Немцов Владимир
Когда приближаются дали
НЕМЦОВ Владимир Иванович
КОГДА ПРИБЛИЖАЮТСЯ ДАЛИ
Роман о реальной мечте
ОТ АВТОРА
В этой книге, где в подзаголовке стоит "Роман о реальной мечте", я прежде всего вспоминаю В. И. Ленина. "Надо мечтать!" - писал он и, развивая эту мысль, приводил высказывание Писарева: "Если бы человек был совершенно лишен способности мечтать... если бы он не мог изредка забегать вперед и созерцать воображением своим в цельной и законченной картине то самое творение, которое только что начинает складываться под его руками, - тогда я решительно не могу представить, какая побудительная причина заставляла бы человека предпринимать и доводить до конца обширные и утомительные работы в области искусства, науки и практической жизни..." (В. И. Ленин. Что делать? Полное собрание сочинений, том 6, стр. 172).
В романе "Когда приближаются дали..." мне очень хотелось рассказать о людях - мечтателях и творцах, тех, что ясно представляют себе, каким может быть их творение, видят поставленную перед собой цель. Рассказать, как вера и убежденность помогают им преодолевать все препятствия на сложном и трудном пути.
Здесь вы можете встретиться с некоторыми моими героями. Они путешествовали из книги в книгу ("Семь цветов радуги", "Альтаир", "Осколок солнца", "Последний полустанок"). В первой из них, например, Багрецову было всего восемнадцать лет. Если дотошно подсчитывать, сколько ему и другим персонажам лет, то сейчас они достигли уже среднего возраста. Правда, если пользоваться приемами фантастики, то можно изобрести эликсир вечной молодости, но это мне не по нутру. Людей, похожих на моих героев, я встречал неоднократно, и мне хочется оставить их молодыми, одержимыми. О таких интереснее рассказывать. Такими же одержимыми остаются учителя юных героев, упорные в борьбе с "временно прописанными" в нашем обществе. Один из таких, которого я страстно ненавижу, пролез и в новую книгу. Как и раньше, здесь много приключений, есть и фантастика. Но она вполне может стать осязаемой реальностью, если жизнь поставит такие проблемы, а мы приложим достаточно усилий, чтобы их разрешить.
Работая над этой книгой, я частенько вспоминал слова Маяковского: "Хорошо начинать писать стих о Первом мае атак в ноябре, когда этого мая, действительно, до зарезу хочется". И май этот обязательно будет. Так будем же мечтать о мае и делать все, чтобы его приблизить.
Бывает так, что лежишь в густой траве и видишь перед собой чахлые корешки, букашек и всякую малоприятную мелочь. И если даже приподнимешь голову - опять перед глазами бурьян, крапива, трухлявые пни. Приподнимись повыше - увидишь немного подальше: кусты, низкорослые деревья. Привычная картина... Но поднимись во весь рост или, еще лучше, взберись на горку - и тебе откроется линия горизонта. И хрустит под ногами бурьян, рассыпаются в прах трухлявые пни, что скрывали от глаз манящие дали. Вот они, совсем рядом, светлые, близкие.
Глава первая
ОБЫКНОВЕННАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ
С самого первого дня, как только Багрецов появился в пограничном районе, предъявил свой пропуск и командировку, он чувствовал себя в постоянной тревоге. Ходил озираясь, прислушивался, не хрустнет ли сучок за кустами, не промелькнет ли чужая тень.
Злился на себя: наивно, глупо. Но что поделаешь? С раннего детства начитался всяких приключений.
Его удивляло, что здесь, неподалеку от заставы, никто не следит за ним, не спрашивает документы. Неужели такой беспечный народ пограничники?
Где бы ни появлялась эта долговязая фигура в берете, с модным галстуком, с платочком, торчащим из бокового кармана, солдаты подсмеивались: и перед кем он так вырядился! А для Багрецова это был обычный костюм, и лишь в случае крайней необходимости - чтобы, скажем, подняться на мачту автоматической метеостанции для проверки какого-нибудь нового прибора - Вадим надевал комбинезон.
Интересная у него профессия: конструировал специальные телеметрические приборы для метеорологов, сам устанавливал их, проверял. Часто ездил в командировки, вместе со своим другом Бабкиным побывал в среднеазиатской пустыне, в горах Алтая, повидал камчатские сопки, даже участвовал в экспериментальном космическом полете.
Сюда, на южную границу, Багрецов приехал проверять приборы, которые устанавливал здесь года три назад. Кому же, как не самому конструктору, заниматься этим делом? А кроме того, не так уж давно он усовершенствовал кое-какие приборы радиометеостанции и решил в комбинации с ветряком использовать солнечные батареи. Как они себя здесь поведут? Все расчеты и лабораторные опыты говорили, что такая комбинация целесообразна. Работа эта не казалась Багрецову особенно увлекательной, но что поделаешь - дисциплина. Вот уже несколько дней, как он поднимался на холм, где стояла мачта радиостанции, и, производя нужные измерения, трудился дотемна.
Сквозь по-весеннему прозрачные ветви бука видел он реку, маленький, заросший рыжими травами островок, видел кусочек чужого берега, который казался унылым, пустынным, будто и люди там никогда не бывали.
Багрецов брал с собой бинокль, чтобы, не поднимаясь на мачту, наблюдать за солнечными батареями.
Хотелось посмотреть в бинокль на тот берег, где другой мир. Странный и непонятный, он волновал Багрецова, как все неизвестное.
Вскоре Багрецов увидел "чужих", но не в бинокль, а на заставе. Наши пограничники привели двух крестьян, задержанных при попытке перейти речку и поискать свою скотину. Крестьяне были почти раздеты, рваное тряпье едва прикрывало тело. Эту страшную бедность и потом наблюдал Багрецов: жалкие хижины, кое-где пасутся тощие коровы. На полях согбенные фигуры с мотыгами. Вечерами там стоит нерушимая тишина. Темно, в редких окнах мерцают огоньки.
А здесь, на склоне горы, светились огни колхозного селения, оттуда слышался голос радио, рокот автомобилей, и Багрецов все чаще и чаще думал о затаенной тишине чужого берега.
Однажды на той стороне в будку, над которой болтался вылинявший флаг, вошли три офицера в щеголеватой военной форме, знакомой Багрецову по фотографиям и кинофильмам. Брюки, заправленные в башмаки, короткие куртки, пилотки.
...Завтра Багрецову надо уезжать. Работа закончена. Завтра он сядет в самолет и, возможно, никогда не вспомнит о днях, проведенных на границе.
Однако события развернулись иначе. Уже смеркалось, когда он в последний раз взобрался на холм, туда, где стояла мачта радиостанции. Закатные лучи играли на зеркале солнечной батареи. Шумели лопасти ветряка, гудел генератор...
Вадим опустился на землю, сел, но тут же приподнялся и, чтобы не испачкать плащ, снял его и повесил на нижнюю крестовину мачты.
Захотелось испробовать силу. Багрецов подпрыгнул и подтянулся на руках, затем полез на мачту: надо посмотреть, не греются ли подшипники у ветрогенератора. Ветерок приличный, за все дни такого не было.
Почти у самой вершины мачты ветер сорвал с Вадима берет. Вадим проследил за ним взглядом, вытягивая шею. До реки берет не долетел, застрял где-то в кустах.
Перед глазами Вадима замаячил заросший камышом и болотными рыжими травами островок. Будто в зеленой рамке виднелся он между деревьями. Вполне возможно, что островок никому не принадлежал, был, так сказать, нейтральной почвой, если считать за почву тинистую отмель, наполовину залитую водой.
Рыжая трава напоминала лисий мех, взъерошенный ветром. Сильный порыв - и Вадим совершенно ясно увидел человека. Человек лежал на животе, мокрый. Наверное, ждал темноты, чтобы переплыть на нашу сторону. Его можно было заметить только с большой высоты, болотные травы скрывали надежно.
Вадим навел бинокль, но рука дрожала, и горизонт прыгал, все расплывалось. Наконец навел на резкость. Теперь стало видно четко и ясно: вода, стебли огромные, как бамбук... И высоко поднятое лицо с закушенными от боли губами, широко раскрытые светлые глаза, раздвоенный подбородок... Голова стриженая. Ворот гимнастерки разорван, на шее кровь...
Багрецов не помнил, как спустился с мачты. До заставы далеко, километров пять. Время бежит. Вадим жадно хватает воздух. Сердце готово разорваться не только от бега, но и от волнения. Багрецов выскочил на открытое место и чуть не задохнулся. Холодный упругий ветер дул вдоль реки. Казалось, будто мчится навстречу бушующий водопад...
- Стой! Кто идет?
Для Вадима это был спасительный оклик. Он уже совсем выбивался из сил.
...Рано утром, когда привезти его плащ и потерянный берет, Вадим не удержался и спросил, чем закончились вчерашние поиски.
Посыльный развел руками:
- Мы больше по хозяйственной части. Нам про такие дела не докладывают. Но, видать, пока еще не поймали.
На том и закончился разговор.
Глава вторая
ЗАГАДКА "МЕРТВОГО САДА"
Прошло полгода. Все реже и реже Багрецов вспоминал случай на границе. А командировка в новый район, где Вадим никогда не бывал, совсем вытеснила старые воспоминания. Вадима предупредили, чтобы он захватил с собой телеметрические приборы, которые только-только начинали применяться в строительной технике. Это показалось странным. Ехать за тридевять земель и тащить с собой уникальные приборы на какую-то неизвестную стройку. Таких приборов нет еще, наверное, ни на одном московском строительстве. Впрочем, начальству виднее. А кроме того, интересно посмотреть новые, еще не обжитые места, повстречать новых людей и... давнишнего друга Надю Колокольчикову. Оказывается, она уже находится там, на строительстве, с аппаратами для телевизионного контроля.
Не нужно ворошить былое. Рана еще не зажила, обида помнится. А ведь три года с тех пор прошло, когда Вадим чувствовал себя самым несчастным человеком в мире, если Надя не могла с ним встретиться.
Сейчас другое. Встретились и сразу же заспорили. И чтобы Надя не подумала, будто Вадим все это время страдал в разлуке, Багрецов ни в чем не хотел уступать, проявляя свой жесткий, мужской характер.
Он доказывал, что технику двигают не инженеры-исследователи, к коим принадлежит сама Надя, а люди творческие, то есть инженеры-конструкторы. И что женщинам не свойственно конструкторское мышление.
- Как так? - возмутилась Надя.
Спор происходил возле проходной будки стройучастка, куда сегодня ранним утром приехал Багрецов. Пропуск еще не был готов.
Место и время для такого спора были явно неподходящие. Боясь запачкать белое пушистое пальто, Надя подстелила газету на железной бочке, а Багрецов кое-как примостился на маленьком чемоданчике.
За высоким забором гремела лебедка, гудели моторы, слышалось шипение выпускаемого пара, звон металла, грохотали камни в железном кузове самосвала.
Надя, маленькая, со стриженой медноволосой головкой, отчего Вадим называл ее "щегленком", в минуты раздражения ударяла каблучками по гулкой бочке.
- У женщин нет конструкторского мышления? Ужасно! И ты это посмел сказать? - старалась она перекричать шум. - А тысячи женщин-конструкторов на заводах?!
- Да ведь это же деталировщики, - усмехался Вадим. - Ты мне назови женщину, скажем, авиаконструктора, кораблестроителя, видную изобретательницу. Нет, не исследовательницу, не математика...
- Погоди, погоди... - Надины и без того прищуренные глаза превратились в черточки. - Сейчас вспомню...
"Щегленок", - ласково поглядывая на нее, думал Вадим. Ей немало доставалось на уроках: чертит что-нибудь, рисует и вдруг забудется, начнет насвистывать. Всегда выступала на школьных вечерах. Хороший слух, музыкальность. Пророчили консерваторию, а кончилось дело радиотехникой. Увлеклась приемниками, телевизорами, поступила в техникум связи, показала недюжинные способности в области радиоизмерёний, затем приняли ее в Научно-исследовательский институт электроники и телевидения лаборанткой. Училась заочно, и теперь она инженер, а для Вадима все-таки маленький "щегленок".
- Оставим, Надюша, бесполезный спор. Будущее все-таки во многом принадлежит технологии. Но не технологам-ремесленникам, а настоящим изобретателям. Но изобретатели, как правило, работают не в исследовательских институтах, а в промышленности. Вот это люди!
Сжимая в карманах кулачки, Надя нервно постукивала каблуком по железной бочке, ждала, когда Димка выскажется. Разве можно противопоставить заводских работников ученым? Ведь одни без других ничего не стоят, а потому и работают рука об руку. Взять хотя бы ту же опытную стройплощадку, куда Институт телевидения и электроники командировал Надю. Конечно, здесь должны быть и архитекторы, и строители, научные работники и заводские инженеры. Димка еще не успел познакомиться с начальником строительства Васильевым, а то бы понял, что даже в одном лице может, сочетаться видный ученый-исследователь, инженер-конструктор и технолог. Но даже и этого мало. Васильев необычно разносторонен. Несколько лет назад он изобрел и построил танк для поисков нефти под дном Каспия, а сейчас, говорят, совершил переворот в строительной технике.
Надя ничего в строительстве не понимала. Как приехала, приказал Васильев выделить комнату для ее телеконтролеров. Зачем на строительстве нужно телевидение - Надя представляла себе довольно слабо. А здесь вообще пока еще ничего не строили. Нет еще даже ни котлована, ни фундамента; правда, вдали виднелось какое-то сооружение, а тут гараж и домики для обслуживающего персонала. За эти дни Надя встретила лишь нескольких рабочих. Вот и все ее впечатления от строительства...
Она заинтересовалась Васильевым. Седеющий, малоразговорчивый человек с умными серыми глазами. Взглянул мельком, сказал несколько обязательных слов и простился. Занятая подготовкой аппаратов, Надя его больше не видела. Капризничал один из телевизоров. Вероятно, испортился в пути. Надя нервничала, боялась - а вдруг не сумеет наладить? Как тогда? Что скажут тебе серые глаза? Ужасно!
Все эти годы Вадим старательно избегал встречи с Надей. Но вот и пришлось встретиться. Сколько же времени можно таить в себе обиду! Надя тоже перестала спорить и сердиться. Улыбается: "Довольно, Димка. Будем опять друзьями".
...Пропуск на стройплощадку наконец выписан, вахтер взмахнул рукой давай, мол, сюда, приезжий, предъявляй документы.
Багрецов представлял себе, что такое строительная площадка, однако, миновав проходную, убедился в своем невежестве. Если Надя думала, что здесь должен быть кирпич, то Вадим рассчитывал на вполне современные методы строительства. Но где же портальные краны, блоки, панели, каркасы, бетон, кровля? Из чего же здесь собираются строить дома? Материалов не видно никаких.
- Интересно, Надюша, зачем нас сюда прислали, - сказал Багрецов, поставил чемодан на бетонированную дорожку и помахал занемевшей рукой. - Пока я ничего не вижу.
Надя с усмешкой пожала плечами:
- Тебе-то что? Не видишь и не видишь. А мне приказано видеть. Начальник строительства Васильев говорил, что телеконтролеры нужны для наблюдения за каким-то там процессом внутри здания. Я по наивности и спрашиваю: "А где, мол, оно?" Отвечает, что сегодня начнут строить. Но мои аппараты потребуются для второго здания.
- Бедный щегленок! Будешь сидеть здесь до зимы. Проси маму выслать шубу. Шутка сказать, дом построить. Минимум несколько месяцев.
Больше всего он боялся, что и сам останется здесь надолго. В другое бы время радовался: новые люди, незнакомая техника - что может быть интереснее? А сейчас совсем не то. И зачем только девушек посылают в командировки! Он готов взять на себя ее дела - как-нибудь справится, - лишь бы уехала поскорей, лишь бы не встречаться никогда.
Нельзя было отказать Наде в проницательности, она поняла тревогу Димки и поспешила его успокоить:
- Васильев сказал, что если опыт будет удачным, то он меня отправит домой через неделю.
Вадим устало поднял чемодан. Дом - за неделю? Чепуха! Ведь это не крупноблочное строительство.
Строительное управление находилось в конце территории. Насвистывая что-то веселое, Надя независимо шла впереди.
Бетонированная дорожка оборвалась сразу, будто остановившись с разбега у широкого рва. Надя могла поспорить, что вчера этого рва не было. Неужели за ночь смогли его вырыть? Зачем он здесь?
Багрецов заметил ее растерянность.
- Заблудился, щегленок?
- Не может быть. Я здесь вчера ходила.
Прикрыв глаза от солнца, Вадим посмотрел вдоль канала.
Канал пересекал чуть ли не всю территорию строительства. В конце его высился гараж. Ясно было одно: управление, куда Надя вызвалась отвести Багрецова, оказалось на противоположной стороне канала. Как же туда перебраться?
Надя заметалась, подбежала к самому краю.
- Димка, - услышал Вадим ее оклик, - на той стороне лесенка.
Надо будет спрыгнуть вниз, потом принять Надю на руки, ведь она маленькая, ей трудно самой спуститься. Вадим высокий, длинный, но когда он снизу протянул Наде руки, то все же не достал до нее.
- Прыгаю, - предупредила она. - Держи крепче, рыцарь. Не осрамись.
Надя медлила. Лестно и приятно смотреть на него с высоты. Тянет, глупенький, руки вверх - сдаюсь, мол, на милость победительницы, прошу пощады.
Легкая как перышко, скользнула Надя вниз, Вадим лишь поддержал ее за талию, и вот она уже стоит на одной ноге, вытряхивая песок из туфли.
Поднялись по железной лестнице и только тут встретили первого человека на стройплощадке, видимо строителя, в брезентовой спецовке, сплошь покрытой известью. Лицо его тоже было белым, точно напудренным. Он стоял задумавшись, напоминая гипсовую статую рабочего где-нибудь в районном парке культуры и отдыха.
Надя спросила, как пройти в управление. Он посмотрел на нее непонимающе и указал рукавицей налево:
- За "мертвый сад".
Вчера ода гуляла по садику, на который ей сейчас указал рабочий. Здесь был старый хутор, жил какой-то чудак. Но почему сад назвали "мертвым"? Осенний, что ли? Но он еще наполовину зеленый, пожелтел кустарник да кое-какие деревца. Вот и сейчас его видно. Будто по зеленому блестящему шелку разбросаны желтые и красные листья. Интересно, как бы выглядел такой рисунок на платье?
Подойдя ближе к деревьям, Надя всплеснула руками:
- Дождь, что ли, прошел над садом? Или это роса? Что скажешь, специалист?
"Специалист" молчал. Без ложной скромности он мог признаться, что немного понимает в происхождении и характере атмосферных осадков, строил всякие электронные приборы для определения влажности, изучал микроклимат в разных районах, короче, считал себя достаточно сведущим в этих делах. Но здесь он растерялся и мог лишь удивленно смотреть на странные шутки природы. Дождь? Роса? Неужели Надюша не видит, что это лед? Будто в гололедицу, им покрыты стволы, ветки, листья. Но время-то еще теплое, даже сейчас жарко, пришлось снять пальто.
Надя перепрыгнула через толстую трубу, похожую на газопровод, и, по-детски подскакивая на одной ножке, побежала. Махнув пестрой косынкой, крикнула:
- Догоняй.
Надя скрылась за кустарником и вдруг отчаянно взвизгнула. Багрецов бросил чемодан, пальто и перемахнул через трубу. Два десятка метров до первых кустов он пролетел как на крыльях.
Размазывая кровь по щеке, Надя с ужасом смотрела на сиреневый куст. Вадим хотел раздвинуть ветви, посмотреть, что же там могло быть, но листья на них оказались твердыми и острыми, будто жестяными. Он невольно сунул порезанный палец в рот и лишь сейчас догадался, что не льдом покрыт "мертвый сад"... Какая там гололедица! Блестящее стекловидное вещество обволакивало деревья и кустарник. По траве нельзя было пройти: она звенела и трещала, резала ботинки.
Надя боялась пошевелиться. Кругом колючие стеклянные ветки. Услышав всхлипывания, Вадим словно очнулся, обнял Надю и вывел на безопасное место.
Она оглянулась на "мертвый сад".
- Объявление хоть бы повесили. Фокусники.
Багрецов не мог подавить в себе любопытства. Непонятно, что же здесь произошло? На том месте, где он стоит, трава пожелтевшая, но совершенно нормальная. Засохший кустик полыни тоже обыкновенный. А чуть подальше все покрыто стеклом, как ледяной коркой.
Он окинул взглядом сад. Ближайшие деревья - акация, сирень. Еще какие-то декоративные растения. Жимолость? Кое-где на ветках блестящие сосульки. Пройдя несколько шагов, Вадим заметил желтый одуванчик. Осеннее цветение. А вот цветок цикория, будто сделанный из стекла, лепестки голубые, прозрачные. Вадим тронул стебель ногой, он упруго сопротивлялся, потом со звоном лопнул, как стеклянная трубка. Багрецов нагнулся: у ног лежала застывшая лягушка с широко раскрытым ртом. Блестящая, она напоминала майоликовую пепельницу.
Надя, успокоившись, припудрила царапину и, не в силах сдержать любопытства, пошла к Вадиму. Он слышал, как хрустит трава у нее под каблучками, надо бы пойти навстречу, но не было сил оторваться от этого необычного зрелища. На холодном гладком листе застыла стрекоза. Она уже никогда не взлетит, и прозрачные крылышки ее поистине стали стеклянными.
Страшный сад. Весна его никогда не разбудит. Он вечен в своей осенней красоте.
- Димка, смотри! Щегленок... - послышался жалобный голос Нади.
Он подбегает к ней, и Надя пугливо жмется к его плечу. Возле куста, словно пытаясь взлететь, подняла крылья будто окровавленная красноголовая птичка. Сейчас она кажется раскрашенной фарфоровой статуэткой. Глаза, подернутые пленкой, раскрытый клюв... Наверное, в последние свои минуты хватала воздух в густом липком дожде. Багрецов догадывался, что распыленная масса, чем-то напоминающая жидкое стекло, падала сверху, обволакивая все живое в этом саду. Но зачем это нужно? Чья злая воля умертвила его? Дикое издевательство над природой, и простить этого нельзя.
Вадим оторвал от земли щегла, чтобы показать начальнику строительства. Сад обходили стороной. Надя совсем расстроилась, опасливо косилась на мертвую птичку, лежащую у Димки на ладони. Вадим молчал.
С этих пор он никогда не сможет назвать Надю "щегленком". Никогда.
Глава третья
НИКТО ИЗ ХИМИКОВ НЕ СЛЫХАЛ О "ЛИДАРИТЕ"
Жизненный опыт у Багрецова невелик, но, постоянно общаясь с настоящими творческими людьми, он мог категорически утверждать, что это люди изумительной душевной чистоты. Ведь он жил с ними рядом, бок о бок. Однако он наблюдал и другое, не раз убеждался на опыте, что в науке невероятно трудно отличить созидателей от потребителей. Последние очень ловко маскируются. Попробуй раскуси их.
Итак, в институт, где работал Багрецов, пришла бумага из некой организации, которая пышно именовалась НИИСТП (Научно-исследовательский институт строительно-технических проблем). Багрецову было приказано составить список телеметрических приборов для передачи на расстояние примерно таких показателей, как влажность, температура, механические деформации, - всего, что требуется строителям.
Багрецов составил список, взял приборы и на другой же день отправился "в распоряжение начальника ОКБ НИИСТП товарища Васильева А. П.". Единственно, что знал Вадим, - стройка находилась где-то в Западной Сибири, вдали от крупных населенных пунктов - в неизвестных Вадиму местах.
Встреча с Васильевым не так уже волновала Багрецова. Начальник особого конструкторского бюро и он же руководитель строительства. Наверное, опытный администратор, погрязший в хозяйственных заботах.
Но как бы удивился Вадим, познакомившись с "опытным администратором" Васильевым и увидев его за столом в своем кабинете.
Васильев приходил на работу очень рано, когда его никто не мог беспокоить. Это время отдавалось самому главному. Тут формулы, колонки цифр, беглые рисунки, эскизы, собранные в толстой пронумерованной и прошнурованной книге, сухо именуемой "технический дневник". Прежде чем сесть за письменный стол, он долго, как хирург, мыл руки, вытирая их, придирчиво осматривал каждый палец не осталось ли чернильных пятен - и лишь тогда брался за перо. Работал он с увлечением, Васильеву немногим больше пятидесяти, а он торопится, боится, что не успеет выложить все свои идеи, экспериментально доказать их плодотворность и все это передать людям.
Но вот когда ему, инженеру-механику по образованию, предложили руководить конструкторским бюро в институте, где решались проблемы строительства и где властвовали представители "чистой науки" - физики, химики, которые потом вынуждены были объединиться под
флагом "физико-химической механики", то на первых порах он растерялся. Новая наука с огромной будущностью. Совсем недавно ее создали советские и зарубежные ученые. Как он сможет объединить у себя в конструкторском бюро, которому приданы лаборатории и физиков, и химиков, и механиков, интересы ученых всех этих специальностей? Прошел месяц, и Васильев понял, что в лабораториях его КБ далеко не все жаждут такого сотрудничества, а потому и работа идет ни шатко ни валко.
С самого первого дня, как только Васильев переступил порог института, его стали считать несусветным чудаком. Но не потому, что, скажем, он оказался рассеянным, как принято думать об ученых, или встряхивал пробирку, говоря при этом: "Видите, что-то черненькое там белеется?" Не искал он и свою палку, висевшую на руке. У нового начальника были иные странности. Знакомясь с сотрудниками, он вызывал их поочередно в кабинет. Приходит к нему в назначенный час молодой диссертант. Васильев говорит, что просмотрел все его отчеты, диссертацию, и тут же с места в карьер советует оставить научную работу. "Таланта, - говорит, - у вас нет. Не мучайте себя и нас. Пока не поздно, займитесь полезным делом".
К новому начальнику многие молодые учение стали относиться с уважением. Действительно - талант, и заслуг у него в прошлом достаточно. Но находились и другие. "Причем тут наука? Если ты инженер, то сиди на заводе, занимайся массовой продукцией. А здесь научный институт. Ученый выбирает себе тему и чаще всего работает над ней всю жизнь. Он однолюб, изучает тему до тонкости, пока не будет ее знать лучше всех. Только такой ученый, не заглядывая в справочник, может ответить, к примеру, какова звукопроводность пенобетона такой-то марки при минусовых температурах. А вы говорите "Васильев"! Что он может?" Перед войной Васильев конструировал танки, потом подводную установку для разведки нефти, наконец, пришел в строительный институт разрабатывать технологию массового производства домов. Все это были звенья одной и той же цепи.
КОГДА ПРИБЛИЖАЮТСЯ ДАЛИ
Роман о реальной мечте
ОТ АВТОРА
В этой книге, где в подзаголовке стоит "Роман о реальной мечте", я прежде всего вспоминаю В. И. Ленина. "Надо мечтать!" - писал он и, развивая эту мысль, приводил высказывание Писарева: "Если бы человек был совершенно лишен способности мечтать... если бы он не мог изредка забегать вперед и созерцать воображением своим в цельной и законченной картине то самое творение, которое только что начинает складываться под его руками, - тогда я решительно не могу представить, какая побудительная причина заставляла бы человека предпринимать и доводить до конца обширные и утомительные работы в области искусства, науки и практической жизни..." (В. И. Ленин. Что делать? Полное собрание сочинений, том 6, стр. 172).
В романе "Когда приближаются дали..." мне очень хотелось рассказать о людях - мечтателях и творцах, тех, что ясно представляют себе, каким может быть их творение, видят поставленную перед собой цель. Рассказать, как вера и убежденность помогают им преодолевать все препятствия на сложном и трудном пути.
Здесь вы можете встретиться с некоторыми моими героями. Они путешествовали из книги в книгу ("Семь цветов радуги", "Альтаир", "Осколок солнца", "Последний полустанок"). В первой из них, например, Багрецову было всего восемнадцать лет. Если дотошно подсчитывать, сколько ему и другим персонажам лет, то сейчас они достигли уже среднего возраста. Правда, если пользоваться приемами фантастики, то можно изобрести эликсир вечной молодости, но это мне не по нутру. Людей, похожих на моих героев, я встречал неоднократно, и мне хочется оставить их молодыми, одержимыми. О таких интереснее рассказывать. Такими же одержимыми остаются учителя юных героев, упорные в борьбе с "временно прописанными" в нашем обществе. Один из таких, которого я страстно ненавижу, пролез и в новую книгу. Как и раньше, здесь много приключений, есть и фантастика. Но она вполне может стать осязаемой реальностью, если жизнь поставит такие проблемы, а мы приложим достаточно усилий, чтобы их разрешить.
Работая над этой книгой, я частенько вспоминал слова Маяковского: "Хорошо начинать писать стих о Первом мае атак в ноябре, когда этого мая, действительно, до зарезу хочется". И май этот обязательно будет. Так будем же мечтать о мае и делать все, чтобы его приблизить.
Бывает так, что лежишь в густой траве и видишь перед собой чахлые корешки, букашек и всякую малоприятную мелочь. И если даже приподнимешь голову - опять перед глазами бурьян, крапива, трухлявые пни. Приподнимись повыше - увидишь немного подальше: кусты, низкорослые деревья. Привычная картина... Но поднимись во весь рост или, еще лучше, взберись на горку - и тебе откроется линия горизонта. И хрустит под ногами бурьян, рассыпаются в прах трухлявые пни, что скрывали от глаз манящие дали. Вот они, совсем рядом, светлые, близкие.
Глава первая
ОБЫКНОВЕННАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ
С самого первого дня, как только Багрецов появился в пограничном районе, предъявил свой пропуск и командировку, он чувствовал себя в постоянной тревоге. Ходил озираясь, прислушивался, не хрустнет ли сучок за кустами, не промелькнет ли чужая тень.
Злился на себя: наивно, глупо. Но что поделаешь? С раннего детства начитался всяких приключений.
Его удивляло, что здесь, неподалеку от заставы, никто не следит за ним, не спрашивает документы. Неужели такой беспечный народ пограничники?
Где бы ни появлялась эта долговязая фигура в берете, с модным галстуком, с платочком, торчащим из бокового кармана, солдаты подсмеивались: и перед кем он так вырядился! А для Багрецова это был обычный костюм, и лишь в случае крайней необходимости - чтобы, скажем, подняться на мачту автоматической метеостанции для проверки какого-нибудь нового прибора - Вадим надевал комбинезон.
Интересная у него профессия: конструировал специальные телеметрические приборы для метеорологов, сам устанавливал их, проверял. Часто ездил в командировки, вместе со своим другом Бабкиным побывал в среднеазиатской пустыне, в горах Алтая, повидал камчатские сопки, даже участвовал в экспериментальном космическом полете.
Сюда, на южную границу, Багрецов приехал проверять приборы, которые устанавливал здесь года три назад. Кому же, как не самому конструктору, заниматься этим делом? А кроме того, не так уж давно он усовершенствовал кое-какие приборы радиометеостанции и решил в комбинации с ветряком использовать солнечные батареи. Как они себя здесь поведут? Все расчеты и лабораторные опыты говорили, что такая комбинация целесообразна. Работа эта не казалась Багрецову особенно увлекательной, но что поделаешь - дисциплина. Вот уже несколько дней, как он поднимался на холм, где стояла мачта радиостанции, и, производя нужные измерения, трудился дотемна.
Сквозь по-весеннему прозрачные ветви бука видел он реку, маленький, заросший рыжими травами островок, видел кусочек чужого берега, который казался унылым, пустынным, будто и люди там никогда не бывали.
Багрецов брал с собой бинокль, чтобы, не поднимаясь на мачту, наблюдать за солнечными батареями.
Хотелось посмотреть в бинокль на тот берег, где другой мир. Странный и непонятный, он волновал Багрецова, как все неизвестное.
Вскоре Багрецов увидел "чужих", но не в бинокль, а на заставе. Наши пограничники привели двух крестьян, задержанных при попытке перейти речку и поискать свою скотину. Крестьяне были почти раздеты, рваное тряпье едва прикрывало тело. Эту страшную бедность и потом наблюдал Багрецов: жалкие хижины, кое-где пасутся тощие коровы. На полях согбенные фигуры с мотыгами. Вечерами там стоит нерушимая тишина. Темно, в редких окнах мерцают огоньки.
А здесь, на склоне горы, светились огни колхозного селения, оттуда слышался голос радио, рокот автомобилей, и Багрецов все чаще и чаще думал о затаенной тишине чужого берега.
Однажды на той стороне в будку, над которой болтался вылинявший флаг, вошли три офицера в щеголеватой военной форме, знакомой Багрецову по фотографиям и кинофильмам. Брюки, заправленные в башмаки, короткие куртки, пилотки.
...Завтра Багрецову надо уезжать. Работа закончена. Завтра он сядет в самолет и, возможно, никогда не вспомнит о днях, проведенных на границе.
Однако события развернулись иначе. Уже смеркалось, когда он в последний раз взобрался на холм, туда, где стояла мачта радиостанции. Закатные лучи играли на зеркале солнечной батареи. Шумели лопасти ветряка, гудел генератор...
Вадим опустился на землю, сел, но тут же приподнялся и, чтобы не испачкать плащ, снял его и повесил на нижнюю крестовину мачты.
Захотелось испробовать силу. Багрецов подпрыгнул и подтянулся на руках, затем полез на мачту: надо посмотреть, не греются ли подшипники у ветрогенератора. Ветерок приличный, за все дни такого не было.
Почти у самой вершины мачты ветер сорвал с Вадима берет. Вадим проследил за ним взглядом, вытягивая шею. До реки берет не долетел, застрял где-то в кустах.
Перед глазами Вадима замаячил заросший камышом и болотными рыжими травами островок. Будто в зеленой рамке виднелся он между деревьями. Вполне возможно, что островок никому не принадлежал, был, так сказать, нейтральной почвой, если считать за почву тинистую отмель, наполовину залитую водой.
Рыжая трава напоминала лисий мех, взъерошенный ветром. Сильный порыв - и Вадим совершенно ясно увидел человека. Человек лежал на животе, мокрый. Наверное, ждал темноты, чтобы переплыть на нашу сторону. Его можно было заметить только с большой высоты, болотные травы скрывали надежно.
Вадим навел бинокль, но рука дрожала, и горизонт прыгал, все расплывалось. Наконец навел на резкость. Теперь стало видно четко и ясно: вода, стебли огромные, как бамбук... И высоко поднятое лицо с закушенными от боли губами, широко раскрытые светлые глаза, раздвоенный подбородок... Голова стриженая. Ворот гимнастерки разорван, на шее кровь...
Багрецов не помнил, как спустился с мачты. До заставы далеко, километров пять. Время бежит. Вадим жадно хватает воздух. Сердце готово разорваться не только от бега, но и от волнения. Багрецов выскочил на открытое место и чуть не задохнулся. Холодный упругий ветер дул вдоль реки. Казалось, будто мчится навстречу бушующий водопад...
- Стой! Кто идет?
Для Вадима это был спасительный оклик. Он уже совсем выбивался из сил.
...Рано утром, когда привезти его плащ и потерянный берет, Вадим не удержался и спросил, чем закончились вчерашние поиски.
Посыльный развел руками:
- Мы больше по хозяйственной части. Нам про такие дела не докладывают. Но, видать, пока еще не поймали.
На том и закончился разговор.
Глава вторая
ЗАГАДКА "МЕРТВОГО САДА"
Прошло полгода. Все реже и реже Багрецов вспоминал случай на границе. А командировка в новый район, где Вадим никогда не бывал, совсем вытеснила старые воспоминания. Вадима предупредили, чтобы он захватил с собой телеметрические приборы, которые только-только начинали применяться в строительной технике. Это показалось странным. Ехать за тридевять земель и тащить с собой уникальные приборы на какую-то неизвестную стройку. Таких приборов нет еще, наверное, ни на одном московском строительстве. Впрочем, начальству виднее. А кроме того, интересно посмотреть новые, еще не обжитые места, повстречать новых людей и... давнишнего друга Надю Колокольчикову. Оказывается, она уже находится там, на строительстве, с аппаратами для телевизионного контроля.
Не нужно ворошить былое. Рана еще не зажила, обида помнится. А ведь три года с тех пор прошло, когда Вадим чувствовал себя самым несчастным человеком в мире, если Надя не могла с ним встретиться.
Сейчас другое. Встретились и сразу же заспорили. И чтобы Надя не подумала, будто Вадим все это время страдал в разлуке, Багрецов ни в чем не хотел уступать, проявляя свой жесткий, мужской характер.
Он доказывал, что технику двигают не инженеры-исследователи, к коим принадлежит сама Надя, а люди творческие, то есть инженеры-конструкторы. И что женщинам не свойственно конструкторское мышление.
- Как так? - возмутилась Надя.
Спор происходил возле проходной будки стройучастка, куда сегодня ранним утром приехал Багрецов. Пропуск еще не был готов.
Место и время для такого спора были явно неподходящие. Боясь запачкать белое пушистое пальто, Надя подстелила газету на железной бочке, а Багрецов кое-как примостился на маленьком чемоданчике.
За высоким забором гремела лебедка, гудели моторы, слышалось шипение выпускаемого пара, звон металла, грохотали камни в железном кузове самосвала.
Надя, маленькая, со стриженой медноволосой головкой, отчего Вадим называл ее "щегленком", в минуты раздражения ударяла каблучками по гулкой бочке.
- У женщин нет конструкторского мышления? Ужасно! И ты это посмел сказать? - старалась она перекричать шум. - А тысячи женщин-конструкторов на заводах?!
- Да ведь это же деталировщики, - усмехался Вадим. - Ты мне назови женщину, скажем, авиаконструктора, кораблестроителя, видную изобретательницу. Нет, не исследовательницу, не математика...
- Погоди, погоди... - Надины и без того прищуренные глаза превратились в черточки. - Сейчас вспомню...
"Щегленок", - ласково поглядывая на нее, думал Вадим. Ей немало доставалось на уроках: чертит что-нибудь, рисует и вдруг забудется, начнет насвистывать. Всегда выступала на школьных вечерах. Хороший слух, музыкальность. Пророчили консерваторию, а кончилось дело радиотехникой. Увлеклась приемниками, телевизорами, поступила в техникум связи, показала недюжинные способности в области радиоизмерёний, затем приняли ее в Научно-исследовательский институт электроники и телевидения лаборанткой. Училась заочно, и теперь она инженер, а для Вадима все-таки маленький "щегленок".
- Оставим, Надюша, бесполезный спор. Будущее все-таки во многом принадлежит технологии. Но не технологам-ремесленникам, а настоящим изобретателям. Но изобретатели, как правило, работают не в исследовательских институтах, а в промышленности. Вот это люди!
Сжимая в карманах кулачки, Надя нервно постукивала каблуком по железной бочке, ждала, когда Димка выскажется. Разве можно противопоставить заводских работников ученым? Ведь одни без других ничего не стоят, а потому и работают рука об руку. Взять хотя бы ту же опытную стройплощадку, куда Институт телевидения и электроники командировал Надю. Конечно, здесь должны быть и архитекторы, и строители, научные работники и заводские инженеры. Димка еще не успел познакомиться с начальником строительства Васильевым, а то бы понял, что даже в одном лице может, сочетаться видный ученый-исследователь, инженер-конструктор и технолог. Но даже и этого мало. Васильев необычно разносторонен. Несколько лет назад он изобрел и построил танк для поисков нефти под дном Каспия, а сейчас, говорят, совершил переворот в строительной технике.
Надя ничего в строительстве не понимала. Как приехала, приказал Васильев выделить комнату для ее телеконтролеров. Зачем на строительстве нужно телевидение - Надя представляла себе довольно слабо. А здесь вообще пока еще ничего не строили. Нет еще даже ни котлована, ни фундамента; правда, вдали виднелось какое-то сооружение, а тут гараж и домики для обслуживающего персонала. За эти дни Надя встретила лишь нескольких рабочих. Вот и все ее впечатления от строительства...
Она заинтересовалась Васильевым. Седеющий, малоразговорчивый человек с умными серыми глазами. Взглянул мельком, сказал несколько обязательных слов и простился. Занятая подготовкой аппаратов, Надя его больше не видела. Капризничал один из телевизоров. Вероятно, испортился в пути. Надя нервничала, боялась - а вдруг не сумеет наладить? Как тогда? Что скажут тебе серые глаза? Ужасно!
Все эти годы Вадим старательно избегал встречи с Надей. Но вот и пришлось встретиться. Сколько же времени можно таить в себе обиду! Надя тоже перестала спорить и сердиться. Улыбается: "Довольно, Димка. Будем опять друзьями".
...Пропуск на стройплощадку наконец выписан, вахтер взмахнул рукой давай, мол, сюда, приезжий, предъявляй документы.
Багрецов представлял себе, что такое строительная площадка, однако, миновав проходную, убедился в своем невежестве. Если Надя думала, что здесь должен быть кирпич, то Вадим рассчитывал на вполне современные методы строительства. Но где же портальные краны, блоки, панели, каркасы, бетон, кровля? Из чего же здесь собираются строить дома? Материалов не видно никаких.
- Интересно, Надюша, зачем нас сюда прислали, - сказал Багрецов, поставил чемодан на бетонированную дорожку и помахал занемевшей рукой. - Пока я ничего не вижу.
Надя с усмешкой пожала плечами:
- Тебе-то что? Не видишь и не видишь. А мне приказано видеть. Начальник строительства Васильев говорил, что телеконтролеры нужны для наблюдения за каким-то там процессом внутри здания. Я по наивности и спрашиваю: "А где, мол, оно?" Отвечает, что сегодня начнут строить. Но мои аппараты потребуются для второго здания.
- Бедный щегленок! Будешь сидеть здесь до зимы. Проси маму выслать шубу. Шутка сказать, дом построить. Минимум несколько месяцев.
Больше всего он боялся, что и сам останется здесь надолго. В другое бы время радовался: новые люди, незнакомая техника - что может быть интереснее? А сейчас совсем не то. И зачем только девушек посылают в командировки! Он готов взять на себя ее дела - как-нибудь справится, - лишь бы уехала поскорей, лишь бы не встречаться никогда.
Нельзя было отказать Наде в проницательности, она поняла тревогу Димки и поспешила его успокоить:
- Васильев сказал, что если опыт будет удачным, то он меня отправит домой через неделю.
Вадим устало поднял чемодан. Дом - за неделю? Чепуха! Ведь это не крупноблочное строительство.
Строительное управление находилось в конце территории. Насвистывая что-то веселое, Надя независимо шла впереди.
Бетонированная дорожка оборвалась сразу, будто остановившись с разбега у широкого рва. Надя могла поспорить, что вчера этого рва не было. Неужели за ночь смогли его вырыть? Зачем он здесь?
Багрецов заметил ее растерянность.
- Заблудился, щегленок?
- Не может быть. Я здесь вчера ходила.
Прикрыв глаза от солнца, Вадим посмотрел вдоль канала.
Канал пересекал чуть ли не всю территорию строительства. В конце его высился гараж. Ясно было одно: управление, куда Надя вызвалась отвести Багрецова, оказалось на противоположной стороне канала. Как же туда перебраться?
Надя заметалась, подбежала к самому краю.
- Димка, - услышал Вадим ее оклик, - на той стороне лесенка.
Надо будет спрыгнуть вниз, потом принять Надю на руки, ведь она маленькая, ей трудно самой спуститься. Вадим высокий, длинный, но когда он снизу протянул Наде руки, то все же не достал до нее.
- Прыгаю, - предупредила она. - Держи крепче, рыцарь. Не осрамись.
Надя медлила. Лестно и приятно смотреть на него с высоты. Тянет, глупенький, руки вверх - сдаюсь, мол, на милость победительницы, прошу пощады.
Легкая как перышко, скользнула Надя вниз, Вадим лишь поддержал ее за талию, и вот она уже стоит на одной ноге, вытряхивая песок из туфли.
Поднялись по железной лестнице и только тут встретили первого человека на стройплощадке, видимо строителя, в брезентовой спецовке, сплошь покрытой известью. Лицо его тоже было белым, точно напудренным. Он стоял задумавшись, напоминая гипсовую статую рабочего где-нибудь в районном парке культуры и отдыха.
Надя спросила, как пройти в управление. Он посмотрел на нее непонимающе и указал рукавицей налево:
- За "мертвый сад".
Вчера ода гуляла по садику, на который ей сейчас указал рабочий. Здесь был старый хутор, жил какой-то чудак. Но почему сад назвали "мертвым"? Осенний, что ли? Но он еще наполовину зеленый, пожелтел кустарник да кое-какие деревца. Вот и сейчас его видно. Будто по зеленому блестящему шелку разбросаны желтые и красные листья. Интересно, как бы выглядел такой рисунок на платье?
Подойдя ближе к деревьям, Надя всплеснула руками:
- Дождь, что ли, прошел над садом? Или это роса? Что скажешь, специалист?
"Специалист" молчал. Без ложной скромности он мог признаться, что немного понимает в происхождении и характере атмосферных осадков, строил всякие электронные приборы для определения влажности, изучал микроклимат в разных районах, короче, считал себя достаточно сведущим в этих делах. Но здесь он растерялся и мог лишь удивленно смотреть на странные шутки природы. Дождь? Роса? Неужели Надюша не видит, что это лед? Будто в гололедицу, им покрыты стволы, ветки, листья. Но время-то еще теплое, даже сейчас жарко, пришлось снять пальто.
Надя перепрыгнула через толстую трубу, похожую на газопровод, и, по-детски подскакивая на одной ножке, побежала. Махнув пестрой косынкой, крикнула:
- Догоняй.
Надя скрылась за кустарником и вдруг отчаянно взвизгнула. Багрецов бросил чемодан, пальто и перемахнул через трубу. Два десятка метров до первых кустов он пролетел как на крыльях.
Размазывая кровь по щеке, Надя с ужасом смотрела на сиреневый куст. Вадим хотел раздвинуть ветви, посмотреть, что же там могло быть, но листья на них оказались твердыми и острыми, будто жестяными. Он невольно сунул порезанный палец в рот и лишь сейчас догадался, что не льдом покрыт "мертвый сад"... Какая там гололедица! Блестящее стекловидное вещество обволакивало деревья и кустарник. По траве нельзя было пройти: она звенела и трещала, резала ботинки.
Надя боялась пошевелиться. Кругом колючие стеклянные ветки. Услышав всхлипывания, Вадим словно очнулся, обнял Надю и вывел на безопасное место.
Она оглянулась на "мертвый сад".
- Объявление хоть бы повесили. Фокусники.
Багрецов не мог подавить в себе любопытства. Непонятно, что же здесь произошло? На том месте, где он стоит, трава пожелтевшая, но совершенно нормальная. Засохший кустик полыни тоже обыкновенный. А чуть подальше все покрыто стеклом, как ледяной коркой.
Он окинул взглядом сад. Ближайшие деревья - акация, сирень. Еще какие-то декоративные растения. Жимолость? Кое-где на ветках блестящие сосульки. Пройдя несколько шагов, Вадим заметил желтый одуванчик. Осеннее цветение. А вот цветок цикория, будто сделанный из стекла, лепестки голубые, прозрачные. Вадим тронул стебель ногой, он упруго сопротивлялся, потом со звоном лопнул, как стеклянная трубка. Багрецов нагнулся: у ног лежала застывшая лягушка с широко раскрытым ртом. Блестящая, она напоминала майоликовую пепельницу.
Надя, успокоившись, припудрила царапину и, не в силах сдержать любопытства, пошла к Вадиму. Он слышал, как хрустит трава у нее под каблучками, надо бы пойти навстречу, но не было сил оторваться от этого необычного зрелища. На холодном гладком листе застыла стрекоза. Она уже никогда не взлетит, и прозрачные крылышки ее поистине стали стеклянными.
Страшный сад. Весна его никогда не разбудит. Он вечен в своей осенней красоте.
- Димка, смотри! Щегленок... - послышался жалобный голос Нади.
Он подбегает к ней, и Надя пугливо жмется к его плечу. Возле куста, словно пытаясь взлететь, подняла крылья будто окровавленная красноголовая птичка. Сейчас она кажется раскрашенной фарфоровой статуэткой. Глаза, подернутые пленкой, раскрытый клюв... Наверное, в последние свои минуты хватала воздух в густом липком дожде. Багрецов догадывался, что распыленная масса, чем-то напоминающая жидкое стекло, падала сверху, обволакивая все живое в этом саду. Но зачем это нужно? Чья злая воля умертвила его? Дикое издевательство над природой, и простить этого нельзя.
Вадим оторвал от земли щегла, чтобы показать начальнику строительства. Сад обходили стороной. Надя совсем расстроилась, опасливо косилась на мертвую птичку, лежащую у Димки на ладони. Вадим молчал.
С этих пор он никогда не сможет назвать Надю "щегленком". Никогда.
Глава третья
НИКТО ИЗ ХИМИКОВ НЕ СЛЫХАЛ О "ЛИДАРИТЕ"
Жизненный опыт у Багрецова невелик, но, постоянно общаясь с настоящими творческими людьми, он мог категорически утверждать, что это люди изумительной душевной чистоты. Ведь он жил с ними рядом, бок о бок. Однако он наблюдал и другое, не раз убеждался на опыте, что в науке невероятно трудно отличить созидателей от потребителей. Последние очень ловко маскируются. Попробуй раскуси их.
Итак, в институт, где работал Багрецов, пришла бумага из некой организации, которая пышно именовалась НИИСТП (Научно-исследовательский институт строительно-технических проблем). Багрецову было приказано составить список телеметрических приборов для передачи на расстояние примерно таких показателей, как влажность, температура, механические деформации, - всего, что требуется строителям.
Багрецов составил список, взял приборы и на другой же день отправился "в распоряжение начальника ОКБ НИИСТП товарища Васильева А. П.". Единственно, что знал Вадим, - стройка находилась где-то в Западной Сибири, вдали от крупных населенных пунктов - в неизвестных Вадиму местах.
Встреча с Васильевым не так уже волновала Багрецова. Начальник особого конструкторского бюро и он же руководитель строительства. Наверное, опытный администратор, погрязший в хозяйственных заботах.
Но как бы удивился Вадим, познакомившись с "опытным администратором" Васильевым и увидев его за столом в своем кабинете.
Васильев приходил на работу очень рано, когда его никто не мог беспокоить. Это время отдавалось самому главному. Тут формулы, колонки цифр, беглые рисунки, эскизы, собранные в толстой пронумерованной и прошнурованной книге, сухо именуемой "технический дневник". Прежде чем сесть за письменный стол, он долго, как хирург, мыл руки, вытирая их, придирчиво осматривал каждый палец не осталось ли чернильных пятен - и лишь тогда брался за перо. Работал он с увлечением, Васильеву немногим больше пятидесяти, а он торопится, боится, что не успеет выложить все свои идеи, экспериментально доказать их плодотворность и все это передать людям.
Но вот когда ему, инженеру-механику по образованию, предложили руководить конструкторским бюро в институте, где решались проблемы строительства и где властвовали представители "чистой науки" - физики, химики, которые потом вынуждены были объединиться под
флагом "физико-химической механики", то на первых порах он растерялся. Новая наука с огромной будущностью. Совсем недавно ее создали советские и зарубежные ученые. Как он сможет объединить у себя в конструкторском бюро, которому приданы лаборатории и физиков, и химиков, и механиков, интересы ученых всех этих специальностей? Прошел месяц, и Васильев понял, что в лабораториях его КБ далеко не все жаждут такого сотрудничества, а потому и работа идет ни шатко ни валко.
С самого первого дня, как только Васильев переступил порог института, его стали считать несусветным чудаком. Но не потому, что, скажем, он оказался рассеянным, как принято думать об ученых, или встряхивал пробирку, говоря при этом: "Видите, что-то черненькое там белеется?" Не искал он и свою палку, висевшую на руке. У нового начальника были иные странности. Знакомясь с сотрудниками, он вызывал их поочередно в кабинет. Приходит к нему в назначенный час молодой диссертант. Васильев говорит, что просмотрел все его отчеты, диссертацию, и тут же с места в карьер советует оставить научную работу. "Таланта, - говорит, - у вас нет. Не мучайте себя и нас. Пока не поздно, займитесь полезным делом".
К новому начальнику многие молодые учение стали относиться с уважением. Действительно - талант, и заслуг у него в прошлом достаточно. Но находились и другие. "Причем тут наука? Если ты инженер, то сиди на заводе, занимайся массовой продукцией. А здесь научный институт. Ученый выбирает себе тему и чаще всего работает над ней всю жизнь. Он однолюб, изучает тему до тонкости, пока не будет ее знать лучше всех. Только такой ученый, не заглядывая в справочник, может ответить, к примеру, какова звукопроводность пенобетона такой-то марки при минусовых температурах. А вы говорите "Васильев"! Что он может?" Перед войной Васильев конструировал танки, потом подводную установку для разведки нефти, наконец, пришел в строительный институт разрабатывать технологию массового производства домов. Все это были звенья одной и той же цепи.