Инна Ростиславовна смотрела на Авилова, застывшего в раздумье.
   - Ну, объясните, наконец, что это такое?.. Что с вами творится? сердито вопрошала Инна Ростиславовна. - Я вас последние дни не узнаю. Словно вас подменили...
   Тяжело дыша, Авилов опустился на диван, рядом присела Бенева - сейчас, увидев усталое лицо, отрешенный взгляд друга, она настроилась сочувственно, понимая, что не пустячный повод довел его до подобного состояния.
   - Воды дать? - предложила она. Авилов отрицательно покачал головой. Вадим, милый, успокойтесь и... если хотите, расскажите, в чем дело... Я вижу, что это как-то связано с лорнетом... Да?
   И Авилов все без утайки, со всеми подробностями рассказал Инне Ростиславовне свои злоключения последних дней. Бенева слушала, стараясь не выдать своих чувств - вначале сомнение, удивление, а затем все более изумление. Единственное, что высказала Инна Ростиславовна с уверенностью нужно позвонить "хозяйке" казуали Митиной и сказать ей правду и, может быть, с ее помощью искать объяснения.
   Авилов понимал логичность этого предложения, но не мог преодолеть чувства стыда - не сообщил Митиной сразу, утаил все, что узнал об этих линзах еще в хранилище археологических находок. Инна Ростиславовна подсказала - пусть Авилов пригласит Митину к себе, пусть покажет эскизы и предложит и ей самой рассмотреть их с помощью казуали, а дальше - или Митина сама обнаружит необычные свойства этих линз, или Авилову придется все объяснять...
   6
   Беспокойство - это неудовлетворенность, а
   неудовлетворенность - первейшее условие прогресса.
   Покажите мне совершенно удовлетворенного человека, и я вам
   открою в нем неудачника.
   Т.Эдисон
   Что может быть честнее и благороднее, как научить
   других тому, что сам наилучшим образом знаешь?
   Квинтилиан
   Авилов позвонил Митиной, телефон не отвечал. Усталость, нервное напряжение свалили Вадима Сергеевича, и он прилег на диван; чтобы отвлечься, избавиться от навязчивых мыслей о казуали, волнений этих дней, Авилов взял одну из книг, которые постоянно громоздились на столике у дивана. Как закладка, среди страниц книги торчало письмо от друга Карло Николаевича Бакурадзе, реставратора древнейших храмов и крепостей в горах Кавказа. С ним, искренним человеком, подвижником возрождения древних творений, Авилова так же, как и с Инной Ростиславовной Беневой, связывала давняя дружба. Авилов любил наблюдать за работой Бакурадзе, слушать его беседы-размышления; и письма его любил, ибо писал Карло Николаевич как говорил - взволнованно и мудро о том, что на душе, не стесняясь, не процеживая через сито рациональности.
   Он с упоением стал перечитывать строки о последних работах Бакурадзе в них находил созвучие и своим терзаниям-поискам; Бакурадзе писал о реставрации росписей в одном из храмов, в заброшенном высокогорном селении, писал о том, что постиг о древних мастерах. Авилов вспомнил, что у него есть магнитофонная запись беседы радиожурналистов с Карло Николаевичем, ему захотелось услышать его голос и, вскочив с дивана, стал разыскивать на полках кассету. Нашел, поставил на магнитофон, включил и услышал:
   ..."Очень редко попадается, когда они пишут свои имена. А вот здесь уже пишет художник, что он, что под его руководством расписаны эти стены.
   - Карло Николаевич, а как звали этого художника? Как вы думаете, что это был за человек?
   - Как я могу представить? Это очень трудно. У него были совсем другие условия. Во-первых, когда представляешь, как он мог разрисовать этот памятник в такой темноте. Вот у нас электричество, и то вечером найти эти линии очень трудно, а тогда? Какие нужны были глаза и как они вообще это делали - славные древние мастера! Это, наверное, истинная, большая любовь к искусству... Видимо, глаза этого мастера привыкали к темноте...
   - Где вы реставрировали фрески, в каких храмах?
   - Я начал с Атенского Сиони. Это в 1955 году, потом в Хахечкури, потом храмы Х-XI веков Атени, там тоже сейчас раскрываются, укрепляются работы XVI и XVII веков. Потом в Алаверда Гелати... Удивительные памятники. Я могу назвать почти 40 памятников, где мне приходилось работать... И так каждую весну начинаю и до поздней осени, до снегов, а иногда и в снегах. Ведь когда в горах все вокруг в снегах, через створы узких окон храма, как через бойницы, проникает очень чистый, ясный свет и можно проверить то, что написал при знойном желтом летнем солнце. Теперь здесь много бывает туристов, в этих памятных местах. Едут со всей Грузии, с Кавказа, со всего Советского Союза, из многих стран мира. И я счастлив, что чуть-чуть помог увидеть, каким талантливым был мой народ в давние века, какая поэтичная душа у моего народа..." Магнитофон умолк.
   Авилов выключил магнитофон и сидел в оцепенении. Не раз голос друга заряжал его верой в необходимость своих трудов; он хотел быть, да по существу и был, таким же подвижником, как его друг Карло, как другой его товарищ, который трудится в самом сердце Древней Руси, - Александр Петрович Некрасов. Он вместе со своими коллегами посвятил жизнь открытию новых неведомых страниц в творчестве великого Андрея Рублева. Видимо, все истинные реставраторы - люди одержимые. Еще немало тайн ждет их разгадок, их великой самоотдачи. Вот совсем недавно Александр Петрович Некрасов, руководитель группы владимирских реставрационных мастерских, вместе с химиком-реставратором Людмилой Порфирьевной Балыгиной открыл в Успенском кафедральном соборе во Владимире ранее неизвестные росписи Андрея Рублева, чьим творчеством гордится не одно поколение наших соотечественников.
   Еще вспомнил Авилов уникальный случай в работе владимиро-суздальских реставраторов-умельцев... Западные "златые врата" Рождественского собора выполнены в сложной технике золотой наводки по бархатисто-черному фону медных листов - врата, как огромная икона. Двадцать восемь фрагментов на двери, и реставраторы сумели постигнуть "руку" древних умельцев. И через семь столетий виден талант, смекалка и долготерпение, видны они особенно при реставрации белокаменных строений и фресок, тонкого орнамента на камне. Суздаль стал живым учебником истории. И в любую пору - летом и вьюжной зимой, здесь людно, едут, чтобы увидеть диво-дивное. Суздаль, что живет обычной, как и всякий другой город, жизнью, не стал городом-затворником, а явился глашатаем древней культуры, бережного сохранения и реставрации шедевров Владимиро-Суздальской Руси.
   7
   Научная фантастика в конце концов есть смелое задание
   науке и технике.
   К.Федин
   Что бы я ни сочинял, что бы я ни выдумывал, - все это
   всегда будет ниже действительных возможностей. Настанет
   время, когда достижения науки превзойдут силу воображения.
   Жюль Верн
   Весь следующий день Авилов работал исступленно, словно спор с Мавродиным да и непонятное отношение Беневой к тому, что ей поведал, подхлестывали с утра до поздней ночи. К телефону Авилов не подходил, ничем не отвлекался и успел довольно много. Поздней ночью придирчиво разглядывал рисунки. Он сам себе казался скаковой лошадью после изнурительного пробега. Сделанные вчерне наброски будто просились в перевод на чистые листы, в проработку деталей, но Вадим Сергеевич решил не поддаваться соблазну, хотя и любил эту работу, ощущение четких, как на экзамене, ответов на все вопросы. Именно в эти минуты Авилов понял, что до тех пор, пока не сделает черновую разработку всех помещений дворца, пока не даст им "отлежаться", пока приходят сомнения или радость точного угадывания, он чистые листы не начнет.
   Когда спустя несколько дней позвонила Элеонора Александровна Митина, Авилов даже испугался. Но она лишь уточнила, когда может зайти за обещанными ей книгами, и ни слова о казуали. Авилов хотел отложить визит, но вспомнил - они договаривались с Митиной на этот день, четверг; Авилов забыл, как настойчиво приглашал Элеонору Александровну заглянуть к нему и посмотреть старинные гравюры, рисунки, чертежи, описи, которые ему доверили в архивах на время работы над проектом восстановления Радужного дворца. Авилов также обещал Элеоноре Александровне дать почитать несколько книг, интересовавших ее. Сейчас Авилов боялся этого визита, но отступать было поздно.
   Вскоре Элеонора Александровна пришла. Она не могла не заметить странную перемену в поведении старого знакомого, особенно манеру говорить. Обычно, упоенный работой, он рассказывал интересно, со множеством подробностей, но сегодня Авилов говорил вяло, просто предлагал посмотреть одну, другую гравюру, почти никак их не комментируя. Элеонора Александровна даже сказала, что, видимо, пришла не вовремя.
   О казуали Авилов разговаривать не хотел, и, когда Митина упомянула невзначай о биолокации, о том, что с помощью биолокации якобы в Новгороде под значительным слоем земли были обнаружены фундаменты древнего строения, Авилов заинтересовался и стал расспрашивать ее о подробностях.
   Митина случайно узнала от коллег о биоэнергетическом эффекте. Четыре геолога, неся в вытянутых руках проволочки, загадочно ходили вокруг по полю и были похожи на волшебников. Но ничего сверхъестественного вроде бы и не происходило, просто проволочки изменяли угол, склонялись к земле, указывая, где нужно вбивать очередной деревянный колышек. Вскоре колышки образовали замкнутое прямоугольное пространство... Объяснялось все очень просто: каменная кладка или подобное "скопление" под слоем земли изменяет энергетическое поле на поверхности грунта. Эти изменения можно обнаружить, уловить и с помощью рамки-индикатора, похожей на миноискатель. Оператор с рамкой-индикатором или проволочкой в руке минует зону энергетической аномалии, то есть объекта над слоем земли, указатель возвращается в исходное положение... Так геологи помогли археологам без пробных шурфов обнаружить фундаменты одного из древнейших сооружений на новгородской земле. А когда провели выемку грунта - убедились, что раскопки сразу же, без "блуждания в потемках", дали отличные результаты.
   Археологи ничего нового не придумали, используя биоэнергетический эффект, - еще в глубокой древности рудознатцы, рудоискатели с помощью прутика искали и залежи руд, и место для колодца. "И сколько было насмешек, сколько скептических замечаний, пока археологи убедились, что и волшебный метод поиска помогает делу", - говорила профессор Митина.
   Авилов слушал как завороженный. Теперь, после того, что он услышал, ему захотелось немедленно открыть свой секрет. Вадим Сергеевич достал из стола казуаль.
   - Вот ваша старая знакомая. - И предложил Митиной через линзы взглянуть на листы своих работ.
   - Зачем? - удивилась Элеонора Александровна.
   - Посмотрите, посмотрите... и, наверное, поймете, - загадочно улыбнулся Авилов. Митина была человеком восторженным, резким в переходах из одного настроения в другое, взглянув на первый же лист, она ойкнула и быстро просматривала все новые и новые листы, комментируя с детской непосредственностью чудодейственные свойства линз:
   - Удивительно!.. Не может быть!.. Просто не может быть!..
   Элеонора Александровна разволновалась, говорила, что она "балда", как это до сих пор не поинтересовалась такой замечательной вещью; просто валялась "какая-то штукенция" на полках хранилища. Митина и Авилов условились, что пока они ничего никому не будут говорить о казуали.
   Потом Авилов угощал Элеонору Александровну чаем, но она никак не могла оторваться от старинных гравюр и рисунков, собранных Авиловым, продолжая их рассматривать через казуаль.
   Восторгам не было конца. Когда же Авилов заговорил о чудесах - о казуали и о биоэнергетическом эффекте, которым воспользовались археологи, Элеонора Александровна совсем обыденно сказала, что и в том и в другом случае нет никаких чудес. Просто казуаль - это совершенство оптики, метод, которым воспользовались археологи при новгородских раскопках, известен всем саперам, но археологи не додумались его применить в своей необычной области "видения под землей". Она вспомнила, что несколько лет назад вместе со своим сотрудником Николаем Гориным пользовалась самолетом для аэрофотосъемок. Это помогло увидеть среди однообразных равнин пустыни и солончаков остатки древних поселений и оросительные каналы средневековья, проложенные в Приаралье: "С земли это не так заметно, просто складки местности, а с воздуха - следы времени как на ладони..."
   Авилов был благодарен Элеоноре Александровне и за казуаль, и за то, что она разделяет его ощущения необычности поисков. Жаль, что прежде он не знал о биоэнергетическом методе поисков, - это могло бы стать важным аргументом в спорах с Мавродиным и Беневой: "если можно видеть сквозь землю", то почему нельзя увидеть необычные ракурсы, изнанку изображения через линзы? Почему они не могут открыть, то что художник наблюдал, но не сумел изобразить и подсознательно как бы закодировал в своем рисунке?.. И казуаль помогает это закодированное изображение считывать, раскрывать...
   8
   Изучая истину, можно иметь троякую цель: открыть
   истину, когда ищем ее; доказать ее, когда нашли; наконец,
   отличить от лжи, когда ее рассматриваешь.
   Б.Паскаль
   Большинство голосов не есть неопровержимое
   доказательство в пользу истин, нелегко поддающихся
   открытию, по той причине, что на такие истины натолкнется
   скорее отдельный человек, чем целый народ.
   Р.Декарт
   Светоч истины часто обжигает руку того, кто его несет.
   П.Буаст
   Месяц судорожно напряженной работы Авилова был успешным. Он сумел сделать эскизы двадцати одного из двадцати семи помещений Радужного дворца и даже рабочий проект главного фасада. Эскизы были выполнены в мягких тонах, отдельные детали проработаны четко, правда, только на шести эскизах, три эскиза он отработал до состояния законченных проектов.
   Посоветовавшись с Беневой и Мавродиным, Вадим Сергеевич решил вынести на суд научного совета по реставрации все, что удалось сделать для возрождения Радужного дворца. Авилов хотел предварительно оговорить с коллегами возможные пути разработок. Если его предложения не примут, он откажется от дальнейшей работы, и пусть будут потеряны многие месяцы, да и годы, но должен наконец знать - одобряется его путь поисков или нет!
   Леонид Христофорович подготовил предварительные, ориентировочные расчеты, но не для того, чтобы их представить на официальное рассмотрение, - только для своего выступления на научном совете, надеясь тем самым поддержать работу Авилова.
   В день заседания научного совета Мавродин зашел к Авилову, чтобы помочь ему упаковать листы и "собраться с духом". Авилов готовился не на парад, не на экзамен, скорей на судилище; он понимал, что иного выхода не было, рано или поздно ему предстоит эта встреча, и пусть она состоится уж побыстрее, пусть что-то решится, и он тогда, быть может, освободится от щемящего душу ожидания, тревоги, смятения.
   С двумя огромными планшетами, где были уложены листы эскизов, с чемоданчиком, где находились архивные документы, относящиеся к творчеству Петра Ивановского, и другие документы, с коробкой из-под обуви, куда Авилов уложил казуаль, они вышли на улицу и стали ловить такси. Не везло, мимо проносились автомобили с зелеными огоньками. Мавродин успокаивал Авилова, который стремился приехать загодя, чтобы успеть наилучшим образом развесить листы эскизов, чтобы их могли спокойно разглядеть все, кто придет на совет.
   Возле Авилова и Мавродина остановился "Жигуленок", из машины выглянул мужчина непонятного возраста и спросил: "Вам куда?" И вскоре "Жигуленок", юрко виляя между собратьями, несся по улице.
   Леонид Христофорович еще развешивал листы, Вадим Сергеевич подошел к столу, чтобы в нужном порядке разложить архивные документы (если понадобится давать справки), полистать еще раз текст своего вступительного слова. Авилов осмотрел стол - папка и чемоданчик с документами лежали на столе, а картонки с казуалью он не видел. Ужас охватил Авилова. На "ватных ногах" он шагнул к Мавродину и осипшим голосом спросил:
   - Где же картонная коробка?!
   Вид у Вадима Сергеевича был такой, что Мавродин понял - стряслось что-то ужасное. Вадим Сергеевич потирал лоб, разводил руками, не в силах произнести ни слова.
   - Что случилось, Вадим? - спросил Леонид Христофорович.
   Авилов с трудом выдавил из себя:
   - Леонид! Вы не видели такой коробки... из-под обуви?
   - Нет, а что там?
   - Казуаль... - упавшим голосом произнес Авилов.
   - Нет, я ее не видел. Вы в машине держали коробку на коленях. Я еще хотел спросить, что в ней...
   Авилов, не дослушав Мавродина, опрометью выскочил из Овального зала, сбежал по лестнице в коридор, ринулся на улицу. Надежда, что машина еще не уехала, была тщетной.
   Авилов был потрясен, у него дрожали руки - как же он после этого посмотрит в глаза Митиной, что скажет?! А ведь берег казуаль, не выпускал из рук даже в машине. Авилов вспомнил, что планшеты с эскизами нес Мавродин... Так где, когда, как исчезла казуаль? Вадима Сергеевича охватил страх, суеверный страх... наваждение какое-то...
   ...Мавродин в поисках друга выбежал на улицу. Он понимал, что в подобной ситуации Авилова трудно успокоить, но что делать - нужно подняться в Овальный зал, там уже "зреет" мнение, отношение к эскизам у членов научного совета, и необходимо загодя, с кем удастся, переговорить, объяснить - во всяком случае, как-то если и не склонить на свою сторону, то хотя бы нейтрализовать более яростных противников.
   Мавродин, поддерживая обессилевшего Авилова, помог ему подняться в Овальный зал. Здесь Инна Ростиславовна, к которой коллеги относились с симпатией, уже разговаривала с наиболее задиристыми ревнителями охраны "зодческого наследия, нашей золотой классики". Бенева заметила, что с Авиловым творится что-то неладное, и вскоре подошла к нему и Мавродину. Упреждая ее, Леонид Христофорович шепнул, что пропала казуаль - в машине она была у Авилова, а вот дальше...
   Инна Ростиславовна успокаивала Вадима Сергеевича, убеждая, что вещь найдется. Сейчас нужно сосредоточиться на вступительном слове.
   Она проводила Авилова к столу, усадила, велела вчитаться в текст его сообщения. Авилов подчинился ее внушениям, но делал все машинально, затравленными глазами изредка посматривал на собиравшихся в Овальном зале. Ограждая Вадима Сергеевича от тех, кому не терпелось что-то уточнить, Инна Ростиславовна и Леонид Христофорович давали понять, что сейчас докладчику нужно не мешать подготовиться, и сами объяснились с членами научного совета.
   ...Вадим Сергеевич не пошел на кафедру, лишь стал сбоку стола и негромко заговорил, будто продолжая с кем-то прерванный разговор о принципах творчества; он вспомнил о послевоенных десятилетиях поисков и постижении почерка старых мастеров, о разных подходах к источникам творчества архитекторов-реставраторов. Затем перечислил материалы, которыми располагал. И, поколебавшись, стал подробнее рассказывать о казуали, которая давала необыкновенный эффект в проникновении в материал. Но, к великому сожалению, казуаль исчезла, пропала, и он огорчен, что коллеги сами не смогут убедиться... и тому подобное. По реакции собравшихся было видно, что одни его просто не поняли, а другие усомнились в аргументах.
   Бенева и Мавродин, вздыхая, переглядывались. Они понимали - их друг бросился в пучину, из которой не выплыть, и пока помочь ему не было возможности. Но тем не менее Мавродин взял слово. Он говорил: ему как главному инженеру проекта предстоит технически обосновать возможность воплощения замысла архитектора Авилова... Многие были удивлены: главный инженер проекта Мавродин, известный трезвостью суждений, сейчас говорил о каких-то фантастических линзах убежденно, тон его был непререкаем расчеты точны, исторически достоверны, и он, главный инженер проекта, готов его воплотить с чистой совестью. Бенева подбадривающе кивала, также, видимо, готовая сражаться за Авилова.
   Профессор Озерецковский встал за столом, прошелся у проектов и эскизов:
   - Что же... Проекты дают... целостное впечатление о таком... неклассическом творении, но весьма оригинальном... Но у меня вопрос: как, на основании каких документов, данных свидетельств вы, Вадим Сергеевич, разработали все это?.. - Он указал в сторону эскизов и проектов, развешанных на стене. - Ведь известна лишь акварель, и то одной незначительной части сооружения... И еще несколько довоенных любительских фотографий. А здесь мы имеем полный объем... Немного смахивает на слишком вольный домысел уважаемого архитектора Авилова... Как можно подтвердить, что подобным образом все было у Петра Ивановского?..
   - Обмеры руин зала проведены точно и соответствуют размерам, - сообщила за столом Аида Дмитриевна Ушицева; эта пышногрудая, с высоким клобуком волос женщина, возраст которой определить было невозможно, говорила тихо. Подобная фраза означала и поддержку Авилова, и простую справку, подчеркнутую ею в докладе.
   - Вот всего один пока вопрос у меня... - сказал Озерецковский, возвращаясь в первый ряд, Где сидели члены научного совета. - Независимо от ответа Вадима Сергеевича мне его работа представляется в высшей степени оригинальной и своеобразной. Во всяком случае, подобных... смелых разработок мы не знаем. - И сел.
   Затем говорил Нил Иванович Крекшин, почтенный человек; удивительный в наше время любитель пенсне, один из старейших историков архитектуры. Он весьма одобрительно отозвался о работе, "которая убеждает, потому что нам известно о почерке Петра Ивановского". Да, дворец, по его убеждению, был таким! И если мы не располагаем большими материалами, чем те, которые были в распоряжении уважаемого Вадима Сергеевича, его высокий авторитет зодчего, уже давно вставшего вровень с великими предками, дает ему право ка разработку проекта восстановления Радужного дворца. "Я буду голосовать "за"...
   Это была важная поддержка, но Авилов сидел, не поднимая головы, положив руки на стол, и, похоже, ничего не слышал. Бенева была довольна, да и Мавродин удовлетворенно улыбался, надеясь, что после "живого классика истории зодчества" вряд ли кто-либо всерьез осмелится спорить о том, что помогло Авилову в работе и что может служить в данном случае документальной основой для проекта - немногие свидетельства и чутье выдающегося мастера реставрации. Следующим выступил руководитель архитектурной мастерской.
   Возвращались домой вместе. Мавродин помог Авилову внести в квартиру планшеты и чемодан с документами. Условились позже перезвониться. Авилов перенес из коридора в кабинет-мастерскую вначале один планшет, потом другой. Сел на диван и сжал голову руками. Его не радовала даже успешная защита проекта. Но друзья не могли его понять: они даже не представляли ту роль, которую сыграла казуаль в работе Авилова.
   Вскоре они уехали. Авилов остался один. У него разболелась голова, он лег на диван и закрыл глаза. И тут раздался звонок. Вадим Сергеевич подошел к телефону, снял трубку:
   - Здравствуйте, Вадим Сергеевич, - узнал он голос в трубке, это звонил студент-дипломник Корчагин, некогда проходивший практику в его мастерской. - Мне случайно сегодня досталась прелюбопытнейшая штука... Кто-то забыл в машине, а шофера я знаю. Представляете себе - плоское изображение становится объемным! Нужно только посмотреть в окуляры... Вот какая штука! Представляете? Может ли такое быть?..