалет водить под охраной?
– По-моему, Олег Николаевич не осознает серьезности момента, – жаловался Василенко маме.
– Не осознает, – подтверждала мама. – Но знаешь, Андрей Васильевич, лучше ты его не перевоспитывай. Все равно не успеешь: у него самолет через три часа.
– Не пойду я под охраной! – почувствовав поддержку, упрямился папа. – Давай позвоним Ивану, пускай он сам зайдет.
Но на это не соглашалась мама:
– Олег, у меня нет уверенности, что наш телефон не прослушивается.
– Дожили! – охал папа. – Террористы подполковнику контрразведки всаживают «жучка» в телефон!
– «Жучки» в телефоне – вчерашний день, – объясняла мама. – Сейчас подслушивающие устройства чаще ставят на любой участок кабеля. Мы же не можем весь кабель охранять.
– Вы как хотите, а я под конвоем не пойду!
Спор затягивался. Блинков-младший встал с постели, оделся и вышел в коридор.
Тут все стали заботиться о нем наперегонки. Из-за того, что его не отпустили в школу, к нему относились, как будто он понес невосполнимую утрату.
– Эх, Митек! – с горечью сказал папа. – У ребят праздник, а ты дома сидишь. Оставлю-ка я тебе свой бинокль. В экспедиции я и так обойдусь. Там у многих будут бинокли. А ты, если очень потянешься к знаниям, сможешь посмотреть в него на родную школу.
Блинков-младший обрадовался биноклю. Школа же рядом. По прямой от окна его комнаты до школьных окон – шагов сто. Дом Кузиных подальше и стоит сбоку, но и оттуда школу видно. Из Иркиной комнаты можно даже прочитать в бинокль, что пишут на доске.
– А на день рождения я тебе подарю тибетский эдельвейс, – расщедрился старший Блинков. – Я в это время, скорее всего, буду еще в тайге. Ты сам достань его из папки и скажи себе: «Это мне папа подарил».
Честно говоря, в этом засушенном цветочке не было толку, но Блинков-младший оценил подарок. Тибетский эдельвейс был самой ценным сеном в папином гербарии. Он и вообще редкость, а папа к тому же добыл его сам, когда работал в Китае.
– Спасибо, – сказал он и долго жал папе руку.
Василенко, увидев такое дело, порылся в карманах и одарил Блинкова-младшего и вовсе неожиданным подарком: пружинным ножиком.
– Владей, раз у тебя скоро день рождения. Сталь здесь дрянная, – предупредил он, – зато этот ножик в некотором роде музейная ценность. Его изготовил рецидивист Шлёпа на зоне строгого режима, собираясь в побег.
Митек с большим уважением сунул музейную ценность в карман.
После этого мама не выдержала. Она прохромала в родительскую комнату и принесла модем для компьютера, припрятанный до Митькиного дня рождения.
Из-за этого подарка все немного расстроились. Компьютер-то оставался дома, а Блинков-младший должен был перебраться к Ивану Сергеевичу с Иркой. Ему придется жить в двух шагах от собственного дома, не имея права не то, что зайти, а даже позвонить маме.
Василенко, поняв, что папу не переспоришь, отпустил его к Ивану Сергеевичу безо всякой охраны. Правда, сначала он сам вышел на лестничную клетку и осмотрел двор в окошко. А потом вернулся и скомандовал:
– Идите и не задерживайтесь!
– Есть! – откозырял ему папа.
– К пустой голове руку не прикладывают, – заметил Василенко. – Мы не американцы какие-нибудь.
Старший Блинков ушел, и Василенко занял наблюдательный пункт в прихожей у дверного глазка. Маму он заставил прилечь, чтобы она не бередила больную ногу. Майор чувствовал ответственность за безалаберное семейство Блинковых и командовал вовсю.
Между тем, в школьном дворе уже собиралась толпа. Первоклашки с букетами, старшеклассники с сигаретами – все как положено.
Повесив на грудь папин бинокль, Блинков-младший уселся у окна и стал глядеть то просто так, то вооруженным глазом. Натянутая вчера солдатами мелкая стальная сетка не мешала. Когда он смотрел в бинокль, она вообще не различалась: просто изображение было чуть темнее обычного.
Черный «Мерседес» контрразведчиков стоял у самой школьной ограды. Он как будто напоминал, что некоторым в школу нельзя, им нужно прятаться.
Блинков-младший нашел свой восьмой «Б» и, честно признаться, взгрустнул. Даже князь Голенищев-Пупырко младший не показался ему таким уж гадом. Он, во всяком случае, не стрелял в женщин из гранатомета. Под правым глазом у Князя созрел образцовый синяк. Любой, кто разбирается в таких знаках отличия, сразу сказал бы, что бил левша с неплохо поставленным ударом.
Ирка ради праздника нарядилась в новенькие блинковские джинсы, которые сама же успела превратить в старенькие. Она их перепачкала в краске, а потом отмывала с растворителем, и джинсы стали белесые. «Зажилила», – без злости на Ирку подумал Блинков-младший. Было даже приятно, что его штаны пошли в школу.
Рассматривая в бинокль знакомые лица, Блинков-младший обнаружил среди своих два лысых лопоухих чудища. Потом они одновременно обернулись, и он узнал Орла и Дэ. Неразлучные приятели остриглись наголо и всадили себе в уши аж по три серебряных сережки колечком. В бинокль были отлично видны и эти сережки, и как Тонюшка заставляет Орла и Дэ их снять. Тонюшка – классная руководительница, биологичка Антонина Ивановна. Орел – это Орлов Сашка, а Дэ – Женька Воронцов. Почему он Дэ, уже забылось. Просто его так зовут, и все.
Взявшись за руки, подошла еще одна неразлучная парочка: Ломакина и Суворова, Митькины соседи по двору. Суворова напялила платье с глубоким вырезом на спине. Оно явно было из гардероба ее сестры, фотомодели Нины Су.
Вообще, Суворова считала своим долгом всячески поддерживать славу своей знаменитой сестрицы. Она одевалась в ее взрослые платья, говорила ее словами и курила ее сигареты. В школе Суворова старалась вести себя так, чтобы Нину хотя бы раз в неделю вызывали к директору. Разумеется, в таких случаях на фотомодель глазела вся школа, а это и есть слава. Не то, что если бы Нина Су просто гуляла по улице и на нее обернулись двое-трое прохожих.
Подходили другие одноклассники: Кулема, Сантик, Братец У, Настя, Зойка и сестра Голенищева-Пупырко младшего Ляля Кусачая. Блинков-младший почувствовал, что в носу у него щиплет от подступающих слез. Ему хотелось к своим.
А еще он боялся за маму. Ему-то что. За ним сейчас придет добрый гигант Иван Сергеевич и спрячет его. Папа улетит на Дальний Восток. А мама с загипсованной ногой останется лежать здесь, за окнами, затянутыми стальной сеткой от гранатомета.
Вчера прапорщик объяснял Блинкову-младшему, почему тонкая сетка может спасти от гранатомета. Граната из него летит с небольшой силой. Танковую броню она пробивает направленным взрывом. Оказывается, сетки достаточно, чтобы граната сработала, не влетев в комнату. Осколков она не дает. Вся сила взрыва уйдет в воздух (от сетки, понятно, ни клочка не останется). Если человек будет в глубине комнаты, его контузит, и все. В этом тоже мало приятного, но все же маму не убьет до смерти. Вчера она твердо это пообещала.
– Эта сетка на самый-самый крайний случай, – сказала она. – Меня плотно опекают, Митек. На каждом чердаке наши люди.
Тогда Блинков-младший не стал ей говорить, что лучше бы она тоже уехала на время из квартиры. А теперь понял, что мама не уезжает нарочно. Она – подсадная утка для террористов. Или нет, подсадная утка приманивает под выстрел охотника других таких же уток. Скорее, мама – живец, малек, на которого хотят поймать хищную рыбу. А ловля на живца чаще всего заканчивается очень печально для живца. Щуку-то ловят, но приманивший ее малек оказывается у нее в пасти вместе с крючком…
Блинков-младший готов был бежать к маме и орать: «Уезжай! Уезжай отсюда немедленно!». Но разве она послушается?!
Лица одноклассников в бинокле заволокло туманом. Он вытер слезы и побрел в мамину комнату.
– Я вызову подкрепление, и вас проводят! – настаивал Василенко.
Папа возражал:
– Какое подкрепление, Андрей Васильевич?! Это же смешно! А потом вы начнете меня в туалет водить под охраной?
– По-моему, Олег Николаевич не осознает серьезности момента, – жаловался Василенко маме.
– Не осознает, – подтверждала мама. – Но знаешь, Андрей Васильевич, лучше ты его не перевоспитывай. Все равно не успеешь: у него самолет через три часа.
– Не пойду я под охраной! – почувствовав поддержку, упрямился папа. – Давай позвоним Ивану, пускай он сам зайдет.
Но на это не соглашалась мама:
– Олег, у меня нет уверенности, что наш телефон не прослушивается.
– Дожили! – охал папа. – Террористы подполковнику контрразведки всаживают «жучка» в телефон!
– «Жучки» в телефоне – вчерашний день, – объясняла мама. – Сейчас подслушивающие устройства чаще ставят на любой участок кабеля. Мы же не можем весь кабель охранять.
– Вы как хотите, а я под конвоем не пойду!
Спор затягивался. Блинков-младший встал с постели, оделся и вышел в коридор.
Тут все стали заботиться о нем наперегонки. Из-за того, что его не отпустили в школу, к нему относились, как будто он понес невосполнимую утрату.
– Эх, Митек! – с горечью сказал папа. – У ребят праздник, а ты дома сидишь. Оставлю-ка я тебе свой бинокль. В экспедиции я и так обойдусь. Там у многих будут бинокли. А ты, если очень потянешься к знаниям, сможешь посмотреть в него на родную школу.
Блинков-младший обрадовался биноклю. Школа же рядом. По прямой от окна его комнаты до школьных окон – шагов сто. Дом Кузиных подальше и стоит сбоку, но и оттуда школу видно. Из Иркиной комнаты можно даже прочитать в бинокль, что пишут на доске.
– А на день рождения я тебе подарю тибетский эдельвейс, – расщедрился старший Блинков. – Я в это время, скорее всего, буду еще в тайге. Ты сам достань его из папки и скажи себе: «Это мне папа подарил».
Честно говоря, в этом засушенном цветочке не было толку, но Блинков-младший оценил подарок. Тибетский эдельвейс был самой ценным сеном в папином гербарии. Он и вообще редкость, а папа к тому же добыл его сам, когда работал в Китае.
– Спасибо, – сказал он и долго жал папе руку.
Василенко, увидев такое дело, порылся в карманах и одарил Блинкова-младшего и вовсе неожиданным подарком: пружинным ножиком.
– Владей, раз у тебя скоро день рождения. Сталь здесь дрянная, – предупредил он, – зато этот ножик в некотором роде музейная ценность. Его изготовил рецидивист Шлёпа на зоне строгого режима, собираясь в побег.
Митек с большим уважением сунул музейную ценность в карман.
После этого мама не выдержала. Она прохромала в родительскую комнату и принесла модем для компьютера, припрятанный до Митькиного дня рождения.
Из-за этого подарка все немного расстроились. Компьютер-то оставался дома, а Блинков-младший должен был перебраться к Ивану Сергеевичу с Иркой. Ему придется жить в двух шагах от собственного дома, не имея права не то, что зайти, а даже позвонить маме.
Василенко, поняв, что папу не переспоришь, отпустил его к Ивану Сергеевичу безо всякой охраны. Правда, сначала он сам вышел на лестничную клетку и осмотрел двор в окошко. А потом вернулся и скомандовал:
– Идите и не задерживайтесь!
– Есть! – откозырял ему папа.
– К пустой голове руку не прикладывают, – заметил Василенко. – Мы не американцы какие-нибудь.
Старший Блинков ушел, и Василенко занял наблюдательный пункт в прихожей у дверного глазка. Маму он заставил прилечь, чтобы она не бередила больную ногу. Майор чувствовал ответственность за безалаберное семейство Блинковых и командовал вовсю.
Между тем, в школьном дворе уже собиралась толпа. Первоклашки с букетами, старшеклассники с сигаретами – все как положено.
Повесив на грудь папин бинокль, Блинков-младший уселся у окна и стал глядеть то просто так, то вооруженным глазом. Натянутая вчера солдатами мелкая стальная сетка не мешала. Когда он смотрел в бинокль, она вообще не различалась: просто изображение было чуть темнее обычного.
Черный «Мерседес» контрразведчиков стоял у самой школьной ограды. Он как будто напоминал, что некоторым в школу нельзя, им нужно прятаться.
Блинков-младший нашел свой восьмой «Б» и, честно признаться, взгрустнул. Даже князь Голенищев-Пупырко младший не показался ему таким уж гадом. Он, во всяком случае, не стрелял в женщин из гранатомета. Под правым глазом у Князя созрел образцовый синяк. Любой, кто разбирается в таких знаках отличия, сразу сказал бы, что бил левша с неплохо поставленным ударом.
Ирка ради праздника нарядилась в новенькие блинковские джинсы, которые сама же успела превратить в старенькие. Она их перепачкала в краске, а потом отмывала с растворителем, и джинсы стали белесые. «Зажилила», – без злости на Ирку подумал Блинков-младший. Было даже приятно, что его штаны пошли в школу.
Рассматривая в бинокль знакомые лица, Блинков-младший обнаружил среди своих два лысых лопоухих чудища. Потом они одновременно обернулись, и он узнал Орла и Дэ. Неразлучные приятели остриглись наголо и всадили себе в уши аж по три серебряных сережки колечком. В бинокль были отлично видны и эти сережки, и как Тонюшка заставляет Орла и Дэ их снять. Тонюшка – классная руководительница, биологичка Антонина Ивановна. Орел – это Орлов Сашка, а Дэ – Женька Воронцов. Почему он Дэ, уже забылось. Просто его так зовут, и все.
Взявшись за руки, подошла еще одна неразлучная парочка: Ломакина и Суворова, Митькины соседи по двору. Суворова напялила платье с глубоким вырезом на спине. Оно явно было из гардероба ее сестры, фотомодели Нины Су.
Вообще, Суворова считала своим долгом всячески поддерживать славу своей знаменитой сестрицы. Она одевалась в ее взрослые платья, говорила ее словами и курила ее сигареты. В школе Суворова старалась вести себя так, чтобы Нину хотя бы раз в неделю вызывали к директору. Разумеется, в таких случаях на фотомодель глазела вся школа, а это и есть слава. Не то, что если бы Нина Су просто гуляла по улице и на нее обернулись двое-трое прохожих.
Подходили другие одноклассники: Кулема, Сантик, Братец У, Настя, Зойка и сестра Голенищева-Пупырко младшего Ляля Кусачая. Блинков-младший почувствовал, что в носу у него щиплет от подступающих слез. Ему хотелось к своим.
А еще он боялся за маму. Ему-то что. За ним сейчас придет добрый гигант Иван Сергеевич и спрячет его. Папа улетит на Дальний Восток. А мама с загипсованной ногой останется лежать здесь, за окнами, затянутыми стальной сеткой от гранатомета.
Вчера прапорщик объяснял Блинкову-младшему, почему тонкая сетка может спасти от гранатомета. Граната из него летит с небольшой силой. Танковую броню она пробивает направленным взрывом. Оказывается, сетки достаточно, чтобы граната сработала, не влетев в комнату. Осколков она не дает. Вся сила взрыва уйдет в воздух (от сетки, понятно, ни клочка не останется). Если человек будет в глубине комнаты, его контузит, и все. В этом тоже мало приятного, но все же маму не убьет до смерти. Вчера она твердо это пообещала.
– Эта сетка на самый-самый крайний случай, – сказала она. – Меня плотно опекают, Митек. На каждом чердаке наши люди.
Тогда Блинков-младший не стал ей говорить, что лучше бы она тоже уехала на время из квартиры. А теперь понял, что мама не уезжает нарочно. Она – подсадная утка для террористов. Или нет, подсадная утка приманивает под выстрел охотника других таких же уток. Скорее, мама – живец, малек, на которого хотят поймать хищную рыбу. А ловля на живца чаще всего заканчивается очень печально для живца. Щуку-то ловят, но приманивший ее малек оказывается у нее в пасти вместе с крючком…
Блинков-младший готов был бежать к маме и орать: «Уезжай! Уезжай отсюда немедленно!». Но разве она послушается?!
Лица одноклассников в бинокле заволокло туманом. Он вытер слезы и побрел в мамину комнату.
Глава VI
Вербовка втемную
Папа вернулся нескоро. Вместе с полковником Кузиным за ним вошла пенсионерка Наталья Антоновна, известная во дворе под прозвищем Санта Барбара. На руках у нее сидела старая болонка со слезящимися нечистыми глазами.
Василенко остолбенел. Тут квартира на осадном положении, контрразведчики дежурят в «Мерсе» под окнами и сидят чуть ли не в каждом мусорном ящике, и вдруг нате: какая-то старуха с собачкой.
– Андрюша! Сто лет тебя не видел! – пробасил Иван Сергеевич и полез обниматься с изумленным майором.
Еще пять лет назад полковник служил в контрразведке и, скорее всего, знал Василенко. Но майор был младше него. Вряд ли они близко дружили. Блинков-младший заметил, как Иван Сергеевич что-то шепнул ему на ухо.
– Наталья Антоновна, это Андрей, – представил он майора. И, глядя не на Санта Барбару, а на Блинкова-младшего, с нажимом добавил: – Замечательный врач-травматолог.
Само собой, Блинков-младший не стал говорить, что никакой Василенко не врач. Хотя и не понимал, зачем офицеры дурят простодушную Санта Барбару и вообще зачем ее притащили.
– Вас мне послал сам Бог! – горячо воскликнула Санта Барбара. – У Дэзи понос! Она вытаскивает меня во двор по два раза за ночь!
И она протянула Василенко свою болонку.
– Откройте пасть, – сказал майор, входя в образ врача. У Санта Барбары начало обиженно вытягиваться лицо, и он торопливо уточнил: – Собачью.
Пенсионерка полезла пальцами в рот к своей престарелой болонке.
– Не юная собачка, – заметил Василенко. – Правый клык надо пломбировать. А почему у нее язык синий?
– Мы ели чернику, – пояснила Санта Барбара.
– Чернику отставить. Дайте ей отвар коры дуба.
Пока новоявленный врач назначал болонке лечение, Иван Сергеевич проскользнул в комнату к маме. О чем они там успели пошептаться – неизвестно, только мама по стеночке вышла в коридор и включилась в игру:
– Как хорошо, что Олег вас встретил, уважаемая Наталья Антоновна! Видите, какая у меня неприятность?! – она покачала в воздухе загипсованной ногой. – Ложусь в госпиталь. Вот, Андрей Васильевич за мной заехал. Олег уезжает в командировку, Митек – в санаторий…
– Другие учатся, а он по санаториям разъезжает, – въедливо заметила Санта Барбара.
«В какой санаторий?», – чуть было не спросил Блинков-младший, но вовремя спохватился. Кажется, он начал кое-что понимать.
– Это специальный детский санаторий. Там есть школа, -объяснила мама и продолжала: – Квартира остается без присмотра. Цветы полить некому. Вы уж, пожалуйста, помогите. Я оставлю вам ключи, а вы заглядывайте хотя бы разок в неделю, чтобы порядок был.
– Даже не знаю, что вам сказать, Ольга Борисовна. Я ведь страшно занята по хозяйству, – жеманно пробасила Санта Барбара и сразу же пошла по коридору, заглядывая во все двери.
Мама, прихрамывая, шла за ней и с покорным видом повторяла:
– Вся надежда только на вас, Наталья Антоновна, только на вас!
– А ну как что пропадет? – продолжала сомневаться Санта Барбара.
– У вас?! – изумлялась мама. – Ну что вы такое говорите, уважаемая Наталья Антоновна?! Я уеду со спокойной душой, если буду знать, что квартира оставлена под вашим присмотром!
– А если, не дай Бог, пожар?! – упиралась уважаемая Наталья Антоновна, хотя на самом деле ей очень хотелось, чтобы мама поскорее уехала и оставила ее распоряжаться в квартире.
Она смотрела все телесериалы подряд и не понимала, зачем ей вдобавок смотреть скучную жизнь собственных взрослых детей и внуков. Еще никто из них не оказался украденной в детстве дочерью миллионера и даже не отравил кого-нибудь из-за наследства. Они только отвлекали ее от событий на экране.
Поэтому когда кто-нибудь из соседей уезжал и просил Наталью Антоновну присмотреть за их квартирой, она эмигрировала к ним, как в свою любимую Санта Барбару, и целыми днями сидела у телевизора. Соседей это устраивало, потому что квартира оставалась под присмотром. Наталью Антоновну это устраивало, потому что ей никто не мешал. А ее семью это устраивало, потому что обыкновенным людям трудновато жить с обитательницей Санта Барбары. Но при всем том Наталья Антоновна любила, чтобы ее упрашивали.
Они с мамой дошли до комнаты Блинкова-младшего, а там на подоконнике, в цветочном ящике с землей, жил Митькин кролик. На человеческий взгляд это, конечно, неважное жилье. Но кролику нравилось. Он сам выбрал это место.
– Эт-то еще что такое? – обвиняющим тоном вопросила Санта Барбара, указывая на торчащие из норы длинные уши.
– Кролик, – сказал Блинков-младший.
– Вижу, что не таракан! Вы что же, и кролика на меня оставляете? Он же, наверное, не только ест! Он… – И Санта Барбара выпучила глаза, ужасаясь тому, что еще делают все живые организмы.
Тут Иван Сергеевич не выдержал.
– Оля, оставь ключи мне, и дело с концом, – сказал он. – Что я, цветы не смогу полить?!
– Мужчина. Он вам, пожалуй, польет, – дрогнувшим голосом заметила Санта Барбара.
– Конечно, надежды на него никакой. Начнет преступников ловить, а про дело забудет, – потешила пенсионеркино самолюбие мама. – Но что поделать, если вы заняты? Видно, придется…
– Так и быть, давайте сюда ключи, – торопливо перебила ее Санта Барбара. – Только своего кролика забирайте с собой. Я не собираюсь за ним выгребать!
– Куда же мы его возьмем? – изумилась мама. – Не в госпиталь же. А Олег вообще уезжает за границу. И Митьку не пустят в санаторий с кроликом.
– На вашем месте я бы его съела, – безжалостно отрезала Санта Барбара, кивнув на Блинкова-младшего, как будто собралась есть его, а не кролика. – Хотите, научу вас, как выделать шкурку?
Услышав про «заграницу», Блинков-младший понял все окончательно и решил, что пора и ему вступать в игру.
– Я ни в какой санаторий не поеду, – заявил он. – Останусь дома один, буду кролика кормить.
Мама ободряюще подмигнула ему – так держать, единственный сын! – и заквохтала:
– Митенька! Что ты говоришь! У тебя же больные нервы! Тебе надо подлечиться в санатории!
«Ага, нервы у меня больные», – сообразил Блинков-младший и решительно сел на пол.
– Не поеду-у! Здесь буду сидеть!! Знаю я! Она кролика слопает и скажет, что он сам убежал!
– Я думала, у вас воспитанный мальчик, а он хулиган какой-то! – буркнула Санта Барбара и поджала губы.
– Больной, – объяснил «доктор» Василенко. – Переходный возраст, нервная система не справляется.
Василенко остолбенел. Тут квартира на осадном положении, контрразведчики дежурят в «Мерсе» под окнами и сидят чуть ли не в каждом мусорном ящике, и вдруг нате: какая-то старуха с собачкой.
– Андрюша! Сто лет тебя не видел! – пробасил Иван Сергеевич и полез обниматься с изумленным майором.
Еще пять лет назад полковник служил в контрразведке и, скорее всего, знал Василенко. Но майор был младше него. Вряд ли они близко дружили. Блинков-младший заметил, как Иван Сергеевич что-то шепнул ему на ухо.
– Наталья Антоновна, это Андрей, – представил он майора. И, глядя не на Санта Барбару, а на Блинкова-младшего, с нажимом добавил: – Замечательный врач-травматолог.
Само собой, Блинков-младший не стал говорить, что никакой Василенко не врач. Хотя и не понимал, зачем офицеры дурят простодушную Санта Барбару и вообще зачем ее притащили.
– Вас мне послал сам Бог! – горячо воскликнула Санта Барбара. – У Дэзи понос! Она вытаскивает меня во двор по два раза за ночь!
И она протянула Василенко свою болонку.
– Откройте пасть, – сказал майор, входя в образ врача. У Санта Барбары начало обиженно вытягиваться лицо, и он торопливо уточнил: – Собачью.
Пенсионерка полезла пальцами в рот к своей престарелой болонке.
– Не юная собачка, – заметил Василенко. – Правый клык надо пломбировать. А почему у нее язык синий?
– Мы ели чернику, – пояснила Санта Барбара.
– Чернику отставить. Дайте ей отвар коры дуба.
Пока новоявленный врач назначал болонке лечение, Иван Сергеевич проскользнул в комнату к маме. О чем они там успели пошептаться – неизвестно, только мама по стеночке вышла в коридор и включилась в игру:
– Как хорошо, что Олег вас встретил, уважаемая Наталья Антоновна! Видите, какая у меня неприятность?! – она покачала в воздухе загипсованной ногой. – Ложусь в госпиталь. Вот, Андрей Васильевич за мной заехал. Олег уезжает в командировку, Митек – в санаторий…
– Другие учатся, а он по санаториям разъезжает, – въедливо заметила Санта Барбара.
«В какой санаторий?», – чуть было не спросил Блинков-младший, но вовремя спохватился. Кажется, он начал кое-что понимать.
– Это специальный детский санаторий. Там есть школа, -объяснила мама и продолжала: – Квартира остается без присмотра. Цветы полить некому. Вы уж, пожалуйста, помогите. Я оставлю вам ключи, а вы заглядывайте хотя бы разок в неделю, чтобы порядок был.
– Даже не знаю, что вам сказать, Ольга Борисовна. Я ведь страшно занята по хозяйству, – жеманно пробасила Санта Барбара и сразу же пошла по коридору, заглядывая во все двери.
Мама, прихрамывая, шла за ней и с покорным видом повторяла:
– Вся надежда только на вас, Наталья Антоновна, только на вас!
– А ну как что пропадет? – продолжала сомневаться Санта Барбара.
– У вас?! – изумлялась мама. – Ну что вы такое говорите, уважаемая Наталья Антоновна?! Я уеду со спокойной душой, если буду знать, что квартира оставлена под вашим присмотром!
– А если, не дай Бог, пожар?! – упиралась уважаемая Наталья Антоновна, хотя на самом деле ей очень хотелось, чтобы мама поскорее уехала и оставила ее распоряжаться в квартире.
Она смотрела все телесериалы подряд и не понимала, зачем ей вдобавок смотреть скучную жизнь собственных взрослых детей и внуков. Еще никто из них не оказался украденной в детстве дочерью миллионера и даже не отравил кого-нибудь из-за наследства. Они только отвлекали ее от событий на экране.
Поэтому когда кто-нибудь из соседей уезжал и просил Наталью Антоновну присмотреть за их квартирой, она эмигрировала к ним, как в свою любимую Санта Барбару, и целыми днями сидела у телевизора. Соседей это устраивало, потому что квартира оставалась под присмотром. Наталью Антоновну это устраивало, потому что ей никто не мешал. А ее семью это устраивало, потому что обыкновенным людям трудновато жить с обитательницей Санта Барбары. Но при всем том Наталья Антоновна любила, чтобы ее упрашивали.
Они с мамой дошли до комнаты Блинкова-младшего, а там на подоконнике, в цветочном ящике с землей, жил Митькин кролик. На человеческий взгляд это, конечно, неважное жилье. Но кролику нравилось. Он сам выбрал это место.
– Эт-то еще что такое? – обвиняющим тоном вопросила Санта Барбара, указывая на торчащие из норы длинные уши.
– Кролик, – сказал Блинков-младший.
– Вижу, что не таракан! Вы что же, и кролика на меня оставляете? Он же, наверное, не только ест! Он… – И Санта Барбара выпучила глаза, ужасаясь тому, что еще делают все живые организмы.
Тут Иван Сергеевич не выдержал.
– Оля, оставь ключи мне, и дело с концом, – сказал он. – Что я, цветы не смогу полить?!
– Мужчина. Он вам, пожалуй, польет, – дрогнувшим голосом заметила Санта Барбара.
– Конечно, надежды на него никакой. Начнет преступников ловить, а про дело забудет, – потешила пенсионеркино самолюбие мама. – Но что поделать, если вы заняты? Видно, придется…
– Так и быть, давайте сюда ключи, – торопливо перебила ее Санта Барбара. – Только своего кролика забирайте с собой. Я не собираюсь за ним выгребать!
– Куда же мы его возьмем? – изумилась мама. – Не в госпиталь же. А Олег вообще уезжает за границу. И Митьку не пустят в санаторий с кроликом.
– На вашем месте я бы его съела, – безжалостно отрезала Санта Барбара, кивнув на Блинкова-младшего, как будто собралась есть его, а не кролика. – Хотите, научу вас, как выделать шкурку?
Услышав про «заграницу», Блинков-младший понял все окончательно и решил, что пора и ему вступать в игру.
– Я ни в какой санаторий не поеду, – заявил он. – Останусь дома один, буду кролика кормить.
Мама ободряюще подмигнула ему – так держать, единственный сын! – и заквохтала:
– Митенька! Что ты говоришь! У тебя же больные нервы! Тебе надо подлечиться в санатории!
«Ага, нервы у меня больные», – сообразил Блинков-младший и решительно сел на пол.
– Не поеду-у! Здесь буду сидеть!! Знаю я! Она кролика слопает и скажет, что он сам убежал!
– Я думала, у вас воспитанный мальчик, а он хулиган какой-то! – буркнула Санта Барбара и поджала губы.
– Больной, – объяснил «доктор» Василенко. – Переходный возраст, нервная система не справляется.