Авилов, почувствовав, что Леонид Христофорович в чем-то начинает соглашаться с его суждениями, заговорил с воодушевлением:
   - С помощью оптики мы приближаем к себе Луну, другие планеты, приближаем настолько, что, кажется, их можно рукой достать... Может быть, действительно можно, если додуматься, как-то воспользоваться оптической скоростью и связью?.. Да-да! Не удивляйтесь. Со временем непременно это откроют, в этом меня убедила казуаль. Оптическая ось... Отстранитесь от традиционных привычных гипотез... мне представляется такая ось колеей, по которой может мчаться поезд со скоростью человеческой мысли...
   - Знаете, Вадим Сергеевич, эта ваша... находка от наших дел увела в мир ненужных размышлений.
   - Вы так думаете? - с вызовом спросил Авилов.
   - Мне так кажется. - Мавродин был озадачен, он не знал, как умерить пыл оппонента. - И пожалуйста, никому о ваших... м-м размышлениях не говорите.
   - Подумают, что я сбрендил? - с улыбкой, с вызовом спросил Авилов. - Ну и пусть... Циолковского также... некоторые считали... местным чудаком.
   - Вы претендуете на роль открывателя в области сверхъестественных сил?
   - Ни на какую роль я вовсе не претендую! Ни в одной области. - Авилов, насупившись, заходил по кабинету. - Ну если человек увидел что-то... необычное... И пока никто мне этого объяснить не может.
   - Хорошо, хорошо, Вадим Сергеевич! - Мавродин стремился вразумить друга. - Давайте здраво разберемся. Можно ли поверить, что с помощью самой загадочной лупы есть возможность проникнуть... ну за изнанку картины и попасть... в ту жизнь, которую она изображает?.. Подумайте... Это же... простите, пустая мечта о Зазеркалье...
   - Но мне кажется, Леонид, что здесь соединяется энергия накопленных знаний о том, что представляла прошедшая жизнь... на картинке и сила оптической оси... того, кто хочет сегодня в нее заглянуть... Если их максимальная сила пересекается - возникает проникновение... Сила знаний и энергия чувств. В этом я вижу основу, объяснение, почему для меня возникает трехмерность рисунка.
   - И этого может добиться каждый? - Мавродин хмыкнул. - Все члены научного совета?
   - Если накопят нужные знания и если напрягут свое желание познать то, что за пределами картины... Это творческая энергия, которую пока не измерить, ни вообще исследовать никому не удалось... Что и как творилось, на какой энергии, напряжении работал Микеланджело или Лев Толстой... академик Королев и Курчатов... или сегодняшние творцы. Здесь нужно соединение медицины, психологии, физики, химии, всех наук.
   - Ну зачем это вам, дорогой мой друг, архитектор-реставратор? Что это дает вам конкретно? - вопрошал Мавродин.
   - Если мы будем знать - можно будет управлять творческим процессом...
   - Все логично, но неубедительно, - как можно спокойнее заключил Леонид Христофорович, желая прекратить беседу.
   - Убедят вас, может быть, проекты, которые я скоро закончу? - с упрямством спросил Вадим Сергеевич.
   - А как я обсчитаю их инженерную сторону? На основе чего?.. - Мавродин бросил тяжелую гирю на чашу весов спора.
   - Масштаба... На основе масштаба и соотнесенности частей здания. Ведь, помнится, вы сами, Леонид, предложили этот метод, когда не хватало документации! - с ехидством напомнил Авилов. - А? Или я и это путаю?
   - Вам помочь приготовить рыбу? - Мавродин думал, что нашел выход из спора. - Как говорят французы, нужно, кажется, жарить другую рыбу. - И рассмеялся.
   - А, бог с ней, с рыбой! - Авилов махнул рукой, видимо, не все, что накопилось в его душе, что разбудоражило появление казуали, он высказал, запал поиска истины в нем не иссяк, и нужен был оппонент.
   - Ну, идемте на кухню, - предложил Мавродин. - По-моему, на сегодня хватит. - И он первым направился к двери. Авилов шел за ним, продолжая уже не спор, а размышления вслух:
   - Пока легче всего будет Измерить силу творческой энергии, затраченной на создание музыкальных произведений... и, наверное, скульптуры... Это осязаемое. А вот с рисунком, живописью дело сложнее.
   На кухне Мавродин надел передник, закатал рукава: ему все-таки пришлось отвечать Вадиму Сергеевичу:
   - А мне кажется, вы вторгаетесь в область, в которой очень мало осведомлены... отвлекаетесь от того дела, в котором стали истинным мастером, маэстро...
   - Злополучная находка помогает постигнуть то, что предстоит сделать... И я подумал, что это поможет и другим, - рассуждал Авилов.
   - Не знаю... Слишком это все... недоказуемо и эфемерно...
   Авилов с завидной сноровкой потрошил и чистил рыбу. При этом он говорил Вадиму Сергеевичу, что, будь казуаль реальностью, ну, таким понятным прибором, как ЭВМ, к примеру, казуаль наибольшую помощь принесла бы криминалистам в распутывании загадочных клубков преступлений... И тогда пришлось бы наладить массовое производство подобных штучек. Но чудеса не идут в массовое производство! Мавродин хотел иронией погасить непривычно разыгравшееся воображение друга. Однако Авилова сегодня было трудно остановить; даже подавая по просьбе Леонида Христофоровича специи для ухи, Вадим Сергеевич излагал все новые и новые гипотезы, предположения; и было неясно - импровизация ли это или мысли, которые родились давно, но лишь сейчас настал черед их высказать.
   - Вдумайтесь, Леонид! В каком месиве волн мы живем! Гуще, чем вода. Тысячи радиоволн идут на нас со всех концов света, мы их месим ногами, бьем машинами. И не замечаем. Только когда включаем радиоприемник и крутим ручку - диву даешься, сколько разных речей и потрясающей музыки! Мы ходим, топчем десятки тысяч прекраснейших картин, передаваемых телевидением, и это все движется в воздухе, которым мы дышим. Вот сейчас, вы думаете, мы на кухне вдвоем? Дудки! - И Авилов включил "Спидолу" и стал вращать ручку, переключались голоса, мелодии. - Вот видите, сколько их! - Затем Авилов, не выключая радиоприемника, включил миниатюрный цветной телевизор, стоявший на холодильнике, и, когда он нагрелся, стал переводить ручку программ: на телеэкране была африканская пустыня, повернул ручку смены программ - на сцене театра шел какой-то спектакль; по третьей программе передавали учебный курс и в нем кадры, снятые в космосе...
   Мавродин оставил свои поварские занятия и слушал и смотрел с удивлением - эти мысли были так похожи на его! Простые и все же необъяснимые. Удивление перед техникой инопланетян - да, это есть, это создали люди, и это непостижимо! Значит, когда-либо будет создано и то, во что сегодня трудно поверить.
   - Вы гений, Вадим! Это очень точное определение.
   Разговор велся Вадимом Сергеевичем явно не для похвал, восклицание друга он пропустил, не отреагировал, а сам заговорил о давнишней заботе, одной из многих задач, которые они прежде решали вместе:
   - Помните оптические искажения на любительских фотографиях? Парные барельефы в Кавалергардском зале, по углам, в самом верху, - напомнил Авилов. Мавродин кивнул. После недавних, последних рассуждений коллеги, он его слушал внимательно. Авилов продолжал: - Мы долго не могли разобрать на фото - Дионис изображен сидящим или летящим на дельфине, а вот теперь... Идемте, посмотрите! - И Вадим Сергеевич направился в кабинет, Мавродин поплелся за ним.
   Авилов взял со стола старую фотографию, найденную им еще днем, на ней он проверял возможности казуали. То, что прежде не позволяли рассмотреть оптические ракурсные искажения, теперь с помощью казуали он увидел ясно. А ведь в свое время, когда восстанавливался Кавалергардский зал в Большом дворце, Авилов прибегнул к помощи научных сотрудников, также предполагавших, что скульптор, много работавший над украшением дворцов, не мог не повторить этот мотив. И нашлись подтверждения даже в двух работах, одна из них в Останкинском дворце в Москве... этот, казалось, теперь уже забытый и потому незначительный случай в совместных трудах Авилова и Мавродина, убедил последнего - все же казуаль обладает какими-то неведомыми свойствами, объяснения которым Леонид Христофорович не находил и которые так настойчиво искал Авилов. У него мелькнула мысль - может быть, обратиться к специалистам известного оптико-механического объединения и им показать казуаль, у них искать объяснение, но Мавродин знал, что практики, люди с инженерным трезвым мышлением, высмеют и его, и предположения Вадима Сергеевича. Авилов расстроится и потеряет уверенность.
   Уже поздно вечером Мавродин, подавая на кухне уху, признался, хотя он вначале скептически воспринял рассуждения "досточтимого архитектора Авилова" о нюансах творчества, о непознаваемости творческого процесса, объясняемого Авиловым "довольно странными научными потугами", сейчас он и сам задумался о том, какими неведомыми путями, при каких обстоятельствах возникает образ у художника, что служит импульсом-побудителем, как формируется в мыслях образ. И как у зодчего возникает облик здания, какие детали рождаются сразу, а какие он ищет долго, мучительно и мысленно возводит здание и в камне, и в отделке, строит от фундамента до кровли?.. А затем, как реставратор обязан возродить порушенное, но не идти самостоятельно, а повторить, возродить из тлена или пепла? А если повторитель (реставратор) - личность? Какие же психологические перегрузки он испытывает, прежде всего поступаясь знанием новых законов зодчества, реставратор заставляя себя идти дорогой древних? Приходится каждодневно жить в двух временных измерениях - прошлом и сегодняшнем... И не этим ли объясняется все, что сегодня говорил его друг и коллега архитектор-реставратор Авилов?.. И судорожность поисков, и вера в озарение - напряженный труд и эфемерная надежда.
   Полемический задор обоих поостыл, но, когда Авилов рассказал о том, как в полночь возник за линзами казуали великий зодчий Растрелли, это вызвало у Мавродина беспокойство.
   - Вы знаете, Леонид Христофорович, я не могу до сих пор понять, был ли это сон... может быть, я устал и вздремнул, и пригрезилось, - признался Вадим Сергеевич. - А может быть, особое свойство казуали... И я увидел...
   - Наяву? - насмешка Мавродина рассердила Авилова. - Иллюзия!
   - Ну хорошо! Вы можете себе представить предельное, немыслимое, адское напряжение - вдумывание, вчувствование, вглядывание в материалы далекого времени?.. - Вадим Сергеевич пробовал объяснить свое состояние. - Я понимаю несуразность вызывания духов, но...
   - И от усталости начало казаться, - усмехнулся Леонид Христофорович. Галлюцинации.
   - А что такое наше воображение? Зримые образы, возникающие в мозгу, когда мы о чем-то думаем, что-то себе представляем? - запальчиво спросил Авилов.
   - Все строится из знакомых... м-м... "кубиков" виденного, - пояснил механику сновидений Мавродин.
   - Но бывают сны о том, чего человек никогда не видел? Будто сон наяву и воображение... Я-то нигде не видел, например, Растрелли за работой... Авилов сник, слишком велико было напряжение и минувших дней, и сегодняшней беседы. - А как вообще возникает в мыслях то, что никогда не существовало и что изобрел Архимед или Жюль Верн?
   Уходя, Мавродин сказал Авилову, что если самовнушение и самообман ему помогают в работе, то пусть. Только не следует других убеждать в особом своем зрении.
   5
   Чудо - событие, описанное людьми, которые
   услышали о нем от тех, кто его не видел.
   Э.Хаббард
   Мудр не тот, кто знает много, а тот, чьи
   знания полезны.
   Эсхил
   Перенапряжение свалило Вадима Сергеевича, и он быстро уснул; медики говорят, что в подобных ситуациях организм защищается, требуя отдыха.
   Утром Авилов решил позвать соседского мальчика Андрюшу, паренька смышленого, но шумного, - первый футболист летом и хоккеист зимой; его зычный голос слышен и сквозь стены, но он же отлично поет и играет на скрипке.
   Вадим Сергеевич предложил Андрейке через казуаль посмотреть картинки, двигая, вращая линзы. "Вот здорово!" - завопил Андрейка. Авилов стал расспрашивать, что же он увидел, что его так удивило.
   Мальчик говорил о картинках, которые "как живые и, кажется, что вот-вот там кто-то появится". Вадим Сергеевич пробил рассказать подробно именно об этом - "кто появится", но Андрейка не сумел объяснить свое впечатление, он лишь сказал: на рисунке открыты двери в другие комнаты, там темно и, похоже, кто-то стоит. А дальше уже Андрейка сам стал расспрашивать о линзах. Услышав, что это прибор древний, Андрейка воскликнул:
   - А знаете, что я сейчас подумал? Как в сказке! Правда?
   Авилов улыбнулся. Он был огорошен этим невинным открытием соседского отрока - так можно заставить поверить в любое шарлатанство... Но ведь казуаль действительно дает неожиданное впечатление, меняет, углубляет рисунок и в восприятиях ребенка. Это по-своему объяснял и мальчик. Он сказал, что не просто увеличивает, как лупа, а "меняется там все"... Андрейка спросил, не может ли Вадим Сергеевич дать ему лупу поиграть, показать ребятам во дворе и школе, что через нее "здорово интересно марки смотреть"... Авилов объяснил юному соседу - эта вещь не его, лупа уникальная, и ею детям играть не следует. Тогда Андрейка с детской прямолинейностью спросил: зачем же его звали - "только подразнить"?.. Вадим Сергеевич с трудом выпутался из этого объяснения и проводил юного гостя, дав ему "только посмотреть" книгу своего друга Аничкова, книгу о блокадном Ленинграде, иллюстрированную множеством кинокадров из документального фильма. Андрейка увидел эту книгу на столе, стал листать ее, и Вадим Сергеевич, чтобы увести мальчика от разговоров о казуали, разрешил взять книгу до вечера.
   Авилов невольно подумал об Аничкове, которому, конечно же, было бы интересно посмотреть казуаль, ведь Аничков занимается и научно-популярным кино, связан со многими деятелями науки... "Но зачем мне объяснения?!!" рассердился на себя Авилов. Присев к столу, выбирая лист ватмана для работы, Вадим Сергеевич вспомнил, что жена Аничкова занимается логопедией - делом, которое всегда поражало Авилова своими конкретными результатами. Она восстанавливала речь больных, вкладывала в свою работу столько эмоций, душевных да и физических сил. Видимо, не зря логопедам был установлен, быть может, самый короткий рабочий день в стране - три часа, - слишком велико нервное напряжение. Однажды Вадим Сергеевич видел, как она работает. Он был удивлен, что без физического (может быть, хирургического), медикаментозного вмешательства, только усилиями направленной воли, стараниями логопеда у больного почти восстанавливалась или исправлялась речь... И вот сейчас, не переставая думать о необыкновенных свойствах казуали, пытаясь как-то оправдать свою приверженность к непонятным явлениям, Авилов продолжал искать аргументы в схожих случаях, областях знаний и труда, где также "нечто рождается из ничего"...
   Эти размышления прервал телефонный звонок Инны Ростиславовны. Она говорила торопливо и сбивчиво - необходимо срочно, немедленно увидеться; она была в издательстве, где предложили поправки к их заявке на книгу. Инна Ростиславовна успела кое-что набросать, но уверенности в том, что "материал хорошо монтируется", у нее нет, и необходимо Вадиму Сергеевичу немедленно посмотреть, почитать, ибо истекает срок заявки, и она к нему готова сейчас приехать. Напор Беневой был столь стремителен, что Вадим Сергеевич согласился на встречу, хотя очень дорожил утренним рабочим временем. Положив трубку, Вадим Сергеевич подумал, что, видимо, следует убрать разложенные всюду листы, так как знал - Инна Ростиславовна непременно заинтересуется работой, тем более что и она много знала о трудностях нового проекта Авилова. Он с ней советовался, она так же, как и другие коллеги, щедро делилась своими "закромами" - накоплениями материалов. "Нет, неловко от нее скрывать... А кстати, почему бы и ее не попросить взглянуть на свойства казуали профессиональным оком?"
   За эти дни уже не раз в душу Авилова закрадывалось сомнение - зачем он связался с "этой чертовщиной", но ощущал, что не силах отказаться от ее помощи. Обескураженный всем, что породило появление казуали, особенно потерей душевного равновесия да и неприятным осадком после разговора с Леонидом Христофоровичем, Вадим Сергеевич вообще не собирался рассказывать Инне Ростиславовне о казуали - в чудеса она, естественно, не поверила бы: она резка бывает в своих суждениях, но сейчас решил - надо непременно именно ей показать.
   Вскоре появилась Инна Ростиславовна и, положив на стол отпечатанные страницы заявки, предложила Авилову, не теряя времени, их прочесть. Сама устроилась в кресле у стола в ожидании. Начав читать, Вадим Сергеевич подумал: хорошо, что пока она не замечает разложенных повсюду листов с набросками. Авилов читал новые страницы заявки.
   ..."О подобном знают немногие. Сенсация? Возможно, посетители дворца Бельведер, одного из замечательных архитектурных памятников Петергофа, как выяснилось относительно недавно, ходят по мозаичным плитам, по которым ступал... Нерон. В ленинградских архивах реставраторами среди других нужных документов обнаружены записи, раскрывающие "родословную" этого великолепного памятника античной культуры. Установлено, что цветная мозаика, созданная почти двадцать (!) столетий назад, украшала дворец римского императора на острове Капри, а затем была приобретена русскими вельможами. В 1942 году петергофский дворец Бельведер был разрушен. После изгнания фашистских вандалов с ленинградской земли руины этого, как и многих других дворцов, были законсервированы - реставрация откладывалась на неопределенное время..."
   "...Если в природе архитектуры заложена статичность, то в скульптуре динамичность. Скульптор должен мыслить архитектонически, а архитектор пластически. Таковы законы творчества..."
   "...Поиски архивных материалов, проведенные Еленой Мясоедовой хранительницей Большого Петергофского дворца, - вдруг дали неожиданные результаты... оказалось, среди работ академического периода скульптора Козловского есть тема, сходная с темами скульптур Тронного зала (Михаил Козловский - один из выдающихся скульпторов русского классицизма). Нашлись и сходные полотна художника Архипова, который учился в то же время. Видимо, и у живописцев была подобная библейская тема, заданная в годы учебы в Петербургской академии художеств.
   Барельефы на любительских фотографиях, насколько можно было различить, совпадают с деталями на осколках, найденных в развалинах дворца. Можно было предположить, что это изображение возвращения Святослава из Дунайского похода. Поиски и сравнения убедили - тема та же, хотя композиционно решена иначе. Все говорило о том, что это, может быть, программная работа Михаила Ивановича Козловского (в годы учебы в академии), которая считалась утраченной. Если это "Возвращение Святослава" Козловского, то она совпадает с композицией другого парного панно, "Крещение Ольги", созданного Архипом Ивановым. Это было время, когда увлекались античным стилем. Нужны были подробности... Как расположены фигуры, атрибуты, даже складки? Ворота или крыльцо дома за фигурами, встречающими Святослава? Он что-то держит в руке или просто прижал руку к груди? Может быть, держит колчан? Раз Святослав возвращается из похода, может быть, будет логично, что и лошади там изображены?.. Действительно, лошадь компоновалась как декоративный элемент; это подчеркивало возвращение из дальнего похода. А крыльцо терема - как символ возвращения к родному порогу...
   Так из множества разрозненных сведений складывалась "картина" лишь двух деталей убранства Тронного зала. Также скрупулезно собирались свидетельства для воссоздания многих деталей отделки и убранства и этого зала, и других залов... Скульптору нужны не только сведения, вдохновение, интуиция, но и натура, нужны характерные образы, которые помогли бы возродить произведения прошлых эпох. И оказалось вдруг совсем не просто сейчас найти фигуру, олицетворяющую XVIII-XIX века, то есть время, когда работал скульптор Козловский: характерный профиль лица, особенно покатые плечи, очень длинную шею, что, между прочим, считалось признаком красоты в ту эпоху... Людям неискушенным может показаться блажью такая дотошность поисков: мол, в конце концов, какая разница - доспехи, шея, профиль, лишь бы было похоже... Много загадок решили скульпторы Галина Михайлова и Эдуард Масленников за годы возрождения и реставрации Екатерининского дворца, Большого Петергофского дворца, Елагина дворца, Монплезира, Петропавловской крепости, Летнего сада. И всегда они трудились вместе с архитекторами, как и все иные творцы, мастера, причастные к восстановлению, реставрации памятников зодчества.
   ..."Мы, конечно, преклоняемся перед мастерами того века, собственно, в то время был расцвет этого искусства, расцвет этой профессии, и они достигли высокого мастерства... Был какой-то период после этого, когда эта профессия как бы угасла, не строили подобных дворцов, не было нужды учиться. А когда после Великой Отечественной войны, после нашествия фашистов нужно было восстанавливать дворцы-памятники, возродилась эта профессия. Не случайно государство открыло Мухинское училище в 1945 году... Резчик начинает всегда работать с модели, созданной скульптором в гипсе, изучает осколки деревянной скульптуры, найденные среди развалин. Сначала все это изучается, потом уже делается рисунок в натуральную величину, после рисунка делается заготовка. И когда непосредственно резчик приступает к работе, он не только пользуется моделью, фотографиями, чертежом, но он еще набирает аналогичные детали старых мастеров давних времен для того, чтобы использовать их технику, их приемы резьбы, так как модель сама по себе не дает техники исполнения в дереве, потому что модель гипсовая. И значит, нельзя воплотить то, что было задумано и сделано мастером того века в дереве.
   В творческом воспроизведении утраченных шедевров и до сих пор есть немало загадочного для непосвященных.
   Восстановленные памятники Ленинграда, Пскова, Новгорода, Киева, Севастополя, обновленные сооружения прежних веков в Суздали, на русском Севере, в Причерноморье, Средней Азии, Сибири поражают посетителей заповедных архитектурных ансамблей. Как же все-таки удается проникнуть в эпоху, оживить ее дух, черты, особенные свойства мастеровых людей, живших не одно столетие тому назад? Откуда взялось терпение в наш стремительный век скоростей, откуда оно у современных умельцев? Как духовно готовят себя к такой работе реставраторы?.. Резчики по дереву в Пушкине и Петергофе, чтобы снять чудовищное напряжение от процесса "бережной" резьбы, где одно неудачное движение может погубить труд многих месяцев, где нельзя "исправить ошибку", если состругал, выбрал стамеской лишний миллиметр, мастеровые устраивают два-три раза в день разрядку: или играют в волейбол, или в снежки, несмотря на возраст, среди них есть и люди почтенные. Затем снова сосредоточенность, как во время молебна, сосредоточенность и отрешенность...
   Из руин и пепла восстал и Павловский дворец. В каждом помещении искусственный мрамор иного цвета, оттенка. Поэмой в мраморе вновь называют Павловский дворец. Восстановлены знаменитые садово-парковые ансамбли в пригородах Ленинграда, такие, как Павловский, где растительность, скульптура и павильоны создавали неповторимое зрелище и в весеннюю пору цветения, и золотой осенью. И если не сравнивать с тем, что творили здесь оккупанты (теперь это осталось лишь на фотографиях и кинопленке), трудно поверить в чудесные превращения. Захватчики вывезли из Павловского парка тысячи кубометров древесины благородных пород, разрушили, смели все! Все!
   Рискуя жизнью, Анна Зеленова, молодой сотрудник Павловского дворца-музея, спрятала под носом у ворвавшихся в город фашистов большие ценности Павловского дворца: скульптуры в аллеях парка успели снять и зарыть. После освобождения Павловска Анна Ивановна посвятила свою жизнь возрождению музейного ансамбля..."
   Вчитавшись в заявку, Авилов не заметил - Инна Ростиславовна давно уже ходит по кабинету, вроде бы успела просмотреть эскизы; между Беневой и Авиловым не существовало профессиональных секретов, были они добрыми друзьями еще со студенческих лет, Инна Бенева нравилась Авилову, но вышла замуж за другого, тем не менее чувство симпатии и трогательного внимания друг к другу сохранялось все последующие десятилетия. Вместе пережили блокаду. Когда Инна Ростиславовна овдовела, друзья считали, что заскорузлый холостяк Авилов непременно женится на ней, но в их дружеских отношениях ничего не изменилось, только более деятельно оба принимали участие в жизни друг друга, сохранив обходительность питерских интеллигентов.
   Инна Ростиславовна, стараясь не мешать Авилову читать их заявку, рассматривала через линзы казуали... его карандашные наброски, рисунки, рассматривала с чувством смятения, удивления. Услышав шум отодвигаемого от стола кресла - Авилов встал, - Инна Ростиславовна смущенно улыбнулась, сделала движение казуалью в сторону рисунков, помахала линзами:
   - Что это такое? Я раньше у вас не видела... Знаете, как интересно смотрится... Что-то такое неожиданное...
   - Мх... Это целая история! - И вдруг Авилов быстро спросил: - А что вы сумели разглядеть?.. Просто интересно... Расскажите, Инночка.
   - Очень... Ну... какое-то странное впечатление. Непривычно меняет ракурс... Даже такое впечатление, что... видишь больше, чем изображено... У вас на эскизах стены в перспективе, а этот лорнет... разворачивает их прямую плоскость.
   - Правда?! - выпалил Авилов и так стремительно взял у Беневой казуаль, что она даже испугалась.
   Авилов подносил казуаль то к одному, то к другому эскизу, которые он накануне набросал. Волнение Авилова и озадачило Инну Ростиславовну, и еще больше разожгло любопытство. Он рассердился на себя, почему же сам не догадался, что следует через линзы рассмотреть и собственные рисунки, созданные с помощью казуали. И вывод напрашивался все тот же: увиденное с помощью казуали передает и в новой вещи черты, сокрытые от обычного зрения. Авилов подумал: видимо, мы еще не научились рисовать как думать и наносим на бумагу, на холст одномерность в силу какой-то инерции.