Несбё Ю. Снеговик

   – Он убил и отрезал ей голову в ручье, – сказала Катрина. – Ее следы исчезли в ручье еще до места убийства. Она бежала по воде, чтобы не оставлять следов на снегу, но он все равно ее настиг.
   – Чем же он голову отделял? – спросил Харри.
   – Топором или пилой, чем же еще.
   – А что за ожоги на шее?
   Катрина взглянула на Скарре, и оба пожали плечами.
   – О’кей, Холм, проверь это, – приказал Харри. – Давайте дальше.
   – Дальше он, возможно, сплавил по ручью тело до дороги, – предположил Скарре. Он спал всего два часа, свитер на нем был надет задом наперед, но ни у кого не хватило смелости ему об этом сказать. – Думаю, потому-то мы там ни хрена не нашли. А должны бы. Брызги крови на стволе дерева, кусок мяса на ветке или клочок одежды. Там, где ручей проходит под дорогой, мы обнаружили его следы: рядом с дорогой в снегу лежало что-то тяжелое, может быть, тело, но, бог знает почему, собаки на это место не обратили никакого внимания. Ни разу не затявкали, трупонюхи хреновы! Это прямо чистая…
   – Загадка, – подхватил Харри и потер подбородок. – Однако ведь это страшно неудобно: отрезать голову, стоя в ручье, а? Русло там довольно узкое, не развернешься. Почему же он остановился именно там?
   – Ну, это совершенно очевидно, – сказал Скарре. – Вода все смывает.
   – Нет, не очевидно, – возразил Харри. – Пока он пристраивал ее голову, он не особенно заботился, чтобы не оставить следов. Но почему после переноски тела не осталось ни одной капли крови на протяжении всего пути до дороги…
   – Бодибэг! – вмешалась Катрина. – Я как раз сейчас сидела и думала, как ему удалось оттащить ее на такое большое расстояние. В Ираке солдаты используют такие мешки на лямках – бодибэги – для переноски тел, они надеваются как рюкзаки.
   Харри хмыкнул:
   – Это объясняет, почему собаки не обратили внимания на дорогу.
   – И то, что он спокойно положил на дороге тело, – сказала Катрина.
   – Положил? – спросил Скарре.
   – Я имею в виду вмятину на снегу, там, на обочине. Он, очевидно, положил ее там, а сам пошел за машиной, которую, скорее всего, припарковал где-то недалеко от хутора Оттерсенов. У него это должно было занять полчаса, так?
   – Вроде того, – нехотя пробормотал Скарре.
   – Бодибэги черные, если кто-то и проезжал мимо, запросто мог принять его за обычный мешок для мусора.
   – Мимо никто не проезжал, – кисло сказал Скарре и подавил зевок. – Мы поговорили с каждым, кто живет в этом чертовом лесу.
   Харри кивнул:
   – А что мы думаем об истории Ролфа Оттерсена, который якобы между пятью и семью вечера работал в лавке?
   – Его алиби ни хрена не подтверждается, потому что ни одного покупателя у него не было, – заметил Скарре.
   – И пока близняшки играли на скрипке, он мог успеть съездить туда и обратно, – согласилась Катрина.
   – Непохоже: не тот он человек, – вздохнул Скарре, откинулся на спинку стула и кивнул в подтверждение собственным словам.
   Харри собирался было сказать несколько общих слов о том, что настоящий полицейский не должен лишать себя возможности заподозрить в любом человеке убийцу, но не захотел прерывать ребят: они только начали высказываться, и мешать было нельзя. Опыт показывает, что лучшие решения как раз и рождаются из нагромождения мыслей, не слишком обоснованных догадок и даже явно неверных выводов.
   Дверь открылась.
   – Хауди-ху! – пропел Бьёрн Холм. – Я ужасно опоздал, зато знаю, что послужило орудием убийства.
   Он снял пальто из «мокрой» кожи и повесил его на вешалку Харри – она премерзко хрустнула. А Бьёрн предстал перед собравшимися в рубашонке, расшитой желтыми нитками, с надписью на спине, которая сообщала всем заинтересованным лицам, что Хэнк Уильямс (на самом деле почивший зимой 1953 года) жив. Холм опустился на единственный свободный стул и посмотрел на коллег; те все это время не спускали с него глаз.
   – Что это с вами? – улыбнулся он, и Харри уже знал, что сейчас последует Холмова любимая хохма. И она последовала: – Помер кто?
   – Орудие убийства, – напомнил Харри. – Выкладывай.
   Холм просиял и потер ладони.
   – Я, само собой, заинтересовался, откуда могли взяться ожоги на шее Сильвии Оттерсен. Патологоанатомша ни бе ни ме. Сказала только, что все мелкие сосуды прижгло, как при ампутации, – так делают, чтобы избежать кровотечения. А потом уж пилят. И вот когда она про пилу начала, тут я кое-что припомнил. Я ж на хуторе вырос. – Бьёрн Холм подался вперед, глаза его сияли, и Харри подумал, что так должен выглядеть папаша, который собирается открыть рождественский подарок – супернавороченный паровозик, купленный для новорожденного сынишки. – Короче, как-то корове пришло время родить, а теленок уже был мертвый. И тут мы видим, никак она сама его вытолкнуть не может: слишком большой. Мы прям чуть голову не сломали, а помочь, вытащить его, да чтоб ее не поранить, – никак не можем! И тогда приехал ветеринар с пилой.
   Скарре перекосило.
   – Это такая хрень, лезвиё у ней гибкое и тонкое, как шило, его в корову пихают так, чтобы оно вокруг теленка загнулось. Зацепил – и пили туда-сюда, покуда не перепилишь. – И Холм продемонстрировал процесс с помощью жестов. – А тогда уж его можно вынимать. На этом обычно все заканчивается… Ну, конечно, бывает и так, что лезвиё, пока елозит туда-сюда, задевает и корову. Тогда и она от кровотеченья дохнет. Так вот, несколько лет назад во Франции крестьяне для таких дел начали использовать одну штуковину, которая все проблемы разрешила. Устроена как нить накала, но петлей. Состоит из простой пластиковой рукоятки и тонкой суперпрочной металлической проволоки, у ней оба конца к этой рукоятке прикреплёны. Получается петля, которую надеваешь на то, что тебе надо отпилить. А потом включаешь нагрев. Пятнадцать секунд – и она накаляется добела, тогда раскаленная нить без труда режет, например, труп. Никаких «туда-сюда», то есть шанс задеть корову минимальный. И если это та самая хрень, то…