Страница:
Скольких правителей уверял Антигон в своей дружбе, а потом беспощадно разорял их земли!.. Отнять чужое, и сделать чужое своим – этому он научился у Филиппа, отца Александра… Да и глаза у него одного нет, потерял в битве, как и доблестный Филипп… Сейчас, если Деметрий победил, они сосредоточат все силы на владениях Птолемея. Египет лакомый кусочек!.. Этот пронырливый Птолемей знал, что отхватить себе!.. А ведь как были дружны!.. Как дружны!.. Как заверяли друг друга в вечной дружбе!.. А теперь Птолемей с Кассандром поддерживает дружбу… Александр недолюбливал Кассандра… А Олимпиада ненавидела Антипатра… Все жены Птолемея из рода Антипатра, отца Кассандра… Этот мерзавец Кассандр посмел уничтожить Олимпиаду, Роксану и прямого наследника, сына Роксаны и Александра… А еще клянутся в любви к великому царю!.. Вот лицемеры!.. Он, Антигон, правда тоже уничтожил сестру великого царя, но это чтобы не досталась в жены Птолемею. Уж больно он ей приглянулся… За это и лишилась жизни… Поделом!..
Мой сын, Деметрий, вот кто достоин славы Александра!.. Вот кто способен довести его дело до конца!.. Надо только поостеречь его от женщин… С ними он просто теряет голову!.. А властитель голову терять не должен.
Антигон удобно расположился на мраморной скамье, покрытой козьими шкурами, под оливой, подставив лицо утренним солнечным лучам, в ожидании гонцов от сына. Терпение… терпение… уговаривал он себя.
Юная рабыня принесла полную чащу парного козьего молока. Едва Антигон утолил любимым напитком утреннюю жажду, во двор ворвался один из гонцов. Антигон сразу понял – от Деметрия. И бросился гонцу навстречу. Но вовремя остановился, – не гоже полководцу, даже в особых случаях, выказывать нетерпение, надо быть сдержанным.
Гонец соскочил с коня, быстро заговорил:
– Прибыл корабль с Кипра…
Но Антигон нетерпеливо прервал гонца:
– Наконец-то!.. Кто победитель? Кто?
Гонец продолжал всё излагать по порядку:
– Аристодем велел своему кораблю не приставать к суше, стал на якорь недалеко от берега, а сам сел в лодку и направился…
– Какую весть он привез? – закричал Антигон. – Да, ответь же, наконец.
Гонец пожал плечами.
– Когда он пристал к берегу, мы заклинали доблестного Аристодема все поведать нам и ничего не скрывать, будь что даже самое ужасное. Но он вскочил на коня, которого мы ему тут же подвели, и сейчас приближается к дворцу. Он сказал, что все новости передаст лично Антигону.
Антигон не мог более сдерживаться. Он повелел срочно привести ему коня. Затем, передумав, крикнул:
– Не коня, а колесницу!..
Все эти дни и бессонные ночи внутренний голос подсказывал Антигону, что Деметрий вернется победителем.
Под охраной конного отряда Антигон выехал из дворца навстречу Аристодему в запряженной тремя лошадьми колеснице.
По дороге к дворцу уже бежали женщины с детьми, первыми узнавшие о прибытии корабля с Кипра, за ними семенили старики, скакали на конях воины, мчались, перегоняя друг друга, македоняне, греки, финикийцы и несметная разноплеменная толпа народа, с тревожным напряжением ожидавшая все эти дни вестей от Деметрия.
Колесница Антигона неслась навстречу приближающемуся Аристодему. И все люди бежали теперь от дворца за колесницей, чтобы поскорее узнать новости.
Хорошие новости или плохие, – от этого зависела судьба тысяч людей.
Завидев приближающегося стратега, Аристодем соскочил с коня, передал поводья одному из гонцов и пошел навстречу остановившейся в нескольких шагах от него колеснице. Телохранители хотели помочь Антигону сойти с колесницы, но он оттолкнул их и с ловкостью юноши спрыгнул на землю.
Аристодем упал перед Антигоном на колени, коснулся лбом земли, поднялся и громким голосом, чтобы слышали все, воскликнул:
– Радуйся, царь Антигон! Птолемей побежден! Кипр наш. Шестнадцать тысяч восемьсот человек взято в плен.
Люди не отрывали глаз от прибывшего и вполголоса разговаривали, передавая услышанное друг другу. Новость была слишком велика.
Антигон обратился к прибывшему голосом человека, привыкшего повелевать:
– Аристодем, ты мне поплатишься за то, что так долго терзал нас. Ты не сразу получишь награду за эту весть! Терпели мы все, потерпишь и ты!..
– Как тебе будет угодно, царь!
Клики ликования пронеслись над толпой, не перестающей повторять:
– Радуйся, царь! Слава тебе, царь! Слава царю Деметрию!..
Отцы и матери хватали Аристодема за руки, целовали их, благодарили за то, что их сыновья остались в живых.
А из дворца уже спешили верные сподвижники Антигона. Среди неумолчного ликования народа они одели на голову стратега царскую диадему, которую Антигон велел лучшим ювелирам изготовить заранее. Тщеславный Антигон с нетерпением ждал своего звездного часа.
Аристодем Милетский торжественно оповестил народ:
– Теперь миром будет править новая династия Антигонов.
Сопровождаемый ликующей толпой Антигон последовал в свой новый дворец.
Едва распахнулись ворота дворца, Антигон зычным голосом закричал:
– Празднуем победу! Накрыть столы, собрать гостей! Музыкантов сюда, певцов, танцовщиц!.. Готовьте немедленно пир!..
Но слуги и рабы и без его приказания знали, что делать. В большом прохладном зале уже всё было готово для пира. Вскоре знатные мужи нового строящегося города Антигонии собрались во дворце, который в этот день стал царским. В центре зала на возвышении был поставлен царский трон из кедрового дерева, отделанный золотом и слоновой костью. Антигон поднялся на возвышение и сел на трон, словно он всю жизнь был царем. На столах светились золотые чаши, кратеры были доверху наполнены виноградным вином, из-под крышек огромных блюд сочился запах жареного мяса, – приправленного душистыми пряными травами. Мужи радовались победе и пили за новые предстоящие битвы. Рассказы Аристодема услаждали слух Антигона, он радовался, что отныне вместе с Деметрием воспарил над всеми знатными полководцами.
– Но вы не думайте, – хвастался Антигон. – У меня не одна диадема, а две – вторая для Деметрия. И ты, Аристодем, завтра же отправишься к сыну и вручить ему от меня царскую диадему.
И снова приказал виночерпиям:
– Полней наливайте чаши! Мы празднуем победу!..
Пьяные голоса восторженно приветствовали слова нового царя.
– Слава царю Антигону! Слава царю Деметрию!
Пир этот скорее напоминал походный, а не такой, какому место в царских палатах. Пьяные голоса, хохот, выкрики сотрясали стены дворца.
В разгар пира Антигон призвал рапсода.
Рапсод запел о Кипрской войне. По приказу нового царя он уже успел сочинить пеан. Все знатные мужи нового царства подпевали рапсоду, были горды собой, полны доброго вина и рвались в новые битвы.
– Надо спешить захватить Египет, не дать Птолемею опомниться. Если он опередит нас и успеет соединиться с Селевком, своим самым надежным и сильным союзником, никто из нас не сможет ощутить себя в безопасности. Они набросятся на нас как гиены на падаль, будут рвать на куски.
– Нам необходимо остановить их на берегах Египта, – ответил Антигону нестройный хор пьяных голосов.
Антигон уже чувствовал себя на коне, в гуще сражения. Он вскочил с трона и громовым голосом обратился ко всем пирующим:
– Птолемей накопил много добра в своем гнезде в Александрии, и каждый из вас получит жирную долю добычи.
Военачальники были пьяны и слушали Антигона так, как если бы к ним с призывом обратился сам Арес – бог войны.
Лишь на рассвете все разошлись по своим палаткам. Домов в устье Оронта было еще совсем мало. А кто был не в состоянии уйти, уснули прямо в пиршественном зале за столами. Были и такие, кто свалился на каменный пол около очага.
Только Антигон не мог всю ночь уснуть. Он почувствовал себя настолько могущественным, что даже Александр казался ему менее великим, чем он и Деметрий.
Антигон принадлежал к тем людям, которые, оглядываясь на пройденный путь, готовы приписать только своей ловкости блестящие результаты, достигнутые не только им, но и сподвижниками.
Ранним утром Антигон разбудил Аристодема и приказал немедленно возвращаться на Кипр к Деметрию и передать ему золотую царскую диадему.
– Отныне и я, и Деметрий – цари!.. И вся держава Александра снова будет единой, и мы будем ее правителями. Так решили боги. И еще, Аристодем, напомни сыну мои слова: «Главное в битве – удержать победу!»
Через несколько дней улицы Саламина были срочно расчищены от завалов, украшены цветами, и город приобрел торжественный праздничный вид по случаю восшествия на престол нового царя – Деметрия.
В городе приостановились все дела, и даже рабы-носильщики не носили тяжестей. Все население высыпало на площади и улицы, толпилось вокруг царского дворца, окруженного плотным кольцом воинов. Много воинов Деметрия вольным строем ходили по городу, прислушиваясь к разговорам жителей.
Среди шума и песен праздничной толпы многочисленные разносчики разносили корзины с хлебом, амфоры и кожаные меха с вином. Угощали всех даром.
Праздник начался с самого раннего утра.
Люди переговаривались между собой.
– Да будет благословенно правление царя Деметрия и царя Антигона!..
– Вспомните, как Птолемей уничтожил весь род царя Никокла!.. Какая жестокость!..
– Звери и те добрее!..
– Деметрий освободил Афины от кровожадного Кассандра! Теперь нас от Птолемея!..
Но многие придерживались иного мнения:
– Не прошло и нескольких дней, а народ уже забыл про Птолемея и его добрые дела!..
– Да, плохое помнится дольше!..
– Все сразу забыли, что Никокл предал Птолемея, вступил в сговор с Антигоном…
Солнце осветило город, когда открылись ворота царского дворца, и царь Деметрий в золотой диадеме, подаренной ему отцом, появился на улице, окруженный телохранителями и знатными гостями.
Накануне, на вечернем пиру, Деметрий выпил много вина, но короткий сон взбодрил, освежил его. Он вышел из дворца веселый, красивый, в белоснежных праздничных одеждах. Деметрий шел, высоко подняв голову. Большие, смело раскрытые глаза смотрели на окружающих его людей уверенно и строго.
Толпа радостно приветствовала его:
– Слава царю Деметрию! – многоголосым эхом неслось над улицами города.
По заполненным народом улицам раздавались голоса глашатаев, объявлявших о том, что царь Деметрий направляется в театр, чтобы приветствовать всех граждан острова и чтобы все спешили занимать места.
Деметрий решил идти в театр пешком, по дороге он приветливо разговаривал с жителями города, и это сразу расположило к нему многие сердца.
Несметные толпы народа переполнили улицы Саламина, ведущие к театру. И всюду на виду был царь Деметрий, веселый, царственно спокойный.
Вскоре граждане города заполнили каменные скамьи амфитеатра и устремили внимательные взгляды на орхестру, окруженную рослыми воинами.
Но вот затрубили трубы и показался Деметрий. Он сошел по пологому спуску на орхестру, остановился, сделал многозначительную паузу и наконец заговорил:
– Царь Деметрий приветствует вас, граждане Кипра!
– Слава царю Деметрию!
– Сами боги одобряют его воцарение!.. – ответил нестройными голосами амфитеатр.
Воины Деметрия зорко следили за настроением среди публики. На глазах многих женщин, держащих на руках детей, были слезы, – ведь их мужья до сих пор не вернулись домой. Что-то с ними будет? Рабство?.. Или?..
– Агамемнон за десять лет взял варварский город, а мои воины всего за несколько дней победили могущественного Птолемея, захватили его считавшийся непобедимым флот, намного превосходящий флот Антигонов.
Голос Деметрия с каждой фразой становился высокомернее:
– Боги, как вы знаете, дают успех тому, кто смел душою и умен!..
Публика, за немногими исключениями, согласно выражала одобрение.
– С приходом к власти династии Антигонов Кипр станет самым процветающим островом. Большинство пленных из гарнизонов кипрских городов скоро вернутся домой, и я приму их к себе на службу.
Тысячеголосый хор голосов радостно приветствовал нового царя.
Красноречие, обаяние, умение льстить и покорять сердца было дано Деметрию богами. Он говорил сейчас жителям покоренного острова все, что им было приятно слышать. Ему ведь же жалко слов, если они приносят преданность людей, еще вчера преданных другому правителю.
– Я – верный ваш друг, и буду верно служить вам до конца жизни!..
«Поистине боги предназначили царя Деметрия быть нашим властителем,» – решило большинство граждан острова.
Выйдя из театра, Деметрий остановился, вдохнул полной грудью воздух. Как прекрасен мир, созданный богами, и как хороша жизнь. Всё идет так, как задумал его отец Антигон. Кипр у него в руках. Что может сделать теперь Птолемей?.. Ничего!.. Теперь широкая дорога открыта перед династией Антигонов.
Деметрий посмотрел на небо. Боги должны быть довольны – столько обильных жертв принесено им в эти дни!.. Скоро он, отныне царь Деметрий, пойдет войной на Египет!..
Глава четвертая
Жрец Тимофей немедленно явился к Птолемею. Тот был в библиотеке, нервно ходил взад и вперед вдоль полок с многочисленными свитками. В особо трудные минуты Птолемей именно здесь находил душевное успокоение. Увидев Тимофея, Птолемей с досадой воскликнул:
– Антигон думает, что достиг наконец своей цели. В свои семьдесят пять лет он возжелал быть царем над всем завоеванным нами миром со всеми правами, которыми обладал Александр. 0н наверняка считает, что уже уничтожил меня окончательно.
Жрец, присев на край скамьи, не перебивая, внимательно слушал Птолемея, давая ему выговориться.
– Кассандр почти парализован захватом Деметрием Афин. Они думают, что и Кассандр, и Лисимах уже сломлены и подчинятся им после моего поражения без всякого сопротивления. Селевк далеко на востоке, и Антигон уверен, что нам уже не успеть соединиться с ним, и он уничтожит нас всех по отдельности. Антигон уже уверовал в могущество своей власти, едва достигнув ее. Он и его сын самоуверенно полагаются на свое счастье.
– Успокойся, царь! – неожиданно прервал размышления Птолемея Тимофей.
Птолемей с удивлением посмотрел на жреца, которого глубоко почитал.
– Да, вы тоже все должны немедленно принять царский титул. И ты, и Кассандр, и Лисимах, и Селевк. Немедленно. Это отрезвит и старого Антигона, и молодого Деметрия. Но поймут вашу силу и единство они не сразу. Сначала совершат множество ошибок, так как ослеплены своими успехами.
Мудрые глаза Тимофея словно гипнотизировали Птолемея, вливали в него новые силы.
– Запомни, Птолемей, упрямое упорство старости не имеет под собой ничего, кроме воспоминаний, и достигнутые на первый взгляд блестящие успехи развеются сами собой, так как Антигон видит в них только прошлое, которое уже умерло.
Лицо Птолемея озарила улыбка. Он подсел к Тимофею и согласился с его доводами:
– Ты, безусловно, прав, мудрый Тимофей. Гибельным фатумом Антигона послужит то, что он хочет восстановить царство Александра, повторяя eго имя, как великий символ, без всякой новой идеи. А сейчас нужно срочно всеми силами предотвратить возможные беды, не дожидаться, пока грянет всеобщая беда и никакие меры не помогут, ибо недуг станет неизлечимым. Что ж пусть этот год станет годом царей.
Мысли его прояснились. Решение было принято. Птолемей приказал вызвать Филокла. Он снова ходил по обширной библиотеке, чтобы сосредоточиться.
Жрец Тимофей наблюдал за ним, зная, что теперь Птолемей принял единственно правильное решение.
Неожиданно Птолемей остановился перед жрецом и твердым голосом произнес:
– Погоди, Антигон! Скоро я продиктую ему свою волю. А для этого нужно войско еще более могучее, чем было, еще крепче вооруженное, еще лучше обученное. Не просто войско, а войско не знающее ни снисхождения, ни пощады перед врагом.
Вошедший Филокл, услышав слова Птолемея, воскликнул:
– Воины уже собрались у стен дворца. Они готовы умереть за своего царя по одному твоему слову.
– Но прежде надо стать царем.
– Войско примет это решение единогласно, царь.
Птолемей снова почувствовал себя сильным и готовым к действию. Вскоре он стоял перед своим войском. Воины подняли щиты в знак приветствия. Они любили своего полководца. Многие прошли с ним полмира, и поражение в Кипрской войне считали случайным, ибо Птолемей никогда не проигрывал сражений.
– Доблестные воины! – обратился Птолемей к своим закаленным в битвах воинам. – Нет большей чести для любого полководца, чем выступать перед вами – воплощением мужества и стойкости. Стоять перед вами столь же почетно, сколь и ответственно.
Птолемей был выдающимся оратором, как и Александр, и всегда выражал свои мысли просто и ясно. Он трогал сердца воинов своим добросердечием и мудростью.
– Я твердо намерен дать должный отпор Антигону, не допустить его в Египет. Ибо невозможно представить себе эту древнюю страну с высочайшей культурой, которую народ пестовал веками, под властью ненасытного Антигона, задумавшего прибрать к своим рукам всю державу, завоеванную в битвах великим Александром и вами, доблестные воины.
Воины поворачивались друг к другу, обменивались взглядами одобрения. И это настроение доброжелательности среди воинов не ускользнуло от острых глаз Птолемея. Он предугадывал, какое действие возымеют его слова. Он целился в сердца своих солдат из лука мудрости точно, без промаха.
– В свое время Антигон сражался бок о бок с нами. И мы все любили и почитали его, как выдающегося полководца и мудрого стратега. Я тоже уважал его. Этого не вычеркнешь из памяти. Антигон не один год существовал среди нас. А это много значит!..
Птолемей сделал долгую паузу, словно бы задумался, вспоминая недавнее поражение.
– Воины! Мы все скорбим о жертвах и разрушениях, которые понесли в Кипрской войне! Я постоянно думаю об этом, мне очень тяжело на душе… Нужно, чтобы жертвы эти не оказались напрасными. Первое наше действие должно быть обращено в защиту Египта, в защиту его многовековых традиций.
Возгласы одобрения готовы были уже сорваться с уст воинов, но полководец еще не закончил свою речь.
– Несколько дней назад Антигон и его сын Деметрий одели на свои головы царские диадемы. Им нужна власть над миром, они опьянены идеей мирового господства. Вкус власти, однажды испытанный, не дает покоя всю жизнь! Но всему есть предел! Необузданную страсть необходимо сдерживать, а не разжигать её. Мы должны разгромить Антигона. Надо надежно защитить границы Египта. Мы не имеем более права на поражение, и не должны уронить честь нашего оружия.
Птолемей закончил речь.
Воины, все как один, приветствовали своего полководца:
– Слава царю Птолемею!..
Многочисленное эхо, напутствующее восхождение на престол Египта нового царя из династии Птолемеев, долго разносилось над многолюдным городом.
Войско Лагида твердо и непоколебимо признало своего повелителя царем. Несмотря на понесенное при Кипре жестокое поражение, воины не пали духом, остались преданы своему полководцу и были готовы защищать его права на царскую власть, ибо права Птолемея и Антигона на царский титул были равны.
Вереника стояла у окна и сквозь деревья сада смотрела на Александрию, которая виднелась из-за крыши одного из строений дворца. Она с наслаждением вслушивалась в хор голосов, доносящийся из города и приветствующий ее мужа. На ее лице была торжествующая улыбка победительницы. «Теперь меня будут величать вечно живущая Изида, дитя Солнца, избранница Пта, царица Египта!..» – радовалась она. Наконец-то сбылись ее детские сны, ее взрослые мечты. Через несколько дней она станет царицей.
Она подошла к новому хитону, который ей только что принесли для примерки. Это будет настоящее чудо!.. Завтра его уже закончат шить. На подоле очень густо были выжиты золотые бусы, а чем выше к талии, тем реже.
Вереника любила блеск и пышность. Ей нравились дорогие наряды, ослепительные украшения. Она неутомимо заботилась о сохранении своей красоты, подолгу оставалась в постели, чтобы сберечь свежесть и бодрость, чтобы не потерять удивительный цвет лица. Она гордилась своей кожей цвета самого лучшего греческого мрамора, своими очень живыми, большими карими глазами. Она часто принимала разнообразные ванны, которым предшествовали долгие часы отдыха. Вереника знала, что ее красота – главнейшее условие удержать за собой Птолемея, весьма неравнодушного к прелестям женщин. От многих она слышала, что после разрыва с Таидой, Птолемей часто менял женщин, не находя успокоения от этой потери. Теперь ей нечего ревновать его теперь к Таиде, которая значительно старше ее и предпочла великому полководцу гениального скульптора Лисиппа.
Как только многоголосое эхо стихло, Вереника подошла к большому зеркалу из полированного серебра. Примерила золотую царскую диадему, украшенную сапфирами и изумрудами из сокровищницы персидских царей, доставшуюся Птолемею после смерти Александра. Весь ее царский наряд будет выдержан в сине-зеленых тонах, которые так ей идут.
Вереника вспомнила о Птолемее. Он был для нее более чем просто мужчина и супруг. Он был – целое государство, одно из самых великих и загадочных в мире. Миллионы людей, малые и большие города – все это находилось во власти того, кто спит рядом с ней и кажется во сне кротким и беззащитным. Она знала его железную волю и то, что принятые им решения окончательны.
– Вереника, – вывел ее из задумчивости голос Птолемея, – Царская диадема очень идет тебе. А у меня для тебя подарок.
Она с радостью повернулась к нему.
– Войско признало меня царем Египта единогласно, – с гордостью сообщил он ей о решении армии, которое было заранее известно. – Через несколько дней я взойду на древнейший престол и открою новую династию, династию македонских царей в Египте. И ты станешь царицей Египта. Медлить нельзя. Антигон коварен.
– Поздравляю, Птолемей! С твоей твердостью, которая будет поддерживать тебя в решении трудных дел, ты сможешь править долго и счастливо. Я всегда буду рядом с великим царем. А в том, что ты будешь великим и обессмертишь имя Птолемеев в веках, я не сомневаюсь.
Она приблизилась к нему совсем близко:
– А царица? Какой должна быть царица Египта?
– Такая, как ты есть, – ответил Птолемей, и это было истинным комплиментом в его устах.
Она задумалась:
– Я иногда чувствую, что у меня как бы два ума. Один для женских мыслей и чувств. А другой тем временем выстраивает всякие сложные государственные теории…
– Какие же теории возникают в этой очаровательной головке? – невольно рассмеялся Птолемей.
– Я всё время думала о том времени, когда ты станешь царем. Я не сомневалась в том, что ты им станешь и окажешься во власти великой Клио. Именно богиня истории рассудит, останется ли твое имя жить в веках.
– Ах, скажите, пожалуйста! Это интересно! – воскликнул со смехом Птолемей. – Как же мне добиться, чтобы мое имя жило в веках?
– Тебе следует снискать славу великого правителя.
Птолемей глубоко вздохнул:
– Это не так просто, мудрейшая и очаровательнейшая из женщин…
Они улыбнулись друг другу, и он извиняющимся голосом произнес:
– Я подумал, что ты, наверное, скучаешь без меня и решил принести тебе что-нибудь, чтобы ты простила меня за долгое отсутствие.
Птолемей был в превосходном расположении духа. Он протянул ей на ладони сверкающую синим цветом фибулу. У нее замерло дыхание, хотя она уже давно привыкла к очень дорогим украшениям. Это был поразительный по красоте сапфир, величиной, с куриное яйцо, оправленный в золото.
– Царь может позволить себе многое, – улыбка восхищения осветила лицо Вереники.
– Я рад, что тебе понравился мой подарок. Из всех известных мне мужчин я – самый горячий поклонник всего женственного. Я снисходительнее других к женским слабостям, терпеливее к женским причудам.
– Ты – самый лучший из всех мужчин.
Вереника снова подошла к зеркалу, поворачиваясь то одним боком, то другим, любуясь собой и сапфиром, который она прикладывала то к одному плечу, то к другому.
– О, Птолемей, какой прекрасный камень!..
– И вполовину не так прекрасен, как моя жена, царица Верхнего и Нижнего Египта, – улыбнулся Птолемей.
Вереника крепко обняла его. Он сжал ее в объятиях, чувствуя тепло ее тела. Обрывки мыслей пронеслись у нее в голове. Сразу после коронации она составит план первого грандиозного праздника для избранных и для жителей Александрии… Завтра она закажет себе царский наряд. Драгоценности и вышивка на платье будут в золотых, синих и зеленых тонах, как у богини Исиды. Завтра она прикажет запечатлеть в мраморе свой портрет лучшему придворному скульптору Бриаскию… Завтра… Хорошо быть царицей!..
Мой сын, Деметрий, вот кто достоин славы Александра!.. Вот кто способен довести его дело до конца!.. Надо только поостеречь его от женщин… С ними он просто теряет голову!.. А властитель голову терять не должен.
Антигон удобно расположился на мраморной скамье, покрытой козьими шкурами, под оливой, подставив лицо утренним солнечным лучам, в ожидании гонцов от сына. Терпение… терпение… уговаривал он себя.
Юная рабыня принесла полную чащу парного козьего молока. Едва Антигон утолил любимым напитком утреннюю жажду, во двор ворвался один из гонцов. Антигон сразу понял – от Деметрия. И бросился гонцу навстречу. Но вовремя остановился, – не гоже полководцу, даже в особых случаях, выказывать нетерпение, надо быть сдержанным.
Гонец соскочил с коня, быстро заговорил:
– Прибыл корабль с Кипра…
Но Антигон нетерпеливо прервал гонца:
– Наконец-то!.. Кто победитель? Кто?
Гонец продолжал всё излагать по порядку:
– Аристодем велел своему кораблю не приставать к суше, стал на якорь недалеко от берега, а сам сел в лодку и направился…
– Какую весть он привез? – закричал Антигон. – Да, ответь же, наконец.
Гонец пожал плечами.
– Когда он пристал к берегу, мы заклинали доблестного Аристодема все поведать нам и ничего не скрывать, будь что даже самое ужасное. Но он вскочил на коня, которого мы ему тут же подвели, и сейчас приближается к дворцу. Он сказал, что все новости передаст лично Антигону.
Антигон не мог более сдерживаться. Он повелел срочно привести ему коня. Затем, передумав, крикнул:
– Не коня, а колесницу!..
Все эти дни и бессонные ночи внутренний голос подсказывал Антигону, что Деметрий вернется победителем.
Под охраной конного отряда Антигон выехал из дворца навстречу Аристодему в запряженной тремя лошадьми колеснице.
По дороге к дворцу уже бежали женщины с детьми, первыми узнавшие о прибытии корабля с Кипра, за ними семенили старики, скакали на конях воины, мчались, перегоняя друг друга, македоняне, греки, финикийцы и несметная разноплеменная толпа народа, с тревожным напряжением ожидавшая все эти дни вестей от Деметрия.
Колесница Антигона неслась навстречу приближающемуся Аристодему. И все люди бежали теперь от дворца за колесницей, чтобы поскорее узнать новости.
Хорошие новости или плохие, – от этого зависела судьба тысяч людей.
Завидев приближающегося стратега, Аристодем соскочил с коня, передал поводья одному из гонцов и пошел навстречу остановившейся в нескольких шагах от него колеснице. Телохранители хотели помочь Антигону сойти с колесницы, но он оттолкнул их и с ловкостью юноши спрыгнул на землю.
Аристодем упал перед Антигоном на колени, коснулся лбом земли, поднялся и громким голосом, чтобы слышали все, воскликнул:
– Радуйся, царь Антигон! Птолемей побежден! Кипр наш. Шестнадцать тысяч восемьсот человек взято в плен.
Люди не отрывали глаз от прибывшего и вполголоса разговаривали, передавая услышанное друг другу. Новость была слишком велика.
Антигон обратился к прибывшему голосом человека, привыкшего повелевать:
– Аристодем, ты мне поплатишься за то, что так долго терзал нас. Ты не сразу получишь награду за эту весть! Терпели мы все, потерпишь и ты!..
– Как тебе будет угодно, царь!
Клики ликования пронеслись над толпой, не перестающей повторять:
– Радуйся, царь! Слава тебе, царь! Слава царю Деметрию!..
Отцы и матери хватали Аристодема за руки, целовали их, благодарили за то, что их сыновья остались в живых.
А из дворца уже спешили верные сподвижники Антигона. Среди неумолчного ликования народа они одели на голову стратега царскую диадему, которую Антигон велел лучшим ювелирам изготовить заранее. Тщеславный Антигон с нетерпением ждал своего звездного часа.
Аристодем Милетский торжественно оповестил народ:
– Теперь миром будет править новая династия Антигонов.
Сопровождаемый ликующей толпой Антигон последовал в свой новый дворец.
Едва распахнулись ворота дворца, Антигон зычным голосом закричал:
– Празднуем победу! Накрыть столы, собрать гостей! Музыкантов сюда, певцов, танцовщиц!.. Готовьте немедленно пир!..
Но слуги и рабы и без его приказания знали, что делать. В большом прохладном зале уже всё было готово для пира. Вскоре знатные мужи нового строящегося города Антигонии собрались во дворце, который в этот день стал царским. В центре зала на возвышении был поставлен царский трон из кедрового дерева, отделанный золотом и слоновой костью. Антигон поднялся на возвышение и сел на трон, словно он всю жизнь был царем. На столах светились золотые чаши, кратеры были доверху наполнены виноградным вином, из-под крышек огромных блюд сочился запах жареного мяса, – приправленного душистыми пряными травами. Мужи радовались победе и пили за новые предстоящие битвы. Рассказы Аристодема услаждали слух Антигона, он радовался, что отныне вместе с Деметрием воспарил над всеми знатными полководцами.
– Но вы не думайте, – хвастался Антигон. – У меня не одна диадема, а две – вторая для Деметрия. И ты, Аристодем, завтра же отправишься к сыну и вручить ему от меня царскую диадему.
И снова приказал виночерпиям:
– Полней наливайте чаши! Мы празднуем победу!..
Пьяные голоса восторженно приветствовали слова нового царя.
– Слава царю Антигону! Слава царю Деметрию!
Пир этот скорее напоминал походный, а не такой, какому место в царских палатах. Пьяные голоса, хохот, выкрики сотрясали стены дворца.
В разгар пира Антигон призвал рапсода.
Рапсод запел о Кипрской войне. По приказу нового царя он уже успел сочинить пеан. Все знатные мужи нового царства подпевали рапсоду, были горды собой, полны доброго вина и рвались в новые битвы.
– Надо спешить захватить Египет, не дать Птолемею опомниться. Если он опередит нас и успеет соединиться с Селевком, своим самым надежным и сильным союзником, никто из нас не сможет ощутить себя в безопасности. Они набросятся на нас как гиены на падаль, будут рвать на куски.
– Нам необходимо остановить их на берегах Египта, – ответил Антигону нестройный хор пьяных голосов.
Антигон уже чувствовал себя на коне, в гуще сражения. Он вскочил с трона и громовым голосом обратился ко всем пирующим:
– Птолемей накопил много добра в своем гнезде в Александрии, и каждый из вас получит жирную долю добычи.
Военачальники были пьяны и слушали Антигона так, как если бы к ним с призывом обратился сам Арес – бог войны.
Лишь на рассвете все разошлись по своим палаткам. Домов в устье Оронта было еще совсем мало. А кто был не в состоянии уйти, уснули прямо в пиршественном зале за столами. Были и такие, кто свалился на каменный пол около очага.
Только Антигон не мог всю ночь уснуть. Он почувствовал себя настолько могущественным, что даже Александр казался ему менее великим, чем он и Деметрий.
Антигон принадлежал к тем людям, которые, оглядываясь на пройденный путь, готовы приписать только своей ловкости блестящие результаты, достигнутые не только им, но и сподвижниками.
Ранним утром Антигон разбудил Аристодема и приказал немедленно возвращаться на Кипр к Деметрию и передать ему золотую царскую диадему.
– Отныне и я, и Деметрий – цари!.. И вся держава Александра снова будет единой, и мы будем ее правителями. Так решили боги. И еще, Аристодем, напомни сыну мои слова: «Главное в битве – удержать победу!»
Через несколько дней улицы Саламина были срочно расчищены от завалов, украшены цветами, и город приобрел торжественный праздничный вид по случаю восшествия на престол нового царя – Деметрия.
В городе приостановились все дела, и даже рабы-носильщики не носили тяжестей. Все население высыпало на площади и улицы, толпилось вокруг царского дворца, окруженного плотным кольцом воинов. Много воинов Деметрия вольным строем ходили по городу, прислушиваясь к разговорам жителей.
Среди шума и песен праздничной толпы многочисленные разносчики разносили корзины с хлебом, амфоры и кожаные меха с вином. Угощали всех даром.
Праздник начался с самого раннего утра.
Люди переговаривались между собой.
– Да будет благословенно правление царя Деметрия и царя Антигона!..
– Вспомните, как Птолемей уничтожил весь род царя Никокла!.. Какая жестокость!..
– Звери и те добрее!..
– Деметрий освободил Афины от кровожадного Кассандра! Теперь нас от Птолемея!..
Но многие придерживались иного мнения:
– Не прошло и нескольких дней, а народ уже забыл про Птолемея и его добрые дела!..
– Да, плохое помнится дольше!..
– Все сразу забыли, что Никокл предал Птолемея, вступил в сговор с Антигоном…
Солнце осветило город, когда открылись ворота царского дворца, и царь Деметрий в золотой диадеме, подаренной ему отцом, появился на улице, окруженный телохранителями и знатными гостями.
Накануне, на вечернем пиру, Деметрий выпил много вина, но короткий сон взбодрил, освежил его. Он вышел из дворца веселый, красивый, в белоснежных праздничных одеждах. Деметрий шел, высоко подняв голову. Большие, смело раскрытые глаза смотрели на окружающих его людей уверенно и строго.
Толпа радостно приветствовала его:
– Слава царю Деметрию! – многоголосым эхом неслось над улицами города.
По заполненным народом улицам раздавались голоса глашатаев, объявлявших о том, что царь Деметрий направляется в театр, чтобы приветствовать всех граждан острова и чтобы все спешили занимать места.
Деметрий решил идти в театр пешком, по дороге он приветливо разговаривал с жителями города, и это сразу расположило к нему многие сердца.
Несметные толпы народа переполнили улицы Саламина, ведущие к театру. И всюду на виду был царь Деметрий, веселый, царственно спокойный.
Вскоре граждане города заполнили каменные скамьи амфитеатра и устремили внимательные взгляды на орхестру, окруженную рослыми воинами.
Но вот затрубили трубы и показался Деметрий. Он сошел по пологому спуску на орхестру, остановился, сделал многозначительную паузу и наконец заговорил:
– Царь Деметрий приветствует вас, граждане Кипра!
– Слава царю Деметрию!
– Сами боги одобряют его воцарение!.. – ответил нестройными голосами амфитеатр.
Воины Деметрия зорко следили за настроением среди публики. На глазах многих женщин, держащих на руках детей, были слезы, – ведь их мужья до сих пор не вернулись домой. Что-то с ними будет? Рабство?.. Или?..
– Агамемнон за десять лет взял варварский город, а мои воины всего за несколько дней победили могущественного Птолемея, захватили его считавшийся непобедимым флот, намного превосходящий флот Антигонов.
Голос Деметрия с каждой фразой становился высокомернее:
– Боги, как вы знаете, дают успех тому, кто смел душою и умен!..
Публика, за немногими исключениями, согласно выражала одобрение.
– С приходом к власти династии Антигонов Кипр станет самым процветающим островом. Большинство пленных из гарнизонов кипрских городов скоро вернутся домой, и я приму их к себе на службу.
Тысячеголосый хор голосов радостно приветствовал нового царя.
Красноречие, обаяние, умение льстить и покорять сердца было дано Деметрию богами. Он говорил сейчас жителям покоренного острова все, что им было приятно слышать. Ему ведь же жалко слов, если они приносят преданность людей, еще вчера преданных другому правителю.
– Я – верный ваш друг, и буду верно служить вам до конца жизни!..
«Поистине боги предназначили царя Деметрия быть нашим властителем,» – решило большинство граждан острова.
Выйдя из театра, Деметрий остановился, вдохнул полной грудью воздух. Как прекрасен мир, созданный богами, и как хороша жизнь. Всё идет так, как задумал его отец Антигон. Кипр у него в руках. Что может сделать теперь Птолемей?.. Ничего!.. Теперь широкая дорога открыта перед династией Антигонов.
Деметрий посмотрел на небо. Боги должны быть довольны – столько обильных жертв принесено им в эти дни!.. Скоро он, отныне царь Деметрий, пойдет войной на Египет!..
Глава четвертая
Год царей
Войско провозглашает Птолемея царем Египта. Сон Птолемея. Птолемей – писатель. Воспоминания Птолемея. Смерть Александра. Регент Пердикка.Весть о том, что Антигон и Деметрий провозгласили себя царями, в считанные дни достигла их противников, вызвав у них бурю негодования.
Жрец Тимофей немедленно явился к Птолемею. Тот был в библиотеке, нервно ходил взад и вперед вдоль полок с многочисленными свитками. В особо трудные минуты Птолемей именно здесь находил душевное успокоение. Увидев Тимофея, Птолемей с досадой воскликнул:
– Антигон думает, что достиг наконец своей цели. В свои семьдесят пять лет он возжелал быть царем над всем завоеванным нами миром со всеми правами, которыми обладал Александр. 0н наверняка считает, что уже уничтожил меня окончательно.
Жрец, присев на край скамьи, не перебивая, внимательно слушал Птолемея, давая ему выговориться.
– Кассандр почти парализован захватом Деметрием Афин. Они думают, что и Кассандр, и Лисимах уже сломлены и подчинятся им после моего поражения без всякого сопротивления. Селевк далеко на востоке, и Антигон уверен, что нам уже не успеть соединиться с ним, и он уничтожит нас всех по отдельности. Антигон уже уверовал в могущество своей власти, едва достигнув ее. Он и его сын самоуверенно полагаются на свое счастье.
– Успокойся, царь! – неожиданно прервал размышления Птолемея Тимофей.
Птолемей с удивлением посмотрел на жреца, которого глубоко почитал.
– Да, вы тоже все должны немедленно принять царский титул. И ты, и Кассандр, и Лисимах, и Селевк. Немедленно. Это отрезвит и старого Антигона, и молодого Деметрия. Но поймут вашу силу и единство они не сразу. Сначала совершат множество ошибок, так как ослеплены своими успехами.
Мудрые глаза Тимофея словно гипнотизировали Птолемея, вливали в него новые силы.
– Запомни, Птолемей, упрямое упорство старости не имеет под собой ничего, кроме воспоминаний, и достигнутые на первый взгляд блестящие успехи развеются сами собой, так как Антигон видит в них только прошлое, которое уже умерло.
Лицо Птолемея озарила улыбка. Он подсел к Тимофею и согласился с его доводами:
– Ты, безусловно, прав, мудрый Тимофей. Гибельным фатумом Антигона послужит то, что он хочет восстановить царство Александра, повторяя eго имя, как великий символ, без всякой новой идеи. А сейчас нужно срочно всеми силами предотвратить возможные беды, не дожидаться, пока грянет всеобщая беда и никакие меры не помогут, ибо недуг станет неизлечимым. Что ж пусть этот год станет годом царей.
Мысли его прояснились. Решение было принято. Птолемей приказал вызвать Филокла. Он снова ходил по обширной библиотеке, чтобы сосредоточиться.
Жрец Тимофей наблюдал за ним, зная, что теперь Птолемей принял единственно правильное решение.
Неожиданно Птолемей остановился перед жрецом и твердым голосом произнес:
– Погоди, Антигон! Скоро я продиктую ему свою волю. А для этого нужно войско еще более могучее, чем было, еще крепче вооруженное, еще лучше обученное. Не просто войско, а войско не знающее ни снисхождения, ни пощады перед врагом.
Вошедший Филокл, услышав слова Птолемея, воскликнул:
– Воины уже собрались у стен дворца. Они готовы умереть за своего царя по одному твоему слову.
– Но прежде надо стать царем.
– Войско примет это решение единогласно, царь.
Птолемей снова почувствовал себя сильным и готовым к действию. Вскоре он стоял перед своим войском. Воины подняли щиты в знак приветствия. Они любили своего полководца. Многие прошли с ним полмира, и поражение в Кипрской войне считали случайным, ибо Птолемей никогда не проигрывал сражений.
– Доблестные воины! – обратился Птолемей к своим закаленным в битвах воинам. – Нет большей чести для любого полководца, чем выступать перед вами – воплощением мужества и стойкости. Стоять перед вами столь же почетно, сколь и ответственно.
Птолемей был выдающимся оратором, как и Александр, и всегда выражал свои мысли просто и ясно. Он трогал сердца воинов своим добросердечием и мудростью.
– Я твердо намерен дать должный отпор Антигону, не допустить его в Египет. Ибо невозможно представить себе эту древнюю страну с высочайшей культурой, которую народ пестовал веками, под властью ненасытного Антигона, задумавшего прибрать к своим рукам всю державу, завоеванную в битвах великим Александром и вами, доблестные воины.
Воины поворачивались друг к другу, обменивались взглядами одобрения. И это настроение доброжелательности среди воинов не ускользнуло от острых глаз Птолемея. Он предугадывал, какое действие возымеют его слова. Он целился в сердца своих солдат из лука мудрости точно, без промаха.
– В свое время Антигон сражался бок о бок с нами. И мы все любили и почитали его, как выдающегося полководца и мудрого стратега. Я тоже уважал его. Этого не вычеркнешь из памяти. Антигон не один год существовал среди нас. А это много значит!..
Птолемей сделал долгую паузу, словно бы задумался, вспоминая недавнее поражение.
– Воины! Мы все скорбим о жертвах и разрушениях, которые понесли в Кипрской войне! Я постоянно думаю об этом, мне очень тяжело на душе… Нужно, чтобы жертвы эти не оказались напрасными. Первое наше действие должно быть обращено в защиту Египта, в защиту его многовековых традиций.
Возгласы одобрения готовы были уже сорваться с уст воинов, но полководец еще не закончил свою речь.
– Несколько дней назад Антигон и его сын Деметрий одели на свои головы царские диадемы. Им нужна власть над миром, они опьянены идеей мирового господства. Вкус власти, однажды испытанный, не дает покоя всю жизнь! Но всему есть предел! Необузданную страсть необходимо сдерживать, а не разжигать её. Мы должны разгромить Антигона. Надо надежно защитить границы Египта. Мы не имеем более права на поражение, и не должны уронить честь нашего оружия.
Птолемей закончил речь.
Воины, все как один, приветствовали своего полководца:
– Слава царю Птолемею!..
Многочисленное эхо, напутствующее восхождение на престол Египта нового царя из династии Птолемеев, долго разносилось над многолюдным городом.
Войско Лагида твердо и непоколебимо признало своего повелителя царем. Несмотря на понесенное при Кипре жестокое поражение, воины не пали духом, остались преданы своему полководцу и были готовы защищать его права на царскую власть, ибо права Птолемея и Антигона на царский титул были равны.
Вереника стояла у окна и сквозь деревья сада смотрела на Александрию, которая виднелась из-за крыши одного из строений дворца. Она с наслаждением вслушивалась в хор голосов, доносящийся из города и приветствующий ее мужа. На ее лице была торжествующая улыбка победительницы. «Теперь меня будут величать вечно живущая Изида, дитя Солнца, избранница Пта, царица Египта!..» – радовалась она. Наконец-то сбылись ее детские сны, ее взрослые мечты. Через несколько дней она станет царицей.
Она подошла к новому хитону, который ей только что принесли для примерки. Это будет настоящее чудо!.. Завтра его уже закончат шить. На подоле очень густо были выжиты золотые бусы, а чем выше к талии, тем реже.
Вереника любила блеск и пышность. Ей нравились дорогие наряды, ослепительные украшения. Она неутомимо заботилась о сохранении своей красоты, подолгу оставалась в постели, чтобы сберечь свежесть и бодрость, чтобы не потерять удивительный цвет лица. Она гордилась своей кожей цвета самого лучшего греческого мрамора, своими очень живыми, большими карими глазами. Она часто принимала разнообразные ванны, которым предшествовали долгие часы отдыха. Вереника знала, что ее красота – главнейшее условие удержать за собой Птолемея, весьма неравнодушного к прелестям женщин. От многих она слышала, что после разрыва с Таидой, Птолемей часто менял женщин, не находя успокоения от этой потери. Теперь ей нечего ревновать его теперь к Таиде, которая значительно старше ее и предпочла великому полководцу гениального скульптора Лисиппа.
Как только многоголосое эхо стихло, Вереника подошла к большому зеркалу из полированного серебра. Примерила золотую царскую диадему, украшенную сапфирами и изумрудами из сокровищницы персидских царей, доставшуюся Птолемею после смерти Александра. Весь ее царский наряд будет выдержан в сине-зеленых тонах, которые так ей идут.
Вереника вспомнила о Птолемее. Он был для нее более чем просто мужчина и супруг. Он был – целое государство, одно из самых великих и загадочных в мире. Миллионы людей, малые и большие города – все это находилось во власти того, кто спит рядом с ней и кажется во сне кротким и беззащитным. Она знала его железную волю и то, что принятые им решения окончательны.
– Вереника, – вывел ее из задумчивости голос Птолемея, – Царская диадема очень идет тебе. А у меня для тебя подарок.
Она с радостью повернулась к нему.
– Войско признало меня царем Египта единогласно, – с гордостью сообщил он ей о решении армии, которое было заранее известно. – Через несколько дней я взойду на древнейший престол и открою новую династию, династию македонских царей в Египте. И ты станешь царицей Египта. Медлить нельзя. Антигон коварен.
– Поздравляю, Птолемей! С твоей твердостью, которая будет поддерживать тебя в решении трудных дел, ты сможешь править долго и счастливо. Я всегда буду рядом с великим царем. А в том, что ты будешь великим и обессмертишь имя Птолемеев в веках, я не сомневаюсь.
Она приблизилась к нему совсем близко:
– А царица? Какой должна быть царица Египта?
– Такая, как ты есть, – ответил Птолемей, и это было истинным комплиментом в его устах.
Она задумалась:
– Я иногда чувствую, что у меня как бы два ума. Один для женских мыслей и чувств. А другой тем временем выстраивает всякие сложные государственные теории…
– Какие же теории возникают в этой очаровательной головке? – невольно рассмеялся Птолемей.
– Я всё время думала о том времени, когда ты станешь царем. Я не сомневалась в том, что ты им станешь и окажешься во власти великой Клио. Именно богиня истории рассудит, останется ли твое имя жить в веках.
– Ах, скажите, пожалуйста! Это интересно! – воскликнул со смехом Птолемей. – Как же мне добиться, чтобы мое имя жило в веках?
– Тебе следует снискать славу великого правителя.
Птолемей глубоко вздохнул:
– Это не так просто, мудрейшая и очаровательнейшая из женщин…
Они улыбнулись друг другу, и он извиняющимся голосом произнес:
– Я подумал, что ты, наверное, скучаешь без меня и решил принести тебе что-нибудь, чтобы ты простила меня за долгое отсутствие.
Птолемей был в превосходном расположении духа. Он протянул ей на ладони сверкающую синим цветом фибулу. У нее замерло дыхание, хотя она уже давно привыкла к очень дорогим украшениям. Это был поразительный по красоте сапфир, величиной, с куриное яйцо, оправленный в золото.
– Царь может позволить себе многое, – улыбка восхищения осветила лицо Вереники.
– Я рад, что тебе понравился мой подарок. Из всех известных мне мужчин я – самый горячий поклонник всего женственного. Я снисходительнее других к женским слабостям, терпеливее к женским причудам.
– Ты – самый лучший из всех мужчин.
Вереника снова подошла к зеркалу, поворачиваясь то одним боком, то другим, любуясь собой и сапфиром, который она прикладывала то к одному плечу, то к другому.
– О, Птолемей, какой прекрасный камень!..
– И вполовину не так прекрасен, как моя жена, царица Верхнего и Нижнего Египта, – улыбнулся Птолемей.
Вереника крепко обняла его. Он сжал ее в объятиях, чувствуя тепло ее тела. Обрывки мыслей пронеслись у нее в голове. Сразу после коронации она составит план первого грандиозного праздника для избранных и для жителей Александрии… Завтра она закажет себе царский наряд. Драгоценности и вышивка на платье будут в золотых, синих и зеленых тонах, как у богини Исиды. Завтра она прикажет запечатлеть в мраморе свой портрет лучшему придворному скульптору Бриаскию… Завтра… Хорошо быть царицей!..