Б институт строительно-технических проблем Васильев попал не случайно. По существу, его направили туда как автора ценного и весьма оригинального изобретения, которое было необходимо срочно реализовать. Сборные дома, крупноблочное строительство, дома из новых материалов, в том числе из пластмассы, - все казалось пройденным этапом в сравнении с новизной васильевского изобретения.
К сожалению, дома, построенные по его принципу, должны обойтись довольно дорого - так же, как из пластика, потому что в состав быстротвердеющей массы, из которой делается дом, входит так называемый "лидарит" - синтетический материал, созданный двумя авто рами, Литовцевым и Дарковым.
Доктор химических наук Литовцев руководил лабораторией, где разрабатывались некоторые синтетические материалы, необходимые для строительной промышленности. Эта лаборатория, где работал инженер Дарков, была несколько на отшибе от института, считалась "отдельной" и подчинялась только руководству института. Будучи с Васильевым почти на равных правах, доктор химических наук не скрывал своего пренебрежения к инженеру-механику, который-де, ничего не понимая в химии, ставит невыполнимые технические условия. И летучесть, оказывается, у "лидарита" большая, и вязкость не та, и, главное, стоимость велика.
И сейчас пришлось милейшему Валентину Игнатьевичу прилететь к черту на кулички. Мало ли что!
Васильев сидел в своем кабинете - крохотной комнатушке сборного домика и, неприязненно посматривая на гостя, задавал себе один и тот же вопрос: зачем Литовцев летел в такую даль?
Не снимая пальто, Валентин Игнатьевич развалился на диванчике и, поглаживая лысину с темным венчиком волос, благодушно рокотал:
- Ну и грязища, я вам скажу... Пока ехал с аэродрома, думал, богу душу отдам. Трясет, мотает по ухабам, колдобинам. Но что поделаешь! Как говорили латиняне, "салюс публика - супрема лекс". То есть "общее благо - высший закон". Мой молодой соавтор товарищ Дарков изволили заболеть, вот и пришлось потрясти свои старые кости.
- Как спали? - спросил Васильев. - Устроились сносно?
Валентин Игнатьевич вытянул из рукавов жесткие манжеты с золотыми запонками, проверил, крепко ли они держатся, усмехнулся:
- Великолепно! Почти как в гостинице районного масштаба. Но, как говорится, "пер аспера ад астра". Через тернии к звездам.
Васильев поежился от холода и застегнул пуговицу на воротнике своей рабочей куртки.
- До звезд нам пока еще далеко. Задержались с монтажом, оборудованием. А зима уже на пороге.
- В этом ваша главная беда, Александр Петрович, - укоризненно проворковал Литовцев. - Масштабы не те выбираете. Ну зачем вам понадобилось строить здесь? Я, конечно, понимаю: патриотический подъем, освоение Сибири, целина, то, другое, третье. Но ведь мы с вами не комсомольцы. С нас и спрос другой. Силенки надо поберечь на более серьезные дела.
- Опытные и дальновидные люди, которых я глубоко уважаю, утвердили проект строительства.
- А кто его проектировал? - не без ехидства спросил Литовцев. - Кто настаивал, что надо строить примерно в этих местах? Проект вы обосновали убедительно. Для скоростного строительства материалов здесь нет, привозить их дорого. Климат, как говорится, резко континентальный, что важно для массовой проверки лидаритовых домов... Короче говоря, все это звучит веско. Но, дорогой Александр Петрович, первого успеха мы с вами уже достигли. Лидаритовый домик полгода находится в эксплуатации. Никаких нареканий нет. Почему вы не откликнулись на разумное предложение наших хозяйственников построить дачный поселок из лидарита для сотрудников института?
- Подождут. Здесь, где действительно рождается будущее, поселки нужнее.
Валентин Игнатьевич иронически поднял густые брови, похожие на черных гусениц.
- Страшнейший утилитаризм. А я-то считал, что будущее рождается в научных институтах. Разве мы с вами не на потомков работаем?
Ссылка на потомков не понравилась Васильеву. Он резко двинул стулом.
- Боюсь, что вы несколько ограничиваете понятие "потомки".
Литовцев не понял намека, откинул в сторону тяжелую палку и продолжал делиться своими мыслями:
- Вы изволили упомянуть, Александр Петрович, насчет ограниченности некоторых понятий. Вот и вас упрекают в том, что вы сознательно ограничиваете возможности вашего метода. Я, например, беседовал кое с кем из ученого совета, - он оглянулся на дверь. - Не буду конкретизировать, Александр Петрович. Оказывается, многим не нравится ваша нарочитая приземленность. Дома-то у вас одноэтажные.
- Простите, Валентин Игнатьевич, - холодно произнес Васильев. - Вы не были на заседании совета, а потому повторили абсолютно неподходящее к данному случаю слово "нарочитость". Это давний спор, и мои позиции были подкреплены экономическими, техническими, эстетическими и всякими другими соображениями. У нас огромные пространства: степи, тундра, пустыни. Да и в других местах, где раскинулись колхозные и совхозные поля, люди хотят жить в хороших и - ближе к земле - удобных домах. Им не нужны высотные здания.
Литовцев снисходительно улыбнулся:
- Конечно, "вдвойне дает, кто дает скоро", - гласит латинская мудрость. Но мы, ученые, должны все предвидеть. Пройдет десяток лет - и советскую деревню уже не будут удовлетворять ваши низкорослые домишки.
- Почему?
- Почему? Неужели, Александр Петрович, вы не понимаете? - Валентин Игнатьевич уже начал сердиться. - Потребности возрастают! Скоро мы будем строить города в космосе. Население планеты в двухтысячном году увеличится до семи миллиардов. Где столько людей можно разместить? А что делаете вы? Не знал я, сколь прозаическую роль вы уготовили нашему лидариту. Разработали великолепную идею и сами наступаете ей на горло. Ведь из лидарита можно строить величественные сооружения.
- Всему свое время. Сейчас я хочу построить только один маленький поселок. А потом и целый город.
- Одноэтажный?
- Вот именно. Кроме зданий общественного назначения. Город-сад, где много зелени, солнца. Несмотря на развитие техники, люди мечтают быть ближе к природе.
- Ну и что же? - Валентин Игнатьевич скорчил презрительную гримасу. Въедут в ваши домишки новоселы, и хозяйки будут поносить начальника строительства Васильева за то, что пет чердака для сушки белья и в спальне не устанавливается бабушкин комод. Надо же знать их "модус вивенди" - образ жизни. Поймите, дорогой мой, что все это преходяще. Уже никто не вспоминает, что когда-то строился Волго-Дон, Куйбышевская, Братская и другие гидростанции, что были первые целинники. Наука, а не дела остаются в вечности. Подумайте о будущем поколении ученых. Что скажут они, если в наших трудах не найдут ни величественных перспектив, ни путей, по которым можно двигаться вперед?
- Найдут, - уверенно сказал Васильев. - Над этим работают тысячи ученых. А новое поколение, и не только ученых, но и все наши потомки, на которых вы ссылаетесь, будут благодарны нам за то, что мы позаботились о них. Нам с вами многое дано... Иной раз размахнешься - такая фантастика в голову лезет, что прямо дух захватывает. Берешь карандаш, считаешь, чертишь... Потом опомнишься - ведь не это сегодня самое главное. Собираешь бумажки и прячешь в самый дальний ящик. Даже на ключ запрешь, чтоб соблазна не было. Придет время займусь.
Литовцев ласково погладил свою лысину, вздохнул.
- В вас говорит инженер, Александр Петрович. А вы попробуйте мыслить абстрактно, не примешивая сюда грубо утилитарную цель. Прошу извинения за пример из личной практики. Как был создан лидарит, тот самый пористый и легкий материал, образец которого вы сейчас изволите вертеть в руках? Известен и газобетон, и пенобетон, и пенопласты. Но в то время, когда я работал над "космической броней"...
- Я что-то слыхал об этом, - перебил его Васильев.
- Да, о ней много писали, - небрежно подтвердил Литовцев. - Но это изобретение было несколько преждевременным... Так вот, именно тогда я поставил перед собой чисто теоретическую задачу создать совершенно новый синтетический материал, который бы обладал свойствами, отличными от всех известных пенопластов и прочих материалов. Я не знал, на что он будет пригоден, и только мой дорогой друг Дарков, ознакомившись с вашими техническими условиями, нашел ему применение. А мне, как ученому, совершенно безразлично, куда он пойдет на строительство ваших домишек или на вокзал в космосе.
Васильев понимал, что все это - поза, за которой скрывается беспокойство изобретателя лидарита.
Встретившись несколько раз с другим соавтором лидарита, Васильев убедился, что, несмотря на "теоретические предпосылки" Литовцева, все же Дарков является основным автором нового материала. Именно Дарков провел всю экспериментальную работу, создал технологию изготовления массы и мог, как достойный представитель физико-химической механики, консультировать опыты Васильева. Но консультантом оказался Валентин Игнатьевич - просто химик; ранее занимался пластмассами, но потом отстал, разленился, и овладение новыми, смежными отраслями науки ему казалось вовсе не обязательным. В технологии лидарита он смыслил очень мало, однако инженеру-механику Васильеву и такой специалист казался "богом". Ведь Литовцев все-таки разбирается в химических соединениях, знает, как действует та или иная добавка на прочность, вязкость, стойкость и прочие качества строительного материала.
- Сегодня мы произведем пробную заливку формы, - сказал Васильев и, передавая Литовцеву тетрадь с записями результатов последних экспериментов, спросил: - Вам это знакомо?
- Дарков мне ежедневно докладывал, - уклончиво ответил Литовцев и, снимая пальто, вздохнул. - Ну что ж, Александр Петрович, как говорят французы, "вернемся к своим баранам". Вас интересовала температура массы?
- Нет, Валентин Игнатьевич. Я хотел посоветоваться с вами, нельзя ли снизить давление.
Глубокомысленно нахмурившись, Литовцев вынул из кармана складную вешалку, повесил на нее добротное, кирпичного цвета пальто, застегнул на все пуговицы и, поискав на стене крючок, укоризненно покачал головой:
- Да, это не Европа. А что, если иностранцы нагрянут? Вам же краснеть придется, Александр Петрович.
- Мне не до шуток, Валентин Игнатьевич, - нетерпеливо проговорил Васильев. - Я хотел бы снизить давление, потому что боюсь вчерашней истории. Неважное начало.
Походив по комнате, Литовцев наконец повесил пальто на оконную ручку, стряхнул с него несуществующие песчинки и покровительственно улыбнулся Васильеву:
- Пора привыкать, Александр Петрович. В нашей жизни неприятностей хватает. А давление снижать не советую, потом на прочности скажется.
В дверь постучали, и сразу же на пороге появилась Надя Колокольчикова.
Протягивая на ладони словно облитую стеклом, мертвую птицу, Надя сказала с укоризной:
- Вот что у вас получается, Александр Петрович! И вам ее не жалко?
Васильев молча поднялся из-за стола, взял птичку и поднес ее близко к лицу, будто сквозь прозрачную твердую корку хотел согреть ее своим дыханием.
- Весь сад такой же мертвый, - услышал он незнакомый голос, повернулся и у двери увидел высокого курчавого парня.
У ног его стоял обшарпанный, видавший виды чемодан с остатками бумажных наклеек. Васильев догадался, что это приехал вызванный из Москвы инженер по телеметрическим приборам.
- Багрецов, - представился тот, назвал институт, откуда приехал, и замолчал, видимо ожидая, что же скажут о "мертвом саде".
Васильев поздоровался и опять стал рассматривать птицу. Ее сжатые коготки, раскрытый клюв, слипшиеся перышки. Вадим смотрел на него неприязненно. Как он подробно изучает ее! Наверное, холодный, черствый человек. Можно подумать, что сейчас он решает, нельзя ли таким образом сохранять дичь. Ничего на лице не написано.
- Быстро схватывает, - наконец произнес Васильев, передавая птицу Литовцеву. - Так почему же, Валентин Игнатьевич, это не всегда у нас получается? Не взять ли другие пропорции?
- Попробуйте, Александр Петрович, - сказал Валентин Игнатьевич, подбрасывая на руке мертвого щегленка. - Я ведь не технолог, но мои теоретические предпосылки, подкрепленные экспериментальными данными лаборатории, говорят, что это оптимальный вариант. Конечно, если есть сомнения...
Вероятно для того, чтобы замять неприятный разговор, тем более в присутствии посторонних, Васильев сделал неопределенный жест рукой и обратился к Наде:
- Я вас понимаю. Мне тоже жалко и сад и все другое, - он взглядом указал на щегленка. - Но случилась авария. Неизвестно почему лопнула трубка.
- С жидким стеклом? - спросил Багрецов.
Васильев посмотрел на него виновато:
- Если бы так. Горячей водой из шланга смыли бы еще ночью. А эта штука проклятая, - он вытянул, как карту из колоды, из лежащей на столе стопки лидаритовых пластин одну, самую прозрачную. - Не растворяется. Загубили мы сад, загубили. Что я теперь старику скажу?
Ни Багрецову, ни Наде ничего не было известно о неудачах Васильева. Что же касается Литовцева, то ему непонятны были сложные переживания начальника экспериментального строительства. А Васильев одну из неудач принял к сердцу особенно болезненно. В степи выбирали место для будущего поселка, натолкнулись на небольшой хуторок. Ветхая избенка и чудесный маленький сад. Этим "поместьем" владел старик пенсионер, бывший чабан. Когда старик узнал, что здесь будет строиться совхоз, попросил взять и его сад. Пусть сад будет первым в поселке. Васильев согласился, место для строительства оказалось подходящим. Избенку можно разобрать, а бывшему чабану дать квартиру в новом доме.
В саду был вырыт небольшой колодец. В нем находился коленчатый прозрачный патрубок для контроля текущей по подземной трубе летучей жидкости, что служила растворителем лидарита и заставляла новый синтетический материал быстро твердеть на воздухе. В патрубок был вставлен манометр, показания которого передавались на пульт управления.
Вся система работала нормально, но вот сегодня ночью Васильева разбудил глухой взрыв. Лопнул пластмассовый патрубок. Могучая струя ударила в крышку колодца, выбросилась вверх, послышался свист, как в нефтяной скважине, затем шум дождя. Крупные капли забарабанили по листве. Пока поняли, в чем дело, пока добежали до крана, чтобы перекрыть фонтан, тонны лидаритовой жидкости обрушились на деревья и кусты...
Быстро испаряясь, жидкость эта оседала на нижней поверхности листвы, на стволах, на ветках.
Уцелели лишь две сосны: туда не дошли едкие пары. Эти пары вызывали кашель, глаза слезились, люди могли работать только в специальных защитных масках.
Этот химический состав был пока еще очень дорог, сложен в производстве, лишь один завод взял на себя смелость изготовить несколько тонн реактива для лидарита. И тут такая авария. Хорошо, что хоть немного осталось для первых опытов. А то что бы делать? Вряд ли завод скоро доставит еще хоть одну цистерну.
После сегодняшней ночи этот проклятый летучий реактив, уничтоживший сад, стал особенно ненавистен Васильеву. Но как он сумел разорвать наипрочнейший пластмассовый патрубок? Ведь стенки патрубка проверялись на заводе под давлением, в несколько раз превышающим нормальное. Не мог же завод прислать сюда бракованную деталь. Надо вызвать представителя завода, пусть исследует причины разрыва.
- А что я старику скажу? - будто это было самым главным, произнес вслух Васильев и, заметив удивление в глазах Багрецова и Нади, спохватился: Впрочем, вы же еще ничего не знаете. Идемте, я покажу, что делать.
Он предупредительно открыл перед ними дверь, затем, обратившись к Литовцеву, спросил:
- А вы, Валентин Игнатьевич, не желаете высказать свои соображения?
- Нет, Александр Петрович. Это все детали. С вашего разрешения, я подумаю об основном. Кстати, уже назначена комиссия для расследования причины аварии?
- Я думаю пока обойтись экспертизой.
Литовцев снял с вешалки пальто и, многозначительно помолчав, равнодушно сказал:
- "Ад либитум". То есть как угодно, Александр Петрович. Вам виднее.
Глава четвертая
ЧТО ТАКОЕ "СТРОЙКОМБАЙН"?
Вадим молча шел за Васильевым, иногда помогал Наде перешагнуть через лужу или канавку и как бы невзначай поглядывал на большое металлическое сооружение, к которому они сейчас приближались. Вадим уже догадывался, что в нем-то и заключается особенность васильевского метода. Это, видно, какая-то сложная машина, а внешне напоминает гигантский вагон или автобус с мягкими обтекаемыми формами. Вместо окон у него овальные выступы. По бокам две двери с пристройками вроде тамбуров... Взгляд Багрецова скользнул ниже. Действительно, это автобус, видны солидные колеса, как у самых мощных самосвалов. Узорчатый рисунок от протекторов протянулся вдоль канала, через который Вадим сегодня утром перебирался с Надей. На участке, где стоял автобус, канал был забетонирован как внутри, так и по краям, а потому колеса покоились на прочном монолитном основании.
Васильев подвел Багрецова и Надю к самому краю канала.
- Подождите здесь, - сказал он и куда-то ушел.
Эта вынужденная задержка обрадовала Вадима. Он хотел поподробнее рассмотреть "домостроительную машину" и догадаться, на каком принципе она построена. Конечно, Багрецов не строитель и не механик, но человек достаточно понимающий в технике. Неужели он опытным глазом конструктора не сможет проникнуть сквозь стальные стены этого сооружения и определить, что же там установлено? Близко подойти нельзя. У этого вагона или автобуса с боков выступали прямоугольные рамы, как бы отгораживающие всю конструкцию от любопытных.
Но как же проникнуть внутрь? Внизу под вагоном темнеют люки. Вот сейчас из люков выпрыгнули, словно парашютисты, пять человек в блестящих комбинезонах и защитных масках.
Один из них, с красным пышным шарфом на шее, поднял голову и, заметив Надю, приветственно помахал рукой.
- Кто это? - ревниво спросил Вадим, когда тот выбрался из канала.
Надя почему-то покраснела и передернула плечами:
- Откуда я знаю? Он же в противогазе.
Вадим хотел было сказать, чем же, мол, объяснить ваше смущение, дорогая Надюша, но не успел.
Загудела сирена, как у электрички, и автобус тронулся. Ничего особенного на то и колеса. Однако колеса оставались неподвижными. Он двигался в другом направлении - поперек канала. Автобус словно разрезали вдоль оси пополам, и обе половинки скользили по рамам, удаляясь друг от друга. В шутку говорят, что автобус не резиновый, а тут он расширяется, пухнет. Слышался гул электромоторов, это они раздвигали стены автобуса. А что же внутри? Пустота? Нет, там нечто похожее на кремовую мякоть, как у банана. Медленно снимается с нее стальная кожура.
Да нет, это не мякоть, а твердая стена. Дом освобождался из формы, как кулич. Выпекли его - нате, пожалуйста! Пробуйте!
Вновь загудела сирена. И стальная форма, разъятая на две половины, двинулась вперед вдоль канала.
Прижав кулачки к подбородку, Надя смотрела на эту чудесную машину, и если бы не Вадим, то обязательно попала бы под раму.
Он вовремя схватил Надю за руку и оттащил в сторону.
Вадим осматривал цепким глазом конструктора только что рожденный дом. Нет, конечно, это не бетонное литье. Внутри нет никаких опалубок. Это ясно видно сквозь овальные окна. Значит, была только внешняя скорлупа - стальная форма. Она раздвинулась в стороны, и дом готов.
Крыша дома показалась Вадиму полупрозрачной. Ясно, что она не из бетона, а из того материала, который здесь называют "лидаритом". Наверное, и весь дом такой.
Под музыку сирены, как створки гигантской раковины, сжимались вместе две половинки стальной формы. Потом стальная форма отъедет еще дальше и оставит за собой второй свеженький дом, затем третий, четвертый... Так вырастет улица. Теперь понятно, зачем нужен был канал. Это длинный котлован, где уже заложено начало общего бетонного фундамента.
Не все было понятно Багрецову. Зайди он спереди "домостроительного агрегата", или стройкомбайна, - мог бы заметить фрезы, которые делали канал. Заметил бы Вадим и вибрационные трамбовки и такие же вибрационные смесители
для разновидности песчаного бетона, который тут же приготавливался, чтобы по мере движения стройкомбайна можно было укладывать быстротвердеющий бетон. Основой его, вероятно, служил грунт, размельченный фрезами и виброустановками.
Ну и, конечно, впереди должна быть застекленная кабина водителя. В данном случае это вынесенный вперед пульт управления с приборными досками, телеэкранами и прочей техникой, так странно соседствующей с баранкой водителя, ножными и ручными тормозами. Можно было предполагать, что стройкомбайн должен иметь свою электростанцию, чтобы не тащить за собой электрокабель, но пока машина не прошла основных испытаний, электростанция оставалась лишь в чертежах автора конструкции. Также в данном образце не предусматривались цистерны для раствора лидарита и бункеры для сыпучих материалов.
Все это пока подавалось по трубам и шлангам. Целый комплекс работ был проделан научно-исследовательскими институтами страны, чтобы подготовить опыты Васильева. Васильев понимал, что даже для легких лидаритовых домиков необходим надежный, прочный и современный фундамент. Изобретатель пошел еще дальше. Он запроектировал общий фундамент для десятков домов, а довольно обширные подземные помещения предполагал использовать для теплиц, складов, гаражей и в прочих подсобных целях.
"Домостроительная машина" передвинулась на несколько метров вправо и замерла.
- Надюша, ведь это конвейер, - восторженно прошептал Багрецов. - Идет машина и оставляет за собой готовые дома. Ты вдумайся, что это значит.
- Две квартиры по три комнаты, только кухонь почему-то нет, - будто не слыша его, говорила Надя, представляя себе, как это все выглядит внутри. Соседи хорошие.
Новорожденный домик понравился Наде. Он был уютным и веселым. Мягкие и, как казалось Наде, ласковые линии, необычные окна - не то овальные, не то похожие на телевизионные экраны с закругленными краями. Расположены они асимметрично, на разной высоте от земли, что, вероятно, продиктовано не только художественным вкусом, но и целесообразностью. По мнению Нади, окна в гостиной должны быть пониже, а в спальне приподняты. И далекое от стандарта расположение окон, и празднично оформленные входы - все это подчеркивало ту изящную простоту, которой должно отличаться удобное современное жилище.
Подошел Васильев и пригласил Надю с Багрецовым осмотреть лидаритовый дом и стройкомбайн, чтобы наметить точки, где будет установлена телевизионная и телеметрическая аппаратура.
Он критически посмотрел на снежно-белое пальто Нади:
- Боюсь, что на ваш рост комбинезона не подберут. Завернетесь в халат.
Принесли тяжелую, чем-то пропитанную хламиду, в которой Надя чувствовала себя отвратительно. Длинный халат волочился по земле. Надя пробовала его подбирать, но тогда подвернутые рукава спадали.
У входа в лидаритовый дом Васильев предложил надеть защитные маски.
- Штука малоэстетичная, - сказал он, передавая Наде нечто вроде противогаза. - Но без этого задохнетесь. Газ еще не выветрился.
Он быстро надел маску и прошел вперед, оставив Надю в печальном недоумении. Как эта штука надевается? Ни разу в жизни не пробовала.
Заметив, что Надя растерялась, Вадим пошутил:
- Не стесняйся, Надюша. Тебе все идет, - и помог надеть маску.
Васильев оглянулся:
- Прошу за мной. Только будьте внимательны.
Голос его, приглушенный маской, был чужим, в нем чувствовались настороженность и сдержанное волнение. Как не понять этого Вадиму! Он даже удивился, что Васильев повел их сюда сразу после опыта, который, как догадывался Вадим, имел существенное значение для дальнейшего развития васильевского метода. В таких случаях изобретателю хочется остаться одному, все оценить, взвесить...
Далекий от того, чтобы даже мысленно обидеть Надю, Вадим все же считал ее специалистом узкого профиля. Вот сейчас она смотрит на так называемую лидаритовую стену, проводит по ней пальчиками и вряд ли догадывается, что материал стены напоминает, скорее всего, газобетон, а не пенопласт. В институте, где работал Багрецов, встречались всякие материалы. Он вспомнил о пенопласте, из которого пришлось клеить легкую коробку с хорошей звукоизоляцией, чтобы заглушить жужжание прибора. Пенопласт мягкий, ножом режется. А здесь пористые, но твердые стены, будто сделанные из пемзы.
Вадим осторожно провел по стене ладонью. Поверхность холодная, гладкая, как стекло. Присмотревшись, можно заметить, что поры или ячейки просвечивают сквозь тонкое стекловидное покрытие, а полупрозрачный свод казался сделанным из сахара. Вероятно, это тот же крупноячеистый лидарит, но без твердого наполнителя, то есть чистая пластмасса.
К сожалению, дома, построенные по его принципу, должны обойтись довольно дорого - так же, как из пластика, потому что в состав быстротвердеющей массы, из которой делается дом, входит так называемый "лидарит" - синтетический материал, созданный двумя авто рами, Литовцевым и Дарковым.
Доктор химических наук Литовцев руководил лабораторией, где разрабатывались некоторые синтетические материалы, необходимые для строительной промышленности. Эта лаборатория, где работал инженер Дарков, была несколько на отшибе от института, считалась "отдельной" и подчинялась только руководству института. Будучи с Васильевым почти на равных правах, доктор химических наук не скрывал своего пренебрежения к инженеру-механику, который-де, ничего не понимая в химии, ставит невыполнимые технические условия. И летучесть, оказывается, у "лидарита" большая, и вязкость не та, и, главное, стоимость велика.
И сейчас пришлось милейшему Валентину Игнатьевичу прилететь к черту на кулички. Мало ли что!
Васильев сидел в своем кабинете - крохотной комнатушке сборного домика и, неприязненно посматривая на гостя, задавал себе один и тот же вопрос: зачем Литовцев летел в такую даль?
Не снимая пальто, Валентин Игнатьевич развалился на диванчике и, поглаживая лысину с темным венчиком волос, благодушно рокотал:
- Ну и грязища, я вам скажу... Пока ехал с аэродрома, думал, богу душу отдам. Трясет, мотает по ухабам, колдобинам. Но что поделаешь! Как говорили латиняне, "салюс публика - супрема лекс". То есть "общее благо - высший закон". Мой молодой соавтор товарищ Дарков изволили заболеть, вот и пришлось потрясти свои старые кости.
- Как спали? - спросил Васильев. - Устроились сносно?
Валентин Игнатьевич вытянул из рукавов жесткие манжеты с золотыми запонками, проверил, крепко ли они держатся, усмехнулся:
- Великолепно! Почти как в гостинице районного масштаба. Но, как говорится, "пер аспера ад астра". Через тернии к звездам.
Васильев поежился от холода и застегнул пуговицу на воротнике своей рабочей куртки.
- До звезд нам пока еще далеко. Задержались с монтажом, оборудованием. А зима уже на пороге.
- В этом ваша главная беда, Александр Петрович, - укоризненно проворковал Литовцев. - Масштабы не те выбираете. Ну зачем вам понадобилось строить здесь? Я, конечно, понимаю: патриотический подъем, освоение Сибири, целина, то, другое, третье. Но ведь мы с вами не комсомольцы. С нас и спрос другой. Силенки надо поберечь на более серьезные дела.
- Опытные и дальновидные люди, которых я глубоко уважаю, утвердили проект строительства.
- А кто его проектировал? - не без ехидства спросил Литовцев. - Кто настаивал, что надо строить примерно в этих местах? Проект вы обосновали убедительно. Для скоростного строительства материалов здесь нет, привозить их дорого. Климат, как говорится, резко континентальный, что важно для массовой проверки лидаритовых домов... Короче говоря, все это звучит веско. Но, дорогой Александр Петрович, первого успеха мы с вами уже достигли. Лидаритовый домик полгода находится в эксплуатации. Никаких нареканий нет. Почему вы не откликнулись на разумное предложение наших хозяйственников построить дачный поселок из лидарита для сотрудников института?
- Подождут. Здесь, где действительно рождается будущее, поселки нужнее.
Валентин Игнатьевич иронически поднял густые брови, похожие на черных гусениц.
- Страшнейший утилитаризм. А я-то считал, что будущее рождается в научных институтах. Разве мы с вами не на потомков работаем?
Ссылка на потомков не понравилась Васильеву. Он резко двинул стулом.
- Боюсь, что вы несколько ограничиваете понятие "потомки".
Литовцев не понял намека, откинул в сторону тяжелую палку и продолжал делиться своими мыслями:
- Вы изволили упомянуть, Александр Петрович, насчет ограниченности некоторых понятий. Вот и вас упрекают в том, что вы сознательно ограничиваете возможности вашего метода. Я, например, беседовал кое с кем из ученого совета, - он оглянулся на дверь. - Не буду конкретизировать, Александр Петрович. Оказывается, многим не нравится ваша нарочитая приземленность. Дома-то у вас одноэтажные.
- Простите, Валентин Игнатьевич, - холодно произнес Васильев. - Вы не были на заседании совета, а потому повторили абсолютно неподходящее к данному случаю слово "нарочитость". Это давний спор, и мои позиции были подкреплены экономическими, техническими, эстетическими и всякими другими соображениями. У нас огромные пространства: степи, тундра, пустыни. Да и в других местах, где раскинулись колхозные и совхозные поля, люди хотят жить в хороших и - ближе к земле - удобных домах. Им не нужны высотные здания.
Литовцев снисходительно улыбнулся:
- Конечно, "вдвойне дает, кто дает скоро", - гласит латинская мудрость. Но мы, ученые, должны все предвидеть. Пройдет десяток лет - и советскую деревню уже не будут удовлетворять ваши низкорослые домишки.
- Почему?
- Почему? Неужели, Александр Петрович, вы не понимаете? - Валентин Игнатьевич уже начал сердиться. - Потребности возрастают! Скоро мы будем строить города в космосе. Население планеты в двухтысячном году увеличится до семи миллиардов. Где столько людей можно разместить? А что делаете вы? Не знал я, сколь прозаическую роль вы уготовили нашему лидариту. Разработали великолепную идею и сами наступаете ей на горло. Ведь из лидарита можно строить величественные сооружения.
- Всему свое время. Сейчас я хочу построить только один маленький поселок. А потом и целый город.
- Одноэтажный?
- Вот именно. Кроме зданий общественного назначения. Город-сад, где много зелени, солнца. Несмотря на развитие техники, люди мечтают быть ближе к природе.
- Ну и что же? - Валентин Игнатьевич скорчил презрительную гримасу. Въедут в ваши домишки новоселы, и хозяйки будут поносить начальника строительства Васильева за то, что пет чердака для сушки белья и в спальне не устанавливается бабушкин комод. Надо же знать их "модус вивенди" - образ жизни. Поймите, дорогой мой, что все это преходяще. Уже никто не вспоминает, что когда-то строился Волго-Дон, Куйбышевская, Братская и другие гидростанции, что были первые целинники. Наука, а не дела остаются в вечности. Подумайте о будущем поколении ученых. Что скажут они, если в наших трудах не найдут ни величественных перспектив, ни путей, по которым можно двигаться вперед?
- Найдут, - уверенно сказал Васильев. - Над этим работают тысячи ученых. А новое поколение, и не только ученых, но и все наши потомки, на которых вы ссылаетесь, будут благодарны нам за то, что мы позаботились о них. Нам с вами многое дано... Иной раз размахнешься - такая фантастика в голову лезет, что прямо дух захватывает. Берешь карандаш, считаешь, чертишь... Потом опомнишься - ведь не это сегодня самое главное. Собираешь бумажки и прячешь в самый дальний ящик. Даже на ключ запрешь, чтоб соблазна не было. Придет время займусь.
Литовцев ласково погладил свою лысину, вздохнул.
- В вас говорит инженер, Александр Петрович. А вы попробуйте мыслить абстрактно, не примешивая сюда грубо утилитарную цель. Прошу извинения за пример из личной практики. Как был создан лидарит, тот самый пористый и легкий материал, образец которого вы сейчас изволите вертеть в руках? Известен и газобетон, и пенобетон, и пенопласты. Но в то время, когда я работал над "космической броней"...
- Я что-то слыхал об этом, - перебил его Васильев.
- Да, о ней много писали, - небрежно подтвердил Литовцев. - Но это изобретение было несколько преждевременным... Так вот, именно тогда я поставил перед собой чисто теоретическую задачу создать совершенно новый синтетический материал, который бы обладал свойствами, отличными от всех известных пенопластов и прочих материалов. Я не знал, на что он будет пригоден, и только мой дорогой друг Дарков, ознакомившись с вашими техническими условиями, нашел ему применение. А мне, как ученому, совершенно безразлично, куда он пойдет на строительство ваших домишек или на вокзал в космосе.
Васильев понимал, что все это - поза, за которой скрывается беспокойство изобретателя лидарита.
Встретившись несколько раз с другим соавтором лидарита, Васильев убедился, что, несмотря на "теоретические предпосылки" Литовцева, все же Дарков является основным автором нового материала. Именно Дарков провел всю экспериментальную работу, создал технологию изготовления массы и мог, как достойный представитель физико-химической механики, консультировать опыты Васильева. Но консультантом оказался Валентин Игнатьевич - просто химик; ранее занимался пластмассами, но потом отстал, разленился, и овладение новыми, смежными отраслями науки ему казалось вовсе не обязательным. В технологии лидарита он смыслил очень мало, однако инженеру-механику Васильеву и такой специалист казался "богом". Ведь Литовцев все-таки разбирается в химических соединениях, знает, как действует та или иная добавка на прочность, вязкость, стойкость и прочие качества строительного материала.
- Сегодня мы произведем пробную заливку формы, - сказал Васильев и, передавая Литовцеву тетрадь с записями результатов последних экспериментов, спросил: - Вам это знакомо?
- Дарков мне ежедневно докладывал, - уклончиво ответил Литовцев и, снимая пальто, вздохнул. - Ну что ж, Александр Петрович, как говорят французы, "вернемся к своим баранам". Вас интересовала температура массы?
- Нет, Валентин Игнатьевич. Я хотел посоветоваться с вами, нельзя ли снизить давление.
Глубокомысленно нахмурившись, Литовцев вынул из кармана складную вешалку, повесил на нее добротное, кирпичного цвета пальто, застегнул на все пуговицы и, поискав на стене крючок, укоризненно покачал головой:
- Да, это не Европа. А что, если иностранцы нагрянут? Вам же краснеть придется, Александр Петрович.
- Мне не до шуток, Валентин Игнатьевич, - нетерпеливо проговорил Васильев. - Я хотел бы снизить давление, потому что боюсь вчерашней истории. Неважное начало.
Походив по комнате, Литовцев наконец повесил пальто на оконную ручку, стряхнул с него несуществующие песчинки и покровительственно улыбнулся Васильеву:
- Пора привыкать, Александр Петрович. В нашей жизни неприятностей хватает. А давление снижать не советую, потом на прочности скажется.
В дверь постучали, и сразу же на пороге появилась Надя Колокольчикова.
Протягивая на ладони словно облитую стеклом, мертвую птицу, Надя сказала с укоризной:
- Вот что у вас получается, Александр Петрович! И вам ее не жалко?
Васильев молча поднялся из-за стола, взял птичку и поднес ее близко к лицу, будто сквозь прозрачную твердую корку хотел согреть ее своим дыханием.
- Весь сад такой же мертвый, - услышал он незнакомый голос, повернулся и у двери увидел высокого курчавого парня.
У ног его стоял обшарпанный, видавший виды чемодан с остатками бумажных наклеек. Васильев догадался, что это приехал вызванный из Москвы инженер по телеметрическим приборам.
- Багрецов, - представился тот, назвал институт, откуда приехал, и замолчал, видимо ожидая, что же скажут о "мертвом саде".
Васильев поздоровался и опять стал рассматривать птицу. Ее сжатые коготки, раскрытый клюв, слипшиеся перышки. Вадим смотрел на него неприязненно. Как он подробно изучает ее! Наверное, холодный, черствый человек. Можно подумать, что сейчас он решает, нельзя ли таким образом сохранять дичь. Ничего на лице не написано.
- Быстро схватывает, - наконец произнес Васильев, передавая птицу Литовцеву. - Так почему же, Валентин Игнатьевич, это не всегда у нас получается? Не взять ли другие пропорции?
- Попробуйте, Александр Петрович, - сказал Валентин Игнатьевич, подбрасывая на руке мертвого щегленка. - Я ведь не технолог, но мои теоретические предпосылки, подкрепленные экспериментальными данными лаборатории, говорят, что это оптимальный вариант. Конечно, если есть сомнения...
Вероятно для того, чтобы замять неприятный разговор, тем более в присутствии посторонних, Васильев сделал неопределенный жест рукой и обратился к Наде:
- Я вас понимаю. Мне тоже жалко и сад и все другое, - он взглядом указал на щегленка. - Но случилась авария. Неизвестно почему лопнула трубка.
- С жидким стеклом? - спросил Багрецов.
Васильев посмотрел на него виновато:
- Если бы так. Горячей водой из шланга смыли бы еще ночью. А эта штука проклятая, - он вытянул, как карту из колоды, из лежащей на столе стопки лидаритовых пластин одну, самую прозрачную. - Не растворяется. Загубили мы сад, загубили. Что я теперь старику скажу?
Ни Багрецову, ни Наде ничего не было известно о неудачах Васильева. Что же касается Литовцева, то ему непонятны были сложные переживания начальника экспериментального строительства. А Васильев одну из неудач принял к сердцу особенно болезненно. В степи выбирали место для будущего поселка, натолкнулись на небольшой хуторок. Ветхая избенка и чудесный маленький сад. Этим "поместьем" владел старик пенсионер, бывший чабан. Когда старик узнал, что здесь будет строиться совхоз, попросил взять и его сад. Пусть сад будет первым в поселке. Васильев согласился, место для строительства оказалось подходящим. Избенку можно разобрать, а бывшему чабану дать квартиру в новом доме.
В саду был вырыт небольшой колодец. В нем находился коленчатый прозрачный патрубок для контроля текущей по подземной трубе летучей жидкости, что служила растворителем лидарита и заставляла новый синтетический материал быстро твердеть на воздухе. В патрубок был вставлен манометр, показания которого передавались на пульт управления.
Вся система работала нормально, но вот сегодня ночью Васильева разбудил глухой взрыв. Лопнул пластмассовый патрубок. Могучая струя ударила в крышку колодца, выбросилась вверх, послышался свист, как в нефтяной скважине, затем шум дождя. Крупные капли забарабанили по листве. Пока поняли, в чем дело, пока добежали до крана, чтобы перекрыть фонтан, тонны лидаритовой жидкости обрушились на деревья и кусты...
Быстро испаряясь, жидкость эта оседала на нижней поверхности листвы, на стволах, на ветках.
Уцелели лишь две сосны: туда не дошли едкие пары. Эти пары вызывали кашель, глаза слезились, люди могли работать только в специальных защитных масках.
Этот химический состав был пока еще очень дорог, сложен в производстве, лишь один завод взял на себя смелость изготовить несколько тонн реактива для лидарита. И тут такая авария. Хорошо, что хоть немного осталось для первых опытов. А то что бы делать? Вряд ли завод скоро доставит еще хоть одну цистерну.
После сегодняшней ночи этот проклятый летучий реактив, уничтоживший сад, стал особенно ненавистен Васильеву. Но как он сумел разорвать наипрочнейший пластмассовый патрубок? Ведь стенки патрубка проверялись на заводе под давлением, в несколько раз превышающим нормальное. Не мог же завод прислать сюда бракованную деталь. Надо вызвать представителя завода, пусть исследует причины разрыва.
- А что я старику скажу? - будто это было самым главным, произнес вслух Васильев и, заметив удивление в глазах Багрецова и Нади, спохватился: Впрочем, вы же еще ничего не знаете. Идемте, я покажу, что делать.
Он предупредительно открыл перед ними дверь, затем, обратившись к Литовцеву, спросил:
- А вы, Валентин Игнатьевич, не желаете высказать свои соображения?
- Нет, Александр Петрович. Это все детали. С вашего разрешения, я подумаю об основном. Кстати, уже назначена комиссия для расследования причины аварии?
- Я думаю пока обойтись экспертизой.
Литовцев снял с вешалки пальто и, многозначительно помолчав, равнодушно сказал:
- "Ад либитум". То есть как угодно, Александр Петрович. Вам виднее.
Глава четвертая
ЧТО ТАКОЕ "СТРОЙКОМБАЙН"?
Вадим молча шел за Васильевым, иногда помогал Наде перешагнуть через лужу или канавку и как бы невзначай поглядывал на большое металлическое сооружение, к которому они сейчас приближались. Вадим уже догадывался, что в нем-то и заключается особенность васильевского метода. Это, видно, какая-то сложная машина, а внешне напоминает гигантский вагон или автобус с мягкими обтекаемыми формами. Вместо окон у него овальные выступы. По бокам две двери с пристройками вроде тамбуров... Взгляд Багрецова скользнул ниже. Действительно, это автобус, видны солидные колеса, как у самых мощных самосвалов. Узорчатый рисунок от протекторов протянулся вдоль канала, через который Вадим сегодня утром перебирался с Надей. На участке, где стоял автобус, канал был забетонирован как внутри, так и по краям, а потому колеса покоились на прочном монолитном основании.
Васильев подвел Багрецова и Надю к самому краю канала.
- Подождите здесь, - сказал он и куда-то ушел.
Эта вынужденная задержка обрадовала Вадима. Он хотел поподробнее рассмотреть "домостроительную машину" и догадаться, на каком принципе она построена. Конечно, Багрецов не строитель и не механик, но человек достаточно понимающий в технике. Неужели он опытным глазом конструктора не сможет проникнуть сквозь стальные стены этого сооружения и определить, что же там установлено? Близко подойти нельзя. У этого вагона или автобуса с боков выступали прямоугольные рамы, как бы отгораживающие всю конструкцию от любопытных.
Но как же проникнуть внутрь? Внизу под вагоном темнеют люки. Вот сейчас из люков выпрыгнули, словно парашютисты, пять человек в блестящих комбинезонах и защитных масках.
Один из них, с красным пышным шарфом на шее, поднял голову и, заметив Надю, приветственно помахал рукой.
- Кто это? - ревниво спросил Вадим, когда тот выбрался из канала.
Надя почему-то покраснела и передернула плечами:
- Откуда я знаю? Он же в противогазе.
Вадим хотел было сказать, чем же, мол, объяснить ваше смущение, дорогая Надюша, но не успел.
Загудела сирена, как у электрички, и автобус тронулся. Ничего особенного на то и колеса. Однако колеса оставались неподвижными. Он двигался в другом направлении - поперек канала. Автобус словно разрезали вдоль оси пополам, и обе половинки скользили по рамам, удаляясь друг от друга. В шутку говорят, что автобус не резиновый, а тут он расширяется, пухнет. Слышался гул электромоторов, это они раздвигали стены автобуса. А что же внутри? Пустота? Нет, там нечто похожее на кремовую мякоть, как у банана. Медленно снимается с нее стальная кожура.
Да нет, это не мякоть, а твердая стена. Дом освобождался из формы, как кулич. Выпекли его - нате, пожалуйста! Пробуйте!
Вновь загудела сирена. И стальная форма, разъятая на две половины, двинулась вперед вдоль канала.
Прижав кулачки к подбородку, Надя смотрела на эту чудесную машину, и если бы не Вадим, то обязательно попала бы под раму.
Он вовремя схватил Надю за руку и оттащил в сторону.
Вадим осматривал цепким глазом конструктора только что рожденный дом. Нет, конечно, это не бетонное литье. Внутри нет никаких опалубок. Это ясно видно сквозь овальные окна. Значит, была только внешняя скорлупа - стальная форма. Она раздвинулась в стороны, и дом готов.
Крыша дома показалась Вадиму полупрозрачной. Ясно, что она не из бетона, а из того материала, который здесь называют "лидаритом". Наверное, и весь дом такой.
Под музыку сирены, как створки гигантской раковины, сжимались вместе две половинки стальной формы. Потом стальная форма отъедет еще дальше и оставит за собой второй свеженький дом, затем третий, четвертый... Так вырастет улица. Теперь понятно, зачем нужен был канал. Это длинный котлован, где уже заложено начало общего бетонного фундамента.
Не все было понятно Багрецову. Зайди он спереди "домостроительного агрегата", или стройкомбайна, - мог бы заметить фрезы, которые делали канал. Заметил бы Вадим и вибрационные трамбовки и такие же вибрационные смесители
для разновидности песчаного бетона, который тут же приготавливался, чтобы по мере движения стройкомбайна можно было укладывать быстротвердеющий бетон. Основой его, вероятно, служил грунт, размельченный фрезами и виброустановками.
Ну и, конечно, впереди должна быть застекленная кабина водителя. В данном случае это вынесенный вперед пульт управления с приборными досками, телеэкранами и прочей техникой, так странно соседствующей с баранкой водителя, ножными и ручными тормозами. Можно было предполагать, что стройкомбайн должен иметь свою электростанцию, чтобы не тащить за собой электрокабель, но пока машина не прошла основных испытаний, электростанция оставалась лишь в чертежах автора конструкции. Также в данном образце не предусматривались цистерны для раствора лидарита и бункеры для сыпучих материалов.
Все это пока подавалось по трубам и шлангам. Целый комплекс работ был проделан научно-исследовательскими институтами страны, чтобы подготовить опыты Васильева. Васильев понимал, что даже для легких лидаритовых домиков необходим надежный, прочный и современный фундамент. Изобретатель пошел еще дальше. Он запроектировал общий фундамент для десятков домов, а довольно обширные подземные помещения предполагал использовать для теплиц, складов, гаражей и в прочих подсобных целях.
"Домостроительная машина" передвинулась на несколько метров вправо и замерла.
- Надюша, ведь это конвейер, - восторженно прошептал Багрецов. - Идет машина и оставляет за собой готовые дома. Ты вдумайся, что это значит.
- Две квартиры по три комнаты, только кухонь почему-то нет, - будто не слыша его, говорила Надя, представляя себе, как это все выглядит внутри. Соседи хорошие.
Новорожденный домик понравился Наде. Он был уютным и веселым. Мягкие и, как казалось Наде, ласковые линии, необычные окна - не то овальные, не то похожие на телевизионные экраны с закругленными краями. Расположены они асимметрично, на разной высоте от земли, что, вероятно, продиктовано не только художественным вкусом, но и целесообразностью. По мнению Нади, окна в гостиной должны быть пониже, а в спальне приподняты. И далекое от стандарта расположение окон, и празднично оформленные входы - все это подчеркивало ту изящную простоту, которой должно отличаться удобное современное жилище.
Подошел Васильев и пригласил Надю с Багрецовым осмотреть лидаритовый дом и стройкомбайн, чтобы наметить точки, где будет установлена телевизионная и телеметрическая аппаратура.
Он критически посмотрел на снежно-белое пальто Нади:
- Боюсь, что на ваш рост комбинезона не подберут. Завернетесь в халат.
Принесли тяжелую, чем-то пропитанную хламиду, в которой Надя чувствовала себя отвратительно. Длинный халат волочился по земле. Надя пробовала его подбирать, но тогда подвернутые рукава спадали.
У входа в лидаритовый дом Васильев предложил надеть защитные маски.
- Штука малоэстетичная, - сказал он, передавая Наде нечто вроде противогаза. - Но без этого задохнетесь. Газ еще не выветрился.
Он быстро надел маску и прошел вперед, оставив Надю в печальном недоумении. Как эта штука надевается? Ни разу в жизни не пробовала.
Заметив, что Надя растерялась, Вадим пошутил:
- Не стесняйся, Надюша. Тебе все идет, - и помог надеть маску.
Васильев оглянулся:
- Прошу за мной. Только будьте внимательны.
Голос его, приглушенный маской, был чужим, в нем чувствовались настороженность и сдержанное волнение. Как не понять этого Вадиму! Он даже удивился, что Васильев повел их сюда сразу после опыта, который, как догадывался Вадим, имел существенное значение для дальнейшего развития васильевского метода. В таких случаях изобретателю хочется остаться одному, все оценить, взвесить...
Далекий от того, чтобы даже мысленно обидеть Надю, Вадим все же считал ее специалистом узкого профиля. Вот сейчас она смотрит на так называемую лидаритовую стену, проводит по ней пальчиками и вряд ли догадывается, что материал стены напоминает, скорее всего, газобетон, а не пенопласт. В институте, где работал Багрецов, встречались всякие материалы. Он вспомнил о пенопласте, из которого пришлось клеить легкую коробку с хорошей звукоизоляцией, чтобы заглушить жужжание прибора. Пенопласт мягкий, ножом режется. А здесь пористые, но твердые стены, будто сделанные из пемзы.
Вадим осторожно провел по стене ладонью. Поверхность холодная, гладкая, как стекло. Присмотревшись, можно заметить, что поры или ячейки просвечивают сквозь тонкое стекловидное покрытие, а полупрозрачный свод казался сделанным из сахара. Вероятно, это тот же крупноячеистый лидарит, но без твердого наполнителя, то есть чистая пластмасса.