Страница:
– Понимаю, – без тени насмешки или отвращения кивнул Дет. – Но ведь с этим можно и не спешить. А в остальном вы чем-то похожи. Оба сильно отличаетесь от других и оба одиноки. Вам сама судьба велела быть вместе.
– Да я и представить себе этого не могу, сразу педофилом себя чувствую. Она же мне по пояс!
– Ты всё-таки подумай. И если надумаешь – приходи, – подвел итог Дет, не спеша поднимаясь с земли. – Сомневаюсь, что она сразу потребует от тебя близости.
Они разошлись в разные стороны, а я так и осталась стоять за деревом, с трудом сдерживая смех. Так вот чего Марк боится! Нет, мужчины иногда бывают до ужаса наивными. Дождавшись, пока оборотень окончательно скроется из виду, я смогла наконец отсмеяться. Странно: вроде бы и мнение обо мне как о женщине высказано не самое лестное, а обиды нет совершенно. Ну не нравлюсь я ему, и что? Если честно, он мне тоже в этом смысле не нравится. Эдакая пара извращенцев, вместо того, чтобы семью создавать, на троллей засматривающихся… Какой союз может получиться…
Немного отдохнув и вдоволь повеселившись, я продолжила анкетировать народ. 119 День 1 Года. Джунгли На привале, с корзинами, полными фруктов, на пути к плоту я встретила мужчину с шикарной гривой темных волос, спадающих на плечи крупными кудрями, и такой же замечательной ухоженной бородой. Он нес огромную связку плодов, похожих на миниатюрные бананы с ярко-оранжевой кожурой. Поскольку таких даров леса я еще не видела, то заинтересованно остановилась, опустив корзины на землю.
– Привет, а где ты их нашел? – спросила я.
– Где нашел, там уже нет, – ехидно улыбнулся гривастый. – Я же не спрашиваю, откуда ты взяла свои фрукты.
– Ну, у меня и так все ясно. С деревьев.
– У меня тоже, – засмеялся мужчина. – С кустов.
– Вот ведь… – я обиженно фыркнула. – Я хотела предложить поменяться, – мужчина с интересом заглянул ко мне в корзины и удивленно присвистнул. – Предлагаю на вес, – и подумав, добавила. – И не торгуюсь.
Он с сомнением посмотрел на меня, но потом кивнул. Мы быстро обменялись большей частью плодов. Заметив, что гривастый не стремится обмануть, я доверила взвешивание (конечно, примерное) ему.
– Меня Захаром зовут, кстати, – представился мужчина.
Кажется, я уже слышала это имя, вот только когда и в каком контексте?
– Приятно познакомиться. Пантера, – кивнула я, старательно напрягая память. – Кстати, ты не против ответить на несколько вопросов? Мы тут анкетирование проводим…
– Я уже отстрелялся, – рассмеялся гривастый. – Как у тебя жизнь? – с непонятным любопытством поинтересовался он. – Я слышал, ты вполне нормально устроилась и с группой живешь дружно.
– С чего бы нам ссориться, – пожала плечами я, и внезапно вспомнила. – Кстати, это ведь ты проголосовал за то, чтобы меня не выгонять, тогда, в самом начале? А я так тебя и не поблагодарила…
– А я не ради благодарности голосовал, – улыбнулся Захар. – Кстати, раз уж лично познакомились, приходи на нашу свадьбу.
– Какую свадьбу? – удивилась я, привыкнув, что в этом мире люди сходятся и расходятся без всяких там официальных церемоний.
– А вот послезавтра придешь и узнаешь. Если, конечно, ничего неожиданного не вылезет, и начальник нашего плота перестанет мешать моей личной жизни.
Вот что-что, а это я прекрасно понимаю! Сразу вспомнилась до сих пор вгоняющая в краску реплика Севы насчет оборотня и второго этажа.
– Сильно мешает? – сочувственно спросила я.
– Бывает. Но меня ему не одолеть, – ожесточенно сверкнул глазами Захар. – Вопит о равенстве и демократии на нашем плоту, а сам ни предложений, ни возражений даже выслушать не хочет! Ну ничего, я не позволю так со мной обращаться. Меня ничто не держит: если и дальше против моей Марфочки возражать станет, я просто уйду с его плота.
– А куда? Насколько я знаю, лишнего места ни у кого нет, – недоуменно сказала я.
– Может, лучше подождать с уходом, пока не остановимся на большой привал рядом с бамбуком?
– Есть общаги, на них всех принимают, – кивнул Захар в сторону одного из крупных, но открытых и достаточно густо заселенных плотов. – Вот у них там настоящее равенство.
– Но ведь там же самая беднота собралась!
Захар чуть не упал от смеха.
– Где ты здесь вообще бедноту видела? – немного успокоившись, спросил он. – Нет, на общагах просто собрались те, кто ценит свободу и возможность выбора больше некоторых удобств. А кто хочет простой комфортной жизни – идет к царю. Вон, Посвященные когда-то тоже не слишком зажиточной группой считались, нет?
– Ну, это только пока на одном месте долго стояли и всю еду в округе обобрали, – встала я на защиту своей группы.
– С остальными такая же ситуация, – пожал плечами Захар. – Я бы даже больше сказал: сейчас, пока мы плывем, у всех нас благодать. Честно говоря, иногда мне хочется, чтобы эта река никогда не кончалась. Так ты придешь?
Я кивнула, задумчиво глядя в сторону плотов, названных Захаром "общагами". А ведь и правда, решив для себя, что большими группами едут только самые малоимущие, я и не пыталась узнать про них больше. А, наверное, стоило бы.
Пообещав себе в следующий раз не спешить с выводами, отправилась домой.
Предыдущим вечером мы заметили, что мох не спешит выпускать карминовую дымку взамен сбитой дождем, да и утром ситуация не изменилась. В честь окончания сезона спороношения красного мха (который, по моему глубокому убеждению, ознаменовал окончание сезона дождей) мы решили устроить генеральную уборку и помывку.
Уборка состояла в обильном поливе закрытых от дождя помещений речной водой из универсального ведра и протирании бамбуковых стеблей мокрыми пучками травы. Все постели собрали в себя за это время столько грязи, что были торжественно выкинуты на берег, а взамен каждый из нас притащил по несколько охапок свежей травы.
Первыми вымылись Детовские жены и гости плота, после чего настала очередь остальных женщин из нашей группы. Хотя мне, в отличие от них, ведро для купания без надобности, я решила не отставать от коллектива и мыться вместе со всеми.
– Ничего себе у тебя волосы растут, – в очередной раз восхитилась Юля, когда я распутала тридцатисантиметровые лохмы. – Мне бы так.
– А мне бы не так, – покачала головой я. – Знаешь какая это пытка, когда шевелюра с такой скоростью отрастает?
– Зато какие прически делать можно, – мечтательно зажмурилась астроном, в свою очередь расплетая шикарную рыжеватую косу.
– Зато не успеешь подстричься, как снова в глаза лезут, – возразила я.
Последнюю фразу услышал Росс, не преминувший съехидничать:
– Предлагаю услуги хвостовыдергивателя и неожиданнопугателя. Для знакомых оборотниц скидки!
– Да ну тебя, – с улыбкой отмахнулась я, пытаясь отмыть расчесанные пряди в воде, но природная краска намертво въелась в волосы. – Слушайте, девчонки, может, мне побриться? – спросила, задумчиво рассматривая красно-карминовые пряди. – А то мне этот цвет не нравится, а он никак сходить не хочет.
– Давай помогу, – с готовностью предложила Надя. Вскоре она сдалась, убедившись в бесплодности своих трудов, и удивленно покачала головой. – Действительно, не отмывается.
Вскоре выяснилось, что и к моей коже карминовая пыльца прилипла прочно, особенно на спине. После тщательного купания все ученые приобрели свою природную расцветку, только у светлокожей Веры на теле сохранился слабый красноватый оттенок. И лишь я по-прежнему оставалась ярко-красной. Если на руках и передней стороне тела (исключая шею и лицо) натуральный цвет еще чуть-чуть угадывался, то волосы, лицо, шея и спина (особенно треугольная область от плеч к копчику, которая у мужчин-оборотней покрыта шерстью) оставались сочно карминовыми, несмотря ни на мои усилия, ни на помощь подруг. Это помогло мне решиться, и, невзирая на все возражения, я всё-таки сбрила волосы – уж очень нервировал их кровавый оттенок.
– Н-да, мне теперь все попугаи завидовать будут, – пытаясь рассмотреть спину через плечо, потянула я.
– Ну в худшем случае это только пока верхние слои кожи не сменятся, – утешила меня Надя.
– Сама знаю, – кивнула я. – Но худший случай, похоже, в моем случае равен лучшему.
– Народ, слышали, Алина рожает! – математик неожиданно выскочил из кустов к плоту.
– Какая еще Алина?.. Рожает?!! Где? Как? – все девушки нашего плота, включая меня, дружно побежали в указанную Игорем сторону. И не важно, что женщина совсем незнакомая, ведь это первые роды у представительницы их вида. Рядом с местом действия уже собралась целая толпа: народ переговаривался, обсуждал знаменательное событие, гадал о поле будущего ребенка.
– Тихо, тихо, успокойтесь! – покой роженицы и ее мужа охраняли царские стражники, не подпуская народ к плоту, где, в шалаше, проходило таинство. Но гораздо лучше его слов на толпу подействовал женский крик, в котором смешались боль и наслаждение.
– Ну же, давай, – шепотом поддержала неизвестную роженицу Надя, до боли сжав пальцами мое запястье.
Я посмотрела на подруг. Еще бы им не волноваться – никак, скоро самим предстоит пройти через то же самое. Осторожно отняла руку у Нади и пошла выбираться из толпы. Отсюда я все равно ничего не увижу, слишком ростом не вышла. Добравшись до ближайшего к плоту дерева, я залезла повыше. Так и толкаться не придется, и на ребенка посмотреть смогу.
Через несколько минут из домика на плоту раздался радостный мужской вопль, а еще чуть позже оттуда вышел гордый отец, поднимая над головой ребенка.
– Мальчик!
Мой взгляд приковался к младенцу. С первого взгляда он походил на помесь человека и лягушки. Примерно на треть меньше нормального новорожденного, не просто пухленький, а прямо-таки толстенький. Младенец замахал руками, и я невольно обратила внимание, что между пальчиками у него перепонки, доходящие почти до ногтевой пластинки. Кстати, и на стопе тоже природные ласты, да и сами пальцы длиннее, чем у человеческих детей. На лице обращал на себя внимание узкий, из-за слипшихся ноздрей, нос и глаза, периодически затягивающиеся беловатым третьим веком. А ведь у взрослых людей этого вида нет перепонок, пальцы на ногах нормальной длины, нос другой формы, да и третьего века я ни разу не замечала…
Интересно, этот мальчик нормальный или тоже какой-нибудь полукровка, навроде моих?
Однако окружающих людей необычный облик младенца нисколько не смущал. Вокруг звучали восторженные разговоры и поздравления счастливому отцу. Понаблюдав за людьми, я решила, что с ребенком все в порядке, ведь когда я родила полукровок, все инстинкты подсказывали, что они неправильные. А раз все считают, что мальчик так и должен выглядеть, значит это – правда. Я присоединилась к поздравлениям, а потом поспешила вернуться домой, чтобы побыть в одиночестве. И эти люди еще называли меня нечеловеком! Да достаточно посмотреть на ребенка, чтобы понять, что они совершенно такие же.
Единственное, что меня немного беспокоило, так это вопрос, а как выглядят нормальные дети моего вида? 120 День 1 Года. Река К полудню Кесарю быстро полегчало: он даже присоединился к нам за обедом. Все очень обрадовались такому повороту событий, лишь Росс озабоченно хмурился, с подозрением вглядываясь в бледно-зеленоватое лицо пациента, но Кесарь заверил его, что чувствует себя несравненно лучше.
– Итак, думаю, все мы сможем справиться с возникшими разногласиями и зажить, наконец, в мире, – шутливо поднял он миску из папортофельной кожуры с супом.
– С нашей стороны для вражды нет никаких причин, – самоуверенно заявил Сева.
Кесарь бросил на него снисходительный взгляд, как на маленького ребенка, сморозившего глупость, отчего инженера перекосило, и с готовностью перевел разговор.
– Меня до сих пор удивляют отношения внутри вашей группы. С одной стороны, власть представляет царь и остальные в чем-то ему подчиняются, но с другой стороны, либо это его правление весьма неуклюже, либо на часть людей власть не распространяется.
– А она и не распространяется, – пожал плечами Илья.
– Но ведь это же приведет к беззаконию и преступности.
– Это ты на цитадельских намекаешь? – ехидно прищурился Росс. – Да, я согласен, с вами надо бы построже…
– Наши люди всего лишь почувствовали слабину. Если ваше начальство не способно удержать власть в своих руках, за нее начнется борьба. Да и просто хаос.
– У нас было все в порядке, пока не пришли вы! – обвиняюще сказал Сева, его явно бесило спокойное достоинство Кесаря. – Вот с вашим приходом действительно начался хаос!
– Ну, вначале отношения еще не устоялись. Только несколько дней назад наши люди, поняв, что от вас ничего хорошего ждать не приходится, сами определились, кто у нас начальник, а кто – подчиненный. А вот вы между собой до сих пор этот вопрос решить не можете.
– Почему же? – возразил математик. – У нас, например, главный – Дет.
– Вот и я о том же, – кивнул цитадельский. – У каждой мелкой группы свой начальник, который не подчиняется общему правительству. Нет, не надо возражать, – он поднял руку, останавливая очередную ехидную реплику, готовую сорваться с губ Росса. – Я знаю, что есть общие законы, которые вы соблюдаете. Но их слишком мало и они практически не имеют отношения к становлению общества, а сводятся только к способу обезопасить одних людей от других. Этого недостаточно.
– Почему? – возразил Маркус. – Меня это как раз устраивает. Делай что хочешь, только не мешай другим. Свобода. А кому большей власти хочется, те идут к царю.
– Да и вообще, вон ты утверждаешь, что у вас власть крепче была, так что же мы процветаем, а вы гибнете? – не выдержал Сева, чем снова заслужил снисходительный взгляд. Я тихо хихикнула. Не знаю, как остальные, а этот цитадельский мне начинал нравиться.
– На это были объективные причины, – все так же спокойно и с достоинством, не оправдываясь, а лишь констатируя факт, сказал Кесарь.
– Да? И какие же? – не отставал инженер.
Цитадельский вздохнул.
– Мы проснулись большой группой и почти сразу же решили держаться вместе – так легче выживать в незнакомом мире. Нас было много, гораздо больше, чем когда приплыли вы. И сначала все складывалось как нельзя лучше: мы строились, организовывали крупные охоты, хорошо освоили рыболовство, а потом… – Кесарь замолчал, отпил бульона из миски. – Нет, конечно, в случившемся есть и наша вина, – негромко и задумчиво произнес он. – Мы не сразу заметили у коллег патологические изменения, – а, заметив, сначала не придали им большого значения.
Когда же, наконец, поняли, не решились применить радикальные меры. Сперва они стали просто более раздражительными, агрессивными. Быстро менялось настроение: от беспричинной ярости до такого же смеха. Потом начались галлюцинации. При самых первых признаках мы просто решили, что народ переутомился, тем более, что спали они гораздо меньше нас. Но заставить их отдохнуть никак не удавалось.
– Да, очень знакомые симптомы, – сочувственно вздохнул Дет. – Только, насколько я знаю, у нас это заболевание начало проявляться на несколько суток позже.
– А потом… потом больных стало слишком много, и мы уже не могли изолировать их от здоровых, поэтому пришлось изолировать здоровых от больных, а попросту – выгнать всех сходящих с ума из крепости. Тогда мы еще надеялись, что хотя бы часть из них поправится, пытались как-то помочь… но становилось только хуже.
Из-за этой болезни число нормальных людей сократилось в четыре раза. Главное, – с досадой ударил себя кулаком по колену Кесарь, – если бы хоть знали, к чему все придет – может, с самого начала решили бы проблему радикально: убив всех заболевших. Они ведь и без этого умерли.
– Вовсе нет, вот хоть у вашей цитадели их немало ходит, – заметила Лиля.
– То, что там ходит – это уже не люди. Я не знаю, во что они превратились, но это – не люди. Все человеческое в них погибло еще в первые два месяца.
– Ну конечно, если каждого сумасшедшего лишать права называться человеком… – презрительно бросил Сева.
– Я не лишаю ни одного человека этого права, кроме разве что отъявленных преступников, – с легким смешком возразил Кесарь. – Да вы сами, что, не заметили изменений, происходящих с молчаливыми… тьфу ты, троллями? Сначала да, они были просто сумасшедшими, а потом все, все человеческие черты исчезли. Постепенно, но неизбежно.
– Я согласен, – неожиданно для нас кивнул цитадельскому Дет. – Мне тоже приходила в голову эта мысль.
– Ну если так, то на мой взгляд, худшим временем для нас было как раз их сумасшествие, а по мере того, как стиралась человеческая личность, они становились гораздо менее злобными и агрессивными, – оптимистично заявил Илья.
– А я не согласна! Кто сказал, что в них умерло все человеческое? – невольно вмешалась я в разговор. Не верю! Стоит только вспомнить мою встречу с троллихой, или то, как мирно с ними сосуществовала Темная и то, что они смогли приручить кабанов…
– Может что-то и осталось, но очень глубоко, – не стал спорить Дет. – А поведение действительно стало гораздо больше походить на поведение животного, а не разумного существа.
– Ну не совсем. По моим наблюдениям, воюют они с нами достаточно целенаправлено, – не согласился с ним Кесарь. – Нет, на мой взгляд, они не превратились в животных – но перестали быть людьми, – цитадельский помрачнел, погрузившись в неприятные воспоминания, но потом смог справиться с ними и улыбнулся Севе. – Так вот, к незаконченному разговору – мы оказались в окружении войска троллей, в три раза превышающего нашу численность. Соответственно, в лес: ни на охоту, ни на собирательство – выйти стало практически невозможно, и основать деревни, которые мы планировали, – тоже. Из источников пропитания осталась только рыбалка. Хорошо еще, что в реке много рыбы, но в последнее время и ее количество заметно снизилось.
Народ понимающе переглянулся. Я тоже кивнула, представив, чем мог бы закончиться конфликт людей с троллями, если бы мы не покинули поле боя.
– Ладно, я понимаю, тролли, с ними и у нас большие проблемы. Но нас-то за что? – после долгого молчания спросил Росс.
– Да это так, – явно не желая развивать эту тему, Кесарь попытался перевести разговор, но если зеленокожий твердо решил добиться ответа, его почти невозможно отвлечь.
– Нет, ты все-таки скажи!
– Если так хочешь знать… – Цитадельский вздохнул, допил бульон и поднял задумчивый взгляд на Росса. – Через некоторое время после того, как начался голод, стал пропадать народ. В конце концов мы нашли этому причину – около месяца в цитадели орудовала шайка людоедов. Причем ее лидерами были как раз люди с кожей зеленого цвета. Они не просто поедали мертвецов – это, конечно, гадко, но еще можно понять. Но нет, им было мало погибших – они убивали. Мало того, все до единого зеленокожие входили в эту преступную банду. Какое отношение ты ждешь к себе подобным, после того, как это выяснилось?
Росс побледнел.
– Да, это ужасно, – только и смог выдавить из себя он.
Людоедские склонности Росса и поведение зеленокожих в цитадели – вряд ли простое совпадение. Мне стало жутко. До этого я винила керел в том, что они привили моему виду другие инстинкты и привычки, а еще в том, что обрекли хороших людей, например, Дмитрия, на превращение в троллей, и только теперь с ужасом осознала, что керели не обошли вниманием сомнительного качества ни один из трех видов. Кто знает, какие еще темные тайны хранят в себе наши новые тела?
– А к нам? – не удержалась от вопроса я.
– С оборотнями еще раньше проблема возникла, причем та же, что и с людьми с кожей зеленого цвета. Единственный плюс – они не организовывали банд и преступали грань настолько откровенно, что мы их сразу же выгнали. Точнее говоря, не мы выгнали – а они сбежали, мы-то арестовать и судить хотели…
Я кивнула, вспомнив, как когда-то пыталась съесть Дмитрия.
На этом наш разговор заглох, и мы отправили Кесаря отдыхать. К вечеру ему снова стало плохо, началась лихорадка и бред, и едва успело стемнеть, как он скончался, так и не прийдя в сознание.
– Мой первый пациент умер точно так же, – задумчиво потянул Росс, осматривая тело цитадельского. – Сначала лихорадка почти на пять суток (здесь, правда, она была чуть покороче), затем период ремиссии на несколько часов, а вскоре – снова лихорадка и смерть. Можете называть меня идиотом, но я не понимаю, что такого есть у Таля, чего не было у остальных? Вскрытие провести, что ли…
– Нет, нельзя, – категорично запретил зеленокожему Дет. – И так боюсь, что эта смерть принесет нам беду. Наоборот, мы должны как можно меньше трогать его тело и вернуть при первой же возможности, вместе со всеми его вещами. 121 День 1 Года. Джунгли Как и следовало ожидать, после того как весть о смерти Кесаря разнеслась по лагерю, отношения с цитадельскими стали еще напряженнее, причем, что интересно, не только у нашей группы, а у большинства "не царских" людей. Нет, нас никто не стал обвинять в убийстве прямо, хотя краем уха я и слышала разговоры о том, что мы поспособствовали кончине пациента, но тем не менее, и без того натянутые отношения стали почти невыносимыми. Целое человеческое общество все четче разделялось на два больших лагеря: царские люди плюс пара небольших групп (одной из них являлась свинтусная) да цитадельские – с одной стороны, и остальные независимые группы плюс практически все одиночки – с другой. Это, скорее всего, приведет или к окончательному разрыву, или к открытому противостоянию.
Предпочтительнее первое, поскольку последнего мне, естественно, не хотелось.
Невзирая на все трудности, мы продолжали анкетировать народ, потихоньку подбираясь к концу этого несомненно интересного, но утомительного занятия.
Кстати, ненадолго уединившись в кронах и выйдя в Интернет, я с радостью отметила, что опрос на форуме пользуется гораздо большей популярностью, чем следовало бы ожидать исходя из опыта прошлой жизни. Ну, тем лучше.
Переделав все повседневные дела, я набрала в собственноручно сплетенную корзинку крепких фруктов и прошла по берегу, пытаясь сообразить, на каком из плотов живет Захар. И только уже почти пройдя мимо искомого плавсредства, вспомнила. Давно, еще в самом начале сплава, я обратила внимание на плот с веселой компанией и отдельно сидящим… гривастым. Остановившись неподалеку я посмотрела на его группу, но не заметила никаких приготовлений к празднику. Да и самого жениха не видно. Неужели он действительно решил переселиться на общагу? Я немного понаблюдала за людьми рядом с плотом. С первого взгляда они не казались такими уж вздорными и непримиримыми, наоборот, производили впечатление дружной и веселой группы. Но я уже убедилась, что по первому впечатлению судить не стоит.
Вон, я когда-то своих друзей неумехами и неудачниками считала…
У общаг меня поймал Игорь.
– Что-то ищешь?
– Не знаешь, где может быть Захар?
– О! – непонятно чему улыбнулся математик. – Рад, что тебя тоже пригласили.
– А кого еще? – в душе шевельнулось неприятное подозрение, что если бы не случайная встреча, я могла остаться единственной неприглашенной на своем плоту.
– Меня! – рассмеялся Игорь. – Ну, идем?
Но я не спешила.
– Игорь, слушай, как думаешь, это достаточный подарок? – с сомнением кивнула я на корзинку с фруктами. – А то у меня еще бусы из косточек есть…
– И не вздумай, – взмахом руки остановил меня математик. – У свободных не принято дарить такие подарки. Фрукты взять можешь, но не дари – обидишь. А как угощение на общий стол – пойдет.
– Но почему? – растерялась я. – У него ведь свадьба! А на свадьбы как бы положено дарить подарки…
– Так сложилось. Свободные мобильность ценят выше, чем имущество. Поэтому и подарки на свадьбу у них дарить не принято – только приносить угощение для общего стола.
– Ты уверен? – меня все еще не покидали сомнения.
– Абсолютно! – Игорь покачал головой, удивляясь моему упрямству. – Как-никак, уже не первую свадьбу играют.
– Интересно, а почему я этого не замечала? – тихо пробурчала я себе под нос.
Математик промолчал, потянув меня к собравшемуся народу. Вначале я чувствовала себя немного скованно, но, заметив, что никого не смущает мое присутствие, с облегчением присоединилась к празднующему народу и вскоре сама нашла ответ на свой вопрос. Даже если я и проходила мимо свадьбы, то могла просто-напросто не понять, что происходит, настолько сильно отличалась церемония. В это время из-за кустов вышла невеста, невольно приковавшая мое внимание.
Она держалась прямо и с достоинством королевы среди подданных. Как и все, голая, а на голове венок из бело-розоватых прибрежных цветов. Но если на остальных отсутствие одежды выглядело просто и естественно, то она держалась так, как будто нагота – это сшитое на заказ свадебное платье. Взгляд открытый, не презрительный, но немного снисходительный, как у Кесаря. Цитадельская! Как я сразу этого не поняла?! Может потому, что еще ни разу не видела голого беженца?
– Она же цитадельская! – шепотом поделилась своим возмущением с сидящей справа амазонкой.
– Ну и что? Любви неведомы границы, – так же тихо ответила мне она.
– Но ведь… – я замолчала, подумав, что не стоит высказывать свои опасения. А их было немало.
Насколько я знаю, единственный более-менее нормальный человек из цитадели – Темная. С трудом верится, что эта Марфа так запросто сменила свое отношение ко мне подобным. А если так, то не может ли она настроить против меня Захара? Я украдкой вздохнула. Честно говоря, очень не хочется терять союзников, даже неявных. Может, стоит поговорить с ним? Нет. Я встряхнула головой, отгоняя глупые мысли. Во-первых, у меня пока нет доказательств ее предвзятого ко мне отношения (если честно, то скорее уж наоборот). Во-вторых, даже если негатив и есть, мое вмешательство, скорее всего, сделает только хуже. И, наконец, в-третьих, с чего я взяла, что Захар такой безвольный человек, что так запросто позволит изменить собственное мнение? Подумав, я решила не лицемерить, изображая бурную радость, но отнестись к молодоженам доброжелательно и с уважением. Тогда, что бы ни случилось в дальнейшем, и как бы ни сложились наши отношения, я, по крайней мере, смогу не винить в этом саму себя. Украдкой оглядевшись, с облегчением и небольшим удивлением убедилась, что других цитадельских, кроме невесты, на празднике не наблюдается.
– Да я и представить себе этого не могу, сразу педофилом себя чувствую. Она же мне по пояс!
– Ты всё-таки подумай. И если надумаешь – приходи, – подвел итог Дет, не спеша поднимаясь с земли. – Сомневаюсь, что она сразу потребует от тебя близости.
Они разошлись в разные стороны, а я так и осталась стоять за деревом, с трудом сдерживая смех. Так вот чего Марк боится! Нет, мужчины иногда бывают до ужаса наивными. Дождавшись, пока оборотень окончательно скроется из виду, я смогла наконец отсмеяться. Странно: вроде бы и мнение обо мне как о женщине высказано не самое лестное, а обиды нет совершенно. Ну не нравлюсь я ему, и что? Если честно, он мне тоже в этом смысле не нравится. Эдакая пара извращенцев, вместо того, чтобы семью создавать, на троллей засматривающихся… Какой союз может получиться…
Немного отдохнув и вдоволь повеселившись, я продолжила анкетировать народ. 119 День 1 Года. Джунгли На привале, с корзинами, полными фруктов, на пути к плоту я встретила мужчину с шикарной гривой темных волос, спадающих на плечи крупными кудрями, и такой же замечательной ухоженной бородой. Он нес огромную связку плодов, похожих на миниатюрные бананы с ярко-оранжевой кожурой. Поскольку таких даров леса я еще не видела, то заинтересованно остановилась, опустив корзины на землю.
– Привет, а где ты их нашел? – спросила я.
– Где нашел, там уже нет, – ехидно улыбнулся гривастый. – Я же не спрашиваю, откуда ты взяла свои фрукты.
– Ну, у меня и так все ясно. С деревьев.
– У меня тоже, – засмеялся мужчина. – С кустов.
– Вот ведь… – я обиженно фыркнула. – Я хотела предложить поменяться, – мужчина с интересом заглянул ко мне в корзины и удивленно присвистнул. – Предлагаю на вес, – и подумав, добавила. – И не торгуюсь.
Он с сомнением посмотрел на меня, но потом кивнул. Мы быстро обменялись большей частью плодов. Заметив, что гривастый не стремится обмануть, я доверила взвешивание (конечно, примерное) ему.
– Меня Захаром зовут, кстати, – представился мужчина.
Кажется, я уже слышала это имя, вот только когда и в каком контексте?
– Приятно познакомиться. Пантера, – кивнула я, старательно напрягая память. – Кстати, ты не против ответить на несколько вопросов? Мы тут анкетирование проводим…
– Я уже отстрелялся, – рассмеялся гривастый. – Как у тебя жизнь? – с непонятным любопытством поинтересовался он. – Я слышал, ты вполне нормально устроилась и с группой живешь дружно.
– С чего бы нам ссориться, – пожала плечами я, и внезапно вспомнила. – Кстати, это ведь ты проголосовал за то, чтобы меня не выгонять, тогда, в самом начале? А я так тебя и не поблагодарила…
– А я не ради благодарности голосовал, – улыбнулся Захар. – Кстати, раз уж лично познакомились, приходи на нашу свадьбу.
– Какую свадьбу? – удивилась я, привыкнув, что в этом мире люди сходятся и расходятся без всяких там официальных церемоний.
– А вот послезавтра придешь и узнаешь. Если, конечно, ничего неожиданного не вылезет, и начальник нашего плота перестанет мешать моей личной жизни.
Вот что-что, а это я прекрасно понимаю! Сразу вспомнилась до сих пор вгоняющая в краску реплика Севы насчет оборотня и второго этажа.
– Сильно мешает? – сочувственно спросила я.
– Бывает. Но меня ему не одолеть, – ожесточенно сверкнул глазами Захар. – Вопит о равенстве и демократии на нашем плоту, а сам ни предложений, ни возражений даже выслушать не хочет! Ну ничего, я не позволю так со мной обращаться. Меня ничто не держит: если и дальше против моей Марфочки возражать станет, я просто уйду с его плота.
– А куда? Насколько я знаю, лишнего места ни у кого нет, – недоуменно сказала я.
– Может, лучше подождать с уходом, пока не остановимся на большой привал рядом с бамбуком?
– Есть общаги, на них всех принимают, – кивнул Захар в сторону одного из крупных, но открытых и достаточно густо заселенных плотов. – Вот у них там настоящее равенство.
– Но ведь там же самая беднота собралась!
Захар чуть не упал от смеха.
– Где ты здесь вообще бедноту видела? – немного успокоившись, спросил он. – Нет, на общагах просто собрались те, кто ценит свободу и возможность выбора больше некоторых удобств. А кто хочет простой комфортной жизни – идет к царю. Вон, Посвященные когда-то тоже не слишком зажиточной группой считались, нет?
– Ну, это только пока на одном месте долго стояли и всю еду в округе обобрали, – встала я на защиту своей группы.
– С остальными такая же ситуация, – пожал плечами Захар. – Я бы даже больше сказал: сейчас, пока мы плывем, у всех нас благодать. Честно говоря, иногда мне хочется, чтобы эта река никогда не кончалась. Так ты придешь?
Я кивнула, задумчиво глядя в сторону плотов, названных Захаром "общагами". А ведь и правда, решив для себя, что большими группами едут только самые малоимущие, я и не пыталась узнать про них больше. А, наверное, стоило бы.
Пообещав себе в следующий раз не спешить с выводами, отправилась домой.
Предыдущим вечером мы заметили, что мох не спешит выпускать карминовую дымку взамен сбитой дождем, да и утром ситуация не изменилась. В честь окончания сезона спороношения красного мха (который, по моему глубокому убеждению, ознаменовал окончание сезона дождей) мы решили устроить генеральную уборку и помывку.
Уборка состояла в обильном поливе закрытых от дождя помещений речной водой из универсального ведра и протирании бамбуковых стеблей мокрыми пучками травы. Все постели собрали в себя за это время столько грязи, что были торжественно выкинуты на берег, а взамен каждый из нас притащил по несколько охапок свежей травы.
Первыми вымылись Детовские жены и гости плота, после чего настала очередь остальных женщин из нашей группы. Хотя мне, в отличие от них, ведро для купания без надобности, я решила не отставать от коллектива и мыться вместе со всеми.
– Ничего себе у тебя волосы растут, – в очередной раз восхитилась Юля, когда я распутала тридцатисантиметровые лохмы. – Мне бы так.
– А мне бы не так, – покачала головой я. – Знаешь какая это пытка, когда шевелюра с такой скоростью отрастает?
– Зато какие прически делать можно, – мечтательно зажмурилась астроном, в свою очередь расплетая шикарную рыжеватую косу.
– Зато не успеешь подстричься, как снова в глаза лезут, – возразила я.
Последнюю фразу услышал Росс, не преминувший съехидничать:
– Предлагаю услуги хвостовыдергивателя и неожиданнопугателя. Для знакомых оборотниц скидки!
– Да ну тебя, – с улыбкой отмахнулась я, пытаясь отмыть расчесанные пряди в воде, но природная краска намертво въелась в волосы. – Слушайте, девчонки, может, мне побриться? – спросила, задумчиво рассматривая красно-карминовые пряди. – А то мне этот цвет не нравится, а он никак сходить не хочет.
– Давай помогу, – с готовностью предложила Надя. Вскоре она сдалась, убедившись в бесплодности своих трудов, и удивленно покачала головой. – Действительно, не отмывается.
Вскоре выяснилось, что и к моей коже карминовая пыльца прилипла прочно, особенно на спине. После тщательного купания все ученые приобрели свою природную расцветку, только у светлокожей Веры на теле сохранился слабый красноватый оттенок. И лишь я по-прежнему оставалась ярко-красной. Если на руках и передней стороне тела (исключая шею и лицо) натуральный цвет еще чуть-чуть угадывался, то волосы, лицо, шея и спина (особенно треугольная область от плеч к копчику, которая у мужчин-оборотней покрыта шерстью) оставались сочно карминовыми, несмотря ни на мои усилия, ни на помощь подруг. Это помогло мне решиться, и, невзирая на все возражения, я всё-таки сбрила волосы – уж очень нервировал их кровавый оттенок.
– Н-да, мне теперь все попугаи завидовать будут, – пытаясь рассмотреть спину через плечо, потянула я.
– Ну в худшем случае это только пока верхние слои кожи не сменятся, – утешила меня Надя.
– Сама знаю, – кивнула я. – Но худший случай, похоже, в моем случае равен лучшему.
– Народ, слышали, Алина рожает! – математик неожиданно выскочил из кустов к плоту.
– Какая еще Алина?.. Рожает?!! Где? Как? – все девушки нашего плота, включая меня, дружно побежали в указанную Игорем сторону. И не важно, что женщина совсем незнакомая, ведь это первые роды у представительницы их вида. Рядом с местом действия уже собралась целая толпа: народ переговаривался, обсуждал знаменательное событие, гадал о поле будущего ребенка.
– Тихо, тихо, успокойтесь! – покой роженицы и ее мужа охраняли царские стражники, не подпуская народ к плоту, где, в шалаше, проходило таинство. Но гораздо лучше его слов на толпу подействовал женский крик, в котором смешались боль и наслаждение.
– Ну же, давай, – шепотом поддержала неизвестную роженицу Надя, до боли сжав пальцами мое запястье.
Я посмотрела на подруг. Еще бы им не волноваться – никак, скоро самим предстоит пройти через то же самое. Осторожно отняла руку у Нади и пошла выбираться из толпы. Отсюда я все равно ничего не увижу, слишком ростом не вышла. Добравшись до ближайшего к плоту дерева, я залезла повыше. Так и толкаться не придется, и на ребенка посмотреть смогу.
Через несколько минут из домика на плоту раздался радостный мужской вопль, а еще чуть позже оттуда вышел гордый отец, поднимая над головой ребенка.
– Мальчик!
Мой взгляд приковался к младенцу. С первого взгляда он походил на помесь человека и лягушки. Примерно на треть меньше нормального новорожденного, не просто пухленький, а прямо-таки толстенький. Младенец замахал руками, и я невольно обратила внимание, что между пальчиками у него перепонки, доходящие почти до ногтевой пластинки. Кстати, и на стопе тоже природные ласты, да и сами пальцы длиннее, чем у человеческих детей. На лице обращал на себя внимание узкий, из-за слипшихся ноздрей, нос и глаза, периодически затягивающиеся беловатым третьим веком. А ведь у взрослых людей этого вида нет перепонок, пальцы на ногах нормальной длины, нос другой формы, да и третьего века я ни разу не замечала…
Интересно, этот мальчик нормальный или тоже какой-нибудь полукровка, навроде моих?
Однако окружающих людей необычный облик младенца нисколько не смущал. Вокруг звучали восторженные разговоры и поздравления счастливому отцу. Понаблюдав за людьми, я решила, что с ребенком все в порядке, ведь когда я родила полукровок, все инстинкты подсказывали, что они неправильные. А раз все считают, что мальчик так и должен выглядеть, значит это – правда. Я присоединилась к поздравлениям, а потом поспешила вернуться домой, чтобы побыть в одиночестве. И эти люди еще называли меня нечеловеком! Да достаточно посмотреть на ребенка, чтобы понять, что они совершенно такие же.
Единственное, что меня немного беспокоило, так это вопрос, а как выглядят нормальные дети моего вида? 120 День 1 Года. Река К полудню Кесарю быстро полегчало: он даже присоединился к нам за обедом. Все очень обрадовались такому повороту событий, лишь Росс озабоченно хмурился, с подозрением вглядываясь в бледно-зеленоватое лицо пациента, но Кесарь заверил его, что чувствует себя несравненно лучше.
– Итак, думаю, все мы сможем справиться с возникшими разногласиями и зажить, наконец, в мире, – шутливо поднял он миску из папортофельной кожуры с супом.
– С нашей стороны для вражды нет никаких причин, – самоуверенно заявил Сева.
Кесарь бросил на него снисходительный взгляд, как на маленького ребенка, сморозившего глупость, отчего инженера перекосило, и с готовностью перевел разговор.
– Меня до сих пор удивляют отношения внутри вашей группы. С одной стороны, власть представляет царь и остальные в чем-то ему подчиняются, но с другой стороны, либо это его правление весьма неуклюже, либо на часть людей власть не распространяется.
– А она и не распространяется, – пожал плечами Илья.
– Но ведь это же приведет к беззаконию и преступности.
– Это ты на цитадельских намекаешь? – ехидно прищурился Росс. – Да, я согласен, с вами надо бы построже…
– Наши люди всего лишь почувствовали слабину. Если ваше начальство не способно удержать власть в своих руках, за нее начнется борьба. Да и просто хаос.
– У нас было все в порядке, пока не пришли вы! – обвиняюще сказал Сева, его явно бесило спокойное достоинство Кесаря. – Вот с вашим приходом действительно начался хаос!
– Ну, вначале отношения еще не устоялись. Только несколько дней назад наши люди, поняв, что от вас ничего хорошего ждать не приходится, сами определились, кто у нас начальник, а кто – подчиненный. А вот вы между собой до сих пор этот вопрос решить не можете.
– Почему же? – возразил математик. – У нас, например, главный – Дет.
– Вот и я о том же, – кивнул цитадельский. – У каждой мелкой группы свой начальник, который не подчиняется общему правительству. Нет, не надо возражать, – он поднял руку, останавливая очередную ехидную реплику, готовую сорваться с губ Росса. – Я знаю, что есть общие законы, которые вы соблюдаете. Но их слишком мало и они практически не имеют отношения к становлению общества, а сводятся только к способу обезопасить одних людей от других. Этого недостаточно.
– Почему? – возразил Маркус. – Меня это как раз устраивает. Делай что хочешь, только не мешай другим. Свобода. А кому большей власти хочется, те идут к царю.
– Да и вообще, вон ты утверждаешь, что у вас власть крепче была, так что же мы процветаем, а вы гибнете? – не выдержал Сева, чем снова заслужил снисходительный взгляд. Я тихо хихикнула. Не знаю, как остальные, а этот цитадельский мне начинал нравиться.
– На это были объективные причины, – все так же спокойно и с достоинством, не оправдываясь, а лишь констатируя факт, сказал Кесарь.
– Да? И какие же? – не отставал инженер.
Цитадельский вздохнул.
– Мы проснулись большой группой и почти сразу же решили держаться вместе – так легче выживать в незнакомом мире. Нас было много, гораздо больше, чем когда приплыли вы. И сначала все складывалось как нельзя лучше: мы строились, организовывали крупные охоты, хорошо освоили рыболовство, а потом… – Кесарь замолчал, отпил бульона из миски. – Нет, конечно, в случившемся есть и наша вина, – негромко и задумчиво произнес он. – Мы не сразу заметили у коллег патологические изменения, – а, заметив, сначала не придали им большого значения.
Когда же, наконец, поняли, не решились применить радикальные меры. Сперва они стали просто более раздражительными, агрессивными. Быстро менялось настроение: от беспричинной ярости до такого же смеха. Потом начались галлюцинации. При самых первых признаках мы просто решили, что народ переутомился, тем более, что спали они гораздо меньше нас. Но заставить их отдохнуть никак не удавалось.
– Да, очень знакомые симптомы, – сочувственно вздохнул Дет. – Только, насколько я знаю, у нас это заболевание начало проявляться на несколько суток позже.
– А потом… потом больных стало слишком много, и мы уже не могли изолировать их от здоровых, поэтому пришлось изолировать здоровых от больных, а попросту – выгнать всех сходящих с ума из крепости. Тогда мы еще надеялись, что хотя бы часть из них поправится, пытались как-то помочь… но становилось только хуже.
Из-за этой болезни число нормальных людей сократилось в четыре раза. Главное, – с досадой ударил себя кулаком по колену Кесарь, – если бы хоть знали, к чему все придет – может, с самого начала решили бы проблему радикально: убив всех заболевших. Они ведь и без этого умерли.
– Вовсе нет, вот хоть у вашей цитадели их немало ходит, – заметила Лиля.
– То, что там ходит – это уже не люди. Я не знаю, во что они превратились, но это – не люди. Все человеческое в них погибло еще в первые два месяца.
– Ну конечно, если каждого сумасшедшего лишать права называться человеком… – презрительно бросил Сева.
– Я не лишаю ни одного человека этого права, кроме разве что отъявленных преступников, – с легким смешком возразил Кесарь. – Да вы сами, что, не заметили изменений, происходящих с молчаливыми… тьфу ты, троллями? Сначала да, они были просто сумасшедшими, а потом все, все человеческие черты исчезли. Постепенно, но неизбежно.
– Я согласен, – неожиданно для нас кивнул цитадельскому Дет. – Мне тоже приходила в голову эта мысль.
– Ну если так, то на мой взгляд, худшим временем для нас было как раз их сумасшествие, а по мере того, как стиралась человеческая личность, они становились гораздо менее злобными и агрессивными, – оптимистично заявил Илья.
– А я не согласна! Кто сказал, что в них умерло все человеческое? – невольно вмешалась я в разговор. Не верю! Стоит только вспомнить мою встречу с троллихой, или то, как мирно с ними сосуществовала Темная и то, что они смогли приручить кабанов…
– Может что-то и осталось, но очень глубоко, – не стал спорить Дет. – А поведение действительно стало гораздо больше походить на поведение животного, а не разумного существа.
– Ну не совсем. По моим наблюдениям, воюют они с нами достаточно целенаправлено, – не согласился с ним Кесарь. – Нет, на мой взгляд, они не превратились в животных – но перестали быть людьми, – цитадельский помрачнел, погрузившись в неприятные воспоминания, но потом смог справиться с ними и улыбнулся Севе. – Так вот, к незаконченному разговору – мы оказались в окружении войска троллей, в три раза превышающего нашу численность. Соответственно, в лес: ни на охоту, ни на собирательство – выйти стало практически невозможно, и основать деревни, которые мы планировали, – тоже. Из источников пропитания осталась только рыбалка. Хорошо еще, что в реке много рыбы, но в последнее время и ее количество заметно снизилось.
Народ понимающе переглянулся. Я тоже кивнула, представив, чем мог бы закончиться конфликт людей с троллями, если бы мы не покинули поле боя.
– Ладно, я понимаю, тролли, с ними и у нас большие проблемы. Но нас-то за что? – после долгого молчания спросил Росс.
– Да это так, – явно не желая развивать эту тему, Кесарь попытался перевести разговор, но если зеленокожий твердо решил добиться ответа, его почти невозможно отвлечь.
– Нет, ты все-таки скажи!
– Если так хочешь знать… – Цитадельский вздохнул, допил бульон и поднял задумчивый взгляд на Росса. – Через некоторое время после того, как начался голод, стал пропадать народ. В конце концов мы нашли этому причину – около месяца в цитадели орудовала шайка людоедов. Причем ее лидерами были как раз люди с кожей зеленого цвета. Они не просто поедали мертвецов – это, конечно, гадко, но еще можно понять. Но нет, им было мало погибших – они убивали. Мало того, все до единого зеленокожие входили в эту преступную банду. Какое отношение ты ждешь к себе подобным, после того, как это выяснилось?
Росс побледнел.
– Да, это ужасно, – только и смог выдавить из себя он.
Людоедские склонности Росса и поведение зеленокожих в цитадели – вряд ли простое совпадение. Мне стало жутко. До этого я винила керел в том, что они привили моему виду другие инстинкты и привычки, а еще в том, что обрекли хороших людей, например, Дмитрия, на превращение в троллей, и только теперь с ужасом осознала, что керели не обошли вниманием сомнительного качества ни один из трех видов. Кто знает, какие еще темные тайны хранят в себе наши новые тела?
– А к нам? – не удержалась от вопроса я.
– С оборотнями еще раньше проблема возникла, причем та же, что и с людьми с кожей зеленого цвета. Единственный плюс – они не организовывали банд и преступали грань настолько откровенно, что мы их сразу же выгнали. Точнее говоря, не мы выгнали – а они сбежали, мы-то арестовать и судить хотели…
Я кивнула, вспомнив, как когда-то пыталась съесть Дмитрия.
На этом наш разговор заглох, и мы отправили Кесаря отдыхать. К вечеру ему снова стало плохо, началась лихорадка и бред, и едва успело стемнеть, как он скончался, так и не прийдя в сознание.
– Мой первый пациент умер точно так же, – задумчиво потянул Росс, осматривая тело цитадельского. – Сначала лихорадка почти на пять суток (здесь, правда, она была чуть покороче), затем период ремиссии на несколько часов, а вскоре – снова лихорадка и смерть. Можете называть меня идиотом, но я не понимаю, что такого есть у Таля, чего не было у остальных? Вскрытие провести, что ли…
– Нет, нельзя, – категорично запретил зеленокожему Дет. – И так боюсь, что эта смерть принесет нам беду. Наоборот, мы должны как можно меньше трогать его тело и вернуть при первой же возможности, вместе со всеми его вещами. 121 День 1 Года. Джунгли Как и следовало ожидать, после того как весть о смерти Кесаря разнеслась по лагерю, отношения с цитадельскими стали еще напряженнее, причем, что интересно, не только у нашей группы, а у большинства "не царских" людей. Нет, нас никто не стал обвинять в убийстве прямо, хотя краем уха я и слышала разговоры о том, что мы поспособствовали кончине пациента, но тем не менее, и без того натянутые отношения стали почти невыносимыми. Целое человеческое общество все четче разделялось на два больших лагеря: царские люди плюс пара небольших групп (одной из них являлась свинтусная) да цитадельские – с одной стороны, и остальные независимые группы плюс практически все одиночки – с другой. Это, скорее всего, приведет или к окончательному разрыву, или к открытому противостоянию.
Предпочтительнее первое, поскольку последнего мне, естественно, не хотелось.
Невзирая на все трудности, мы продолжали анкетировать народ, потихоньку подбираясь к концу этого несомненно интересного, но утомительного занятия.
Кстати, ненадолго уединившись в кронах и выйдя в Интернет, я с радостью отметила, что опрос на форуме пользуется гораздо большей популярностью, чем следовало бы ожидать исходя из опыта прошлой жизни. Ну, тем лучше.
Переделав все повседневные дела, я набрала в собственноручно сплетенную корзинку крепких фруктов и прошла по берегу, пытаясь сообразить, на каком из плотов живет Захар. И только уже почти пройдя мимо искомого плавсредства, вспомнила. Давно, еще в самом начале сплава, я обратила внимание на плот с веселой компанией и отдельно сидящим… гривастым. Остановившись неподалеку я посмотрела на его группу, но не заметила никаких приготовлений к празднику. Да и самого жениха не видно. Неужели он действительно решил переселиться на общагу? Я немного понаблюдала за людьми рядом с плотом. С первого взгляда они не казались такими уж вздорными и непримиримыми, наоборот, производили впечатление дружной и веселой группы. Но я уже убедилась, что по первому впечатлению судить не стоит.
Вон, я когда-то своих друзей неумехами и неудачниками считала…
У общаг меня поймал Игорь.
– Что-то ищешь?
– Не знаешь, где может быть Захар?
– О! – непонятно чему улыбнулся математик. – Рад, что тебя тоже пригласили.
– А кого еще? – в душе шевельнулось неприятное подозрение, что если бы не случайная встреча, я могла остаться единственной неприглашенной на своем плоту.
– Меня! – рассмеялся Игорь. – Ну, идем?
Но я не спешила.
– Игорь, слушай, как думаешь, это достаточный подарок? – с сомнением кивнула я на корзинку с фруктами. – А то у меня еще бусы из косточек есть…
– И не вздумай, – взмахом руки остановил меня математик. – У свободных не принято дарить такие подарки. Фрукты взять можешь, но не дари – обидишь. А как угощение на общий стол – пойдет.
– Но почему? – растерялась я. – У него ведь свадьба! А на свадьбы как бы положено дарить подарки…
– Так сложилось. Свободные мобильность ценят выше, чем имущество. Поэтому и подарки на свадьбу у них дарить не принято – только приносить угощение для общего стола.
– Ты уверен? – меня все еще не покидали сомнения.
– Абсолютно! – Игорь покачал головой, удивляясь моему упрямству. – Как-никак, уже не первую свадьбу играют.
– Интересно, а почему я этого не замечала? – тихо пробурчала я себе под нос.
Математик промолчал, потянув меня к собравшемуся народу. Вначале я чувствовала себя немного скованно, но, заметив, что никого не смущает мое присутствие, с облегчением присоединилась к празднующему народу и вскоре сама нашла ответ на свой вопрос. Даже если я и проходила мимо свадьбы, то могла просто-напросто не понять, что происходит, настолько сильно отличалась церемония. В это время из-за кустов вышла невеста, невольно приковавшая мое внимание.
Она держалась прямо и с достоинством королевы среди подданных. Как и все, голая, а на голове венок из бело-розоватых прибрежных цветов. Но если на остальных отсутствие одежды выглядело просто и естественно, то она держалась так, как будто нагота – это сшитое на заказ свадебное платье. Взгляд открытый, не презрительный, но немного снисходительный, как у Кесаря. Цитадельская! Как я сразу этого не поняла?! Может потому, что еще ни разу не видела голого беженца?
– Она же цитадельская! – шепотом поделилась своим возмущением с сидящей справа амазонкой.
– Ну и что? Любви неведомы границы, – так же тихо ответила мне она.
– Но ведь… – я замолчала, подумав, что не стоит высказывать свои опасения. А их было немало.
Насколько я знаю, единственный более-менее нормальный человек из цитадели – Темная. С трудом верится, что эта Марфа так запросто сменила свое отношение ко мне подобным. А если так, то не может ли она настроить против меня Захара? Я украдкой вздохнула. Честно говоря, очень не хочется терять союзников, даже неявных. Может, стоит поговорить с ним? Нет. Я встряхнула головой, отгоняя глупые мысли. Во-первых, у меня пока нет доказательств ее предвзятого ко мне отношения (если честно, то скорее уж наоборот). Во-вторых, даже если негатив и есть, мое вмешательство, скорее всего, сделает только хуже. И, наконец, в-третьих, с чего я взяла, что Захар такой безвольный человек, что так запросто позволит изменить собственное мнение? Подумав, я решила не лицемерить, изображая бурную радость, но отнестись к молодоженам доброжелательно и с уважением. Тогда, что бы ни случилось в дальнейшем, и как бы ни сложились наши отношения, я, по крайней мере, смогу не винить в этом саму себя. Украдкой оглядевшись, с облегчением и небольшим удивлением убедилась, что других цитадельских, кроме невесты, на празднике не наблюдается.