Неля Алексеевна Гульчук. Загадка Александра Македонского

   – Ты достойная дочь своего города, – с одобрением и нежностью посмотрев на Таиду, проговорила жрица. – Умна, образованна. Правильно оцениваешь сегодняшние события. Я думаю, в рассказе о Диомеде и богине заключена очень важная мысль: ныне для победы над варварами Александру нужно быть в союзе с Афинами, которым покровительствует всесильная богиня, дочь Зевса.
   Жрица замолчала…
   Молчала и Таида. В глазах ее читалась некоторая растерянность…
   Паная прервала молчание первой:
   – Я знаю, о чем ты думаешь сейчас: по силам ли тебе столь важная и столь трудная роль… Знай: женщина, завладевшая сердцем мужчины, способна заставить его взглянуть на многое ее глазами, проникнуться ее мыслями. Для этого ей нужны красота и ум. Боги наделили тебя тем и другим. Поэтому завоюй сердце Александра и сделай так, чтобы он достиг главной цели – покончил с империей персов. И свободная Эллада вовек будет благодарна не только ему, но и тебе.
   – Я сделаю все, что окажется возможным.
   – Нет, Таида! Ты должна сделать все возможное и невозможное. Помни об этом!

XV

   Царь Александр мертв! Погиб под Пелионом… Погиб вместе со всем своим войском.
   Эта весть с быстротою ветра распространилась по всем эллинским городам. Многие эллины с радостью встретили это известие. Желаемое охотно принималось за действительность.
   Демосфен был счастлив. Он надел белые праздничные одежды, покрыл голову венком из ярких живых цветов, взял свой лучший посох и вышел из дому на залитую солнцем улицу любимых Афин.
   Встречные в изумлении останавливались, видя его в белоснежном гиматии и пышном венке. Но самое удивительное было в том, что вечно суровое, неприветливое лицо оратора, про которое злословили, что его поразила глубокая печаль, озаряла улыбка. А постоянно сутулая худая спина неожиданно выпрямилась. Весь облик Демосфена являл собой ярчайший пример того, как в слабом теле может уживаться могучий дух.
   Демосфен поднялся в здание Булевтерия, где заседал Совет пятисот. Увидев оратора, булевты мгновенно замолчали: никто не ждал его появления, никто не мог догадаться, почему он надел праздничные одежды.
   – Я принес вам весть, которая стоит многих, – торжественно произнес Демосфен. – Убит Александр, царь Македонский!
   Внезапно возникшая в Булевтерии тишина взорвалась хором противоречивых возгласов.
   – Настало время освободиться от македонского ига.
   – Афины больше не будут признавать власти Македонии!..
   Голоса немногочисленных сторонников Македонии тонули в гуле голосов ее противников.
   – Но ведь совсем недавно в Коринфе мы преклонялись перед молодым царем, признав его гегемонию!..
   – Теперь клятва верности утратила свою силу! – противоречили недоброжелатели. – Александр убит – долой македонян!
   – Надо действовать немедленно. Нельзя терять время! – вторили многочисленные голоса в зале.
   Радость большинства была безмерна.
   Но среди собравшихся присутствовали и те, кто считал, что торопиться незачем.
   – Надо выждать. Посмотреть, как обернутся события.
   Булевты долго не могли успокоиться.
   Голос Демосфена перекрыл шум голосов в зале:
   – Эллада может считать себя свободной от всех договоров и обязательств, которые были заключены с македонским царем в Коринфе! Мы должны помочь и другим эллинским государствам освободиться от ига Македонии!.. Прежде всего надо помочь Фивам срочно изгнать македонский гарнизон из Кадмеи.
   – Фиванцы и сами справятся, – раздались единичные выкрики.
   Только один из булевтов засомневался:
   – Я только тогда поверю, что Александр убит, когда увижу его мертвым.
   Зал вспыхнул гневом возгласов, как взбесившийся огонь.
   – Александр мертв!
   – Он убит.
   – Вместе со своим войском!
   – В этом нет сомнений, – пытались убедить сами себя враги Македонии. Они, как и Демосфен, не желали слышать робкий голос разума.
   Демосфена переполняла радость, и он хотел поделиться этим состоянием своей души со всеми находящимися в зале Совета.
   Когда шум голосов утих, Демосфен торжественно заявил:
   – Мы свободны, афиняне! Мы свободны!
   Но это была преждевременная радость…
 
   После блистательной и трудной, казалось, почти невозможной победы при Пелионе Александр, царь Македонский, стремительно мчался впереди своего войска к Афинам.
   Царь быстро выздоровел после тяжелой болезни – он получил увесистый удар по голове камнем, пушенным из пращи. Ранена была и его шея – ударили палицей. Но от предательства и непокорности союзников быстро восстановить душевное равновесие было труднее. Привезенные гонцами известия из Афин глубоко ранили душу молодого царя.
   Едва встав на ноги, Александр тут же потребовал доспехи. Болеть ему было некогда.
   Греков стоило еще раз урезонить.
   Царь Македонский покажет всей Элладе силу своего войска. Победив, оно сохранилось почти невредимым. Отныне и навсегда испытанные в боях македонские воины поверили в военный талант своего молодого военачальника. Это главное!.. С таким преданным войском он многих заставит замолчать на веки вечные!..
   – Договоры заключаются для того, чтобы их выполнять, – гневно бросил Александр скачущему рядом с ним Гефестиону. – Под стенами Афин я покажу Демосфену, что я не дурачок и не мальчишка.
   – Под стенами? Или за стенами? – пытался уточнить Гефестион.
   – Я не знаю, что я сделаю, когда увижу этот город… – в сердцах воскликнул Александр. Затем пристально посмотрел на друга, ища оправдания.
   Гефестион всякий раз, когда встречался с ним взглядом, поражался глубокой, почти небесной голубизне его глаз – словно вдруг упирался взглядом в небесную синь. Но сейчас глаза царя были почти черными от расширенных в гневе зрачков.
   – Нет в мире цели, которая бы оправдала разрушение Афин, – предостерег Александра Гефестион.
   – А уничтожение персидского владычества? А единство и могущество Эллады? Нам, македонцам, выпала на долю особая миссия – построить новую столицу мира!
   – Все решит случай, – предостерег скачущий рядом Птолемей.
   И случай спас Афины. Гонец принес весть: восстали Фивы. Фиванцы хотят уничтожить македонский гарнизон в Кадмее. На помощь фиванцам спешат афиняне и аркадяне.
   Услышав тревожную новость, Александр соскочил с коня, прижал руки к груди и рассмеялся, Птолемей от неожиданности вздрогнул, тоже спешился и внимательно посмотрел на царя.
   Темное и грозное пробивалось сквозь разум, смеялось в Александре:
   – Предатели дела эллинов. Я покончу с ними одним ударом. Затем велю казнить.
   – Всех? – тихо спросил Птолемей.
   – Всех. В договоре есть пункт: за измену союзу – смерть.
   – Нельзя, Александр. Ты справедлив и образован – таково о тебе мнение, которое распространилось по всему эллинскому миру. И если ты всех казнишь… – предчувствуя непоправимую беду, Птолемей пытался успокоить царя.
   – Я – царь! – твердо сказал Александр. – Никто не должен мне мешать. Я служу великой цели. Мое войско уничтожит заговорщиков и открытых врагов. Я восстановлю прежний порядок в отношениях с союзниками и возглавлю великий поход на Восток.
   Александр замолчал. Затем, приняв решение, доверительно сказал Птолемею и Гефестиону:
   – Казнить фиванцев, если они не сдадутся и не покорятся моей воле, буду не я, а их противники. У славного города Фивы противников достаточно!.. Вспомните, как жестоко фиванцы угнетали феспийцев, фокидян, платейцев. Все эти народы ненавидят Фивы. Они предъявят фиванцам свой счет, если те вовремя не одумаются.
   Македонское войско шло почти без отдыха.
   Сто пятьдесят стадий в день преодолевали воины за время этого беспримерного марша. Шла конница. Шли фаланги. Громыхали осадные машины.
   Александр шагал вместе с пехотинцами своим стремительным шагом, не отставая от испытанных воинов, закаленных в трудных походах, показывая пример выносливости и неутомимости.
   И только перед Фивами царь вскочил на Букефала, подвел войско к стенам города.
   Царь Македонии предложил фиванцам сохранить и жизнь, и имущество всех жителей, если ему выдадут смутьянов. Однако, как только фиванцы пришли в себя от шока, вызванного появлением у стен города царя-мертвеца, они, помня о своем славном прошлом, призвали всех жителей города к восстанию.
   Глашатаи под звуки труб кричали с крепостных стен:
   – Пробил час освобождения Эллады от македонских нелюдей!..
   Фиванцы не предполагали, что сами ввергают себя в пучину бедствий, подобных которым еще не знал их город за всю свою кровавую историю.
   Снова Тихе, богиня судьбы, протянула руку помощи своему избраннику царю Александру.
   Противники сражались упорно и беспощадно. Раненые и с той и с другой стороны валились под ноги дерущихся.
   Когда Александр двинул на неприятеля фалангу, фиванцы были опрокинуты и бежали так поспешно, что македоняне вместе с ними ворвались в открытые ворота, тесня защитников.
   Александр стремительно продвигался со своим войском по улицам Фив. Всех, кто встречал их с мечом, уничтожали. На площадях завязывались кровопролитные бои. Сопротивление восставших было единодушным.
   – Злодеи!.. – кричали горожане.
   – Изверги!.. – грозили кулаками женщины с крыш домов.
   – Действовать без пощады! – отдал приказ Александр.
   И жители Фив увидели и испытали на своей шкуре, сколь дисциплинированно и сколь беспощадно македонское воинство.
   Горожане убедились, что значит армия, возглавляемая полководцем, который не видит перед собой ничего, кроме своей цели, и глух к мольбам.
   Женские крики, детский плач, проклятия мужчин смешались с густым дымом, который стлался по улицам Фив.
   Александр продолжал отдавать приказы:
   – Не жалеть никого! Двигаться вперед! Только вперед!
   Дома горели. Рушились. Македонцы продвигались вперед по городу, оставляя позади смерть, разрушение, пожары.
   Взошедшее солнце осветило лежащие на улицах и площадях шесть тысяч трупов.
   Утром Александр созвал военачальников и гетайров.
   – Какое наказание должны понести Фивы? – обратился царь к собравшимся.
   Фокидяне и платейцы закричали:
   – Разорить! Чтобы их не было на земле!..
   В торжественной тишине царь сказал:
   – Здесь собрались военачальники многих народов, а также члены Коринфского союза, на котором был провозглашен всеэллинский мир. Я предоставляю вам решать судьбу Фив.
   Царь отдавал фиванцев на суд народов, некогда порабощенных и разоренных Фивами. Александр знал, что их вердикт будет беспощаднее его собственного.
   Месть диктовала жестокие решения: «Фивы сравнять с землей, разрушить дома, снести стены, разделить земельные угодья, продать в рабство всех жителей».
   Дом Пиндара, великого греческого поэта, а также храмы и жилища жрецов исключили из черного списка по приказу Александра. Пощадили и потомков Пиндара.
   На следующий день в чистое поле выгнали тридцать тысяч мужчин, женщин и детей. Торговцы рабами, как стервятники, сортировали их по полу, возрасту, внешности, работоспособности и оценивали.
   Здесь, в поле, плененные фиванцы отчетливо слышали гулкие равномерные удары таранов, которые разбивали стены города.
   Стены великих Фив рушились с грохотом, сотрясая землю, поднимая высоко в небо желтую и красную пыль.
   Нагруженные добром повозки потянулись в лагерь победителей.
   К вечеру Александр пришел взглянуть на развалины. Груды камня и битого кирпича лежали перед ним. А вокруг стояла страшная, глухая тишина.
   Александр добился того, чего хотел, но не обрел покоя. Хотя приговор об уничтожении города выносил не он, но он был в ответе за то, что больше не существовало легендарного города, где Софокл нашел своего Эдипа, откуда был родом великий полководец Эпаминонд.
   «Зевс сорвал месяц с небес», – говорили по всей стране.
   Фивы считались месяцем Греции, а Афины – солнцем.
   Участь Фив потрясла всех: только поколение тому назад им принадлежала гегемония в Элладе, теперь они были стерты с лица земли.
   Ужас объял Элладу. Жестокость молодого царя повергла всех в оцепенение.
   А воины-победители праздновали свою победу шумными кутежами, на которых вино – македоняне, в отличие от греков, пили его не разбавленным – подносили в громадных кубках.

XVI

   Таида сидела на открытой баллюстраде своего дома, любуясь последними лучами заходящего солнца и рассеянно перебирала струны кифары.
   Как легкий ветерок, впорхнула Иола.
   – Отчего ты печальна, душа моя?
   – Так, вспомнилось кое-что…
   Иола внимательно посмотрела на подругу.
   – Ты думаешь о молодом царе? Его образ смущает твое сердце?
   – Да, Иола. Ты догадалась… – улыбнулась Таида. И невольно воскликнула. – Слава Тихе!.. Александр жив. Александр снова одержал победу.
   – Но какой ценой! Все в Афинах говорят о его жестокости.
   – Да… это, к сожалению, так… Но я слышала и другое мнение, что молодой царь не лишен и чувства милосердия. К нему привели связанную фивянку, благородного происхождения. Она была обесчещена его воинами. Они жестоко пытали ее, заставляя сознаться, где она спрятала сокровища своей семьи. Женщина повела своих мучителей к скрытому в кустах колодцу; здесь, сказала она, на самом дне погружены ее сокровища. Воины поверили ей и спустились в колодец, и она забросала их камнями. А когда ее привели на суд к царю, сказала, что она Тимоклея, сестра того Феогена, который, будучи стратегом при Херонее, пал, сражаясь против Филиппа, царя Македонского, за свободу греков. Александр простил мужественную женщину и даровал свободу ей и ее родным.
   – Ты говоришь о молодом царе так, как будто любишь его. А ты ведь даже еще не знакома с ним?
   – Разве для женских мечтаний это преграда?.. Ты знаешь, я была у прорицателя…
   – И что же поведал тебе тот, кто видит невидимое?
   В глазах Таиды затаилась печаль.
   – Он увидел длинную дорогу… На этой дороге предстоит мне встретиться с Александром… Только его путь намного короче моего. Не знаю, что бы это значило?
   Иола нежно обняла подругу.
   – Над судьбами людей властны боги. Зачем думать о том, что не дано нам изменить?.. К тому же у меня хорошие вести от Неарха. Царь устраивает пир в честь победы над Фивами. Неарх зовет меня.
   – От Птолемея у меня нет вестей… Хотя он говорил, что рад будет видеть меня.
   – Я уверена в этом! – тут же поддержала подругу Иола.
   Таида серьезно посмотрела на нее:
   – Хочу, чтобы ты знала: мне нужно воспользоваться вниманием Птолемея, чтобы встретиться в Александром.
   – Но это ведь не совсем честно по отношению к Птолемею…
   – Почему же? Я ведь гетера… Он мне понравился, и я одарю его лаской, если он будет нуждаться в ней… – И добавила после паузы. – То, что я сказала тебе, Иола, только для твоих ушей!
   – Это я обещаю тебе… Но согласиться с тобой мне трудно.
   Таида ненадолго задумалась, затем взглянула на подругу, улыбнулась ей.
   – Хорошо! Едем!
 
   Полная луна осветила трехликую Гекату, покровительницу волшебства и заклинаний.
   Скульптура богини стояла на перекрестке трех дорог…
   Таида совершила жертвоприношение… Заколола черного петуха, собрала кровь в сосуд… Окропила землю перед алтарем богини, чья власть распространялась на небо, землю и ад…
   Затем встала на колени… Страстно молила:
   – О, неназываемая по имени! Пошли мне любовь величайшего и доблестнейшего из мужчин…
   Богиня будто пристально вглядывалась в смертную женщину… Внезапно бесстрастный лунный свет озарил лицо Таиды, стоящей перед Гекатой на коленях.
   Это был знак благословения!..
   В своем огромном шатре царь устроил пир для победителей, которые удобно расположились на пиршественных ложах.
   Победителям раздали золотые сосуды, серебряные чаши, дорогое оружие, поместья и рабов, рабов, рабов… Эта щедрость стала возможной благодаря богатым трофеям. То, что щедрые подарки сохраняют дружбу и укрепляют доверие, цари знали слишком хорошо. Эту истину еще с детства усвоил и Александр.
   После раздачи подарков в шатер вошла Таида.
   Она сбросила плащ, и в белоснежном хитоне – безрукавном и длинном – предстала красавица, о которой можно было сказать языком греческих поэтов: воистину пенорожденная.
   Ей надлежало открыть пир.
   Гости замерли, пораженные ее совершенной красотой.
   На глазах у воинов Таида сбросила и хитон. Лишь шкура леопарда прикрывала великолепные формы ее тела… Золотой шлем с маленьким козырьком подчеркивал совершенные линии ее профиля…
   Призывно зазвучали трубы…
   Застучала барабанная дробь, отбивая ритм воинственного марша.
   Таида танцевала в шатре Александра воинственный танец с оружием – периху.
   Маршируя, она высоко вскидывала ноги…
   …Демонстрировала высочайшее искусство владения мечом…
   Воины, не отрываясь, следили за властными и темпераментными движениями гетеры… Она заворожила даже царя… Восторженными глазами он смотрел на Таиду.
   И вдруг Таида ясно и отчетливо стала похожей на его мать – Олимпиаду. Под звуки марша царь услышал голос матери:
   – Твой отец – Зевс. Знай и всегда помни об этом. Филипп, этот коварный циклоп, которому один глаз выжег Зевс, потому что он подглядывал за ним, когда тот опустился на мое ложе, хочет объявить младенца своей новой жены Клеопатры наследником престола. Но этому не бывать! Царем Македонии будешь ты, мой сын Александр.
   – Конечно, я буду царем! – согласился Александр.
   – Филипп будет принесен в жертву богам, ради победы, которая достанется тебе…
   Ритм марша усиливался.
   Таида, выхватив из рук одного из телохранителей факел, продолжала свой воинственный танец.
   А царь снова увидел мать. Глаза матери светились счастьем.
   – Мне одной ты можешь довериться до конца.
   – Конечно. Даже Филипп, родной отец, изменил мне!
   – За это он наказан сполна!..
   – Убийство отца – твоих рук дело?
   – Да!..
   – И оседланных лошадей для Павсания, когда тот пошел с обнаженным мечом на царя, в своей конюшне держала ты?
   – Да!.. И черную змею во время похорон Филиппа в его могилу бросила я, чтобы она проглотила его сердце и уползла с ним в мрачные бездны Аида.
   – Что же случилось теперь?
   – Клеопатра умерла.
   В пламени факела, с которым танцевала Таида, снова появились глаза матери. Их озарял глубокий, зловещий огонь.
   – Ты убила Клеопатру, жену отца?
   – Она повесилась.
   – Ты заставила?
   – Да, я!..
   – Зачем? Зачем эта ненужная кровь?
   – Я не трогала ее. Я просто посоветовала ей удавиться на ее собственном поясе.
   Александр резко наклонился вперед и встретился с прекрасными глазами Таиды.
   Высоко поднимаясь на кончиках пальцев, Таида раскачивалась как колеблющееся пламя, готовая вот-вот взлететь в экстатическом порыве.
   Смолкла музыка. Таида погасила факел в кратере с вином и бросила его телохранителю.
   После секундной паузы шатер взорвался криками восторга:
   – Таида, ты само совершенство!
   – Нет на земле прекраснее тебя!
   – Богиня!
   – Несравненная…
   – Не танец – огонь!..
   Иола протянула руку навстречу подруге, глаза ее выражали неподдельное восхищение, смешанное с испугом…
   – Тебе нет равных! Но я так боюсь за тебя!..
   Победно улыбающаяся Таида скользнула к Птолемею.
   Он с восторгом принял ее в свои объятия. Погрузил руки в ее волосы… Черные блестящие волосы, черные тонкие брови, черные длинные ресницы, сверкающие ярко-синие глаза, пухлые красные губы, розовые щеки, белая шея… Кто, какой краской, какой кистью писал ее? Такой образ под силу только великим богам. Она смотрела на Птолемея с любопытством, и дрожь пробежала у него по спине… Потом взгляд ее стал лукавым, и Птолемей, при всем желании, не мог прочесть в нем ничего определенного. Птолемей все еще не верил, что существо это находится здесь, совсем рядом, и не разгадано им.
   Александр внимательно наблюдал за Птолемеем и Таидой.
   Птолемей перехватил взгляд царя и, чтобы отвлечь его внимание, обернулся к Александру, поднял чашу с вином, торжественно произнес:
   – Ты покорил Фивы, царь! Слава тебе! Твоя победа достойна Зевса!
   Разом поднялись со своих мест военачальники.
   Приветствовали царя:
   – С тобой мы непобедимы!
   – Слава Александру!
   – Веди нас, мы готовы умереть за тебя!
   Александр задумчиво потягивал из кубка вино, не отрываясь, любовался точеным профилем Таиды, которая сидела рядом с Птолемеем.
   Улыбка как бы застыла на лице царя.
   Неарх заметил особое состояние царя, тихо спросил Гефестиона.
   – Не ослепнет ли он от света афинского солнца, горящего в глазах афинянки?
   Гефестион спокойно ответил:
   – Не думаю!..
   Александр поднял чашу с вином:
   – За тебя, прекрасная Таида!
   Таида подняла на царя восторженные глаза… Их взгляды встретились. И они уже не могли отвести их друг от друга.
   Повисла тишина.
   Нервно дернулось лицо Птолемея.
   Стремясь снять возникшую неловкость, встал Лисипп. С трудом оторвав взгляд от лица Таиды, Александр неохотно повернул к нему голову.
   Лисипп торжественно произнес:
   – Позволь, о царь, принести тебе в дар изображение великого греческого героя Геракла, сына Зевса, от которого ты ведешь свой род.
   Царь принял подарок:
   – Славный дар. Благодарю тебя, Лисипп!
   Бросив взгляд на Александра, как бы предвидя будущее, Гефестион наклонился к нему, тихо сказал:
   – Это твой жребий, Александр: пройти, как это сделал Геракл, по Европе и Азии, повторив его подвиги.
   – Меня влечет, Гефестион, не Европа, а Азия. Там ключ и к спокойствию Европы.
   Александр залюбовался работой Лисиппа – Геракл восседал на шкуре побежденного им немейского льва.
   – Этот подарок переживет века. Им будут восхищаться наши потомки, – поблагодарил царь скульптора.
   Задумчиво рассматривая фигуру Геракла, который одержал победу в неравном бою, молодой царь спросил:
   – Кто может предсказать грядущее?
   Прорицатель Аристандр будто прочитал мысли молодого царя:
   – Стремишься к славе – уведи войну из пределов эллинской земли на восход!..
   Мысли царя витали где-то далеко, видели что-то только одному ему известное.
   – Но я сам хочу этого же. И я скоро пойду в Азию! – как бы решившись, проговорил Александр.
   Таида скользнула к ногам царя, страстно обвила их руками:
   – Иди и будь победителем!
   Александра словно магнитом притягивало к себе прекрасное лицо Таиды. Он коснулся ее подбородка левой рукой.
   Таида с восхищением смотрела на царя:
   – Я рада слышать, что твой взор, царь, обращен на Восток. Хотя не мне судить о делах царей и полководцев. Персы разорили Афины, унизили Элладу, наши жертвы неисчислимы. Персы должны поплатиться за них.
   Держа в правой руке чашу, а в левой – лицо Таиды, царь как бы взвешивал на мысленных весах две драгоценности: прекрасную женщину и полную царскую чашу.
   В глубоком раздумье царь отвел волосы рукой со своего влажного лба и поднес к губам кубок.
   – Я понимаю твои чувства, прекрасная афинянка! Но, глядя на тебя, я думаю не о войне, не о мщении, а о красоте, об этом вдохновляющем даре богов. И ты, Таида, именно та, которую я хотел бы всегда видеть рядом с собой, не избери боги для меня иной судьбы.
   …Царь выпил чашу до дна.
   Потупив глаза, Таида тихо произнесла:
   – Вдохновение рождает победы над врагом…
   Она вновь подняла глаза на царя. В них горел тот огонь, который, быть может, впервые зажег в ней мужчина. Так она никогда не смотрела на Птолемея. И он заметил это и отвернул лицо, чтобы не видеть ее глаз.
   – Человеческий век короток, Таида, а великая цель требует всей энергии и всего времени… Любовь прекраснейшее из земных безумств, но цена ее для меня слишком высока.
   Царь и гетера говорили между собой, забыв о присутствии других людей в шатре.
   Посмотрев на Птолемея, Лисипп опять решил повернуть разговор в другое русло:
   – Какова все же твоя конечная цель, Александр?
   Александр убежденно заявил:
   – Создание единого государства, в котором свободные люди будут уравнены в своих правах.
   В шатер вошел один из военачальников и подошел к Александру:
   – Финикийцы разорили и подожгли храм Диониса, царь!
   – Храм Диониса разрушен? – побледнев, переспросил Александр.
   Гефестион вопросительно посмотрел на принесших страшную весть. Те молчали, опустив глаза.
   Царь в ужасе продолжал:
   – Боги мстительны! А гнев Диониса страшен!
   Таида прильнула к ногам царя, подняла на него глаза, убежденно прошептала, чтобы слышал один Александр:
   – Он не простит тебе бездействия и страха, но будет с тобой в твоем пути к пределам мира.
   Александр резко встал, гневно взглянул на принесшего эту весть, с силой поставил чашу, вновь наполненную вином, на стол, да так, что вино выплеснулось и, словно кровь, потекло по рукам полководца.
   – Необузданная чернь! Остановить глумление!
   – Поздно, царь!
   – На площадь зачинщиков!..
   В центре разрушенной площади среди выстроившихся отрядов воинов стояли со связанными руками три зачинщика поджога храма Диониса.
   Царь Александр говорил негромко, но в полной тишине, висевшей над площадью, ясно слышно было каждое его слово: