Страница:
Итак, вышвырнуть спасенных в море? Но и Дениц был моряком. Есть вещи, которые моряк делать не может, во всяком случае, никогда еще не делал. Он пытался успокоиться. Нужно было отдать такой примерно приказ: «Сохраняйте полную готовность к погружению». В конце концов, даже с 90 человеками на борту судно могло идти своим курсом, могло маневрировать, могло погружаться. Нет, выбросить людей в море – это не решение. Решением будет, если он найдет способ помочь Гартенштейну. Дениц поднялся и пошел к себе в кабинет. Там он собственноручно написал одно из уникальнейших сообщений за всю историю последней войны: «Шахт, группа „Белый медведь“. Вюрдеманн, Виламовиц, немедленно следуйте для помощи Гартенштейну в кв. 7721, скорость максимальная. Шахт и Вюрдеманн, сообщите свои координаты».
Итак, Дениц издал приказ трем остальным немецким подводным лодкам идти на помощь Гартенштейну и принять участие в спасательных работах. Было 3 часа 45 минут утра. Лишь после этого адмирал Дениц снова лег спать.
Точно так же реагировал и Вюрдеманн, при первом же известии о крушении взявший курс к месту катастрофы. После официального приказа Деница он еще увеличил скорость и стал готовить подлодку к приему «большого числа пассажиров». Кок получил задание приготовить огромное количество супа. Но вот капитан фон Виламовиц-Меллендорф первым делом после получения адмиральского приказа тщательно рассчитал все координаты. Он находился гораздо дальше от места гибели «Лаконии», чем остальные. Если даже он туда пойдет, то напрасно сожжет огромное количество горючего, потому что к моменту его прибытия все уже будет кончено. И потому его решением было продолжать идти юго-восточным курсом с нормальной скоростью в 8 узлов. Конечно, у него был приказ Деница. Но кроме этого существовала еще и реальная действительность. Виламовиц был практичным офицером. И он знал, что Дениц признает его правоту.
И снова на бульваре Сюше пришлось будить Деница. Дипломатически нейтральная территория? Дениц посоветовался со штабными офицерами. Никто не верил, что американцы и англичане пойдут на это. Подвергать же себя риску нарваться на отказ было немыслимо. Кое-кто из офицеров, в частности Гесслер, вообще предлагали прекратить спасательные работы. Если в районе бедствия проходит неизвестное судно, пусть оно и подбирает потерпевших крушение с «Лаконии». Дениц сухо прервал разглагольствования офицера. Он уже принял решение. Операцию по спасению необходимо продолжить, но бульшими силами. Следует обратиться за помощью к итальянцам. В водах близ Фритауна находилась итальянская подводная лодка «Каппеллини». Пусть итальянцы отправят ее к месту катастрофы. И тут, глядя на карту, Дениц высказал только что возникшую у него идею. Палец его уткнулся в Дакар. В Дакарском порту стоит несколько французских кораблей. Они придерживаются нейтралитета, поскольку в сентябре 1940 года подверглись нападению англичан, но в то же самое время отнюдь не питали нежных чувств и к немцам. Но ведь в данном случае речь шла не о военной операции, а о спасении терпящих бедствие людей. Почему бы не обратиться к французам с предложением принять участие в операции по спасению?
…Наступал новый день. Гартенштейн по-прежнему оставался один на один с бескрайним океаном, в котором барахтались сотни беспомощных людей. Он хорошо видел их всех – скученных на плотах, вцепившихся в обломок доски, плавающих просто так, благодаря спасательному поясу. Он знал, что в этих водах полно акул, мало того, он видел их собственными глазами. А людей все продолжали вылавливать из моря. Палуба подводной лодки давно была перегружена, внутрь ее уже не могли поместить ни одного человека. Стальное веретено уже было так заполнено людьми, что на палубе некуда было присесть, и всем спасенным приходилось стоять. Сохранились фотографии, на которых хорошо видна подводная лодка, в буквальном смысле забитая пассажирами. Эти фотографии красноречивее любого рассказа. Между тем Гартенштейн не мог не понимать, что в подобном состоянии он подвергнет свое судно огромной опасности. И тогда он решился передать в эфир открытым текстом, по-английски, радиограмму такого содержания: «Любое судно, которое может хоть чем-то помочь экипажу потопленной „Лаконии“, не встретит с моей стороны никакой агрессии при условии, что я также не буду атакован с моря или с воздуха».
В 10.10 утра командир итальянской субмарины «Каппеллини», капитан первого ранга Марко Реведин получил приказ двигаться к месту крушения «Лаконии». Приказ был принят к исполнению немедленно.
В 13.00 адмирал Коллине, находившийся в Дакаре, получил приказ из Виши: приготовиться принять на борт пострадавших пассажиров с британского судна «Лакония» и двигаться к границе территориальных вод, примерно на уровне Абиджана. Адмирал сразу же отправляет телеграмму: «Судно „Дюмон-д'Юрвиль“, доложите немедленную готовность крейсировать в 20 милях к юго-западу от Пор-Буэ, где вы должны встретиться с немецкими подводными лодками и принять от них на борт потерпевших крушение пассажиров с „Лаконии“. Но буквально через несколько часов был отдан другой приказ. „Дюмон-д'Юрвиль“ под командованием капитана второго ранга Франсуа Мадлена, принял полный груз продовольствия, пресной воды и горючего, вышел из порта Котону к новому месту встречи, примерно за тысячу миль от французского корабля. Координаты места крушения: 4°52 южной широты – 11°22 . Мадлен понимал, что, делая по 14 узлов, он сможет прийти в назначенное место только 16-го вечером, а вероятнее всего, 17-го утром.
В тот же самый день аналогичный приказ – идти на помощь пострадавшим с «Лаконии» – получил командир сторожевого судна «Аннамит» капитан третьего ранга Кемар. Наконец, в 16.00 адмирал Коллине выслал к месту крушения крейсер «Глуар».
Пассажирам шлюпок и плотов передали немного продовольствия. Хватило, конечно, не всем – это было просто невозможно. Впоследствии участники и очевидцы тех событий единодушно соглашались, что день 14 сентября оказался для большинства из них самым тяжелым. Солнце нещадно жгло людей. Воды не хватало. Еды тоже практически не было. В тот день многие умерли. После короткой молитвы тела умерших сбрасывали в океан.
Ночь с 14-го на 15-е принесла небольшое облегчение. Гартенштейн по-прежнему держался на ногах, глотая кофе. В 3.40 он получил радиограмму, в которой сообщалось, что «Дюмон-д'Юрвиль» и «Аннамит» подойдут 17 сентября. Он наконец вздохнул с облегчением. Впрочем, оно сейчас же сменилось новой тревогой. Ему нужно было продержаться еще двое суток! Хоть бы скорее подошли Вюрдеманн и Шахт!
И вот в 11.32 вахтенный матрос закричал: «263 градуса по левому борту вижу судно!» Это была подводная лодка U-506. И вот уже обе немецкие субмарины плавают борт к борту. Командиры обошлись без лишних излияний. Пара теплых слов. Краткий рассказ Гартенштейна. Вюрдеманн уточнил, сколько сейчас пассажиров на «яхте» Гартенштейна.
– Ровно 263 человека.
– Беру половину. 131 – и ни человеком больше.
Было решено переправить к Вюрдеманну одних итальянцев. Здравый смысл подсказывал, что лучше держать их подальше от англичан.
После этого Вюрдеманн медленно обошел окрестные воды, подбирая с лодок и плотов раненых, женщин и детей. К вечеру 15 сентября на U-506 находились более 200 пассажиров.
В тот же день, в 14 часов с минутами подошел Шахт на своей U-507. Он также принял на борт наиболее слабых – всего 153 человека. К 17.55 погрузка была закончена. Кроме того он взял на буксир несколько спасательных шлюпок.
16 сентября в 8.28 утра «Каппеллини» встретила в открытом море первую группу спасшихся с «Лаконии». На шлюпке под алым парусом они увидели 50 человек. Это были английские солдаты и матросы. Жизнь на шлюпке была предельно организована: у потерпевших крушение оказались компас, карта и радиопередатчик. На вопрос итальянцев, нуждаются ли они в чем-нибудь, со шлюпки ответили:
– Очень нужна вода.
Им спустили бутыли с водой, а также несколько бутылок вина.
В 10.32 «Каппеллини» повстречал еще одну шлюпку. Здесь дела обстояли гораздо хуже. Кроме 41 мужчины в шлюпке находились 18 женщин и 25 детей, самому старшему из которых было шесть лет, а самому младшему – несколько месяцев. Командир Реведин не мог взять на борт всех. Он предложил забрать женщин и детей, но после короткого совещания женщины решили, что не расстанутся с мужьями. Тогда итальянцы спустили в шлюпку запас пресной воды, передали горячий бульон, вино, сухари, шоколад и сигареты.
И «Каппеллини» отправилась дальше на юг, искать других терпящих бедствие.
А на борту U-156 Гартенштейн в который раз смотрел на часы. Было 11.25. Он был вымотан до предела. Никто не знает, чего ему стоило продолжать держать глаза открытыми. Не отрываясь от бинокля, он сверлил взглядом океан. Где эти чертовы французы? Он подсчитал, что они уже спасли жизнь примерно 600 потерпевшим. Как только он сдаст их с рук на руки французам, сможет наконец заснуть…
Кажется, слышен гул мотора… Но какой-то странный гул. Так гудит не корабль, а самолет…
Сидящие в «ванне» U-156 люди подняли глаза к небу. Точно, самолет, «либерейтор».
Поначалу у Гартенштейна не возникло и тени тревоги. Очевидно, это один из самолетов, услышавших его радиосообщение. Наверное, его выслали на разведку, чтобы он сообщил судам союзников, что обнаружил потерпевших.
На всякий случай Гартенштейн решил наглядно продемонстрировать собственные мирные намерения. Носовую пушку субмарины прикрыли флагом Красного Креста. Затем был отдан приказ всем – и матросам, и пассажирам – отойти от пушки как можно дальше. А люди все продолжали смотреть в небо – и британцы, и итальянцы, и поляки, и немцы. Что несет им этот самолет – надежду или гибель? Уже можно было ясно различить звездочки на крыльях самолета. Значит, самолет американский. Между тем, тот уже облетал полукругом U-156. Гартенштейн приказал азбукой Морзе отстукать по-английски: «Здесь немецкая подводная лодка с потерпевшими крушение англичанами на борту». Один из английских офицеров попросил у Гартенштейна разрешения выйти на связь с пилотом. Гартенштейн не возражал, и британец в свою очередь начал передавать: «Говорит офицер британского военно-морского флота. Мы на борту немецкой подводной лодки, потерпевшие крушение на „Лаконии“: военные, гражданские, женщины и дети».
Самолет не отвечал. Развернувшись в небе, он стал удаляться к юго-западу.
Все почувствовали огромное облегчение. Зря волновались. Конечно, это был самолет-наблюдатель, и сейчас он отправился за подмогой. Прошло около получаса. И вот снова показался самолет. Похоже, тот же самый, впрочем, может быть, просто того же типа – во всяком случае, американский. Наверное, он теперь несет им какие-нибудь новости. Возможно, сейчас сбросит лекарства.
Точное время было 12.32. И вдруг самолет встал в пике. Да-да, он пикировал прямо на U-156! Гартенштейн отчетливо видел, как открывается бомбовый отсек. Неужели он собирается бомбить? В ту же минуту люди, все как один стоявшие с задранной к небу головой, увидели, как на них падают две бомбы.
– Все вперед, быстро!
Это командовал Гартенштейн. От резкого толчка субмарину качнуло так, что она едва не подпрыгнула. Четыре шлюпки, шедшие на буксире, скрылись под водой. Люди, теряя равновесие, падали с открытой палубы в море. Бомбы летели ровно три секунды, но ни одна из них не попала в цель. Своим маневром Гартенштейн спас подводную лодку. Казалось чудом, но ни одна из спасательных шлюпок тоже не пострадала.
На субмарине торопливо обрубали топорами канаты буксировки.
Еще одна бомба. На этот раз угодившая точно в одну из шлюпок, мгновенно взлетевшую на воздух. Еще две бомбы. Другая шлюпка перевернулась, сбрасывая пассажиров в воду. И еще одна бомба, все-таки пробившая дыру в носовой части подлодки.
Самолет уже улетал.
Механики докладывали Гартенштейну: получены значительные повреждения. Необходим срочный ремонт. Единственный выход: эвакуировать всех до единого пассажиров. Вот он и наступил, этот самый мучительный момент, которого Гартенштейн боялся и старался избежать. Англичанам было приказано освободить лодку. Мужчины и женщины стали прыгать в воду. Туда же было предложено отправиться итальянцам, несмотря на бурные протесты последних, полагавших, что уж они-то теперь в надежном убежище. Самых строптивых матросы просто сталкивали за борт. Устранив самые опасные повреждения, подводная лодка совершила пробное погружение. В 16.00 Гартенштейн записал в судовой журнал: «Произведен ремонт подручными средствами».
В 21.42 U-165 всплыла на поверхность. Но для Гартенштейна все уже кончилось. Он больше слышать не желал о потерпевших. Важнее всего на свете была для него его подводная лодка. И он стал медленно уходить на запад. В 23.04, когда исправили радиопередатчик, он смог наконец отчитаться перед Деницем: «Гартенштейн – точка – подверглись пятикратной бомбардировке американским „либерейтором“ несмотря на флаг Красного Креста в четыре квадратных метра – точка – имели на буксире четыре спасательных шлюпки – точка – высота бомбардировки 60 м – точка – прекратили спасательные работы – точка – все пассажиры удалены – точка – иду на запад для ремонта – точка – Гартенштейн».
Но что же все-таки означала эта внезапная бомбардировка? Это бессмысленное и бесполезное воздушное нападение? Пережившие его британцы негодовали, но не столько из-за самой воздушной атаки, а из-за того, что пилот так позорно промазал. «Три раза метить в цель в идеальных условиях, – возмущался один из них, – и в итоге попасть в жалкую шлюпку с больными и ранеными! Либо пилот нарочно сбросил бомбы мимо цели, либо он неопытный юнец, либо неврастеник!»
Американская сторона в течение долгого времени не желала давать никаких разъяснений по поводу этой странной акции. На все запросы они отвечали, что сведения по этому делу отсутствуют, что в архивах не найдено никаких следов и скорее всего самолет вообще не имеет никакого отношения к американским ВВС. В конце концов, они поставляли самолеты этого типа союзникам. Но терпение и упорство историка Леонса Пейара все-таки были вознаграждены. Под его давлением чиновники военного архива нехотя признали – это случилось 11 декабря 1959 года, – что действительно «16 сентября 1942 года самолет Б-24, стартовавший с острова Асунсьон, атаковал подводную лодку в 130 милях к северо-северо-востоку от острова».
И никаких подробностей. Ничего, кроме признания, что данный исторический факт имел место. Объяснить же его американцы отказались. Очевидно, посчитали, что хватит с них и признания.
Тогда свою версию случившегося предложил командир Альбер Вюлье. Она кажется достаточно правдоподобной. Итак, Альбер Вюлье полагает, что пилот бомбардировщика Б-24 имел четкий приказ: атаковать с воздуха любую замеченную им вражескую подводную лодку. Можно представить себе, в какое недоумение повергла летчика открывшаяся его взгляду невероятная картина: подводная лодка с прикрытыми флагом Красного Креста пушками! И потому первым его побуждением было воздержаться от бомбардировки, учитывая чрезвычайные обстоятельства. Вот почему после первого захода он улетел. Наверное, он стал запрашивать инструкций на базе. Его можно понять: он не хотел принимать решение в одиночку. Но никаких инструкций от так и не получил. Такое случалось: связь довольно часто нарушалась. Американский летчик какое-то время ждал, но уровень горючего в баках понижался, и он понял, что должен заканчивать полет. Поскольку никаких особых приказов получено не было, он подчинился основному приказу, т. е. вернулся и сбросил бомбы.
Скорее всего, он действительно был не слишком опытным летчиком, и неточность бомбардировки – красноречивое тому свидетельство. Наверное, более зрелый летчик повел бы себя по-другому. Но кто из нас осмелится бросить камень в молодого пилота? Подчинение приказу – закон на войне.
И молодой американский летчик, и Гартенштейн – оба ни на миг не забывали, что идет война.
Когда Деницу донесли о случившемся, он был взбешен. 17 сентября в 1.40 экипажам подводных лодок, находившихся в секторе гибели «Лаконии», был передан приказ «Льва». Он гласил: «Все томми – свиньи. Безопасность подводной лодки ни в каких обстоятельствах не может подвергаться риску. Категорически запрещается подвергать наши подводные лодки любой опасности, даже если придется бросить спасаемых. Неужели вы думали, что враг будет следить за сохранностью наших лодок?» А в 5.50 Дениц приказал ссадить всех спасенных пассажиров обратно в шлюпки. Итальянцев следовало оставить на борту до подхода французов.
В 17.50 вышел еще один приказ Деница, имевший в дальнейшем самые печальные последствия. Отныне немецким судам строжайше запрещалось, несмотря ни на какие обстоятельства, оказывать помощь терпящим крушение на море:
«1. Категорически запрещается пытаться оказать помощь экипажам тонущих кораблей, а также шлюпок; снабжать их продовольствием и питьевой водой. Спасательные работы противоречат условиям войны, предписывающим уничтожение вражеских судов и их экипажей.
2. Мы должны быть тверды и всегда помнить, что враг не колеблется, когда разрушает наши немецкие города и убивает наших женщин и детей».
Этот приказ, позже названный «Тритон Нуль», стоил жизни тысячам людей. А главной причиной его появления стало то самое роковое решение молодого американского летчика.
Потому что шла война.
В тот же самый день, 17 сентября, в 6.52 корабль «Глуар» забрал на борт пассажиров первой встреченной им спасательной шлюпки. В 14 часов «Глуар» встретился в море с подлодкой U-507, и от нее узнал, что остальные шлюпки следует искать в радиусе 40 – 50 миль. Чуть позже сюда же подошел «Аннамит», на который перешли итальянцы Шахта, а также итальянские и британские пассажиры, пока еще находившиеся на субмарине Вюрдеманна. Как выяснилось из рассказов, подлодка U-506 также подверглась двукратной бомбардировке с самолета Б-24. В документе, о котором мы упоминали выше, американцы признали также и этот имевший место факт. U-506 удалось спастись только благодаря стремительному погружению.
Поиск терпящих бедствие продолжался еще несколько часов. Только 18 сентября в 9.25 «Глуар» и «Аннамит» снова встретились в море. Распределили между собой подобранных в море людей. И взяли курс на Дакар.
В трагедии под названием «Лакония» можно было ставить точку.
Напомним читателю, что к моменту крушения на борту «Лаконии» находилось 2789 человек, включая экипаж и пассажиров. «Глуар» привез в Дакар 1039 спасенных, еще 42 прибыли на «Аннамите». Четверо английских офицеров остались в плену: двое на подводной лодке U-507, двое – на итальянской «Каппеллини». Две спасательные шлюпки сумели самостоятельно пристать к берегу: в них находилось 20 человек. Шестеро итальянцев остались на итальянской субмарине. Таким образом, живыми из этой передряги выбрались 1111 человек.
К сожалению, многие из них умерли в ближайшие дни.
Шла война.
Происшествие на Карском море (Гибель транспорта «Марина Раскова»)
Итак, Дениц издал приказ трем остальным немецким подводным лодкам идти на помощь Гартенштейну и принять участие в спасательных работах. Было 3 часа 45 минут утра. Лишь после этого адмирал Дениц снова лег спать.
* * *
Радиограмма ушла к Гарро Шахту, 33-летнему капитану третьего ранга, командиру подводной лодки U-507 – потомственному моряку, человеку, отнюдь не разделявшему взгляды национал-социалистов; лейтенанту Вюрдеманну, командиру подводной лодки U-506; капитану третьего ранга фон Виламовицу-Меллендорфу, командиру подводной лодки U-459. Шахт еще в 22.15 поймал сообщение Гартенштейна, в котором говорилось, что он потопил «Лаконию», но, к сожалению… и так далее. Шахт сразу и самостоятельно решил, что Гартенштейну нужно помочь. Поэтому, получив в 3.55 приказ Деница, он немедленно рапортовал: «Направляюсь к месту торпедирования со скоростью 15 узлов. Нахожусь на расстоянии в 750 миль. Буду там через два дня. Шахт».Точно так же реагировал и Вюрдеманн, при первом же известии о крушении взявший курс к месту катастрофы. После официального приказа Деница он еще увеличил скорость и стал готовить подлодку к приему «большого числа пассажиров». Кок получил задание приготовить огромное количество супа. Но вот капитан фон Виламовиц-Меллендорф первым делом после получения адмиральского приказа тщательно рассчитал все координаты. Он находился гораздо дальше от места гибели «Лаконии», чем остальные. Если даже он туда пойдет, то напрасно сожжет огромное количество горючего, потому что к моменту его прибытия все уже будет кончено. И потому его решением было продолжать идти юго-восточным курсом с нормальной скоростью в 8 узлов. Конечно, у него был приказ Деница. Но кроме этого существовала еще и реальная действительность. Виламовиц был практичным офицером. И он знал, что Дениц признает его правоту.
* * *
Занималась заря. Наступало воскресенье, 13 сентября. U-156 по-прежнему курсировала на малой скорости, подбирая тех из терпящих бедствие, кто был в самом отчаянном положении. К утру U-156 уже подобрала 193 человека, в том числе 21 англичанина. Теперь Гартенштейн знал, что к нему на помощь идут еще две подводные лодки. И раз уж Дениц отдал такой приказ, значит, он считал все его действия правильными. Эта мысль принесла огромное облегчение. И поскольку масштаб случившейся катастрофы постепенно овладевал его сознанием, он решился отправить Деницу еще одну радиограмму: «Сотни пострадавших держатся на воде благодаря спасательным поясам. Предлагаю объявить зону бедствия дипломатически нейтральной территорией. Анализ радиосигналов показывает, что в непосредственной близости от места катастрофы проходит неизвестное судно. Гартенштейн».И снова на бульваре Сюше пришлось будить Деница. Дипломатически нейтральная территория? Дениц посоветовался со штабными офицерами. Никто не верил, что американцы и англичане пойдут на это. Подвергать же себя риску нарваться на отказ было немыслимо. Кое-кто из офицеров, в частности Гесслер, вообще предлагали прекратить спасательные работы. Если в районе бедствия проходит неизвестное судно, пусть оно и подбирает потерпевших крушение с «Лаконии». Дениц сухо прервал разглагольствования офицера. Он уже принял решение. Операцию по спасению необходимо продолжить, но бульшими силами. Следует обратиться за помощью к итальянцам. В водах близ Фритауна находилась итальянская подводная лодка «Каппеллини». Пусть итальянцы отправят ее к месту катастрофы. И тут, глядя на карту, Дениц высказал только что возникшую у него идею. Палец его уткнулся в Дакар. В Дакарском порту стоит несколько французских кораблей. Они придерживаются нейтралитета, поскольку в сентябре 1940 года подверглись нападению англичан, но в то же самое время отнюдь не питали нежных чувств и к немцам. Но ведь в данном случае речь шла не о военной операции, а о спасении терпящих бедствие людей. Почему бы не обратиться к французам с предложением принять участие в операции по спасению?
…Наступал новый день. Гартенштейн по-прежнему оставался один на один с бескрайним океаном, в котором барахтались сотни беспомощных людей. Он хорошо видел их всех – скученных на плотах, вцепившихся в обломок доски, плавающих просто так, благодаря спасательному поясу. Он знал, что в этих водах полно акул, мало того, он видел их собственными глазами. А людей все продолжали вылавливать из моря. Палуба подводной лодки давно была перегружена, внутрь ее уже не могли поместить ни одного человека. Стальное веретено уже было так заполнено людьми, что на палубе некуда было присесть, и всем спасенным приходилось стоять. Сохранились фотографии, на которых хорошо видна подводная лодка, в буквальном смысле забитая пассажирами. Эти фотографии красноречивее любого рассказа. Между тем Гартенштейн не мог не понимать, что в подобном состоянии он подвергнет свое судно огромной опасности. И тогда он решился передать в эфир открытым текстом, по-английски, радиограмму такого содержания: «Любое судно, которое может хоть чем-то помочь экипажу потопленной „Лаконии“, не встретит с моей стороны никакой агрессии при условии, что я также не буду атакован с моря или с воздуха».
В 10.10 утра командир итальянской субмарины «Каппеллини», капитан первого ранга Марко Реведин получил приказ двигаться к месту крушения «Лаконии». Приказ был принят к исполнению немедленно.
В 13.00 адмирал Коллине, находившийся в Дакаре, получил приказ из Виши: приготовиться принять на борт пострадавших пассажиров с британского судна «Лакония» и двигаться к границе территориальных вод, примерно на уровне Абиджана. Адмирал сразу же отправляет телеграмму: «Судно „Дюмон-д'Юрвиль“, доложите немедленную готовность крейсировать в 20 милях к юго-западу от Пор-Буэ, где вы должны встретиться с немецкими подводными лодками и принять от них на борт потерпевших крушение пассажиров с „Лаконии“. Но буквально через несколько часов был отдан другой приказ. „Дюмон-д'Юрвиль“ под командованием капитана второго ранга Франсуа Мадлена, принял полный груз продовольствия, пресной воды и горючего, вышел из порта Котону к новому месту встречи, примерно за тысячу миль от французского корабля. Координаты места крушения: 4°52 южной широты – 11°22 . Мадлен понимал, что, делая по 14 узлов, он сможет прийти в назначенное место только 16-го вечером, а вероятнее всего, 17-го утром.
В тот же самый день аналогичный приказ – идти на помощь пострадавшим с «Лаконии» – получил командир сторожевого судна «Аннамит» капитан третьего ранга Кемар. Наконец, в 16.00 адмирал Коллине выслал к месту крушения крейсер «Глуар».
* * *
В понедельник 14 сентября, с 2 до 3 часов ночи Гартенштейн, не смыкавший глаз уже около полутора суток, подводил итоги, составляя новую радиограмму для Деница. Он принял на свою лодку 400 человек. Затем, отобрав из них примерно половину, снова высадил их в лодки и на плоты. Всего в океане теперь плавало 22 спасательных шлюпки и плота, на которых нашли временное спасение примерно полторы тысячи человек. В открытом море больше не оставалось ни одного потерпевшего. Неизвестное судно так и не показалось.Пассажирам шлюпок и плотов передали немного продовольствия. Хватило, конечно, не всем – это было просто невозможно. Впоследствии участники и очевидцы тех событий единодушно соглашались, что день 14 сентября оказался для большинства из них самым тяжелым. Солнце нещадно жгло людей. Воды не хватало. Еды тоже практически не было. В тот день многие умерли. После короткой молитвы тела умерших сбрасывали в океан.
Ночь с 14-го на 15-е принесла небольшое облегчение. Гартенштейн по-прежнему держался на ногах, глотая кофе. В 3.40 он получил радиограмму, в которой сообщалось, что «Дюмон-д'Юрвиль» и «Аннамит» подойдут 17 сентября. Он наконец вздохнул с облегчением. Впрочем, оно сейчас же сменилось новой тревогой. Ему нужно было продержаться еще двое суток! Хоть бы скорее подошли Вюрдеманн и Шахт!
И вот в 11.32 вахтенный матрос закричал: «263 градуса по левому борту вижу судно!» Это была подводная лодка U-506. И вот уже обе немецкие субмарины плавают борт к борту. Командиры обошлись без лишних излияний. Пара теплых слов. Краткий рассказ Гартенштейна. Вюрдеманн уточнил, сколько сейчас пассажиров на «яхте» Гартенштейна.
– Ровно 263 человека.
– Беру половину. 131 – и ни человеком больше.
Было решено переправить к Вюрдеманну одних итальянцев. Здравый смысл подсказывал, что лучше держать их подальше от англичан.
После этого Вюрдеманн медленно обошел окрестные воды, подбирая с лодок и плотов раненых, женщин и детей. К вечеру 15 сентября на U-506 находились более 200 пассажиров.
В тот же день, в 14 часов с минутами подошел Шахт на своей U-507. Он также принял на борт наиболее слабых – всего 153 человека. К 17.55 погрузка была закончена. Кроме того он взял на буксир несколько спасательных шлюпок.
16 сентября в 8.28 утра «Каппеллини» встретила в открытом море первую группу спасшихся с «Лаконии». На шлюпке под алым парусом они увидели 50 человек. Это были английские солдаты и матросы. Жизнь на шлюпке была предельно организована: у потерпевших крушение оказались компас, карта и радиопередатчик. На вопрос итальянцев, нуждаются ли они в чем-нибудь, со шлюпки ответили:
– Очень нужна вода.
Им спустили бутыли с водой, а также несколько бутылок вина.
В 10.32 «Каппеллини» повстречал еще одну шлюпку. Здесь дела обстояли гораздо хуже. Кроме 41 мужчины в шлюпке находились 18 женщин и 25 детей, самому старшему из которых было шесть лет, а самому младшему – несколько месяцев. Командир Реведин не мог взять на борт всех. Он предложил забрать женщин и детей, но после короткого совещания женщины решили, что не расстанутся с мужьями. Тогда итальянцы спустили в шлюпку запас пресной воды, передали горячий бульон, вино, сухари, шоколад и сигареты.
И «Каппеллини» отправилась дальше на юг, искать других терпящих бедствие.
А на борту U-156 Гартенштейн в который раз смотрел на часы. Было 11.25. Он был вымотан до предела. Никто не знает, чего ему стоило продолжать держать глаза открытыми. Не отрываясь от бинокля, он сверлил взглядом океан. Где эти чертовы французы? Он подсчитал, что они уже спасли жизнь примерно 600 потерпевшим. Как только он сдаст их с рук на руки французам, сможет наконец заснуть…
Кажется, слышен гул мотора… Но какой-то странный гул. Так гудит не корабль, а самолет…
Сидящие в «ванне» U-156 люди подняли глаза к небу. Точно, самолет, «либерейтор».
Поначалу у Гартенштейна не возникло и тени тревоги. Очевидно, это один из самолетов, услышавших его радиосообщение. Наверное, его выслали на разведку, чтобы он сообщил судам союзников, что обнаружил потерпевших.
На всякий случай Гартенштейн решил наглядно продемонстрировать собственные мирные намерения. Носовую пушку субмарины прикрыли флагом Красного Креста. Затем был отдан приказ всем – и матросам, и пассажирам – отойти от пушки как можно дальше. А люди все продолжали смотреть в небо – и британцы, и итальянцы, и поляки, и немцы. Что несет им этот самолет – надежду или гибель? Уже можно было ясно различить звездочки на крыльях самолета. Значит, самолет американский. Между тем, тот уже облетал полукругом U-156. Гартенштейн приказал азбукой Морзе отстукать по-английски: «Здесь немецкая подводная лодка с потерпевшими крушение англичанами на борту». Один из английских офицеров попросил у Гартенштейна разрешения выйти на связь с пилотом. Гартенштейн не возражал, и британец в свою очередь начал передавать: «Говорит офицер британского военно-морского флота. Мы на борту немецкой подводной лодки, потерпевшие крушение на „Лаконии“: военные, гражданские, женщины и дети».
Самолет не отвечал. Развернувшись в небе, он стал удаляться к юго-западу.
Все почувствовали огромное облегчение. Зря волновались. Конечно, это был самолет-наблюдатель, и сейчас он отправился за подмогой. Прошло около получаса. И вот снова показался самолет. Похоже, тот же самый, впрочем, может быть, просто того же типа – во всяком случае, американский. Наверное, он теперь несет им какие-нибудь новости. Возможно, сейчас сбросит лекарства.
Точное время было 12.32. И вдруг самолет встал в пике. Да-да, он пикировал прямо на U-156! Гартенштейн отчетливо видел, как открывается бомбовый отсек. Неужели он собирается бомбить? В ту же минуту люди, все как один стоявшие с задранной к небу головой, увидели, как на них падают две бомбы.
– Все вперед, быстро!
Это командовал Гартенштейн. От резкого толчка субмарину качнуло так, что она едва не подпрыгнула. Четыре шлюпки, шедшие на буксире, скрылись под водой. Люди, теряя равновесие, падали с открытой палубы в море. Бомбы летели ровно три секунды, но ни одна из них не попала в цель. Своим маневром Гартенштейн спас подводную лодку. Казалось чудом, но ни одна из спасательных шлюпок тоже не пострадала.
На субмарине торопливо обрубали топорами канаты буксировки.
Еще одна бомба. На этот раз угодившая точно в одну из шлюпок, мгновенно взлетевшую на воздух. Еще две бомбы. Другая шлюпка перевернулась, сбрасывая пассажиров в воду. И еще одна бомба, все-таки пробившая дыру в носовой части подлодки.
Самолет уже улетал.
Механики докладывали Гартенштейну: получены значительные повреждения. Необходим срочный ремонт. Единственный выход: эвакуировать всех до единого пассажиров. Вот он и наступил, этот самый мучительный момент, которого Гартенштейн боялся и старался избежать. Англичанам было приказано освободить лодку. Мужчины и женщины стали прыгать в воду. Туда же было предложено отправиться итальянцам, несмотря на бурные протесты последних, полагавших, что уж они-то теперь в надежном убежище. Самых строптивых матросы просто сталкивали за борт. Устранив самые опасные повреждения, подводная лодка совершила пробное погружение. В 16.00 Гартенштейн записал в судовой журнал: «Произведен ремонт подручными средствами».
В 21.42 U-165 всплыла на поверхность. Но для Гартенштейна все уже кончилось. Он больше слышать не желал о потерпевших. Важнее всего на свете была для него его подводная лодка. И он стал медленно уходить на запад. В 23.04, когда исправили радиопередатчик, он смог наконец отчитаться перед Деницем: «Гартенштейн – точка – подверглись пятикратной бомбардировке американским „либерейтором“ несмотря на флаг Красного Креста в четыре квадратных метра – точка – имели на буксире четыре спасательных шлюпки – точка – высота бомбардировки 60 м – точка – прекратили спасательные работы – точка – все пассажиры удалены – точка – иду на запад для ремонта – точка – Гартенштейн».
Но что же все-таки означала эта внезапная бомбардировка? Это бессмысленное и бесполезное воздушное нападение? Пережившие его британцы негодовали, но не столько из-за самой воздушной атаки, а из-за того, что пилот так позорно промазал. «Три раза метить в цель в идеальных условиях, – возмущался один из них, – и в итоге попасть в жалкую шлюпку с больными и ранеными! Либо пилот нарочно сбросил бомбы мимо цели, либо он неопытный юнец, либо неврастеник!»
Американская сторона в течение долгого времени не желала давать никаких разъяснений по поводу этой странной акции. На все запросы они отвечали, что сведения по этому делу отсутствуют, что в архивах не найдено никаких следов и скорее всего самолет вообще не имеет никакого отношения к американским ВВС. В конце концов, они поставляли самолеты этого типа союзникам. Но терпение и упорство историка Леонса Пейара все-таки были вознаграждены. Под его давлением чиновники военного архива нехотя признали – это случилось 11 декабря 1959 года, – что действительно «16 сентября 1942 года самолет Б-24, стартовавший с острова Асунсьон, атаковал подводную лодку в 130 милях к северо-северо-востоку от острова».
И никаких подробностей. Ничего, кроме признания, что данный исторический факт имел место. Объяснить же его американцы отказались. Очевидно, посчитали, что хватит с них и признания.
Тогда свою версию случившегося предложил командир Альбер Вюлье. Она кажется достаточно правдоподобной. Итак, Альбер Вюлье полагает, что пилот бомбардировщика Б-24 имел четкий приказ: атаковать с воздуха любую замеченную им вражескую подводную лодку. Можно представить себе, в какое недоумение повергла летчика открывшаяся его взгляду невероятная картина: подводная лодка с прикрытыми флагом Красного Креста пушками! И потому первым его побуждением было воздержаться от бомбардировки, учитывая чрезвычайные обстоятельства. Вот почему после первого захода он улетел. Наверное, он стал запрашивать инструкций на базе. Его можно понять: он не хотел принимать решение в одиночку. Но никаких инструкций от так и не получил. Такое случалось: связь довольно часто нарушалась. Американский летчик какое-то время ждал, но уровень горючего в баках понижался, и он понял, что должен заканчивать полет. Поскольку никаких особых приказов получено не было, он подчинился основному приказу, т. е. вернулся и сбросил бомбы.
Скорее всего, он действительно был не слишком опытным летчиком, и неточность бомбардировки – красноречивое тому свидетельство. Наверное, более зрелый летчик повел бы себя по-другому. Но кто из нас осмелится бросить камень в молодого пилота? Подчинение приказу – закон на войне.
И молодой американский летчик, и Гартенштейн – оба ни на миг не забывали, что идет война.
* * *
Командир Гартенштейн медленно удалялся к западу. Он больше не принимал участия в спасательных работах. Его вера в людей значительно поколебалась.Когда Деницу донесли о случившемся, он был взбешен. 17 сентября в 1.40 экипажам подводных лодок, находившихся в секторе гибели «Лаконии», был передан приказ «Льва». Он гласил: «Все томми – свиньи. Безопасность подводной лодки ни в каких обстоятельствах не может подвергаться риску. Категорически запрещается подвергать наши подводные лодки любой опасности, даже если придется бросить спасаемых. Неужели вы думали, что враг будет следить за сохранностью наших лодок?» А в 5.50 Дениц приказал ссадить всех спасенных пассажиров обратно в шлюпки. Итальянцев следовало оставить на борту до подхода французов.
В 17.50 вышел еще один приказ Деница, имевший в дальнейшем самые печальные последствия. Отныне немецким судам строжайше запрещалось, несмотря ни на какие обстоятельства, оказывать помощь терпящим крушение на море:
«1. Категорически запрещается пытаться оказать помощь экипажам тонущих кораблей, а также шлюпок; снабжать их продовольствием и питьевой водой. Спасательные работы противоречат условиям войны, предписывающим уничтожение вражеских судов и их экипажей.
2. Мы должны быть тверды и всегда помнить, что враг не колеблется, когда разрушает наши немецкие города и убивает наших женщин и детей».
Этот приказ, позже названный «Тритон Нуль», стоил жизни тысячам людей. А главной причиной его появления стало то самое роковое решение молодого американского летчика.
Потому что шла война.
В тот же самый день, 17 сентября, в 6.52 корабль «Глуар» забрал на борт пассажиров первой встреченной им спасательной шлюпки. В 14 часов «Глуар» встретился в море с подлодкой U-507, и от нее узнал, что остальные шлюпки следует искать в радиусе 40 – 50 миль. Чуть позже сюда же подошел «Аннамит», на который перешли итальянцы Шахта, а также итальянские и британские пассажиры, пока еще находившиеся на субмарине Вюрдеманна. Как выяснилось из рассказов, подлодка U-506 также подверглась двукратной бомбардировке с самолета Б-24. В документе, о котором мы упоминали выше, американцы признали также и этот имевший место факт. U-506 удалось спастись только благодаря стремительному погружению.
Поиск терпящих бедствие продолжался еще несколько часов. Только 18 сентября в 9.25 «Глуар» и «Аннамит» снова встретились в море. Распределили между собой подобранных в море людей. И взяли курс на Дакар.
В трагедии под названием «Лакония» можно было ставить точку.
Напомним читателю, что к моменту крушения на борту «Лаконии» находилось 2789 человек, включая экипаж и пассажиров. «Глуар» привез в Дакар 1039 спасенных, еще 42 прибыли на «Аннамите». Четверо английских офицеров остались в плену: двое на подводной лодке U-507, двое – на итальянской «Каппеллини». Две спасательные шлюпки сумели самостоятельно пристать к берегу: в них находилось 20 человек. Шестеро итальянцев остались на итальянской субмарине. Таким образом, живыми из этой передряги выбрались 1111 человек.
К сожалению, многие из них умерли в ближайшие дни.
Шла война.
Происшествие на Карском море (Гибель транспорта «Марина Раскова»)
Северный морской путь – судоходная магистраль вдоль северных берегов России по Баренцеву морю, по морям Карскому, Лаптевых, Восточно-Сибирскому, Чукотскому, по Берингову проливу и Берингову морю. Его основными портами считаются Мурманск, Игарка, Дудинка, Диксон, Тикси, Амбарчик, Певек, Провидения, Анадырь, Петропавловск-Камчатский. К началу Второй мировой войны магистраль стала уже известной водной коммуникацией.
Выгодность Северного морского пути для Советского Союза всегда заключалась в непосредственной близости отечественных берегов, своих баз снабжения и в большом сокращении расстояний. От Ленинграда до Владивостока расстояние этим путем составляло 14 280 километров.
Правда, перемещения военных кораблей и судов этим путем сильно затруднялись из-за тяжелых метеорологических условий.
Низкие температуры, жестокие морозы, частые полярные ветры со стороны ледовых просторов океана постоянно волновали поверхность северных морей. Полярные ветры и раньше и теперь холодят не только тундровые, но и центральные части России.
В Ледовитом океане ветер самый грозный фактор, поэтому там больше всего необходимо, и тогда и теперь, прислушиваться именно к ветру. Ветер беспрестанно выполняет огромную работу. Его сила всегда поднимала устрашающие штормы и ураганы. Ломались и ворошились льды многометровой толщины.
Сильные ветры бушевали сутками, а моря при этом штормили беспрерывно.
Тем не менее бывала и благоприятная погода.
Бывали также и штиль, и туманы, когда в двух-трех метрах ничего не было видно.
Плохие погодные условия нередко срывали выполнение астрономических наблюдений.
Наступление полярной ночи еще больше усиливало опасности морского движения.
Впрочем, моряки привыкли к этим трудностям и стремились их преодолеть, хотя в холодное время было приятно думать о южных морях и вспоминать, как тепло на Черном море.
Северный флот, как и в первые годы войны, обеспечивал выполнение морских перевозок. В первой конвойной операции 1944 года ледоколы из Белого были отконвоированы в Карское море. Причем за первое полугодие Северный флот обеспечил морские перевозки на внутренних путях без единой потери флотских кораблей.
Однако во втором полугодии для борьбы с советским арктическим судоходством Германия применила новое оружие – акустические торпеды.
Внезапность применения нового оружия обеспечила противнику успех первых атак.
8 августа из Архангельска в порт Диксон вышел военный конвой, состоявший из транспорта «Марина Раскова» и трех тральщиков с номерами 114, 116, 118.
Названный в память о советской летчице транспорт в данном случае перевозил спецгрузы и поэтому шел под охраной трех морских боевых тральщиков. Каждый тральщик имел водоизмещение около тысячи тонн, зенитные автоматы и орудие калибра 100 мм.
До выхода в Карское море конвой не имел никаких противодействий. Вражеских подводных лодок на пути следования он не обнаружил.
Возможно, этот факт в некоторой степени и притупил бдительность личного состава конвоя. Он безопасно прошел значительную часть пути и находился уже в Карском море, когда вечером 12 августа в 60 милях западнее от острова Белый транспорт «Марина Раскова» подорвался на мине. Глухой взрыв под судном был характерен для взрыва неконтактной мины.
После взрыва транспорт оставался на плаву. Командир конвоя капитан 1 ранга А.З. Шмелев решил, что конвой попал на минное поле, и поэтому приказал тральщикам ТЩ-118 и ТЩ-114 подойти к аварийному транспорту и оказать ему помощь. Когда ТЩ-118 подходил к транспорту, в 1,5 – 2 кабельтовых от него произошел аналогичный взрыв под кормовой частью ТЩ-118. Часть экипажа тральщика и командир конвоя, находившийся на нем, были спасены соседним тральщиком.
Поскольку и этот взрыв походил на взрыв неконтактной мины, командир конвоя и другие офицеры решили, что конвой, бесспорно, находится именно на минном поле.
Выгодность Северного морского пути для Советского Союза всегда заключалась в непосредственной близости отечественных берегов, своих баз снабжения и в большом сокращении расстояний. От Ленинграда до Владивостока расстояние этим путем составляло 14 280 километров.
Правда, перемещения военных кораблей и судов этим путем сильно затруднялись из-за тяжелых метеорологических условий.
Низкие температуры, жестокие морозы, частые полярные ветры со стороны ледовых просторов океана постоянно волновали поверхность северных морей. Полярные ветры и раньше и теперь холодят не только тундровые, но и центральные части России.
В Ледовитом океане ветер самый грозный фактор, поэтому там больше всего необходимо, и тогда и теперь, прислушиваться именно к ветру. Ветер беспрестанно выполняет огромную работу. Его сила всегда поднимала устрашающие штормы и ураганы. Ломались и ворошились льды многометровой толщины.
Сильные ветры бушевали сутками, а моря при этом штормили беспрерывно.
Тем не менее бывала и благоприятная погода.
Бывали также и штиль, и туманы, когда в двух-трех метрах ничего не было видно.
Плохие погодные условия нередко срывали выполнение астрономических наблюдений.
Наступление полярной ночи еще больше усиливало опасности морского движения.
Впрочем, моряки привыкли к этим трудностям и стремились их преодолеть, хотя в холодное время было приятно думать о южных морях и вспоминать, как тепло на Черном море.
Северный флот, как и в первые годы войны, обеспечивал выполнение морских перевозок. В первой конвойной операции 1944 года ледоколы из Белого были отконвоированы в Карское море. Причем за первое полугодие Северный флот обеспечил морские перевозки на внутренних путях без единой потери флотских кораблей.
Однако во втором полугодии для борьбы с советским арктическим судоходством Германия применила новое оружие – акустические торпеды.
Внезапность применения нового оружия обеспечила противнику успех первых атак.
8 августа из Архангельска в порт Диксон вышел военный конвой, состоявший из транспорта «Марина Раскова» и трех тральщиков с номерами 114, 116, 118.
Названный в память о советской летчице транспорт в данном случае перевозил спецгрузы и поэтому шел под охраной трех морских боевых тральщиков. Каждый тральщик имел водоизмещение около тысячи тонн, зенитные автоматы и орудие калибра 100 мм.
До выхода в Карское море конвой не имел никаких противодействий. Вражеских подводных лодок на пути следования он не обнаружил.
Возможно, этот факт в некоторой степени и притупил бдительность личного состава конвоя. Он безопасно прошел значительную часть пути и находился уже в Карском море, когда вечером 12 августа в 60 милях западнее от острова Белый транспорт «Марина Раскова» подорвался на мине. Глухой взрыв под судном был характерен для взрыва неконтактной мины.
После взрыва транспорт оставался на плаву. Командир конвоя капитан 1 ранга А.З. Шмелев решил, что конвой попал на минное поле, и поэтому приказал тральщикам ТЩ-118 и ТЩ-114 подойти к аварийному транспорту и оказать ему помощь. Когда ТЩ-118 подходил к транспорту, в 1,5 – 2 кабельтовых от него произошел аналогичный взрыв под кормовой частью ТЩ-118. Часть экипажа тральщика и командир конвоя, находившийся на нем, были спасены соседним тральщиком.
Поскольку и этот взрыв походил на взрыв неконтактной мины, командир конвоя и другие офицеры решили, что конвой, бесспорно, находится именно на минном поле.