Страница:
– Он приехал один? – спросил Харри.
– Да.
– В его машине тоже никого не было?
Ван покачал головой.
– А почему вы так в этом уверены? У «мерседеса» тонированные стекла, а вы сидели в холле…
– Обычно я выхожу во двор, чтобы самому все проверить. Бывает, что кто-нибудь берет с собой товарища. Если их двое, они должны заплатить за двухместный номер.
– Понимаю. Двухместный номер – двойная цена?
– Ничего не двойная. – И Ванг снова обнажил гнилые зубы. – Вскладчину дешевле.
– Что произошло потом?
– Не знаю. Тот человек подъехал на машине к номеру сто двадцать, где теперь и лежит. Номер расположен в глубине патио, и я мало что мог разглядеть в темноте. Я позвонил Дим, она приехала сюда и стала ждать вызова. Прошло некоторое время, и тогда я сам послал ее в номер клиента.
– А в кого вырядилась Дим? В кондуктора трамвая?
– Нет-нет. – И Ван перелистал меню, а затем с гордостью показал фото юной улыбающейся тайки в коротком платьице с серебряными блестками и в белых коньках. Она выставила вперед одну ногу, чуть присев на другой и разведя руки в стороны, будто только что успешно откатала программу. На загорелом лице были намалеваны крупные рыжие веснушки.
– Имеется в виду… – недоверчиво произнес Харри и прочел имя, стоявшее под фотографией.
– Да-да, Тоня Хардинг. Та, которая победила других американок, та самая, красоточка. Дим может изобразить ее, если хотите…
– Нет, спасибо, – ответил Харри.
– Она очень популярна. Особенно среди американцев. Умеет плакать когда захочешь.
И Ван провел указательным пальцем по ее щекам.
– Она нашла его в номере лежащим с ножом в спине. Как это случилось?
– Дим прибежала сюда и ужасно кричала.
– Как, прямо на коньках?
Ван укоризненно посмотрел на Харри.
– Коньки надевают, уже сняв трусы.
Харри согласился, что так и правда удобнее, и махнул рукой, призывая китайца продолжать.
– Мне больше нечего сказать, господин полицейский. Мы вернулись в номер и удостоверились, что все так и есть, а затем я запер дверь и позвонил в полицию.
– По словам Дим, дверь была открыта, когда она вошла в номер. И все-таки, была ли она приоткрыта или просто не заперта?
Ван пожал плечами.
– Дверь была закрыта, но не заперта. Это важно?
– Никогда не знаешь, что может оказаться важным. Вы не заметили поблизости от номера кого-нибудь еще тем вечером?
Ван покачал головой.
– А где у вас книга посетителей? – спросил Харри. Он начал уставать от этого разговора.
Китаец вскинул глаза:
– Нет никакой книги.
Харри молча смотрел на него.
– Нет никакой книги, – повторил китаец. – Зачем нам она? Сюда же никто не станет приходить, если придется регистрироваться и сообщать имя и адрес.
– Я не идиот, Ван. Никто и не думает о регистрации, но сами-то вы, разумеется, ведете запись. Так, на всякий случай. Здесь наверняка попадаются важные персоны, и книга посетителей может пригодиться, если у вас в один прекрасный день возникнут проблемы. Не правда ли?
Китаец моргнул по-лягушачьи.
– Не капризничайте, Ван. Тому, кто не замешан в убийстве, нечего бояться. Особенно если он не публичная персона. Слово чести. Ну, давайте сюда книгу.
Она оказалась маленьким блокнотом, и Харри быстро просмотрел странички, заполненные убористыми записями с непонятными тайскими значками.
– Сюда придет один из полицейских и сделает копию, – сказал он.
У «мерседеса» его дожидались все трое. Горели фары, и на освещенном патио лежал вскрытый кейс.
– Нашли что-нибудь?
– Похоже, у посла были особые сексуальные пристрастия.
– Знаю. Тоня Хардинг. Я называю это сексуальным извращением.
Внезапно Харри застыл перед кейсом. В желтых лучах фар отчетливо выступили все детали на черно-белой фотографии. Его пробрала дрожь. Конечно же он слышал о подобном, даже читал рапорты и разговаривал об этом с коллегами из отдела половых преступлений, но впервые в жизни увидел, как взрослый насилует ребенка.
Глава 8
Глава 9
Глава 10
– Да.
– В его машине тоже никого не было?
Ван покачал головой.
– А почему вы так в этом уверены? У «мерседеса» тонированные стекла, а вы сидели в холле…
– Обычно я выхожу во двор, чтобы самому все проверить. Бывает, что кто-нибудь берет с собой товарища. Если их двое, они должны заплатить за двухместный номер.
– Понимаю. Двухместный номер – двойная цена?
– Ничего не двойная. – И Ванг снова обнажил гнилые зубы. – Вскладчину дешевле.
– Что произошло потом?
– Не знаю. Тот человек подъехал на машине к номеру сто двадцать, где теперь и лежит. Номер расположен в глубине патио, и я мало что мог разглядеть в темноте. Я позвонил Дим, она приехала сюда и стала ждать вызова. Прошло некоторое время, и тогда я сам послал ее в номер клиента.
– А в кого вырядилась Дим? В кондуктора трамвая?
– Нет-нет. – И Ван перелистал меню, а затем с гордостью показал фото юной улыбающейся тайки в коротком платьице с серебряными блестками и в белых коньках. Она выставила вперед одну ногу, чуть присев на другой и разведя руки в стороны, будто только что успешно откатала программу. На загорелом лице были намалеваны крупные рыжие веснушки.
– Имеется в виду… – недоверчиво произнес Харри и прочел имя, стоявшее под фотографией.
– Да-да, Тоня Хардинг. Та, которая победила других американок, та самая, красоточка. Дим может изобразить ее, если хотите…
– Нет, спасибо, – ответил Харри.
– Она очень популярна. Особенно среди американцев. Умеет плакать когда захочешь.
И Ван провел указательным пальцем по ее щекам.
– Она нашла его в номере лежащим с ножом в спине. Как это случилось?
– Дим прибежала сюда и ужасно кричала.
– Как, прямо на коньках?
Ван укоризненно посмотрел на Харри.
– Коньки надевают, уже сняв трусы.
Харри согласился, что так и правда удобнее, и махнул рукой, призывая китайца продолжать.
– Мне больше нечего сказать, господин полицейский. Мы вернулись в номер и удостоверились, что все так и есть, а затем я запер дверь и позвонил в полицию.
– По словам Дим, дверь была открыта, когда она вошла в номер. И все-таки, была ли она приоткрыта или просто не заперта?
Ван пожал плечами.
– Дверь была закрыта, но не заперта. Это важно?
– Никогда не знаешь, что может оказаться важным. Вы не заметили поблизости от номера кого-нибудь еще тем вечером?
Ван покачал головой.
– А где у вас книга посетителей? – спросил Харри. Он начал уставать от этого разговора.
Китаец вскинул глаза:
– Нет никакой книги.
Харри молча смотрел на него.
– Нет никакой книги, – повторил китаец. – Зачем нам она? Сюда же никто не станет приходить, если придется регистрироваться и сообщать имя и адрес.
– Я не идиот, Ван. Никто и не думает о регистрации, но сами-то вы, разумеется, ведете запись. Так, на всякий случай. Здесь наверняка попадаются важные персоны, и книга посетителей может пригодиться, если у вас в один прекрасный день возникнут проблемы. Не правда ли?
Китаец моргнул по-лягушачьи.
– Не капризничайте, Ван. Тому, кто не замешан в убийстве, нечего бояться. Особенно если он не публичная персона. Слово чести. Ну, давайте сюда книгу.
Она оказалась маленьким блокнотом, и Харри быстро просмотрел странички, заполненные убористыми записями с непонятными тайскими значками.
– Сюда придет один из полицейских и сделает копию, – сказал он.
У «мерседеса» его дожидались все трое. Горели фары, и на освещенном патио лежал вскрытый кейс.
– Нашли что-нибудь?
– Похоже, у посла были особые сексуальные пристрастия.
– Знаю. Тоня Хардинг. Я называю это сексуальным извращением.
Внезапно Харри застыл перед кейсом. В желтых лучах фар отчетливо выступили все детали на черно-белой фотографии. Его пробрала дрожь. Конечно же он слышал о подобном, даже читал рапорты и разговаривал об этом с коллегами из отдела половых преступлений, но впервые в жизни увидел, как взрослый насилует ребенка.
Глава 8
Они ехали по Сукхумвит-роуд, вдоль которой бок о бок стояли трехзвездочные отели, роскошные виллы и хибары из досок и листов жести. Но Харри не смотрел по сторонам, взгляд его уперся в одну точку.
– Движение сейчас посвободнее, – сказала Крамли.
– Ага.
Она улыбнулась одними губами.
– Извини, но в Бангкоке мы обсуждаем трафик, как в других местах говорят о погоде. Стоит пожить здесь совсем недолго, как становится понятно – почему. Погода одна и та же с января по май. Летом муссоны приносят дожди. И тогда льет три месяца, не переставая. Больше о погоде сказать нечего. Кроме того, что у нас жарко. Мы повторяем это друг другу круглый год, и потом разговор иссякает сам собой. Ты меня слушаешь?
– Мм.
– Другое дело транспорт. Он влияет на повседневную жизнь в Бангкоке больше, чем какой-нибудь тайфун. Я никогда не знаю наверняка, в котором часу доберусь до работы, когда утром сажусь в машину: дорога может занять от сорока минут до четырех часов. А десять лет назад я тратила на нее двадцать пять минут.
– Что же случилось?
– Рост. Экономический рост – вот что. За последние двадцать лет произошел экономический бум, и Бангкок сделался «кукушонком» Таиланда. Здесь есть рабочие места, люди приезжают в город из деревень. Все больше народу торопится на работу по утрам, все больше ртов необходимо накормить, все больше грузов надо перевезти. Число машин выросло, а политики только обещают нам новые дороги и потирают руки, радуясь хорошим временам.
– Но времена действительно хорошие?
– Не то чтобы мне не нравилось, что обитатели бамбуковых хижин покупают себе цветные телевизоры, но все происходит ужасно быстро. И если ты меня спросишь, то я отвечу, что рост ради самого роста – это логика раковой опухоли. Скажу больше: я даже рада, что в прошлом году мы уперлись в стенку А после девальвации валюты наша экономика словно бы оказалась в морозилке. И это уже заметно по дорожному движению.
– То есть раньше на дорогах было еще хуже, чем теперь?
– Вот именно. Смотри…
И Крамли показала пальцем на гигантскую парковку, где стояли сотни бетономешалок.
– Год назад эта стоянка была почти пуста, но теперь мало кто занимается строительством, так что, как видишь, флот встал на прикол. А в торговые центры народ ходит только ради кондиционеров, торговля практически замерла.
Некоторое время они ехали молча.
– Как ты думаешь, кто стоит за всем этим паскудством? – спросил Харри.
– Валютные спекулянты.
Он непонимающе уставился на нее.
– Я о снимках.
– А-а. – Она бросила на него беглый взгляд. – Что, не одобряешь?
Он пожал плечами.
– Я особой толерантностью не отличаюсь. Иногда я даже готов поддержать смертную казнь.
Инспектор Крамли посмотрела на часы.
– По дороге к тебе мы будем проезжать ресторан. Что скажешь о блиц-курсе традиционной тайской кухни?
– С удовольствием. Но ты не ответила на мой вопрос.
– Кто стоит за фотками? Харри, в Таиланде самое большое число извращенцев по сравнению с остальными странами. Сюда приезжают ради нашей секс-индустрии, которая удовлетворяет любые желания. Я подчеркиваю – любые. Так откуда же мне знать, кто стоит за этой детской порнухой?
Харри сморщился и покрутил шеей.
– Я просто спросил. Не случалось ли в Таиланде какого скандала с посольским педофилом пару лет назад?
– Действительно, мы раскрутили одно такое дело о педофилии, в котором были замешаны иностранные дипломаты, в том числе посол Австралии. Дело крайне неприятное.
– Но не для полиции?
– Вот еще! Для нас это было все равно что выиграть чемпионат мира по футболу и одновременно получить «Оскар». Премьер-министр прислал нам поздравительную телеграмму, министр по туризму был в восторге, на нас пролился дождь наград. Знаешь, такие события укрепляют престиж полиции в глазах людей.
– Так с чего мы начнем поиски?
– Даже не представляю. Во-первых, все те, кто был замешан в том деле, сидят в тюрьме или высланы из страны. Во-вторых, я вовсе не уверена, что фотографии имели какое-то отношение к убийству.
Крамли свернула на парковку, где стоял охранник, показывая им на немыслимо узкий просвет между двумя машинами. Она нажала на кнопку, зажужжала электроника, и большие стекла по обе стороны джипа поползли вниз. Тогда она переключилась на заднюю передачу и нажала на газ.
– Вряд ли… – начал было Харри, но старший инспектор уже припарковалась. Боковые зеркала все еще дрожали. – Как же мы теперь выйдем? – спросил он.
– Не стоит так волноваться, инспектор.
Упершись обеими руками, она вылезла в боковое окно, поставила ногу на крыло машины и спрыгнула. С некоторым усилием Харри повторил этот маневр.
– Постепенно научишься, – сказала она и направилась вперед. – Бангкок – тесный город.
– А как же магнитола? – напомнил ей Харри и обернулся на соблазнительно открытое окно джипа. – Ты что, рассчитываешь найти ее там же, когда мы вернемся?
Она показала полицейский жетон охраннику, тот сразу же вскочил.
– Да.
– На ноже никаких отпечатков, – сказала Крамли и довольно причмокнула. «Сом-там», что-то вроде зеленого салата с папайей, оказался не таким уж экзотическим, как ожидал Харри. Но вкусным. И острым.
Крамли шумно втянула в себя пивную пену. Он тотчас оглянулся на соседей, но, похоже, никто не обратил на них никакого внимания, скорее всего потому, что звук заглушала полька, которую наяривал местный струнный оркестр в глубине зала и которую в свою очередь перекрывал гул транспорта на улице. Харри решил, что выпьет две кружки пива. И все на этом. А по дороге домой, допустим, прихватить блок из шести банок.
– А что можно сказать об орнаменте на рукоятке?
– Нхо считает, что нож откуда-то с севера, такие в ходу у горных племен в провинции Чиан-грай или где-то по соседству Судя по инкрустации цветным стеклом. Нхо не уверен на сто процентов, но в любом случае нож необычный, такой не купишь в местных лавочках, так что завтра мы пошлем его профессору-искусствоведу из музея Бенчамабопхит. Он знает все о старинных ножах.
Лиз махнула рукой, и подошедший официант налил ей из супницы дымящегося супа из кокосового молока.
– Поосторожнее с беленькими. И с красненькими, они обжигают, – сказала она, указывая ложкой. – Кстати, с зелененькими тоже.
Харри скептически разглядывал различные ингредиенты кушанья в своей миске.
– А что тут можно есть без опасений?
– Корень галанга, думаю, о’кей.
– У тебя есть версии? – спросил он нарочито громко, чтобы не слышать, как она прихлебывает.
– Насчет возможного убийцы? Конечно. Множество. Во-первых, это могла быть сама проститутка. Или владелец мотеля. А может, и сразу оба. Это первое, что пришло в голову.
– И какие же у них мотивы?
– Деньги.
– В бумажнике Мольнеса лежало пятьсот батов.
– Поскольку он доставал бумажник в холле мотеля, наш друг Ван мог увидеть, что денег там гораздо больше, что вполне вероятно, а значит, соблазн оказался слишком велик. Ван мог и не знать, что тот дипломат и что разгорится такой скандал.
– И как же все происходило?
Крамли, энергично подняв вилку, наклонилась вперед.
– Они поджидают, пока посол пройдет к себе в номер, стучатся и всаживают в него нож, как только он, открыв дверь, поворачивается к ним спиной. Он падает прямо на постель, они опустошают его бумажник, но при этом оставляют там пятьсот батов, чтобы дело не походило на ограбление. Затем выжидают три часа и звонят в полицию. У Вана наверняка есть дружок в участке, который проследил, чтобы все прошло гладко. Ни мотива, ни подозреваемых, все ведь хотят замять дело о проституции. Следующий, пожалуйста!
Вдруг у Харри глаза полезли из орбит. Он судорожно схватил кружку и поднес ко рту.
– Красненький попался? – усмехнулась Крамли.
Харри тяжело перевел дух.
– Ну что ж, неплохая версия, старший инспектор. Но полагаю, ты ошибаешься, – с трудом выговорил он.
Она наморщила лоб:
– А как по-твоему?
– Во-первых: ты согласна, что женщина не смогла бы совершить убийство без помощи Вана?
Крамли задумалась.
– Давай прикинем. Если Ван в этом не участвовал, то можем исходить из того, что он не лжет. Значит, она не могла его убить раньше, чем вошла туда в половине двенадцатого. Но врач утверждает, что убийство произошло не позднее десяти часов. Я согласна, Холе, она не могла убить его сама.
Парочка за соседним столом в недоумении уставилась на Крамли.
– Прекрасно. Во-вторых, ты предполагаешь, что Ван на момент убийства не знал о дипломатическом статусе Мольнеса, иначе он не убил бы его, поскольку разгорелся бы скандал, раз клиент не простой турист. Правильно?
– Ну…
– Мужик, между прочим, тайно ведет запись посетителей, у него наверняка целый список политиков и государственных чиновников. День и час каждого посещения мотеля. Так, на всякий случай, чтобы было чем шантажировать, если кто-то вздумает наехать на его заведение. Но когда появляется кто-то, кого он не знает в лицо, то не потребуешь ведь документы? И тогда он выходит во двор, якобы удостовериться, нет ли кого еще в машине, так? А на самом деле – чтобы выяснить, кто такой этот клиент.
– Я тебя не понимаю.
– Он записал наш номер машины, ясно? А потом пробил по базе. Увидев синий номер «мерседеса», он тут же смекнул, что Мольнес – дипломат.
Крамли задумчиво посмотрела на него. Потом молниеносно развернулась и уставилась на соседний столик. Сидевшая там парочка вздрогнула и уткнулась в свои тарелки.
Крамли почесала ногу вилкой.
– Дождя не было уже три месяца, – произнесла она.
– Прости, что?
Она махнула официанту, чтобы тот принес счет.
– Это имеет какое-то отношение к делу? – спросил Харри.
– Да не особенно, – ответила она.
Близилось три часа ночи. Уличный шум заглушало ровное гудение вентилятора на ночном столике. Лишь изредка Харри слышал, как тяжелый грузовик проезжает по мосту Таксин-бридж или одинокий речной теплоход гудит, отходя от причала на Чао-Прайя.
Заперев за собой дверь квартиры, он увидел, что на телефоне мигает красная лампочка, и, нажав на автоответчик, прослушал два сообщения. Одно было из норвежского посольства. Советник Тонье Виг говорила несколько в нос – либо родом из Осло, либо хочет, чтобы все так думали. Своим гнусавым голосом она просила Харри быть в посольстве в десять часов утра, но под конец сообщения изменила время на двенадцать, так как обнаружила, что у нее уже назначена встреча на четверть одиннадцатого.
Второе сообщение оказалось от Бьярне Мёллера. Он просто пожелал Харри успеха. По его голосу было понятно, что он не очень-то любит автоответчики.
Харри упал на кровать, не зажигая света. Он так и не купил себе шесть банок пива. Шприцы с витамином В12 лежали в чемодане. После запоя в Сиднее он вообще не мог пальцем пошевельнуть, и всего лишь один шприц поднял его на ноги. Он вздохнул. Когда он принял решение? Когда согласился на эту работу в Бангкоке? Нет, раньше, несколько недель назад, когда он назначил сам себе крайний срок: день рождения Сестрёныша.
Бог ведает, почему он все-таки решился. Может, ему надоело отсутствовать. Когда день проходит за днем, не оставляя следа в памяти. И все такое. Он терпеть не мог рассуждений в духе старинной комедии про Еппе, который больше не пьет[7]. А просто брал и принимал решения, раз и навсегда. Без всяких компромиссов, без отсрочек. «Я могу завязать хоть сегодня». Сколько раз он слышал это от парней из «Шрёдера», пытавшихся убедить себя, что они не законченные алкоголики? Сам-то он, конечно, законченный, но зато он единственный из них действительно может завязать, когда захочет. До дня рождения еще девять дней, но раз Эуне сказал, что командировка может стать хорошим поводом, то Харри решил начать не откладывая.
Застонав, он перевернулся на другой бок.
Интересно, что сейчас делает Сестрёныш, если осмелилась выйти из дома сегодня вечером? И позвонила ли она отцу, как обещала? И сможет ли он действительно поговорить с ней, не ограничиваясь односложными «да» и «нет»?
Шел уже четвертый час утра, и пусть в Норвегии еще только девять вечера, но Харри уже вторые сутки на ногах, так что заснуть вроде бы не проблема. Но едва он закрывал глаза, как перед ним появлялась фотография маленького голого тайского мальчика, освещенная автомобильными фарами, и Харри снова открывал глаза. Пожалуй, все-таки надо было купить блок пива. Когда он наконец уснул, уже светало, и на Таксин-бридж вновь загудел транспортный поток.
– Движение сейчас посвободнее, – сказала Крамли.
– Ага.
Она улыбнулась одними губами.
– Извини, но в Бангкоке мы обсуждаем трафик, как в других местах говорят о погоде. Стоит пожить здесь совсем недолго, как становится понятно – почему. Погода одна и та же с января по май. Летом муссоны приносят дожди. И тогда льет три месяца, не переставая. Больше о погоде сказать нечего. Кроме того, что у нас жарко. Мы повторяем это друг другу круглый год, и потом разговор иссякает сам собой. Ты меня слушаешь?
– Мм.
– Другое дело транспорт. Он влияет на повседневную жизнь в Бангкоке больше, чем какой-нибудь тайфун. Я никогда не знаю наверняка, в котором часу доберусь до работы, когда утром сажусь в машину: дорога может занять от сорока минут до четырех часов. А десять лет назад я тратила на нее двадцать пять минут.
– Что же случилось?
– Рост. Экономический рост – вот что. За последние двадцать лет произошел экономический бум, и Бангкок сделался «кукушонком» Таиланда. Здесь есть рабочие места, люди приезжают в город из деревень. Все больше народу торопится на работу по утрам, все больше ртов необходимо накормить, все больше грузов надо перевезти. Число машин выросло, а политики только обещают нам новые дороги и потирают руки, радуясь хорошим временам.
– Но времена действительно хорошие?
– Не то чтобы мне не нравилось, что обитатели бамбуковых хижин покупают себе цветные телевизоры, но все происходит ужасно быстро. И если ты меня спросишь, то я отвечу, что рост ради самого роста – это логика раковой опухоли. Скажу больше: я даже рада, что в прошлом году мы уперлись в стенку А после девальвации валюты наша экономика словно бы оказалась в морозилке. И это уже заметно по дорожному движению.
– То есть раньше на дорогах было еще хуже, чем теперь?
– Вот именно. Смотри…
И Крамли показала пальцем на гигантскую парковку, где стояли сотни бетономешалок.
– Год назад эта стоянка была почти пуста, но теперь мало кто занимается строительством, так что, как видишь, флот встал на прикол. А в торговые центры народ ходит только ради кондиционеров, торговля практически замерла.
Некоторое время они ехали молча.
– Как ты думаешь, кто стоит за всем этим паскудством? – спросил Харри.
– Валютные спекулянты.
Он непонимающе уставился на нее.
– Я о снимках.
– А-а. – Она бросила на него беглый взгляд. – Что, не одобряешь?
Он пожал плечами.
– Я особой толерантностью не отличаюсь. Иногда я даже готов поддержать смертную казнь.
Инспектор Крамли посмотрела на часы.
– По дороге к тебе мы будем проезжать ресторан. Что скажешь о блиц-курсе традиционной тайской кухни?
– С удовольствием. Но ты не ответила на мой вопрос.
– Кто стоит за фотками? Харри, в Таиланде самое большое число извращенцев по сравнению с остальными странами. Сюда приезжают ради нашей секс-индустрии, которая удовлетворяет любые желания. Я подчеркиваю – любые. Так откуда же мне знать, кто стоит за этой детской порнухой?
Харри сморщился и покрутил шеей.
– Я просто спросил. Не случалось ли в Таиланде какого скандала с посольским педофилом пару лет назад?
– Действительно, мы раскрутили одно такое дело о педофилии, в котором были замешаны иностранные дипломаты, в том числе посол Австралии. Дело крайне неприятное.
– Но не для полиции?
– Вот еще! Для нас это было все равно что выиграть чемпионат мира по футболу и одновременно получить «Оскар». Премьер-министр прислал нам поздравительную телеграмму, министр по туризму был в восторге, на нас пролился дождь наград. Знаешь, такие события укрепляют престиж полиции в глазах людей.
– Так с чего мы начнем поиски?
– Даже не представляю. Во-первых, все те, кто был замешан в том деле, сидят в тюрьме или высланы из страны. Во-вторых, я вовсе не уверена, что фотографии имели какое-то отношение к убийству.
Крамли свернула на парковку, где стоял охранник, показывая им на немыслимо узкий просвет между двумя машинами. Она нажала на кнопку, зажужжала электроника, и большие стекла по обе стороны джипа поползли вниз. Тогда она переключилась на заднюю передачу и нажала на газ.
– Вряд ли… – начал было Харри, но старший инспектор уже припарковалась. Боковые зеркала все еще дрожали. – Как же мы теперь выйдем? – спросил он.
– Не стоит так волноваться, инспектор.
Упершись обеими руками, она вылезла в боковое окно, поставила ногу на крыло машины и спрыгнула. С некоторым усилием Харри повторил этот маневр.
– Постепенно научишься, – сказала она и направилась вперед. – Бангкок – тесный город.
– А как же магнитола? – напомнил ей Харри и обернулся на соблазнительно открытое окно джипа. – Ты что, рассчитываешь найти ее там же, когда мы вернемся?
Она показала полицейский жетон охраннику, тот сразу же вскочил.
– Да.
– На ноже никаких отпечатков, – сказала Крамли и довольно причмокнула. «Сом-там», что-то вроде зеленого салата с папайей, оказался не таким уж экзотическим, как ожидал Харри. Но вкусным. И острым.
Крамли шумно втянула в себя пивную пену. Он тотчас оглянулся на соседей, но, похоже, никто не обратил на них никакого внимания, скорее всего потому, что звук заглушала полька, которую наяривал местный струнный оркестр в глубине зала и которую в свою очередь перекрывал гул транспорта на улице. Харри решил, что выпьет две кружки пива. И все на этом. А по дороге домой, допустим, прихватить блок из шести банок.
– А что можно сказать об орнаменте на рукоятке?
– Нхо считает, что нож откуда-то с севера, такие в ходу у горных племен в провинции Чиан-грай или где-то по соседству Судя по инкрустации цветным стеклом. Нхо не уверен на сто процентов, но в любом случае нож необычный, такой не купишь в местных лавочках, так что завтра мы пошлем его профессору-искусствоведу из музея Бенчамабопхит. Он знает все о старинных ножах.
Лиз махнула рукой, и подошедший официант налил ей из супницы дымящегося супа из кокосового молока.
– Поосторожнее с беленькими. И с красненькими, они обжигают, – сказала она, указывая ложкой. – Кстати, с зелененькими тоже.
Харри скептически разглядывал различные ингредиенты кушанья в своей миске.
– А что тут можно есть без опасений?
– Корень галанга, думаю, о’кей.
– У тебя есть версии? – спросил он нарочито громко, чтобы не слышать, как она прихлебывает.
– Насчет возможного убийцы? Конечно. Множество. Во-первых, это могла быть сама проститутка. Или владелец мотеля. А может, и сразу оба. Это первое, что пришло в голову.
– И какие же у них мотивы?
– Деньги.
– В бумажнике Мольнеса лежало пятьсот батов.
– Поскольку он доставал бумажник в холле мотеля, наш друг Ван мог увидеть, что денег там гораздо больше, что вполне вероятно, а значит, соблазн оказался слишком велик. Ван мог и не знать, что тот дипломат и что разгорится такой скандал.
– И как же все происходило?
Крамли, энергично подняв вилку, наклонилась вперед.
– Они поджидают, пока посол пройдет к себе в номер, стучатся и всаживают в него нож, как только он, открыв дверь, поворачивается к ним спиной. Он падает прямо на постель, они опустошают его бумажник, но при этом оставляют там пятьсот батов, чтобы дело не походило на ограбление. Затем выжидают три часа и звонят в полицию. У Вана наверняка есть дружок в участке, который проследил, чтобы все прошло гладко. Ни мотива, ни подозреваемых, все ведь хотят замять дело о проституции. Следующий, пожалуйста!
Вдруг у Харри глаза полезли из орбит. Он судорожно схватил кружку и поднес ко рту.
– Красненький попался? – усмехнулась Крамли.
Харри тяжело перевел дух.
– Ну что ж, неплохая версия, старший инспектор. Но полагаю, ты ошибаешься, – с трудом выговорил он.
Она наморщила лоб:
– А как по-твоему?
– Во-первых: ты согласна, что женщина не смогла бы совершить убийство без помощи Вана?
Крамли задумалась.
– Давай прикинем. Если Ван в этом не участвовал, то можем исходить из того, что он не лжет. Значит, она не могла его убить раньше, чем вошла туда в половине двенадцатого. Но врач утверждает, что убийство произошло не позднее десяти часов. Я согласна, Холе, она не могла убить его сама.
Парочка за соседним столом в недоумении уставилась на Крамли.
– Прекрасно. Во-вторых, ты предполагаешь, что Ван на момент убийства не знал о дипломатическом статусе Мольнеса, иначе он не убил бы его, поскольку разгорелся бы скандал, раз клиент не простой турист. Правильно?
– Ну…
– Мужик, между прочим, тайно ведет запись посетителей, у него наверняка целый список политиков и государственных чиновников. День и час каждого посещения мотеля. Так, на всякий случай, чтобы было чем шантажировать, если кто-то вздумает наехать на его заведение. Но когда появляется кто-то, кого он не знает в лицо, то не потребуешь ведь документы? И тогда он выходит во двор, якобы удостовериться, нет ли кого еще в машине, так? А на самом деле – чтобы выяснить, кто такой этот клиент.
– Я тебя не понимаю.
– Он записал наш номер машины, ясно? А потом пробил по базе. Увидев синий номер «мерседеса», он тут же смекнул, что Мольнес – дипломат.
Крамли задумчиво посмотрела на него. Потом молниеносно развернулась и уставилась на соседний столик. Сидевшая там парочка вздрогнула и уткнулась в свои тарелки.
Крамли почесала ногу вилкой.
– Дождя не было уже три месяца, – произнесла она.
– Прости, что?
Она махнула официанту, чтобы тот принес счет.
– Это имеет какое-то отношение к делу? – спросил Харри.
– Да не особенно, – ответила она.
Близилось три часа ночи. Уличный шум заглушало ровное гудение вентилятора на ночном столике. Лишь изредка Харри слышал, как тяжелый грузовик проезжает по мосту Таксин-бридж или одинокий речной теплоход гудит, отходя от причала на Чао-Прайя.
Заперев за собой дверь квартиры, он увидел, что на телефоне мигает красная лампочка, и, нажав на автоответчик, прослушал два сообщения. Одно было из норвежского посольства. Советник Тонье Виг говорила несколько в нос – либо родом из Осло, либо хочет, чтобы все так думали. Своим гнусавым голосом она просила Харри быть в посольстве в десять часов утра, но под конец сообщения изменила время на двенадцать, так как обнаружила, что у нее уже назначена встреча на четверть одиннадцатого.
Второе сообщение оказалось от Бьярне Мёллера. Он просто пожелал Харри успеха. По его голосу было понятно, что он не очень-то любит автоответчики.
Харри упал на кровать, не зажигая света. Он так и не купил себе шесть банок пива. Шприцы с витамином В12 лежали в чемодане. После запоя в Сиднее он вообще не мог пальцем пошевельнуть, и всего лишь один шприц поднял его на ноги. Он вздохнул. Когда он принял решение? Когда согласился на эту работу в Бангкоке? Нет, раньше, несколько недель назад, когда он назначил сам себе крайний срок: день рождения Сестрёныша.
Бог ведает, почему он все-таки решился. Может, ему надоело отсутствовать. Когда день проходит за днем, не оставляя следа в памяти. И все такое. Он терпеть не мог рассуждений в духе старинной комедии про Еппе, который больше не пьет[7]. А просто брал и принимал решения, раз и навсегда. Без всяких компромиссов, без отсрочек. «Я могу завязать хоть сегодня». Сколько раз он слышал это от парней из «Шрёдера», пытавшихся убедить себя, что они не законченные алкоголики? Сам-то он, конечно, законченный, но зато он единственный из них действительно может завязать, когда захочет. До дня рождения еще девять дней, но раз Эуне сказал, что командировка может стать хорошим поводом, то Харри решил начать не откладывая.
Застонав, он перевернулся на другой бок.
Интересно, что сейчас делает Сестрёныш, если осмелилась выйти из дома сегодня вечером? И позвонила ли она отцу, как обещала? И сможет ли он действительно поговорить с ней, не ограничиваясь односложными «да» и «нет»?
Шел уже четвертый час утра, и пусть в Норвегии еще только девять вечера, но Харри уже вторые сутки на ногах, так что заснуть вроде бы не проблема. Но едва он закрывал глаза, как перед ним появлялась фотография маленького голого тайского мальчика, освещенная автомобильными фарами, и Харри снова открывал глаза. Пожалуй, все-таки надо было купить блок пива. Когда он наконец уснул, уже светало, и на Таксин-бридж вновь загудел транспортный поток.
Глава 9
Нхо вошел в Управление полиции через главный вход и остановился, увидев, как высокий светловолосый полицейский пытается что-то втолковать улыбающемуся охраннику.
– Доброе утро, мистер Холе, могу ли я помочь? Харри обернулся. Глаза у него были опухшие и красные.
– Да, проведи меня мимо этого упрямого осла. Нхо кивнул охраннику, и тот посторонился, пропуская их.
– Он утверждает, что не помнит меня со вчерашнего дня, – возмущался Харри, пока они ожидали лифта. – Черт побери, разве он не должен помнить хотя бы то, что было вчера?
– Не знаю. Вы уверены, что вчера дежурил именно он?
– Во всяком случае, кто-то очень похожий на него.
Нхо пожал плечами.
– Может, для тебя все тайцы на одно лицо? Харри уже собрался ответить, когда заметил на губах Нхо язвительную улыбочку.
– Вот именно. А ты пытаешься объяснить мне, что мы, белые, для вас тоже все одинаковые?
– Да нет. Мы видим разницу между Арнольдом Шварценеггером и Памелой Андерсон.
Харри широко улыбнулся. Ему нравился этот молодой полицейский.
– Ладно. Понимаю. Один-ноль в твою пользу, Нхо.
– Нхо.
– Нхо, да. Разве я сказал не так?
Нхо с улыбкой покачал головой.
Лифт оказался битком набит и так пахуч, что втиснуться в него было все равно что в сумку с несвежим тренировочным костюмом. Харри на две головы возвышался над остальными. Некоторые подняли на него глаза, одобрительно улыбаясь. Один из них спросил Нхо о чем-то и затем произнес:
– A, Norway… that’s… that’s… I can’t remember his name… please help me[8].
Харри улыбнулся и попробовал с сожалением развести руками, но в лифте было слишком тесно.
– Yes, yes, very famous![9] – настаивал собеседник.
– Ибсен? – попробовал помочь ему Харри. – Нансен?
– No, no, more famous![10]
– Гамсун? Григ?
– No, по. – Человек раздосадованно посмотрел на них, когда они вышли на пятом этаже.
– Твой кабинет, – Крамли показала пальцем.
– Здесь уже кто-то сидит, – возразил Харри.
– Не там. А вон там.
– Там?
И он уставился на стул, втиснуый между другими за длинным-предлинным столом, где бок о бок сидели сотрудники. Места на куске стола напротив его стула хватало как раз для блокнота и телефонного аппарата.
– Посмотрим, может, я смогу устроить тебя в другом месте, если тебе придется у нас задержаться.
– Надеюсь, этого не произойдет, – пробормотал Харри.
Инспектор собрала свою команду на утреннюю летучку. Собственно, в команду входили Нхо и Сунтхорн, двое полицейских, которых Харри уже видел накануне вечером, и еще Рангсан, самый старший из сотрудников отдела.
Рангсан сидел, углубившись в газету, и делал вид, что внимательно читает, но время от времени вставлял свои комментарии по-тайски, которые довольная Крамли тут же записывала в маленькую черную книжечку.
– Отлично, – сказала она, захлопнув книжку. – Итак, мы впятером попробуем раскусить этот орешек. Среди нас есть норвежский коллега, поэтому все общение отныне будет идти по-английски. Начнем с технической экспертизы. Рангсан говорил с парнем из технического отдела. Пожалуйста.
Рангсан бережно свернул газету и откашлялся. У него были жидкие волосы, очки на шнурке сползли на кончик носа, – всем своим видом он напоминал Харри школьного учителя, снисходительно и несколько саркастически взирающего на окружающий мир.
– Я разговаривал с Супавади из технического. Они нашли целую кучу отпечатков в номере мотеля, что неудивительно, но ни одни из них не принадлежали убитому.
Другие отпечатки идентифицированы не были.
– Это не так-то легко сделать, – пояснил Ранг-сан. – Даже если «Олимпусси» посещает не так много клиентов, все равно там осталось не менее сотни отпечатков.
– А что, нет отпечатков на дверной ручке? – спросил Харри.
– К сожалению, их там слишком много. И ни одного целого.
Крамли положила ноги в найковских кроссовках на стол.
– Мольнес, по всей видимости, сразу лег в постель, едва войдя в номер, так что не успел особо наследить. И по меньшей мере два человека брались за ручку двери после убийства – Дим и Ван. – Она кивнула Рангсану, который снова было развернул газету. – Вскрытие показало, как мы и предполагали, что посол был заколот ножом. Нож проколол левое легкое и угодил прямо в сердце, так что перикард наполнился кровью.
– Тампонада, – вставил Харри.
– Что?
– Так это называется. Все равно что засунуть вату в колокольчик: сердце не в состоянии биться и захлебывается собственной кровью.
Крамли скривилась.
– О’кей, оставим пока технические детали и вернемся к общей картине преступления. Кстати, наш норвежский коллега уже отверг версию о том, что мотивом убийства послужило ограбление. Может, расскажешь нам, Харри, что ты думаешь об этом убийстве?
Все повернулись к нему. Харри покачал головой.
– Я пока ничего не думаю. Просто я считаю, что в этом деле есть две странные вещи.
– Мы все внимание, инспектор.
– Хорошо. ВИЧ ведь широко распространен в Таиланде, не так ли?
Воцарилось молчание. Рангсан выглянул из-за края газеты:
– У нас полмиллиона инфицированных, согласно официальной статистике. В ближайшие пять лет прогнозируется от двух до трех миллионов носителей вируса.
– Благодарю за информацию. У Мольнеса не было с собой презервативов. Много вы знаете людей, которые решились бы на секс с проституткой в Бангкоке без презерватива?
Никто не ответил. Рангсан что-то буркнул по-тайски, двое других тайцев громко захохотали.
– Гораздо больше, чем ты думаешь, – перевела ему Крамли.
– Всего пару лет назад мало кто из проституток в Бангкоке вообще знал, что такое ВИЧ, – сказал Нхо. – Но теперь многие из них сами берут с собой презервативы.
– Допустим. Но если я отец семейства, как Мольнес, то я, скорее всего, позабочусь о том, чтобы тоже иметь презервативы, ради своей же безопасности.
Сунтхорн фыркнул:
– Если бы я был отцом семейства, я не пошел бы к сопхени.
– К проститутке, – перевела Крамли.
– Разумеется. – Харри рассеянно постукивал карандашом по ручке стула.
– Что еще странного ты нашел в этом деле, Харри?
– Деньги.
– Деньги?
– У него с собой было всего пятьсот батов, то есть примерно десять американских долларов. Но девочка, которую он снял, стоит тысячу пятьсот батов.
На мгновение все притихли.
– Хороший вопрос, – сказала Крамли. – Но может, она обеспечила себе гонорар до того, как подняла тревогу, обнаружив, что он мертв?
– Ты имеешь в виду, что она его ограбила?
– Именно. Выполнила свою часть договора.
Харри кивнул:
– Возможно. Когда мы сможем поговорить с ней?
– После обеда. – Крамли снова откинулась на стул. – Если желающих выступить больше нет, то все свободны.
Желающих не было.
По совету Нхо Харри выкроил сорок пять минут, чтобы съездить в посольство. Спускаясь в переполненном лифте, он услышал знакомый голос:
– I know now, I know now![11] Сульшер! Сульшер!
Харри повернул голову и, соглашаясь, улыбнулся в ответ.
Так вот кто самый известный норвежец в мире. Футболист, нападающий, из английского промышленного города, потеснил всех наших первооткрывателей, художников и писателей. Поразмыслив немного, Харри решил, что мужчина в лифте по-своему прав.
– Доброе утро, мистер Холе, могу ли я помочь? Харри обернулся. Глаза у него были опухшие и красные.
– Да, проведи меня мимо этого упрямого осла. Нхо кивнул охраннику, и тот посторонился, пропуская их.
– Он утверждает, что не помнит меня со вчерашнего дня, – возмущался Харри, пока они ожидали лифта. – Черт побери, разве он не должен помнить хотя бы то, что было вчера?
– Не знаю. Вы уверены, что вчера дежурил именно он?
– Во всяком случае, кто-то очень похожий на него.
Нхо пожал плечами.
– Может, для тебя все тайцы на одно лицо? Харри уже собрался ответить, когда заметил на губах Нхо язвительную улыбочку.
– Вот именно. А ты пытаешься объяснить мне, что мы, белые, для вас тоже все одинаковые?
– Да нет. Мы видим разницу между Арнольдом Шварценеггером и Памелой Андерсон.
Харри широко улыбнулся. Ему нравился этот молодой полицейский.
– Ладно. Понимаю. Один-ноль в твою пользу, Нхо.
– Нхо.
– Нхо, да. Разве я сказал не так?
Нхо с улыбкой покачал головой.
Лифт оказался битком набит и так пахуч, что втиснуться в него было все равно что в сумку с несвежим тренировочным костюмом. Харри на две головы возвышался над остальными. Некоторые подняли на него глаза, одобрительно улыбаясь. Один из них спросил Нхо о чем-то и затем произнес:
– A, Norway… that’s… that’s… I can’t remember his name… please help me[8].
Харри улыбнулся и попробовал с сожалением развести руками, но в лифте было слишком тесно.
– Yes, yes, very famous![9] – настаивал собеседник.
– Ибсен? – попробовал помочь ему Харри. – Нансен?
– No, no, more famous![10]
– Гамсун? Григ?
– No, по. – Человек раздосадованно посмотрел на них, когда они вышли на пятом этаже.
– Твой кабинет, – Крамли показала пальцем.
– Здесь уже кто-то сидит, – возразил Харри.
– Не там. А вон там.
– Там?
И он уставился на стул, втиснуый между другими за длинным-предлинным столом, где бок о бок сидели сотрудники. Места на куске стола напротив его стула хватало как раз для блокнота и телефонного аппарата.
– Посмотрим, может, я смогу устроить тебя в другом месте, если тебе придется у нас задержаться.
– Надеюсь, этого не произойдет, – пробормотал Харри.
Инспектор собрала свою команду на утреннюю летучку. Собственно, в команду входили Нхо и Сунтхорн, двое полицейских, которых Харри уже видел накануне вечером, и еще Рангсан, самый старший из сотрудников отдела.
Рангсан сидел, углубившись в газету, и делал вид, что внимательно читает, но время от времени вставлял свои комментарии по-тайски, которые довольная Крамли тут же записывала в маленькую черную книжечку.
– Отлично, – сказала она, захлопнув книжку. – Итак, мы впятером попробуем раскусить этот орешек. Среди нас есть норвежский коллега, поэтому все общение отныне будет идти по-английски. Начнем с технической экспертизы. Рангсан говорил с парнем из технического отдела. Пожалуйста.
Рангсан бережно свернул газету и откашлялся. У него были жидкие волосы, очки на шнурке сползли на кончик носа, – всем своим видом он напоминал Харри школьного учителя, снисходительно и несколько саркастически взирающего на окружающий мир.
– Я разговаривал с Супавади из технического. Они нашли целую кучу отпечатков в номере мотеля, что неудивительно, но ни одни из них не принадлежали убитому.
Другие отпечатки идентифицированы не были.
– Это не так-то легко сделать, – пояснил Ранг-сан. – Даже если «Олимпусси» посещает не так много клиентов, все равно там осталось не менее сотни отпечатков.
– А что, нет отпечатков на дверной ручке? – спросил Харри.
– К сожалению, их там слишком много. И ни одного целого.
Крамли положила ноги в найковских кроссовках на стол.
– Мольнес, по всей видимости, сразу лег в постель, едва войдя в номер, так что не успел особо наследить. И по меньшей мере два человека брались за ручку двери после убийства – Дим и Ван. – Она кивнула Рангсану, который снова было развернул газету. – Вскрытие показало, как мы и предполагали, что посол был заколот ножом. Нож проколол левое легкое и угодил прямо в сердце, так что перикард наполнился кровью.
– Тампонада, – вставил Харри.
– Что?
– Так это называется. Все равно что засунуть вату в колокольчик: сердце не в состоянии биться и захлебывается собственной кровью.
Крамли скривилась.
– О’кей, оставим пока технические детали и вернемся к общей картине преступления. Кстати, наш норвежский коллега уже отверг версию о том, что мотивом убийства послужило ограбление. Может, расскажешь нам, Харри, что ты думаешь об этом убийстве?
Все повернулись к нему. Харри покачал головой.
– Я пока ничего не думаю. Просто я считаю, что в этом деле есть две странные вещи.
– Мы все внимание, инспектор.
– Хорошо. ВИЧ ведь широко распространен в Таиланде, не так ли?
Воцарилось молчание. Рангсан выглянул из-за края газеты:
– У нас полмиллиона инфицированных, согласно официальной статистике. В ближайшие пять лет прогнозируется от двух до трех миллионов носителей вируса.
– Благодарю за информацию. У Мольнеса не было с собой презервативов. Много вы знаете людей, которые решились бы на секс с проституткой в Бангкоке без презерватива?
Никто не ответил. Рангсан что-то буркнул по-тайски, двое других тайцев громко захохотали.
– Гораздо больше, чем ты думаешь, – перевела ему Крамли.
– Всего пару лет назад мало кто из проституток в Бангкоке вообще знал, что такое ВИЧ, – сказал Нхо. – Но теперь многие из них сами берут с собой презервативы.
– Допустим. Но если я отец семейства, как Мольнес, то я, скорее всего, позабочусь о том, чтобы тоже иметь презервативы, ради своей же безопасности.
Сунтхорн фыркнул:
– Если бы я был отцом семейства, я не пошел бы к сопхени.
– К проститутке, – перевела Крамли.
– Разумеется. – Харри рассеянно постукивал карандашом по ручке стула.
– Что еще странного ты нашел в этом деле, Харри?
– Деньги.
– Деньги?
– У него с собой было всего пятьсот батов, то есть примерно десять американских долларов. Но девочка, которую он снял, стоит тысячу пятьсот батов.
На мгновение все притихли.
– Хороший вопрос, – сказала Крамли. – Но может, она обеспечила себе гонорар до того, как подняла тревогу, обнаружив, что он мертв?
– Ты имеешь в виду, что она его ограбила?
– Именно. Выполнила свою часть договора.
Харри кивнул:
– Возможно. Когда мы сможем поговорить с ней?
– После обеда. – Крамли снова откинулась на стул. – Если желающих выступить больше нет, то все свободны.
Желающих не было.
По совету Нхо Харри выкроил сорок пять минут, чтобы съездить в посольство. Спускаясь в переполненном лифте, он услышал знакомый голос:
– I know now, I know now![11] Сульшер! Сульшер!
Харри повернул голову и, соглашаясь, улыбнулся в ответ.
Так вот кто самый известный норвежец в мире. Футболист, нападающий, из английского промышленного города, потеснил всех наших первооткрывателей, художников и писателей. Поразмыслив немного, Харри решил, что мужчина в лифте по-своему прав.
Глава 10
На восемнадцатом этаже за дубовой дверью и двумя кордонами секьюрити Харри нашел наконец металлическую табличку с норвежским геральдическим львом. Женщина за стойкой, юная миловидная таиландка с маленьким ротиком, еще меньшим носиком и бархатными карими глазами на круглом лице, наморщила лоб, изучая его документы. Затем она сняла телефонную трубку, тихонько произнесла три слога и положила ее.
– Кабинет мисс Виг второй справа, сэр, – сказала она с такой очаровательной улыбкой, что Харри подумал было, а не влюбиться ли в нее с первого взгляда.
– Войдите, – раздался голос из-за двери, когда Харри постучал.
В кабинете, склонившись над большим письменным столом красного дерева, сидела Тонье Виг, погруженная в свои записи. Она подняла на вошедшего глаза, слегка улыбнувшись, стремительно встала со стула – высокая, худощавая, одетая в белый шелковый костюм, – и протянула Харри руку для приветствия.
– Кабинет мисс Виг второй справа, сэр, – сказала она с такой очаровательной улыбкой, что Харри подумал было, а не влюбиться ли в нее с первого взгляда.
– Войдите, – раздался голос из-за двери, когда Харри постучал.
В кабинете, склонившись над большим письменным столом красного дерева, сидела Тонье Виг, погруженная в свои записи. Она подняла на вошедшего глаза, слегка улыбнувшись, стремительно встала со стула – высокая, худощавая, одетая в белый шелковый костюм, – и протянула Харри руку для приветствия.